И миру будет дана вечная жизнь. Том I. Брешь

      За те секунды, пока он спешил за леди Тревельян, в смятении бросившейся вперед, Адаар так и не успел взять себя в руки. Его самообладание дало трещину. Он не мог и предположить, что враги, три месяца назад разбив Инквизицию, оставят в живых хоть кого-то из совета, поэтому не ожидал услышать эти голоса. Каарас еще смог принять как факт, что почти все его соратники по Инквизиции давно мертвы – вернее, смог задвинуть мысль об этом подальше, сосредоточившись на поисках магистра и амулета, переносящего во времени. Но воочию увидеть леди Монтилье и сера Каллена, а то и Кассандру, к примеру, в глыбах красного лириума или искалеченных пытками, говорить с ними, понимая, что бессилен помочь, скорее всего, убить их своими руками, чтобы избавить от мучений, и еще после этого как-то успокаивать юную Тревельян… как оказалось, к этому готов он не был. Если Каарасу и впрямь придется пройти через это, то с ним, он боялся, случится истерика или он впадет в ступор – как тогда, в Тени. Адаар глубоко презирал себя за эту слабость: он знал, что отец и Шокракар в этой ситуации не испытывали бы страха и тоски, лишь гнев, не хотели бы избежать того, чего требует долг. Они встретили бы любой кошмар с открытыми глазами – и преодолели бы его, как следует воинам. Васгот сжал кулаки, злясь на себя: его должно хватить хотя бы на то, чтобы скрыть свои жалкие эмоции от соратников, не усложнять ситуацию еще больше. Он должен мыслить трезво и поступать разумно.       За углом был еще один ряд камер, длиннее первого. В них не было видно красного лириума, как и вообще в этом крыле (хотя его багровое свечение все равно каким-то образом примешивалось к свету редких факелов), но стоял тяжелый запах – и не только пота и нечистот, как в любой тюрьме, но и чего-то еще отвратительного, странно знакомого Адаару. В камерах поодиночке содержались пленники: мужчины и женщины разных рас, в ближайших – незнакомые ему… один подпевал все еще звучащей песне о рассвете, другой безучастно валялся на гнилой соломе… третья, сидя на корточках и сгорбившись, с чавканьем поедала что-то… человеческая женщина из второй камеры справа, увидев вбежавших, бросилась к решетке, натягивая цепь, за которую была прикована к кольцу в стене. Кажется, это была одна из разведчиц Инквизиции, он смутно помнил ее… на бледном лице пленницы выделялись темные прожилки и пятна.       – Эй! – крикнула женщина, вцепляясь в решетку и дергая ее. – Смотрите! Это же…       – Это Вестница! Она жива?! – мужчина-человек из первой камеры справа точно был одним из солдат Инквизиции, хотя имени его Каарас не знал. Лицо пленника тоже было испещрено чернотой, а глаза затянуты белесой пеленой. – И наш кунари с ней! Сиськи Андрасте… не может быть! Эй, подъем, Инквизиция! Смотрите!..       Песня прервалась. Пару секунд было тихо.       – Раздери меня демоны! Я ж не сплю?!       – Наш рогач, точно!       – Откуда?.. Не может быть…       – Да! Чудо! Чудо, о котором я молилась денно и нощно. Создатель все же не оставил нас, грешных. «Кромешная тьма перед первым лучом рассвета кажется вечной. Знай, однако, что солнце неизменно восходит…»       – Она опять… Лизетта, ради всего святого, хватит…       – Ну так освободите нас! Освободите – и я им глотки перегрызу к хренам, сукам тевинтерским! Сдохну, а всех их отымею, уродов конченных!..       – Осторожно, тут скверна, мы все заражены… не прикасайтесь…       – Скверна поразила нас за грехи наши. Лишь Избранная Создателя осталась чиста! «Давайте все вместе исполним Песнь Света! Только Слово может рассеять тьму, нависшую над нами…»       – Да заткнись уже, серьезно! Сколько можно… совсем свихнулась уже без лириума, бедолага…       – Аха-ха, Джиг, ты мне проспорил! Я ж тебе говорила, что мы тут не сдохнем, а-ха-ха!       – Да ты, мать твою, провидица, Басси… жопа ты с ушами…       – Дурак! Аха-ха! Джиг проспо-орил! Аха-ха-ха!       – Ублюдки вонючие, венатори-хренатори, драные малефикарские шлюхи!.. Дай доберусь только! Всех, сукиных детей, дерьмо жрать заставлю!       – Да что ж вы все разорались, сейчас тевинтерцы услышат и… тише, ну!.. идиоты…       – Где же вы были? Почему не пришли раньше?!       – Слава Создателю, он не оставил нас… я уже и не верил.       – Как же вы сюда пробрались? Или Старший отступил?       – «О, Владычица Неизбывной Победы, тебя славлю я! С сердцем поющим я принимаю неоценимый дар твоей славы!»       Слова о скверне, расслышанные в этом гомоне, отчасти прояснили для Адаара картину. Он предположил, что странная женщина в первой камере справа, жадно пожирающая что-то – и есть вурдалачка, о которых рассказывал Северин. Безумица не обращала ни малейшего внимания на происходящее. Она двигалась, словно крупное неуклюжее животное, зачем-то наряженное в грязную и вонючую одежду – чесалась, чавкала, фыркала, то и дело настороженно поднимала голову, показывая изъязвленное бессмысленное лицо, и вновь возвращалась к еде.       Леди Тревельян уже была у дальних камер. Тевинтерец же, подойдя, остановился рядом с Каарасом, будто колеблясь, идти ли мимо пленников. Адаар повернулся к нему, приняв решение:       – Освобождай всех, кто способен сражаться и в своем уме. Начни с совета Инквизиции, – он указал вперед. – Быстро. Я сбегаю за оружием той шестерки.       Северянин открыл было рот что-то сказать, судя по выражению лица – возразить или возмутиться, но потом, на удивление, осекся и просто кивнул.       Каарас не хотел оставлять саирабаза без присмотра, но особенного выбора не было – взломать замки и разбить цепи достаточно быстро можно было только магией, а посылать за оружием леди Тревельян было нельзя – существовал риск нарваться на врагов, а она не умеет сражаться и быстро бегать. К тому же, девушка потратила бы на это слишком много времени, не имея опыта обыскивания мертвых тел… не говоря уже о том, что возня с трупами не добавила бы ей душевного равновесия.       Васгот бросился бегом обратно, к решетчатому мосту и трупам стражников. Там должно было остаться пять мечей (один – без ножен, брошенный прыгнувшим в воду), два щита и два кинжала. Стоило стянуть с покойников и сапоги – вряд ли пленникам оставили обувь. За мародерством Каарас хотел морально подготовиться к тому, что увидит своих новых товарищей умирающими от скверны, некоторых, возможно – уже вурдалаками. И придумать, как лучше всего организовать из пленников отряд, способный пробиться через тевинтерцев. Но вместо дельных идей в голову лезли другие, хоть правдивые, но совершенно неуместные сейчас мысли. Приходилось признать, что, не справившись с путем воина, Адаар не смог стать и хорошим военным советником. Не догадался о возможности ловушки, поверил, что магистр покинул Редклиф… более того, до сих пор не понимал, как тот смог возникнуть в тронном зале замка в нужный ему момент. Зря все же родители зачали его, наплевав на свою несовместимость как производителей. Результат налицо – сын бывшего карашока Бересаада и бывшей жрицы Бен-Хазрат недостаточно храбр для воина и недостаточно умен для стратега. Посредственность, как говорила о подобных личностях мать, презрительно кривя губы – худшее, что Талан Адаар могла сказать о разумном. И мать, и отец, и он сам приложили так много усилий, чтобы Каарас не заслуживал этого определения… и все впустую.       Если бы Павус действовал аккуратнее, был бы смысл сейчас потратить время на то, чтобы побросать тела вниз, в воду – замести следы побоища. Но кучу мяса, костей, потрохов и клочков одежды, оставшуюся от вражеского саирабаза, убирать пришлось бы по кускам... да и решетку отчистить бы все равно не получилось. Так что, собрав оружие и стащив четыре пары сапог, Каарас побежал обратно.       