Французский перец

      Живу у Елизарова. Мне отведена маленькая комната, размерами больше напоминающая собачью конуру. В ней едва помещается кровать и непритязательный шифоньер. Александр Васильевич использует меня не часто, но каждый раз незабываем. Фантазия у этого ублюдка работает на полную катушку. Боюсь, что однажды он зайдёт слишком далеко в своих экспериментах и убьет меня. Последняя его фишка — оставлять порезы на моём теле. Он делает не глубокие, но ощутимые надрезы на моих плечах и бёдрах. Медленно, не спеша погружает в плоть остро заточенное лезвие охотничьего ножа и внимательно смотрит за моей реакцией. Я стараюсь не показывать боли. Ему нравится смотреть, как меня ломает. Чем острее я реагирую, тем дольше мне приходится терпеть. Его возбуждает такая игра. Ему нравится чувствовать надо мной власть. Александр Васильевич упивается ею. «Жизнь на коленях» — теперь мой девиз. Моё тело изобилует всевозможными шрамами и ожогами, благодаря сексуальным забавам Елизарова. На спине — рубцы от кнута, на руках и ногах — порезы от охотничьего ножа, и это не считая многочисленных гематом и кровоподтёков. Наверное, у меня низкий болевой порог, или моё тело мобилизовано к принятию боли уже настолько, что я терпеливо переношу пытки в ожидании, когда же Елизаров наиграется.       Слава богу, что его часто не бывает дома. У меня остаётся время для Арно. Несмотря на, мягко говоря, дурной характер, у Елизарова есть и приятные черты. К примеру, он живёт по чёткому графику, поэтому я точно знаю, когда могу уехать из дома незамеченной. Все свое время, свободное от общества Александра Васильевича, я провожу в больнице.       Арно выглядит несчастным. Из ручки торчит катетер, через который непрерывно вливают лекарства и кровь. Ему делают химиотерапию. Моего малыша постоянно тошнит, и он почти ничего не ест. Кормлю его через силу. Арно тихо жалобно плачет, глядя мне в глаза. У бедняжки почти не осталось слёз. Его боль в тысячи раз превосходит мою. Она не отпускает ни днем, ни ночью. Бедный мой Арно! Как помочь ему? Врач говорит, что надеется на скорую ремиссию, и тогда лечение можно будет продолжить дома. Но куда я повезу его? Не к Елизарову же. Планирую снять квартиру и вызвать маму. Думаю, вместе мы справимся. Но ремиссия никак не наступает. Неужели всё так плохо? Через месяц впадаю в жесточайшую депрессию. Когда Арно уже полегчает?       Егор все знает о моем сыне. Он единственный, с кем мне удалось подружиться в особняке Елизарова. Рассказываю ему о своих проблемах, но это бывает очень редко. Он телохранитель и постоянно находится при хозяине. Егор мне сочувствует.       Врачи онкоцентра разослали запросы, куда только могли. Ищут для Арно донора. Я подала документы во все благотворительные фонды. В некоторых отказали, говорят, что не могут помочь всем. «Зачем же вы тогда беретесь за это?» — кричу в отчаянии в штабе одной из таких благотворительных организаций пышненькой рыжей девушке-волонтёру. Она моментально вспыхивает и отводит глаза. Понимаю, что не права, но меня несёт. Я не в силах смотреть, как медленно умирает мой сын. Денег, что выдает Елизаров раз в две недели, едва хватает на лечение и дорогущие лекарства. Но помимо них нужен донор. Где найти этого чертового донора? Доктора сделали анализ на совместимость Арно со мной. Я не подхожу. Вернее я могла бы подойти, но в России нет таких технологий. Надо ехать на Запад.       Лечащий врач успокаивает меня, говорит, что люди иногда ждут по несколько месяцев и даже лет. Не все доживают, не всем находится донор. Но надо верить. Пока веришь — есть надежда на выздоровление. Скорбно выдыхает и выражает сожаление, что отец Арно умер и не оставил ему ни братишек, ни сестричек. Говорит, что совместимость с братьями и сёстрами обычно выше. Я закрываю глаза. Его слова ранят меня в самое сердце. Господи, Эммануэль был сводным братом Арно. Он мог бы стать для моего сына донором. Насмешка богов, злая ирония судьбы. Как же так? Получается, что своей глупой страстью к Жильберу я погубила не только Эммануэля, но и собственного сына. Я сама во всем виновата. Сама. Но просто сидеть и сожалеть я не могу. Мне надо действовать, надо что-то сделать, чтобы спасти Арно. В голову приходит сумасшедшая мысль — Пьер. У него большие связи, я уверена, что Драка сможет помочь. Однако риск слишком велик. Могу ли я доверять Пьеру, не побежит ли он докладывать обо всём Пуавру? Ведь они не просто родственники, а приятели.       