Цивилизованные люди

— Давай помогу… За какой-то миг Мэл нагребла в охапку кучу вещей. Пару полных бутылок с питьевой водой, полупустую флягу, свёрток с упаковками галет. Подцепила за ручку сохнущий после мытья котелок. Ухватила аптечку, которая с недавних пор постоянно обреталась на самом видном месте. Вмиг освободила руки, ловко пристроив всё на заменяющие тумбочки гранатные ящики, на койку, раскладушку. Алвину нужно было пространство не только на столе, но и рядом. Герр снайпер намеревался — Мэл уловила это ещё пару-тройку мгновений назад — чистить свою знаменитую на оба острова винтовку. Готовился к самому настоящему священнодействию, не иначе. Которое требовало от Мэл чувствовать себя почти жрицей, прислуживающей при ритуале. Жрице, должно быть, полагалось с трепетом задержать дыхание. Мэл так и сделала — затаилась и не дышала, пока застилала столешницу холщовой материей, добытой из аккуратного свёртка на Алвиновой раскладушке. Местонахождение свёртка Мэл заучила наизусть, выудив однажды из головы герра командира. С чего начинать ритуал, помнила и сама, будто следовала предначертанному на невидимой скрижали. Должна же, в самом деле, у Ангелов Смерти быть какая-то своя скрижаль. — Скрижали называются «инструкции» и «руководство по снайперскому делу», — выдохнули у Мэл прямо над ухом. Она вздрогнула — надо же, дала себя подслушать. А может, связь давным-давно работала в обе стороны, — промелькнуло в голове. Мэл встряхнулась и со всей невозмутимостью разгладила последние складки на холстине. Какая чистая ткань. Не новая и посерела от стирки, но ни единого пятнышка. И ни малейшей ворсинки, могущей попасть внутрь священного механизма. — Я избегал его отбеливать, чтобы не сыпались волокна, — усмехнулся над головой Алвин. — А вы, миледи, перегибаете с усердием. Всегда перегибаете… — он подпёр Мэл сзади и осторожно, но плотно зафиксировал за локти. Сделалось до крайности жарко, хоть мгновение назад казалось: переплюнуть предвечернюю духоту, когда бетон отдаёт воздуху всё, что впитал на солнцепёке, невозможно. Кровь прилила к лицу, с шелестящим эхом забурлила в ушах. Разом и целиком взмокли ладони, плотно пристала к коже под лопатками футболка. — Мэл, у меня нет таких же возможностей, как у тебя. Но я тебе доверяю. А ты мне? Выходит что нет, если «отключила» от вашего с Сэмом совещания? Как, ну как у него это получается? Не поднимать шум, не возмущаться. Не обдавать раздражением и не сыпать руганью. Таращиться, сверкая невозможной синевой, в полной тишине доводить до белого каления взглядом и до крайности горькими мыслями. — Я тебе доверяю, больше чем себе. А ещё я тебя изучила. Потому и… Стыдно-то как, господи. У синего-синего взгляда удивительные свойства: будить совесть, от которой не спрячешься, даже делая вид, что занята нехитрой казарменной утварью. — Мы не о тебе говорили. — Мэл борется с желанием использовать вместо веера один из старых журналов. Тех самых, с подиумными платьишками, в которые герр командир не так давно мысленно одевал свою ведьму. Герр командир скептически кривится: доверие доверием, но спасительную, щадящую ложь ещё никто не отменял. Медики ведь, бывает, опасаются добить пациента правдой, поэтому выдают её половину, если не меньше. А уж близкие-то, любимые и подавно… — Не о тебе, серьёзно, — не моргнув глазом, Мэл выдаёт такую же полуправду. Ну в самом деле, зачем Алвину знать о такой мелочи, как последнее условие сделки? «Помощь и защита для герра командира». Что изменится прямо сейчас, если выложить новость как на духу? — Сугубо деловой разговор, без соплей и давления на жалость. — Вот как? — герр командир скептически кривится. Мэл невольно любуется, когда он склоняет набок голову — в длинных прядях причудливой стрижки путаются, играют искорки света. Колет под сердцем: Алвин и правда верит своей ведьме. Упрямится больше для вида и уж конечно не способен не волноваться. — И в чём она, эта… хм… сделка? Мэл в тот вечер бросила выделываться и выложила всё разом — ну почти. О, если бы на этом подколки насчёт «отключения скайпа» закончились. Нет, они продолжались уже пятый день, разбавляя ожидание новостей от Сэма сменой полушутливых упрёков и до мурашек ласковых примирений. Всё бы ничего, если бы не вынимающее душу беспокойство. Оно уже по привычке разделилось на двоих, опутало нервы, пустило корни в казарменный пол, сковывая движения. Ноги тяжелели, Мэл против воли вспоминала паралич и паниковала ещё сильнее. Растущие из нервов корни, казалось, буравили насквозь рыхлый бетон, протыкали тонкий слой островной почвы, проваливались сквозь вулканическую породу в океан. Солёная-солёная вода прижигала голые нервы смесью огня и стылости. А под немыслимой океанской толщей «корни» поджидал старый знакомый — Мировой Змей Йормунганд. Мэл то и дело чувствовала, как он будто щупает тонкие окончания раздвоенным языком. Это было не то чтобы больно, скорее холодно и жутко, а Змей издевательски касался снова и снова, от чего спину Мэл прошибало разрядами панической дрожи. — Мэл, что ты наделала? Fan, ты соображаешь? Предлагать твои способности организации вроде ЦРУ — это всё равно что… дразнить Вааса! — явно чувствуя то же самое, думал в такие моменты Алвин. — Кто знает, какие идеи взбредут в головы этим деятелям? Может, решат посмотреть, как ты устроена, и запрут в лаборатории, а? — Vad i helvete tänkte du på?