Цивилизованные люди

Мэл чувствовала себя так, будто совершила очередной скачок во времени — не целиком, а какой-то частью разума переместилась назад примерно на год. Как раз тогда она заново училась ходить и принимать постороннюю помощь. Сейчас, правда, рядом не маячили флотские медики с деревянно-вежливыми лицами — чистенькие, прямые, одинаковые. Инвалидное кресло на антигравах и вовсе ещё не изобрели, да Мэл и не позволила бы катать себя в любом кресле, ещё чего. Нет уж, только не здесь. Простая прогулка. Да, не первая за сегодняшний день. Первая была ни свет ни заря, пока солнце не заползло в зенит и не раскалило добела Хойтово подворье и архипелаг целиком. О настоящей прохладе даже с утра речи не шло. Мэл вспотела почти вмиг, но упрямо переставляла ноги, не на шутку гордясь тем, что может это делать сама. Чёртово дежа вю. Чёртова голова, из которой не вытравишь память — поджилки тряслись при самом крошечном намёке о том, что телу угрожает паралич. Чёртов наркоз, он всего-то тень давнишней беспомощности, но у Мэл до сих пор холодело внутри. Страх накатывал без причины. Ветер путался в поросли молодых пальм, сдувал с головы кепку, или размазывались в воздухе отблески дурацкой вывески, — Мэл не бралась предугадать, от чего в следующий миг под диафрагмой заворочается то ли комок льда, то ли колючая пустота. Просто лодыжки вдруг слабели. Приходилось цепляться за Алвина, виснуть у него на запястье, прилипать намертво ладонью к ладони. Он и перчатки снял нарочно. Контактом кожа к коже поддерживал, подпитывал. — Ну что ты, что? Держись. Только вчера встала, куда торопишься? И правда, куда? Только вчера ведь торжественно, как принцесса, шествовала купаться на своих двоих, а не валяясь мешком у Алвина на руках. Улыбалась аризонцам. Нежилась в пене. Потом впитывала ласки, неземные и дикарски-животные одновременно, ласкала в ответ, отдаваясь первобытному ритму. Ликовала: вот оно, потерянное биение жизни, наконец поймалось! Сегодня оно опять ускользало. Сердце то и дело проваливалось, чтобы тут же подскочить и заколотиться где-то в горле. А может, Мэл в самом деле торопилась, но ведь было же куда. — Мы поговорим с Сэмом о побеге. Сердце, казалось, само по себе помнило эти слова и сходило с ума каждый раз, когда они всплывали в голове. Слова подстёгивали, обжигали тело, будто шокер строптивую скотину: вперёд, вперёд! Давай, шевелись. Расхаживайся быстрее, ленивая сволочь, хватит прохлаждаться. Потом отдохнёшь, а сейчас изволь двигаться — только так ты в конце концов поможешь Алвину убрать обе их тушки подальше отсюда. Давай, давай. Чем шустрее, тем лучше. Солнце укатилось за пики невысоких гор, адская духовка скоро чуток остынет, вот и ты, ведьма, двигайся бодрее. Разминайся. Это мы уже проходили: чем быстрее разомнёшься, тем реже поясницу будет прошибать до темноты в глазах. А станешь отлынивать — скрутит совсем, какой из тебя тогда помощник? Так, обуза любимому человеку. — Тише, милая. — Любимый человек затормозил Мэл, легонько зажав локоть и запястье. Она замерла, будто застопоренный на полушаге механизм. — Я вроде потихоньку… — Она искренне так считала, но под лучистым синим взглядом засопела от стыда. Майка приклеилась к спине и животу второй кожей, задница под штанами тоже взмокла. Мэл выругалась сквозь зубы, перевела дух — это надо же так запыхаться. Не намотала же она, в самом деле, сотню кругов около Хойтовой конторы, точно сдавала зачёт по бегу на длинные дистанции. Или всё-таки намотала? Алвин улыбался с такой грустной кривоватой нежностью, что оставалось только потупиться и ковырнуть носком ботинка клочок травы: мол, виновата, исправлюсь. — Я… уже просил позвать к нам герра Бекера… — произнесли над головой намного тише, чем вполголоса. Мэл дёрнулась — вниз по спине скользнула капелька пота, неожиданно ледяная. Между лопатками проскочила болючая молния. Перехватило дыхание. Мэл казалось, что Сэм не появлялся примерно вечность. Он мог вообще не появиться: с сегодняшнего утра распоряжением босса герр Бекер больше не был приписан к группе Алвина Лунда. Мэл уловила это почти случайно, добавив себе ещё один повод холодеть изнутри и вглядываться в каждого встречного наёмника, словно кто-то из них мог вдруг превратиться в Сэма. — Мэл… всё образуется… — Алвин старался излучать уверенность. О, он тоже почти читал мысли, по крайней мере, настрой улавливал безошибочно. И плевать хотел на посторонние взгляды, когда собирался обнять. Центральные ворота с КПП — неудачное место для передышки. Тут всегда отиралась пара-тройка наёмников, а сегодня народ так и толпился. Чересчур бдительные взгляды ползали по коже мерзкой щекоткой, будто под одежду запустили пригоршню многоногих тварей вроде сколопендр. Мэл улавливала как обычный интерес пополам с похотью, так и кое-что новое. Кажется, его величество и впрямь решил укоротить «миноискателю» поводок и велел пристально следить за каждым её «выходом в свет». Сам Хойт прямо сейчас глазами прожигал Мэл дыру в макушке сквозь новенькую кепку. Да что там, он, похоже, караулил свою «валькирию» у окна и утром, и днём, и под вечер. Всевидящий, вездесущий призрак с сигарой. Облако дыма прилипало к стеклу, выползало наружу, и казалось — тощая фигура тянет в открытую створку полупрозрачные щупальца-эманации. — Они слишком сблизились. — Мысли его величества тоже