Цивилизованные люди

Шататься по конторе, совать нос в заваленные «товаром» каморки? Подчиняясь почти собачьей команде, «гулять» внутри периметра, а тем более выпивать? Нет уж, Helvete! Оказавшись за дверью, Алвин убрался от распахнутого проёма и не сдвинулся больше ни на метр. Подпёр стену, воткнулся в неё острыми лопатками, мышцы между которыми никак не желали расслабляться. Прекрасно знакомое Мэл на собственном опыте, напряжение в спине нитеобразными щупальцами тянулось к Алвинову затылку. Там, похоже, обрастало медузьими стрекалами, жалило пока что слабо, явно на пробу, но бедной больной голове и этого хватало. Мэл улавливала каждый обжигающий укол, каждое сокращение мышц. Чувствовала, как Алвин старается не подавать виду, давит и давит — нервный тик в нижней губе и лопатками деревянную облицовку. Мимо вразвалочку брёл караульный. Мэл подслушивала эхо его шагов у любимого в голове. То гулкое «топ», то вкрадчивый шорох, — они отделялись друг от друга резким звуком, похожим на щелчок оружейного предохранителя. Между щелчками улавливался интервал в пару секунд, во время которого оплетающие Алвинов мозг сосуды и нервы вибрировали, будто электрический трансформатор. Пока ничего по-настоящему страшного, скорее балансировка на грани. Знать бы, как удержать эти качели от полёта в настоящую боль. Мэл подавила вздох: тут и пальцем шевелить боязно, чересчур неустойчиво равновесие. Пошатнётся, пожалуй, от любого импульса, пущенного сквозь пространство по невидимым проводкам. Во что тогда превратится попытка помочь, подпитать? Ничего страшного. Вон, даже его величество доволен, мол, порядок. Потасовка с дикарями всё ещё за проливом, давние конкуренты получили по носу и притихли, будто и не было их совсем. К сигарам вернулся великолепный вкус, а если станет скучно — всегда можно сунуть кого-то в ящик. Крокодил, чтоб его, был в прекрасном расположении духа — и всем своим видом демонстрировал, что прямо сейчас не собирается никого жрать. — Ну что же ты, садись, — Хойт обвёл стол приглашающим жестом. Сигара в ладони босса начертила в воздухе дымный полукруг, а сама ладонь показалась Мэл скрюченной, сухой лапой ящера. Наваждение застряло на несколько долгих секунд. Хотелось вытряхнуть его к чертям, с силой помотав головой, но нельзя, никак нельзя, только не у его величества перед глазами. — Надеюсь, ты ничего не имеешь против виски? Какая предупредительность. Нет, против самого по себе виски Мэл и правда ничего не имела. После десятка-то лет в компании с насквозь синтетическим флотским суррогатом строго по большим праздникам, после сухого закона в госпитале и центре реабилитации. После без малого пяти месяцев в тумане от намешанных Сидом зелий и чудес отходняка. А бутылка, распитая тогда на пару с Алвином? Пара глотков — и виски из неё по волшебству превратился в божественный нектар, от которого теплели взгляды, а касания, даже вроде бы случайные, становились куда теснее, чем полагалось телохранителю и его подопечной. Да что там, рядом с Алвином напитком богов казались и спирт из фляги, и вообще любое пойло, способное гореть. Конечно, боссу об этом никто не скажет. Боссу нужна валькирия — с идеальной выправкой и гадкой ухмылочкой, безотказная, как самый надёжный взрыватель, и злая, как цепная сука. — Подозреваю, ты знаешь толк в напитках… — В поле зрения заплыла ухмыляющаяся физиономия Хойта. Коридор по-прежнему перетягивал внимание на себя. Тамошний караульный будто нарочно топал как слон. Алвин всё сильнее нервничал — без видимой причины, но для ведьминого чутья его пульс грохотал как отбойный молоток. Соблазн как следует просканировать герра командира был настолько велик, что Мэл чуть не пропустила момент, когда ухмылка его величества сделалась чересчур уж натянутой. Чёрт. Чёрт. Грёбаный крокодил всем своим видом требовал ответа. Больше того, готовился задать следующий, каверзный, как ему казалось, вопрос: — Уж принцесса-то должна разбираться в отличном алкоголе. Ваас ведь не зря называл тебя принцессой? Ясно. Кое-кто готовился как следует почесать самолюбие. Какой тиран откажется от радости узнать, что держит на побегушках особу, в руках у которой когда-то была власть. Много хотите, ваше величество. Мэл совершенно не помнила, когда успела занять стул напротив босса, эта мысль царапалась внутри коготками неудовольствия. Хойт явно набирал очки, но ничего, пока высушенный сигарами рот не выпустил наружу слова, ведьма могла и сравнять счёт. — Принцессой? Это вряд ли, сэр, я всего-то командовала станцией. А Ваас… что возьмёшь с дикаря? Обозвал руководящее лицо как придётся, по своим дикарским… Мэл сделала паузу и со всей предупредительностью уставилась физиономии напротив прямо промеж глаз. Там у Хойта залегала глубокая вертикальная морщина, по обе стороны от которой смуглая кожа складывалась в подобие крупных чешуек. В кабинете повисло молчание. Стало заметно, каких сил застывшим по обе стороны стола вертухаям стоит сдерживать довольное сопение. — Бля, как хорошо без шведа. Можно зырить на бабу… она ничего, хоть и ведьма. Задница особенно ништяк, — пыхтел правый, истекая потом под весом брони. — Щас эта вобла огребёт от босса за дерзость… — радовался левый. Он даже икал то ли от жары и тяжести, то ли от предвкушения. Икота поднималась изнутри и несла с собой мучительную пивную отрыжку. Мэл не удержалась и мазнула по камуфляжной фигуре взглядом. «Шкаф» уставился в ответ нахальными тёмными зенками и, пользуясь тем, что босс отвернулся, вытянул в её сторону губы трубочкой. — Готовься, вобла… Хойт возражений не