¹ Нет, они к тебе даже не приблизятся. Если речь пойдёт о лаборатории, пусть даже не подходят! Клянусь… — слышалось следом. Мысли Алвина делались потаёнными, будто тонули в синей до черноты глубине, — Мэл приходилось прилагать усилия, тянуться следом в затяжном нырке, задерживая дыхание. От нехватки кислорода кружилась голова. Комната чернела перед глазами, хотя её вроде должен был заливать противный, едкий как кислота белый свет. — Ну-ну, давай-давай! — насмешливо цедил кто-то прямо в мозгу. Манера напоминала Ваасову, голос принадлежал Алвину, но Мэл улавливала дыхание Йормунганда, такое же раскалённое, как глубоководные вулканы. А может, Змей сам будил все вулканы мира презрительным фырканьем: — Клянись сколько душе угодно. Только душу ты давно продал мне, а тушка скоро начнёт гнить заживо. Ха… ф-р-р… — Йорми то ли икал, то ли фыркал от смеха, поднимая вокруг себя тучи ила и вулканического газа. Бурлили лава и кипяток. Уши закладывало стеной из рёва землетрясений и дикого шороха камней, но Мэл всё равно улавливала шипение, которое порождали совсем не сдвиги тектонических плит. — …и как ты собираешься спасать свою великую любовь, когда сам будешь подыхать и подохнешь, а?! — От змеиного хохота по всему миру случались подводные обвалы. Змей пускал гигантские пузыри и понемногу заполонял ими ведьмино сознание целиком. Мэл трясла головой. На помощь приходил Алвин: ему самому было так же дурно, но Мэл после каждого помутнения обнаруживала себя у него в объятиях. Провалитесь острова эти к Змею в Бездну, ругалась Мэл. Провались и эта неделя, может, тогда закончится быстрее, ведь именно неделю просил дать ему Сэм на поиск каналов для побега. — Успокойся, успокойся. Ну что ты, в самом деле, — шептал Алвин, беспорядочно целуя Мэл в макушку и виски. — Пожалуйста, не облегчай Ему задачу забрать тебя у меня, — шёпот сходил на нет. — Ты себя выматываешь, не суетись… Они оба знали, кто такой Он, кто хочет их разлучить. Использовали любую возможность, чтобы в пику Йорми вцепиться друг в друга как можно крепче. Алвин ворошил волосы Мэл выдохами, такими горячими, будто их тоже исторгало жерло вулкана. Однажды стало и вправду так жарко, что, остановившись посреди маньячного избавления углов от паутины, Мэл заподозрила у себя лихорадку. Герр командир тогда велел улечься и сам смерил температуру. С лихорадкой вроде обошлось, но Мэл так расслабилась под невесомо-настойчивыми касаниями длинных пальцев, которые промакивали ей лоб влажной прохладной тряпицей, что в неурочный час задремала. — Сделка с ЦРУ — это попытка спасти меня от преследования властей? Но это продажа души на всю жизнь. Твою жизнь, Мэл. Потому что когда меня не… когда… когда мне уже не понадобится защита от властей, тебе всё равно придется остаться… — Слышала сквозь навязчиво плетущийся сон. Говорил уже не Змей, ворующий голос Алвина, а сам Алвин, — кажется, в тысячный раз с той минуты, когда Мэл во всём призналась. Повторял без упрёка, скорее с болючим, словно ледяной шип под сердцем, сожалением, к которому примешивалась уже не тревога — нарастающий ужас. Не открывая глаз, Мэл хватала Алвиновы запястья, чувствуя, как под кожей перекатываются сухожилия, твёрдые, как живой камень. Весь напряжённый, натянутый, будто струна, герр командир умудрялся внушать Мэл те крохи спокойствия, которых не чувствовал сам. Внешне они оба — снова — играли всё в ту же набившую оскомину игру. Игра называлась «подколи другого». Пошути по-дурацки, чем легкомысленнее, тем лучше. — Гляди-ка, какое прилежание. Нет, мне, конечно, приятно, когда мои желания хватают на лету, но… ты совсем развращаешь герра командира. Разбалуешь ты меня. На застеленный холстом стол один за другим ложились принадлежности для чистки винтовки. Мэл улавливала, нет, знала, насколько педантичного порядка придерживается Алвин, и наблюдала, почти не дыша. Гибкий шомпол, ёршики, пакля, вишеры², чистая ветошь, — полный набор из компактного походного кейса. Мэл против воли вспомнила чемоданчик Бена и едва перевела дух от понимания: герр командир обращался с боевой подругой куда нежнее, чем Гип с недорезанной пиратской братией. Каждое движение жилисто-мускулистых рук будило в Мэл странный полудетский восторг. Он гудел в голове, распирал грудную клетку — в общем, здорово отвлекал, и Мэл сама не заметила, как втиснулась в уголок у стола. Уселась на краешке койки, подперев кулаком подбородок. Тут же вскочила: Алвину понадобилась ещё одна важная вещь. Чёрный мешочек на ящике у раскладушки, — уловилось следом. Мэл подцепила мешочек за шнурок-завязку, машинально дёрнула. Спохватилась, подняла глаза. — Открывай уже, работяга… — Алвин издал язвительно-тяжкий вздох. Прищурился, вгляделся. Погладил Мэл кончиками пальцев от левого виска к подбородку, — кожа у неё на спине вмиг съёжилась в мурашках. — Иначе ведь не угомонишься. Вон, от усердия аж вспотела. — Это не усердие… — в очередной раз подыгрывая, она улыбнулась со всей возможной загадочностью. Подмигнула — мол, давай поближе. Подалась вперёд сама, зашептала заговорщически: — Это… ну я же люблю большие пушки, помнишь? Что бы там ни имел в виду под этим Ваас… Неподдающийся шнурок наконец развязался. Мешочек оказался чехлом для налобного фонарика на эластичных ремнях. Мэл расправила их и приподнялась на цыпочки, будто так получилось бы дотянуться до высоты Алвинова роста и нацепить конструкцию на беловолосую голову. Охнула, когда Алвин опустился на одно колено. — Миледи благословит своего рыцаря на чистку… кхм… «меча»? Что бы там ни говорил по этому поводу Ваас. Мэл хотела фыркнуть так же дурашливо, как это прозвучало, но