Зрелище, представшее ему в конце тюремного крыла, как Адаар ни пытался приготовиться, все равно шокировало его. Павус за прошедшее время освободил двоих членов совета, а сейчас возился с замком третьей камеры. Та полубезумная пленница не ошиблась – тайный канцлер скверной не заразилась, но вид ее ужасал даже больше, чем лицо Кассандры, пытающейся, не прикасаясь, утешить навзрыд рыдающую леди Тревельян. Да, Искательница была поражена скверной, язвы и черные прожилки во множестве испещряли ее кожу, она была в рубище и боса, как и все пленники, но держалась прямо, двигалась свободно, а голос звучал привычно, лишь чуть хрипловато:       – Ну хватит плакать, пожалуйста... слезами горю не поможешь. О, вот и Каарас! – Кассандра, кажется, обрадовалась возможности сменить тему.       Васгот невольно отвел взгляд, увидев белесую муть в ее глазах. Он не смог заставить себя что-то сказать.       – Хреново выгляжу, да? – усмехнулась Искательница. – Расслабься. Главное, меч в руках держать могу. Дай-ка мне вот этот...       Он передал ей, кроме меча, щит и пару сапог.       – М-мне так... жаль... – захлебывалась слезами юная Тревельян.       Лелиана же выглядела глубокой старухой: лицо ее покрыли морщины, волосы, некогда огненно-рыжие, будто выцвели, и когда она взглянула на Каараса, он содрогнулся – в ее светлых глазах горела неистовая ненависть.       – Кинжалы, – злобно потребовала она, протягивая исхудавшую, покрытую шрамами, с обломанными ногтями руку. Адаар передал тайному канцлеру оружие, и та, забрав кинжалы и отмахнувшись от предложенной обуви, двинулась по направлению к одной из камер, где сидел крупный, незнакомый Каарасу мужчина. Начала ковыряться в замке лезвием.       Павус уже вошел в камеру сера Каллена и принялся колдовать над цепью, приковывающей храмовника к стене. Похоже, магия давалась саирабазу не так уж легко, даже с посохом – во всяком случае, он трудился молча.       Сер Каллен похудел, отросшая борода скрывала пол-лица. Скверна затронула его несколько слабее, чем Кассандру, но все же явственно – та же чернота на коже и туман в зрачках.       – Сер Каарас, – рыцарь-командор поймал взгляд Адаара и слабо улыбнулся. Цепь со звоном упала на каменный пол. – Благодарю вас, э... – он явно забыл имя тевинтерца.       Саирабаз кивнул, все так же молча, и вышел из камеры. Васгот заметил, что, зажав посох подмышкой, северянин потирает запястья и встряхивает кистями, будто пытаясь прогнать онемение рук.       – Сер Каллен, – Каарас все же сумел разомкнуть пересохшие губы. Хотя бы голос его не сорвался. Он протянул храмовнику меч, щит и вторую пару сапог. Тот взял вещи не сразу, будто задумался о чем-то. – Возьмите.       Рыцарь-командор вздрогнул и поспешно принял снаряжение, кратко и отстраненно поблагодарив.       В камере напротив сидела женщина. Она подползла к самой решетке – встать на ноги уже не могла. Скверна обезобразила ее лицо и тело так сильно, что они казались обугленными. Редкие пряди черных волос были спутаны в колтуны. Каарасу потребовались все силы, чтобы не вскрикнуть от ужаса – он узнал в этом живом трупе леди Монтилье!       – Не тратьте на этот замок силы, мессир, – сказала леди посол Павусу с мягкой любезностью, будто речь шла о чем-то незначительном, – я уже не могу ходить и почти ослепла. Освобождайте других. Сер Каарас, вы здесь?..       – Д-да, леди Монтилье, – а вот сейчас с голосом он не справился. Жуткие глаза с трудом сфокусировались на его лице.       – Вы действительно перенеслись из прошлого? И сможете вернуться на год назад? – Ее голос звучал так же ясно и четко, как обычно, лишь паузы между предложениями были длинноваты.       – Да, – Адаара пробил озноб. Если бы он был в этом так уверен, как пытается показать!       – Хорошо. Тогда я должна вам рассказать, что произошло после вашей... о, простите. Вашего исчезновения. Вы должны запомнить это как можно лучше. Через два месяца после вашего исчезновения Орлей атаковала армия демонов, пришедшая из моровой пустыни на юго-западе Орлея, из Западного предела. Их основной удар был направлен на восток, к Ферелдену. Инквизиция отступила из Убежища. Когда демоны заняли руины Храма Священного Праха, снова открылась Брешь – и с тех пор она все расширяется. Наверное, – голос ее впервые дрогнул, – мы не должны были оттуда уходить...       – Это ничего бы не изменило, Жози, – сказала Кассандра, разминающаяся, пока Павус и Лелиана освобождали других пленников, а сер Каллен вполголоса разговаривал с леди Тревельян, уже не бившейся в рыданиях, лишь всхлипывающей. – Нас просто перебили бы демоны, и все. Или кто там еще служит этому Старшему. Моровые твари, венатори, красные храмовники – к нему так и тянет всю пакость.       – О, – вдруг сказал сер Каллен, коснувшись лба. – Только сейчас сообразил, ведь мне и Лизетте будет нужен лириум... надеюсь, красный подойдет. Я сейчас вернусь, миледи.       – Не надо, сер Каллен! Он ведь... очень опасен...       – Боюсь, это уже совершенно не важно, – мягко сказал храмовник, и юная Тревельян снова ударилась в слезы. – Кассандра, сходи со мной.       – Ага, иду. Эвелина, пока познакомься с нашими бойцами. Это – Джиг и Бассиния... в общем, познакомься.       – Аха-ха, это мы! Джиг, зараза, ну дай поцелую, истосковалась! Дурила моя!       – Опомнилась... раньше-то нос воротила... а как страхолюдиной стала, значит, уже и Джиг хорош? Коза ты, Басси, все-таки...       – Аха-ха! Эй, братуха, а ты чего расселся, как кум королю? Пошли с нами уродов бить! Не получшало, что ль?       – Да какой там, не вижу ни хрена уже второй день. И в башке какая-то хрень долдонит, не затыкаясь. Лурка лучше возьмите. Он здоровее всех нас.       – Идите в зад, дайте сдохнуть спокойно.       – А ну не хамить капралу, аха-ха! Лурк! Равняйсь-смирно! Ты солдат Инквизиции или где?!       – Пошла ты. Пальцем не шевельну ради вашей сраной Инквизиции больше.       – Слушайте дальше, сер, – вновь привлекла внимание Каараса леди Монтилье. – Императрица Селина и герцог Гаспар решили заключить перемирие в таких отчаянных обстоятельствах. Но императрицу убили на балу в честь заключения мира, герцога тут же казнили, обвинив в этом. Обезглавленная империя погрязла в хаосе. Вы запомнили?       – Армия демонов из Западного предела, моровой пустыни на юге Орлея – через два месяца. Открытие Бреши и убийство императрицы Селины... когда?       – Да, простите, я не сказала. Где-то еще через месяц после нападения демонов и то, и другое. Демоны продолжили движение на восток, и в итоге Ферелден пал. Королеву Анору публично казнили четыре месяца назад. Еще через месяц окончательно разбили остатки сопротивления, в том числе и нас. Итак, что необходимо сделать. Закрыть Брешь как можно быстрее, не позже, чем через два месяца. Узнать, откуда взялись демоны, и попытаться предотвратить их появление. Не допустить убийства императрицы Орлея.       – Я все запомнил, леди Монтилье. Я... могу что-то сделать для вас? – он едва заставил себя сказать эти слова. Единственное, что он мог сделать для этой человеческой женщины, которая, даже умирая, оставалась верна Инквизиции – это прекратить ее страдания. И трусливо надеялся, что она не попросит его об этом – или попросит не его.       Леди посол горько усмехнулась почерневшими губами.       – Вы очень любезны, сер. Когда вернетесь в прошлое... пожалуйста, уговорите меня выйти на прогулку. Я все думала тогда: не в этой же мерзлой глуши тратить время на променад, там и смотреть не на что, в этом несчастном Убежище... лучше поработаю, а потом... Теперь я так жалею, что пропустила ту весну! Если бы я знала, что она будет последней...       Каарас никогда не понимал, что иные находят в созерцании природы. И мать, и отца насильно учили видеть в гармонии окружающего мира прообраз гармонии Кун, и это стало им так ненавистно, что они внушили и сыну презрительное равнодушие к любованию пейзажами. Но эта просьба леди Монтилье была не о прогулке как таковой, и не о весне... он понял это, хотя обычно иносказания, привычные людям, оставались для него темны. Ее истинное желание было другим. Васгот вцепился в решетку камеры со всей силы, не в силах произнести обещание, которое формально мог выполнить – а на самом деле не мог, просто не был способен.       Она просила подарить ей еще немного жизни.

