Цивилизованные люди

— Этот остров похож на брокколи. Терпеть не могу брокколи… — пробормотала Эбби. Она больше не всхлипывала, разве что шмыгала заложенным носом. Сопеть у неё получалось так сердито, что в ситуации повеселее Мэл нашла бы это забавным и обязательно что-нибудь съязвила. Сейчас же закусила губу. Придавила иронию — чтобы та не прорвалась в эфир. Прищурилась на приближающийся берег и хмыкнула: а ведь верно подметила девчонка. Из пролива северный остров и вправду походил на огромные блюдо, в которое горкой насыпали еды, не поскупившись на буйные ярко-зелёные соцветия «капусты» везде, где властвовал тропический лес. Голод напомнил о себе болезненным спазмом, а урчание в животе пробилось даже сквозь тарахтение движка. Через слабенькие с виду волны, созданные, видимо, самым противным местным течением, идущая малым ходом лодка переваливалась с грацией престарелой черепахи-переростка. Не приближаясь, они аккуратно оставили Храм Цитры сначала за левым бортом, а затем и позади, но Мэл спустя несколько минут так и не разобралась, что именно разбудило у неё внутри обжигающий холодок. Может, выплыли на поверхность подсмотренные когда-то воспоминания Вааса, или ярость от потери аризонцев затеяла вдруг под сердцем противную грызню. Как бы то ни было, Мэл хорошенько нацелилась на характерную башню-пранг и просканировала сооружение вместе с округой на предмет агрессивного или просто чересчур пристального внимания. Жаль, не нашла, кого бы ослепить, — из замшелой святыни на середину пролива не пялились сквозь прицел гранатомёта. Наверное, одинокую лодку оттуда не сочли достаточной угрозой, а может, с моря храмовый обрыв враги племени раньше и вовсе не штурмовали. А может, лучшие воины Цитры прямо сейчас были заняты утренним поклонением самопровозглашённой богине. Мэл хмыкнула, поймав себя на запредельной желчности мыслей, и поморщилась, ощутив на корне языка настоящую горечь. В ответ желудок вывел особенно жалобную руладу. Качка добавляла ощущениям остроты. Тем временем Алвин, в неподвижности застывший у консоли, походил на причудливый гибрид рулевого с рукой на штурвале и вперёдсмотрящего — с приложенным к глазнице монокуляром. Этот девайс тоже достался беглецам от герра Бекера, как и многое другое вместе с лодкой и лаконично-красноречивым «убирайтесь уже». Грубоватое напутствие подстёгивало Мэл изнутри. Что не мешало ей буквально отключаться, будто в колыбели, в убаюкивающем ритме пологих волн. И только голод был тем спасительным тросом, который удерживал сознание на поверхности. — Я бы сейчас слопала целую тонну брокколи, — под желудочные стенания как могла громко протянула Мэл. Вложила побольше мечтательности в протяжный вздох, через плечо подмигнула Эбби. — А ещё стейк, здоровенный стейк. Откровенно дурачась, Мэл алчно щёлкнула зубами. Воображение дорисовало отчётливые ароматы жареного мяса и овощей. Овощи лучше приготовить на пару, — эту деталь добавил от себя Алвин. Мэл сообразила, что не только соткала иллюзию вполне осязаемую и зримую, но и поделилась с остальными ощущениями. В отличие от брокколи, стейки Эбби, видимо, уважала, уж больно заметно сглотнула заполнившую рот слюну. Взгляд у гордячки при этом сделался совсем жалобным — ну чисто оголодавший щенок, на которого к тому же разом навалилось чересчур много всего, плюс маленькая тележка трудных для переваривания установок. Раньше Мэл подогрела бы чужое смущение острым словцом, но сейчас прикусила изнутри губу. Игру в молчанку Эбби как-то вдруг поддержала, и вот уже несколько минут не издавала ни звука. Насупившись и временами задерживая дыхание, следила за тем, как надвигается берег. Медленно, но неумолимо — при том, что застывший рулевой по-прежнему держался курса, похожего на касательную линию. Пару раз изваяние всё-таки оживало, чтобы подкрутить настройки прибора, а ещё хмурилось сосредоточенно, до боли в складочке над переносицей. Если бы мог, Алвин дотянулся бы и ощупал картинку самолично, лишь бы удостовериться, что место высадки и грядущего привала такое же пустое и мирное, как выглядит в окуляре. О да, герр командир уже настоял на насущной необходимости привала, притом самым безапелляционным тоном. Эбби скривила губы — мол, да ладно, неужто супервумен выдохлась? — но тут же сникла от строгости блестящего синевой взгляда. А Мэл… Мэл и рада бы возразить, если бы ведьмина башка не болталась всё сильнее на слабеющей шее на манер игрушки на пружинке, а нос временами не притягивался поближе к груди будто магнитом. Алвина не обмануло даже старание, с которым Мэл держала веки в верхнем положении. — Стейков не обещаю, но есть приличная тушёнка. Перед сном она в твоём распоряжении, — обнадёжил довольно сухо, разом объявляя вопрос закрытым. Картинка в монокуляре между тем поражала вопиющей заброшенностью. На краешке деревянного причала матово лоснился на солнце приличных размеров цилиндрический резервуар. Левее параллельно друг другу в пролив выпирали мостки поуже, будто языки в два разинутых зева, они вываливались из открытых проёмов первого этажа двухэтажной постройки. На фоне палевого песка, таких же валунов и зелёных пятен растительности здание цвета застарелой ржавчины смотрелось бельмом на глазу. Позади, впрочем, в глубине чего-то похожего на овражек, будто вырезанный гигантским ножом, виднелись почти полуруины с проваленной местами крышей и щербатыми стенами. И ни души. Никто не маячил в зияющей вместо дверей и оконных рам пустоте, никому не бродилось промеж бараков и навесов, бочек, лодочных остовов, штабелей из брёвен, цистерн и останков старой колымаги. О да, Мэл бессовестно подглядывала, подключившись к командирским зрительным нервам. Больше того, Алвин об этом знал, но был настолько не против, что умудрялся ласково гладить ниточку контакта, будто та прощупывалась физически. Мэл мимоходом залюбовалась точёными линиями невозмутимого лица, когда на нём вдруг проступило удовлетворение. Эмоцию подтвердило пространство. Точный внимательный взгляд наконец выцелил главное во всём, что исследовал так скрупулёзно на протяжении удивительно долгих минут. — Столб с сигнализацией повален. Основание в щепки, похоже… взрывом… — забормотал Алвин. Опомнился, встряхнулся, состроил сразу обеим спутницам ободряющую улыбку. — Судя по всему, пиратов отсюда выбили. Но и поста не оставили… Что скажешь? Теперь он обращался только к ведьме и её способностям, как к невесть какому авторитету, и ответ Мэл уже приготовила. — На моём радаре никого, кто даже отдалённо напоминал бы человека. Птицы, рептилии