любит! Щас он тебя… Честное слово, Мэл и не думала оскорбляться — делов-то, очередной отморозок прицепился. Изобразила внимание в самой его высокой степени и следила за бутылкой в холёных руках его величества. Чувствовал бы этот увешанный автоматными магазинами, будто новогодняя ёлка игрушками, идиот то удовольствие, которым босс сейчас с головой обдавал свою валькирию. Она предвосхитила королевское любопытство, дала ответ мгновеньем раньше — так же, как предугадывала желания. Какой коронованный по-настоящему, а не на словах монарх в обозримом мире мог похвастаться такой же помощницей? А ведь это чудо он, мистер Хойт Волкер, отхватил исключительно благодаря деловому чутью и хватке, а не формальной короне, нацепленной на лоб. Хойта распирало самодовольство. Мэл старалась улыбаться самой светской из улыбок, доставшихся по наследству от старика Харта. О, от папочки в своё время она получила их целый комплект — вежливых и презрительных, холодных и с имитацией теплоты, равнодушных — и с толикой почтительной заинтересованности. Всё зависело от того, кто перед тобой. А уж выбирать — и людей, и улыбки из комплекта — принцесса должна уметь по наитию. Жаль, наитие ведьмино папа презирал — пшла вон, дочь, со своим уродством. Кто бы знал, что здесь за уродство такой крокодил, как Хойт, собственной рукой станет разливать янтарный напиток в идеально подобранные для этой цели стаканы с толстым дном. Надо отдать должное отцу и его воспитанию: Мэл и правда кое-что понимала — и в спиртном, и в тонкостях алкогольного этикета. Принцесса же, леди, чёрт её дери. А вот чего добивался мистер Хойт, король отморозков, хозяин притона размером с архипелаг? Мэл незаметно сжала под столом в кулак левую руку. Правой приняла свой стакан. Прямо сейчас прощупать этого змеёныша до самых печёнок. Пусть мелкий родич Йормунганда вывернется перед ведьмой изнанкой и покажет, с чего бы вся эта, мать её, забота? Тук. Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук-тук. Тук. Не слишком ли часто колотилось за стеной Алвиново сердце? Да и ритм, нежданно вошедший в резонанс с чем-то под диафрагмой, Мэл совсем не нравился. Оставив в покое крокодилий разум, в который вцепилась было ментальными зубами и когтями, Мэл потянулась восприятием из кабинета прочь. — Ты в норме? — ушёл в пространство донельзя тревожный вопрос. — …порядок… — отозвались будто бы очень издалека, каким-то чужим, деревянным голосом. Тут же выправились, приободрились: — Я в норме, занимайся Хойтом. Успокойся, не нервничай… «В норме», как же. Ещё и не «нервничай». Несчастный сказочник, до последнего будет талдычить одно и то же. Мэл постаралась перевести дух, но чувство, что у Алвина вся спина покрыта до странности липким потом, чересчур уж мешало. Собственную голову обручем сдавливало напряжение, особенно доставалось вискам — там и кости, кажется, ходили ходуном. На краю поля зрения что-то мелькало. Понятно. Мерзопакостный вертухай не угомонился и за спиной у босса привлекал ведьмино внимание, пошло вертя тазом. Она и бровью не повела. Зато едва не опрокинула в рот весь виски из стакана залпом — думалось почему-то, что оно расслабит, позволит чувствовать больше, чётче, сильнее. Сдержалась, разделила налитое на несколько маленьких деликатных глотков. И правда неплохо, нехотя признала Мэл. Жидкость обжигала самую малость и, соскальзывая из горла в пищевод, оставляла на языке горьковато-терпкий древесный привкус, а ещё чуть заметный оттенок трав. Нет, этот напиток точно не походил на флотскую отраву. Та, помнится, отдавала не знающей солнца гидропонной свёклой, замешанной к тому же на ядрёной химии, а иногда и вовсе разила клопами, видать, тоже лабораторными. Наверное, удовольствие отразилось у Мэл на лице. Хойт, который пялился не отрываясь, выжидательно сморщил лоб — давай мол, хвали вслух, я весь внимание. — Это лучшее из того, что мне доводилось пить за последние… два года. — Мэл выудила из комплекта масок самую кокетливую, хотя почти не лукавила. — У вас отменный вкус, сэр. — А девчонка ушлая. Может быть, и не врёт, что не принцесса, зато с крупным бизнесом в прошлой жизни явно соприкасалась. — Долетело от Хойта под самую что ни на есть отеческую улыбку. — Надо бы научиться маскировать от неё мысли, а то мало ли… Значит, с лестью всё-таки перегнула. Что ж, пока ничья и ведьмина очередь прятать деланно кислую гримасу. Тут же снова играть в благодарность, делать вид, что до чёртиков польщена заботой. Мгновением раньше его грёбаное величество протянул руку и придвинул от края стола тарелку. В ней красовалось манго — нарезанное дольками, аккуратно наколотыми на зубочистки. В тарелку успело натечь прилично густо-жёлтого сока. Мэл сглотнула набежавшую против воли слюну. Ухмыльнулась, представив, как кто-то из вертухаев утыкивает дольки тонкими шпажками, делая фрукт похожим на дикобраза. — Я тут подумал: ценному сотруднику надо поддерживать здоровье. Особенно учитывая… недавний стресс. После него тем более не годится совсем не закусывать алкоголь. Снова проверка? И что на этот раз, попытка выяснить, не склонна ли валькирия к запойному пьянству? А если вдруг окажется, что склонна — величество ещё, чего доброго, взгреет Алвина, мол, не держит герр командир подопечную в рамках. Герру командиру и без того несладко. Рубашка плотно облепила торс, пот превратился в плёнку. Пульс выписывал антраша, — чуть сконцентрировавшись, проще простого нарисовать его пляску в воздухе прямо перед глазами болезненно-алой синусоидой. — В другое время я бы сказала, сэр: отменное виски закусывать