***

      Когда Кассандра и сер Каллен вернулись, лорд Павус и сестра Лелиана уже освободили всех, кого планировали. Эвелина так ослабела от слез и переживаний, что когда в оставшемся среди запертых гноме-вурдалаке она узнала Северина, то даже не ахнула... лишь что-то еще раз тупой болью отдалось в груди.       Вышел небольшой спор, кому именно достанутся трофеи, который разрешила вернувшаяся Кассандра, раздав оружие и обувь по своему выбору и попросив лорда Павуса выломать для остальных из решетки прутья, которые можно использовать как дубины или копья. Тот, вздохнув, спросил, нет ли среди пленных еще магов, и получил отрицательный ответ: всех взятых в плен магов Инквизиции куда-то увели сразу, и с тех пор вестей от них не было.       – Ясно, на красный лириум всех извел, подонок, – процедил лорд Павус, с ожесточением растирая себе руки. Эвелина вздрогнула, пытась отогнать представившуюся ей жуткую картину. Нет, нет, все это – лишь возможное будущее, не реальность, они вернутся – и ничего этого не произойдет...       Тем временем сер Каллен, добывший небольшой кусок красного лириума, раскалывал и растирал его вынутым магией лорда Павуса из стены камнем прямо на участке пола поровнее. Опасное вещество легко дробилось в порошок. Кассандра напряженно наблюдала за процессом, неосознанно расчесывая язвы на лице. Эвелина старалась не смотреть на них обоих слишком пристально. Ей не хватало мужества видеть этих людей измотанными заточением, пораженными скверной. Девушка боялась снова заплакать от бессильной жалости и гнева. Негодяй магистр не должен уйти безнаказанным! Чудовище, отринувшее Создателя и Андрасте: хуже, чем зверь, хуже, чем даже демон…       – Ты уверен? – наконец, спросила Кассандра. – Ты даже дозу не знаешь.       – А варианты? У них полно магов, – сер Каллен говорил так спокойно, словно о чем-то отвлеченном.       – Я могу...       – Того, кого успеешь коснуться. А если сразу трое и с разных сторон? Перестань. Тут нужны именно храмовники.       Эвелина тоже сомневалась, что серу Каллену и второй храмовнице, юной Лизетте, с которой она успела только что познакомиться, стоит пить это. Да, она знала, что храмовникам необходимо принимать лириум, чтобы пользоваться своей силой – хоть это и было тайной Церкви, в роду Тревельянов было слишком много и магов, и храмовников, чтобы она оставалась в полном неведении. Но красный лириум – совсем другое дело...       Закончив, сер Каллен взял у Кассандры две фляги – снятые, очевидно, с трупов тевинтерских стражников там, на мосту. И, сгребая с пола прямо с пылью, засыпал в каждую по горсти растолченного красного лириума. Тщательно и сильно взболтал. На лице у него было странное выражение – какая-то чрезмерная сосредоточенность для столь безыскусного дела, словно сер Каллен решал в уме какую-то сложную задачу.       Эвелина оглянулась на сера Каараса и Жозефину. Та все продолжала о чем-то говорить васготу, он кратко и сдавленно отвечал.       – Лизетта, иди сюда! – окликнула Искательница.       Юной храмовнице достались и меч, и сапоги. Вместо щита она обмотала левую руку куском дерюги. Скверна еще не успела изуродовать ее лицо – хоть и испещренное черными прожилками, оно все еще оставалось миловидным. Выражение его, впрочем, казалось Эвелине неуместно восторженным, почти счастливым.       – Красный лириум, – сказала Кассандра, забирая одну флягу у сера Каллена. – Рискнешь, Лиззи? Другого нет.       – Создатель защитит меня от зла, если я останусь тверда в вере и не убоюсь! – экзальтированно воскликнула храмовница. – «Помни огонь. Ты должен пройти один сквозь него и возродиться!»       Подошла и сестра Лелиана, наотрез от обуви отказавшаяся. Может быть, потому, что ходить босиком бесшумнее? В подземелье было не так уж холодно, несмотря на то, что теплу, в общем-то, неоткуда было тут взяться – камень, вода, никакого солнца и печей. Хотя и Эвелина, и сер Каарас с лордом Павусом с момента своего появления в этом ужасном будущем ходили в мокрой одежде, они почти не замерзли.       