вроде ящериц… не крупнее… пока. Алвин отметил последнее, выделенное нарочно слово коротким кивком, — мол, принято к сведению. Эбби ошарашенно хлопала ресницами, впитывая диалог, целиком состоящий из недоговорок и выхваченных из воздуха смыслов. Малявка — Мэл аккуратно не допускала прилипшее определение в эфир — отчаянно скрывала, как сильно нуждается в поддержке, и, кажется, начинала понимать, что колючки ранят скорее её саму, чем «непонятную мутантку». — Ничего, притрётся.. — мысленно пообещал Алвин. — Ты просто не слишком жести… с воспитанием. — Готовимся к высадке, — велел он вслух. Показывая пример подчинения, Мэл молча взялась за беглую проверку рюкзаков и подсумков на закрытость и целостность застёжек. Потом разделила было ношу поровну на двоих, когда поборовшая непроходящее изумление Эбби с силой потянула на себя один из рюкзаков. У малявки из-под банданы выбилась рыжая прядь, кукольное личико блестело от пота. Под грудиной у Мэл что-то дрогнуло, по сердцу будто иголкой царапнули. Пальцы сами собой разжались, чтобы тут же сомкнуться на девчоночьем запястье. — Смотри… — Мэл качнула головой, указывая упрямице за борт. Та почти против воли проследила взгляд. Пологие волны нестерпимо блестели там, где их касалось солнце, но ничуть не прятали скользящих под ними силуэтов. Один, характерно продолговатый, с кажущейся медлительностью курсировал прямо под поверхностью, иногда совсем всплывая, чтобы вспороть зыбь остриём спинного плавника. Эбби прищурилась на чересчур узнаваемый треугольник и передумала во всех смыслах раскачивать лодку, тем более едва ли в тридцати футах от твёрдой земли. Мэл одобрила мудрое решение, сунув подопечной лямки рюкзака. — Могла просто попросить. А рыбина, между прочим, здесь не одна. Над водой, будто подкрепляя зловещий эффект предупреждения, разнёсся не слишком мелодичный звон. Лодка поравнялась с ржавым, невесть сколько лет болтающимся здесь буем, и колокол на нём ещё раз тоскливо тренькнул, словно обозначая прибытие беглецов в крохотную бухту. На самом деле донную цепь старой рухляди задела акула. Мэл никому об этом не сказала — исподтишка взялась сооружать то самое поле, которым недавно отпугивала от Алвина хищниц. Мир слегка поплыл, будто солнце по щелчку рубильника увеличило мощность. Туманное марево прикрыло выросший в размерах резервуар, разноцветные бочки превратились в неаккуратные мазки красками в манере абстракционизма. Сделалось до невозможности жарко, будто Мэл обмотали множеством слоёв не пропускающей воздух изоляции. Впрочем, всё прошло, и, кажется, почти сразу. Даже вроде как похолодало, правда, виной тому скорее всего был пот, покрывший Мэл всю целиком. Даже зад и тот хоть выжимай, — фыркнула она, хватаясь за вовремя подставленное Алвином предплечье. Герр командир смотрел с укором, но молчал — только усилием помог выдернуть подошвы из топкого песка в полосе прибоя. Штаны тоже вымокли выше колен и облепили ноги, разбудив озноб и уйму мурашек, а Мэл не помнила, когда вслед за остальными успела выбраться из лодки. Хотя какая разница, если защитное плетение сработало. Тройка припозднившихся охотниц передумала искать поживы в мини-бухте, где родная среда как-то вдруг научилась бить точно в тупое рыло, доводя чувствительные рецепторы до электрического исступления. Шмыгая носом, тающие в глубокой синеве пролива силуэты провожала глазами Эбби. На радостях от удачно проделанной работы у Мэл случился прилив сил, по крайней мере, волочить опустевшую лодку, а затем сунуть её будто в нарочно приготовленный портовый контейнер показалось чертовски легко. Рядышком, ухватившись за леер, пыхтела Эбби. Она отчаянно пыталась быть полезной, и потому от усердия то и дело задерживала дыхание, обделяя себя кислородом. Не самое разумное решение под ползущим в зенит светилом, которое медленно, но верно раскаляло и чёртов металлолом, и древесину до температуры гигантской жаровни. Мэл пообещала себе заняться душевным спокойствием малявки — сразу, как только сама чуточку вздремнёт, вон хотя бы в дальнем бараке, предусмотрительно приткнутом строителями в глубь ложбины, к самому нагромождению скал. Тамошняя тень, укромная и густая, манила припустить к ней бегом, но что-то заставляло плестись, озираться и смотреть под ноги. Повстанцы не выставили постов, но вполне могли расщедриться на сюрпризы — на случай, если пираты надумают вернуть это место себе. Мэл отдавала себе отчёт, что скорее параноит, чем рассуждает рационально, но, с другой стороны, слишком хорошо помнила упорство дикарей в истреблении Ваасовой банды и подвернувшихся наёмников мистера Хойта. С вожделенной хибарой Мэл поравнялась, изрядно запыхавшись. Дыры в стенах и разобранная кровля делали переднюю «комнату» нежилой, а вот следующая, дверь в которую виднелась за развалинами, обещала местечко поукромнее. Сердце колотилось, будто после бега с препятствиями. Перед глазами вертелась свистопляска из кругов и точек, — кажется, местное солнышко разом вылило на ведьму всё, чего та недополучила, пока мариновалась взаперти. По крайней мере, эта версия нравилась Мэл куда больше той, о которой, скрипя зубами, размышлял герр командир. О чём он вообще, какое переутомление? Ерунда какая. Ведьма не может позволить себе переутомления — хотя бы потому, что должна доставить к порталу одного хмурого, но до мурашек обожаемого индивида, к тому же вместе с рыжим довеском — объектом повышенной ответственности. «Индивид» хмыкнул и скептически задрал бровь — так, чтобы Мэл непременно это заметила. Потом оттёр её в сторонку от проёма и первым шагнул на деревянный пол. Почерневшие от времени, тропической влаги и заброшенности доски, казалось, должны были непрерывно скрипеть, но длинный силуэт, к тому же нагруженный поклажей, умудрялся ступать так, что в символические шорохи приходилось вслушиваться. Самым громким звуком промеж заброшенных стен оказался щелчок кнопкой фонарика. По закуткам методично, будто гребешок, вычёсывающий блох, заскользил яркий до едкости белый луч. Он выхватывал мусор и паутину, мохнатую от набившейся пыли. И никаких подозрительных ниток, лесок или проводков, протянутых поперёк проходов, промеж углов и предметов обшарпанной, но обстановки. Алвина, однако, результаты поисков удовлетворили далеко не сразу, в подвохе подозревались даже серые пыльные клубки. Осмотр, кажется, следовал уже по третьему кругу, когда Эбби, замершая рядышком у порога, вдруг полушёпотом подала голос: — Он всегда такой? Ну… такой… — до сих пор не лезшая за словом в карман девица запнулась. Мэл