в горле почему-то запершило. Скривилась было. Опомнилась. Торжественно, словно венец, приладила ремни с фонарём на положенное место, убедилась, что нигде не давит. Мимоходом сжав Мэл ягодицы, Алвин сомкнул руки в замок чуть выше. Привлёк тесно, ещё теснее, пока вырез её футболки не вымок от горячего дыхания, но аккуратно, чтобы фонарь не упирался больно под ключицами. — Ты… заставляешь меня разрываться между вами двумя… — Белоснежная макушка в оплетении ремней качнулась в сторону винтовки. В эфире звенело эхо очередной натянутой шутки. Алвинова нежность окутывала с головой — нет, он не разрывался, он давно уже выбрал и, потяни Мэл его прочь от стола, мгновенно сдался бы, оставив оружие и процедуру чистки на потом. Нет, так нельзя. Оружие — не только гибель для врагов, чьи головы ты по собственной воле или волей приказа крошишь пулями, но и залог сохранности твоих же товарищей. Твоей собственной сохранности. Тем более, с недавних пор ты нужен не только смерти. Кое-кому будет очень больно тебя потерять. Последнее скорее всего неизбежно, но Алвин собирался протянуть как можно дольше. От подслушанных мыслей сделалось неловко. Впрочем, в том, о чём думает Алвин и о чём — она сама, Мэл давно и безнадёжно путалась. Пол уходил из-под ног. Алвин развернулся вполоборота и прижимался к покрытой мурашками коже над вырезом щекой. Кололись щетинки, ни капли не больно, — впору бы рассмеяться от щекотки, но в горле застрял комок. — Ни в коем случае… — сдавленно выдохнула Мэл. Ткнулась губами Алвину в волосы, прокашлялась: — Так не пойдёт. Я такого себе не позволю. Тебе тоже… не позволю так поступить с боевой подругой. Алвин поднял взгляд. Смотреть герру командиру в глаза чуть сверху было непривычно, а ещё он смешно морщил лоб, не веря, что мрачные мысли куда-то разбежались. Они, само собой, вернутся, но сейчас Алвин едва ли не по-детски радовался: вдвоём с Мэл он прогнал их все до единой. — Будь по-вашему, миледи. По-твоему — и по её, — он мотнул головой в сторону винтовки. — Кажется, вы спелись… — Ну это само собой, я ведь и правда люблю большие пушки. — Мэл заработала шутливый шлепок по заднице и скорчила деланно оскорблённую рожу. — Эй! Я же артиллерист, забыл? — Госпожа артиллерист хочет сказать, что из нас двоих её больше интересует… пушка? — поднявшись в полный рост, Алвин тоже насупился. Пару мгновений они тщательно копировали гримасы друг друга, потом прыснули в унисон. Головы трещали у обоих. Боль, пока квёлая, под смех еле-еле толклась внутри черепа, но явно выжидала, тянула силы через усталость, мандраж и зной. — Сэм, где ты? Понимаю, спешка может тебя раскрыть, поэтому не тороплю, но если бы ты знал, как тошно ждать… — вырвалось у Мэл против воли. Против воли ушло в ментальное пространство как самый настоящий зов. Впрочем, Сэм-то как раз знал, — насколько хорошо, Мэл давно прочла в лысой татуированной голове. Его ожидания хватит на несколько жизней, терпения тоже. Мэл надеялась, что сама сможет вытерпеть столько же, сколько вынес на Рук Айленде герр шпион. Не придушить бы кого-то мимоходом. Например, мистера коновала, который с вечера пивных посиделок как штык появлялся под окном у «шведа и ведьмы» и дежурил до тех пор, пока не погаснет свет. И ещё, может быть, час-полтора для верности. — Как швед с ней обращается? — мистер Хойт не смотрит на собеседника. То косится мимо, то будто дырявит навылет. Иногда, кажется, изучает взглядом диван, мимо которого ходит по сотне раз ко дню, но проштрафившийся медик сам по себе интересует его меньше, чем дырка в кожаной обивке. Мистер коновал не питает на собственной значимости для босса никаких иллюзий, но всё равно злится. Особенно раздражает слово «швед». От него в памяти вмиг всплывает длинная прямая фигура-каланча и ледяной прищур. И что только бабы в таких находят. Хотя ведьма разве нормальная баба. Сука та ещё, даже в бессознанке, вот и… — Как обращается… пылинки сдувают. Оба, друг с друга… — голос «коновала» дрожит от еле прикрытой ненависти. — Прямо как муж и жена по большой, мать её, любви… Лицо босса делается настолько непроницаемым, что медик пугается. Ноги дрожат под коленками, как после отсидки в ящике, а ладони пощипывает от пота — так и хочется вытереть о штаны. Нельзя. Облизывать губы тоже нельзя — босс сочтёт слабаком и пожалеет, что передумал сжигать. Будто казнь уже близко, откуда-то несёт дымом. Вонь раздирает горло, тоскливо выворачивает желудок. Не к месту хочется до ветру. Хойт прячется за сизой пеленой, но мертвецкие его зрачки продолжают следить. Мимо и насквозь, но цепко — не сбросишь, не избавишься. Мистер коновал прямо сейчас привстал на полусогнутых, чтобы в просвет между занавесками рассмотреть, чем занят ненавистный швед. Мэл скрипнула зубами. Затаила дыхание и скользнула в соглядатайский мозг, коснулась зрительных нервов. С усилием на выдохе влилась в них, чтобы воспользоваться чужими глазами. Белый треугольник, мельтешение теней. Обтянутые перчатками большие руки, два пузырька. В прозрачную жидкость упали алые кристаллы. Длинные пальцы запечатали пузырьки. Цвет раствора укрылся за тёмно-коричневым стеклом, но Мэл казалось — жидкость вышла цвета разбавленной крови. Тонкие латексные перчатки отправились в мусор. За месяцы бок о бок с Алвином Мэл видела эту церемонию много раз. Каждую неделю минимум, куда чаще — если случался бой. Алвин сам делал раствор хромпика³ и нашатыря. Разбирал оружие, раскладывал детали так, что Мэл могла поклясться — они каждый раз оказываются