не положено, — Мэл изобразила очередную светскую улыбку. «Только не морщиться!» — велела себе, откидываясь на спинку стула. По примеру Алвина вжалась лопатками, но ощущение такой же противно липкой, как у него, спины никуда не делось. — Сейчас соглашусь с вами. Тем более, выглядит и правда аппетитно. Мэл избавила себя от необходимости трепаться дальше, отправив ломтик со шпажки в рот. В животе предательски заурчало — напомнило наспех проглоченный завтрак из галет и бутылочной минералки. Всё верно, они с Алвином торопились. Репутация верных служак, которые кровь из носу, но явятся выполнять прихоти босса к назначенному часу вплоть до минуты, как никому пригодится тем, кто собирается убраться из-под носа его величества восвояси. Мэл собрала в условный шарик глоток из вновь наполненного стакана — и паутинки информации в условный кулак. Судя по всему, Хойт её задабривал, это рисовалось всё чётче. За крокодилью доброту рассчитывал на преданность, самую что ни на есть слепую. Ту самую, из которой за благодетеля бросаются под пули, не жалеют головы, по доброй воле превращают в размолоченную инсультом кашу собственный мозг. Что там талдычил об этом Ваас? Хойт любого возьмёт за живое? А если не любого, а, злополучный ты дикарь? Вон Алвин всегда был сам по себе — даже когда убивал исключительно по приказу. Сэм так и не испоганился, не сгнил на гадской своей работе, не превратился в одного из местных шакалов. Ты серьёзно, Ваас, любого? — шепнула Мэл в пространство так тихо, чтобы заведомо не получить никакого ответа. Ты сам в это веришь только потому, что взяли за живое тебя, хоть и ненавидишь Хойта до багровых вспышек перед глазами. На миг перед глазами и вправду вспыхнул, рассыпался фейерверк из десятка-другого медленно гаснущих солнц. Вместо ненависти они несли с собой невозможно сильную тревогу и уверенность, что с Ваасом никак не связаны. Случайное обращение так и не превратилось в зов и не ушло сквозь пространство, — уж это Мэл знала. В коридоре они зародились, эти «солнца», раскалённые добела шары. В подреберье, наоборот, ворочался обжигающий холод, по спине и плечам катался озноб. Сделалось до чёртиков страшно. И вот тут Мэл была не уверена, что страх принадлежит ей одной. — Алвин? Что ты… Как? — Нормально. Стою, не паникуй. — Врун несчастный… Да какой там несчастный, просто бессовестный. Мэл засекла источник страха, и ещё — она очень надеялась, что не ошибается — ту ось, на которой колебалось в поисках равновесия самочувствие герра командира. Можно и попробовать — подзарядить, поддержать. Осторожно, потихонечку, закусив изнутри губу, затаив дыхание. — Ваас, помнится, совсем не так тебя привечал. Ну да где ему, он же у нас… дикарь неотёсанный. — Из сосредоточенности Мэл выдернуло гадкое Хойтово шипение. Впрочем сам он, кажется, считал, что ласково воркует и лучится радушием. — Ну разве способен дикарь понять, что его дурацкий ремень — неподходящий аксессуар для такой… ценности. Признай: моя повязка смотрится куда лучше… Ты ведь помнишь тот ремень, правда? — шипение сделалось угрожающим, будто выброс ледяного пара, проложивший себе путь наверх из замёрзшего океана под ногами. Конторский стол с виски и манго и правда будто растворились, а пол обернулся прозрачным льдом. Сквозь него издевательски моргнуло гигантское змеиное око. Мэл ощутила, как шевелятся нити-стрекала в Алвиновом затылке — подрагивают спросонья и тут же жадно шарят вокруг в поисках чего бы ухватить на поживу. Пока не боль… Нет, нет, пожалуйста — только не боль, взмолилась Мэл. Нервы трепыхались брошенной на лёд рыбой. Чутьё, будто целый комплекс датчиков, обшаривало эфир. Там на сигналы ментального радара отзывались натянутой тишиной. Под стулом скрипел и щёлкал, расчерчивался белыми трещинами чёрный лёд. Долбаные глюки. Глюки не её, знала Мэл, больше того, была уверена, что подсматривает видения Алвина. — Что за дерьмо, чёрт возьми?! Кажется, Алвин собирался ответить, притом вполне осмысленно. Мэл не успела обрадоваться. — Вижу, ремень ты вспомнила… — В ледяную иллюзию просочился тягучий голос Хойта. — Ваас полный идиот, чуть не задушил такое сокровище. Наваждение рассыпалось. Расползающийся белыми трещинами лёд вобрался в ровные квадраты напольной плитки. Оконные проёмы проступили полосатыми прямоугольниками. Прямоугольник напротив перечёркивался ровно посередине тощим силуэтом его величества. Хойт сидел на столе и сверху вниз рассматривал своё «сокровище» с какой-то стылой жадностью. Решил, значит, напомнить, благодаря кому «миноискатель» всё ещё жива. Что ж, Мэл и это тоже помнила. Перед глазами встал спектакль, который его величество давал в порту-пещере перед новобранцами. То самое представление, где в сценарии прописан сидящий в ящике смертник. Толкая напутственную речь, перед самой казнью Хойт обязательно запрыгивал на ящик и устраивал компактный зад прямо над головой у согнутого в три погибели, еле живого от побоев пленника. — Я тоже душила Вааса, — Мэл улыбнулась зеркально стылой улыбкой. Уловила гадкий, извращённый интерес. Под сердцем кольнулось тоскливое сочувствие к пиратскому главарю, под пальцами заскрипело стекло стакана. Мэл приложилась к виски — нижнюю губу почему-то запекло. — Мы оба живы — значит, обмен был равным. Тощая фигура отклонилась, свет из окна ударил в глаза. Уловилось сокращение мышц, с которым на физиономии его величества сложилась гримаса раздражения. Что, нравится? Нарушив размеренный этикет, Хойт даже вискарь допил залпом: надо же, некоторые из его подчинённых почему-то не спешили перегрызть