***
У «Маски де Лион» было несколько выходов, в том числе в безлюдные переулки, поэтому Эвелина и Жозефина смогли выйти из гостиницы незаметно для прохожих и сразу же влились в праздную толпу. В таких же циановых масках и перчатках и очень похожих платьях и шляпах щеголяла добрая половина прогуливающихся по Летнему рынку дам. Эвелине то и дело хотелось захихикать – она вдруг почувствовала себя невидимкой, тайным соглядатаем. Никто из лордов и леди, торговцев и слуг не мог узнать в ней Вестницу Андрасте, а в ее спутнице – посла Инквизиции. Поднявшись по белокаменной лестнице, они с Жозефиной попали в небольшой сквер с деревьями разнообразных пород. Одно из них не было похоже ни на что, известное Эвелине – прямой ствол без веток и веер огромных листьев на вершине. Это была пальма, военный трофей еще позапрошлого века. Эвелине она очень понравилась. Рядом со сквером располагался Альков Влюбленных; как объяснила Жозефина, зайти туда с кем-то означало признать романтическую связь с ним или с ней, а отвергнуть предложение посетить его – вежливый способ отказать поклоннику или поклоннице. Заходить же туда в одиночку считается верхом бестактности и невежества. – Однажды был курьезный случай, – леди посол обмахнулась веером, – какой-то карманник вбежал в Альков, надеясь спрятаться от погони, и офицер стражи впопыхах вбежал туда следом, чтобы арестовать его. На глазах у подчиненных он вывел преступника из Алькова – то есть они вышли оттуда вдвоем! Ужасный промах. Бедняге офицеру, чтобы не прослыть беспринципным и ненадежным кавалером, пришлось присылать в камеру воришке букеты и навещать его. – Вы шутите! – Эвелина не могла не засмеяться. – Что вы, такими вещами в Орлее не шутят. Тому ретивому служителю закона еще повезло, что он не был женат – иначе супруга могла счесть это изменой. – Право, это глупо. Ведь иначе вор мог уйти и избегнуть наказания. – Таков Орлей! Здравый смысл без изящества тут не в чести. Лучше быть замешанным в пикантной истории и даже не исполнить свой служебный долг, чем явить свое незнание тонкостей этикета или пренебрежение к ним. Осмотрев сквер и спустившись к открытому театру «Благодать империи», дамы полюбовались Восемью Шелками, широкими красными полотнищами, протянутыми от крыши театра к балюстрадам верхнего уровня, а также четырьмя золотыми львами (традиционной для Орлея скульптурной композицией). Эвелина погладила блестящую морду одного из львов. – Официально это памятник четырем Защитникам Орлея. Говорят, что один из львов золотой, другой бронзовый с примесью яда, третий шоколадный, а последний – следит, – серьезным тоном произнесла Жозефина. – На самом деле это позолоченный свинец. Что, впрочем, тоже имеет метафорический смысл. – А какой смысл у Восьми Шелков? – Этому вопросу посвящены несколько серьезных научных работ. Но на надгробии старшего архитектора, проектировавшего Летний рынок, выбита фраза: «Штырей было шестнадцать», – она, наверное, улыбалась, говоря это, но под маской не было видно. – Кажется, каждый закуток Вал Руайо имеет какую-нибудь странную историю! – И это еще одна причина влюбиться в этот город! – подхватила Жозефина. Вскоре они вышли на пристань перед огромным прудом и наняли расписную прогулочную гондолу. Гондольер учтиво помог дамам взойти на борт. Усевшись под сенью зонтика, дворянки продолжили светскую беседу: – Вы сейчас читаете что-то интересное, Жозефина? – Увы, последнее, что я прочла, были поэмы Тревизони – и, признаюсь честно, уродливость его слога просто убийственна. Впрочем, в качестве рифмованного справочника по торговым принцам эти вирши недурны. Но если вам не жизненно важно знать, кому лучше продавать пшеницу, а у кого покупать красное вино, сколько в чьем распоряжении кораблей и у кого теснее связи с Воронами – не советую. – Боюсь, я в любом случае не читаю по-антивански. – В данном случае я этому рада. Слава Создателю, Тревизони еще никто не догадался переводить. Я бы не хотела, чтобы современных антиванских поэтов судили по нему. А что читаете вы? – А я прочла