Французский перец

      Я возвращаюсь в родной город. Мои родители ещё ничего не знают, я им не сказала. Рассказываю о смерти Эммануэля. Мама надрывно плачет. Отец сидит хмурый, сдвинув густые брови к переносице. Причину гибели своего мужа я не раскрываю. Моим родителям ни к чему знать, что произошло в особняке на Набережной Жевр.        Первое время живу на деньги, что остались от прежней жизни. Я не привыкла экономить, трачу как раньше. И деньги быстро заканчиваются. На наследство рассчитывать не могу. Я подписала брачный контракт, в котором указано, что мне причитаются лишь деньги, заработанные Эммануэлем за нашу совместную жизнь. Однако Эммануэль не успел ничего скопить. У меня нет денег. Доля Эммануэля в компании принадлежит Арно. Но до его совершеннолетия никто, кроме Жильбера, не может распоряжаться ею. На квартиру наложены юридические запреты. Я не могу ни продать, ни сдать её в аренду. Перед свадьбой Жильбер хорошо постарался. Доступ к деньгам семьи мне запрещён. Даже дивиденды по акциям и деньги со счёта Арно я не могу получить без посредства Пуавра. Боже, где были мои мозги, когда я подписывала эту бумагу? Ведь я же юрист, чёрт возьми! Почему я не подумала о том, что может случиться? Кто мог знать, что мне придётся в буквальном смысле бежать из Парижа, холодея от одной мысли, что Жильбер отберёт у меня Арно? Теперь я в этом не сомневаюсь. Пуавр ищет меня. Он не знает, что Арно его сын. Но Жильбер уверен, что этот ребенок — его внук. Единственный наследник состояния Пуавра. Он сделает всё, чтобы мальчик был с ним. Уверена — в эту минуту Жильбер терзает юристов, думая, как бы ему заполучить права на моего сына. Нашего сына. Мне становится жутко от мысли, что однажды Пуавр узнает о своём отцовстве, и тогда… Тогда. Нет! Я не допущу, чтобы Жильбер узнал правду. Никогда. Я не отдам ему Арно. Арно — мой. Мой. И только мой. Он всё, что у меня осталось. Живое воплощение моей любви. Я всё ещё люблю Жильбера. Несмотря ни на что. Тихо, без всякой надежды. Знаю, он никогда не простит меня. Такое невозможно простить. У нас нет будущего. Мое будущее — это Арно. Я смотрю в серые жемчужины сына и вспоминаю Жильбера. Как же больно! Безумно, нестерпимо, невероятно больно! Почему моя любовь — это боль? Вечная, непроходящая, ноющая боль? Зачем столько боли? Зачем?        Я плачу, глядя на Арно. Мне больно видеть сына и знать, что я никогда не увижу их вместе. Жильбера и Арно. Отца и сына. Мой Арно. Если бы ты знал, какое чудовище твоя мать! Сможешь ли ты простить меня? Знаю, однажды нам придется расстаться. Однажды ты вырастешь и пойдёшь своей дорогой. Но пока ты маленький — ты мой. Только мой.        Пока я жива, Жильбер не получит Арно. Уверена — я сама смогу воспитать и дать достойное образование нашему сыну. Мне не нужны деньги Жильбера. Я сама заработаю столько денег, сколько нужно. Знаю, если буду работать, то времени на Арно почти не останется. Я должна нанять няню, чтобы у меня была возможность работать. Мне придётся жертвовать общением с сыном ради его будущего. Надеюсь, когда Арно вырастет, то поймёт меня. Поймёт — всё, что делаю, я делаю для него. Ради его блага.        Пытаюсь устроиться на работу в родном городе. Наш провинциальный городок не в силах дать мне то, чего я хочу. Люди смотрят безумными глазами, стоит только заикнуться о зарплате, на которую я рассчитываю. Меня берёт отчаяние. Неужели снова придется ехать в Москву? Только там я смогу получить желаемое.        До переезда мне предстоит многое сделать. Мне придётся на время оставить Арно с родителями и поехать в Москву одной.       