друг другу глотку, хотя вроде бы имели на то кучу причин. Что поделаешь, босс, усмехнулась Мэл, не срослось. Хрен знает, почему, сами не понимаем, но развлечь тебя нашей ненавистью не получится. И нависать так необязательно, тянуться к поганой повязке у «вашей валькирии» на шее, гладить табачными пальцами жёлтую ткань. Ладно, ладно. Что — опять же — поделаешь, валькирия потерпит, недолго осталось. — Ну признай: она идёт тебе больше, чем ремень на шее. Идёт, как и всё остальное из того, что для тебя подбирали по моему приказу… не то что тряпки, в которые тебя вырядил Ваас. — Само собой, сэр, — Мэл терпеливо улыбнулась. Табачные пальцы подчёркнуто касались только повязки, — Хойт выглядел мастером-кукольником, которому вздумалось проверить на изделии собственноручно изготовленный наряд. — Люблю форму, можно сказать, ничего другого в жизни не носила. А ещё помню, кому здесь обязана… всем. С учётом того факта, что идти мне больше некуда. — Горазда же ты заливать… — фыркнул из коридора Алвин. Их связь всё это время оставалась двухсторонней. Самому герру командиру вроде как полегчало, по крайней мере, ниточки-стрекала в его затылке, судя по ощущениям, будто задремали. Она отправила сквозь стену образ поцелуя и капельку рассеянной в пространстве силы. Стрекала испуганно укоротились и замерли. Алвин улыбнулся расслабленно и как-то фаталистично: — Ты не можешь без этого, правда? «А ты как думал, герр командир?» — собиралась откликнуться Мэл по их с Алвином общей привычке отвлекать друг друга шутками и подколами. Помешал, конечно же, Хойт. Он успел перебраться со стола в кресло, лыбился оттуда и требовал своей королевской доли внимания. — Что-то ты заскучала. Может, покажешь нам, как душила Вааса? Устроим, так сказать, демонстрацию. Добровольцы… есть? Он скосил глаза вправо, потом влево — медленно, с деревянно ухмыляющимся лицом. У вертухаев, ясное дело, хватило выдержки не пятиться. Зато эмоций — эмоций было через край. Мэл пошатнулась бы под их бешено вертящейся лавиной, если бы не привыкла уже к издержкам своего дара в его боевой ипостаси. Эти двое, наверное, растерзали бы ведьму голыми руками — ничего личного, на всякий случай, только бы не попасть под «демонстрацию». Правильно чуют парни — ни к чему оно им, — злорадно оскалилась Мэл. Желудок тем временем смерзался комком. Мучить развлечения ради. Наводить на людей, кем и какими бы они ни были, ведьминские корчи. Без особой злости, по единственной причине — это ведь так весело. Обхохочешься, чтоб его, только вот ещё один такой же весельчак загибался сейчас за проливом. Собравшись с силами и духом, Мэл достала из комплекта масок самую что ни на есть презрительную. — Боюсь, сэр, они не дотягивают до Вааса в ментальном смысле. Демонстрация может оказаться скучной… — Тут нужна была самая что ни на есть многозначительная пауза, и Мэл её выдержала. Приправила бодрым оскалом. Дождалась, пока в мертвецких глазах напротив отразится понимание. — Хочешь сказать, Ваас в сравнении с ними не настолько тупица? — лениво задрав бровь, хмыкнул его величество. О, он тоже умел держать паузы, а уж как тянул время. Взвинчивал подчинённых до предела, питался страхами, смаковал бессилие. Эмоции сбивались в чёрный-чёрный колтун. Мэл видела перед собой именно такой образ ненависти. Колтун закручивался, выпускал угольные псевдоподии, проникал ими в ведьмины мозги. — Хочу сказать, сэр, что Ваас в сравнении с ними совсем дикарь. Но ни разу не тупица. Колтун ненависти ускорил вращение, и, будто чёрная звезда, сам по себе способен был разорвать голову на части. К чёрту. Выручай их тут, вертухаев шкафообразных, спасай бычьи их шеи от ментальной петли. Один хрен не оценят, ничего не заподозрят, примут оскорбления за чистую монету. Оно и понятно — с верой в людей здесь далеко не уедешь, а уж куда стерве-ведьме называться человеком. Я старалась, парни, сама себе усмехнулась Мэл. В приступе облегчения расслабила ноющую спину: Хойт готов сдаться, в эфире разливалось согласие. — Понятия не имею, почему ты постоянно выгораживаешь Вааса. Мэл учуяла оттенок лукавства. Что оно значит, не успела разобраться, — плавающие в блёклой радужке Хойтовых глаз зрачки сделались совсем жёсткими, колючими. — Блядь… — зашипело в ментальном эфире. Караульные выпрямились донельзя, между ними метались физически ощутимые отголоски паники. — Ладно, расслабьтесь, леди сказала, вы неинтересные, — небрежно поведя плечом, бросил охране Хойт. Снова вперился в Мэл. — Ваас был неплохим тигром на поводке, но он меня подвёл. Из-за его попустительства мой бизнес терпит убытки. И мне невыгодно лезть из кожи вон, чтобы с тигра не содрали шкуру. Исчерпывающе, что тут скажешь. Хренов каламбурщик. Значит, Вааса оставят наедине с разыгравшимся за проливом кошмаром. Вроде бы всё к этому шло, всё было до предела ясно, но даже упрямые факты не отменяли желания высунуться в окно и взвыть. Караульным хорошо — послушались босса, расслабились. Мэл, наоборот, сжала под столом кулаки. Хойт подался вперёд, с хлопком упёрся в столешницу ладонями. — Я ведь могу на тебя рассчитывать? Ты доказала, что ценный помощник, такие мне нужны. Ты не заиграешься, как Ваас, ты знаешь, что такое дисциплина. Дикари распоясались, но при твоих талантах мы без труда их остановим. Дикари пригрели Джейсона Броди, этого Белоснежку, их голозадая жрица провозгласила мальчишку воином. Ты, наверное, о нём уже слышала. Согласен, парень явно способный, но куда ему тягаться с тобой? Мы поджарим ему мозги. А потом… потом вместе сбросим в море то, что останется от