в дороге примерно четверть «Истории Защитника» мастера Тетраса. – Вы перечитываете? – О, нет, к сожалению, я раньше не читала этот роман. Я читаю впервые. – Право же, я вам почти завидую! Вы уже прочли описание экспедиции на Глубинные Тропы? – Только начала. – Там будет один очень печальный момент… – Жозефина вздохнула. – Мне кажется, там ужасно много печальных моментов. Этот несчастный озлобленный тевинтерский раб… и тот бедный маг, которого усмирили… и кунари, совершивший самоубийство… и женщина, чей муж заразился скверной и погиб… – Авелин? – Да. Она мне нравится. Немного похожа на нашу Кассандру по характеру. Такая же сильная и честная! И еще мне нравится сестра Гаррета. Бетани. Очень хорошая девушка. Жозефина снова вздохнула, но ничего не сказала. Эвелина подумала, что ей все-таки непривычно и странно видеть вместо лица собеседницы бесстрастную маску, причем столь сомнительной расцветки. Сколь многое в общении значит, оказывается, выражение лица! До нынешнего дня девушка не задумывалась над этим. – Меня удивило, что этот Андерс был раньше Серым Стражем. Это выдумка или он действительно им был? – Хм, не знаю. Это нужно спросить у мастера Тетраса. – Я хочу сначала прочесть роман до конца. Но если говорить об Андерсе… Может быть, конечно, дело в том, что я уже знаю, кто он такой и что совершит, и поэтому предубеждена. Но по-моему, там почти сразу понятно, что он дурной человек. Когда он убил своего старого друга, которого усмирили… – Карла, кажется? – Верно, Карла… я почему-то так плохо запоминаю имена героев в книгах. Вот зачем Андерс его убил?! Ведь эмоции Карла ненадолго вернулись – значит, могли вернуться еще! Значит, была надежда что-то исправить! У Андерса была какая-то магия, которой он мог вернуть усмиренному чувства – так это же… это возможность для всех усмиренных! Это чудо. Раз они пришли помочь Карлу бежать – так и нужно было его вытащить оттуда и попытаться исцелить. И других усмиренных тоже! Андерс мог бы спасти их всех вместо того, чтобы взрывать церковь и начинать весь этот кошмар. Жозефина склонила к плечу голову. – Насколько я читала, усмирение необратимо, – проговорила она. – Наверное, это возвращение эмоций несчастному добавлено в роман просто для художественного эффекта. Чтобы сделать сильную сцену. Эвелина об этом не подумала. – Может быть, – согласилась она. – И все же… – Я когда читала, признаюсь, не сочла, что это дурной поступок. Это был удар милосердия… такой же, как для мужа Авелин. – Тот умирал от скверны. А усмиренные могут жить до старости. Я не знаю, почему, но это выглядело совсем по-другому. Не как милосердие; Андерс словно… разозлился на Карла за то, что тот оказался усмиренным. Будто тот сам, назло ему, лишился эмоций и магии. – Наверное, мне стоит перечитать, я уже забыла детали. Я-то прочла этот роман сразу после публикации, года два назад… – О, я слишком увлеклась его обсуждением, да? Извините. – Нет-нет, свежий взгляд – это всегда интересно. Они ненадолго замолчали, любуясь бликами солнца на Мируар де ля мер. Эвелине хотелось потрогать воду, но наверняка в Орлее снять перчатку и опустить руку за борт считалось непозволительной невоспитанностью, и она не решилась. – А вам кто из «Истории Защитника» нравится больше всего? – спросила она у спутницы. – Мерриль. Она такая забавная! Я ее так и не смогла раскусить за всю книгу. Иногда она кажется совершеннейшей дурочкой, но иногда будто бы крайне проницательна. Интересно было бы познакомиться с ней… – Но она же малефикар! Вам не было бы страшно? – Может быть, немножко. Но она совершенно не похожа на злодейку. Не от мира сего. Чудачка. Может быть, владение магией крови автор тоже приписал ей ради красного словца? – Полагаете? Мне она как раз кажется зловещей. В детективных романах преступником всегда оказывается самый милый из героев. Эвелина произнесла это – и вдруг задумалась, действительно ли так считает. До недавнего времени она была совершенно уверена, что все маги крови – злодеи. Она даже не предполагала, что это может быть не