Цивилизованные люди

На стёклах очков отпечатались следы от пальцев. Не слишком серьёзная проблема, наверняка решалась проще простого даже здесь, в забытой всеми дыре чужого мира и времени. Мэл догадывалась, что именно нужно сделать, но сидела неподвижно, цепляясь на ухабах за дверцу. Вытирать пятна краем одежды — это так неопрятно. К тому же сквозь каждую линию отпечатков проступало солнце, блестело в дугах и завитках, точно искало хотя бы толику красоты в оставленной кем-то жирной грязи. Впрочем, трогал очки наверняка только Марек, и сейчас он тоже буквально сиял, разглядывая на «пани» свой подарок. Рулил, правда, молча, но ухмылялся так лукаво, что скрыть ответную улыбку не удавалось. Поблекла даже картинка из памяти человека в татуировках, этот пещерный кошмар с пленниками в клетках на костях, — всё заполонили солнечный свет и солнечная улыбка чеха. — Мать остаётся на твоём попечении, Зденек, — даже у себя в голове Мэл слышала сейчас только голос водителя. Строгий, но с теми неуловимыми нотками привязанности, с которыми старшие в семье обращаются к обожаемым младшим. Так с ней самой говорил брат, но это неважно, совсем неважно — какая разница, что и когда говорили те, кто сейчас мёртв. Марека дома ждали живые братья. Младшего из них — Мэл не смогла удержаться и подсмотрела — он совсем недавно наставлял не просто слушаться матери, а заботиться о ней на правах взрослого. — Ты скоро приедешь? — мальчишка почти всхлипывает. Он вылитый Марек, прямо уменьшенная копия: те же серо-зелёные глаза и лёгкая курносость, только круглая голова не обрита почти под ноль, как у старшего. Смотрит угрюмо, кажется, сейчас разревётся, но держится, только лоб трёт под спадающей чёлкой, чтобы скрыть невзрослые слёзы. — Скоро, — голос невидимого Марека теплеет. Крупная мужская рука с плохо отмытой мазутной каймой вокруг ногтей гладит младшего по каштановым волосам, потом хлопает по узкому детскому плечу. Слышится вздох, тяжкий, прерывистый: — Не хлюпай. Сам знаешь: нужны деньги, не Милошу же их зарабатывать. А о матери заботься, ты же мужчина. «Милош — самый старший…» — Мэл кивнула сама себе. Приглушенный свет размазался в пятнах на тёмных стёклах. Марек был прав: солнце старалось вовсю, жара нарастала, превращая открытый воздух в раскалённую, насыщенную парами духовку. Капли пота на вертящих баранку руках переливались, когда под тёмной от загара кожей водителя выпирали сухожилия. Слева от дороги мерцала речушка, и только ей, кажется, пока везло — утреннее светило едва выползло из-за холмистого хребта и до русла жгучими лучами не доставало. — Через «Управление мостами» не короче бы? — сквозь рёв мотора угрюмо осведомились из кузова. — Уже карабкались бы на холм. Марек в ответ только безмятежно заулыбался, копируя квакающий из динамиков чересчур бодрый мотивчик. Потом, решив, что драматическая пауза выдержана достаточно, поверх очков подмигнул Мэл и бросил через плечо: — Три переезда против двух. И солнце вечно в рожу — нет уж, увольте… Он странно, но певуче растягивал слова с нажимом на шипящие, и грохот камней под днищем не мог заглушить его голос. Можно было слушать и слушать, но позади всё смеялись: — Ради дамы старается. Расслабься, Марек, дама-то командира… Из кузова грохнули хохотом. — Отставить разговоры. Мы почти на месте, — как-то излишне резко обрубил Алвин. От него так и веяло холодом и чем-то похожим на глухую досаду. Марек молча прибавил газу, конечно, нарочно так, что пара приземистых халуп, возникших вдруг по обе стороны грунтовки, мгновенно скрылись из виду, растаяв в желтоватой пыли. Сквозь редкую поросль и выпирающие из почвы тёмные валуны чешуёй блеснула морская