И миру будет дана вечная жизнь. Том I. Брешь

      Адаару принесли зеркало – большое, почти ростовое (очевидно, ростовое для представителей остальных рас). И стремянку – это уже было инициативой его новоявленного оруженосца. Кузнец прислал доспехи и «нарожники», портниха – белый, с серебром, атласный плащ и белые же рубаху и штаны из льна, кое-где к которым были пришиты и прострочены накладки из нескольких слоев ткани. Оставалось все это надеть.       – Ну, чего… – проговорил Северин, меряя взглядом васгота, – давай попробуем тебя снарядить.       – Это и правда похоже на какую-то дурацкую шутку, – сказал Каарас, косясь на стремянку.       – Или на дурацкую реальность, – фыркнул гном. – Надевай рубаху и портки.       – Давай без очевидностей.       – Как скажешь.       Васгот снял повседневную одежду, осмотрел новые штаны повнимательнее – похоже, они не предполагали под собой дополнительного белья, поэтому он снял и брэ. Пока он возился с бельем, гном уже ловко сложил и убрал в шкаф его «домашний» наряд. Каарас примерил обновку и оценил работу портнихи: все было как надо, и многослойные накладки были в нужных местах – чтобы края доспехов не натирали и не ранили. Взмахнул руками на пробу, присел – движений ничего не сковывало.       Для боя, конечно, такой защиты было бы маловато, но доспехи эти делали не для боя. Длинную куртку из белой мягкой кожи с серебряным шитьем Адаар надел сам, а вот чтобы закрепить на спине ремнями сильверитовое зерцало понадобились уже помощь Северина и стремянка – сам Адаар не смог бы. На зерцале был выгравирован знак Инквизиции – сочетание символов Церкви (открытого глаза) и ордена Храмовников (меча), окруженных стилизованным сиянием. Выглядело это как меч, пронзающий глаз со щупальцами – на взгляд Адаара, не очень привлекательно, но церковники уверили его, что таков был символ исторической Инквизиции, а преемственность очень важна. Оруженосец надел на него и сильверитовые же, совершенно декоративные наплечники, и помог приладить столь же бесполезные поножи. Наручи, более практичные, Адаар закрепил сам. К доспехам полагались сапоги из той же мягкой кожи с шитьем, как оказалось, тесноватые в голени – не рассчитанные на его икры. Ослабив все ремни, натянуть их удалось, но впритык, и Северин обещал после церемонии отыскать сапожника и «вставить ему ума», как выразился гном. Потом васгот надел и закрепил перевязь с сильверитовыми же бляхами. А вот меча и ножен, похоже, не полагалось. Чехлы для рогов, тоже сильверитовые, они с гномом приладили в четыре руки – с ними голове стало непривычно тяжело, зато они крепко обхватили рога, смыкая в нужном положении трещину на правом. Потом Адаар надел плащ, а Северин прикрепил его к ремням доспеха брошами.       Во всем этом бело-серебристом облачении его кожа казалась еще темнее, чем была. Адаар, внимательно рассмотрев себя в зеркало, оценил свой вид как умеренно грозный и довольно щеголеватый. Шокракар, несомненно, сочла бы его идиотским – но в данном случае Адаар не стал бы ориентироваться на мнение воительницы. Чтобы впечатлить обывателей-андрастиан, его наряд годился. Интересно, что бы сказала Мераад?..       Адаар выдохнул, прогоняя мысли о своих погибших карашоках. Побывав в руинах Храма, он понял, что искать тела и оружие в том месиве из камней и пепла – бесполезно. Каарас в третий раз почтил их память прошлым вечером пред сном, вспоминая о каждом и каждой. Осталось только написать письма их семьям и Шокракар. В принципе, у него было вчера время и на это, но он не мог заставить себя взяться за перо. Трусливо, недостойно воина, но Каарас отложил это на ближайшее будущее.       – Церковненько так, – оценил его облик Северин. – Ты походи немного, ничего не жмет – не трет?       