так. Девушка сочувствовала жертвам демонов, но малефикары шли на сделку с ними добровольно и сознательно – и ради чего, как не ради самой ужасной власти над другими? Эвелина раньше не слышала, что магией крови возможно творить добрые или хотя бы нейтральные чары. Подавление чужой воли и разума, причинение мучительных страданий – ей казалось, что это весь арсенал малефикаров. Очевидно, хорошие разумные не нуждаются в подобном умении. Но после разговора с Варриком в ее душу запали сомнения. Оказалось, магией крови можно во всяком случае отменить колдовство другого малефикара – безболезненно и безопасно. И вот теперь в романе мастера Тетраса она читала о долийке, пытавшейся с помощью магии крови совершить вполне достойный поступок – починить древний эльфийский артефакт, некое странное зеркало. Мерриль удалось невозможное: очистить его от скверны! Нельзя было не вспомнить страшные рассказы Северина о порождениях тьмы и вурдалаках. Если магия крови позволяет очистить от скверны артефакты, возможно, ею можно спасти и заразившихся скверной разумных? А быть может, исцелить даже порождений тьмы… вдруг они не есть само зло, вдруг они тоже разумная раса вроде людей или эльфов, только порабощенная и искаженная скверной?.. – А как вам сам Защитник? Хоук? – раздался голос Жозефины, и Эвелина вздрогнула, поняв, что потеряла нить беседы. Она извинительно улыбнулась спутнице – и тут же поняла, что под маской та все равно не увидит ее улыбки. – Простите, я задумалась о Мерриль. Может, я и слишком предвзята к ней. Хоук? Кажется, он хороший человек. Старается поступать по справедливости. Помогать другим. Только почему-то все время общается с сомнительными личностями. Сначала контрабандисты… потом… да почти все его знакомые! Чего стоит одна Изабелла. В общем-то, кроме Авелин и самого мастера Тетраса это же сплошь преступники. И Гаррет постоянно попадает в самые опасные передряги… он словно сам ищет неприятности. – М-м… да, в нем есть авантюрная жилка. – Мне сложно понять это. Приключения, подвиги – звучит красиво, но ведь это все не безобидно. Мне жаль его матушку – я уверена, она бы хотела, чтобы ее первенец вел более добропорядочную жизнь. Будь Гаррет моим родственником, я бы очень боялась за него. И ведь не зря, если вспомнить, чем все закончилось. – Ах, мне бы вашу мудрость в ваши годы, Эвелина. Но читать про это так интересно, не правда ли? – Да, интересно… только мне бы куда больше понравилось, будь это все чистым вымыслом. Выдуманных героев тоже было бы жаль, но… ну, немного не всерьез. А мастер Тетрас пишет о реальных личностях. Этот беглый раб с лириумными узорами… он, конечно, очень неприятный, озлобленный и грубый юноша, но… судя по всему, его отвратительный хозяин обращался с ним хуже, чем с животным. Сделать из живого эльфа какое-то боевое чудовище, похваляться им, как вещью – мерзко. Это даже оставив за скобками рабство как таковое. Ужасно, что даже сейчас, в век Дракона, в целой огромной стране есть еще эта дикость. – Вам не нравится Фенрис? – Я очень сочувствую ему, но нет, он мне не нравится. Он ограниченный, жестокий и… знаете, может, это странно для раба, но очень высокомерный. Он вообще не слушает ничьих доводов. Он считает себя во всем правым, а всех остальных – обязанными ему чем-то. Бедняжка Бетани рисковала жизнью, чтобы помочь ему, а он в благодарность высказал ей, магу, какие маги поголовно мерзавцы и недостойны жизни. Это было так несправедливо с его стороны! – О, а вот моя младшая сестра его обожает. Считает его ужасно романтичным. Мрачный красавец с темным и кровавым прошлым, борец за свободу, и к тому же… ах, об этом, впрочем, вы еще не читали. – Что же романтичного в том, чтобы пьянствовать, исходить ненавистью ко всем магам и незаконно вселяться в чужой дом? – Наверное, то, что в жизни моя сестрица с этим не сталкивалась. Тем временем гондола уже сделала полный круг по пруду. – Еще один круг, мои леди? – обратился к ним гондольер, конечно, на орлесианском. – Скоро закат, а на закате здесь особенно красиво. – Увы, в