И миру будет дана вечная жизнь. Том I. Брешь

      – Ну ты дотошный, – Кассандра устало откинулась в кресле.       – Мне кажется, мать Жизель даже приуменьшила въедливость вашего ума, сер Каарас, – проговорила леди посол, внимательно просматривая свои записи, которые сделала сейчас, на вечернем совете. По негласной договоренности будить Вестницу они не стали – обсудили все необходимое втроем.       – Благодарю, миледи.       – Если вам придет в голову еще какой-нибудь вариант, сообщите мне. Итак… до дебатов нам осталось три дня, – леди Монтилье бросила взгляд на письмо от Церкви. Ответ на ее запрос гонец принес всего полчаса назад. – Завтрашний день у нас уже распланирован. Есть что-то, что мы можем сделать послезавтра?       – Я бы встретилась с Лордом-Искателем лично. Его посланник всего лишь сообщил, что тот в городе и тоже будет участвовать в дебатах. Не очень теплое приветствие, согласна, но если это не осторожное предложение дружбы – зачем мне было вообще это сообщать? Конечно, ко мне могут быть претензии: я покинула орден… но, если посмотреть с другой стороны – это орден покинул Церковь. Ладно, не важно. В данных обстоятельствах поддержать Инквизицию – более чем разумный и правильный шаг для храмовников и Искателей Истины. Я почти уверена, что мы заключим союз и он будет вполне плодотворным.       – Было бы замечательно. Моя помощь нужна, Кассандра? – спросила леди посол.       – Нет. Это… дела Искателей. Я разберусь сама.       – Хорошо. Что ж, а сейчас, наверное, нам всем стоит отдохнуть. Искательница, сер – доброй ночи.       – Доброй ночи, – почти в унисон ответили Каарас и Кассандра.       Леди Монтилье удалилась к себе. Васгот тоже поднялся с кресла, чтобы идти спать, но Кассандра остановила его, нарочито кашлянув.       – Насчет… твоего вопроса, – проговорила она, не поднимая взгляда. – У тебя будет достаточно свободного времени в ближайшие дни. Только не ищи сам, поручи Северину организовать тебе… отдых.       – Спасибо. Сочту это разрешение за повод поговорить о моем жаловании как военного советника.       – Молодец, своего не упускаешь, – усмехнулась Искательница. – Подойди завтра с утра к Жозефине насчет денег. Только… когда отправишься в свое приключение, все сделаешь тихо, втайне, ясно? Лично рога поотшибаю, если всплывет, что ты из Инквизиции. До дебатов, во всяком случае.       – Может быть, мне стоит подождать с этим до окончания дебатов?       – Может быть. Но если они пройдут плохо, будет уже не до… не до развлечений, – ее все-таки явно смущал этот разговор. – В принципе, ты не давал никаких обетов, конечно, и имеешь полное право, но… все же мы имеем отношение к Церкви. И должны являть пример праведности. В идеале.       – Церковь разве порицает секс? – нахмурился Адаар.       – Ох, это очень сложно. Церковь порицает разврат.       – Что именно считается развратом?       – Я же тебе говорю, это сложно! – похоже, даже сами люди плохо разбираются в запутанном отношении своего общества и своей Церкви к сексу. – Давай оставим эту тему. Обсуждать это с мужчиной очень… двусмысленно.       – У нас не так, – помолчав, сказал Адаар.       – Это я уже поняла, – закивала она. – Слушай, сегодня был очень длинный и тяжелый день. Я пойду спать. И тебе советую.       Северин еще не спал – услышав, как Адаар отпирает дверь своих апартаментов, гном вышел из своей комнаты.       – Как насчет выпить, Карс?       – По чуть-чуть.       Расположившись в комнате гнома, они откупорили и разлили бутылку эля. Каарас пригубил напиток – он оказался недурен.       – У меня для тебя будет одно поручение, Сев. Я давно не был с женщиной…       – Хочешь рвануть по шлюхам? Пошли вместе!       – Я не знаю, работают ли в местных публичных домах женщины моей расы. К тому же, меня настоятельно просили не портить репутацию Инквизиции, поэтому я не могу заниматься поисками партнерши сам – слишком выделяюсь из толпы. Можно еще было бы найти местную васготскую диаспору и договориться там с какой-нибудь женщиной, которая тоже ищет любовника на одну ночь – но это может потребовать слишком много времени.       