Тем временем Лизетта, не колеблясь, отвернула крышку и сделала два глотка. Закрыла глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Эвелина боялась, что смелая храмовница сейчас упадет замертво, но этого не произошло. Та сделала еще глоток и истово зашептала молитву, стиснув руки перед грудью. Эвелина выдохнула – ничего ужасного, кажется, не случилось.       Кассандра огляделась.       – Э-э, лорд Павус… не могли бы… ох, можно на «ты», а? Не до реверансов.       – Тогда просто Дориан, – лорд Павус даже не улыбнулся, подойдя ближе. Он выглядел очень уставшим.       – Отлично. Кассандра. Колдовать еще можешь?       – Смотря что нужно, – щека его дернулась в тике.       – Да хоть просто свет на руке, не важно, что попроще. Лизетта, готова?       – Да! «Волею Создателя я возвещаю о гармонии всего. Пусть Равновесие будет восстановлено…»       – Я не очень понял, что именно от меня… – начал лорд Павус, но, подняв руку, зажег на ладони мягкий синий свет.       И тут Лизетта сделала жест, уже знакомый Эвелине – правой рукой от лба вниз, будто отметая что-то. Свет на ладони лорда Павуса тут же исчез, как огонь задутой свечи.       – Чт-то?! – маг уставился на свою руку едва ли не в ужасе. Повторил жест, вызывающий свет, но безуспешно. – Вишанте каффас, что?.. Это она сделала? Но как?..       – Слава Создателю, – пробормотала Кассандра. – Эта дрянь работает.       – Она – храмовница, лорд Павус, она подавила магию… это совершенно безопасно, не волнуйтесь, вы скоро снова сможете колдовать, – поспешила объяснить тевинтерцу Эвелина. Он посмотрел на нее расширившимися глазами.       – Так это правда? Ваши храмовники действительно… это могут? Ничего себе, – маг машинально отступил подальше от Лизетты. – Теперь понятно, почему…       Юной храмовнице зааплодировали трое или четверо. На них зашикали остальные. Лизетта широко улыбалась, продолжая молитву и не обращая внимания на овации.       Сер Каллен поднялся с пола. Отвинтил крышку своей фляги, глубоко вдохнул запах и замер с выражением мучительного наслаждения на лице.       – Каллен, погоди, – Кассандра с тревогой обернулась к нему. – Может, Лизетта одна сможет… ты ведь…       – Уже неважно. В этом изначально не было смысла.       Эвелина не поняла, о чем он говорит. Но в его голосе было что-то пугающее.       – Все-таки я – храмовник, – закончил сер Каллен, будто признаваясь в немыслимом преступлении, а не в принадлежности к святому ордену. И опрокинул флягу надо ртом. Розоватый раствор, выплеснувшись, потек по его бороде, кадык дернулся…       – Эй, куда столько! – Кассандра схватила его за руку. – Ты одурел?       Он оттолкнул ее – очень сильно, Искательница не ожидала и не смогла устоять, отлетев на других пленников и упав на пол вместе с жалобно вскрикнувшей эльфийкой, чье имя Эвелина забыла. Сер Каллен продолжил пить лириумный раствор – жадно, захлебываясь, проливая мимо рта.       – Стой! – Искательница пыталась подняться, но эльфийка невольно мешала ей. – Отберите у него!..       Но он уже выпил все, что там было, и отбросил флягу сам – она загремела по полу. Широким жестом воздел обе руки… набрал в грудь воздуха… Эвелина застыла в ужасе. Это самоубийство? Столько красного лириума… Лизетта выпила всего три глотка!       От камеры Жозефины уже вскочил сер Каарас, бросился к рыцарю-командору, но и он опоздал.       – Нет, Каллен! Тут же мы! – заорала Кассандра. – Каарас, нет, назад! Все назад! Маг, беги!..       Кто-то рванулся прочь, кто-то закричал, Эвелину толкнули, дернули…       Светлый росчерк мелькнул в воздухе, за ним еще. Два кинжала сестры Лелианы с безжалостной точностью вонзились в горло и солнечное сплетение сера Каллена. Через секунду его всем весом сбил на пол так и не послушавшийся Кассандры сер Каарас.       У Эвелины все поплыло перед глазами. Она бросилась вперед:       – Сер Каллен?!       Васгот уже поднялся, начал переворачивать… тело? Как же так? Только что сер Каллен был жив… все произошло так быстро!       Сестра Лелиана оттолкнула девушку со своего пути, не грубо, но совершенно безразлично. Просто убрала, как мешающий предмет мебели.       – Тебе же сказали «назад», – процедила она серу Каарасу. – Идиот. Кинжалы целы?       Кинжалы? Эвелина не могла понять, о чем она говорит. Только что сестра Лелиана убила сера Каллена – да, защищая всех остальных от того, что он пытался сделать… но она убила его, и вот теперь спрашивает, целы ли кинжалы?.. Что с ней случилось? Она сошла с ума?       Сер Каарас ничего не ответил, его тоже будто поразил ступор. Сестра Лелиана сама, упершись в грудь сера Каллена босой ногой, выдернула два кинжала. Плеснула кровь – из шеи особенно много. Тайный канцлер вытерла лезвия краем рубища и спокойно отошла в сторону.       На этом Эвелина едва не потеряла сознание. Ее поддержали чьи-то руки, она обернулась – это был лорд Павус.       – Что он хотел сделать? – спросил тевинтерец хрипло.       – Сотворить «святую кару», – Кассандра, подойдя, сокрушенно покачала головой. – Это ранило бы всех, а тебя могло и вообще убить. Во всяком случае, колдовать бы ты еще долго не смог. Ох, Каллен, бедняга… И я дура. Надо было просто не позволить ему пить эту дрянь. Лизетта! Возьми его щит. Басси, тебе сапоги, Джигу – меч. Каарас, отойди от тела – еще скверной заразишься, не дай Создатель.       Смотреть, как солдаты Инквизиции обирают труп сера Каллена, Эвелина точно не могла. Это было совершенно неприлично, но ей уже было все равно: отвернувшись от происходящего, она уткнулась лицом в грудь лорда Павуса и разрыдалась.       Кассандра раздавала солдатам какие-то указания. Она была совсем прежней! Какая же она сильная – ее не сломили все несчастья, заточение, скверна… Эвелина восхищалась Искательницей и ругала себя – ведь она-то здорова, и все эти ужасы видит вокруг только пару часов, а не жила в них целый год… она должна вдохновлять всех как Вестница Андрасте, а вместо этого мечется, рыдает, ведет себя, как ребенок! Девушка, извинившись, отстранилась от лорда Павуса, вытерла слезы… лицо так ужасно опухло от постоянного плача.       – … Каарас, ты идешь с Эвелиной. В драку не лезешь. Дориан, главное, не колдуй до подавления магии, ясно? Сначала Лизетта, потом ты. Примерно на счет «пять». Всем все ясно?!       Прощания с остающимися были недолгими – в своем уме из них были всего трое. Один из них, Лурк, вместо напутствия грязно обругал Инквизицию в целом и своих товарищей в частности и демонстративно отвернулся к глухой стене. С Жозефиной и недавно ослепшим гномом попрощались все, кто-то и прослезился. Лишь сестра Лелиана никому не сказала ни слова, даже не подошла к их камерам – она ждала у выхода из тюремного крыла. Напоследок Эвелина и Лизетта прочитали над телом сера Каллена несколько строк из Погребальных Песней.       – Ну, с Создателем, – выдохнула Кассандра, когда все были готовы. – Вперед!       Они снова вышли на решетчатый мост. Увидев трупы стражников, один из освобожденных, тот, что раньше извергал потоки брани в сторону тевинтерцев, жутко оскалился, бросился к одному, дважды пнул босой ногой, изощряясь в непристойностях, а потом задрал рубаху и – Эвелина не сразу сообразила отвернуться – помочился на покойника, продолжая проклинать его, магистра, всех северян…       Это мерзкое зрелище шокировало девушку меньше, чем она ожидала – в этот день она была свидетелем куда более отвратительных вещей, чем глумление над трупом врага. Эвелина в тревоге взглянула на лорда Павуса – тот определенно все прекрасно слышал и кусал ус, глядя в одну точку. Она понимала его чувства: ей тоже было бы очень обидно и горько выслушивать подобное о своих земляках. Но еще она понимала, что сейчас сквернослова лучше не пытаться остановить или усовестить.       – Хорош отвлекаться на херню! – рявкнула Кассандра. – Вперед!       Единственным оставшимся выходом был тот, что теперь был справа – поросший красным лириумом. Кассандра послала вперед двоих солдат, те, разведав путь, сказали, что дальше нет ни врагов, ни «красноты», зато, похоже, есть еда. Эта новость весьма воодушевила всех – кроме, опять же, сестры Лелианы. Она, кажется, стала равнодушна вообще ко всему, словно опустела душой. Эвелина чем дальше, тем больше боялась той, кем стала эта некогда утонченная, чуть высокомерная, но добродетельная женщина. Очень жалела ее – наверное, враги творили с ней воистину ужасные вещи – но боялась.       