другой раз. Благодарю, все было чудесно, – ответила Жозефина, и тот ловко направил суденышко к причалу. Потом помог пассажиркам покинуть гондолу. Леди посол рассчиталась с ним. – Я нередко бывала здесь в бытность послом Антивы, – поделилась она, когда они уходили с пристани. – Плеск волн и влажный воздух напоминают мне дом. Правда, не хватает запаха соли и криков чаек. Здесь они не прижились… – Я тоже скучаю по родным местам… и Ферелден, и Орлей по-своему прекрасны, но дома все же лучше. – Жаль, я никогда не бывала в Оствике, как и вообще в Вольной Марке. Но я вас понимаю, Эвелина – хотя я обожаю Вал Руайо и провела здесь едва ли не больше лет, чем на родине, мое сердце навсегда отдано Антиве. Притихшие, они пересекли торговую площадь еще раз. На одной из сцен открытого театра шло какое-то странное представление, но, посмотрев его пять минут, Эвелина так и не поняла, что это – искусство или просто кутеж компании пьяниц. Спросив об этом Жозефину, она получила ответ, что эта труппа носит название «Бессмысленный Театр», и что да, критики тоже расходятся во мнениях по заданному ею вопросу. – Это еще не самое странное, что творилось на этой сцене, Эвелина. Однажды тут битый час стоял стул, а на нем неподвижно сидел человек. Потом он встал, разбил стул в щепки, потоптался по ним и ушел. Совершенно молча. Этот… перфоманс некоторые критики оценили очень высоко и нашли в нем множество глубокого смысла. Впрочем, потом оказалось, что у бедняги было просто обострение его душевной болезни – родственники не углядели. – Надо же… – растерянно сказала Эвелина. Еще одна безумная орлесианская история окончательно утомила ее. Словно почувствовав это, Жозефина предложила ей вернуться в гостиницу, что они и сделали. Переодевшись с помощью Нессы в домашний наряд, Эвелина прилегла на широкую мягкую кровать, приятно пахнущую свежевыстиранным бельем, хотела было до ужина продолжить читать «Историю Защитника», но уже на второй странице ее незаметно сморил сон.Глава двадцать четвертая
25 декабря 2017 г. в 14:16
Во второй половине дня собрали совет. Юная Тревельян выглядела несколько иначе, чем привык Каарас: присмотревшись, он понял, что она изменила прическу. С новой стрижкой девушка выглядела старше, и, пожалуй, элегантнее. Кроме двоих выживших в Тени на совете присутствовали Искательница, мать Жизель и леди Монтилье.
Слово взяла леди посол.
– Итак, – заговорила она, – наше положение все еще довольно шаткое. Большая часть Церкви относится к Вестнице Андрасте в лучшем случае с подозрением. И все же причины для оптимизма есть. На данный момент есть пять активных групп церковниц, которые собираются участвовать в дебатах. Наиболее лояльна нам группа матери Хилдегард. Эта жрица – личная подруга Лелианы, одна из давних сподвижниц покойной Джустинии Пятой. Она и ее сторонницы поддерживали Инквизицию изначально. Завтра, леди Тревельян, у вас запланирован неофициальный визит к леди Колиньи, якобы вашей дальней родственнице – на самом деле, она любезно согласилась предоставить вам свой дом для встречи с матерью Хилдегард. Вы скоординируете с ней действия на дебатах, возможно, отчасти обсудите будущее сотрудничество. Кроме всего прочего, мать Хилдегард имеет некоторые связи с ферелденской Церковью – в свое время она приняла постриг в Амарантайне и вплоть до обретения сана служила там.
– Я должна буду пойти туда одна? – несколько нервно спросила леди Тревельян.
– Боюсь, что да, только с телохранителем; у нас всех будет очень насыщенный график. Кроме как у вас, сер Каарас, – леди Монтилье ободряюще улыбнулась ему. – К сожалению, задействовать вас в переговорах с церковницами мы не можем – расовые предрассудки, увы, сильны даже среди жречества. Но, уверяю, ваш талант аналитика в небрежении мы не оставим.
– К вашим услугам, миледи, – ответил васгот, кивнув. Любезность леди посла означала, что мать Жизель уже расхвалила его достоинства. Адаар посмотрел в сторону церковницы, чуть кивнул и ей; та улыбнулась в ответ, показывая, что он все правильно понял.
