Французский перец

      Егор запихивает меня в машину, припаркованную у входа в офис, и садится рядом. Я всё ещё сопротивляюсь. Отчаянно молочу кулаками по налитому сталью торсу. Он отмахивается от меня, как от мухи. Молчит. Пытаюсь воззвать к голосу разума, но, похоже, у Егора вместо разума — приказы, отдаваемые хозяином.       Понимаю тщетность своих попыток и смиряюсь с положением заложницы. Удручённо смотрю в окно на проходящих мимо людей. Мне никто не поможет. Я одна. Одна против безмозглого амбала, против хищника Елизарова. Зачем я ему? На что он рассчитывает, помогая Пуавру? Неужели Александру Васильевичу доставит удовольствие наблюдать, как мсье Жильбер будет выкручивать руки матери, чтобы забрать у нее ребенка? В серьезности намерений Пуавра уже не сомневаюсь. Он нацелен заполучить Арно, чего бы это ему не стоило. Но откуда у Елизарова такие сведения? Кто сказал ему про Эммануэля? Мне не верится, что Пуавр посвятил Елизарова в события того вечера. Я никогда не замечала между ними отношений, хоть отдаленно напоминающих дружбу. Не мог же Елизаров догадаться сам? Ему явно подсказали. Но кто? Кто знал о произошедшем? Сколько ни думаю, не могу найти ответа на этот вопрос.       Елизаров появляется через час в сопровождении второго телохранителя. Быстрым шагом спускается по лестнице и усаживается рядом со мной, поправляя полы пальто.       — Трогай, Колюня!       — Куда едем, Александр Васильевич?       — Отобедать бы. С утра не жрамши.       — Понял.       Колюня заводит мотор, и машина трогается. Сижу между Елизаровым и его телохранителем. Поворачивается ко мне, закидывая руку на спинку.       — Ну, вернёмся к тебе, красота моя. Подумал. И, знаешь, Пуавру сдать тебя я всегда успею. Мне спешить некуда. Деться ты от меня никуда не денешься. Если надо, то я тебя из-под земли достану, — прищёлкивает языком и неприятно щурится, расползаясь в мерзкой улыбке. — А всё-таки, чё ты сделала-то?       Его распирает от любопытства. Сжимаю челюсти и демонстративно отворачиваюсь от Елизарова.       — Чего? — цыкает. — Не нравлюсь?       — Не нравитесь!       — А я думал, мы с тобой подружимся, — кладет лапищу мне на колено и скользит вверх.       — Что Вы делаете?! — вжимаюсь спиной в Егора, сбрасывая руку Елизарова со своего бедра. Грубо хватает за ноги, задирает юбку. Бесстыдно лапает, тискает, сжимает. Лезет между ног.       — Ну чего ты ломаешься?! С тебя не убудет! — хрипло выдыхает, пытаясь сломить моё сопротивление. Я в ужасе! Еще немного, и Елизаров изнасилует меня прямо тут, в машине, битком набитой его людьми.       — Пусти, гад! Пусти! — цежу сквозь зубы, отчаянно отбиваясь от его притязаний.       — Ну же, давай, покажи, на что способна! Не зря же французишки из-за тебя все мозги растеряли! Что, у тебя там дыра золотая?! Давай! Покажи мне!       С остервенением молочу руками по лысине и лицу Елизарова.       — Пус-с-ти, с-скотина! Пус-с-ти! Животное! Пус-с-ти!       В какой-то момент Елизаров отваливается на спинку, тяжело дышит, скрепя зубами. Поправляет галстук и сверлит меня злобным взглядом. Глаза мечут молнии. Внезапно поворачивается и бьёт наотмашь по лицу. Скула взрывается болью. В глазах темнеет. Хватаюсь за больное место и открываю рот.       — Ещё раз на меня руку поднимешь, прибью! Тварь!       Кажется, Елизаров мне выбил все зубы. Челюсть дико ломит.       — Сама ко мне на карачках приползешь! Поняла?! — злобно шипит. — Время подумать до завтра! Иначе самолично в Париж отправлю. Посылками. По частям. Втыкаешь?!       