вода. Точно впереди, над самым берегом мелькнула развилка, у которой бродили рыжие существа, приземистые и с виду грузноватые. — Зку́рвысынэ*… — вырвалось у Марека на родном языке, когда одно из животных, вместо того чтобы скрыться с дороги от громыхающего авто, метнулось прямо под колёса. Внедорожник под рукой водителя вильнул, но удара не избежал, глухого, с надрывным взвизгом и короткой вспышкой предсмертной боли. Позади выругались. Пришлось упереться в сидение и дверцу, пока Марек отчаянно выруливал, пытаясь не угодить сначала в тесную парочку деревьев как раз на развилке, а потом в широкую вымоину на обочине, зияющую чёрной землёй посреди зелёной травы. — Вепр… Ка́нец… — Марек путался в словах, чешских и бог весть каких ещё, пока автомобиль не выровнялся полностью. На зубах скрипела пыль, а может, крупный чёрный песок с близкого берега. Интересно, почему чёрный? Почему, почему — застряло в голове, в то время как Мэл старалась не уронить подаренные очки. — Кабан, чтоб его… — выдохнул, наконец, водитель. На загорелом его лице почему-то побелели губы, — Мэл чувствовала онемение чужих мышц, как слышала и ток крови в выпуклом рисунке вен под кожей чужих рук. — Кабан. Почти как дома, на ферме… — Марек виновато покосился почему-то на одну только Мэл. Та не нашла ничего лучше, как сочувственно пожать плечами. В воспоминаниях у чеха маленький мальчик со вздыбленными ветром каштановыми волосами, конечно, тот самый братец Зденек, между двух неотёсанных деревяшек совал в хрюкающее клыкастое рыло здоровенную оранжевую морковь. Под колёсами тем временем проскрипел высушенный зноем бетон моста, перекинутого через устье речушки. — Лучше бы дракона задавил… — водитель состроил улыбку, гораздо бледнее, чем раньше. Мэл изумилась, уловив сожаление, перевела взгляд на сапфировое море, что раскинулось сейчас как раз с её стороны. «Нормальный. Неужели нормальный?» — донеслось мысленное от Алвина. Тот как всегда подмечал гораздо больше, чем обычно видят люди, а за водителем следил с особенным вниманием и чем-то тяжким на сердце. Мэл улавливала неясное предчувствие. У неё самой оно рождало под грудью комок, бесформенный, но живой, тянущий ледяные щупальца глубже и глубже. К чёрту. Все страхи и предчувствия — к чёрту и к дьяволу, вон уже столб чёрного дыма замаячил на берегу, а на вершине холма чётко нарисовалось сооружение, которое издалека растворял розовый утренний свет. Скелетина радиовышки втыкалась остриём в чистое небо и, казалось, стонала даже в безветрии. Впрочем, это тоже только воображение — никаких скрипов и стонов всё равно не услышишь сквозь натужное рычание мотора. Внедорожник ревел и грохотал на подъёме к холму, оставив внизу дорожную петлю, что вела к самому берегу и приткнутому там аванпосту под названием «Док в Брейк Пойнте». После остановки Мэл неплохо разглядела с возвышения это место, сразу оценив разницу между наёмничьим хозяйством и пиратскими гнёздами на северном острове. Добротный пирс, закованный в бетон кусок берега с двухэтажным строением, бочка на опорах. Неплохо устроились солдаты удачи, даже караульные не вялились на солнце — прятались под крышу, не то что Ваасовы недовояки. — Здешний бугор заявил: холм в нашем полном распоряжении на полдня. Только чтобы не отсвечивали особо и под ногами не путались… Кто это сказал? Австриец Пауль, которого назначили заместителем командира за почти такую же педантичность, как у великана-шведа? Или сам Алвин — так холодно и безэмоционально, что голос тут же потерялся в оглушительном шёпоте травы? Неважно. Вот уже несколько мгновений, выбравшись из машины, Мэл пыталась понять, чем её угнетает это место. Да что