– Неплохих успехов нам удалось добиться с дворянской партией. Хотя обеты священниц уравнивают аристократок и простолюдинок в глазах Создателя, но, к добру или к худу – не уравнивают их в политическом положении. Что было нам очень полезно. Негласным лидером дворянок-жриц является новоназначенная Владычица Церкви Орлея Марсейен, родная сестра герцога де Гислена, тетка покойной герцогини де Шалон, супруги мятежного герцога Гаспара. Она заинтересована возможностями Инквизиции и недавно намекнула в переписке, что не будет ставить нам палки в колеса, хотя и на ее прямую поддержку нам рассчитывать пока не стоит. Но доброжелательный нейтралитет Владычицы Церкви принимающей страны в нашей ситуации – уже великолепно. Также я с гордостью заявляю, что все представительницы дворянства Антивы в местной Церкви уже на нашей стороне. А вы, Кассандра, будете нужны мне завтра для разговора со жрицами из Неварры, у вас три встречи. Все уже почти договорено, им нужны только ваши личные гарантии как леди Пентагаст.
– Ох, хорошо, – Искательница явно не была в восторге от этой перспективы, но спорить не собиралась: понимала, что это необходимо.
– Я же продолжу переговоры с д’Америдами – потомками Инквизитора Америдана, последнего лидера старой Инквизиции. У этой семьи есть некоторые связи в Церкви, но мне кажется даже более перспективным то, что они, высказавшись в нашу пользу публично, подтвердят этим преемственность возрожденной Инквизиции.
Каарас старательно вслушивался в доклад леди Монтилье, стараясь запомнить побольше. Ему нравилось, что она говорила ясно и по существу. Адаар был далек от орлесианской политики и ее церковной ветви в особенности, но сейчас его долг требовал разобраться в этом. Леди Монтилье не кичилась своими знаниями в этой области и не пыталась дать понять остальным, что лишь она прекрасно ориентируется в хитросплетениях интриг. Поясняя нюансы по ходу дела, она делала это весьма ненавязчиво.
– Третья группа… пораженцы, если позволите. Они считают, что Брешь – знак того, что терпение Создателя окончательно истощилось, и нас ждет светопреставление. Что исправить уже ничего нельзя. В основном в эту группу входят монахи и монахини, не жрицы, но тон задает мать Иллюмена. Она призывает ко всеобщему покаянию и проповедует смирение перед неизбежностью гибели мира.
– Боюсь, эта несчастная не передумает, – вздохнула мать Жизель, скорбно поджав губы. – Она дряхла, и собственная скорая и неминуемая смерть лишила ее великодушия и смелости. Но некоторые ее сторонники – словно те сектанты: они слушают ее похоронные проповеди лишь из малодушия, обессиленные страхом. Явив им надежду, мы можем вернуть их в лоно андрастианства. Завтра я встречаюсь со святыми братьями и сестрами Вал Руайо, чтобы напомнить им о бесконечной милости Создателя и величайшей доброте Невесты Его. О том, что желай Он уничтожить смертных, Он не стал бы устраивать подобные дешевые эффекты – мы просто исчезли бы, сами не заметив этого. И расскажу им о тебе, дитя мое, – она кивнула леди Тревельян, – о той, что была спасена самой Андрасте, о той, чья истинная вера сильнее богомерзкого колдовства, разорвавшего небо. Надеюсь, хотя бы некоторые устыдятся того, что поспешили сдаться, не проиграв. Вот такие планы на завтра у меня. Продолжай, дитя мое, – кивнула она Жозефине.
– Четвертая группа – крепкий орешек. Это политические противники Джустинии, традиционалисты и консерваторы. Против Инквизиции как таковой они, возможно, ничего бы не имели, но против Инквизиции, основанной Правой и Левой руками ее святейшества – о, они будут протестовать так громко, как смогут.
– Конечно, не захотят упускать уже поманившую их власть, – бросила Кассандра, складывая руки на груди. – Дайте угадаю: их возглавляет Иона?
– Совершенно верно, – леди Монтилье на миг опустила глаза к своему планшету. – Владычица Церкви Камберленда Иона.
Кассандра, поморщившись, покачала головой:
– Она попортила ее святейшеству немало крови. Даже бойкотировала Конклав, чему, наверное, не устает радоваться до сих пор.