на одном и том же месте без погрешности даже в миллиметр. Мэл впервые видела процесс с такого ракурса. Подглядывание исподтишка могло бы особенно завораживать, если бы не эмоции мистера коновала. Этот гад, кажется, нарочно накручивал в себе ненависть и отвращение. До того, что освещённый треугольник темнел, а края занавесок смотрелись похоронной рамкой. Задохнувшись, Мэл выскочила из чужого сознания, как поплавок. Траурная кайма вокруг Алвина застряла перед глазами. Эта мерзость требовала немедленной мести, и Мэл сквозь преграду метнула в наёмничьего медика импульс-невидимку. Обнаружила себя сидящей на прежнем месте — у стола, на краешке койки. В ушах шумело. Алвин с тщательной нежностью проталкивал по стволу смоченную в растворе паклю и почему-то без звука шевелил губами. Ни на миг не оборачиваясь, кажется, чтобы не светить фонарём Мэл в глаза. — Всё хорошо, родная? — Звук вернулся после резкого щелчка. — Всё хорошо, не отвлекайся… — она состроила улыбку. В голове защёлкало снова, целой руладой, после которой слух вернулся полностью. За окном блевали — с такой самоотдачей, будто выворачивались наизнанку, и, очевидно, уже несколько минут кряду. — Что это было? — не отрываясь от работы, Алвин заулыбался. Мэл смутилась, под скрип старого стула отшутилась невнятно. В ответ получила ещё более понимающую ухмылку. Мистер коновал наконец отблевался, утёрся кое-как и отполз в сторонку от загрязнённого «насеста». Мэл знала, что совсем покинуть пост соглядатай не решится — даже дрожа от гадливости к собственной нечистоте. Слишком пугают нарисованные Хойтом перспективы, слишком памятен железный ящик, что вонял куда хлеще едкой кислятины. После желудочно-кишечного бунта, ясное дело, голова соображала тоже отвратительно, но через ещё пару мгновений мистер коновал вспомнил о фляге. — А что было? Понятия не имею… — Мэл злорадно ощерилась в кулак. Алвин качал головой, сосредоточенно продвигая по стволу очередную протирку, и улыбался с невозможной смесью иронии и теплоты. — Не жрал бы дрянь всякую — и не поплохело бы. — Ну само собой, обычное дело… — монотонно пробубнили от стола. Пару секунд Мэл следила, как огромная тень на стене напротив шевелится над гротескным отпечатком винтовки. Потом тень явственно сотряслась: Алвин фыркнул. Громко, звук вмиг вылетел сквозь распахнутую настежь верхнюю створку. Вместо ночной прохлады оттуда веяло враждой и желчью. И то, и другое воняло настолько мерзко, что в повисший в комнате тяжкий нашатырный дух Мэл сейчас готова была влюбиться. Мистер коновал баюкал свою ненависть и под мерзкое урчание в желудке раздумывал, какую бы гадость сочинить про ведьму и шведа. Раз уж подслушать ничего стоящего не удалось. Босс будет недоволен. Больше того — чертовски зол, тем страшнее, потому что никогда не поймёшь, что скрывается за рыбьими глазами и физиономией, похожей на морёную доску. — Чё б такое доложить, чтоб у босса душа развернулась? Тогда эта сука за всё ответит… Приписать им вдвоём с Небоскрёбом заговор против Хойта… Мэл будто кипятком ошпарило изнутри. Кто-то дёрнул за нервы, так сильно, что вмиг вспомнились отростки-корешки, океанская зона хадаль и Йорми с раздвоенным языком. — Только попробуй! — по-змеиному зашипела в ментальный эфир сама. — Попробуй, оговори нас перед боссом. В следующий раз не только проблюёшься — схватишь инфаркт! — Стерва… — еле слышно, но вслух выплюнули за окном. Похоже, мистеру коновалу было куда проще признать голос в голове глюками, а себя тоже чокнутым, чем отвечать мысленно. — Это ты, что ли, стерва? Что ты сказала? Нормальным себя считает, значит. Мэл непроизвольно оскалилась. Спохватилась, что сейчас, невесть как уловив неладное, сначала обернётся, потом испугается Алвин. Постаралась придать лицу видимость безмятежной маски. — Я, кто ж ещё. Что слышал, козёл. Инфаркт — если наклевещешь на нас Хойту. — По поводу заговора соглядатай почти попал пальцем в небо. Этот факт здорово щекотал Мэл нутро, но вдохновлял, ох как вдохновлял. — Нам нет резона вредить боссу. А ты, если вдруг что вякнешь — я узнаю. Под рамой разразились бранью, глухой и почти бессмысленной. Слова «стерва» и «сука» казались самыми чистыми в огромном комке нечистот. Сквозь грязь явственно пробивалась досада. — Я, может, и шалава, но мозги тебе расплавлю. Через уши вытекут! — Мэл запустила сквозь пространство столько яда, сколько сумела. — Слюни будешь пускать и ходить под себя, на мясо собакам пустят. Так что… сочиняй у себя в башке, если фантазёр, а пасть не раскрывай! — …что с тобой? — тревожно спросили прямо над головой. Тронули запястья, забрали плотно сжатые кулаки в большие ладони. Мэл только сейчас ощутила, как сильно напряглась — до того, что каждое касание выходило каким-то наэлектризованным. — Мэл, ты похожа на ёжика. Электрического. Иголки дыбом, искры скачут. Очень может быть, — с остатками задора подумала Мэл. Разлепить сжатые веки оказалось той ещё задачей. Свет резанул по глазам, размазался пятнышками-пузырьками. — Снова меня «отключила»… — проговорил Алвин укоризненно. Огладил спину до лопаток, привлёк Мэл к себе, заставив уткнуться лбом в рубашку. Запахи мяты и нефти отодвинули подальше нашатырную вонь. Отключила? Ах, да. Пока Мэл сыпала угрозами, мысли герра командира совсем не прощупывались. Но, честное слово, в этот раз контакт лопнул сам по себе! «Коновал», вспомнила она. Этот мудила во всём виноват. — Эй, слышь меня? Я предупредила, инициативный ты наш! За стеной забубнили, ясное дело, по-прежнему