У Адаара был опыт с проститутками всего дважды: в Вольной Марке васготов и тал-васготов в принципе было мало, а уж тех, кто зарабатывал на жизнь торговлей своим телом – и того меньше. Как ни странно, ему самому за секс предлагали деньги куда чаще, чем наоборот. Правда, в основном это были заинтересовавшиеся экзотикой человеческие женщины. Как шутила Мераад: будь у него более широкие взгляды, он мог бы иметь неплохую подработку.       – То есть ты у нас только по кунарихам? Тут я тебя понимаю, сам только с гномками сплю. Человечихи – дылды, не при тебе будь сказано, а эльфийки вообще жуткие. Во – как щепки. Кажется, на них дунешь – переломятся. А для тебя, значит, без рогов – не баба, да?       Это было не совсем так. Да, изящные, плавно изгибающиеся рога у женщин Каарасу очень нравились – он любил и любоваться ими, и ласкать их. Комолые представители его расы были редкостью, у кунари даже было суеверие, что родившихся безрогими ждет особая судьба. И все же, хотя Каарас не встречал еще безрогих от природы женщин, которые вызывали бы у него влечение (со спиленными рогами – встречал не раз), он не исключал такой возможности.       – Рога не главное, хотя желательны. Так вот, я хочу, чтобы ты нашел мне женщину – васготку или тал-васготку, взрослую, лучше пышногрудую, лучше с серой кожей, согласную провести со мной ночь, за деньги или без. Без имен и упоминания Инквизиции.       – Ясен пень, без имен. Хм. Чего-то на улицах я тут рогатых не видел. А если здесь не живут вообще ваши?       Очередной бессмысленный вопрос с очевидным ответом.       – Не живут – значит, не найдешь мне женщину. Деньги мне обещали завтра утром. Весь завтрашний день – в твоем распоряжении. Договаривайся на поздний вечер или начало ночи.       – Лады, Карс, будет сделано. Без шума и пыли.       Распрощавшись с оруженосцем, Адаар вернулся к себе. Он был приятно удивлен тем, что кровать ему с первого раза подобрали вполне подходящую. Только он начал раздеваться, как в дверь постучали. Это был Солас, с которым Адаар не общался лично уже довольно долго – тот подходил к нему только подновить маскирующую магию на его руке. Вроде бы время для нового сеанса еще не пришло.       – Хорошо, что вы не спите, – сказал эльф. – Мне нужно взглянуть на вашу руку.       – Сейчас? – не под присмотром храмовника позволять магу делать что-то с его рукой Адаару совершенно не хотелось.       – Это не займет много времени, – Солас на миг поджал губы. – И лучше разобраться с этим быстрее.       – Значит, нам нужно обратиться к Искательнице или к серу Райлену, – вроде бы так звали посвященного в тайну метки старкхэвенского храмовника.       – Если вас это успокоит, – в его голосе прозвучала нотка снисходительности.       Чтобы не будить вымотанную за день Кассандру, Каарас отправил Северина за сером Райленом (они спуститься к нему не могли из соображений секретности – рядовых членов Инквизиции разместили в комнатах по четверо или шестеро). Вскоре тот явился – кое-как одетый и зевающий.       – А почему такая срочность? – недовольно спросил он, ежась и морщась. – Я уже спал.       – Что-то странное происходит с Завесой, – пояснил Солас. – Считаете, нам нужны сюрпризы такого рода?       – Еще один разрыв?       – Нет, что-то другое. Я пытаюсь разобраться, и мне нужна тишина. Сядьте оба в кресла, пожалуйста, а вы, сер Каарас, протяните мне ладонь.       Его спокойная властность все же совершенно не сочеталась ни с расой Соласа, ни с тем, что он – маг-отступник. Ни с его историей про то, что он вырос в каком-то медвежьем углу в крестьянской семье, если на то пошло. Надо бы узнать по возвращении у Лелианы, не раскопала ли она каких-то сведений о этом странном саирабазе.       Небрежным мановением руки маг снял с метки маскирующие чары. Ядовито-зеленое свечение, странное потрескивание ничуть не изменились. Каарас инстинктивно вытянул руку полностью, словно надеясь этим убрать колдовскую дрянь подальше от себя. Как бы много он дал, чтобы избавиться от этого клейма.       