– Напрямую мы пока никак не можем на нее воздействовать. Лелиана посоветовала бы заронить в других жрицах подозрения насчет ее причастности ко взрыву. Смерть Джустинии Пятой была очень выгодна камберлендской партии, а то, что их лидер не приехала на Конклав, можно счесть уликой. Но это рискованный шаг. У Владычицы Ионы множество связей, и узнав о подобной хитрости, она не преминет упрекнуть нас в использовании грязных приемов и обвинить в попытке переложить вину с больной головы на здоровую. Репутационные издержки могут перевесить выгоду.
– А есть вероятность, что она действительно причастна? – спросил Каарас.
– Не могу сказать, – подумав, ответила леди Монтилье. – Мы ведь до сих пор не знаем даже, кто непосредственно устроил взрыв. Тем более не знаем, по чьему приказу. Преступником может оказаться кто угодно. И все же я не думаю, что Владычица Иона замешана в этом. Она и ее сторонники просто пользуются создавшейся ситуацией.
– Но это тоже гадко! – воскликнула юная Тревельян.
Все уже привычно сделали вид, что не слышали этого наивного возмущения.
– И, наконец, наши главные противники: клика матери Эвары и канцлера Родерика. Они считают вас, Эвелина, лжепророчицей, Инквизицию – еретиками, и обвиняют всех нас в убийстве ее святейшества. Никаких очевидных политических целей они не преследуют, полагаю, они искренне считают нас виновными в катастрофе.
– Мы ведь можем как-то переубедить их? – спросила леди Тревельян. – Если мы найдем настоящих преступников, если закроем Брешь?
Леди посол задумчиво склонила голову к плечу.
– Смотря как далеко они зайдут в своем обличительном порыве. Часто бывает, что даже получив веские доказательства своей неправоты, кто-то оказывается не в силах признать свою ошибку и продолжает настаивать на своем вопреки очевидному.
– Трусость и гордыня, – фыркнула Искательница.
– Нам нужно сделать так, – проговорила мать Жизель, – чтобы те, кто преследуют политические цели, не могли бы игнорировать возможность нашей победы. Тогда они если и будут действовать против нас, то крайне осторожно, чтобы потом у них была возможность сказать, что они никогда ничего против Вестницы не говорили и всегда поддерживали Инквизицию, – она выдержала паузу. – Но с обвинителями это не сработает. Я не знаю мать Эвару, а вот Родерик, увы, принципиальный и честный человек.
– «Увы»? – растерялась юная Тревельян.
Мать Жизель моргнула.
– Я не так выразилась, – спокойно сказала она после небольшой паузы. – Это делает ему честь, но в данном случае это также делает его невольным союзником настоящих злодеев.
– И вправду, печально, – быстро сказала леди Монтилье, и продолжила, сглаживая момент: – Остальные жрицы не придерживаются выраженной позиции, поэтому будут ориентироваться на большинство. Если завтра все визиты пройдут успешно, скорее всего, победа будет за нами.
– А если нас все-таки отлучат от Церкви? – тихо спросила леди Тревельян, поежившись.
– Не волнуйся, дорогое дитя, это очень маловероятный исход. Мы с Жозефиной не пригласили бы тебя сюда, если бы думали, что наши шансы столь плохи, – успокаивающе произнесла мать Жизель.
– Но если?
– Значит, будем в их глазах еретиками, – воинственно сказала Кассандра, вскинув голову. – Плевать. Развернемся и уедем обратно. Не соберут же они против нас священный поход! Руки коротки.
– О, Кассандра, не стоит рубить сплеча, даже в таком случае у нас останется несколько законных способов доказать свою невиновность, – леди посол явно не хотела быть ославленной как еретичка, и ей не понравилось, что Искательница просто предлагает не обращать внимания, если такое случится. – Во-первых, мы можем потребовать открытого церковного процесса с полной судебной коллегией, а Церкви будет проблематично ее собрать, так как имеющие судейские полномочия преподобные матери в большинстве своем погибли на Конклаве. Во-вторых, три Владычицы Церкви в отсутствие избранной Верховной жрицы могут сообща приостановить любое решение церковного совета до назначения новой Верховной жрицы согласно… – она заглянула в свои записи, – шестому параграфу двенадцатого уложения церковного права. В конце концов, всегда есть надежда на императорское помилование: Церковь может снять с кого-либо отлучение при заступничестве царствующей особы. Были прецеденты.