походили на холодные эманации, но Мэл каждый раз перебарывала гадливость пополам с почти-паникой и заставляла себя впитывать каждое слово. — Это не просто трах для снятия стресса. Уже нет. Швед плохо на неё влияет. Она теряет концентрацию и отдаёт ему всю энергию… — Само собой — отдаю. Не тебе же её отдавать, — Мэл подавила приступ ярости, уцепившись за рукава Алвиновой рубашки с такой силой, что ткань, кажется, затрещала. Король всея архипелага, конечно, всерьёз полагал, что ведьмина энергия целиком принадлежит ему, как если бы приобрёл Мэл вместо генератора. Сделалось совсем противно, но контакт не обрывался, наоборот — затопил восприятие обрывками картинок. — То есть ты хочешь сказать… — босс делает многозначительную паузу, предлагая собеседнику самому сделать вывод. Собеседник щурится от удовольствия — и вместе с тем явно пытается под стать его величеству выглядеть бесстрастным. Хойт может только догадываться, что чувствует Пауль. Австрийский снайпер выдаёт себя возбуждённым блеском в глазах. — Я хочу сказать, сэр, что ведьма… кхм… то есть мисс Харт, — он всё-таки срывается, выпустив дозу яда, но вовремя спохватывается. Хойта игра в вежливость и корректность забавляет слишком сильно, чтобы злиться. К тому же сигара дивно хороша на вкус, — в её честь босс поддерживает Пауля милостивым кивком, окутывая заодно облаком дыма. — Мисс Харт не сумела себя защитить, потому что… спасала командира группы. — Вот как. — Хойт склоняет голову набок. Ощупывает изучающим взглядом сухопарую фигуру в пятнистой форме. Сомкнув ниточкой без того тонкие губы, австриец молчит и по капле тянет дым носом — видно, как раздуваются ноздри. На коричневом от загара виске колотится жилка, выпирают вены на вытянутых по швам руках. Из-под щёгольского берета градом течёт пот, добирается до глаз, и, видать, адски щиплет. Пауль моргает и судорожно дёргает кадыком. — Амбициозный кретин. Чересчур много эмоций для должности командира. Не потянет… — мысленно хмыкает его величество. Гасит в пепельнице остатки сигары, с нарочитой неторопливостью наблюдая, как зола серебристыми кружевами отслаивается на мутных гранях стекла. — Я всё учту, — произносит наконец вслух. От сухости тона, кажется, потрескивает воздух. Хойт моргает. Кадр переменяется. Перед хозяйским столом, не вытянувшись раболепно в струнку, а сложив на груди татуированные руки, стоит Сэм Бекер. — …вызволили её красиво, ja! Такой Geschlossenheit[1] я давно не видал! — Сэм задирает кустистую бровь и позволяет себе весёлый оскал. — Всех Verräter[2] прикончили, шикарная операция, gut. Таких командиров, как швед, немного… Мэл будто обдало пылью. Гулко застрекотали очереди, кисловато-химически запахло порохом и взрывчаткой, примешалось амбре сырости и нечистот. Мелькнула надежда, что Сэм всё-таки где-то поблизости, и ведьма сейчас уловила его пещерные воспоминания. Ещё миг — и стало ясно: она сама бредит наяву пережитым кошмаром. Картинки в голове пришли в беспорядок и запрыгали, как бешеные. Стеклянный взгляд Пауля. Смешливый прищур Сэма, татуировка-паучок, тянущая лапку в уголок глаза. Контакт с Хойтом со звоном лопнул, хлестнул по оплетающим мозг нервам. Мэл зашипела то ли от боли, то ли от злости. — Пойдём отсюда, — дёрнула Алвина за рукав. Насупилась, вздрогнула, когда вверх по спине успокаивающе прошлась большая ладонь. Алвин тяжко вздохнул, погладил Мэл по затылку и привычно подхватил под локоть. Уходя, Мэл украдкой зыркнула вверх, хоть и так знала: Хойта за окном уже нет. Только там, где его величество изволили смаковать сигару, до сих пор висело дымное подобие человеческой фигуры, тянуло наружу щупальца-эманации. Да брось, это просто чёртов смог, сказала себе Мэл. Духота, влажность. Плюс не самое чистое стекло — его задымил заядлый курильщик, который, кажется, ни капли не боялся подохнуть от главной болезни двадцать первого века, дряни, похожей на ту, что точит мозг Алвину. Сердце будто шилом прокололо. Мэл яростно зашипела сквозь стиснутые зубы и, прибавив ходу, увлекла любимого за собой. Метры до казармы растаяли в пару секунд. Мэл затопала по ступенькам, ещё сильнее раздражаясь на злые слёзы и понимая, что до сих пор не пропахала бетон носом только благодаря Алвину. С порога потянуло дымом, на этот раз сигаретным. Как назло, в казарме тоже кучковались вояки, куда больше двух-трёх сменившихся караульных. Мэл по сердцебиению засекла по меньшей мере шестерых. Один пульс был какой-то неправильный — к тому же окутан знакомым сознанием. Сознание, впрочем, вот-вот грозило потеряться. — Эй, мистер! — Окрик из-за спины вынудил вздрогнуть. Посыльный обращался к Алвину и во всех возможных диапазонах излучал настолько недоброе, что Мэл вмиг перенастроилась. — Хойт срочно требует к себе. «Объект встречался раньше», — выдал ментальный радар, а память услужливо опознала голос, несмотря на перемены. «Блядь, не меня держите, а эту ненормальную!» — ревел голос когда-то, а сейчас, сорвавшись, надтреснуто, по-больному прохрипел: — Хойт сказал: без ведьмы. — «Мисс Харт». Так попрошу говорить впредь, раз уж все здесь знают наши имена. Ясно, мистер коновал? — Алвин выдал это с каменной физиономией, почти не разжимая рта и едва удостоив посыльного ледяным взглядом. Потянул Мэл за руку, намереваясь довести для начала до комнатушки — их безопасного гнёздышка. «Мистер коновал», ну