А вот Солас смотрел на след непонятной магии без всякого страха. Внимательно, пытливо, может, с некоторым недовольством – но как на что-то вполне нормальное. Он походил на ривейнскую гадалку, делающую вид, что читает судьбу по линиям руки. Каарас отвернулся – пусть это и было малодушием, но он все равно не поймет, что именно эльф делает, поэтому смысла следить за ним не было.       Процедура, впрочем, затянулась. Храмовник, кажется, начал снова задремывать, уютно устроившись в кресле.       – Сер Каарас? Попробуйте немного ослабить Завесу… слегка, почти без усилия…       Тут сер Райлен все-таки встрепенулся:       – Вы что творите? Прямо здесь, в гостинице? А если…       – Все сразу же вернем, как было, – раздраженно ответил Солас, глаза его гневно блеснули, но потом эльф усилием воли вновь вернул лицу маску спокойствия и голосу – доброжелательность: – Я гарантирую полную безопасность, сер. Мне просто нужно проверить одно предположение… так, понемногу…       Адаар медленно поворачивал кисть, пытаясь воспроизвести то, что он делал при открытии разрывов, но очень осторожно.       – Хватит, – вдруг севшим голосом сказал Солас. – Обратно.       – Что такое? – настойчиво спросил храмовник.       Адаар с облегчением усилил Завесу до нормального состояния. Хотя то, насколько легко и инстинктивно ему дается, в общем-то, магия, его пугало. Он знал, что магом нельзя стать, только родиться… но вдруг это не так? Вдруг это клеймо каким-то образом изменит его сущность?       – Н-не знаю, – голос эльфа нешуточно дрогнул. – Параметры Тени и реальности не сходятся. То есть… вы в курсе, надеюсь, что этот мир и Тень – не два отдельных пространства? Что это в каком-то смысле два способа существования реальности?       – Да, я знаю основы теории магии, как любой храмовник, – недовольно ответил сер Райлен, ему явно не понравился снисходительный тон эльфа. – Тень и мир отражают друг друга.       – Не совсем. Но пусть будет так, – маг терпеливо вздохнул. – Тогда представьте, что вы смотритесь в зеркало. И вдруг видите, что ваше отражение не всегда повторяет ваши движения. Вот это сейчас и происходит. По большей части параметры совпадают, но иногда и некоторые – нет. Словно Тень отражает почти такой же мир, как наш, но не наш.       – Это из-за моей метки? – новая напасть.       – Косвенно, – медленно, словно сомневаясь, проговорил Солас. – Это из-за Бреши, полагаю. Я теперь понял, что упустил – тогда, еще в Ферелдене, та странность с Редклифом. Помните? То мерцание? То же самое, но там это было настолько сильно выражено, что затрагивало реальный мир и вызывало вторичные эффекты в Тени… и я принял это за другое! Нужно вернуться туда. Исследовать все заново, другим способом.       – Не порите горячку, Солас, вы же не можете сейчас взять и уехать! – храмовник встал, словно намереваясь преградить магу путь.       – Я не имею в виду прямо сейчас, – маг уже взял себя в руки, его движения вновь обрели выверенное изящество, он весьма естественно улыбнулся. Каарас против воли почувствовал к Соласу уважение – за самообладание, но и опасения его увеличились. – К тому же, мне стоит еще несколько раз проверить, попытаться выяснить закономерность… утром я попрошу Искательницу выделить мне в помощь пару магов. Но и задерживаться в Орлее не стоит – если это все завязано на Редклифе, то и исправить это можно лишь оттуда. Если возможно в принципе.       – Чем именно это может быть опасно? – спросил Каарас.       – Я не хочу пугать вас, но когда реальность не соответствует сама себе, может произойти что угодно, – тем временем он вернул маскировку метке. – В данных обстоятельствах желать спокойной ночи было бы насмешкой, поэтому – до завтра, серы.       Он выскользнул из комнаты Адаара, бесшумно ступая босыми ногами – Каарас успел заметить, что Солас очень редко надевает обувь. Когда дверь с мягким щелчком закрылась за ним, оба оставшихся невольно вздрогнули.