Широта познаний в такой узкоспециальной сфере, как церковное право, у леди Монтилье была поразительной. Судя по лицам Кассандры и юной Тревельян, они понятия о таких нюансах не имели. Даже мать Жизель слушала внимательно и заинтересованно – а то Каарас было счел, что она и является источником сведений о законных возможностях апелляции.
– А какие именно у нас могут возникнуть проблемы, если нас объявят еретиками? – спросил он.
Мать Жизель вздохнула.
– В творящемся хаосе – меньшие, чем были бы в мирное время, дитя мое. Но императрица, скорее всего, отзовет свое разрешение на въезд Инквизиции в Орлей. Хотя… пока югом империи владеет де-факто мятежный герцог, он может в пику ее величеству приветить нас… и так же может поступить королева Ферелдена. Из тех же соображений.
– Это отличная мысль, мать Жизель! – воодушевилась леди посол, спешно записывая что-то.
– Давайте рассмотрим наихудшие варианты развития событий, – сказал Каарас. – Что может нам грозить? Попытка ареста. Покушение. Очередной взрыв, вину за который свалят на нас. Нам нужен план действий на любой случай.
– Сер Каарас! – леди Тревельян явно была шокирована, хотя он не очень понимал, что сказал не так. – Вы же не всерьез? Вы думаете, преподобные матери способны взорвать что-нибудь только чтобы обвинить в этом нас?!
– О Андрасте, словно в романе Лизетты Брон! – почти радостно воскликнула посол Инквизиции. – Вы не читали? Изумительно скандальная теория заговора. Говорят, за инсинуации в адрес покойной Владычицы Эльтины и нынешнего правителя Старкхэвена тиражи дважды публично сжигали, но это лишь добавило книге популярности. Гхм, простите, – леди Монтилье смущенно кашлянула. – Я немного… увлеклась.
– Сер Каарас, неужели вы допускаете мысль?.. – порывисто, даже гневно обратилась к Адаару юная Тревельян.
– Я допускаю любую мысль, – ответил он, стараясь говорить спокойно. – Но я не имел в виду, что взрыв устроят именно церковницы, миледи. Мы не знаем, кто наш враг.
– Дети мои, не ссорьтесь, – властно сказала мать Жизель. – Я тоже не хочу думать, что кто-то из служителей нашей святой Церкви может оказаться преступником, погубившим многие сотни жизней на Конклаве, тем более ради суетного карьеризма. И, признаться, почти уверена, что даже Владычица Иона не пошла бы на такое никогда – она далеко не праведница, да простит меня Создатель за эти слова, но она не чудовище. И все же мы пока не имеем права отбрасывать те версии, что смущают или ранят нас.
– Ну, вряд ли кто-то устроит еще один взрыв, – сказала Кассандра, хмурясь. – Что до попытки арестовать нас…
Тут в дверь комнаты совета постучали.
– Искательница! Там пришел храмовник, говорит, что должен вас видеть. Он говорит, что он от Лорда-Искателя Люциуса! – раздался голос караульного.
– Кажется, нам пора устроить перерыв, – взволнованно бросила Кассандра, вскакивая со своего места. – Это прекрасная новость. Лорд-Искатель – благородный и разумный человек, он наверняка поддержит нас. Он должен был прибыть еще на Конклав, но, видимо, что-то задержало его, хвала Создателю, и он избежал гибели. Я должна идти.
– Что ж, тогда встретимся после ужина, – леди посол собрала свои бумаги. – А пока, Эвелина, приглашаю вас на небольшую прогулку инкогнито – я о ней уже упоминала. Тут неподалеку есть прекрасный сквер с редкими породами деревьев, а в другой стороне – знаменитое прогулочное озеро Мируар де ля мер… раз у нас освободилось время, мы можем полюбоваться и на него. Прогулки на гондолах восхитительны! Если мы обе наденем «безликие» маски и повседневные платья, нас никто не узнает и не потревожит.
– Очень мило с вашей стороны, Жозефина, показать мне город. С удовольствием.
– Думаю, вечером вы справитесь без меня, дети мои – мне будет нужно готовиться к завтрашней проповеди, – тоже поднялась мать Жизель. – Да пребудет с вами милость Создателя и любовь Андрасте.
– А я пока обдумаю возможные проблемы и их решения, – сказал Адаар.
– Как только поговорю с посланцем Лорда-Искателя, присоединюсь к тебе, – заверила его Кассандра.
Он благодарно кивнул.