него и его первобытных дружков. В море. Сбросим. Поджарим… Его величество, кажется, надумал превзойти любую свою речь для новобранцев. Бла-бла-бла. Для пущей убедительности не хватало только заднего плана, где пресловутого Белоснежку ждал бы железный ящик — дожарить то, что недожарила ведьма. А чтобы агрегат не ждал напрасно — мальчишке Джею найдётся дежурная замена, не простаивать же отлаженному механизму. «Ты тоже не будешь простаивать, ценное устройство…» — читалось между слов, которые почти ласковым шипением выскальзывали наружу сквозь едва разомкнутые тонкие губы. Или шипело откуда-то ещё? Не иначе как отовсюду, на грани слышимости с переходом в инфразвук и низкой, рычащей вибрацией в стенах и перекрытиях. Хойт своим пафосным трёпом в духе древних императоров, тиранов и полководцев разбудил землетрясение? Или вошёл в резонанс с храпом дрыхнущего Мирового Змея? Мэл подавила нервный смешок, от которого вверх по спине скользнула волна холода. Мимоходом прокляла боль — надо же именно сейчас разгореться над переносицей. Хойт разливался соловьём. Вот-вот заткнётся, тогда придётся отвечать, преодолевая невесть откуда навалившуюся дурноту. Очередной вдох — и воздуха не хватило. К затылку будто моток колючей проволоки приложили. Вогнали, заелозили беспорядочно. Оконные проёмы раздвоились. Полоски жалюзи размножились до нескольких сотен полупрозрачных копий. Собрались воедино, скопировались опять. Тело каждой клеткой осознало дурноту и было уверено, что плохо именно ему и никому больше. Только в мозг, выстрелив откуда-то из-под сердца вверх, иголкой ткнулась догадка. — Алвин… Рваное, поверхностное дыхание, грохот пульса и ни намёка на ответ. Зато вернулся ужас, воплотился в физиономии Хойта, глаза на которой выстроились рядами по обе стороны от носа, сделав его величество похожим на гигантское антропоморфное насекомое. — Что-то ты побледнела… — с преувеличенной досадой цокнул языком уродец. Раздвоенной рукой взялся за нечёткий контур бутылки, придвинул то ли стакан, то ли два, плеснул светящейся янтарём жидкости. — Понимаю, важность момента. Сам предвкушаю, какие горы свернём мы с тобой вдвоём… партнёр… — Алвин, держись… — Мэл ощутила пальцами втиснутый в ладонь стакан, но картинка перед глазами уже посерела, размывая стены. Чтобы взорваться через пару ударов сердца — последние цифры до нуля на невидимом таймере. Остатки света зажглись водородной вспышкой, ослепили, едва не швырнули о стену подхваченное волной тело. А может, это Мэл отбросила с дороги попавшийся под ноги стул. Древесина отозвалась на удивление оглушительным треском, за ним последовало издевательски сухое: — Отставить, партнёр! Окрик только придал ускорение, и — неожиданно — ловкости. Наперерез метнулась массивно-густая тень в едва проступающей паутине проводков. Выставила руки, загребла пальцами воздух. Мимо. Мэл рыбкой поднырнула тени под сетчатый локоть и, продавив клубящуюся серость, выскочила в коридор. Коридор будто растянулся, по крайней мере, длинный силуэт из светящихся алым паутинок отыскался гораздо дальше места, которое прежде зафиксировала Мэл. Силуэт силился не упасть. Она подпёрла его плечом, но всё, что сумела сделать — помогла мягко сложиться, а не рухнуть, причиняя себе увечья. Пространство звенело от новых выкриков, приправленных ледяным гневом. В голове билась паника, металась мольбой: — Нет, нет, пожалуйста, только не сейчас! Бесполезно, уже началось. Мэл подавила ощущение катастрофы, вставшее комом поперёк горла. Потом, всё потом, важнее всего Алвин. Он и сам боролся, сквозь судороги укладывался на бок — так, как направляли дрожащие ведьмины руки. Вроде получалось. Только виноватое бормотание сбивало, тыкалось в подвздошье чем-то острым и ледяным. — Как не вовремя… Мэл, прости, я хотел, пытался… спрятаться. Не успел. Мэл наобум накрыла ладонью дрожащие Алвиновы губы. Привычно присоединилась к его нервам, вплелась в волокна клеток. Преодолела соблазн обернуться сгустком энергии и с диким, жестоким восторгом влететь в чужой мозг. Как раз туда, где проклятая опухоль сдавливала нейроны, вынуждая их истекать электричеством и порождать боль. Мэл собралась с силами и потянула боль на себя. В себя, сквозь себя, сквозь собственные нервы, — неважно, ни капли не важно, лишь бы подальше от бедной головы герра командира. Вокруг толпились силуэты и сгустки теней. Они отрывисто шипели, кажется, что-то приказывали, обступали душной теснотой. В какой-то миг Мэл поняла, что способна не только впускать избыток энергии в себя, но и отдать его сокрушительным импульсом — любому, у кого хватит духу вмешаться. Не лезли, боялись. Правильно, хотя скалилась полуосознанно Мэл совсем не для Хойта и его вертухаев. Главный враг притаился в сжатой её пальцами голове, под совсем мокрыми, такими любимыми прядками, под горячей кожей, костями, что, казалось, еле слышно хрустели. Для ведьминого чутья опухоль приняла облик пузыря. Пузырь расползался, поглощал, давил — чёрный, как выпущенная спрутом завеса, и такой же непроницаемый. Непроницаемый? А что, если… Мэл не смогла бы точно сказать, откуда это пришло и как сложилось в подобие идеи. Кажется, что-то вдолбили гипнозом на медицинском факультативе в Академии флота. О чём-то разглагольствовал отец — мол, смотри, дочка, с какой лёгкостью в моих клиниках справляются с ужасом, который когда-то и выявить вовремя не могли. И облучали-де, и химией жгли, и током запекали. Папочку, помнится, понесло, он перечислял и перечислял, загибая пальцы, такие же пятнистые от сигар, как у Хойта. А может, она следовала