поморщилась, чувствуя, как вредина бранит себя самоё за прорезавшуюся откровенность — проявление слабости перед «странной тёткой» с умениями «как в голливудском кино». Мэл могла бы обидеться, но развеселилась, заподозрив, что рыжая привлекла герра Бекера отчасти именно редкостным упрямством. Приглушить рвущийся наружу смех стоило нешуточного труда. — Герр командир у нас педант, каких мало. Советую учесть этот факт. — Порядок. — Из внутреннего проёма, пригибаясь, выбрался Алвин. Чуть распрямился, но затылком всё равно елозил по потолку, собирая паутину, а вся командирская фигура, казалось, заполнила внутреннее пространство хибары целиком. Зрелище заставило Эбби примолкнуть. Судя по бурлящим в ней настроениям — временно, но Мэл решила проявить себя то ли дипломатом, то ли воспитателем, и сделала вид, что ничего не заметила. Разве что оценила тонкий, будто игла, проблеск усмешки в синих глазах. — Располагайтесь, дамы, но старайтесь по возможности ничего не трогать. Лишние следы нам в любом случае ни к чему. Отдыхайте. — А я не устала… — с вызовом, впрочем, довольно жалким, буркнула Эбби. Алвин флегматично поднял бровь и, кажется, решил расставить все точки над i, притом для обеих спутниц сразу: — Зато она устала. — Он указал на Мэл подбородком. — Она пытается быть везде и сразу. Оберегать тебя, меня. Морочить головы врагам, пугать акул, на всякий случай, чтобы зад твой не догнали. Надо будет — на кусочки разорвётся, она такая. И всё потому, что герру Бекеру обещала. Ну-ка смекни, надолго ли её хватит — при том, что мы всего-то на старте, м? И погоня будет, обязательно будет, fan, так что… Будто прохудившаяся трубка с жидким азотом, Алвин зашипел, сдерживая ругательства покрепче fan. За холодом раздражения и строгости Мэл улавливала предназначенные ей нежность и страх. Разбуженный этим месивом стыд едва не валил с ног, заливал жаром лицо, заполонял и без того дурную башку бурлящим шумом. Кажется, Алвин до крайности вежливо, но подчёркнуто сухо попросил Эбби на минутку оставить их с глазу на глаз. На удивление та подчинилась и с кротостью агнца выполнила совет не ходить дальше соседней комнаты. Осталась за смежной стенкой и всерьёз думала, что сумеет скрыть это детское хлюпанье носом. В хорошенькой рыжей головке никак не укладывался факт: герра Бекера больше нет рядом. Впрочем, Эбби вовсе не считала, что её бросили, и даже сочинила убедительное оправдание. Сэм решит все дела, разберётся с недругами и проблемами, а потом догонит беглецов и присоединится к ним. Эту цветастую девчоночью фантазию как противовес слезам и полному душевному раздраю Мэл наблюдала с самого шпионского прощания. Долбаный маятник, могущий даже каменное сердце исколошматить в чёртову отбивную. — Ну вот… опять… — тяжко вздохнули над головой. Алвин успел сгрузить поклажу на более-менее чистый островок на полу и осторожно, будто фарфоровую статуэтку, заключил Мэл в кольцо длинных рук. — Опять ты начинаешь… Он прикусил досадливое fan на кончике языка и одним резковатым движением уплотнил объятия до абсолютной тесноты. Мэл, впрочем, не возражала — по въевшейся на уровне инстинктов привычке уткнулась носом в форменную рубашку. Резона развивать вслух или в мыслях это «опять ты начинаешь» оба не видели никакого. Чувство вины, правда, едва не сбивало Мэл с ног, захлёстывало и душило, будто жёсткая штормовая волна. — Прости… — Шёпот получился задавленным, а пальцы, будто за спасательный канат, сами собой цеплялись за складки под рубашечными карманами. Дыхание потерялось, пол выскользнул из-под ног, — это Алвин поддел Мэл под локтями и приподнял за талию, на миг окунув в дикое ощущение невесомости. — Прости… И когда только она сама успела освободиться от рюкзака и подсумков с патронами? Кажется, Алвин всё-таки на миг поставил её откуда взял, сноровисто избавил от лямок и тут же снова потянул вверх, устраивая ягодицами на сцепленные на манер сидения крупные ладони. Мэл в свою очередь тоже не собиралась спускать в Бездну драгоценные секунды. Оказавшись с любимой физиономией нос к носу, прижала пальцы к колючим щекам и впилась поцелуем в иронично полуоткрытый рот. Поймала рваный Алвинов выдох — и враз опьянела, закружилась в воронке ответной ласки. Кажется, они впервые целовались именно так — грубовато, почти агрессивно, до боли сплющивая друг другу губы, иногда даже кусаясь. Мэл без конца натыкалась на щетину и с мазохистским наслаждением прикладывалась к ней снова и снова, пытаясь впитать каждое, даже болезненное касание в самое своё естество. Оба тряслись от жадности и чувствовали себя в средоточии шторма. Электрические вспышки скользили под кожей и буйствовали внутри, прежде чем собраться воедино и невыносимо горячим, тяжёлым сгустком провалиться в низ живота. Кажется, ноги у Мэл всё-таки отнялись. Впрочем, Алвин держал крепко и с урчанием голодного кота царапал ей шею и ключицы спёкшимися ранками на губах. Сладкая ломота в паху становилась невыносимой и всеобъемлющей — настолько, что грозилась выдавить из обоих распалившихся тушек остатки разума. Правда, общий на двоих рассудок оказался той ещё ушлой скотиной и вместо сопротивляться в лоб исподтишка нашарил переключатель от ведьминого чутья. Как-то чересчур громко за тонким листом шифера всхлипнула Эбби. С ней память, воспользовавшись навалившимся на хрупкое сознание одиночеством, и вовсе сыграла самую гадкую из возможных шуток. В той паршивой сцене, снятой на чей-то смартфон, от хохота солдатни заходился в помехах динамик. На миг на экране, будто отражение в зеркале, чётко возникало лицо сестры. На нём отливали зеленцой пара несвежих кровоподтёков, нижнюю губу рассекала багровая полоса, а глаза были пустые и неподвижные, будто вырезанные на камне. — Смотри, смотри. — Неведомый «благодетель» тычет Эбби гаджетом под нос. — Она тебе знакома, правда? Вы ж как хреновы дочки копировальной машины. Ох и норовистая ж была кобылка… уму-разуму учить приходилось… нежно, как велел босс. Но регулярно… «Была». Из всей тирады Эбби цепляется за одно это слово. Даже не повторенное вслух, оно разрывает горло. «Благодетель», не удовлетворённый, видимо, прилежанием новой ученицы, наматывает её рыжие волосы на кулак. Чтоб уж наверняка не отвернулась. — Смотри, сука. — Слёзы, будто кислота, выжигают глаза. Лучше бы совсем прожгли, думает потом Эбби. А ещё неплохо бы оглохнуть, чтобы не слышать этого мерзкого кваканья с визгливыми нотками глумливого смеха: — Твоя дура-сестра могла бы неплохо устроиться. Смотри, бл, что тебе, идиотке, умный дядя