Я покупаю билет и еду в аэропорт. Вещей у меня не много. Быстро прохожу контроль и иду в зал ожидания. Устраиваюсь в кресле с купленным по дороге журналом. Точного плана у меня нет. Знаю одно — у меня всё получится. Должно получиться.       — Карина! — слышу голос и поднимаю глаза. — Карина Милованова!        Вглядываюсь в лицо мужчины. В голове каша. Кажется, я где-то его видела. Не могу вспомнить где. Кто-то из далёкого прошлого. Настолько далёкого, что мне трудно вытащить события из памяти.        — Узнала? — расплывается в широкой улыбке. Удивительно знакомой. Я смотрю в его глаза. В потрясающие глаза лазурного цвета. Цвета тропического моря. И меня осеняет — Паша! Неужели тот самый Паша? Я таращусь на полноватое лицо, залысины, намечающиеся в уголках глаз морщинки, и мне становится не по себе. Это тот самый, по которому я когда-то сходила с ума. Меня постигает страшное разочарование. Что с ним стало? Ведь ему ещё нет и тридцати, а выглядит он весьма уныло. Затрапезный вид одноклассника вгоняет меня в тоску. Тихо радуюсь, что когда-то Паша выбрал не меня, а Милу. И что я в нем нашла? Натянуто улыбаюсь.        — Привет! Конечно, узнала. Паша. Паша Зимовец!       — Точно! — плюхается рядом. Похоже, Паша жаждет общения. Чувствую себя неуютно. Мне не хочется с ним разговаривать.        — А ты изменилась, — покачивает головой, глядя на меня. — Выглядишь на миллион! Тебя не узнать!        Криво ухмыляюсь.       — Раньше ты была такая…       — Какая? — Боже! Какая бестактность!        — Ну, не знаю, — тянет Паша. — Серенькая, что ли. А теперь… Слышал, ты во Франции живешь. К нам какими судьбами? Родителей повидать приехала?       — Да, — неохотно отвечаю я, продолжая вяло улыбаться. Что ему нужно?       — А мы с Милкой развелись.       — Сочувствую.       — Ты замужем?       Он что, решил заигрывать со мной? Вот уж увольте! Только этого мне не хватало! Пожимаю плечами. Я не хочу посвящать его в свои дела.        — У меня бизнес. Слышала? — хвалится Паша.       — Да, что-то такое слыхала, — ёрзаю на месте, мне уже не терпится сбежать от внимания «мужчины всей моей жизни». Даже смешно! Как я могла страдать из-за Паши столько лет? После Жильбера он мне кажется неинтересным. Его провинциальные замашки в моих глазах выглядят убого. Ловлю себя на мысли, что рассуждаю, как законченная стерва. Может, Паша прекрасный человек, пусть и не ворочает миллионами. Однако попытка найти в Паше хоть какое-то достоинство никак не меняет моего мнения о нём. Убеждаюсь окончательно, что он мне неинтересен и даже неприятен.       — Ты в Москву?        — Да, — киваю я.       — Пятичасовым? — похоже, мы попутчики. Не дай бог, наши кресла окажутся рядом. Я не вынесу пытки. Мне не хочется вспоминать школьные годы с бывшим одноклассником. Я вообще не считаю школьные годы лучшими. При воспоминании о школе во мне нет теплых чувств. Ну было и было. Досадный период подростковой неуверенности в себе.        — Да, пятичасовым, — напряжённо выдыхаю я.        — В Москву надолго?        — Как получится.       — Может, встретимся. Посидим где-нибудь, вспомним прошлое.       Меня передёргивает от его слов. Кисло улыбаюсь, обдумывая, как бы аккуратнее отшить его.        По громкоговорящей связи объявляют посадку.        — О, наш рейс! Пошли! — кивает мне, берёт с пола сумку.        К моему удовольствию, Паша сидит далеко, и у меня есть возможность поспать во время полета. Просыпаюсь, когда самолет начинает снижение. После посадки спешно иду к выходу, боясь столкнуться с прилипчивым одноклассником. Мне удаётся улизнуть. Ловлю такси и еду до гостиницы.        