за ведьминским чутьём. Кончики нервов-проводков легко, оказывается, превращались в подобие электродов, ювелирно протыкали зловредное образование, очерчивали проколами студенистый контур. Не били разрядами — нет, медленно и терпеливо подогревали смертельные клетки, пока тем не становилось чересчур жарко. Сама Мэл, кажется, замерзала. Оно и неудивительно: личный ведьмин морок давно превратился в стылую придонную воду, которую еле-еле взбалтывал невесть откуда идущий голос: — Неуправляема. Приказов не слыш-шит. Не хочет быть валькирией — пус-с-кай остаётс-ся вещ-щью. То ли Змей, то ли Хойт. Вместе с голосом волной накатывало всеобъемлющее желание убить, уничтожить, растоптать, — прямо здесь, не сходя с места. Желание длилось то ли очень долго, то ли всего миг, потом схлынуло, а Змей-Хойт заинтересовался: — Что она делает? Если она умеет дёргать за ниточки и убивать, должно быть, тем же способом может делать нечто противоположное… Невидимый монстр будто принюхался, о чём-то догадался. Посчитал догадку выгодной для себя и расхотел убивать. Затаился, выжидал, наблюдал, накапливая пузырящийся во рту яд. Сделалось очень тихо, будто заглох тревожный сигнал, что всё это время без звука вопил у Мэл внутри. Вокруг царили холод и темень, кружил мёртвый органический снег. Световые приманки чудовищ абиссальной зоны в движении расчерчивали мрак режущими глаз ломаными линиями. Чернота колыхнулась. Линии собрались в точки и бросились врассыпную. Мэл каждой клеточкой нервов ощутила присутствие. Кто-то невозможно огромный сделал тесной океанскую бездну, наполнил её всеобъемлющим шёпотом. — Что, ходячий труп, спас-с с-свою любовь? Ты с-себя с-спас-сти не в с-сос-стоянии. Нравитс-ся, когда любимая с-служ-шит тебе батарейкой? Шёпот рассеялся в мёртвой взвеси. Напоследок Мэл показалось: она видит красноватый отблеск змеиных глаз. Потом в онемевших объятьях дрогнул Алвин, уже осмысленно зашарил в поисках её ладони. Вцепился, пожал, погладил. — Хватит, родная. Прошло, правда. Уже… …всё хорошо, хотел сказать он, но осёкся. Всё паршивее некуда. Чёрный пузырь в Алвиновой голове, конечно, не просто угомонился — скукожился, усох под хрустящей корочкой высушенных ведьмой клеток. В другое время Мэл обрадовалась бы: наконец-то вышло всыпать этой суке болезни, грёбаной мучительнице как следует. Сейчас лучше было очнуться. Пока не лопнул его величество босс и не затопил накопленной отравой к чёртовой матери всё вокруг. Мэл попыталась открыть глаза, но они оказались открыты. Первым предметом, который чётко нарисовался сквозь тающую серость, оказался пламегаситель на стволе автомата. Чёртова железка холодила лоб над левой бровью и, кажется, надавила там приличную вмятину. На противоположном конце конструкции отыскался давешний кривляка, любитель пошлых телодвижений. Он лыбился — снова пользовался тем, что умудрился выпасть из поля зрения Хойта, даже выполняя приказ. Сам босс застыл прямо напротив — мумия мумией, если бы не полный ледяного внимания взгляд и дымка от свежей сигары. — Что же, что же такого она сделала?.. Очухался, полудохлый швед… Алвин шевельнулся, тяжело, но без стонов. Он чересчур явно пытался не лежать мёртвым грузом головой у Мэл на коленях. Силился найти точку опоры, принять хоть сколько-то достойное положение в пространстве. Именно с такими мыслями он сжимал зубы, хотя внутренне трясся от слабости и проклинал себя за её проявление. Глупый, до чего же глупый. Ну кто из Хойтовых подручных умудрится в похожем припадке хоть как-то владеть собственным телом? Вот он смог бы? — Мэл оскалилась на типа, который продолжал надавливать ей фингал между виском и бровью. Чёрта с два, этот хрен в конвульсиях обделался бы первым, в самом прямом смысле. Алвин и на грани отчаянья сохранял контроль. Алвин сильнее их всех — и только он мучил себя сам. Прекрати, ну же, — передала Мэл на уровне куда более глубоком, чем оформленная словами мысль. На этих плевать, я с тобой, видишь? Снимаю с твоего ремня флягу, отвинчиваю крышку. Смачиваю водой ладонь. Чувствуешь? Умываю тебя, отираю пот, сохнущую на коже соль непроизвольных слёз. Я хотела бы заботиться о тебе просто так, потому что мне это нравится, но и сейчас не упрекну. Никогда не упрекну, ни в чём. Мэл проделала все манипуляции в точности в проговоренном порядке. Закрутила флягу, вернула её на место. Неторопливость и методичность мало-мальски помогали глушить тоску, что скулила под рёбрами на одной ноте, вымораживая нутро. Пламегаситель, всё такой же холодный, особенно больно ткнулся в надбровье. — Нарвалась, сучка? Похоже на то. Мэл пятернёй расчесала длинную половину Алвиновой стрижки, пригладила любимые прядки так, чтобы не лезли в глаза. Он ловил её взгляд — всё тревожнее и тревожнее, будто что-то не так с лицом было у самой Мэл. Да что там могло быть не так? Над переносицей, правда, пёком пекло, а над верхней губой противно чесалось, но Мэл почти привыкла, пройдёт. Всё пройдёт, даже чувство, что по башке хорошенько приложили бейсбольной битой. Только Хойт, казалось, так и будет вечно торчать напротив. Он впалыми щеками вытолкнул изо рта бесформенный клок дыма. Скривился: сигара опять потеряла вкус. Хорошо, что те, кого можно в этом обвинить, сейчас как на ладони, а не за проливом или у чёрта на куличках — в Южной Африке. Можно резким жестом подозвать шавку-караульного и загасить надоевшую, пресную сигару о засаленную броню у него на груди. Прищуриться на неуправляемую девку, — эта дура даже сейчас вцепилась в своего немощного шведа. Девка, дура. Мэл хмыкнула: его