там, весь южный остров целиком, безлесый, будто кто-то целенаправленно уничтожал тёмные влажные заросли, в которых тонули древние храмы на северном. Вырубал и выжигал, а пепел сбрасывал в море, отчего песок на пляжах и становился чёрным. Чушь, конечно. Чёрный песок наверняка из вулкана, древнего настолько, что поднятые им горы постарели и выветрились, превратились в холмистые морщины на теле острова. С деревьями сложнее, кажется, лучше всего себя здесь чувствовали речные мангры с выставленными наружу паучьими лапами корней, но и этому точно есть разумное объяснение. Пальмы у самого берега и на крошечном островке напротив аванпоста, к примеру, проросли из принесённых течением кокосов, и будут прорастать, пока существуют течения, кокосы и пальмы. Природа будет воспроизводить сама себя, пока хватит сил — хоть как ты одевай её в бетон или строй порталы для перекачки энергии, выпитой из планет. — Смотрите под ноги. Варана трудно заметить в траве, — вот это уже точно говорил Алвин. По-прежнему глядя вниз с уступа, Мэл знала, что за спиной под руководством шведа группа опять создала у внедорожника подобие строя. Даже Марек, за пару минут после высадки успевший опять извозить пальцы в машинном масле, приткнулся с фланга. Смазкой пахло слишком явно, автомобильной и оружейной, и ещё чем-то душным и приторным, будто где-то за углом упомянутые вараны уже завтракали гнилым мясом. Впрочем, ни одного «дракона» пока заметить не удавалось, как ни пялься на крутоватый склон. Только насекомые облачками поднимались над зелёным ковром, кузнечики и цикады чертили по воздуху им одним известные траектории, глуша всё и вся непрерывным гулом, стрёкотом и жужжанием. Один Алвин, как всегда, чеканил каждое слово, будто «насекомьи помехи» его не касались. Что ж, план был понятен, даже для Мэл, при условии, что сумеешь успокоить себя мыслью: речь всего-навсего о тренировке. Одна пара, Пауль и автоматчик Джош — жилистый шотландец, которому всё не давала покоя потеющая под бородкой кожа, взбираются на холм. На самую верхотуру — как водится, на радиовышку, что во всей своей ржавой красе торчала на фоне неба чуть ли не над головой. Остальные двое, удивительно похожие друг на друга соотечественники-аризонцы Мик и Хейл, исчезают на восточном склоне. Могут искать укрытия даже у реки, не отдаляясь больше чем на километр, и играют при этом роль условного противника. "Отработка взаимодействия", надо же, будто где-то ещё в этом мире и в этом времени снайперы взаимодействуют с телепатами. Нормальный план. Вполне адекватный, и собственная роль ясна — указывать по рации направление засевшим на вышке, но нервы почему-то натягивались, как намотанные на барабан лебёдки. Или это секции башни устало завывали на ветру — Мэл так и слышала тоскливые стоны, словно они уже звучали из динамика вместе с голосом Пауля. Что за чёрт вообще? Неужели дело в Алвине, который мрачнел с каждой минутой и опять думал о том, что ждёт на острове всех нормальных людей без исключения? — Тут только живность. А на северном острове вообще… дикари… — выдал неожиданно Джош. Автомат он держал цевьём на левом предплечье, так, чтобы легко воспользоваться даже на ходу, но свою бородку всё скрёб и скрёб, беспечно прикрывая глаза. Ему никто не ответил, только Пауль жестом напомнил напарнику: пора выдвигаться. Мэл поймала себя на том, что едва ли за полчаса знакомства без труда выучила имя, национальность, жесты и привычки каждого из этих людей. Вот первый аризонец, который Мик, сейчас пихнёт кулаком в плечо второго, который Хейл. Оба, помня о «драконах», возьмут наизготовку оружие, синхронно щёлкнут предохранителями и потопают по дороге на