Встреча с прошлым убеждает в истинности моих нынешних чувств. Я всё ещё люблю Жильбера. Люблю и безумно скучаю. Прощаю ему всё — обвинение в смерти Эммануэля и попытку задушить меня. Понимаю,  Жильбер впал в отчаяние. Но разве только я виновата в случившемся? Разве одна я? Смерть Эммануэля — наша общая вина. И мы вряд ли когда-нибудь сможем забыть об этом. Мосты сожжены. Пути назад нет. Но моё глупое сердце никак не хочет признавать поражения. Глупое, глупое сердце. Как научиться жить без надежды? Как? Жить с болью невозможно, немыслимо, невыносимо. Жизнь постоянно подкидывает неприятные сюрпризы, напоминая мне о Жильбере. И тогда становится нечем дышать. Боль впивается в горло, разливается жаром и давит, не позволяя сделать вдох. Всё еще больно. Как же больно. Как больно. Больно.        Пытаюсь найти работу в Москве. Многие работодатели отказывают, как только узнают, что у меня грудной ребенок. То, что мне предлагают — сущие копейки. Я не теряю надежды, продолжаю встречаться с эйчарами. Двухнедельные поиски не дают положительных результатов. Не могу дольше оставаться в гостинице. С горем пополам нахожу крохотную квартирку, всё ещё надеясь получить хорошо оплачиваемую работу. Через месяц поисков меня посещает тихое отчаяние. Я целыми днями только и делаю, что бегаю по собеседованиям. Заколдованный круг — я не могу найти ничего сто́ящего. Я, юрист со степенью по международному праву и опытом работы в крупной торговой компании, пусть и с перерывом в несколько месяцев. Но я же не успела растерять за это время все свои навыки. Или успела? Жизнь меняется слишком быстро, и, похоже, я осталась не у дел. Как же быть? Куда податься?        На ум приходит шальная мысль — позвонить Ивану. Когда-то я вытащила его наверх. Думаю, он не откажется мне помочь. Работать на Пуавра не хочу. Меня охватывает паника от одной мысли, что Жильбер узнает, где я. Это рискованно, но сидеть без денег во много раз хуже. Надо попробовать. Тем более что российский офис подконтролен Елизарову. Драка и Пуавр сейчас сюда не суются. Делают вид, что доверяют Александру Васильевичу. Знаю, Елизаров не торчит в офисе — там заправляет Иван. Я хочу вернуться хотя бы на должность руководителя сектора оптовых продаж. Этих денег нам с Арно хватит.        Звоню Ивану. Я давно не говорила с ним. Набираю знакомый номер. Молюсь, чтобы он ответил на мой звонок. К величайшей радости, Иван берёт трубку.       — Привет, Вань!        — Кто это? — похоже, он не узнал меня.        — Карина. Карина Милованова.       — Не признал. Богатой будешь.       — Точно! — смеюсь в ответ я.        — Какими судьбами? Слышал, ты вышла замуж за Эммануэля Пуавра. Поздравляю! — Иван не знает о трагедии, случившейся в Париже.        — Спасибо. Но только ты опоздал. Теперь я вдова.       — Как? — удивлённо выдыхает на том конце. — Прости, не знал! — Голос становится мрачным. — Соболезную. Хороший был парень.        — Спасибо, Вань. Я к тебе по делу. Есть минутка?       — Знаешь, я сейчас очень спешу. Давай завтра.        — Тогда я приеду в офис. Ты не против?       — Отлично! Завтра, часиков в десять жду. У меня как раз будет свободное окно.       — Тогда до завтра.        — Да, до завтра!        Иван — моя последняя надежда. Я очень рассчитываю на его помощь. Шестое чувство подсказывает, что завтрашняя встреча будет судьбоносной.        Встаю рано. Я должна выглядеть максимально собранной, чтобы быть уверенной в своих силах. Надеваю серый костюм от Кристиан Лакруа и чёрные лаковые лоферы. Сверху накидываю неброское лаконичное пальто. Вид деловой. Настрой решительный.       