величество, оказывается, умел обижаться. Правда, даже разочарование его, как нарочно, само по себе способно было расколоть изнутри башку. — Почему ты всё испортила? Почему не захотела быть моей валькирией? Из-за этого… этой падали? Кто он вообще такой? Такой же наёмник, они прут сюда десятками, сотнями. Жалкие отбросы. Швед… жалкий отброс. — Вы слышали приказ остановиться, мисс Харт? — осведомился он наконец, приблизившись на шаг, будто плохо видел. — Что в нём такого, в этом шведе?.. Кажется, его величество плохо влиял на ведьмину соображалку. Голова трещала всё сильнее и рождала идеи в духе соломинки для утопающих. Главное ведь скрыть, что это было на самом деле, правда? — Я… слышала приказ, сэр. — Мэл выпрямилась и уставилась в одну точку около плеча Хойта. Точка оказалась живой и поползла в сторону по деревянной панели, добавив картинке оттенок помешательства, далеко не лёгкого. «Реши, что я не в себе», — взмолилась Мэл в пространство, стараясь не допустить передачи. Продолжила вслух, вполовину нарочно еле шевеля губами: — Я говорила герру командиру накануне, что пробовать «товар» плохая идея. Герр командир не послушал, и вот результат. — Подыграй мне… — склонившись над Алвином, попросила ментальным шёпотом. Поймала обалдевший взгляд, отправила образ пожатия плечами: — Ну нагруби, учить тебя, что ли… В синих глазах, ещё мутноватых, промелькнуло озарение, затем испуг. — Ты совсем уже?.. Что? Зачем? — Просто скажи, что я лезу не в своё дело и не мне решать… — Каждое заброшенное в эфир слово завело моду ломиться в лобную кость точно по центру. Мэл держалась — ещё одно напутствие, ещё одна импровизация: — Мол, я должна заткнуться, а пилюля была хороша, бла-бла. Алвину понадобилось пару мгновений, чтобы сообразить, о каких пилюлях речь. Да-да, милый, я про Доктора Э, — Мэл изобразила в пространстве бледный оттиск в виде старика с горстью материальных цветных галлюцинаций. Зрительные образы почему-то давались легче гулких и шумных слов. В знак того, что всё понял, Алвин опустил веки, но чувствовалось, как сильно он сопротивляется. — Тебя забыл спросить, женщина, ты мне не указ… — выдавил наконец с неподдельной злостью. — Та пилюля была хороша. А ты чистоплюйка и зануда… могла бы тоже, за компанию. Если бы только не дерьмовая побочка, fan… — Браво… — Мэл старательно скорчила оскорблённую рожу. Роль нужно было доиграть, хотя чутьё сигналило вовсю: не поможет! Может быть, оно ошибалось? Может, всё ещё выправится — колотилось в груди раздвоенным частым пульсом. Выброс адреналина прибавил жару. Башка затрещала. Лобная кость — дверца, если она откроется — мозг плюхнется наружу, — рисовалось сдуревшим воображением. «Очень умно пробовать препарат с такой побочкой», — эту неслыханную здесь наглость — баба дерзит хозяину! — надо было сказать вслух для Хойта и остальных. Мэл набрала побольше воздуха. Сейчас, сейчас. Губы почему-то слушались плохо. К верхней от носа с мерзкой щекоткой ползло что-то мокрое, солоноватое, как вдруг в один миг перечеркнуло и нижнюю губу. Кап. Сорвалось вниз, упало Алвину на пальцы — зерно граната на бледном, почти белом фоне. Кап, кап — зёрна посыпались одно за другим, сливаясь в неровные пятна. У Алвина нашлись силы дёрнуться и сесть, через миг Мэл опиралась на него спиной. В помутнении улавливала ужас, чувствовала, как сильно трясутся ладони в жёстких беспалых перчатках, пока герр командир помогал ей не захлебнуться. — Нет, нет… — умолял кого-то. Зачем-то вспоминал Вааса, мол, прав был главарь, как всегда прав. Проклинал, то ли себя, то ли Змея, но делал всё, что нужно, по всем правилам. Кажется, становилось легче. Полуобъятия удерживали Мэл в наклоне вперёд, прохладные пальцы зажимали нос и скрадывали болючую пульсацию между глаз. Прибоем накатывало неправильное усталое блаженство — такое всегда случается, когда боль отступает, достигнув пика. — Дыши. Дыши через рот, — Алвин наконец говорил с Мэл. Вертухаи обалдело ждали приказаний. Их босс источал недовольство, жадное и брезгливое одновременно. — Этот ходячий труп ломает мою вещь. Мало того, что оба врут — он ломает мой ценный прибор для обнаружения врагов! Ого. Значит, валькирии больше нет, её почти официально понизили до вещи. Ирония горше желчи прогнала остатки мути. Мэл с трудом удержалась, чтобы не фыркнуть — брызгами крови прямо в возникшую чересчур близко деревянную физиономию с колючками-зрачками в мертвецки бледных зенках. Физиономия зашевелила искривленным в гримасе ртом: — Нехорошо врать деловому партнёру и нанимателю. А если уж начали — актёрское мастерство подтяните. Все давно знают, что у нас тут Ромео с Джульеттой завелись. Сдувают, видите ли, друг с друга пылинки. Хойт картинно развёл руками и завертел головой, будто приглашая охрану тоже посмеяться над плохими актёрами. Мэл ощутила, как Алвин сжимает кулак — слишком заметно на фоне её плеча. — Что тут у нас, бракованный снайпер? И в чём брак? Эпилепсия? Не-ет, — его величество заговорщически понизил голос, — дай я сам угадаю. Похоже на опухоль, я такое раньше видел. Точно, опухоль — в башке одного жалкого вруна. Кажется, Мэл всё-таки оскалилась. Хойт заткнулся — видать, выкрашенные кровью ведьмины зубы смотрелись так себе. Опомнился, скорчил жалостливую мину. Зашарил по карманам пиджака, выудил сложенный квадратиком клочок материи. Носовой платок, тёмно-красный, будто венозная кровь — в тон рубашки его величества. На мол, ведьма, смотри, какой заботы ты себя лишаешь. Утрись, боссу не жалко, и одумайся, пока не поздно. Припади, так сказать, к источнику возможностей, иначе