восточный склон холма. — Я отъеду, чтобы не маячить чересчур перед этими, — музыкально нажимая на гласные и шипящие, скажет Марек с неопределённым жестом в сторону берега. Алвин даст на «отъехать» добро, только в приказном тоне напомнит не гулять зря по высокой траве. Потом тронет Мэл за плечо: — Тебе лучше бы под крышу. Чуть выше тут пара хижин, там сможешь даже присесть. И вот, должно подойти… Мэл только глазами захлопала, когда ей нахлобучили бледно-камуфляжную кепку. Ах да, именно эту штуку Алвин вертел в руках последние пару минут — всё возился с ремешком, вроде как подгонял по размеру. А ещё раньше — да, именно так и было — забрал у Мика. Конечно, запасную, но всё же. — Здесь туго с небольшими размерами, сама знаешь. Наконец нашлось что-то более-менее… — бросил на ходу, красноречивым взглядом заставляя не спешить на подъёме. Позади взревел мотор, зашуршал мелкими камнями желтоватый грунт под колёсами внедорожника. Значение второго на сегодня подарка Мэл уловила сразу, особо не напрягаясь. «Смотри, я ведь первый о тебе забочусь. У меня первого такое право — не у какого-то там новенького зубоскала. Этот Марек… перья перед тобой распустил, как петух райской птицы. Скажешь, нормальный? Ну да, похож, очень похож… на первый взгляд. Конечно, с ним, живым, тебе наверняка лучше будет…» — без конца кружилось в голове у Алвина. Сам снайпер то и дело сверкал глазами, особенно яркими и ледяными под угольной чернотой повязанной над бровями банданы. Ревность. О, теперь это чувство легко узнавалось. Не жгучая, как у Вааса, злоба собственника, на боевую добычу которого кто-то не так посмотрел. Совсем другое — будто у Алвина забирали то, чем он пытался заполнить давнишнюю пустоту внутри. Мэл сглотнула — чувство причиняло почти физический дискомфорт, к тому же непонятная тревога всё нарастала. Будто плаваешь в водоёме, где, как тебе сказали, кишат акулы и крокодилы, но ни одной твари пока не видно, только что-то время от времени касается ног. Раз, другой — ты слепо вертишься, пытаясь разглядеть опасность в туманной мути, но вокруг никого — одно мгновение за другим, и каждое из них тягучее, как целый год. А потом всё меняется, не успеваешь даже вздохнуть. Грунтовка, как и обещал Алвин, вывела к приткнутым на уступ выше хижинам, когда нервы Мэл буквально обожгло. Потом ещё и ещё раз, уже слабее сквозь рефлекторный блок, но удержать вскрик было невозможно. Зубы. Больше всего это походило на зубы — мощную хватку челюстей на предплечье. Раз, другой, — словно крюками по живому, а на месте рывка — кровящие клочья мяса. Больно. По затылку поползли колючие мурашки, мгновенно сдавило грудную клетку. Уши заложило визгом, то растущим, то опадающим, как радиопомехи, но Мэл всё-таки услышала. Очередь. Не трескучая автоматная — намного мягче, больше похоже на журчание воды в трубе слива, — но очень длинная. Новая вспышка боли, на этот раз совсем одуряющая, такая, что защита не выдержала. Дневной свет погас, потом вернулся, а Мэл уже сорвалась с места, рискуя переломать ноги на спуске. — Куда?! Отставить! — выкрикнул Алвин. Мэл слышала и не слышала — пульс бешеным эхом колотился в черепе, каждый шаг отдавался в спине. К чёрту. Тело опять прошибло не ноющей своей — сумасшедшей чужой болью, на этот раз ниже живота, точно оттуда выдернули часть внутренностей. — Отставить! — опять донеслось вслед, но Мэл готова была скатиться кубарем, но не остановиться. Где это? У подножия холма к западу — солнце нещадно жарило в мгновенно взмокший затылок. Расстояние едва ли в сотню метров. Именно туда отъехал Марек, чтобы не торчать на виду у раздражительных караульных с аванпоста. На запад вело чутьё — быстрее, быстрее. Там боль, липкая кровь, судорожные движения, сдавленные вопли. Там загнутыми зубами рвут сочащуюся плоть, пластают мышцы, сухожилия и сосуды, потом кусают ниже, где-то в области таза, так, что ниже пояса всё сводит ледяной судорогой. Вот она, оконечность западного склона. Дорога у подножия холма, пустой внедорожник, поодаль — ложбинка с парой кривых низкорослых деревьев. На полпути между ней и джипом, в высокой траве не возились — дрались на смерть. Ничего было не разглядеть, но туда вела боль. Сильная до одури и провалов в темноту, почти всеобъемлющая. Всегда одинаковая: вспышка, потом тёмное, багровое марево. А сквозь марево чешуйчатая морда, уродливая и бугристая, разевала пасть, из которой тянулась вязкая от крови слюна. Мэл запнулась на полном ходу, с трудом удержалась на ногах. Замотала головой, прогоняя видение, от которого хотелось завыть в панике, но никак не двигаться дальше. Дорога сменила направление, огибая склон — с ней уже не по пути. Без разницы, бурая масса с зубастой мордой продолжала наваливаться на Марека, вдавливать в траву. У массы, кажется, были ещё когти, громадные, чёрные и кривые. Дракон. Ну конечно, хренова ящерица. Лучше ускорить спуск, спрыгнув метра на три вниз. Там уже совсем полого, можно опять сорваться в бег. За спиной грохнуло. Всего один раз, но мощно — разбуженное эхо прокатилось по склону. Мэл едва оглянулась, только чтобы обнаружить, но не почувствовать в нескольких шагах позади себя Алвина, присевшего на одно колено с громадной своей винтовкой. Ствол ещё дымился, как в замедленной съёмке или бредовой фантазии, но ледяную ненависть к убитой твари на фантазию списать не вышло. Прыгнуть тоже не получилось — Мэл съехала на подошвах, отчаянно пытаясь удержать равновесие. Грудную клетку ломило, отдающей медью слюной легко было захлебнуться, а оставшемуся расстоянию, казалось, не будет конца. Жив? Он ведь жив, правда? Вот такой, с лоскутами кожи и мышц на руках, но ещё отзывается на своё имя и дышит. Рвано, поверхностно, но тянет в себя воздух, а сердце колотится, как ненормальное, — сам трясёшься, когда чувствуешь. — Сейчас, сейчас… — как ненормальная, твердила и Мэл. Как заведённая, старалась упорядочить свои действия. Схватить Марека под мышки, выдернуть из-под драконьей туши. Здоровый был ящер, метра два с лишним, и тяжёлый, скотина, ещё тяжелее дохлый, обмякший. Пуля Алвина размозжила тупую башку прямо у основания черепа, там, где начиналась толстенная шея. Сплошное месиво, каша из крови, осколков костей и, наверное, крошечных мозгов твари. Неважно, насколько грязно, лишь бы оттолкнуть прочь чёртову падаль. Поодаль развалилась ещё одна чешуйчатая дохлятина. Наверное, в неё Марек и стрелял из пистолета-пулемёта, когда напал второй варан. У чеха что-то не так с ногами — чёрт, да они же переломаны ниже колена, но крови всё равно слишком много. Её столько, что ботинки скользят по траве, как по льду. Она пропитала, кажется, почву на метры вокруг и волочится за Мареком, оставляя блестящий глянцевый след. — Па… пани… — забормотал вдруг водитель, складывая бледные до синевы губы в улыбку. Мэл шикнула на него, шаря по набухшей одежде и заставляя себя не суетиться. Она ведь делала подобное раньше. Держала под полным контролем человека, и одновременно воспринимала всё вокруг. И кровь останавливала — это ведь не сложно, правда? А уж оказывать первую помощь человеческими способами учили ещё в Академии. Вот оно — и не понять сразу под сплошной липкой плёнкой. Зубы варана выхватили кусок мяса вместе с плотной тканью форменных штанов. Плохое место, очень плохое, пальцы всё скользили в прорехе брючины с внутренней