Адаар воспользовался советом и сделал несколько шагов вдоль своей новой, уже подходящей под рост и рога, кровати. Все сидело хорошо.       – Передай им, что я готов, – приказал он гному.       Тот, кивнув, тут же вышел. Вскоре за васготом зашла Искательница, на сей раз – тоже в парадных доспехах.       – Вы готовы, Адаар?       – Да.       – Хорошо. Хотела вам сказать: я ценю то, что вы без возражений согласились на обряд осияния, пусть он для вас и фикция.       – Леди Тревельян извинилась передо мной за то, что мне придется против моей воли обратиться в вашу веру, – сказал он, по большей части чтобы проверить, как на это отреагирует Искательница. – Она утверждала, что Песнь Света порицает подобное.       Искательница нахмурилась.       – Но Лелиана сказала, что вы согласились добровольно.       – Я не возражал, потому что понимаю, что и вам, и мне так будет легче исполнить свой долг.       – Этого достаточно.       – И не важно, верю ли я в Создателя?       – Добрая половина называющих себя андрастианами в душе не верует в Создателя, – жестко ответила церковница. – Иначе сейчас бы мы жили в куда лучшем мире. Они убивают, обманывают, предают и насилуют, а потом приходят в церковь и слушают Песнь. По мне так, лучше бы было наоборот. Я убеждена, Создателю угоднее достойный неверующий человек… или кунари, чем андрастианин, предающий святое учение Владычицы нашей самой своей неправедной жизнью. Но у нас осталось мало времени для диспутов. Преподобная мать уже ждет.       Обряд было решено провести перед церковью – чтобы народ убедился, что «этот кунари» действительно принял андрастианство. В церковь все желающие все равно бы не поместились, да и в случае возможных эксцессов куда проще будет быстро вернуться внутрь самим и занять оборону, чем пытаться вывести изнутри толпу, испуганную и агрессивную.       Адаар несколько дней не выходил под небо, чтобы не смущать умы, поэтому в первый момент его ослепил яркий дневной свет, еще и отражающийся от снега. Тут только он подумал, что его наряд слишком легкий, но, с другой стороны, вряд ли он успеет замерзнуть. Насколько ему объяснили, обряды осияния и посвящения в рыцари будут короткими.       Уже собравшаяся толпа, увидев его, ахнула и загудела:       – Смотри, смотри!       – Ишь, правду сказали…       – Рука-то? А? Ну так я говорю! Вестница помолилась – и клятую дрянь смыло!       – Кунари? Да все они… чего ты пихаешься?! Зачем Вестнице кунаряка, скажи мне? Людей, что ли, мало? Ты посмотри на его морду, вылитый демон…       – Он уверовал, ясно тебе? Даже он уверовал, а ты когда в церкви последний раз был, греховодник?! Только бы по бабам шляться!       – Красавчик… а глаза… ах! Какой!       – Дура!       – А Вестница выйдет?       – Вестница будет в храмовники его потом посвящать!       – В какие храмовники, в рыцари! Храмовники-то тут при чем?       – Ох, упаси Создатель… какой он все-таки страшенный. Откуда они такие и взялись-то, ночью увидишь – не проснешься.       – Ты себя-то видела? Тут еще кто страшенный. Ну большой, ну рогатый, а так мужик как мужик. Я с ихними в молодости торговал. Нормальные они…       – А чего? Эльфов в андрастианство берут, гномов берут – а кунари почему нельзя? Сказано, что Песнь Света должна звучать со всех концов земли – ну а как со всех она прозвучит, если рогатых не будем брать. Все правильно! Молодцы они, и он молодец!       – А точно не он Храм рванул? А если все-таки он?       – Вестнице видение было. Сам Создатель ей сказал принять его в рыцари!       – Андрасте ей сказала, а не Создатель! Она же Вестница Андрасте!       – Нет, кунари – и андрастианин, вообще, дожили!       – Ой, хватит, а? Святое таинство, а вы тут столпились и давай языками чесать. Нехорошо!       – Поглядите на святошу! Да ты сам тут столпился и чешешь. Чем лучше-то?       – Ну, началось… Думаешь, ему приятно, когда пальцами тыкают? На твоем осиянии тебе кости не перемывали небось.       – Ну я-то не кунари!       Адаар спокойно шел мимо толпы. Подобные возгласы не удивляли его. Более того, он предполагал, что будет хуже, но толпа была настроена на удивление благодушно.       Перед небольшим передвижным алтарем его уже ждала пожилая священница. В светильнике перед иконой Андрасте весело трепетал язычок священного огня, еще одну лампаду, маленькую и совершенно новую, жрица держала в руках. За алтарем стояли еще несколько священниц, святых сестер и братьев.       – Тишина! – голос Искательницы с легкостью перекрыл гомон толпы. – Чтите таинство!       Священница явно была смущена столь необычным новообращенным.       – Преклони колено, дитя мое, – проговорила она почти с опаской.       Каарас почувствовал, что кровь бросилась ему в лицо. Все же было унизительно делать вид, что уверовал в несуществующее божество и смиренно кланяешься ему – тем более, перед судачащей толпой. Но этот фарс нужно было отыграть до конца, если он хотел исполнить свой долг. Васгот опустился на одно колено перед иконой. Сомкнул перед грудью ладони в молитвенном жесте – кулак в кулак. Нарисованная Андрасте в белых одеждах бесстрастно смотрела на него.       – Скажи свое имя, дитя.       – Каарас Адаар.       – Ты пришел по доброй воле, Каарас Адаар?       – Да, преподобная мать, – ответил он положенные слова.       – Веруешь ли ты в Создателя, сотворившего все сущее?       – Да.       – Чтишь ли ты безупречную Невесту Его и Владычицу нашу, блаженную Андрасте?       – Да.       – Знаешь ли ты символ веры?       – Как есть лишь один мир, одна жизнь, одна смерть, так есть лишь один Бог, и Он – наш Создатель… – заученные строки горчили на вкус – рот пересох. – Всякий смертный есть творение рук Создателя: от нижайших рабов до величайших королей…       Закончив, он склонил голову, как следовало по обряду. Он редко лгал, предпочитая умалчивать, и никогда раньше не лгал о своих убеждениях, тем более во всеуслышание. Щеки васгота все еще горели, сердце тяжело билось в груди. Теперь почему-то он уже не мог игнорировать шепотки толпы, ему казалось, взгляды собравшихся зевак жгут его спину. Он ощущал себя уязвимым, беспомощным… Каарас прикусил губу, пытаясь болью прогнать смятение, усилием воли расслабил напрягшиеся мышцы. Он понимал рассудком, что никто не причинит ему зла и никто не насмехается над ним сейчас, что для андрастиан происходящее вовсе не унизительный спектакль, а благое, возвышенное событие, спасение еще одной заблудшей души. Но чувствовал себя все равно преступником на публичной казни. Что ж, он должен искупить вину за проваленный контракт и гибель своих карашоков, и, похоже, он уже ступил на этот путь.       – Да осияет священный огонь твою душу! – возгласила жрица, привычным движением зажигая новую лампаду от горящей. – Радуйся! Из тьмы безбожия ты пришел к свету. Встань, Каарас Адаар, и взгляни на пламя, что зажгла твоя вера. Отныне и вовеки оно будет освещать твой путь.       Васгот поднялся на ноги. Жрице пришлось воздеть новую лампаду почти на вытянутых руках, чтобы огонь оказался на уровне его глаз. Это было сигналом к последней части обряда. Терпеливо ждущие за алтарем церковники в унисон запели гимн «Прощение грехов».       Каарас не вслушивался в слова, пытаясь за предоставленное ему время вновь обрести душевное равновесие, но последнюю строчку, пропетую с особым чувством, с неистовой надеждой, он все же услышал:       – И миру будет дана вечная жизнь!       