конечно! — Мэл сдержалась, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Это же тот самый медик, кандидат на сожжение в Хойтовом ящике. Выпустили, значит, голубчика. Буквально сегодня поутру и выпустили из воняющей копотью и бензином железяки, — понизив пока до мальчика на побегушках. Под рёбрами противно заскреблась совесть. Её тут же с лихвой перекрыла чужая ненависть. К «ведьме, которая во всём виновата», к её небоскрёбу-телохранителю, что без разговору ломает руки. Потом чутьё снова затопил чей-то пульс. Тот самый, в обёртке знакомого сознания, до крайности мутного. И само биение — слишком частое, беспорядочное, но какое-то поверхностное. — Ты иди… я к Джошу. Он пока тебя подменит, — Мэл услышала себя будто со стороны. Догадка, кого именно скрывают спины зевак, уже заполонила мозг. Алвин нахмурился, но посыльный — осунувшаяся небритая рожа с полосками подживших царапин через всю щеку — скривившись, поторопил: — Босс сказал — срочно. Алвин прошипел какое-то шведское ругательство и точно сделал бы по-своему, наплевав и на понукания «коновала», и на приказы Хойта, но тут на горизонте возникли аризонцы. Широким шагом поравнялись с командиром, переглянулись, поняли всё по кивку: охранять. С дурашливой, безобидной с виду злостью оскалив зубы, обступили Мэл с двух сторон. — Что там стряслось, fan… — Алвин скорчил гримасу, покосившись на второй этаж конторы, но наконец подчинился — как ни крути, Мик и Хейл доказали свою надёжность. Едва проводив взглядом обтянутую чёрным спину, Мэл бросилась вперёд. Толкнула кого-то локтем. Попыталась ввинтиться в просвет между фигурами, но те стояли, будто выстроенные полукругом шкафы, и явно нарочно старались казаться шире. Кто-то дымил не хуже бочки с резиной. Все пялились под стенку, где обретался топчан, на котором вчера ночевал Бен. В подсчёты закралась ошибка. Зевак собралось не меньше десятка, — да, точно, подсказало привыкшее наконец к казарменному свету зрение. Тупоголовые бараны, которым посреди знойной скуки вместо развлечения сойдёт и чужая боль. За ними друг — ему нужна была помощь. Пожалуй, скрутить кого-то параличом куда эффективнее, чем двинуть по загривку стулом, закипая, подумала Мэл. На всякий случай всё-таки поискала глазами стул, когда рядышком нарисовалась подмога. — Ну-ка, посторонись, бля! — Дайте даме пройти! Или задницы разожрали? — Точно, нах! Жиры пора сгонять?! Вдвоём аризонцы шумели, как стая мартышек, щерились вроде бы в шутку, но в манере сторожевых овчарок мигом раздробили толпу. Под недовольный ропот Мэл метнулась к топчану. — Джош! Слава богу — и откуда только взялась эта хвала! — Бен не отходил от шотландца далеко. В нужный момент, несмотря на разницу в габаритах, подставил тщедушное плечо. Подвёл новоиспечённого пациента к топчану, уложил, подсунув под ноги, кажется, чью-то разгрузку. Мэл торопливо утрамбовала всё это в мозгу — потом разберёмся, кто, что, где и почему. Главное, поплыл рыжий чуть больше пяти минут назад и теперь отлёживался, расхристанный по пояс и весь в холодном поту, рывками вздымая покрытую медной шерстью грудную клетку, пока док брызгал водой из фляги и считал пульс. Методично и с расстановкой. Мэл чуяла, как Бен загонял поглубже страхи перед взявшей его в кольцо солдатнёй. Супился, складывал домиком брови, зыркал искоса, но действовал по упрямой схеме: уложить, облегчить дыхание, привести в чувство. Ворох чужих ощущений будил трясучку, такую сильную, что пришлось на миг сжать челюсти, чтобы не стучали зубы. Почти подействовало. Вырубить бы ещё ко всем чертям помехи, от которых ментальное пространство заходилось физически ощутимой рябью. — Джош… — позвала Мэл. Опустила ладонь на скользкое от пота плечо у ключицы. Дождалась, пока дрогнут рыжие ресницы, и скользнула на первый уровень личного ведьминого сумрака. Серое, одно только серое. Пелена, похожая на туман, и ни проблеска алого. Мало концентрации. Зато какой-то сонный дятел затеял долбить изнутри лобную кость справа. — У меня… есть нашатырь… — сообщил невидимый Бен. Его голос расплылся по сторонам, звуки теряли направление, обалделые шепотки отражались от стен. Мэл дёрнула головой — бормотание сбивало с толку. К тому же толпа никуда не делась, разве что рассеялась по коридору. Ну, давай же. Хоть что-то рубиновое посреди грязной туманной ваты. — Эй, парни, да разойдитесь же, бля! — Кто-то из аризонцев, вроде бы Хейл, чудом уловил проблему. — Не видите, дама шаманит, а вы ей пердежом кислород перекрыли! — Хера она там шаманит? — глумливо зашипели, кажется, отовсюду. Сонный туман зашевелился, потянулся к Мэл щупальцами нездорового любопытства. — Работает она, работает! — Вот это точно был Мик. — В отличие от вас. Слиняли с поста и пинаете тут хуи. А если Хойт просечёт, ну? — И кто Хойту стукнет? Ты, что ли? — мгла презрительно зафыркала, но вместе с тем взвилась по-змеиному угрожающе. Сгустки грязно-серого тумана, кажется, готовились друг друга сожрать. — Я те не дятел, чтоб стучать… — голосом Мика хмыкнул один сгусток. — Эй, ты чего делаешь? Тебе это нельзя! — опомнился сгусток-Бен. Отрастил до странности плотную для тумана лапку, цапнул ею Мэл за предплечье. — Тебе нельзя перенапрягаться! Эй, зачем так орать! Сумрак испуганно перекосился, задрожал. — Ч-чёрт! — зарычала Мэл, стараясь не потерять сосредоточенность. Не открывая