***

      Эвелина с излишней тщательностью поправляла перед зеркалом шляпу. Она готовилась нанести визит некой леди Колиньи ради тайной встречи с матерью Хилдегард и безуспешно пыталась не волноваться. Руки холодели и разве что не дрожали, сдавливало грудь. Вдруг она что-то испортит? И из-за нее все старания Жозефины окажутся напрасными, а Инквизицию и ее саму отлучат от Церкви?       Вдруг дверь ее апартаментов открыли едва ли не пинком. Погруженная в свои тревоги, Эвелина не успела как-то отреагировать на такую бесцеремонность.       – Искательница… простите… не у вас?! – в проеме пытался отдышаться какой-то солдат Инквизиции, растрепанный, с дикими глазами.       – Она с леди Монтилье в комнате совета… а что случилось?!       Не ответив, солдат рванул по коридору дальше. Эвелина поняла, что произошло что-то ужасное, и побежала следом за ним, подобрав юбки. Шляпа норовила сползти на глаза, платье стесняло движения, поэтому она отстала довольно сильно.       – …И призывает их напасть на нас! – услышала она, когда все же догнала солдата у комнаты совета.       – Мерзавка! – зарычала Кассандра. – Они же сами назначили срок!..       – Неважно, – сказала леди Монтилье, так же ясно и четко, как всегда. – Чем быстрее мы среагируем, тем вероятнее пресечем их замыслы. Инквизиции надо выйти и дать им ответ. Срочно позовите Вестницу и…       – Я здесь, Жозефина! Что случилось?!       – Хорошо. Кассандра, соберите эскорт. И пошлите кого-нибудь к конюшням приготовить лошадей. Эвелина, вам надо немедленно переодеться в платье Вестницы. Пока переодеваетесь, расскажу, в чем дело. А вы, – это солдату, – предупредите сера Каараса… и всех, кого найдете.       Встревоженная суетой Несса уже спешила им навстречу. Эвелина сорвала с головы и всучила ей шляпу, приказав бежать за нарядом и маской Вестницы Андрасте. Легконогая эльфийка, одетая, конечно, куда более удобно, чем ее госпожа, унеслась обратно, и когда Эвелина и Жозефина добежали до апартаментов Вестницы, была уже там со всем необходимым.       – Миледи, а почему вы?..       – Я сама еще не знаю, Несса, – она сорвала тонкие циановые перчатки, бросила их на кресло. – Расшнуровывай корсет, и быстрее, ради Андрасте! Жозефина, так что?..       Эвелина начала отстегивать от корсажа полотнище своей юбки слева, леди посол приступила к тому же справа, одновременно рассказывая:       – Солдат сообщил, что какая-то преподобная мать собирает сейчас на площади толпу, чтобы натравить ее на Инквизицию. Она обвиняет нас в ереси и в убийстве ее святейшества. Призывает всех прихожан выступить за правое дело, то есть напасть на нас. Сама мать Эвара или кто-то из ее присных…       – И… и что мы должны сделать?..       – Выступить в свою защиту. Охладить горячие головы. Показать, что не боимся голословных нападок. Помоги мне, Несса! – в четыре руки горничная и леди посол освободили девушку от обручей кринолина.       Общими усилиями ее быстро переодели в наряд Вестницы. Несса поправила ей прическу и завязала ленты маски. Эвелина чувствовала себя совершенно потерянной. Ей малодушно хотелось оказаться подальше отсюда, лучше всего – дома, в Оствике.       – Несса, беги найди Искательницу, скажи ей, что Вестница готова и сейчас спустится.       – Хорошо, леди Монтилье.       Эльфийка, поспешившая выполнить поручение, едва не столкнулась с сером Каарасом, как раз пытавшимся постучать в дверь. Пропустив Нессу, васгот вошел, на ходу пристегивая ножны к перевязи.       – Церковники сделали ход. Вы уже послали за лошадьми, леди Монтилье? – отрывисто спросил он.       – Да, сер, все, как планировали.       Эвелина смутно удивилась, что на случай подобной ситуации у Инквизиции существовали какие-то планы. Она и предположить не могла, что Церковь может так вероломно нарушить данное слово.       – Мне очень жаль, что я не смогу вас защищать сегодня, леди Тревельян. Я должен быть готовым бежать первым, – васгот сказал это глухо, глядя в пол.       – Пока мы не закроем Брешь, мы не можем потерять вас, сер Каарас, помните об этом, – спокойно и строго ответила Жозефина, подойдя к нему. – Сегодня ваш долг – отступить. Найдите Соласа и сера Райлена и действуйте по плану.       – Да, миледи.       – Любой ценой вы должны оставаться в живых и на свободе.       – Да, миледи.       