матом. — Прости… — Мэл потёрлась щекой о рубашку под нагрудным карманом. Тяжко вздохнула: — Прости… я, наверное, не хотела, чтобы ты слышал, как я ругаюсь… — Сильно ругалась-то? — фыркнули сверху. Большая ладонь потихоньку скользнула по волосам. Алвин явственно боялся перепачкать Мэл оружейной химией. Мэл мотнула головой, зажмурилась, принюхалась. Обоняние всё ещё едва заметно раздражал нашатырь — будто чужеродное присутствие среди близкой и родной обстановки. — Сильно… — понимая, что заливается краской, Мэл вжалась щекой в чёрную ткань. — Примерно как Ваас… Просто… — она сквозь рубашку поцеловала напрягшийся, потом расслабившийся Алвинов живот, — ты единственный, перед кем мне стыдно это делать. — Да ладно, не бери в голову, — ласково хмыкнули сверху. Душный воздух всколыхнулся — Мэл скорее ощутила, чем услышала, как Алвин опустился перед ней на корточки. Обнял за плечи, заставил взглянуть в лицо. — Это не ругань, это оберег. От злых духов или людей — тут уж как повезёт. А я тебя люблю, даже если станешь материться, как портовый грузчик. Да-да, я никогда раньше не говорил вслух, как сильно… — он подался вперёд, закутал Мэл в охапку, ткнулся губами в затылок, забормотал горячо: — …тебя люблю. Ну, ты же мысли читаешь, всё такое. Сама, мол, всё чувствуешь. Но как же, оказывается, приятно произнести это вслух… Кажется, где-то страшно глубоко под островами, там, где их вулканический фундамент врастал в литосферные плиты, от Алвиновых слов весь ощетинился Мировой Змей. Комната двоилась, плыла у Мэл перед глазами. Сминая черноту, болели от напряжения пальцы. Объятья смыкались теснее, будто давление на глубине. Тонущие захлёбываются водой, Мэл же поняла, что захлёбывается нежностью пополам с ужасом, и в лёгких уже нет места воздуху, одна эта распирающая изнутри смесь. — Надо было раньше сказать. По-дурацки вышло, понадеялся на телепатию. Хорошо, что решился. Времени мало, мог и не успеть, если бы тянул дальше. Но, небо и Бездна, как же хочется это повторять: люблю, люблю, люблю… Это ухватилось разом: мысли в коконе, мысли, которыми Алвин боялся расстроить, напугать, поэтому предпочёл бы спрятать. Не вышло, конечно. Зато Мэл сумела сделать вид, что ничего не слышала. Даже улыбнуться смогла, когда ей снова заглянули в глаза. По-дурацки, наверное, зато бодрячком. — Поздно уже… — Алвин забрал её лицо в ладони, боднул тихонько лбом в лоб. — Я ещё долго шаманить буду, а ты ложись, не жди. Мэл дёрнула плечом — нет, мол, дождусь, совсем не устала. Какое-то время и правда добросовестно таращилась. Голова кружилась; нашатырная вонь снова надвинулась и не отрезвляла — наоборот, душила. Алвин распахнул ещё одну створку окна. Помогло совсем чуть; комнатушку всё равно затопил сладкий, почти барбарисово-лакричный запах. Так пахла оружейная смазка. Алвин кропотливо, будто ювелир, возился с затворной рамой и затвором, — кажется, это было последнее, что Мэл увидела, прежде чем её совсем сморило. Сон окутал масляной плёнкой, совсем как та, которую перед грядущей стрельбой Алвин будет насухо удалять из ствола винтовки. Только веяло во сне не барбарисом и лакрицей, а порохом, бензином и гарью. В ночи горела какая-то постройка, вместе с ней часть прилегающих зарослей. Кустарник так и светился изнутри рыжим, прежде чем растаять совсем, а постройка, кажется, и раньше была кособоким бараком, который вот-вот превратится в обугленную груду. Над огнём, похожим на гигантскую опухоль с протуберанцами-метастазами, метались искры. Иногда они, как бешеные, сыпали прямо в глаза, оставляли на лице и руках жгучие точки-метки, мелко дырявили одежду. Одежда. Знакомое красное тряпьё — майки, штаны, лоскутья на голой коже. Вымокшее, в пятнах, присохшее к ранам и ожогам — перевязанным и не очень. Лица. Нет, рожи. Чужие по отдельности, но до боли знакомые в совокупности, щетинистые и бородатые, в шрамах и с чертами, в которых отпечатались зверские гримасы. Пираты. Сначала живые — бегали, палили во все стороны из автоматов. Орали что-то без звука, брызгали слюной, перекошенные, потные, грязные. Потом картинка менялась — с хрустом, будто кто-то сминал в кулаке допотопную киноплёнку. Под палящим полуденным солнцем кто-то приближался к тому, что сослепу и издалека легко было перепутать с недостроенной оградой. Потом временный носитель ведьминого сознания подходил поближе. Дефилировал вальяжно, как на прогулке. Рассматривал, будто чувствовал ведьму у себя в голове и нарочно показывал всё как можно подробнее. Ограда оказывалась не оградой. Из земли торчали не брёвна — колья, на которые насадили по человечьей голове. Вальяжный зритель прохаживался, сжимая в увешанной знакомыми браслетами руке знакомый пистолет. Над частоколом из останков тучами роились мухи, ползали по скукоженным, полувысохшим-полугнилым от зноя лицам жирными точками. Точки обживались в глазницах, пока заполненных или сквозящих ранами, забирались в чёрные от спёкшейся крови рты. Некоторым посмертный оскал запечатали кляпом из красной тряпки. Другим этот памятник прижизненного занятия повязали на кол, и не разобрать было, где начинается побуревший лоскут, а где заканчивается обрубок шеи — обветренное мясо, обрывки кожи. Кое-где промеж кровяных сгустков желтели хрящи — если удар дикарского мачете пришёлся наискосок или голову не отделили разом. Иногда зияющая желтизна подозрительно шевелилась. Из неё, не в силах удержаться внутри изъеденного мяса, сыпались личинки, — насекомые никогда не теряли времени даром. Носитель