Не понимаю одного — зачем ему я? Елизаров может заполучить любую женщину, стоит ему только щёлкнуть пальцами.       — Притормози, Колюня!       Автомобиль останавливается. Елизаров выскакивает из машины и вышвыривает меня на дорогу.       — А теперь пошла вон! — орёт. Садится обратно и громко хлопает дверью.       Остаюсь посреди шоссе. Растрёпанная и обескураженная. Елизаров не хотел меня отпускать, а потом собственноручно вышвырнул из автомобиля. Что это значит? Он что, думает — я сумасшедшая? Я не собираюсь идти к нему на поклон. Или собираюсь?       Бреду вдоль дороги, кутаясь в пальто под порывами ледяного ветра. До ближайшей остановки километра три, не меньше. Поймать попутку не получается. Никто не хочет меня подвезти. Что будет, если я завтра не приду к Елизарову? Он мне угрожал. Обещал достать из-под земли. Отчего-то я верю словам Александра Васильевича. С него станется — достанет. Но больше всего меня пугает то, что он решил помочь Пуавру. А ведь он поможет! После случившегося в машине не просто поможет, а еще и подскажет, кому дать на лапу, сведёт с нужными людьми, чтобы без лишнего шума отобрать у меня Арно.       Добираюсь до дома к вечеру, когда на улице зажигаются фонари. Вечерняя Москва дышит осенней свежестью и студёным дождем. Я дрожу от холода. Трясущимися руками открываю квартиру и захожу внутрь. Ставлю чайник и долго с наслаждением пью горячий сладкий чай. Чувствую себя одинокой и потерянной. Сегодня рухнули все мои надежды найти работу. Встреча в офисе действительно оказалась судьбоносной. Мне предстоит принять непростое решение. Я вынуждена дать Елизарову то, чего он хочет. Иначе Пуавр заберет Арно, увезёт во Францию, и я никогда больше не увижу своего мальчика. Никогда. Зачем я Елизарову? Зачем? Может, он садист и ему доставляет удовольствие вынуждать женщин? Я не хочу спать с этой бритоголовой обезьяной. Елизаров мне напоминает гамадрила: взгляд из-под низко расположенных надбровных дуг, тонкие губы, вытянутое скульптурное лицо. И поведение. Жуткое, дикое. Грязного, мерзкого, похотливого животного. Закрываю лицо руками. Хочется плакать, но сил не осталось даже на слёзы. Я настолько опустошена событиями сегодняшнего дня, что не могу выдавить из себя ни слезинки. С другой стороны, что я теряю? Действительно, ведь не убудет. Во мне говорит отчаяние. В конце концов, эта образина получит своё, и я смогу спокойно уехать из Москвы, спрятаться. Вот только где гарантия, что потом Александр Васильевич не станет помогать Пуавру? Гарантий у меня нет. Какие тут могут быть гарантии? Я могу только верить в порядочность Елизарова. А она-то как раз вызывает у меня большие сомнения. Разве у меня есть выбор?       Долго не могу уснуть. Ворочаюсь всю ночь. К утру удается немного подремать, но ровно в восемь меня словно подбрасывает. Я вскакиваю. Сижу на кровати, вспоминая события вчерашнего дня. Становится неуютно.       Номер Елизарова записан в телефонной книжке. Никак не могу заставить себя позвонить ему. Стоит только представить секс с ним, как меня выворачивает наизнанку. Меня тошнит от одной мысли о нём. Елизаров мне противен. Время близится к обеду. А я все еще рефлексирую, сидя на маленькой кухоньке с телефоном в руке. Мне надо позвонить. Надо. На секунду посещает шальная мысль — а что, если сбежать? Собрать вещи и тихонько улизнуть из Москвы. Нет, Елизаров не тот человек. Это полиция может искать преступников годами. А Александр Васильевич найдет меня в два счёта. Надо сделать над собой усилие — переспать с ним, и всё кончится. Один раз, и всё! Почему-то я уверена, что Елизарову одного раза будет достаточно. Он же не Жильбер и не Пьер. Интерес Елизарова держится исключительно на любопытстве. Стоит его удовлетворить, и я ему буду не нужна. Убеждаю себя и звоню Елизарову.       