стороны бедра, а под ними пульсировал самый настоящий фонтан. Ещё и сам Марек хватался судорожно за запястья, немо просил помощи, но только мешал, в то время как Мэл холодела от понимания. Тварь прокусила бедренную артерию. Это понятно без «алых проводков», но Мэл всё равно проваливалась, шаг за шагом, к бешено мечущимся нервным импульсам чужого тела, в знакомый серый полумрак. Там в этот раз было очень холодно, и плавала ледяная взвесь с запахом металла. Чёртов кровавый туман, густой, как желе — не протянешь воображаемую руку, не схватишься за нужный «проводок», не надавишь, направляя энергию туда, где она необходима. Мэл всё равно тянулась. Хваталась, давила, направляла. Что-то выжигала, заставляла сокращаться мышцы, искусственными спазмами пережимала повреждённый сосуд. Его буквально вырвали вместе с куском мяса, но это ведь поправимо, правда? Под настоящими, не виртуальными пальцами совсем скользко, мокро и липко — тоже к чёрту, сейчас поможем. Только вот с сердцем совсем неважно, оно почему-то замирает, — что же ты, Марек, давай же, не застывай, заставь его биться. И дыши, твою мать, дыши! Рана, кажется, становилась бездонной — склизкая прорва, откуда опять под напором хлестнула струя. Тёплые брызги пробились сквозь пальцы, пощёчиной полетели в лицо, попали в рот, будто крови в довершение ко всему надо было ещё и напиться. Мэл сцепила зубы, рыча одно заклинание: ну давай же, давай… — …это бесполезно… — проговорили прямо над ухом. Алвин? Его голос, близкий и далёкий, тихий и оглушительный одновременно, но в словах ни капли смысла. О чём он вообще? И зачем схватил под локти и тянет куда-то вверх, если внизу рана, огромная рана, разорванная артерия, которую никак нельзя отпустить. Там же Марек. Мареку нужна помощь. — Всё уже, слышишь?.. — повторил Алвин. Сколько раз он это говорил? Понятнее не становилось — одно и то же, грёбаный бред, к чему долдонить его без конца? И откуда рядом взялся Пауль, который должен занимать позицию на вышке? Австриец поставил у ног пластиковый медицинский кейс, принесённый, конечно, из внедорожника, но сам не двигался. Не открывал хренов ящик, не доставал кровоостанавливающих средств и противошоковых медикаментов. Какого чёрта? Они ведь там есть, должны быть, если уж были в чемоданчике Бена, пиратского доктора на северном острове! — Дай сюда, — то ли взвыла, то ли застонала Мэл. Вырвала локоть из хватки Алвина. Освободившейся правой рукой потянулась к защёлкам кейса, левой изо всех сил сдавила рану. — Дерьмо… — зарычала сама себе. Защёлки поддавались с трудом — пальцы липли и скользили. Наконец крышка откинулась назад, и Мэл зацепила кровоостанавливающий пакет, такой же, каким пользовался доктор Бен. — Он мёртв… — коротко выдохнули прямо в макушку — будто ледяной ветер шевельнул волосы. По затылку тут же побежал озноб, одновременно вернулась чувствительность к занемевшим на неуловимой артерии пальцам. Чужая плоть отзывалась слабеющей с каждым мгновением пульсацией. Фонтан больше не хлестал, но совсем не потому, что Мэл сумела помочь, как помогла глупой девчонке, выдающей себя за бравого парня под началом Вааса. — Да посмотри же наконец! — От Алвина донеслось что-то вроде отчаяния. Не в голосе, нет, где-то внутри, будто что-то, комом замёрзшее в груди у снайпера, оборвалось и ухнуло вниз. Или это пошатнулась сама Мэл, всем телом, как поставленная на шарнирные колени кукла, прежде чем её взяли за плечи и заставили посмотреть в лицо распластанному на траве человеку. Марек лежал очень спокойно, только голову немного запрокинул, точно широко распахнутыми глазами рассматривал облачка, застывшие вне поля зрения. Он, казалось, улыбался, но