сознания Мэл долго рассматривал, как черви копошатся в горячем песке, потом двигался дальше, топча их грубыми ботинками. Перед глазами у него пустынным миражом колыхалась муть. От курева или чего покрепче, а может, от обыкновенной измотанности, — Мэл не могла разобрать, только в рядах из голов во время таких помутнений ей мерещились конопляные грядки. Даже воняло похоже — одинаково приторно, разложение да дурман. Делалось совсем душно, несмотря на чётко различимый шум прибоя и касания бриза к потному лицу. Мэл пыталась проснуться и у неё почти получалось, но видение клещом цеплялось за мозг, даже когда удалось приоткрыть глаза. Так же, как тигр морщит в рычании морду, кривился «носитель». В горле у него клокотали гнев и кашель — долго, мучительно. Сквозь них цедились полные презрения слова. — Узнаю свою… семейку. Как Ваас, так, значит, зверь, монстр, великан. Правда, сучары? А как сами, так… — Ваас взмахивал над страшными «грядками» рукой с пистолетом. Метался взглядом по останкам своих пиратов, задерживался на искажённых чертах. Срывался едва ли не в крик: — Двойные стандарты, да, блядь, сестрица?! У всех у вас, крысы, двойные стандарты. Вам можно, вам всё можно, вы же за ебучую справедливость, а не просто… убийцы, как Ваас! На конце фразы главарь выдавливал из себя почти варанье шипение. Захлёбывался, — снова надышался где-то дыма, решила Мэл. Кашлял, со свистом вбирал в себя тлетворную вонь и всё костерил Цитру, приближённых к жрице воинов из Храма, племя целиком и приблудного Белоснежку заодно. Мэл проснулась разом, будто и не было долгих мучительных попыток выпутаться из кошмара. Вскинулась, как от удара в спину, так резко, что завибрировала койка. Охнула от боли между лопатками. Притихла, закусив губу и не дыша. Слава небесам, не проснулся. Не шелохнулся, не убрал руку, которой обнимал Мэл за талию. Посапывал мирно и снов не видел, ни кошмаров, ни каких-то ещё — ведьмино чутьё подсказывало точно. Наверное, возня с любимой винтовкой и впрямь умиротворила герра снайпера. Мэл облегчённо вздохнула, но застрявший в груди нервный комок так никуда и не протолкнулся. Мэл сквозь зубы обругала его причину — кошмар с Ваасом в главной роли. Хотя дураку понятно: никакой это на самом деле не кошмар, а то, что сейчас творилось за проливом на самом деле. Даже «его величество» под прикрытием хвалёной армии головорезов так и не определился, откуда грозят страшнее. Под боком восстало недорезанное, не до последнего дикаря сожжённое племя? Воодушевлённые борзым белым мальчишкой, ракьят вовсю уничтожали пиратов, вгоняя босса в убытки? Или прошлое родом аж из Южной Африки проползло в невидимую щель, чуть не умыкнуло из-под бока невероятную ценность — живой «миноискатель»? Вроде получило по загребущим рукам, но кто знает, где затаилось. Обложили, как есть обложили, — от нервов уже и сигары потеряли вкус. Не впрок и страсть к огню, взрывам и воплям боли, — насладишься тут, если оно всё ближе и ближе к тебе самому. А бизнес — то, что лелеялось тщательно, без отдыха и сна, вот-вот растащат по кусочкам, будто заказанную на целую ораву пиццу. О, Мэл и Хойтов страх тоже чуяла, даже сейчас, посреди ночи в тёмной комнатушке. Боссу не спалось, зато по привычке, но теперь уж без удовольствия курилось под раздумья, кем сподручнее пожертвовать. Которую из марионеток первой швырнуть на съедение кому-то поопаснее вечно кружащих около острова акул. Кажется, Ваас и станет первым — больше того, он давно это понял, а может, знал с самого начала. В глаза Мэл будто песка сыпнули. Она заморгала, чувствуя, как мокреют ресницы, и вдруг на фоне серого полумрака рассмотрела пиратского главаря. Он стоял на краю горящего кордона — совсем как в своих грёзах у ямы, где полыхали залитые бензином человеческие и свиные останки. Вокруг так и роились искры, а отблески делали и без того смуглую кожу похожей на бронзу. Казалось, ирокез вот-вот превратится в факел, бронза расплавится и стечёт туда же, в яму, но Ваас не шевелился. Завидев Мэл, не ощерился по обыкновению, только задрал перерубленную шрамом бровь. — А… ведьма… — проворчал почти грустно. — Видишь, бля, чё творится… Ваас тут главный монстр, вот пришьют его нах, и всё станет дохуя отлично! — он повысил было голос, но как-то вымученно засипел: — А ты-то, ведьма, как думаешь? Кто тут великан, Ваас или Хойт? «Викинга» своего спроси… вы небось оба уже вкурили, что такое есть наш босс. Хотя на Вааса-то вам, ясен хер… Голос главаря уплыл в сторону, будто отнесённый горячим шквалом. Глюк растаял, — да, Мэл считала, что это был именно глюк, а не пойманное чутьём обращение из-за пролива. А вообще какая, к чёрту, разница, если Ваас всё именно так и сказал бы, а от его правды каждый раз становилось тошно. Он велел спросить у «Викинга». Тот спал, как младенец; Мэл не помнила, когда с герром командиром в последний раз такое случалось. Тут успокоиться бы самой и доспать остаток ночи, но страшно глубже вздохнуть — вдруг скрипнет койка. И просто так, по куче причин, без единой оформленной идеи страшно. Кажется, это называлось дурным предчувствием. Не пускать его в безмятежный Алвинов сон — дала себе слово Мэл. Стараясь не суетиться и ничего не упустить, затаив дыхание от сосредоточенности, принялась блокировать сознание. Чтобы ни одной дрянной мысли. Ни единого кадра поганого кино с северного острова, ни искорки от пожаров, ни капельки крови или её до дурноты медного духа. Алвин когда-то сказал «жизнь без боли, в принципе, норма, а никакой