глаз, ощерилась, развернулась к проступившим сквозь мглу силуэтам и лицам. — Не расступитесь — я лично передам Хойту картинку с вашими рожами. Прямо в голову передам! — Она передаст, она такая, — подтвердила фигура, в которой угадывался Хейл. Туман в досаде колыхнулся. Едва обозначенный прямоугольником света дверной проём выпустил прочь один силуэт, потом второй. Третий, кажется, сплюнул, но тоже вышел. Остальные отодвинулись на безопасное расстояние, будто иголками протыкая пространство мыслями о «бешеной ведьме». Да и чёрт бы с ними со всеми. Главное, наконец-то можно работать. Мгла расцвела рубиновыми отсветами! Мэл так им обрадовалась, что в голове зашумел вихрь. Задышала глубже, ровнее: спокойно, спокойно. Хватит одного свалившегося замертво бедолаги, а она не бедолага — она ведьма, ходячий медицинский недомодуль, устройство для контроля над живым электричеством. Странно, но злость на себя и помогла Мэл довести сосредоточенность до пика. Чужие нервы раскалённо светились. Злость, наоборот, серебрилась ледяным паром, будто жидкий азот. Какой же, однако, бардак. Пульс бился ошалело и тяжело, отдаваясь болью в кончиках пальцев. Чужое дыхание рвалось, толкая Мэл в локоть. Вспышки-импульсы перекочевали в один длинный нерв, похожий на русло реки с истоком в продолговатом мозгу. «Река» превратилась в раскалённый провод. Под ладонью напряглось чужое плечо. Мэл надавила на него — лежи, мол, упёртый рыжий баран! — мышцы перекатились и расслабились, чуть подёргиваясь. Закусив губу, Мэл потянула в себя избыток энергии. Между лопаток градом покатился пот, тело бросило в холод, будто серый туман вокруг обернулся мириадами ледяных кристаллов. Боль и холод — иллюзия, сказала себе Мэл, отбрасывая страх сгореть или замёрзнуть. Импульсы слишком слабы, чтобы по-настоящему обжигать. Вал чужого электричества свободно перетекал в ведьмины нервы, и Мэл усмехнулась: наверное, она сейчас похожа на какой-нибудь трансформатор. Энергия преобразовывалась, перенаправлялась, возвращалась телу-источнику. Чутьё отделилось от разума и работало само по себе — вело, подсвечивало очаги неразберихи огоньками для точечного укола. Там блокировать проводимость рецептора, там, наоборот, наладить обходной путь. Расшевелить нужные железы: давайте, просыпайтесь. Шустрее вырабатывайте всякие-разные нужные гормоны с их адскими названиями, о которые сломаешь язык. Высохшая было спина вымокла заново. Во рту, наоборот, образовалась пустыня — до новеньких трещин на губах и горечи на языке. В башке вовсю хозяйничал дятел, только клюв у него, видать, затупился, и долбёжку в лобную кость можно было терпеть. Сейчас-сейчас. Только пустить последний поток импульсов по заново проложенной магистрали. И неважно, что туман принялся закручиваться в воронку, утаскивая за собой ведьмино тело. Ладонь накрыло что-то абсолютно мокрое, тяжёлое, но не сдавило. Сначала аккуратно пожало пальцы, а потом уцепилось за запястье, вернув Мэл равновесие. — Держу, белобрысая! Смотри, не грохнись! — В ушах, оказывается, шумело, но Джош больше не заикался. Не заикался ведь, так? Не растягивал слоги, не делал заторможенных пауз, вспоминая окончание или слово целиком, не проглатывал остатки фраз. Вместо этого… шутил? Правда ведь, правда? Вот так вот заранее, не прощупав как следует результаты «лечения», радоваться было страшно. Мэл с опаской подняла веки. Мгновение-другое перед глазами продолжал шевелиться туман, но рубиновые вспышки не носились по схеме-паутинке в хаосе, а выстроились в лаконичный порядок. Скорее. Выпутаться из сосредоточенности, вернуться в реальный мир, каким бы он ни был. Потрясти головой, пошатнуться, ощутить плотную хватку на предплечье. С её помощью, вместо того, чтобы с размахом и грохотом упасть, мягко сложиться, опустившись у топчана на одно колено. — Сказал же — не грохнись. Почему никогда не слушаешься? — ворчливо осведомились с топчана. Мэл заморгала, наводя резкость. Скривилась от едкого света белой трубки прямо над головой. Повертела шеей, которая почему-то дико затекла. Огляделась. Наткнулась на Бенджи. Разинув рот, тот на корточках сидел над открытым саквояжем и в замершей на весу руке сжимал какой-то пузырёк. Наверное, нашатырь, то ли догадалась, то ли уловила Мэл. Взгляд перескочил на шотландскую физиономию, рыжую и кудлатую в обрамлении шевелюры и бороды. Джош подпёр свободной рукой затылок, приняв ни много ни мало вальяжную позу отдыхающего. Уставился в потолок с такой мечтательной ухмылкой, что Мэл насторожилась: не сдурел ли, часом, от головной боли? Или ведьмино чутьё отрубилось, или от этой самой боли вместе с тошнотой не осталось и следа? Бен со стуком подобрал челюсть. Оставшиеся зеваки притихли, забыли как дышать, только сердца в духоте колотились отбойными молотками. — Эх, хорошо лежим… — донеслось с топчана. — Как на курорте, пивка не хватает. — Я тебе покажу — пивка! — Мэл выдернула ладонь из-под поросшей рыжим лапищи и сунула ухмыляющейся роже под нос кулак. Внутри зарождался истерический хохот, — и в то же время разливалось облегчение. Дурацкая смесь, которая отпускала все тормоза и превращала интонации в приказ: — Воды ему дайте… кто-нибудь! «Кем-нибудь» оказались, конечно, аризонцы, точнее, расторопный Хейл с флягой. Зато среди зевак забормотали: — Раскомандовалась… Шепоток обрубили, но для ведьмы фраза прозвучала целиком. Да