засохнешь. — Что, что ты нашла в этом ходячем мертвяке? Неужели он и есть всё, чего ты желаешь? Дура! Это и есть цена твоих талантов? За твою службу я бы мог дать тебе любого, в кого бы ты ткнула пальцем — никто бы никуда не делся. Но ты выбрала труп, никчёмный труп! Кто бы мог подумать: человека с крокодильим сердцем может распирать от эмоций. Хойт разочаровался и проклинал несправедливость в лице обманщика шведа. Мэл же давно уяснила принятый у его величества способ решения любой проблемы. Перед глазами встал треклятый железный ящик. Волосы на загривке поднялись дыбом. Мэл ощетинилась, готовая прыгнуть бешеной кошкой на любого, кто приблизится к Алвину, безо всяких ведьминых штучек и приёмчиков из курса рукопашки выцарапать глаза до голых костей. Слишком заметно. Хойт потерял терпение. Брошенный платок ударил Мэл в лицо. Она зажмурилась, Алвин пытался заслонить её собой, закрывал ладонями. Хойт кривился; эмоции потихоньку сходили на нет, уступая место холодному анализу. — По крайней мере ясно, что именно они скрывали. Небось рассчитывали сосватать Сэма к ней в телохранители, когда швед окочурится. А труп хитёр, не упустил выгоды. Тянул из неё энергию… мою, мою энергию! Он принял решение, — Мэл не успела ухватить, какое именно. Зато сердце оборвалось, спеклось где-то в животе, когда Хойт прошипел: — Расцепите их наконец. Вертухаи рады были стараться. Метнулись с двух сторон, надвинулись, разорвали сцепку из рук. Мэл охнула от болючего рывка за локоть, — пошлый тип мстил ведьме за вынесенные накануне унизительные страхи. Раз уж представилась такая халява, собирался напоследок впечатать в стену, но сам отлетел, схлопотав по роже. Алвин пошатывался, но стоял на ногах. Его перчатка жёсткой кромкой рассадила наёмнику скулу. Вокруг ссадины почти вмиг распухла гематома, Мэл зацепила её взглядом, но порадоваться не успела. На подмогу к пошлому подскочил напарник с автоматом прикладом вперёд. Он двинул бы герру командиру по печени, — Мэл выхватила из пространства намерение. Откуда взялась энергия — сама не поняла, наверное, источником послужила накопленная злость. Демонстрации хотели? Будет вам демонстрация. Ведьма сама превратится в подобие опухоли — выстрелит невидимые метастазы, передавит нервы в чужой гортани. Просвет стянется наведённым извне параличом. Остатки воздуха засвистят, будто закипающий вдалеке чайник. Звук получится забавным. Фигура-шкаф повалится тоже смешно, ещё смешнее примется царапать шею ногтями, беспомощно гремя по полу разгрузкой с рассованными по ячейкам автоматными магазинами. Нет уж, дружок — жук, перевёрнутый на спину. Барахтайся или нет — петлю-невидимку не сорвать, пока ведьма не решит иначе. Бейся, бейся, сучи ногами, царапай плитки рантами ботинок. Ведьма затянет петлю сильнее, отчего ты до белков закатишь глаза и засвистишь горлом, дёргая кадыком. По штанам промеж ног у тебя расползётся позорное тёмное пятно. Ха, ведьма ведь говорила: слабак не выдержал конвульсий. Может, даже сдох бы — стоило нажать ещё немного. Пространство взорвалось бешеным цветным фейерверком. В черепе зазвенело, голова мотнулась в сторону и назад под хруст шейных позвонков. Во рту сделалось солоно с привкусом железа. Оплеуха, надо же. С той памятной перебранки с Ваасом во время боя в форте Мэл успела забыть, что такое оплеухи. Даже в шайке Лиама пощёчинами не увлекались, предпочитали гладить по рёбрам ботинками. Мэл навела резкость. В лоб смотрел чёрный зрачок дульного среза. За ним маячила знакомая рожа. Ещё одна. Ба, а вот и мистер коновал пожаловал, да ещё с пистолетом. Ясное дело, голыми руками против ведьмы никак. Игнорируя «ствол», Мэл ухмыльнулась и тут же сплюнула кровью, которая успела натечь из расквашенной изнутри щеки. Метко, вон, у коновала брызги вместо веснушек. Рожу в брызгах перекосило. Рука с пистолетом нырнула вниз, дульный срез вдавился в шею под подбородком. Мышцы лежащего на спусковом крючке пальца чуть сократились. С двух сторон сразу навалилось две приливные волны. Ужас — от Алвина. Гнев и что-то паническое — от Хойта. Ах да. Когда ведьма душила вертухая, величество обзывал её монстром. Перед этим бранил тварью, по ошибке принятой за валькирию, а на деле жалкой и сентиментальной. А потом всё-таки монстром, уже не жалким — страшным, такого ничто не остановит, если вдруг решит убить. — Отставить самодеятельность! — Хойт, наконец, справился с собой. Коновал тяжко вздохнул и убрался с дороги босса, пряча пистолет в кобуру. Его величество подступил к Мэл вплотную и процедил, едва разжимая губы: — Кого-то другого на твоём месте я бы за такое сжёг в ящике. Мэл отвернулась и зашарила по коридору взглядом. Промеж камуфляжных силуэтов со стёртыми, незначимыми лицами она искала единственную важную для неё фигуру в чёрном. Нашла — Алвина держали на мушке сразу двое, пырились в упор, но явно избегали смотреть в бледное лицо и маньячные глаза. — Успокойся, я в норме, — через половину коридора громко — для остальных — бросил Алвин. Для Мэл — попытался ободряюще улыбнуться. Ни черта, конечно, не вышло, но взгляды никак не хотели расцепляться. — Заберите эту тварь и заприте подальше от меня… — По коридору с неожиданным резонансом прокатился голос его величества. — Приводить будете по распоряжению, когда мне понадобится кого-то просканировать. Правое запястье Мэл ухватили будто клещами, заломили за спину руку. Надавили на загривок, чтобы согнулась перед боссом, но Мэл упёрлась, вскинула голову. — А этого, — Хойт указал на Алвина подбородком, — ведите во двор. И группу его сюда зовите.