показывает! Она могла бы жить в гареме у одного изврата — речь даже не шла о борделе! Но дура предпочла сдохнуть, туда ей и дорога. Эбби сипит, будто болтаясь в петле, и чувствует себя ещё хуже от понимания, что не отвернулась бы, даже если бы могла. Веки тоже не опускаются, и вовсе не оттого, что кожа на лбу и висках едва ли не трещит от натяжения. Нет, Эбби увидит — должна увидеть, иначе до конца собственных дней не поверит в случившееся. Поэтому всего на миг упирается — единственно для того, чтобы запомнить заодно ещё и расплывшуюся в ухмылке, потную и красную от усердия рожу «наставника». Терпит рывок за волосы и тычок кулаком в скулу, а после вроде бы покоряется, буквально проглатывая взглядом происходящее в глубине экрана. Близняшек всегда называли отражением друг друга, а значит, гаджет с записью всё-таки зеркало — в некоторых смыслах, включая переносные. Эбби видит дубликат собственного лица и с точностью до секунды фиксирует момент, когда выражение глаз Эмили меняется. Из пустоты и безразличия — в граничащее с помешательством отчаяние. Аморфная поза взрывается всплеском неожиданной прыти, с которой «рыжая из зазеркалья» подныривает под рукой у типа с телефоном. Оператор на секунду теряет равновесие, давится смехом и затыкается, но, будто заворожённый, продолжает снимать. Между фигурами двух громил из охочих до развлечений зрителей сестра проскальзывает с невесть откуда взявшейся юркостью змейки-плетевидки. Эмили не тратит время на то, чтобы балансировать на краю — переваливается за корму прежде, чем кто-то из тянущих руки молодчиков успевает сомкнуть хватку. Оператор проталкивается к заграждению не сразу. На экран он уже не смотрит, но съёмку так и не отключил и, судя по всему, по-прежнему держит гаджет крепко, хоть и кривовато. Сначала кажется, что за кормой не происходит ничего особенного. Но тут бурлящая пена меняет цвет на красный, а поток выносит из-под днища похожие на мясные помои ошмётки. Кажется, ситуация никого больше не забавляет — по крайней мере, дебильное ржание теряется за тревожными вскриками и мерным ворчанием дизеля. Кто-то грязно бранится, костеря всех «бешеных сук» разом. Другой вслух, прямым текстом припомнает, как именно босс наказывает за «порчу товара». Эбби уверена, что в струе от винта посреди разбавленной крови мелькнуло что-то вроде изуродованной руки, а ещё побуревшие пасма таких знакомых волос, но тошнит её не поэтому. Просто слёз стало чересчур много, и по капле они переполнили горло почти океанской солоноватой горечью. — С вами приятно иметь дело. — В отдающие полуобмороком воспоминания Эбби пробрался мужской голос. После обезьяньего хохота из головы Эбби Мэл сочла его излишне приторным, хотя могла и ошибиться — новый контакт фонтанировал шумами. Ворчали автомобильные моторы. В мерный низкий гул вклинивался отдающий металлом свист вертолётных лопастей. Чутьё не унималось, врубило наконец картинку. Аэродром, ну конечно. Эти обшарпанные ангары с их торчащими из крыш рёбрами, запруженная, замусоренная полоса с однокрылым самолётом. Штабеля знакомых белых тюков, грузовики и вертушки. Наёмники, в присутствии его величества снующие между всем этим с усердием не хуже муравьиного. Адский букет ароматов — топливо, выхлопные газы, резина, нагретый бетон и раскалённое железо, а ещё пыль, поднятая винтами. Пыль долетала до незнакомца, в башку к которому угодила Мэл, и колко впивалась ему в щёки и скулы. Впрочем, куда уж замечать мелкие неудобства, если рассыпаешься в любезностях перед местным царьком. — Должен признать: впечатляет. Контроль качества, подготовка товара к сделке, аккуратность погрузки… м-м-м вот это уровень. И он, полагаю, касается всех позиций, не только… — Гость указал на тюки, постепенно перекочёвывающие в грузовой вертолёт. Сдвинул на нос солнечные очки и отвесил хозяину «фирмы» учтивый полупоклон, наконец открыв вид на Хойта для Мэл. Угу, а я уж соскучилась, — она оголила клыки, будто куфия перед укусом. Алвин, что-то почувствовав, тихонько поставил её на пол, но сразу прижал плотнее, вынудив уткнуться ему в рёбра. Перед глазами на миг расплылась мутная зелень рубашки — и вот уже Мэл, вся сжавшись в любимых руках, снова из чужой головы уставилась в пространство аэродрома. Лесть на некоторых оказывала воистину жуткий эффект. — Мы стараемся. — Хойт, например, не чурался жеманства, — кто бы мог подумать, что он вообще так умеет. Правда, в случае его величества выходило всё равно по-крокодильски — того и гляди с манерной улыбкой, но оттяпает льстецу минимум руку, если ненароком погладят против чешуи. — Стараемся для лучших клиентов. Так что вы решили насчёт подарка… партнёру? В поле зрения гостя попал скучающий в однообразной позе наёмник с пачкой листов на картонке с держателем. Накладные, скривилась Мэл. Сколько тюков и сколько они весят по отдельности и вместе, и сколько клиент должен поставщику за дурман, который мелкой розницей разойдётся по карманам барыг на улицах какого-нибудь города. А может, пара-тройка ящиков с учтёнными согласно маркировке на каждом гранатами или выстрелами для РПГ — этим добром с радостью воспользуются любые отморозки, где бы ни обитали. Или в бумагах описание живого товара: пол, возраст, рост, масса тела, цвет глаз и волос, обхват груди, талии и бёдер, — совокупность параметров, за которые покупатель платит деньги, а продавцу-бюрократу нужных для отчётности, чтобы нигде не потерять ни цента. В том, что Хойт тот ещё бюрократ с базой данных вместо мозгов, Мэл ни капли не сомневалась. Как и в том, что именно в эту минуту на аэродроме, говоря о некоем «подарке партнёру», два выродка с холодной крокодильей кровью обсуждали продажу пленника, будто бессловесной скотины. И она, ведьма, должна была участвовать в этом. Именно так почти любой дар и выворачивался наизнанку, превращаясь в проклятие, — Мэл сформулировала словами то, что давно осознала, как впрочем и нулевую разницу между отцовским наследством на станции и бизнесом «короля островов». — Насчёт подарка… как, говорите, его зовут… Райли? — словно сверяясь с данными, как-то замедленно пробубнил Хойтов гость. — Экземпляр вполне достойный. Но… время ещё есть, а зверёк не слишком покладист, чтобы стать хорошим подарком. Пожалуй, подожду, пока ваши специалисты приведут образчик в надлежащий вид… От этой правильно выстроенной, идеально вежливой речи «цивилизованного человека» Мэл наконец затошнило. Хойт отвечал в том же тоне великосветской беседы, но слова и обороты почти сразу потеряли чёткость, слившись в протяжное у-у-у