и пусть их. Пускай чешут языки, обзывают стервой, шлюхой, да как хотят. Когда-нибудь словят судорогу, паралич или вечный висяк промеж ног, если вздумают угрожать Алвину, самой Мэл или тем, кто с некоторых пор украдкой именовался «своими». Главное, Джош вполне жив и, похоже, в порядке. Вон, от жадности не успевает глотать, рыжая борода намокла, обвисла и похожа на патлы какого-нибудь водяного. Эти мысли придали сил. Мэл поднялась из неудобной позы, в которой разнылось колено. Задела кончиками пальцев растительность на груди у шотландца. — Эй, белобрысая... — Джош торопливо отнял флягу от губ и снова поймал Мэл за ладонь. — Ты, похоже, опять спасла мою побитую шкуру! Вот только громогласных признаний и не хватало. Чувствуя себя до крайности измотанной, Мэл в досаде, но осторожно выдернула руку. Почти ласково хлопнула рыжего по плечу: — Не преувеличивай. — Вы только посмотрите на неё. — Полумедвежья тушка под жалобный скрип топчана завозилась и приняла сидячее положение. Мэл на автомате сканировала тушкин череп — не вернётся ли, часом, боль? Джош тоже прислушивался к себе пару-тройку секунд. Потом расплылся в улыбке Чеширского кота, ткнул пальцем прямо перед собой и радостно заявил: — Надо же, чёртов сарай больше не шатается. Это ж кайф почище «травы». А она — «не преувеличивай!» — Дурило… — буркнула Мэл. Хохот просился наружу; какой-то мозговой таракан настырно зудел: рассмеяться вслух значит пошатнуть репутацию отмороженной стервы. Ухмылка Джоша делалась всё загадочнее, предвещая продолжение до крайности странного по здешним меркам диалога. Бочком подтянулись к топчану аризонцы. От них исходили волны надёжности, которая почти физически отгородила четвёрку группы Алвина Лунда от остальных наёмников, — и вместе с тем веяло любопытством. — Мне до сих пор до чертей интересно… — Джош явно наслаждался вниманием и хотел поделиться чувствами, которые изнутри распирали широкую мохнатую грудь, — что случилось там, в каньоне. Ну с тем гондоном, что был с гранатомётом. Ты же его угомонила, так ведь? Как назло, Мэл ощутила жар от прилившей к лицу крови. С мыслью «только покраснеть при всех не хватало» закрылась ментально от зашкалившего интереса к своей персоне. Отмахнулась, вмиг припомнив, как всё было. Ведьма испугалась. Очень сильно за Алвина, чуть меньше — за остальных, но испугалась, обернулась льдом и проросла сосульками-пиками прямо у врага в груди. Сосульки проткнули вражье сердце, превратив мышцы в жалкий кровавый комок. Воспоминание обдало холодом. Холод расцвёл на губах хищной ледяной улыбкой. Чутьё, не ментальное, а обычное, людское, подсказывало: может, от излияний рыжего и будет прок. — У гранатомётчика стало плохо с сердцем, — Мэл небрежно пожала плечами. — Насколько я знаю. — Ты и правда… ведьма… — Джош произнёс это с удовольствием, точно не ему совсем недавно ведьмины штучки доставили уйму малоприятных минут. Остальные ошалело молчали. Тишина была бы полной, если бы не гудели залётные мухи и не тарахтел в лихорадке дряхлый холодильник. — Что здесь происходит? — Возникший над зеваками Алвин тоже походил на холодильник, по крайней мере, умел замораживать и убирать с дороги одним только стылым блеском в глазах. — Что случилось? — Всё в пределах нормы, герр командир! — Хейл вытянулся, избавляясь от придурковатого вида и напуская на себя серьёзность. — Джош объяснял парням, почему с мисс Харт лучше дружить. — Это правильно, — Алвин едва приподнял уголок рта. Цепко оглядел подобравшегося Джоша — не то чтобы доклад аризонцев походил на враньё, но помятый видок рыжего говорил сам за себя. Почти рефлекторным движением обнял за плечи подоспевшую Мэл, заглянул в глаза. — В чём всё-таки дело? Вопрос адресовался шотландцу и подкреплялся чересчур уж резко метнувшимся к топчану взглядом. Таким льдистым и пристальным, что Джош сначала оторопел, потом сам себя расшевелил рывком за бороду. — Уф. Виноват, герр командир. Преуменьшил проблему самочувствия. — Проще говоря: соврал, — Алвин опустил тёмные от досады глаза на Мэл. Тяжко вздохнул: — Нет, я не злюсь. Я вообще никогда не злюсь. — Я всего-то вернула в строй ценную боевую единицу, — она прижалась щекой к нагрудному карману чёрной рубашки, погладила обнимающую руку. Прислушалась: Алвин вроде и правда не сердился. Зато с дрожью размышлял, когда Мэл настигнет пресловутый откат. А ещё, как обычно, мучился тем, что не успел кругом и сразу. — Вообще-то я был против и пытался её остановить! Ей рано так напрягаться! — прорезался наконец голос у Бенджи. Бедняга захлопнул саквояж, в сердцах с треском застегнул защёлки, но суровый герр командир так и не удостоил прилежного доктора взглядом. — Марш отлёживаться к нам в комнату! Потом сразу в ближайший лазарет — и пока не отпустят! — велел герр командир Джошу. Мэл вздрогнула и улыбнулась: сама хотела предложить то же самое, но её каким-то чудом опередили. Больше того: отдали рыжему во временное пользование раскладушку. Раскладушка скрипела на все лады, будто на ней и правда ворочался не человек, а медведь. Наконец Джош угомонился и насупился, то и дело косясь на командира. Алвин молча отодвинул стул и уселся, подперев подбородок кулаком. В воздухе зрел то ли вопрос, то ли нагоняй. А рыжий-то не чурбан, чувствует настроение начальства, усмехнулась Мэл, слушая виноватое сопение. Накосячил, да. Только вот