В толпе вдруг раздались хлопки, потом еще, и вот уже многие собравшиеся рукоплескали. Адаар не очень понимал, чему они радуются, возможно, их просто воодушевил церковный гимн. Он поклонился священнице, как следовало, и повернулся к народу. Хлопки постепенно стихли. Все смотрели на него выжидающе. Видимо, все же придется сказать речь, от которой Каарас втайне надеялся увильнуть. Речь эту составила ему Левая рука, то есть, уже тайный канцлер Инквизиции; по мнению Адаара это была вопиющая чушь, да еще и выставляющая его полным слюнтяем и болваном, но церковница настаивала, что простой народ ждет от «новообращенного кунари» чего-то подобного, и куда дальновиднее дать им желаемое, чем блистать своим интеллектом. Гордость васгота Лелиану, очевидно, не интересовала.       – Много лет я жил безбожником, не зная света Создателя. Но Он в милости своей позволил мне выжить во взрыве – Вестница Андрасте вывела меня из тьмы. Когда же Вестница своей молитвой смирила Брешь, – произнес он, повысив голос и стараясь отрешиться от того, что несет, – последние сомнения развеялись в моей душе. Я понял, что увидел чудо! И я раскаялся в прошлой греховной жизни и пришел к Создателю. Так слава Вестнице Андрасте!       Что ж, в лицедействе и впрямь было что-то захватывающее. Это было унизительно, так распинаться перед толпой, чтобы завоевать ее благосклонность, но одновременно Каарас чувствовал и странный азарт. Еще никогда столько глаз не смотрело на него, никогда столько ушей не внимало его словам… он всю жизнь стремился быть воителем, хоть и сознавал в глубине души, что путь его отца не для него. Но если раньше он лишь стыдился того, что недотягивает до настоящего воина (в чем он окончательно убедился, позорно струсив в Тени), то сегодня впервые подумал, что, возможно, для него есть другой, его собственный путь. Определенно, это не сцена: все представления, которые он видел в своей жизни, были по большей частью пустым кривлянием на потеху публике, и хотя он слышал, что театр называют искусством, ни одного подтверждения этому ни разу не видел. Также сомнительно, что васготу в южном Тедасе есть смысл заниматься политикой… но Каарасу определенно стоит в более спокойной обстановке обдумать свою дальнейшую жизнь. Окончательно расстаться с Вало-кас и сосредоточиться на том, что он может сделать в составе Инквизиции.       – Слава Вестнице! – поддержала его Искательница.       – Слава! Ура! – раздались еще несколько голосов в толпе, и вскоре их подхватили почти все.       – Вот видите, – негромко произнесла Лелиана, неслышно подошедшая к Адаару сзади, – все сработало. Вы их воодушевили.       – И в этот самый момент появится Вестница? – едва шевеля губами, уточнил Каарас.       – У вас отличное чувство сцены, мессир, – лукаво произнесла тайный канцлер, и Адаар повернулся к вратам церкви, чтобы увидеть, как они открываются, являя миру леди Тревельян в облачении Вестницы Андрасте. За ее плечом маячил сер Каллен.       От радостного рева толпы, казалось, содрогнулись горы.

***

      Мессир Адаар был очень внушителен в белых, с серебром, доспехах. Даже на рогах сияли сильверитовые… наконечники? Эвелина не знала, как назвать эти штуки для рогов, но выглядели они грозно. Ветер картинно развевал плащ васгота. Мессир Адаар, похоже, тоже волновался – глаза его блестели, а щеки были темными от прилива крови. В этот раз Искательнице и серу Каллену (они оба были в парадных доспехах, и Эвелина была им благодарна за это неравнодушие к сегодняшним церемониям) не удалось сразу утихомирить собравшихся: народ заходился от восторга, увидев Вестницу Андрасте. Эвелина все никак не могла привыкнуть, что ее персона может вызвать такое исступление у толпы, ей было и неловко, и страшновато.       – Пожалуйста, немного тишины! – воскликнула она, преодолев боязнь, и вот тут все смолкли. – Спасибо, друзья! Сегодня этот достойный васгот, мессир Каарас Адаар… будет посвящен в рыцари. Он благородный и смелый мужчина. Безоружный, он сражался с демонами, защищая меня в Тени… и когда Андрасте явилась, она явилась нам обоим, и спасла не только меня, но и его.       