А Эвелина так и не нашла, что сказать серу Каарасу. Все было словно в тумане, она даже не могла сообразить, о чем именно васгот сожалеет. Ее Рыцарь, не дождавшись ее ответа, вышел, Жозефина сказала ей спускаться вниз – и она подчинилась, ощущая себя какой-то ненормально отстраненной от происходящего. Краем сознания девушка воспринимала, что по всей гостинице слышно хлопанье дверей, взволнованные возгласы, нервные шаги. Она посильнее прикусила губу под маской, чтобы через боль прийти в себя – Вестница Андрасте не имела права предстать перед обвинителями растерянной и заторможенной.       Внизу ее уже ждали – человек десять, может, дюжина, все в форменных плащах и масках, все вооруженные (двое из них были с посохами). Кассандры среди них не было. Все лица обратились к ней: даже скрытые масками, они показались Эвелине встревоженными.       – Друзья мои, – сама не ожидая от себя, начала она, и голос прозвучал на удивление твердо, – кто-то из Церкви, нарушив договоренность, сейчас обвиняет нас на площади в том, что мы – еретики и убийцы. Вы знаете, что это не так! Поэтому мы пойдем сейчас туда…       – И прекратим этот дурацкий цирк! – подхватила Кассандра, спускавшаяся следом, как оказалось. В одной руке она несла два знамени Инквизиции, недавно сотканные местными умельцами, в другой – книгу… вернее, переплетенный эдикт об учреждении Инквизиции. За Искательницей спешили еще двое солдат.       Пара нервных смешков немного разрядили обстановку.       – И ответим на обвинения открыто и честно, – все же закончила Эвелина. – Да хранят нас Создатель и Андрасте!       Все подтянулись и отсалютовали ей.       – Вы обе – возьмите знамена, – спустившись, негромко приказала Искательница двум женщинам из солдат, протягивая им штандарты. – Пойдете впереди всех, гордо и красиво. Подбородки вверх, грудь вперед, и ничего не бойтесь. Я в вас верю. Инквизиция! – а вот это уже в полный голос. – Как выйдем на улицу: строевым шагом колонной по четверо, равнение на знаменосцев! – и, снова почти шепотом: – Эвелина… пойдем. Ты как? Готова?       – Да. Я готова, – сказала она как могла твердо, зажмурившись и выдохнув. Разум ее действительно прояснился. Нужно будет потом извиниться перед сером Каарасом – он вполне мог подумать, что своим молчанием она осуждает его за «трусость». Как некрасиво вышло!       Инквизиция промаршировала через Летний рынок. Уже собралась толпа, к счастью, еще не очень плотная. Перед ними расступались, никто ничего хулительного не выкрикивал – но Эвелина чувствовала недоверие собравшихся горожан, и понимала, что настроение толпы легко может стать враждебным. На помосте за открытым театром проповедовала священница средних лет (естественно, на орлесианском), ее окружали несколько сестер и братьев Церкви, а также несколько храмовников.       – Ее чистое, прекрасное сердце больше не бьется по вине предателей! – первое, что разобрала Эвелина из речи преподобной матери. Жрица торжественно протянула руку в сторону приближающегося отряда Инквизиции. – Вы гадаете, кто эти преступники и как они были наказаны? Они не были наказаны! Мирские власти в ослеплении своем пригласили их в наш славный город, словно дорогих гостей. Узрите так называемую Вестницу Андрасте и ее приспешников, впавших в ересь! Слушайте! Мы говорим: это лжепророчица! Она жаждет занять место нашей возлюбленной Джустинии Пятой, убитой ею и ее сообщниками! Она…       – Это ложь! – громко и четко произнесла Кассандра также на орлесианском, остановив отряд. – Многие здесь знают меня. Я – Правая рука ее святейшества, Искательница Кассандра Пентагаст! Вот – подлинник последнего эдикта Верховной жрицы: об учреждении Инквизиции, духовного ордена миротворцев, с ее личной подписью и печатью. Мы – не еретики и не убийцы, мы исполняем последнюю волю погибшей. И мы поклялись найти и покарать настоящих преступников.       Эвелина судорожно вздохнула. Она могла недурно объясняться на орлесианском, хорошо понимала его со слуха, но все же владела им не безупречно. Путаться в тонкостях грамматики и коверкать произношение в данных обстоятельствах наверняка будет смерти подобно. Поэтому она решила говорить на родном торговом:       – Я – Эвелина, леди Тревельян из Оствикских Тревельянов! Меня называют Вестницей Андрасте. Я приехала в Вал Руайо, чтобы унять все кривотолки обо мне и Инквизиции. На моих руках нет крови, и я не проповедую никакую ересь. Да, я выжила при взрыве на Конклаве, погубившем столь многих. На это была воля Создателя и милость Андрасте. Но я не желаю власти, у меня нет никаких притязаний.       