ситуёвина-то и плевка не стоит, а герр командир между тем озабочен сверх меры. — Ну рухнул с копыт, делов-то. Ну… соврал. Чего так смотреть? — Сопение достигло предела громкости. — Сам уснёшь? — не выдержала Мэл. — Или помочь? — Не-не… — Джош выставил перед собой огромные ладони. От жеста несло театральщиной, ребячливой и безобидной. Напряжение схлынуло; на бородатой физиономии расплылась та самая улыбка, которая лыба: — Это мы уже проходили! Я уж как-то… реально сам! — Да что такое происходит? Почему я последним узнаю о каких-то тёрках внутри моей группы? — возмутился наконец Алвин. И этот наполовину играет, уловила Мэл, но на всякий случай погладила герра командира по плечу. Потом как бы невзначай заступила собой шотландца, который как раз лихорадочно искал, чего бы ответить. — Тогда, в форте… Я самовольно покинула склад, в то время как герр Джош выполнял приказ и пытался мне помешать. В общем… виновата. — И… что именно ты сделала? — В синих глазах заблестело любопытство. Что она сделала? То, от чего до сих пор мучилась. То, что так или иначе повторила бы ещё раз, если бы тот день вернулся. Побежала бы к пулемёту, конечно. Убрала бы каждого, кто встал на пути — и всё равно побежала бы. — Я его… шваркнула… — Кровь бросилась Мэл в лицо. Алвин прикрыл понимающую улыбку ладонью. За спиной Джош зачем-то дёргал себя за бороду — раз, другой, больно, ещё больнее. — Да уж, в тот день случилось много странного. Сумбур, да и только, — Алвин опустил веки, тоже прокручивая в памяти, как оно было. Воспоминания навевали какую-то вселенскую усталость, одну на двоих, нет, на троих. — Я должна была всё исправить, — упрямо проговорила Мэл, всё гладя и гладя обтянутое чёрным плечо. Опомнилась: мол, невежливо застывать к гостю спиной. Развернулась: — Надеюсь, теперь мы квиты? А, рыжий? — За мной должок, белобрысая! — Джош ткнул в воздух пальцем. — Даже два, за ущелье и за сегодня. — Значит, мир? — Мэл повторила жест. Лыба Чеширского кота над рыжей бородой расплылась ещё шире. Потом смешно перекосилась, когда Джошу вздумалось подмигнуть, щёлкнув языком. — Ещё бы. Я наконец чувствую на плечах башку, а не грёбаный котелок. — Как я тебя понимаю, рыжий… — Мэл разом припомнила всё, что удружили ей Лиам и компания. Поёжилась. — А теперь будь добр, поспи. — Да, отбой, минимум на два часа, — скомандовал Алвин по-прежнему в полушутливом тоне. Вмиг помрачнел: — На будущее рыжих и белобрысых отставить. Здесь, — он красноречиво мотнул головой в сторону конторы, — не сто́ит так явно демонстрировать дружеские чувства. Что правда то правда, — Мэл скривилась. Спину при мысли о Хойте обдало холодком. — Отбой так отбой, — пробормотал Джош. Заёрзал на бедняге-раскладушке, поправил доскоподобную подушку плечом. Пристроил наконец затылок и добросовестно закрыл глаза. Тут же вскинулся: — И ты тоже отдыхай, бел… мэм! Он выставил перед собой кулак. Уловив, чего от неё хотят, Мэл шагнула навстречу и повторила приветствие — костяшками о костяшки. Продолжая улыбаться и стараясь не выдать сосредоточенность лицом, кольнула-таки центры сна в рыжей башке парочкой сигналов. Тихонько-тихонько. Несколько мгновений Джош соловеющим взглядом изучал потолок. Потом зевнул до смешного широко и сладко, и отрубился. — Мэм… ну конечно, она ж типа леди. А командир везунчик… но, наверное, он заслужил, — слова ворочались в шотландской черепушке до крайности лениво, а скоро потеряли всякую связность. Рассыпались, изредка всплывая обрывками фраз: — Заслужил, не то, что я… Наверное, выяснять, кто чего заслужил, сейчас было не самой лучшей идеей. Мысль резоннее некуда, но Мэл не смогла удержаться. Он катился вниз по склону, бился о выступы и валуны, рассыпая куски железа. До падения с обрыва «он» был стареньким белым «Рено». Теперь в нём целых два мертвеца. Глэдис — и ребёнок в её утробе. Оба сгорят, обуглятся, почернеют — потому что «Рено» теперь похож на огненный метеор. Во всём виноват Джош. Так ему сказали. Так думал он сам, безо всяких «но» — хотя внутри всё тряслось от чувства несоразмерности. От «почему», «зачем», «за что» мутилось в голове. Джош всего-то хотел, чтобы Глэдис не курила больше всякую дрянь. Глэдис вроде бы поддалась уговорам и решила свернуть с кривой дорожки. Он мечтал, чтобы она свернула. Верил, что всё получится, он ведь Джош Красный Медведь, ему всё по силам, бить ли морды в подворотнях, или сорваться вдруг служить не куда-нибудь, а в морскую пехоту Её Величества. Глэдис встретилась ему в увольнительной, на рок-фестивале в Гластонбери под грохот гитарных риффов. Джош Красный Медведь очаровал вёрткую чернявую девчонку настолько, что следующая увольнительная унесла парочку на волнах траха — притом траха по-трезвому, безо всяких веществ. Но совершенно крышесносного самого по себе. Точнее, Джош думал, что очаровал. Потом всё пошло наперекосяк. Почему-то хорошее никогда не продолжалось долго — в этом был какой-то сраный закон жизни. Глэдис в собственной жизни, оказывается, ничего менять не собиралась. Кажется, она снова была под кайфом, когда вспылила. Под чем-то потяжелее, чем весёлая травяная расслабуха, это дерьмо заставило её запрыгнуть в грёбаный белый «Рено» и умчать. Или виновен во всём один только Джош? Слишком давил, пёр напролом, будто оправдывал медвежье прозвище? — Знаешь, я, бля, всего-то хотела попрыгать на