стоило податься вперёд — от улыбки оставался острый хищный оскал, и чех делался неузнаваемым. Неужели это он бросал поверх очков хитрые взгляды? Неужели под его загорелой кожей проступила мраморно-серая бледность? Руки эти, изорванные до лохмотьев и костей, будто мясные обрубки на скотобойне — неужели тоже его, ими он вертел баранку, сноровисто избегая ухабов и рытвин на дороге? Форменные штаны со страшной прорехой на правом бедре, у самого паха. Белый уголок, торчащий из нагрудного кармана, заломленный, с алой кляксой. Мэл качнулась ещё раз, так неожиданно, что Алвин заподозрил в попытке упасть и придержал за плечи, но уголок уже прилип к пальцам. Маленький прямоугольник из плотной глянцевой бумаги каким-то чудом не пропитался кровью полностью. Сильно запачкался только верхний край, прямо над плоским статичным изображением. Ничего общего с голографическими портретами из родного времени Мэл. Никто не кивал и не жестикулировал, не складывал губы в улыбку сразу же при виде родного человека. Никто ничего не обещал ласковым бархатным голосом, не дышал в микрофон при записи. Мальчик на фото не улыбался совсем, смотрел требовательно и чуть исподлобья, окружённый кровавой каймой. Не больше пяти лет. Щёки надул нарочно, чтобы на фото выглядеть солидным мужчиной. Потому что мужчина — опора для матери, — так всегда говорил старший брат. Быть мужчиной — не кабанов кормить морковкой через калитку загона. Сделалось вдруг совсем дурно, хотя мгновение назад казалось — хуже уже некуда. Оказалось, вполне может стать и больнее, когда накатит очередная волна живых воспоминаний мёртвого уже человека. Тошнее и страшнее, потому что опять не помогла. Не вытащила, не выручила, не справилась. Только убивать получалось без изменений — легко и непринуждённо, ведь тот мужик в подвале у Хойта сдох проще простого. — Прости, Зденек… — забормотала Мэл изображению на фотографии, словно оно могло услышать и кричать в ответ, ненавидя и презирая, потому что ничего больше бесполезный «миноискатель» не заслуживал. — Прости, я не умею спасать и исцелять. Только убивать… тащу смерть за собой, как дракон хвост. Она осеклась. В собственные мысли вплетались чьи-то ещё, улавливались прямо из-за спины. Кто-то тоже обвинял в случившемся себя. Не просто в ошибках или беспечности — в прямой связи со смертью. В том, что смерть следует за ним по пятам, насмехается, подбирая время от времени тех, кому не повезло случайно оказаться рядом. Алвин. Он звал Мэл, ни слова не произнося вслух, но догадываясь, что она наверняка услышит: — За тобой? Нет, Мэл, смерть следует за мной. Ползёт, как привязанная. Успокойся, успокойся, ну, при чём здесь ты… Он снова держал её за плечи и дыханием шевелил волосы на макушке. Иногда украдкой прикасался губами, впрочем, это могло и померещиться. Зато не мерещилась усталость, огромная, тяжёлая, как дохлая варанья туша — не столкнёшь и не выберешься. Силы куда-то подевались. Вытекли вместе с чужой кровью, впитались в землю, которую всё топтали люди в грубых ботинках военного образца. Вот как сейчас. У дороги и правда становилось многолюдно. Вокруг расхаживали, щетинились во все стороны оружейными стволами, высматривали очередного чешуйчатого хищника, но всё было до одури спокойно. Только стрекотали, как оголтелые, кузнечики и цикады, и морская вода виделась с возвышения ненормально лазурной и прозрачной. Под её поверхностью скользили тени, наверняка тоже сплошь кровожадные и хищные твари. Как и наёмники с этого — как там его? — Дока в Брейк Пойнте. Наёмники с аванпоста видели всё, что здесь происходило, с самого начала — поняла вдруг Мэл. Постовые на втором этаже здания