на фоне шумных помех. Мэл ощутила вдруг, как болезненно дёргает путы контроля её чутьё, пытаясь отделаться от контакта с гостем. И не просто расцепиться, а сразу же отыскать Хойта и пробуриться ему в долбаную крокодилью башку. Чтобы… что? Убить? Вскипятить мозг, измышляющий сделки вроде подслушанной, чтобы после сотен совершившихся не случилось больше ни одной? И к чёрту противный голосок в собственной черепушке, шипящий что-то в духе: сама-то чем лучше, ведьма?.. Ок, скорее всего ничем. Но ведьма, в конце концов, для того и идёт к порталу — искупить вину и сделать так, чтобы чудовищного там, дома, стало поменьше, и эта цель настолько же личная, как и желание вылечить Алвина. Так может, она начнёт прямо сейчас, со здешнего монстра? Ниточки контакта наконец отцепились от незнакомца и зашарили в пространстве в поисках уже намеченной жертвы, — куда более самостоятельные, чем колышущиеся в толще воды стрекала медузы. Мэл ощутила, как её заполняет иррациональная, почти извращённая радость — предвкушение расправы над Хойтом. Этим чувством всё и закончилось, вернее, отрубилось, будто кто-то вдавил нужную кнопку. Наступила странная темнота. На ощупь она походила на вату, на вид была серой и обладала гадким свойством забиваться в рот, нос и уши. Мэл сцепила зубы, стараясь заодно не выблевать подступившую горечь Алвину на рубашку. Без Алвина она не представляла, от чего оттолкнуться в толще волокнистого дыма, плотного, но податливого и, кажется, бездонного. Наверное, задохнулась бы, но герр командир решил, что теперь его очередь спасать утопающих. Мэл очнулась ошеломлённой, с явственным ощущением, что секунду назад пробила макушкой толстую тягучую плёнку. Всплытие, похоже, стоило нешуточного труда и совсем опустошило голову, оставив в ней только эхо звона, с которым лопнула преграда. Лица, почему-то чуть задубевшего, коснулось что-то условно прохладное, мокрое и знакомое на ощупь каждой своей шершавинкой. Веки защипало. В полураскрытые, до боли стянутые губы потекла влага. Обычная вода, даже вкусная, только маловато. Последним мыслежеланием Мэл явно поделилась с эфиром и даже облизнулась, сухим языком размазывая капельки по такому же сухому рту. Горлышко фляги приложили уже основательно, хоть и с осторожностью, чтоб ненароком не захлебнулась, такая-сякая упёртая… плюс пара ласковых ругательств по-шведски. Сердится, констатировала Мэл, ну что ж, наверное, поделом, кое-кого снова угораздило нарушить приказ. Причём такой, отступить от которого стыдно не то что вдвойне — в энной степени, по сути мольбу, для вида упрятанную за суровым тоном. Стыда почему-то добавляла и изменившаяся поза: полулёжа в сложенных на манер колыбели руках, Мэл сомневалась, что в таком положении будут держать провинившуюся, которой действительно мечтают намылить шею. — О шее позже потолкуем. И об остальных местах тоже, — с ласковым негодованием проворчали над головой. — Давай, открывай глаза. Мэл послушалась, но резкость навела не сразу, и оттого сполна насладилась молчаливой паузой, скребущими на душе кошками и пышущей жаром физиономией. Алвин тем временем куда-то устроился сидя и потихоньку баюкал ведьмину тушку, будто младенца. — И к кому ты влезла в голову на этот раз? — осведомился скорее грустно, чем язвительно, едва Мэл решила, что прикидываться незрячим кротом дальше просто подло. — Неужели к… самому его jävla… величеству? Она только и сумела, что кивнуть — в горле по-новой скреблась пустыня, и в мысли словно кто насыпал скрипучего песку. Одно только чутьё работало, бесстрастно и безжалостно транслируя всю гамму эмоций и ощущений. Алвин излучал усталую нежность — и играл желваками, сдерживая желание в красках расписать всё, что думал о ведьмином поведении. А ещё безо всякой телепатии видел Мэл насквозь, хотя к этому пора было привыкнуть. — А давай в следующий раз… — он скорчил такую гримасу, как если бы упрашивал упёртое чадо, и от её вида Мэл задрожала, — когда решишь поджарить эти бронированные мозги, ты сначала убедишься, что они в пределах досягаемости, м? — Уг-м-м… — Мэл снова не сумела выразить согласие членораздельно. Честность намерений подкрепила кивком, но Алвин и так принимал ведьмину трансляцию. — Fan. Да понимаю я, почему ты постоянно срываешься. Понимаю, веришь? — Он порывисто наклонился и ткнулся бы в скулу, но Мэл подставила губы. Поцелуй получился очень мягким, разве что самую малость напоминал предшествовавшую вспышку страсти и длился всего мгновение. — Просто… ради всех нас. На будущее. Береги силы, ок? Что-то зашуршало, скрипнули доски, в проёме возникла Эбби. Она явно много чего слышала, и потому выглядела смущённой — раскрасневшись настолько, что волосы ни дать ни взять напоминали протуберанцы солнечной короны. Стянутой с головы банданой, судя по растёртым носу и векам, пользовались вместо салфетки для лица. Со стороны они с Алвином наверняка смотрелись пусть уже не пикантно, но довольно интимно, подумала Мэл, заметив, как малявка втянула голову в плечи: сейчас на неё заорут что-то в духе «иди вон!» — Ты… как? — вырвалось вместо этого у герра командира. Он распрямил плечи, даже сидя такой большой и с виду уверенный в себе, но Мэл чуяла, как он растерялся, которой из «полуобморочных женщин» нужнее помощь. Одна из двоих, та, что затихла на входе напротив, к тому же сущий ребёнок и вряд ли где-то в этой жизни провинилась настолько, чтобы наказание этим вот гадским островом хоть на йоту казалось справедливым. Мэл ухватила любимую ладонь обеими руками, выражая согласие всем существом, но немного-таки протестуя. Всё в точку, герр командир, но ребёнок здесь только один. А старая солдафонка-ведьма должна сделаться ему — нет, вам обоим! — опорой и в чём-то даже примером, а не строить из себя тряпку на командирских коленях. И на ноги, выпутавшись из объятий, встанет тоже… сама. Как бы не так, конечно — Алвин подозрительно щурился и даже стоя заставлял опираться ему на запястье. Мэл не противилась, только коротко поцеловала кончики не прикрытых перчаткой, пахнущих грязью, ржавчиной и порохом пальцев. Этот непривычный здесь жест заставил Эбби вздрогнуть — и, кажется, увидеть спутников другими глазами. — Я всё-таки отдохну, ладно? — будто спрашивая разрешения, без особой иронии покосилась на спутницу Мэл. Бедняга совсем смешалась и только отмахнулась, буркнув что-то вроде «ок». Потратив минуту-другую на сборы, герр командир отправился в караул. Мэл знала, что с позицией он определился заранее, но всё равно протянула вслед тоненькую шпионскую ниточку. Алвин