члене. Потрахаться, понял?! А ты чё себе возомнил? Хотел превратить меня добропорядочную мать семейства?! А, Медведь? Тогда ты такой же тупой, как все медведи, чё! Пшёл с дороги, оставь меня в покое!!! Глэдис выпалила это, прежде чем запрыгнуть в ту чёртову белую колымагу. Джош посторонился — он же не маньяк какой-то, чтобы преследовать девчонок, в самом деле. Навязываться, нарываться, чего доброго, на иск о преследовании. Рушить себе карьеру за счёт той, кому это не надо. Нет уж, увольте. Если бы только она не прошипела напоследок: — Вот вылезет из меня твоя рыжая копия, подрастёт — воспитаю не таким занудным долбоёбом, как папаша!.. Хлопнула дверца «Рено» — или в воздухе что-то со звоном лопнуло. Взревел движок, зашуршали шины, взметнулось из-под колёс пыльное облако. Что толкнуло Джоша помчаться следом? В голове помутилось, но… — Убийца! Джош Керр — убийца! Видит Бог: Джош не сталкивал белую колымагу с обрыва. Джош вообще не догнал «Рено» и видел то, что уже не исправить, с расстояния в пару сотен футов. — Убийца! — громче всех орал, брызжа слюной и потрясая высохшими кулаками, папаша Глэдис. Джош тогда понял, в кого на её тонком миловидном личике бывает такое злобное, упыриное выражение. Только вот папаша в отличие от дочери предпочитал бухло, и несло от него перегаром, а не приторностью марихуаны. Полиция, кажется, тогда появилась на трассе быстрее, чем то, что осталось от «Рено», докатилось до дна. Джош не мог не смотреть на огонь, который разлетался вокруг метеорами и окрашивал всё вокруг в рыжий. «Твоя рыжая копия…» Почти не чувствуя физической боли, там, на дороге, Джош позволил себя ударить. Под колено, по затылку. Когда бобби[3] заломили за спину руки, Джош и это почувствовал как-то смутно. А потом вдруг сорвался. Кажется, подобные срывы называют «превышением пределов самообороны и недопустимым использованием боевых навыков». А ещё «сопротивлением представителям закона, повлёкшим за собой их, представителей, тяжёлые увечья», и кучей других официальных слов. Мэл пребольно цапнула себя за костяшки пальцев. Моргнула, возвращаясь из чужих, откорректированных временем и логическим анализом видений в комнатку из серого бетона. — Иди сюда! — Алвин ухватил Мэл за запястье и притянул к себе. Похоже, она всё это время мерила шагами пространство у стола. Удивительно, как не пересчитала боками всю обстановку, но бродила так хаотично, что мельтешение до сих пор отражалось в широко распахнутых Алвиновых глазах. — Угомонись. — Он усадил её на колени и устроил поудобнее. — Сердце-то как колотится. Когда ты начнёшь хоть немного беречь не только других, но и себя? Мэл со вздохом уткнулась носом под чёрный воротник, отдающий мятой и потом. Затылка невесомо коснулись, взъерошили кончиками пальцев волосы. Мэл потянулась губами к Алвиновой шее, уловила, как кожа там покрылась мурашками. — У меня не получилось по-другому. Виновата, герр командир. — Это само собой, что у тебя не получилось, — Алвин наполовину фыркнул, наполовину поцеловал Мэл в мокрый висок. — Но, может быть, оно и к лучшему. Может, и к лучшему. Чокнутый архипелаг не располагал к дружеским чувствам, верить в них было страшно, но Мэл сейчас ловила с раскладушки нечто удивительное. Удивительное заставляло сомневаться в бесперебойности здешних «законов». — Мэм… какое дурацкое обращение. Ледяное. А она… другая. Светлая. Белобрысая… да, повезло командиру. Мэл сдержала смешок, поймав в довесок к мысленным клочкам ещё и картинку. Саму себя почти-ангелом, который приходит на помощь в момент, когда какие-то демоны заняты тем, что выдавливают кости черепа изнутри. — И… что ему снится? — прошептал Алвин в ухо, прошёлся губами по волосам над виском. Мэл повернулась в тесных объятиях, чтобы покоситься на раскладушку. Джош завозился и улёгся лицом к стене, бормоча полувслух про ангелов и везение. Теперь от него веяло чем-то вроде на удивление беззлобной зависти пополам с виной и чувством потери. — Ему снится… в основном прошлое. Не самое хорошее. И я, вроде как ангелом... — Мэл положила голову на заботливо подставленное плечо. На губах запеклась дурацкая улыбка. Алвин — Мэл это знала — улыбался один в один так же, виновато, горько, но по-доброму. — Ангел… Всяко лучше, чем ведьма. А теперь, знаешь что… — он отстранил её, чтобы заглянуть в глаза, — тебе лучше последовать примеру… рыжего и тоже поспать. Это так, не приказ. Скорее, настоятельная рекомендация. Алвин щёлкнул Мэл по носу и тут же звонко чмокнул в губы. Сон перед закатом вышел особенно глубоким. Наверное, Мэл и впрямь устала настолько, что дрыхнуть без снов не мешали ни духота, ни пот, ни ломота в пояснице и между лопатками. А помогало, видать, чувство покоя: Алвин вот так же, без обычных кошмаров, прикорнул рядышком. Разбудили Мэл осторожные, но всё-таки шорохи. Сквозь ресницы она наблюдала, как из временной берлоги под несчастные стоны раскладушки выбирается медведь-Джош. Через миг он почувствовал взгляд, и Мэл пришлось выслушать по-мальчишески сбивчивые извинения — потревожили, мол, прощения просим, но у нас тут вроде как сборы. За дверью толкались аризонцы — почти тихо, но герр командир готовился надавать им по шее. Кажется, он единственный догадывался, что для Мэл даже тычки кулаками по мышцам всё равно что звонкие оплеухи. Но вместе с тем знал, что Мик и Хейл ждут чего-то конкретного. — И