Еду в «Москва-сити». На ресепшен сидит незнакомая девушка-референт. Говорю, что господин Никитин ожидает меня. Она приветливо улыбается и провожает меня в кабинет Ивана.        За то время, что мы не виделись, Ваня сильно изменился. Появилось что-то жёсткое во взгляде. Между бровей наметилась складка. Иван заматерел. В нём чувствуется сила и уверенность руководителя. Встаёт с места и идёт мне навстречу. Улыбается. Тепло обнимаемся. Смотрит на меня колким взглядом, по лицу гуляет фирменная ивановская ухмылка. Я совсем забыла, как Иван умеет ухмыляться.       — Верочка, принесите нам кофе, — обращается Иван к девушке.       — Да, Иван Евгеньевич. Сейчас все сделаю! — она исчезает за дверью.        — Ну, рассказывай.        — Я к тебе по делу, — сажусь в кресло возле журнального столика. Иван напротив. Глядит на меня, сложив перед собой руки в замок. Сильно нервничаю, тереблю в руках шейный платок.        — Надолго в Москву? — спрашивает, видя мое замешательство.        — Да, — пожимаю плечами. — Думаю навсегда.        — Почему во Франции не осталась?        — Так получилось, — опускаю глаза, словно боюсь, что Иван сможет прочитать в них то, чего я так не хочу рассказывать. — Вань! — Вскидываю на него просящий взгляд. — Мне нужна работа.       Его брови ползут вверх. Иван не на шутку удивлен.        — Вот даже как! А я думал, Пуавры — богатые люди.        Нервно кусаю губы, не зная, что ответить. Это выглядит весьма странно — вдова наследника большого состояния во Франции ищет работу в московском офисе.        — Карина, что-то случилось? — подозрительно сощуривается. Я сжимаюсь. Что сказать в своё оправдание? Как объяснить причину моего бегства из Парижа?        — Я не готова говорить об этом.        Откидывается на спинку дивана и хмурится, глядя на меня. Трёт рукой подбородок.        — Драка и Пуавр знают, что ты в России?        Прячу взгляд. От вопроса Ивана мне становится не по себе. При одном упоминании о Пуавре меня бросает в холодный пот. Молчу.        Иван вытягивает губы и хмыкает. Ничего не говорит, внимательно изучая мое лицо.        — Так ты поможешь? — решаюсь прервать паузу.        — Не обижайся, но… — сердце ухает. — Тут я тебе не помощник. Прости.        Натянуто улыбаюсь. И что теперь? В горле саднит, губы дрожат. Я вот-вот разревусь. Нельзя было возлагать столько надежд на Ивана. Его тоже можно понять. Зачем я ему? Ивану не нужны лишние проблемы. Чутьё Ивана не подводит. Со мной не всё так просто, как я пыталась преподнести. Делаю глубокий вдох и поднимаюсь с кресла.        В кабинет заходит Верочка, неся на подносе кофе.        — Кофе? — Иван вскидывает на меня невинные глаза. Я-то знаю, о чём он сейчас думает.        — Спасибо! Как-нибудь в другой раз.       Согласно кивает и встает следом.       — Я провожу тебя.       Выхожу из кабинета в сопровождении Ивана и сталкиваюсь нос к носу с господином Елизаровым. Вот что значит не везёт так не везёт!        — Ба! Никак мадам Пуавр собственной персоной! Вот так да!       Елизаров раскрывает руки мне навстречу, будто старой знакомой. Меня это удивляет и вызывает тревогу. С чего бы Александр Васильевич так рад меня видеть? Подбираюсь и выдаю любезную улыбку. Мне хочется поскорее покинуть офис. Быстрым шагом направляюсь к лифтам.       — Не так быстро! — перегораживает дорогу. На полном ходу врезаюсь в него. Два амбала за спиной насторожённо вытягиваются, точно цепные псы в ожидании команды. — Куда так спешим? Или мадам не хочет со мной разговаривать? Ай, как невежливо! Я ведь могу и обидеться.        Цокает языком, покачивая головой. Смотрит прямо в глаза острым, как бритва, взглядом.        Я напугана реакцией Елизарова. Нервно сглатываю, сердце клокочет. Что ему от меня надо?        — Слышал, Вы недавно потеряли мужа. Мои соболезнования.       — Спасибо, — шепчу я севшим от страха голосом.        — Не расскажете, что же всё-таки приключилось? А то люди всякое болтают. Не знаешь, чему и верить, — садится на ручку кожаного дивана, широко расставив ноги.        — Он разбился насмерть. Попал в аварию, — опускаю глаза и поджимаю губы. Чувство вины внезапно накрывает меня с головой.        — Какая жалость. Слышал, у мсье Жильбера случился нервный срыв, и ему пришлось какое-то время провести в больнице. Говорят, всё произошло на его глазах. — Многозначительно качает головой. — Отчего же безутешная мадам Пуавр сейчас не рядом со своим родственником?        По спине струится неприятный холодок. Интуиция подсказывает, что Елизаров неспроста затеял этот разговор. Ему что-то известно.        — Простите, но мне пора, — делаю попытку прорваться к лифту. Телохранители Елизарова встают у меня на пути.        — Ай-я-а-й, мадам Пуавр. Мы еще не договорили, а Вы уже хотите покинуть нас.       Иван напряжённо смотрит то на меня, то на Елизарова. Стоит возле стойки ресепшен, засунув руки в карманы. Верочка тут же. Делает вид, что сосредоточенно работает, перекладывая какие-то бумаги.        — Мсье Жильбер с ног сбился. Разыскивает Вас по всему Парижу. Даже мне звонил, просил посодействовать. А Вы, оказывается, тут…       Внутри холодеет от ужаса. Пуавр ищет меня, чтобы забрать Арно. Мой сегодняшний визит в офис — огромная ошибка. У меня начинает кружиться голова. Мне страшно подумать, что будет, когда Пуавр узнает, что я в Москве. Зачем я только приехала? Сидела бы у родителей и не дергалась. Начинаю жалеть о своем приезде в Москву. Елизаров молчит, внимательно наблюдая за моей реакцией.        — А знаете, что ещё говорят, мадам Пуавр? — прищуривается.        — Что? — нервно выдыхаю я. Что ещё знает этот чёрт?       — Что ваш муж покончил с собой, — внутри всё дрожит. Елизаров делает небольшую паузу и продолжает: — Из-за Вас…       Его последние слова обрушиваются лавиной. Я теряю равновесие. Мир — ярмарочная карусель. Прикрываю глаза, чувствуя напряжение каждой мышцы. Нет, нет, нет! Сердце взрывается болью.        — Расскажи, что ты сделала, а? — смотрит на меня, не сводя глаз. Ухмыляется. — Я думал, ты обычная подстилка, а ты, оказывается… фам фаталь. Удивила, мать!        Молчу, до боли сжав губы. Елизаров фыркает, дёргая головой.        — Ну-ну… Честно, не ожидал, что вот так запросто тебя встречу. Так что с тобой делать? Сдать мсье Жильберу на растерзание? Или как?        Ничего не говорю. Как же я так сглупила? Надо было думать, что Пуавр будет искать меня всеми правдами и неправдами. Почему я не подумала, что он может обратиться за помощью к Елизарову? Поздно о чём-то сожалеть.        — Чего молчишь, Карина Артуровна? Как сама-то думаешь?        Делаю вид, что не расслышала последних слов Елизарова. Уверенно иду в направлении выхода, пытаясь прорвать блокаду, устроенную громилами Александра Васильевича.       — Пустите! Вы не имеете права меня задерживать!       — Ку-да?! — Елизаров пристально следит за действиями своих телохранителей. — А ну, Егор! Отведи её в мою машину! Пусть посидит с тобой, пока я кое-что обмозгую…        — Слушаюсь, Александр Васильевич!       Амбал грубо подхватывает меня под локоть и ведёт к лифтам. Я упираюсь, пытаясь вырваться из его лап.        — Пустите меня! Вы не имеете права! Пустите! Я подам на Вас в суд!        Судорожно оглядываюсь на Ивана в тщетной надежде на помощь. Но Иван бездействует, скорбно наблюдая за тем, как телохранитель Елизарова тащит меня на выход.