Толпа снова загудела. Эвелина посмотрела в лицо мессиру Адаару, тот, поймав ее взгляд, чуть прикрыл глаза, словно заменяя этим подбадривающий кивок.       – Передайте мне ваш плащ и преклоните колено, Каарас Адаар, – выступил вперед сер Каллен. Лицо рыцаря-командора было строгим и торжественным. В левой руке он держал ножны с длинным церемониальным мечом. Эвелина была очень благодарна ему за то, что он предложил выступить ее ассистентом в акколаде. Чуть раньше сер Каллен терпеливо и подробно объяснил ей, что делать на церемонии, и даже провел с ней репетицию.       Васгот отстегнул и передал храмовнику плащ, после чего преклонил колено. Его лицо при этом оказалось едва ли не вровень с лицом Эвелины. Наверное, это выглядело со стороны даже забавно – огромный васгот перед миниатюрной девушкой, но сейчас Эвелине было не до смеха. Только бы не испортить что-нибудь! Это же такой важный день для мессира Адаара… и такой тяжелый. Только что он прошел осияние, и сделал это не по велению сердца. Эвелина все же не смогла найти в себе силы присутствовать. Корила себя за малодушие и попытку уклониться от ответственности за этот грех, но, когда ей предложили выйти к народу уже после первой церемонии, с облегчением согласилась.       Сер Каллен с поклоном протянул девушке меч в ножнах, держа его на обеих руках. Отданный ему плащ он перекинул через сгиб локтя, и он красиво трепетал под ветром. Эвелина уже брала этот меч, репетируя, и знала, что он куда легче обычных. Как раз для ее слабых рук. Девушка медленно обнажила оружие и передала ножны обратно рыцарю-командору.       Сначала правое плечо… главное, не задеть рога… Эвелина плавно подняла над ними лезвие и опустила на левое плечо васгота. Набрала в грудь воздуха.       – Встаньте, сер Каарас, Рыцарь Вестницы, – как могла торжественно возгласила она.       Получив ножны обратно, Эвелина аккуратно вложила в них меч и шагнула к поднявшемуся во весь рост мессиру Адаару… то есть уже серу Каарасу. Слева на его перевязи должно быть специальное кольцо. Девушке тут вспомнилось, как она недавно тренировалась привязывать эти ножны к такому кольцу у сера Каллена… и ей вроде бы тогда показалось, что тот был смущен столь близким ее присутствием. Она знала, что некоторые храмовники, особенно несущие службу в Кругах, давали обеты целомудрия по примеру сестер и братьев Церкви. В каких-то странах такое рвение поощрялось, а в каких-то (в первую очередь, в Орлее) – нет. В Оствике «белых» храмовников было не меньше трети, и они старались даже не касаться никого лишний раз. Двоюродная тетка Эвелины, ныне рыцарь-капитан, эксцентричная дама, выбравшая столь необычный для леди способ служения Церкви, как раз была из «белых». Может быть, Эвелине стоило попросить попозировать для той тренировки Искательницу Кассандру?.. Или Искатели тоже приносят такие обеты? Этого Эвелина, к сожалению, не знала.       Думая об этом, девушка привязывала ножны с мечом к кольцу на перевязи васгота специальными ремешками. Только теперь она поняла, зачем сер Каллен попросил сера Каараса снять плащ – чтобы она не путалась в нем сейчас. И восхитилась его предусмотрительностью и заботой.       Закончив, она отступила на пару шагов. Теперь ей предстояло взять со своего рыцаря клятву телохранителя.       – Сер Каарас, клянетесь ли вы стоять за моим правым плечом, защищать меня от врагов, свято хранить мои тайны – отныне и впредь, пока я не освобожу вас от этой клятвы?       – Клянусь, Вестница Андрасте, – он ударил кулаком в грудь. – Мой меч – в вашем распоряжении, и моя честь будет порукой моей верности.       