смотрели, как Марека рвут на части, но ни один не пошевелился, чтобы прийти на помощь. Каждый был сам за себя. Каждый отбивался, как умел. Каждый охотился, как мог, кто за куском мяса, кто за пачкой наличных. Сволочи. Все до единого, — звери, рыбы, драконы и люди. Чёртовы твари на чёртовом острове. Мэл дёрнулась из рук Алвина, шипя, как рассерженная змея и не узнавая собственный голос. Зашипела ещё сильнее, когда рядом с Паулем, что всё ещё столбом стоял над раззявленным кейсом, возник автоматчик Джош. Остановился, переступил с ноги на ногу. Под его подошвами хрустнуло так громко и отчётливо, что Мэл захлебнулась своей ненавистью и замолкла. С таким звуком могли ломаться только пластмасса и стекло. Солнечных очков, подаренных Мареком, нигде не было. Портрет Зденека тоже успел затеряться с концами, точно и его сожрала земля, и только шотландец всё так же флегматично скрёб ногтями кожу под бородой. — Обычно они так и делают… — не отнимая руки от подбородка, Джош уставился на тело. Помолчал немного, без конца щурясь, потом добавил рассудительно: — Драконы валят на землю и вырывают брюхо. Тут бронежилет помешал. Ухватил ниже… хуев ящер. Последнее ругательство уберегло Мэл от новой вспышки бесполезной ярости. От рыка, вопля, шипения и всего этого вместе взятого. Хватит. Хватит пялиться на брошенный в двух шагах, перемазанный кровью пистолет-пулемёт. До него, конечно, можно дотянуться и заткнуть с его помощью рот кому угодно, но и это тоже бесполезно. Зачем стрелять в кого-то, если дело в тебе самой? Только лишний раз докажешь, что годишься только убивать. Хватка на плечах ослабла, Мэл легко стряхнула руки Алвина и принялась подниматься. Ноги совсем затекли от бесполезного сидения на коленях, к тому же холм сначала норовил перекоситься и куда-то уплыть, но позволить себя поддерживать она больше не могла. Перед глазами тупая драконья морда без конца раззевала пасть, с бешеной скоростью вылетали из ПП гильзы, — последнее, что видел Марек перед тем, как оказался на земле. Самого Марека тем временем уложили на кусок брезента. Растерзанное отяжелевшее тело оставляло на почти чистой ткани бесчисленные мазки и потёки. Крови было мало, впрочем, чему тут удивляться? Даже вонь посмертных испражнений, которую против воли всколыхнули, заворачивая страшную упаковку, играющие роль похоронной команды аризонцы, воспринималась почти без проблем. Кто и когда знал тысячу лет тому вперёд*, что привычка к подобным вещам когда-нибудь возникнет? Кто думал, что мертвеца можно сунуть не в стерильный пакет, а во что-то настолько нелепое и грубое, вытащенное из-под скамьи в кузове древней развалюхи. За рулём развалюхи тем временем устроился Пауль. Он не суетился, не мельтешил, только однажды небрежным плавным жестом поправил берет и снова уставился прямо перед собой с непроницаемым лицом. «Так всегда. Все мы здесь пешки, любого можно заменить», — донеслось от него в этот момент. Какие знакомые слова. Почти девиз родного мира, — видно, прав был Ваас, и никогда ничего не менялось. Всё как всегда, зато сама собой отпала мелочная и злая идея бросить австрийцу, что на месте Марека он совсем не смотрится. — Возьми. Ты обронила. — Алвин, казалось, секундой назад заканчивал с погрузкой, и вот уже стоял вплотную, протягивая кепку, которая тоже, оказывается, потерялась. Мэл уставилась на его ладони в серых от пыли беспалых перчатках. Потом перевела взгляд на собственные руки, измазанные по локоть вместе с заскорузлыми рукавами новенькой рубахи. Алвин хмыкнул и на мгновение закрыл Мэл собой от мерзкого, слишком яркого солнца, расправляя «подарок номер два» на её голове. — Пойдём. Здесь больше нечего делать.