не подарок», так пускай эта «норма» хоть немного побудет с ним. Ведьма будет стоять на страже, пока герр командир спит. Умудрилась же запыхаться лёжа, проворчала Мэл сама себе, едва закончив выставлять защиту. К тому же какая-нибудь пакостная мыслишка, а то и не одна, наверняка просочилась сквозь заслоны. Так подсказывало ведьмино чутьё. В паранойю Мэл отказывалась верить, отказывалась прикрываться сумасшествием, когда рядом был любимый человек. Спал бы всегда так же мирно, не видел застарелых ужасов. Просыпался без той проклятой боли, с которой на мозг давила опухоль. Он столько вытерпел, столько потерял, неужели не заслужил даже крохотного шанса? Он… Осунулся, измучился за последнее время сильнее, чем раньше. Кто-то из наёмников пустил слух, мол, это ведьма вытягивает из шведа жизнь, — посмотрите, какие круги у этого длинного тощего типа под глазами. Выпьет снайпера — найдёт следующего, вернее, его назначит Хойт на сомнительно привилегированный пост телохранителя. Попробуй, ослушайся. Мэл ловила эти байки и могла бы злорадствовать: ведьму станут наконец обходить стороной и не создавать проблем, но куда там. Сколько сил герр командир на неё тратил? Опекал, защищал. Спасал без так необходимых ему отдыха и сна. Так может, эти россказни в какой-то степени правда? Ведьма вроде вампирицы, любит — и в то же время убивает, так же, как убила всех, кого боготворила и многих из тех, на кого только осмелилась посмотреть. Жутко-то как, аж волосы на затылке зашевелились. Не разберёшь, что страшнее: втрескаться по уши и тем самым убить, или вовсе никогда не встретить? Чёртова путаница. Одно ясно: с первого дня, первой секунды знакомства Мэл любовалась герром снайпером — украдкой или напрямую. И сейчас ведь хотелось заняться тем же. Глаза давно привыкли к рассеянному полусвету из окна, — сама ночь велела смотреть, смотреть. На этот точёный, правильный профиль, эти крупные веки, к которым всегда тянуло приложиться губами. Длинные прядки чудно́й стрижки так завораживало пропускать сквозь пальцы. Голый торс казалось, светился серебром, — попробуй, удержись, не собери поцелуями искорки пота. В голове у Мэл зашумело: чёрт, ну точно вампирица в приступе голодного вожделения. Кровь бурлила, комнатёнку заволакивало дымкой, — реакция всего-то на невыразимо притягательный аромат серебристой кожи. Мята и оружейная «лакрица». — Ты… почему не спишь?.. — спросили сквозь дымку и шелест в ушах. Коснулись виска, — Мэл поймала большую ладонь и приложилась к ней щекой. — С утра пораньше на дежурство. Герру Хойту нужны наши… ресурсы и способности, внутренние и внешние. Все-все. А ты… не спишь. Мэл зажмурилась — за дурацкой пеленой всё равно ничего не видно — и молча принялась целовать гладящие её пальцы по одному. Прав Алвин, как же он прав со своей иронией, будто шилом проколовшей нежность в голосе: боссу нужно от них всё без остатка, босс всё рассчитал и всё намеревался получить. Нет уж, ирония в другом. Они с Алвином покажут величеству, что плевать хотели на его расчёты, остатки, равные обмены и остальное местное дерьмо. Есть, правда, одна оговорка: дождаться бы весточки от Сэма. — А знаешь, в чём главная ирония? — зашептал Алвин в ментальный эфир. Мягко надавив между лопаток, привлёк Мэл к себе вплотную, почти вынудил пристроить голову к нему на грудь. — Герр Хойт думал, что я предотвращаю твой побег. А я с самого начала… только берёг тебя от его обезьян… Слышал всё. Вот так «закрылась», ведьма, — Мэл то ли фыркнула, то ли всхлипнула, уткнувшись носом Алвину под ключицу. Уловила биение — не телепатией, как-то всем телом сразу. Так громко: бам, бам. Куда сильнее, чем пульс Мирового Змея, — потому, что ничего важнее Алвинова сердца она не знала. Мэл всхлипнула ещё раз, беспорядочно елозя щекой по влажной коже. — Ну ты чего? Да, я много слышал. Это потому, что мы с тобой связаны… — Алвин проехался ладонью от затылка вниз, сжал пальцы пониже спины. — И про вожделение тоже слышал. Хочешь покажу, кто здесь настоящий вампир? Мэл успела только сдавленно хихикнуть. Её с непринуждённой лёгкостью опрокинули на спину. Серебристые волосы защекотали под подбородком. Алвин прихватил Мэл губами за шею, с кошачьим урчанием облизал ямку между ключицами. Оправдывая только что присвоенное звание настоящего вампира, прикусил там, где шея переходит в надплечье. — Ом…м-м — когда герр командир аппетитно причмокнул, Мэл наконец пробрало. Беззвучный хохот и дрожь по очереди и разом, жадность к запахам, вкусам, липким от зноя прикосновениям. Алвин обнимал теснее некуда, при этом умудрился как-то слишком быстро стянуть с Мэл трусы. Она в ответ извернулась и просунула ладонь к нему в пах. — Ах, вот вы как, миледи… — Алвин приподнялся и задорно сверкнул из темноты глазами, — хотите сказать, что больше меня понимаете в вожделении? Мэл промурлыкала, наверное, самый нечленораздельный ответ из всех возможных. Как не забыть слова, если гладишь обожаемое до последней клеточки долговязое тело в самом интимном месте. Чувствуешь пальцами каждый миг упругой пульсации, впитываешь рост и жар, распаляешься сама. — Уф… — Алвин запрокинул голову, блеснул в полумраке белками. — Миледи определённо кое-что понимает. Но герр вампир всё равно понимает больше… Мэл рассмотрела азартный оскал, ощутила, как Алвин провёл по нему языком. Привстала, чтобы избавить тощий мускулистый зад «герра вампира» от трусов, но Алвин снова затянул её в невозможную тесноту. В которой не оставалось ничего, кроме как вцепиться ещё