Как можно скорее преодолев мерзко гудящую лириумную арку, отряд оказался в казарменной столовой, соединенной с кухней. Очень грязной, словно в ней не убирались весь этот год, но явно действующей. К счастью, время не было обеденным – иначе они столкнулись бы тут с тевинтерцами.       – Пять минут пожрать-попить, кому сильно надо – и идем дальше! – скомандовала Кассандра. Солдаты бросились к ящикам и мешкам, вскрывая их и жадно расхватывая нехитрую снедь. Лизетта вместо этого предпочла обратиться с молитвой к Создателю. Сестра Лелиана же просто ждала.       – Смотри-ка, уроды кормили нас не особо хуже, чем сами жрали, – проговорил Джиг, работая челюстями. – С чего бы это?       – Заботливые, а-ха-ха! Ух ты, пивко! – лихо вскрыв бутылку, Бассиния приложилась к ней. – Обоссы меня Создатель, какой улет! Эй, кому пивка?!       – Вы хотите есть, миледи? – негромко спросил ее сер Каарас.       – Нет, спасибо, – прошептала она. – А вы?       Он качнул рогатой головой.       После столовой отряд шел еще по каким-то комнатам, коридорам… врагов нигде не было. Иногда они выходили на нереалистично огромные залы – с красным лириумом, водопадами, какими-то огромными статуями, иногда шли по вполне обычным жилым и подсобным помещениям, правда, запущенным, грязным, разоренным.       – Я уже три раза проверял, не в Тени ли мы, – поделился лорд Павус после очередного немыслимого архитектурного выверта, который они миновали. – Нет. И Завеса нужной стороной, и Черного города ниоткуда не видно. Я ничего не понимаю. Будто кто-то разрезал замок Редклиф на куски и собрал его заново, перемежая какой-то безумной фантазией на тему самого кошмарного замка в мире. Над последним мостом были развешаны трупы на цепях. Кто-то серьезно станет развешивать гнилые трупы в замке, где живет? Они же каждый день по этому мосту ходят. Им что, нравится это видеть, это обонять?! Бред ведь!       Эвелина тоже ничего не понимала. Тот замок Редклиф, откуда они перенеслись сюда, во всяком случае, был меньше. Но не мог же замок разрастись за год, как плесень? Эвелина вспомнила слова бедной монны Фионы: она сравнивала с плесенью красный лириум. А когда-то упоминалось, что красный лириум может искажать саму реальность…       Девушка хотела уже произнести эту мысль вслух, как Кассандра скомандовала солдатам приготовиться к бою – из-за следующей двери доносился какой-то шум. Знакомый шум – неприятный сухой треск.       – Завеса ходуном ходит, – сказал лорд Павус. – Лучше бы тут не колдовать вообще.       – Разрыв, небось… – пробормотала Кассандра. – Ладно, мы с Лизеттой туда заглянем и разберемся с демонами. Может, и не придется его закрывать – пройдем мимо и все.       В зале и вправду был разрыв. Демонов рядом с ним почти и не было, судя по тому, как быстро справились Кассандра и Лизетта. Но вот на полу рядом с разрывом был нарисован сложный магический круг, и в нем вповалку лежали обнаженные изрезанные тела – мужские и женские. Кровь жертв даже еще не высохла окончательно, лишь потемнела и загустела…       – Магия крови, – мрачно сказал лорд Павус. – Их убили совсем недавно. А значит, демонов тут должна была быть целая прорва… но где они? Даже в мертвецов не вселились. И странная какая-то пентаграмма…       – Это может быть ловушкой, – сер Каарас положил руку на эфес меча. – Лучше все же закрыть разрыв на всякий случай. Миледи, вы готовы?       Эвелина, сер Каарас и Кассандра заняли свою обычную позицию вокруг разрыва. Разыгрывать сейчас этот богохульный спектакль хотелось меньше всего, но Эвелина понимала, что иначе нельзя – кто знает, что сделают обреченные на смерть солдаты Инквизиции, поняв, что их Вестница Андрасте – обманщица?       Проговорив обычные слова, она взмахнула руками…       …и ничего не произошло.