вас я тоже слышу! — бросила она в просвет между дверью и проёмом. Возня поутихла. Переминаясь с ноги на ногу и сдерживая нетерпеливый зуд, аризонцы доложили туда же, в просвет: прибыли-де, чтобы доставить доктора Бена к месту переправы через пролив. Ну и «медведя» заодно — в лазарет, туда, где не слишком напрягают и дадут отлежаться, в общем, «места надо знать». На топчане за стеной Бенджи приводил в порядок саквояж — боялся, что лекарский скарб растрясут в лодке. Да, в обратную дорогу гонять ради доктора вертушку пожалели. Зажилили топливо и вообще сказали: как бы не сшибли борзеющие с каждым днём дикари. В этом смысле лодка, конечно, гораздо надёжнее. Лишь бы лодочники попались вменяемые. Мысли и заботы Бена Мэл впитала во всём их множестве за пару мгновений. Док, как обычно, опасался всего и вся. Разве только не аризонцев, мол, эти не отмороженные, они из группы цивилизованного герра Алвина. — Я выйду на минутку… одна… — шепнула Алвину. Герр командир не возражал, не требовал объяснений. Понимал: прощание — веская причина поболтать с глазу на глаз. К тому же аризонцы ребятки хоть временами и дурные, но в основном очень толковые. И к тому же на удивление деликатные. Мигом убрались подальше от топчана и даже не подслушивали, не забывая, впрочем, отслеживать подозрительные телодвижения. — Если будут обижать в лодке… — Мэл понизила голос, не забыв заговорщически улыбнуться, — смело грози ведьмой. Бенджи закончил копошиться в саквояже и щёлкнул замком. Отдуваясь, тряхнул кудряшками, хотя они совсем не лезли в глаза. — Ты давно оклемалась-то, супергёрл? — Бен всех сил пытался врубить режим Гипа, вон, и старое «суперменское» прозвище вспомнил. Остальное почему-то не работало. Щёки не надувались. Нос не задирался, будто капля пота на его кончике весила килограмм-другой. — Ну уж вечный нестояк-то сумею обеспечить, — Мэл фыркнула и вознаградила дока за простоту, ласково потрепав по тонкому плечу. — С такого расстояния? Да ладно, супергёрл, не трать силы на одного пиратского доктора. Как-нибудь за себя постою. Я на северном острове вроде важный человек. А то потом снова меня упакуют в вертолёт, ничего не объясняя. В этот раз я уж, знаешь, решил, что Хойт меня продать решил или вовсе в ящик засунуть. Он выпалил это, не отводя, как обычно, глаза, но без упрёка, скорее грустно. Поморщился виновато — мол, спасибо, что не перебивала, хоть выговорился. — Что бы ты понимал в расстояниях… Окей. Извини, что стала причиной… испуга, я честно-пречестно не по своей воле. Спасибо за всё, и… лихом не поминай, что ли. — Не удержавшись, Мэл стремительно полуобняла дока повыше острых локтей. Сразу же отпустила, чтобы, чего доброго, не напугать сильнее. Надо же, не напугался. Совсем. Скорее уж смутился горячей волной, от которой, кажется, и волосы на затылке шевельнулись. Да ладно. Не этот ли мальчик захаживал в бордель на северном острове? — усмехнулась Мэл, но промолчала. Сама смутилась, поймав случайную мысль: — И правда — изменилась. Неужели благодаря герру Алвину? Бенджи подцепил саквояж за ручку и замер. По смазливой физиономии расползались красные пятна. — Да куда уж… поминать лихом. Все мы здесь явно по ошибке. Ты, я… И герр Алвин, пожалуй, тоже. Это имя кольнуло Мэл под сердцем. Вот Алвин пришёл сюда вроде как по собственному желанию, но следуя зову, который с самого начала был обманом. Или чем-то во много раз худшим. Обратно в комнату потянуло со страшной силой. Мэл пропустила момент, когда в коридоре очутился Джош, но рыжий, оказывается, умел управляться с железной дверью, как с пушинкой. Аризонцы изнывали: сколько же можно ждать? Что ж, пора. — Дуй уже. И себя береги, — Мэл хлопнула Бена куда придётся, попала чуть выше локтя. Кажется, немного больно. Нет, обниматься больше нельзя, иначе Бенджи совсем загрустит, что не в его власти остаться. Казарму заполонил белый свет люминесцентных трубок, загнал по углам чётко очерченные тени. Дверной проём налился чернильной синевой, в которой одна за другой исчезли знакомые фигуры. Алвин лампы не включал. Из прогалины между шторами в окно затекала грязная желтизна прожекторов, но не касалась огромной чёрной тени на стуле. На миг Мэл увидела себя глазами «тени» — силуэт в ореоле белого света из коридора. Даже волосы, будто наэлектризованные, наливались мириадами искр — едва ли не потусторонним сиянием. Мэл придавила дверное полотно задом и ощупью налегла на задвижку. Сияние вмиг испарилось, но чёрная тень протянула руки: — Ангел. Действительно — ангел, прав рыжий. Ещё через миг две тени, одинаково серо-чёрные, повалились на койку. Мэл оказалась сверху и, для устойчивости зажав Алвина бёдрами, вслепую и беспорядочно осыпала поцелуями кожу, волосы, ткань. Алвин отвечал тем же. Над койкой, казалось, плавился сам воздух, чтобы скатиться жидким огнём в низ живота. Одежды было как-то чересчур много — похоже на чёртову капусту. Промежность пульсировала от напряжения пополам с болью, а ремни утекали из-под пальцев скользкими угрями. В наполненной полувздохами-полустонами темноте особенно звонко загрохотало железо. Знакомое и долгожданное Мэл уловила за дверью раньше, чем из коридора заворчали лукаво: — Гостей вроде как ждали, а не встречаете, ja? А ну как у меня пиво вскипит, будет не пиво, а Scheisse? Как тогда отпразднуем спасение дамы? А ведь ещё за знакомство не пили!