Толпа, было притихшая, вновь зашевелилась. Кто-то зааплодировал, кто-то тут же начал обсуждать случившееся, а кто-то, поняв, что все интересное кончилось, направился восвояси… Эвелина перевела дыхание.       – Поздравляю, сер, – улыбаясь новопосвященному рыцарю, сер Каллен отдал ему его плащ.       – Спасибо.       – Я ничего не напутала? – шепотом спросила Эвелина.       – Вы были безупречны, миледи, – вежливо ответил храмовник. – Сейчас, полагаю, Правая и Левая рука созовут нас всех на совет. Вот только где Искательница?..       Сестра Лелиана о чем-то беседовала в отдалении с преподобной матерью, а вот Искательницы Эвелина действительно не видела. Сер Каарас с высоты своего роста оглядел редеющую толпу, и, похоже, обнаружил искомую.       – Она идет сюда. С ней какой-то гном.       И впрямь, сквозь толпу, как всегда решительная, пробилась Искательница. За ней едва успевал рыжеволосый гном средних лет в дорогом красном кафтане под курткой, расстегнутом едва ли не до пупа, но почему-то без сорочки под ним, с приятным, чисто выбритым лицом, которое чуть портил перебитый нос, с золотыми кольцами в ушах и еще с одним – на груди, на толстой цепочке. Эвелина примерно так всегда представляла себе пиратских капитанов.       – Приветствую, дамы и господа, – гном был дружелюбен почти до развязности, – к вашим услугам Варрик Тетрас, плут, краснобай и банный лист на заднице.       И, залихватски ухмыляясь, он отвесил поклон.       Эвелина чуть дар речи не потеряла. Тот самый писатель?! Ей казалось, что писатели должны выглядеть и вести себя более скромно.       – Д-добрый день, мессир Тетрас, – все же выдавила она. – Я – Эвелина Тревельян, очень приятно.       – О, прекрасная леди, если уж по всей форме, то мастер Тетрас, а лучше оставьте официоз, мы же не на заседании Торговой гильдии. Для вас – просто Варрик. К тому же я все еще под арестом, верно, Искательница?       – Агрх, – та закатила глаза. – Пока ты не свел меня с ума окончательно, это – Каарас Адаар, простите, сер Каарас Адаар, а остальных ты знаешь. Пойдемте уже, у нас полно дел. Лелиана?       – Один момент, сейчас, – отозвалась тайный канцлер и продолжила что-то объяснять преподобной матери.       – Рискну предположить, что вы, леди – та самая Вестница Андрасте? – обратился к ней гном, пользуясь паузой. – А этот рогатый сударь – второй выживший в Тени?       Эвелина неловко улыбнулась и кивнула.       – Что ж, это просто… чудо! Взрыв, Брешь, демоны, хрен знает что – и вот, милостью Создателя, двое выживших. И не просто выживших, а благословленных самой Андрасте. Героев я уже встречал, кажется иногда, куда не плюнь – герои… а вот чуда еще не видел.       Она не понимала, всерьез он или шутит. Вроде бы гном улыбался, когда говорил это, но светлые глаза его не смеялись. В его взгляде Эвелине почудилось… сочувствие?       – Вы упомянули, что вы под арестом... – она не была уверена, что эти слова гнома – не странная шутка. Похожих личностей она еще не встречала. Она не смогла бы назвать Варрика «лживым», он, кажется, не преследовал никакой выгоды, запутывая всех вокруг… но отчасти она понимала Искательницу Кассандру: общаться с ним было очень непросто.       – Так и есть. Хотите узнать, за что? За правду, – он ухмыльнулся еще шире, услышав очередной раздраженный рык Искательницы. – Ну, вернее, за книгу – книгу о Защитнике Киркволла, если быть точным. В которой написана чистая правда, что бы ни болтали клеветники. Но это все только официально, вы же понимаете. – Он подмигнул. – На самом деле Искательница просто давно искала такого, как я, а теперь не в силах со мной расстаться.       – Абсолютно нет, – отрезала леди Пентагаст. – Изначально я задержала эту ходячую головную боль, чтобы ее святейшество лично могла поговорить с ним о Хоуке. А после взрыва… у нас появились к нему некоторые другие вопросы.       