Хмыкает в трубку.       — Думал, не позвонишь. Умная девочка. Жду тебя через два часа. Записывай адрес, — внутри холодеет.       Собираюсь и еду к Елизарову на поклон. Вернее сказать, на трах.       Такси подъезжает к воротам особняка. Звоню в дверь. Мне открывает Егор.       — Александр Васильевич ждет Вас. Идите за мной, — не даёт сказать и слова. Молча иду за амбалом через внутренний дворик. Поднимаемся по ступенькам и заходим внутрь дома. Ведёт через огромный холл в одну из многочисленных гостиных.       Елизаров развалился на диване. В руках бокал с золотистой жидкостью. Судя по запаху — виски. По комнате плывет хмельной дурман.       — Ну здравствуй, Карина Артуровна! Молодец, что сама пришла. А то бы пришлось тебя за волосы тащить! — отхлёбывает из стакана. Он пьян. Смотрит дурными глазами. Тело напрягается под его затуманенным взглядом. Окидывает меня снизу вверх. Не спеша. Довольно фыркает.       — Раздевайся, что ли. Чё застыла, Венера Милосская?       — Я не понимаю… — делаю попытку убедить Елизарова в ненужности этих отношений.       — Раздевайся, — холодно обрубает на полуслове. — Ну? Долго мне еще ждать? Или ты хочешь, чтобы я тебя поуговаривал? Егор! Егор! — орёт дурным голосом.       Через секунду на пороге комнаты появляется громила.       — Да, Александр Васильевич?       — Слышь, сгоняй, принеси этот… Как его? Давеча в срамном магазине покупали… Ну, вспоминай… Как его? — прищелкивает пальцами. Егор хмурится, натужно пытаясь понять, о чём идет речь.       — Ну? Лошадей хлестать… Ну?       — Хлыст? — догадывается Егор.       Сердце обрывается и летит в пропасть. Я нервно сглатываю.       — О, точно! Вот его неси!       От страха внутри леденеет. Елизаров пьян не на шутку и продолжает догоняться алкоголем, то и дело прикладываясь к стакану.       — Чё? Ты еще одетая? А ну, живо разделась! Или ты думаешь, Елизаров с тобой шутки шутит?       Меня начинает потрясывать от ужаса. Сильно жалею, что приехала сюда. А если он меня запорет до смерти? Уверена, ему ничего не стоит сделать это со мной. Трясущимися руками начинаю расстёгивать пуговицы на блузке.       — Живее! — подгоняет Елизаров. — Чего телишься?       Снимаю юбку, блузку и остаюсь в нижнем белье.       — Уже лучше! — прихлебывает. Ставит стакан на приземистый столик и подходит ко мне. Встает сзади и начинает лапать, обдавая перегаром. Дышит в ухо, руки бесстыдно исследуют мое тело, забираясь в трусы и лифчик. Урчит от удовольствия.       — Хороша… ничего не скажешь… — больно стискивает рукой грудь. — Сисястая…       Впивается губами в шею. Мусолит. Облизывает. Проводит языком от ключицы до уха. Тычется кончиком в ушную раковину.       — Пахнешь сладко… — шумно выдыхает. Его пальцы теребят клитор и проникают внутрь. Ощущения не из приятных. Я слишком напряжена, чтобы получить от грубого проникновения хоть какое-то удовольствие.       — Трахнуть тебя, что ли, пока Егор за хлыстом ходит? — становится не по себе. От слов Елизарова начинает подташнивать. Я сжимаюсь, на секунду представляя как это должно быть противно. Вцепляется зубами в мочку. Рычит. Трется об меня пахом. Бедром чувствую его эрекцию.       Тяжело дышу. Сердце гулко ухает. Тело сковывает страхом. Я боюсь Елизарова. Думаю о том, чтобы поскорее всё закончилось. Хочу быстрее уйти отсюда и забыть происходящее, как страшный сон. Но спектакль только начался. Страшно представить, что намеревается делать со мной эта обезьяна.       — Вот, принёс! — в гостиной снова возникает грузная фигура Егора. Протягивает хлыст хозяину. Елизаров подходит к столу, наливает из графина виски. Покачивается и хитро щерится.       — Принёс. Молодец! А теперь видишь эту дрянь?       — Да, — слышу, как голос Егора мертвеет.       — Свяжи ее и отходи, как следует.       — Но, Александр Васильевич…       — Слышал, что сказал?!       — Да, — Егор будто тускнеет, виновато опуская голову.       — Если хочешь на меня работать, выполняй!       Егор мнётся в замешательстве, поглядывая на меня. Ему неприятен приказ хозяина. Сопит, трет нос рукой.       — Долго мне ждать?       — Так чем я ее свяжу? — бубнит себе под нос. С надеждой смотрит на Елизарова.       — А чем хочешь! — стоит спиной к нам. В руках стакан с виски. — Башка тебе на что?! Не только, чтобы в неё есть! Ну?       Елизарову не терпится устроить экзекуцию. Вся съёживаюсь и затравленно смотрю на Егора.       — Прости, — шепчет одними губами, вытаскивая из шлевок ремень. Заводит мои руки за спину и крепко фиксирует. Меня колотит от ужаса. Закрываю глаза и судорожно сглатываю. Это мне наказание за все мои грехи. Елизаров — кара небесная, демон, посланный свыше, чтобы я ответила за всё, что сотворила. В памяти тут же всплывает образ Эммануэля. На глаза наворачиваются крупные капли. Я всё вытерплю. Я должна. У меня есть Арно. Ради Арно я всё стерплю.       Елизаров усаживается на диван, в предвкушении представления.       — На колени встань!       Смотрю с непониманием на Елизарова.       — Чего вылупилась? Встань, говорю, на колени. И на стол обопрись.       Делаю, как велит. Напрягаюсь всем телом в ожидании удара.       — Не тормози! Бей! — командует Егору.       Слышу, как хлыст со свистом разрезает воздух, и в ту же секунду меня обжигает нестерпимой болью. Громко вскрикиваю.       — Ещё бей! Ещё!       Следующий удар ложится поперёк лопаток. Вскрик. Тело горит. Ещё удар! Я взвизгиваю. Кажется, что кожа вспухла и растрескалась. Пылает длинными ожогами. Удар! Я всхлипываю. Удар! По лицу струятся слёзы. Удары сыплются один за другим, заставляя невольно вздрагивать. Нестерпимая мука затопляет, впивается острыми зубами в каждую клеточку, рвёт изнутри, горит и бьется, растекаясь по венам. Мир застилает кровавая пелена. Боль пульсирует, искрится, взрывает мозг, вытесняя чувства и мысли на периферию бытия. Реальность закручивается со страшной скоростью, затягивая сознание в чёрную воронку. Я больше не ощущаю себя. Не понимаю, где нахожусь. Есть только плавящее ощущение не проходящего жалящего жара. В ушах звенит, отдаляя все остальные звуки на тысячи километров.       — Всё. Хватит, — слышу, словно из-под толщи воды, знакомый властный голос. От внезапного прикосновения теплой руки тело прошивает электричеством. Прихожу в себя. Жмурюсь и громко шиплю на вдохе.       — Ну что, Карина Артуровна, понравилось? — берет меня за волосы. Глядит прямо в глаза. Сквозь туман вижу расплывчатые очертания лица Елизарова. — Что, думаешь, всё? Нет, подруга, веселье только начинается. Егор! Принеси воды!       Отпускает меня. Я в бессилии падаю к ногам Елизарова. Голова точно набита ватой, дико мутит. Меня вот-вот вырвет. Лежу, чувствую, как пол подо мной раскачивается, словно палуба корабля в шторм. Сознание вновь начинает ускользать.       Ледяная волна обрушивается внезапно. Я вздрагиваю и открываю глаза.       — Очухалась? — Елизаров нависает надо мной.       — Не надо. Пожалуйста, — шепчу я, едва разлепляя запекшиеся кровью губы. Я только сейчас поняла, что всю экзекуцию истерично их кусала.       Приподнимает моё лицо, ухватившись за подбородок, и долго внимательно смотрит.       — Не умеешь просить — лучше молчи, — хлёстко ударяет меня по лицу. Из глаз сыплются искры. Кровь хлещет из вновь вскрывшейся раны. В нос ударяет запах тёплого металла. Скула горит.       Встаёт с места. Слышу, как брякает пряжка ремня. Достаёт напряжённый член, изогнутый ятаганом.       — Рот открывай, — говорит тихо ровным голосом. Берёт меня за голову и притягивает к себе. Его пенис возле моего носа. — Ну? Не заставляй снова делать тебе больно.       Нехотя открываю рот. Вталкивается до самой глотки. Мычит. Двигает моей головой, нанизывая на свой орган. Трахает. Жёстко. Самозабвенно. Не обращая внимание на мои страдания. Я давлюсь. Пищевод время от времени сковывают рвотные позывы. Из глаз и рта течет. Задыхаюсь. Стараюсь дышать носом, но у меня плохо получается. Дышу тяжело, надрывно, зажмурив глаза и пытаясь отвлечься от происходящего. Мой мозг кипит, сознание истерично протестует против такого насилия. Отчаяние заполняет с головой. Внутри всё дрожит. Мои рыдания перемежаются с хрипловатыми гортанным звуками и влажным чавканьем, издаваемым глоткой. Елизаров делает ещё один толчок и кончает, изливаясь семенем. Падаю на пол, едва сдерживая рвотные позывы. Закашливаюсь.       — Ох, — выдыхает с облегчением и плюхается задницей на стол. Лицо красное, покрытое прозрачными капельками. Удушливые запахи пота, алкогольных паров и тёплой спермы перемешиваются, создавая вокруг Елизарова плотный влажный кокон отвратительной какофонии. — Молодец… Порадовала…       Тяжело дышит, запрокинув голову и опустив перед собой руки. Отдышавшись, встаёт и подходит к дивану. Берёт скомканный пиджак и достаёт кошелек. Бросает пачку денег передо мной на пол.       — Заслужила. Всё. Теперь до следующего раза.       В голове еще мутится, но «до следующего раза» слышу отчётливо. Оно бьётся в черепной коробке, словно пойманная в силки птица. Как? Почему? Разве это не всё? Разве ему этого мало?       — Егор! — орёт, застегивая штаны. — Егор!       Егор появляется, как чёрт из табакерки. Скользит по мне взглядом.       — Отвезёшь, куда скажет. Всё. Забирай и увози её к чёртовой матери! Спать пойду!       Уходит, оставляя меня наедине с Егором.       — Жива? — Егор приседает, склоняясь надо мной.       Приподнимаюсь на дрожащих руках.       — Да, — так тихо, что едва слышу свой голос.       — Ты прости меня, — тяжело вздыхает. Скорбно смотрит. Его сочувствие заставляет меня расплакаться. Тело гудит от побоев. Каждое движение впивается болью и рвёт на части. Влажный ком застревает колючкой в горле. Я сгребаю с пола вещи. С горем пополам натягиваю на себя. Кожу дико саднит. Рубцы на спине горят. Егор помогает мне, аккуратно берет под локоть и ведёт на выход.       Всю дорогу до дома пытаюсь унять слёзы, но никак не могу. Они текут, не переставая, заползают за ворот блузки, холодят кожу лица и шеи. Я отвратительна сама себе. Как я докатилась до такого? Опустилась до того, что добровольно дала себя избить и изнасиловать. Что за человек такой Елизаров? И человек ли вообще? За его молчание мне придётся заплатить высокую цену. Смогу ли я вынести уготованное судьбой наказание? В том, что это наказание, я ни капли не сомневаюсь. Наказание за смерть. За муки невинной души. За непозволительно рано прерванную жизнь. Эммануэль.