Откидываю страхи и звоню Драка.       — Да!       — Это я, Пьер!       — Карин?! — удивлённо выдыхает. — Карин! — холодные интонации тут же сменяют знакомые тёплые ноты. — Где ты? Мы потеряли тебя! Жильбер с ума сходит, ищет вас!       — Знаю. Он хочет отобрать у меня сына!       — Погоди, погоди, Карин! С чего ты так решила? Он не сделает этого! Просто не сможет! Ты же юрист, и сама все прекрасно понимаешь!       — Нет, Пьер! — начинаю уже жалеть, что позвонила. Мне тут же хочется бросить трубку. — Ты ошибаешься!       — Погоди, не отключайся! Не вздумай отключиться! — словно читает мои мысли.       — Обещаешь ничего не рассказывать Жильберу?       — Но, Карин, это глупо! — делает попытку образумить меня.       — Ещё слово, и я сброшу вызов!       — Хорошо, хорошо! Только не отключайся!       — Сначала пообещай!       — Обещаю. Довольна?       — Вполне.       — А теперь говори — где ты, что с тобой?       — Я в Москве. Со мной всё хорошо. Но Арно… — я замолкаю, горло сжимают стальные тиски.       — Что с Арно? — не выдерживает паузы Пьер.       — Он в больнице…       — Как?! — голос ошарашенный. — Что с ним?       — У него лейкемия, Пьер.       — Что, Карин? Я не понял…       — Рак крови, — меня прошибает, я громко всхлипываю.       — Карин, Карин! Успокойся! Я приеду, и мы обязательно что-нибудь придумаем. Слышишь! Арно будет жить! Обещаю тебе. Ты мне веришь?       — Да, Пьер. Верю. Я буду ждать.       Реву. Меня все еще трясёт от разговора с Пьером. Мне ужасно хочется верить, что Драка решит все мои проблемы. Иду в туалет и долго мою лицо холодной водой в попытке успокоиться. Всё еще всхлипываю, гляжу на свое отражение в зеркале. С распухшим носом и набрякшими веками выгляжу просто безобразно. Смотрю на часы и понимаю, что времени, чтобы добраться до особняка Елизарова, у меня осталось совсем немного. Вызываю такси и напряженно жду приезда машины в фойе больницы. Как назло такси опаздывает на двадцать минут.       Влетаю в салон и буквально умоляю водителя поторопиться, но московские пробки делают свое чёрное дело. В особняке появляюсь намного позже запланированного времени. На пороге меня встречает угрюмый Егор.       — Александр Васильевич ищет тебя, — вздыхает, глядя на меня жалостливыми глазами. — Зол, как черт!       Сердце уходит в пятки. Понимаю, что меня ждёт суровое наказание.       — Где он?       — В кабинете, — Егор показывает рукой.       Делаю глубокий вдох и иду навстречу своей участи. Не стучась, отрываю дверь и захожу. Мне уже нечего терять. Знаю точно — будет бить.       — Вы искали меня? — смотрю прямо на застывшую в кресле фигуру. Ловлю ответный свинцовый взгляд из-под низко нависающих бровей.       — Где была? — игнорирует мой вопрос.       Нервно сглатываю и на миг виновато опускаю глаза. Ох, зря я это сделала!       — У сына, — врать не имеет смысла, Елизаров рано или поздно всё равно узнал бы, что я каждый день мотаюсь в медицинский центр.       — Тебе разрешали?       — Я не ду…       — Тебе разрешали? — повышает голос, обрывая меня на полуслове.       — Нет, но…       — Хватит! — хлопает ладонью по столу. — Мне не интересно твое блеяние.       — Я не оставлю сына! — гневно шиплю. Меня начинает трясти от негодования.       Подлетает ко мне и влепляет звонкую пощёчину с такой силой, что я пошатываюсь и едва удерживаю равновесие.       — Ещё слово, и я за себя не ручаюсь! — зло дышит, глыбой нависая надо мной. — Ты моя вещь! Моя! Поняла? Пока я тебе плачу! — больно хватает меня пальцами одной руки за лицо, — ты не имеешь права делать что-либо без моего разрешения!       Его лицо так близко, что я слышу его смрадное, пропитанное табаком и водкой дыхание.       — Дрянь! — толкает меня на пол и делает серию коротких ударов ногами в мой живот.       Из глаз сыплются искры, дыхание перехватывает. Тело звенит от моментально рассыпающейся по телу боли. Открываю рот, пытаясь сделать вдох, легкие разрывает от нехватки кислорода. Закашливаюсь. — А теперь встала и пошла одеваться! — орет он, отпрянув от меня.       Кряхчу и отрываю корпус от пола, упершись руками. Тяжело дышу, тело ломит, живот точно набит свинцом. Смотрю на него, скорчив болезненную гримасу и с трудом выплёвываю:       — Зачем? — изо рта течет.       — Поедешь со мной! Форма одежды парадная! И чтобы через час была внизу!       Мне хочется нахамить ему, выкрикнуть, что никуда я с ним не поеду, но у меня нет сил. К тому же я знаю, что слишком завишу от него. Пока не приехал Пьер, я всё еще завишу от Елизарова.       — Чё расселась, кобыла? Помчалась галопом! — брезгливо выдает он мне, косо поглядывая через плечо.       Поднимаюсь с пола, морщусь от боли и ковыляю в свою комнату выполнять приказ. Умываюсь и с трудом напяливаю на себя чёрное коктейльное платье. Макияж мне уже не осилить. Пусть довольствуется тем, что есть. Всё оставшееся время лежу на кровати, пытаясь собраться с силами. Через сорок минут, превозмогая боль, встаю с кровати и спускаюсь вниз, где меня уже ждёт Елизаров в компании своих телохранителей.       Садимся в машину и едем. Куда, я не спрашиваю, мне всё равно. Я всё ещё поглощена болезненным ощущениями. Автомобиль останавливается на Театральной площади. Очевидно, сегодня очередная премьера в Большом. Вокруг толпится народ. Фотографы, журналисты. Мелькают известные на всю страну лица. Стараясь сильно не морщиться, выбираюсь из салона.       Александр Васильевич подхватывает меня под локоть и больно сжимает.       — Морду попроще! — шипит сквозь зубы и притворно щерится. — И улыбайся! Улыбайся!       Натянуто улыбаюсь. Шутка ли — выдавить из себя улыбку после побоев. Вспышки фотоаппаратов слепят глаза. Поднимаемся по лестнице и заходим внутрь. В фойе, кажется, собрался весь столичный бомонд. Что-то обсуждают, здороваются, раскланиваются друг перед другом. Известные художники, музыканты, телеведущие, певцы. Особняком держатся толстосумы и бизнес-элита, высокомерно поглядывая поверх голов остальных собравшихся. Егор дышит в затылок Елизарову, не отходит ни на шаг.       Звезды шоу-бизнеса позируют фотографам, имеющим особые допуски. Александр Васильевич останавливается рядом с каким-то мужчиной и долго беседует. Представлять меня своему собеседнику не считает нужным. Я не удивлена, Елизаров в очередной раз доказывает своё низкое происхождение. В местах не столь отдаленных великосветским манерам не учат.       Звенит звонок, и мы устремляемся в зрительный зал. Телохранители остаются снаружи. Проходим в партер и недолго ищем свои места, похоже, у Елизарова здесь бронь. Мягко говоря, меня удивляет симбиоз Елизарова и Большого театра. На мой взгляд — это два несовместимых явления. Я давно не была в опере, но учитывая обстоятельства, особого восторга не испытываю. Единственное желание — поскорее сесть, чтобы немного облегчить свои страдания. Первый акт проходит на ура. Мне очень нравится то, что происходит на сцене. На какое-то время я даже забываю о боли. Александр Васильевич засыпает минут через пятнадцать после начала спектакля и позорно храпит до самого антракта. Как только в зале зажигается свет, просыпается, недовольно щурится и моргает.       — Чё, уже всё? — не сразу понимает, что происходит.       — Нет, только конец первого акта.       — А всего сколько?       — Три.       — Ну, ё-моё! — выдает с чувством глубокой досады. — Ладно, пошли! — встаёт и идёт на выход. Плетусь следом, мне велено не отставать ни на шаг. Возле дверей нас встречает Егор и провожает в театральный буфет, где уже толпятся люди. В антракте здесь накрыт фуршет. Мимо гостей прохаживаются официанты с закусками и спиртным. Елизаров ловит одного из них и заглатывает сразу несколько порций крепкого алкоголя, наверное, чтобы с таким же успехом проспать оставшиеся два акта. Мне предлагают вина, на что я отвечаю отказом. Мне не хочется ни пить, ни есть. Побои Александра Васильевича отбили у меня всякое желание пихать в себя что-либо. Брезгливо наблюдаю, как он жадно закусывает выпитое десятком миниатюрных канапе. Вскидывает взгляд и идёт кому-то навстречу, не успев дожевать. Невысокий полноватый мужчина — кажется, я его знаю, у него ещё такая восточная фамилия — встречает Елизарова радушной улыбкой. Пожимают руки и похлопывают друг друга по плечам, как старые друзья. Егор и я стоим поодаль.       — Карин? — слышу за спиной знакомый голос и вздрагиваю. Нет! Не может быть! Поворачиваюсь, чувствуя, как кровь отливает от лица. Жильбер! Перед глазами темнеет, пол плывет под ногами, и я вот-вот упаду. Подходит близко ко мне и, сдвинув брови, напряженно смотрит в глаза. Во взгляде смесь негодования, удивления и боли. — Как ты могла?       Крылья носа напряжены, натужно дышит.       — Почему ты уехала, ничего не сказав мне? — его голос набирает силу. — Где Арно?       Вижу, как он сжимает челюсти, поигрывая желваками.       — Ответь же! Где он?       Я мотаю головой и протискиваюсь сквозь толпу к выходу, попутно оглядываясь на Жильбера, остановленного крепкой рукой Егора. Мне хочется поскорее убежать от своего кошмара.       — Карин! — кричит, выглядывая из-за могучего плеча. — Постой, Карин!       Опрометью кидаюсь в дамскую комнату и закрываюсь в кабинке. Сердце гулко ухает в груди. Его голос всё ещё звучит в моих ушах. Нет! Нет! Нет! Этого не должно было случиться! Нет! Мотаю головой, всё еще не веря в нашу встречу. Внутри всё дрожит. Мне страшно, что Жильбер узнает, где находится Арно, и тогда, тогда… Нет, только не это! Я очень надеюсь, что Пуавр ни о чём не узнает. Меня охватывает ужас, когда я понимаю, что там, в буфете, остался Елизаров. Не заметить нашей стычки с Пуавром он не мог. Я очень надеюсь, что он не станет докладывать Жильберу, с кем пришел на сегодняшнюю премьеру. Слышу, как звенит звонок, возвещающий начало второго акта. Мне надо успокоиться и выйти. Но я не могу этого сделать, моё тело цепенеет от одной только мысли, что где-то там разгуливает Пуавр. Однако гнев Елизарова пугает меня не меньше. Если он не обнаружит меня в ближайшие несколько минут, то сегодня мне предстоит ещё одна пытка, которую я попросту уже не вынесу. Собираю волю в кулак и выхожу.       Поднимаюсь по ступенькам, слыша трубный голос Александра Васильевича, распекающего нерадивых телохранителей.       — А вот и ты! Явилась! — злобно зыркает в мою сторону. — А ну, пошла! — грубо толкает меня в спину.       — Что, уже уходим?       — А ты думала, я тебя развлекать сюда привёз?       Егор подает мне пальто. Одеваюсь так быстро, как только могу.        — Всё! Поехали! Нечего тут больше делать!       Встреча с Жильбером поселяет в душе тревогу. Всю ночь не могу уснуть, думая о том, знает ли Пуавр о моих отношениях с Елизаровым? Черт побери, даже если он ничего не знает, то не позднее, чем завтра, все российские СМИ раструбят о новой спутнице одного из богатейших людей страны. Ни капли не сомневаюсь в этом. И что тогда будет? Зачем только Елизаров потащил меня на эту премьеру? Разве он не знал, что Пуавр в России? Он не мог этого не знать. Сделал специально? Но зачем? Я очень надеюсь, что Драка приедет раньше, чем Пуавр успеет что-то предпринять. Пьер — моя последняя надежда. Но почему я так уверена в Драка? Они же родственники. И почему он не сказал мне, что Жильбер в России? Забыл? Не подумал? Или? Не хочет ли Пьер помочь ему? В моей голове столько вопросов, не находящих ответов, что она скоро треснет от натуги.