Эвелина так и не поняла, почему писатель был арестован, но, опасаясь новой вспышки его остроумия, не стала уточнять. Нужно было перевести разговор на другую тему.       – Моя кузина очень любит… очень любила ваши книги, мастер Тетрас. Варрик, – она на миг забыла, что Джоанна умерла, и заговорила о ней, будто о живой. Печаль, словно только этого и ждала, вернулась к Эвелине с новой силой. Никогда больше Джоанна не расскажет ей о новой книге, которую она прочла, никогда больше Аксель не назовет ее «малышкой»… и даже Рикард больше никогда не выведет ее из себя. – Она погибла на Конклаве.       – Мои соболезнования, – Варрик посерьезнел. Закусил губу. Быть может, у него тоже кто-то погиб на Конклаве? Ну когда она уже перестанет ляпать невпопад!       К счастью, сестра Лелиана как раз закончила разговор, и они вшестером вошли в церковь. В комнате совета их уже ждала леди Монтилье.       – Это Варрик Тетрас, – кивнула на гнома Искательница. – Это леди Жозефина Монтилье.       – Очарован. Кажется, заочно мы уже знакомы. Леди посол Антивы в Орлее, верно?       – Уже нет, мастер Тетрас. Теперь я старший дипломат Инквизиции, – в романах всегда писали, что антиванский – воплощение страсти и музыки, но когда Эвелина слушала леди Монтилье, на ум приходили лишь слова «корректность» и «четкость», при том, что говорила та все же с явственным акцентом.       – И тем не менее рад возможности лично поблагодарить вас за посредничество в том деле с партией вина. Исключительно благодаря вам мы не завязли на границе на два месяца.       – Не стоит, право, это была такая мелочь, – с ноткой кокетства улыбнулась леди Монтилье. Она была такая женственная, такая хорошенькая. На севере, в теплых краях у людей горячая кровь. Эвелина подумала, что у нее, наверное, много поклонников… как у Джоанны. Снова вспомнив покойную кузину, она едва подавила тяжелый вздох.       – Это все прекрасно, – перебила их Искательница, – но я бы хотела обратиться к более насущным вопросам. В руинах Храма Священного Праха мы нашли красный лириум.       Гном побледнел.       – Ты уверена? – севшим голосом спросил он, растеряв всю свою веселость.       – Всецело. У тебя есть какие-то мысли насчет того, как он мог там оказаться?       – Его там много?       – Целая глыба, – Искательница примерно показала руками размер.       – Кто-то сумел вывезти его из Киркволла? – пробормотал Варрик. – Но целую глыбу? Он бы сошел с ума… и я не представляю, как можно было сделать это незаметно… и Авелин не допустила бы…       – А тот тейг, – грозно спросила Искательница, – откуда вы с Хоуком и вытащили эту дрянь? Кто-то мог найти вход туда? Возможно, другой вход?       Варрик покачал головой, но медленно, будто раздумывая.       – Нет, – все же сказал он.       – Ты не можешь быть уверен.       – Искательница… об этом месте знали только те, кто там был. Оно слишком глубоко и слишком… в общем, просто так туда не попасть. А живы из тех, кто там был, только я, и, возможно, Хоук с Фенрисом. А они бы не рассказали никому, можешь быть уверена. Может быть, это… совпадение?       – Совпадение?! Из тех совпадений, что описаны в твоей книжонке?!       – Я не знаю! Да куда легче вывезти кусок из Казематов, прорвав карантин, чем снова спуститься туда, не сдохнуть и вытащить на поверхность… эту мерзость. Ох. Я напишу Авелин, ладно. Но у нее бы там и мышь не проскочила! Ты же знаешь!       – Ты бесполезен.       – Ну прости! – с вызовом воскликнул Варрик.       Какое-то время все молчали. Эвелина не очень понимала, о чем шла речь. Леди Монтилье, казалось, тоже – когда Эвелина встретилась с ней взглядом, та слегка пожала плечами. Сер Каллен был очень мрачен, сестра Лелиана тоже хмурилась. Сер Каарас хранил на лице выражение полнейшего спокойствия. Но на ее вопросительный взгляд он тоже лишь пожал плечами.       – У кого-нибудь есть еще какие-то мысли насчет красного лириума? – спросила сестра Лелиана.       – Даже не слышала о таком, – сказала леди Монтилье. – Но могу написать нескольким специалистам по обычному лириуму…       – Кто-то все-таки притащил эту дрянь из Казематов, – предположил сер Каллен. – При всем уважении к капитану Авелин, но она же не караулит там лично круглые сутки. А в любой страже есть те, кто берет деньги и закрывает глаза. Правда, в таком количестве… та глыба была размером с пол-Мередит. Такую незаметно вывезти нельзя. Быть может, красный лириум способен как-то… разрастаться?       – Нет. Не сам по себе, во всяком случае, – сказал Варрик.       – А ты откуда знаешь? – снова рявкнула на него Искательница.       – У меня есть небольшой осколок, – неохотно ответил гном. – Который очень тщательно хранится в специальном контейнере и очень осторожно изучается очень благонадежными гномами. И он не вырос и не уменьшился за эти годы ни на йоту.       – При этом сама Мередит превратилась в статую из красного лириума, – сказал сер Каллен. – Вся. А она была дамой внушительной. То есть в какой-то мере он разросся.       – Бьюсь об заклад, Кудряшок, тут что-то другое.       Искательница Кассандра фыркнула. Сер Каллен смерил гнома неодобрительным взглядом. Эвелина удивилась тому, как странно гном назвал рыцаря-командора. Они давние знакомые? «Кудряшок» – какое глупое прозвище. Совсем не подходит серу Каллену.       – Леди Тревельян, сер Каарас? – явно на всякий случай спросила сестра Лелиана.       – Я тоже не слышала о подобном, простите.       – Не слышал. Но если пока отставить в сторону вопрос, откуда его вывезли… как его ввезли? Храм все-таки тщательно охраняли.       – Солас предположил, что взрывом какая-нибудь лириумная жила поднялась из глубин и была как-то… изменена магией, – проговорила сестра Лелиана.       – В принципе, неплохое объяснение, – приободрился Варрик.       – Ровно так же изменена магией, как тот лириум, из-за которого случилась половина бед Киркволла? – недоверчиво спросила Искательница. – Если это правда, то значит, обычный лириум может стать красным, стоит над ним правильно поколдовать. Тогда у нас просто… огромные проблемы.       – Если бы существовала такая магия, это случилось бы намного раньше, – покачал головой сер Каллен. – За сотни лет истории хоть раз кто-нибудь и превратил бы обычный лириум в красный. Нет. Это маловероятно. Все идет из одного источника. Из того тейга, через Казематы или напрямую, но оттуда.       Эвелина снова переглянулась с леди Монтилье. Та снова жестом показала, что продолжает недоумевать.       – Что ж, я думаю, мы должны это выяснить, – подвела итог Искательница. – Леди Монтилье…       – Можете звать меня Жозефиной, Искательница, – мило и просто сказала антиванка.       Эвелина вздохнула. А вот она немного робела перед леди Пентагаст. Может, все-таки тоже попросить Искательницу звать ее по имени? Конечно, не при всех.       – Отлично. Тогда я – Кассандра. Итак, Жозефина пишет своим знатокам лириума, ты, Варрик – капитану Авелин и своим исследователям. Лелиана?       – Определенных идей пока нет, – неохотно признала тайный канцлер.       – Сер Каллен?       – Увы. Я мог бы выделить отряд солдат, но куда и с какой задачей их направить?       – Тогда с красным лириумом пока все. Но прежде чем мы перейдем к следующему вопросу, я уберу отсюда лишние уши.       – Так мило, что ты думаешь о моих ушах, Искательница.       – Аргх!       Когда Искательница едва не силой вытащила из комнаты совета дерзкого гнома, все оставшиеся дамы, даже сестра Лелиана, почти в унисон хихикнули. Мужчины, напротив, сидели с каменными лицами.