Она никак не могла заставить себя сказать прямую ложь.       – Эта девушка получила благословение самой Владычицы нашей! – помогла ей Кассандра. – Андрасте вывела ее из Тени и наделила ее молитвы чудодейственной силой – неоднократно на моих глазах и в присутствии других свидетелей Вестница закрывала разрывы, лишая демонов возможности прорываться в реальный мир и творить зло. И лишь она способна закрыть Брешь и спасти нас всех! Кто в здравом уме захочет мешать нашей единственной надежде? Оставьте голословные обвинения, преподобная мать, и позвольте Вестнице и Инквизиции исполнить свой долг, пока не стало слишком поздно!       – Уже слишком поздно! – с торжеством сказала священница, на удивление спокойно выслушавшая речи и Кассандры, и Эвелины. – Добрые жители Вал Руайо! Возрадуйтесь! В этот день храмовники вернулись в Церковь, чтобы защитить вас от еретиков и предателей! Лорд-Искатель Люциус разберется с самозванкой и этой ее «Инквизицией», и его святые воины спасут всех нас от безбожного колдовства, разорвавшего небо – как всегда спасали.       Эвелина посмотрела туда, куда указывала рука жрицы. Искательница тоже, машинально кладя руку на эфес меча. И правда, отряд храмовников человек в тридцать, возглавляемый каким-то мужчиной в доспехах как у Кассандры, приближался к ним. Толпа расступалась перед храмовниками куда почтительнее и поспешнее, чем перед Инквизицией.       Эвелина испугалась. Их арестуют? Или будет стычка? Сил Инквизиции меньше, и два мага ничего не смогут сделать с целым отрядом храмовников…       – Именем Церкви, – начала священница, когда храмовники взошли к ней на помост, – арестуйте эту так называемую…       Кулак одного из храмовников с размаху ударил жрицу прямо по лицу. Удар был так силен, что священница без чувств рухнула навзничь. Остальные церковники отшатнулись в страхе и смятении. Толпа ахнула, кто-то даже вскрикнул. Эвелина же просто потеряла дар речи. Она никогда не видела, чтобы мужчина бил женщину, и тем более – чтобы храмовник бил преподобную мать. Это был совершеннейший абсурд, какой-то кошмарный сон. Возглавляющий храмовников человек – средних лет, но уже седой мужчина с неприятным желтушным лицом – окинул тяжелым взглядом пораженно притихшую толпу и не менее ошеломленных членов Инквизиции.       – Да как вы можете! – воскликнула Эвелина, едва отдавая себе отчет в своих словах.       – Лорд-Искатель?.. – Кассандра, кажется, была в еще большем недоумении. – Но…       – Жалкое зрелище, – произнес Лорд-Искатель, складывая на груди руки. – Все, что я видел и слышал здесь – позор Орлея и андрастианской веры. Церковь, отвергнувшая нас лишь за то, что мы исполняли свой долг, преследуя магов, все еще считает, что имеет право что-то нам приказывать. Еретики, притащившие сюда свою марионетку и хвастающие тем, что якобы способны всех спасти, думают, что я поверю в этот бред. И вы все – готовые слушать любую чушь и ложь, но не готовые сами ничего сделать для своего спасения. Стадо баранов.       – Лорд-Искатель Люциус! – Кассандра сделала шаг вперед. – Нам совершенно необходимо обсудить…       – Стыдитесь, Пентагаст! Вы – позор Искателей, предательница и еретичка. Ваша Инквизиция – ничто, пустое место. Я не стану разговаривать с вами. Стыдитесь, вы все! – обратился он к толпе. – От кого вы ждали помощи?! От бессильной Церкви? От еретиков? От кого угодно, но не от тех, кто веками защищал всех вас от демонов и малефикаров. Ничтожные глупцы.       – Да что происходит?! Дебаты назначены только на послезавтра. Вы сами сообщили мне, что желаете участвовать в них. По их итогам Церковь должна будет принять решение… – сделала еще одну попытку Кассандра.       – Единственный, кто здесь способен принять решение – это я, – перебил ее Лорд-Искатель. – И я его принял. Я дам Ордену храмовников силу, которая восславит нас. Мы заслуживаем уважения. И независимости. Храмовники! Вал Руайо недостоин нашей защиты! Мы уходим.       Под гробовое молчание толпы отряд храмовников (к ним присоединились и те, кто стоял в карауле при священнице, все еще лежащей без чувств; правда, один из них, темнокожий рыцарь, все время неуверенно оглядывался, словно сомневаясь) промаршировал прочь с рыночной площади.