почувствовал и качнул головой, но не возражал — некогда препираться. Стараясь не припадать на раненую ногу, — тут смолчала уже Мэл, — он как мог быстро пересёк раскалённое добела открытое пространство и по прилепленной к задней стене лестнице затопал на второй этаж здания у воды. Под весом фигуры с винтовкой и всем, что он счёл нужным для обустройства позиции железная конструкция звучала как-то чересчур тихо. С холодком под ложечкой Мэл потихоньку проверила Алвиново самочувствие. Что ж, шумело в командирской голове не громче обычного. Сам в общем-то в норме — со скидкой на чёртову опухоль и отголоски недавних приключений. Больше того: чудеса слышимости могли гнездиться в черепушке у самой ведьмы. Последнее умозаключение диктовало успокоиться и сосредоточиться на отдыхе, но получалось пока как-то не очень. Смутная, но заметная тревога не отпускала — глодала нутро, будто червячок-энерджайзер с ледяными зубками-колючками. Мэл глодала галеты и содержимое двух консервных банок — овощи и тушёнку. Не иначе как надеялась накормить ублюдка, а тот всё вертелся, стылый, скользкий и ненасытный. Рядышком под хруст печенья заедала душевные муки Эбби. Наконец наступила сытость не сытость, по крайней мере, желудок ощущался набитым и упирался в нижние рёбра. В упаковке между тем не хватало всего двух галет, да и консервы опустели едва ли на треть. Даже Эбби, словно в пику прошлым попыткам ужалить побольнее, вполне по-доброму заметила, мол, кто-то грозился слопать целую тонну. — Я переоценила свои возможности, — в тон ответила Мэл. Проклятый червяк всё не унимался, вынуждая раздражённо морщиться и прятать особенно заметные гримасы за псевдонатуральными зевками. Ещё разок пошутив невпопад, Эбби примолкла. Дала себе слово не мешать, — уловила Мэл. Решила исправляться, даже интересно, надолго ли хватит девчонки, но рвение уже достойно похвалы. Другое дело, что сон как-то не торопился приходить, вынуждая слушать, как за тонкими стенами на сотни голосов стрекочут насекомые да перекликаются в «зелёнке» птицы. В своём гнезде с еле слышным шорохом переместился от одной точки обзора к другой Алвин. В мелкоячеистых окнах стёкла чаще отсутствовали, а двери так или иначе зияли пустотой, избавляя от необходимости выдавать себя, трогая то, что долгое время никто не тревожил. С другой стороны, наблюдательный пункт на втором этаже сам по себе казался Мэл чересчур пустым и открытым. — Не волнуйся, я справляюсь, — донеслось сквозь шебуршащий помехами эфир. — Смотри, тут полно мест, где можно прикинуться ветошью. Специально для Мэл Алвин обвёл взглядом обстановку. Ослепительным фоном в картинке проступили кусочек моря и бледно-жёлтый песок, зелёными и серыми пятнами замельтешили в проёмах растительность и валуны. В шаге от согнутого в три погибели герра командира высились заставленные коробками стеллажи. Под стенами тут и там тоже громоздились разнокалиберные ящики и коробки. Странное место, подумала Мэл. По словам Алвина — «судоремонтная верфь», значит, когда-то здесь вполне мирно латали дырки в мелких посудинах. Ещё ловили рыбу, чем и привлекали, возможно, вечно голодных акул. И пираты, которые долго здесь хозяйничали, кажется, использовали верфь по прямому назначению. По крайней мере, свисающий над пристанью с балки кран выглядел вполне рабочим. Поток мыслей всё больше походил на жирную мягкотелую гусеницу, брюхом и боками застрявшую посреди чересчур узкого лаза между бодрствованием и сном. Мэл встрепенулась и зашипела — резковато клюнула носом, потревожив ослабевшую шею. Зевнула так, что выступили слёзы и хрустнула челюсть. Завозилась, пытаясь устроиться поудобнее. Веки словно припухли и не расклеивались, но полуощупью нашлась опора для плеча и щеки. Судя по всему, ты всё-таки уснёшь, — сообщил внутренний голос. Или это был Алвин, — Мэл так и не разобрала. А пираты здесь тоже ловили рыбу, — мысль, наверное, была на редкость неуместной, но Мэл просто нравилась ленивая болтовня с самой собой. Ловили-ловили, и даже оставили немного в ящике в соседней комнате. Брошенная добыча, конечно, успела испортиться посреди такого-то пекла. Скоро вздуется и полопается совсем, и тогда к этой хибаре небось футов на триста с лишним не подойдёшь, хотя и сейчас амбре уже доносило жарким сквозняком. Зарыть бы где тухлятину, да нельзя — не хватало ещё спалиться во время излишних телодвижений. К тому же откуда-то из-за стены несло кровью отнюдь не рыбьей, а вполне человеческой. Наверное, там на какое-то время свалили тела убитых при зачистке верфи пиратов, решила Мэл. Дрёма словно катала её на горках-синусоидах, то поднимая на верхушку прояснения, то роняя в яму забытья. В ямах было серым-серо до непроглядности, а на пиках сознание несло чепуху и хихикало над собственным бредом. Например, осведомилось вдруг, с чего Мэл решила, что на самом деле унюхала то, что унюхала. Она же под дурацкое хи-хи заявила, мол, понятия не имеет как, но точно уверена в ощущениях. Разум, явно перегревшись, не унимался и почему-то припомнил Вааса с его дикарским нюхом. Развить тему, правда, не сподобился — покатился по склону в глубокую котловину. Там поначалу ни черта не было. На Мэл будто наваливался боковиной гигантский раздувающийся пузырь, вжимал спиной во что-то твёрдое, выдавливая прочие ощущения и не позволяя даже пикнуть. Наступило что-то вроде сенсорной депривации, — надо же, бредятина взялась за термины. Идиотское состояние, как ни крути. Наверное, чтобы по-настоящему отдохнуть, лучше настроиться на что-нибудь приятное. Сновидческая ипостась Мэл тут же ухватилась за эту идею и, конечно, принялась представлять герра командира. Его лицо, глаза, губы — ближе некуда после недель разлуки, замкнутых на манер грёбаной ленты Мёбиуса. Так сладко обнимать ладонями серебристые от щетины щёки, целовать веки и кончик носа, изучать каждую складочку вокруг рта. Так хочется растянуть мгновения до бесконечности и посекундно записать на подкорку. А ещё выстроить продолжение. Лучше бы, конечно, наяву, но с учётом обстоятельств… Поначалу творчество вполне ладилось — образ, скорее всего не без участия самого герра командира, с той же страстью включился в процесс. Ранки на любимых губах снова царапали Мэл шею, и даже боль тут же превращалась в наслаждение, как вдруг всё переменилось. Не хватало только бум-бах с треском, дымом и прочих спецэффектов в духе фокусников и факиров, поморщилась Мэл, когда вместо Алвина, будто напечатанный на мгновенном 3D-принтере, собственной персоной возник Хойт. Дёрнувшись, Мэл подавила порыв омерзения — иначе её проекция вылетела бы прочь из очередной черепушки, в которую угодила волей тонких настроек телепатического радара. Удержаться было важно — она чуяла. Всем существом чуяла — до мурашек на спине и вставших дыбом волосках по всему телу. А уж как ёрзал парниша — хозяин черепушки. Босс славился умением с вежливой улыбкой совершать воистину людоедские поступки, но сейчас не улыбался, перекосившись в брезгливой гримасе. Бедолага старался не пялиться величеству в лицо, и тем самым промеж двух таких же неподвижных камуфляжных фигур демонстрировал Мэл то бетонную стену, то знакомую дверь в кухню и главный вход в казарму. — Прибыл, — буркнул внутренний голос, — ну-ну, что там дальше? Напрягаться сквозь сон было всё равно что ворочать валуны при минимум двойном тяготении, но Мэл давно научилась использовать чужие тушки вместо ретранслятора и после пары секунд возни дотянулась до эмоционального фона. Там всё буквально дымилось, будто куча нерадивых лаборантов в химической лаборатории разом залили водой заполненный щёлочью чан. Эфир заходился в шипении — именно так звучал всеобщий страх, а уж вонял-то не хуже ядовитых испарений, даже проекцию воротило. Терпение, только терпение, оно сейчас главная добродетель, — сказала себе Мэл. — Эй, возьми чуть левее, чувак, — бросила в эфир, нажимая на сложную комбинацию чужих побуждений. «Чувак» через силу, но подчинился. Зыркнул, отвёл взгляд и снова покосился на то, чего предпочитал не видеть, если бы зрелище не притягивало, дёргая внимание за ниточки нездорового любопытства. Надо же, что бывает с громилами, которых босс определяет в охрану к неким зверушкам, умеющим странные и непостижимые вещи. Сначала у таких нянек вроде всё пучком. Новому ведьминому вертухаю завидовали даже больше, чем прежнему: в отличие от шведа, который в поту и пене мотался по горам с группой, этот мордоворот сидел себе на жопе ровно при смазливой дамочке. Плескался в душе, плевал в потолок, покуривал, шары небось в кармане гонял. А теперь и не скажешь, что как сыр в масле катался — сломался, похоже, ведите нового. Мэл поморщилась: здешние мыслители в своём репертуаре — сплошное сострадание к ближнему. Что касается Итана — тот выглядел и вправду неважно. Обессилев от повторяющихся без перерыва актов эротической эмуляции, он ослабел ногами. Кое-как почти добрался до кушетки, но тут, судя по всему, следом за конечностями отказал автопилот, мешком сгрузив отяжелевшее тело под стену около двери в ведьмину тюрьму. Сердце заколотилось, но Мэл не проснулась. Наоборот, в настройках чутья снова сработал переключатель. Похоже, расширился диапазон, потому что через живой ретранслятор, кроме клубящихся сгустков эмоций, стали пробиваться мыслеформы остальных участников сцены. Щупальце контакта затронуло Хойта и отпрянуло — в голове у величества царил тошнотворный бедлам. В последнем кое-как выделялся вывод о том, что холуй, которому доверили важнейший пост, похоже, вусмерть пьян. Мэл вспомнила, как самозабвенно Итан накануне жёг пищевод неразбавленным спиртом, бранил алкоголь за недостаточный эффект и догонялся палёной сладостью косяка. Теперь продукты распада этого дрянного сочетания висели в воздухе казармы невидимым, но едким концентратом, заставляя даже тёртых калачей из окружения босса украдкой дышать через рты. — Остолоп. Тормознутая туша. Слабоумная гора мяса. Где таких делают, откуда вы берётесь?! — клокотал Хойт. Наёмник-транслятор демонстрировал ведьме рябь на потемневшем лице босса — что-то вроде аккомпанемента для теорий, распирающих всегда такой расчётливый мозг. Величество удосужился собственноручно приоткрыть железную дверь — ту самую, которой полагалось быть запертой на замок до тех пор, пока диковинная пташка не научится щебетать исключительно для хозяина и клевать его же врагов. Вместо этого в замке торчал ключ, а за полураспахнутым листом тяжёлого железа виднелась пустая — босс проверил, и, кажется, не единожды! — совершенно пустая «клетка». А рядом, под стеночкой, этот — мешок мешком, даром что с перегаром и в штанах, судя по пятнам и вони, полных долбаной кончи многократного разлива. Хойт никогда не считал себя чистоплюем, но нынешним утром в коридоре казармы почему-то черсчур часто сглатывал упорно ползущий к горлу комок. — Илейн… О-о-о… Илейн… ты… — почти без голоса прошамкал «мешок». Хойт покосился сверху вниз, на большую, слитую с толстой шеей стриженую голову. Итан упирался подбородком в бесполезно широченную грудь и без толку пытался справиться с артикуляцией, зажёвывая тянущиеся по углам рта вязкие пасма слюны. — И-илейн… Видать, распрекрасный мираж за прошедшие часы подвылинял, растерял объём и приятную мягкость. Цветочно-ароматическая иллюзия, напрямую дразнившая обонятельный центр мозга, без контроля извне выветрилась тоже, догадалась Мэл. Манкая картинка истончилась до вида вздрагивающей от помех старой голограммы, сквозь которую проступал знакомо-постылый коридор. И босс, которого по версии Илейн не существовало — так, отрыжка пьяного кошмара. Забавное определение, Мэл во сне хихикнула — и сама удивилась тому, что вполне это осознала. С выражением тошноты на лице Хойт склонился над Итаном. Мгновение-другое вглядывался в отёкшую, словно москитами искусанную физиономию. Распрямился, покачался на каблуках, огляделся, заставив каждого из вояк с поразительной синхронностью внутренне отшатнуться. Итан завозился — бесполезно, на одном месте, забормотал что-то, обращаясь к видению. Картинка напоминала сейчас рваную простынь, на которой старенький проектор высвечивает такие же древние слайды. Итан вдруг выпростал руку — этакое негнущееся приличной толщины бревно — и едва-едва не зацепил босса за брючину скрюченными пальцами. — Илейн… Закатив глаза, Хойт отдёрнул ногу. И тут же, продолжая словно одно движение, согнулся над проштрафифшимся громилой и зашипел: — ГДЕ… ОБЪЕКТ?! Вышло куда громче любого крика — загустившийся воздух задрожал подобно огромному желе, передавая вибрацию эфиру, а оттуда — и Мэл. Кажется, она заворочалась, но что-то, наверное, изнурение, ни на миг не ослабило объятий, похожих на плотный душный кокон. Только звуки пропали за скрежетанием помех, да вид на коридор смялся, будто в режиме перемотки. На долю условного мгновения сделалось темно. Изображение вернулось по щелчку, почти неслышному, скорее ощутимому рецепторами кожи. — Дай мне свой пистолет… — вкрадчиво, без малого мягко проговорил Хойт, протягивая к Итану раскрытую ладонь. Скорее всего почти-просьба, от которой веяло прохладной жутью