сильнее, по-обезьяньи пользуясь всеми конечностями сразу. Тем более — Мэл это знала — Алвину страшно нравилось, когда она сдавливала его бёдрами. — Наставь мне засосов, а… — попросила, путая очерёдность вдохов и выдохов, когда наконец сделалась с герром командиром единым целым. Промахнувшись мимо уха, Алвин что-то хмыкнул ей в висок. — Да брось, — почти прорычала Мэл, подстраиваясь под только что взятый ритм движениями таза, — прикроем Хойтовой тряпкой, не стесняйся. Алвин фыркнул и подчинился. Изогнулся, с силой приложился к шее Мэл, втянул кожу. Потом, явно извиняясь, ласково пощекотал саднящее место языком. В этот раз было почти больно. Волны наслаждения перерождались в спазмы, и требовалось усилие, чтобы качнуть цепь превращений в обратную сторону. Мэл радовалась и усилиям, и боли, как проявлению того, что они с Алвином пока ещё очень даже живы. На гребне финальной волны Мэл не отпустила Алвина — стократ плотнее сплела ноги у него за поясницей. Горячее семя толчками изливалось внутрь. Навалившись на Мэл, Алвин мучительно и сладко постанывал, вздрагивал всем телом, пока она скользкой ладонью гладила мокрый ёжик у него на затылке. Кожа прилепилась к коже, будто пустила крошечные корешки, выдирать которые — то ещё мучение. Наконец объятия всё-таки распались. Алвин в изнеможении завалился в бок, потом на спину, увлекая Мэл за собой. Она по привычке вытянулась, прижимаясь к его груди щекой. Кровь в унисон бурлила в жилах двух тел. Тяжело, как два огромных колокола, ухали сердца. Затекающий в прогалину между занавесками свет фонарей полинял, растеряв к рассвету ядовитую желтизну. В этот час даже в крепости Хойта было тихо. Затаилась и живность за пределами периметра, будто тоже чего-то ждала. Скоро сработает будильник на командирских часах Алвина, вспомнила Мэл. Её клонило в сон, провалиться в который совсем не позволяла только горячая рука, застывшая на лопатках. Под тяжелеющими веками пульсировали рыжие отблески, напоминали о пожарах из видения. А может, на северном острове снова что-то горело, и именно оттуда чуть заметно тянуло разлитой зажигательной смесью, чадом и палёным мясом. — Ваас думает, что мы его… бросили? — в потрескивающей тишине прошептал вдруг Алвин. Надавил на плечо Мэл, заставив её приникнуть плотнее. — Да, это я тоже видел. Урывком. Scheisse, как сказал бы герр Бекер. Satans förbannade jävla helvetes skit!⁴, как говорят у меня… дома. Scheisse, Scheisse. Мэл зажмурилась до бешеной пляски белых и оранжевых пятен перед глазами. Молчание затрещало громче, почему-то только в правом ухе. Ёкнуло сердце: неужели наушник? Крохотная точка в самом начале слухового прохода — когда она в последний раз давала повод о себе вспомнить? Наушник, маячок. Незаметная «родинка», которая не выпадет, даже если раскроить носителю голову, но что толку от супергаджета, если он молчит? Молчал и сейчас, — трещали лампы в коридоре и пожары за проливом. Кажется, Мэл давно свыклась с мыслью, что «оттуда» никто не придёт. Но о наушнике всё-таки надо рассказать Алвину, подавив зевок, решила Мэл. Она ведь обещала ничего больше не скрывать от своего герра командира. Рассказать, только немного позже. Алвин ровно посапывал — вожделеющий вампир умаялся и задремал, тормошить до боли жалко. Всё равно вот-вот запищит будильник. За окном надвигалось утро, стремительно поедало остатки прожекторного света. На Мэл напала зевота, но нервы натягивались в ожидании сигнала. Чёртово мучительное чувство. Как же некстати, не вовремя тянуло отрубиться примерно на сутки. Величество не поймёт, если «миноискатель» с телохранителем не явятся в положенное время защищать его персону от паранойи или настоящей угрозы. Поэтому по звонку в душевую, привести себя в порядок — и вперёд в контору, играть в отморозков по здешним правилам. Где же Сэм, чёрт его возьми! Где же Сэм, ведь приезжает же кто-то в эту грёбаную крепость, вон, даже сейчас громыхали ворота, по направлению вроде центральные. Неужели снова не он? — Соскучились, ja? — Наверное, Мэл всё-таки отрубилась. Мысленный голос герра Бекера застал её врасплох, заставил вскинуться и непроизвольно толкнуть Алвина в мокрый от пота бок. — Что… что такое, милая? — Алвин, будто и не дремал вовсе, вмиг подскочил, опираясь на локти. Мэл приложила палец к его губам, сосредоточилась. Трёхсторонняя связь, без сбоев и побыстрее, — заказала пространству. Оно послушно съёжилось, позволило прошить себя алыми проводами. Алвин, весь настороже, как пружина. Сэм. Чем-то страшно озабочен, но принёс, судя по всему, обнадёживающие вести. — Ja, господа контрабандисты согласились вас подкинуть за указанную сумму, — поймав эмоции Мэл, герр Бекер понимающе усмехнулся, но чувство болезненной заботы не исчезло. Наоборот, натянулось сильнее. — Велели притащить ваши ärsche⁵ к послезавтрашней ночи на северный остров, в район аванпоста Доки Валсы. Выбраться отсюда, найти лодку и остальное — ваша забота. Их — подобрать вас на борт своего корыта, которое будет следовать в виду острова около трёх утра. Усекли, ja? — Да уж усекли, так точно, — совсем проснувшись и ошалело мерцая глазами, отозвался Алвин. Мэл чувствовала, как и его голова начинает трещать от мыслей и хлопот. По другую сторону связи был Сэм, который до внутренней тряски маялся чем-то своим. Мэл хотела спросить герра шпиона, что случилось, но тот её опередил. — Чуть позже ещё потолкуем, у меня появились кое-какие условия. Надеюсь, получится урвать минутку у босса и обсудить. Удачи нам всем, ja?