склепа, звучала не впервые, потому что Итан уже не в первый раз трогал кнопку кобуры. Открыл, потом защёлкнул, изо всей силы тараща глаза сквозь заплывшие валики век, но пальцы с застёжки не убрал. Слюна окончательно склеила рот, запечатала внутри беспрерывный воющий зов к Илейн вместе с переработанным воздухом и явившимся осознанием. Нет, Итан с его слепым носорожьим упрямством сдался не сразу. Боролся, убеждал себя: Илейн, его вожделение, его пожирающий душу и тело личный огонь где-то рядом, а остальное — глюки, проделки сочетания спирта с «травой». Но голос уговоров слабел. «Глюк» в костюме между тем исчезать не собирался, даже запахи источал такие, что замученного интоксикацией громилу замутило. Мэл как-то разом уловила: Хойт, оказывается, пользуется парфюмом. Только мускусно-древесный, с претензией на хороший вкус аромат наверняка давно вышел из моды на Большой Земле и обычно напрочь незаметен за табачным дымом, кровью, порохом, гарью от резины и чадом обугленного мяса. Вонь горелой, с миазмами агонии человечины въелась в пиджак, штаны и рубашку, пропитала волосы и кожу. А парфюм только придавал смеси оттенок морга, из которого по недоразумению на своих ногах вышел загримированный, забальзамированный покойник. — Давай-давай… — Очень в тему упавшая тень окрасила лицо Хойта в мертвенно-серый оттенок. — Пистолет, ну! Будто крупинки сахара в кипятке, растаяли обманчиво сладостные доводы. Мэл ощутила, как вслед за губами сомкнулось в удушливом спазме Итаново горло. — Илейн умерла, — тем самым тоном, которым мистер Носорог глумился над «мартышками» в джунглях и поносил девиц в борделях, произнёс Итанов же внутренний голос. — Ты сам её прикончил, помнишь?! Заморозил, как, мать её, сраную сосульку, а потом разрезал на кусочки сраными инструментами в твоём гараже, м? И-и-и — бу-ултых в чёртово озеро, да? И стряслась эта хрень год назад. Вспомнил, дубины кусок?! — Дубины кусок… — разом выдохнул Итан, будто испустил частичку души. Впрочем, наверное, так оно и было, вон глаза совсем остекленели, а пальцы сами вцепились в рукоятку и потянули оружие из кобуры навстречу нетерпеливо протянутой ладони. — Дубины кусок… Тип, служащий ведьме чем-то вроде живого дрона, отвёл взгляд — не намного, но обзор сместился куда-то в область центрального шва на спине Хойтова пиджака. Мэл всё равно почувствовала: Итан пытается встать перед боссом во весь рост, упираясь подошвами в пол и цепляясь лопатками за неровности бетона. Носорог, громила, танк. Замена тягачу для увязших в джунглях драндулетов, сгусток дурной силищи, первобытной мускульной мощи. На самом деле — Мэл фыркнула бы насмешливо, если бы даже сквозь сон не начала давиться отвращением, — Хойта Итан боялся. На мгновение Итан увидел сцену со стороны. Хойт был умнее. Выдержанный и хладнокровный — он и сейчас стоял расслабленно, опустив руку с принятым только что пистолетом к бедру, пока Итан пыхтел, обливался потом и глох от собственного пульса в элементарной попытке придать себе вертикальное положение. Распрямиться Итан так и не сумел. Едва нащупав деревянной спиной стену вместо опоры, моргая от круговой свистопляски перед глазами, замер на полусогнутых и вдруг понял, насколько устал. Невозможно, нечеловечески. Сама вселенная целиком, рай и преисподняя, если бы они, конечно, существовали, во веки веков не представили бы себе эту усталость. Итан хотел отдохнуть. Нет, не так. Он требовал покоя каждой клеточкой своего существа — без звука вопил о полной темноте и забвении, без грёз и тем более каких-то полупрозрачных лиц, напоследок обступивших его плотным полукругом. Лица были женские, их было много. Некоторые навевали смутное узнавание, большинства Итан ни черта не помнил. Зато помнило его подсознание. И так или иначе видела Мэл. Одним плавным, и в то же время отточенно-быстрым жестом Хойт поднял пистолет, кажется, уже в движении вдавливая спусковой крючок. Мэл ощутила жар вспышки и тут же, видимо, инстинктивно закрылась. Не чувствовать. Только смотреть и слушать. Итан сползал по стене, оставляя длинную, широкую красную кляксу с противной кашицей на буграх и впадинах бетона. Верхнюю половину лица пуля снесла напрочь. В уцелевшее промеж потёков крови впечатались пятна и крапинки порохового ожога. Итан тоже любил «большие пушки», вспомнила Мэл. О да, в своём роде, конечно, но к удачно подобранному пистолету питал слабость не только из удобства для огромной лапищи, но и млел от возможности использовать ствол как орудие эффектной казни. Какая ирония, — пересилив тошнотворную муть, скривилась Мэл-проекция. На большее злорадства не хватило — булькая, оно тонуло в чёрном осадке происшедшего. Вот, оказывается, на что способен ведьмин дар, если его затачивают вместо оружия. В остальном… Итановы жертвы, увы, не вернутся после смерти мучителя, и никакая телепатия не в силах это исправить. — Чего уставились, остолопы? — Из ступора внутри сновидения проекцию вывел резкий, будто наэлектризованный голос Хойта. Не отрывая подошв от пола, из положения вполоборота величество умудрился обдать леденящими взглядами и без того оцепеневших подчинённых. — Все равно эта башка была совершенно пустой! Он по очереди ткнул стволом пистолета в сторону нескольких сопровождающих, вызвав у каждого синхронное желание провалиться в тартарары, но только не шевелиться, чтоб, не дай Бог, не разбудить ещё какое-нибудь лихо. Впрочем, последнее явилось само — величество наконец вышел из себя и то ли заорал, то ли зашипел на холопов: — Где она?! Где моя телепатка?! — Сэр… — прокашлялся кто-то мало-мальски смелый. Дождался, пока босс обратит внимание, продолжил, снова осипнув и указывая на труп: — После вашего ухода, сэр, этот… задержался в комнате у объекта. Чёрт знает, что там у них стряслось, но репутация в отношении баб у него была так себе… Хойт сверкнул белками глаз и глухо зарычал: — Этот идиот уже сдох, как собака. Шевелитесь! Собирайте группу! Начинайте поиски объекта! Мэл вскинулась и разом проснулась. Взгляд ошалелым кузнечиком запрыгал по окружающей разрухе, мусору и запустению. Наткнулся на проём — пригибаясь и придерживая винтовку, туда как раз забирался Алвин. — Беспокойно же она спит… — откуда-то сбоку отчиталась Эбби, будто кто-то определял ей новую спутницу в подопечные и поручал контролировать отдых. Но Алвин только отмахнулся, пытливо цепляясь зрачками за зрачки Мэл. — Хойт… вернулся… — Голос скрипнул суше и противнее старых половиц под ногами. — Нам пора, — кивнул Алвин. — На сборы пять минут. Чую, фора у нас символическая.