Французский перец

      Через несколько часов оказываюсь на французской земле. Драка встречает меня в аэропорту.       Вижу, как оттаивает его лицо и разглаживается глубокая складка между бровей, стоит только мне подойти ближе.       — Ну наконец, Карин! Я так рад тебя видеть! — обнимает и целует меня в щёку. Пьер волновался не меньше меня за эту авантюру с перелётом под чужим именем. К счастью, у нас всё получилось. Едва сдерживаю слёзы радости, понимая, что теперь я в безопасности.       — Пойдём! — берёт у меня чемодан, обнимает за плечи и ведёт прочь из здания аэровокзала.       Выходим на парковку и садимся в представительский «Ситроен» Драка.       — Куда мы едем, Пьер?       — Ко мне. Надеюсь, ты не против, — вставляет ключ в замок зажигания и заводит машину. — Пока поживёшь у меня. А дальше будет видно.       — Как же Брижит? Она не станет возражать? — не уверена, что мадам Драка согласится терпеть моё присутствие в своём доме.       — Мы разошлись, — Драка сосредоточенно выруливает с парковки, глядя прямо перед собой.       — Но почему? — я недоумеваю. Я помню, как Пьер не хотел разводиться с женой, потому что щадил её чувства.       — Делать вид, что все в порядке, когда от брака не осталось ничего, кроме взаимных упрёков и кучки старых фотографий… Какой в этом смысл?       Я не знаю, что ответить Драка. Вряд ли это решение было продиктовано увлечением Пьера на стороне. Теперь я уверена, что его желание развестись с Брижит было зрелым и осознанным. Все его прошлые ухаживания за мной — это лишь следствие, а не причина, как некогда хотел представить Пуавр. Старания Жильбера сохранить семью Драка были напрасны. Время всё расставило по своим местам. Печально ухмыляюсь собственным мыслям. Какая мудрая штука — жизнь. Она не терпит перекосов, приводя всё в состояние равновесия. Рано или поздно происходит то, что и должно случиться, дабы восстановить справедливость. Теперь я знаю это наверняка. За каждую свою ошибку, за мелочность, за малодушие, за собственный эгоизм нам приходится платить. И плата будет соразмерной совершённому проступку.       За размышлениями не замечаю, как мы добираемся до места. Апартаменты Драка занимают весь последний этаж великолепного старинного особняка с видом на парк и Сену. На крыше разбит превосходный зимний сад с небольшим фонтаном и уютным уголком для бесед на крытой террасе.       Пьер отдаёт мне просторную комнату в западном крыле, из окон которой видна Эйфелева башня и площадь Согласия.       Все расходы Пьер берёт на себя. Кажется, моё соседство доставляет ему удовольствие. Драка очень обеспокоен тем, что меня кто-то может узнать. Просит лишний раз не выходить из дома. Если я всё-таки выбираюсь на улицу, то надеваю огромные очки и широкополую шляпу, под которой едва ли возможно разглядеть мое лицо. Сколько мне ещё предстоит скрываться? Меня охватывает паника, когда думаю о своем будущем. Кто я? Что я буду делать? И когда уже можно будет не бояться? Неужели остаток своих дней я проведу в страхе?       Пьер настаивает на том, чтобы я сменила внешность. Я делаю новую прическу и меняю цвет волос на отвратительный блонд. Но Пьеру этого недостаточно, он уговаривает меня на пластику лица. Не представляю себя другой. Как я буду смотреть на себя в зеркало, каждый раз видя в отражении незнакомого мне человека? А Арно? Он же просто не узнает меня. Нет. На такой отчаянный шаг я пойти не могу. Драка не нравится моё упрямство. Он хмурится и распекает при каждом удобном случае, ворчит, по-отечески ласково глядя на меня.       Живу словно в вакууме. Я не могу позвонить родителям, не могу поехать к сыну, не могу сказать родным, что со мной всё в порядке. Наверняка они беспокоятся за меня, не находя себе места.       Беспристанно думаю об Арно. Что с ним? Как он? Я очень переживаю за моего мальчика. Когда уже я смогу обнять своего сына? Постоянно допытываю Драка в надежде узнать что-то новое.       — Пьер, ты что-нибудь знаешь об Арно? — спрашиваю в очередной раз за завтраком.       — У него всё хорошо. Он пошёл на поправку.       — Я ужасно скучаю. Хочу поехать к нему, — смотрю с мольбой на Драка. Он хмурится и отводит глаза. Внутри всё сжимается от страха. Что это значит?       — Ты же знаешь, Карин, тебе нельзя. Хочешь, налью тебе кофе? — кладёт газету на стол и встаёт с места, направляясь к кофе-машине. Моё беспокойство растёт.       — Да, — вглядываюсь в его лицо, пытаясь понять, что скрывает от меня Пьер.       — Не переживай. Они с Жильбером скоро будут в Париже.       — Ты говоришь мне правду? — отчего-то я не верю ему. В его словах сквозит ложь. Не могу не уловить эти предательски хриплые нотки в его голосе. Почему Пьер хмурит брови, когда говорит об Арно? С моим сыном что-то не так? Не отрываю от него насторожённого взгляда.       Драка наливает мне кофе и ставит чашку на стол. Протягиваю руку. Халат легко соскальзывает с плеча, обнажая уродливые розовые шрамы. Пьер смотрит на них и бледнеет.       — Что это? — протягивает руку, проводя пальцами по рубцам.       — Ничего, — опускаю взгляд.       — Это сделал он? Елизаров, да?       Киваю в ответ. Воспоминая окунают в прошлое, кажущееся теперь страшным сном.       — Бедная моя девочка, — наклоняется и целует мои обезображенные плечи. — Прижимает к себе, вдыхая запах моих волос. — Какой ужас тебе пришлось пережить. Я не перестану ругать тебя за то, что ты пошла к нему. Что же ты наделала? Глупая моя девочка!       Точно знаю, чего хочет Драка. Я могу дать ему это, но каждый раз, когда Пьер проявляет нежность, я не в силах ответить тем же. Почему? Ведь Пьер столько сделал для меня. Неужели я всё ещё надеюсь на будущее с Жильбером?       Смущённо отстраняюсь от Драка, неловким движением смахивая на пол газету. Она падает и раскрывается на странице с чёрно-белой фотографией — я и Елизаров на премьере. Заголовок статьи пугает, заставляя терять равновесие: «В лесу найден труп подруги убитого олигарха». Ужас холодом стынет в жилах. Тот роковой вечер явственно всплывает перед глазами. Меня начинает мелко потрясывать. Сколько ещё мне предстоит жить с этим? Елизаров и так снится мне почти каждую ночь: его окровавленная голова и безжизненные, широко раскрытые глаза.       — Что это, Пьер? — дрожащей рукой поднимаю с пола газету и вопросительно смотрю на него.       — Так было нужно, Карин.       — Но как же? Как? А мои родители, Пьер?       На миг представляю свою маму. Потерять ребёнка — невыносимая боль. Наверное, моим родителям уже сообщили о моей смерти. Мир застилает мутная пелена, пол качается под ногами, точно палуба корабля в шторм. Невыносимая правда обрушивается лавиной — меня больше нет! Для всех я умерла. Боже, за что?!       — Зачем, Пьер?! Зачем? — шепчу я. — Кто эта женщина?! Пьер! Ответь мне!       — Не знаю, Карин. Какая-нибудь бродяжка, — недовольно морщится и отводит взгляд.       Ему не нравится наш разговор. Когда Драка собирался мне рассказать обо всём? Ведь он же не думал всю жизнь скрывать от меня правду!       — Пойми, — Пьер подходит и кладёт руки мне на плечи, заглядывая в глаза. — Мы не можем рисковать. Тебя ищут. И, возможно, не только русская полиция. Так будет лучше. Для тебя, для Арно, для твоих родителей.       — Ты правда так думаешь? — я не верю в искренность его слов.       — Знаю. Прости! Другого выхода нет.       — Я же ничего не знаю о тебе, Пьер. Кто ты? — в глазах дрожат слёзы. Я пристально вглядываюсь, стараясь угадать, каких демонов скрывает Драка за своей добродушной внешностью.       — Карин, не думай обо мне плохо. Всё, что я делаю — делаю для тебя!       — Но как же? Как же? Как же Арно? Я же никогда… — горло сжимают невидимые тиски. — Никогда больше… не смогу…       Слёзы затопляют реальность, частят, скатываясь по щекам. Пьер сгребает меня в охапку и прижимает к себе. Гладит по спине тёплой ладонью, тихо приговаривая в мою макушку:       — Ты сможешь… Всё сможешь. Я буду рядом. Всё образуется. Вместе мы со всем справимся… Только верь мне… Верь…       — Но Жильбер… — всхлипываю я, уткнувшись в широкую грудь Драка.       — Не думай о нём. Пока ни о чём не думай, — шепчет он, продолжая оглаживать меня по плечам. — Пройдёт время, Жильбер поймёт… Не сомневайся… Он всё, всё поймёт… Всё будет хорошо… Всё хорошо…       — Нет… Нет… Нет… — вою я, мотая головой и вцепляясь пальцами в его сорочку. — Арно… Мой Арно… Он мой… Мой…       — Конечно, твой… Не плачь, Карин… Ты его мать… И другой у Арно не будет… Только надо подождать… Ещё немного подождать… Надо дать Жильберу время. Ему тоже сейчас непросто.       — Что?! Ты что-то знаешь?! — стискиваю в кулаки ткань его рубашки и заглядываю в карие глаза. — Ты же что-то знаешь, да? Пьер… Скажи, что ты знаешь… Скажи мне, Пьер! Скажи! Скажи же! Не молчи!       Трясу его за грудки. Пьер закрывает глаза и сжимает челюсти. Почему он так делает? Что он знает?       — Не молчи же ты! Ну! Пьер!       Берет меня за запястья и отстраняет от себя. Долго смотрит в глаза.       — Успокойся, Карин. Ты переволновалась. Тебе надо отдохнуть.       — Нет! К чёрту! Ты же что-то знаешь! Знаешь и молчишь! — ору я. — Знаешь! Знаешь! Скажи же мне, Пьер!       Мои рыдания переходят в истерику.       — Не сейчас, Карин. Я опаздываю, — делает озабоченный вид и суетливо убирает со стола чашку. Вижу его волнение, я чувствую его. Почему он не хочет со мной говорить? Что от меня скрывает Драка?       — Меня ждут на совете директоров. Родственники Елизарова согласились, наконец, продать его акции. Мне надо быть там. Я не могу потерять контроль над своим детищем. Это важно, — его оправдания звучат нелепо. Зачем он мучает меня?       — Что ты знаешь о моем сыне?! Что?! — голос звенит на пределе. Кричу на Драка, отказываясь отпускать его. — Скажи мне, Пьер! Скажи!       — Успокойся, Карин! Ты слишком возбуждена!       Чувствую сердцем — Драка делает это нарочно. О чём он молчит? Почему он не рассказывает мне о том, что знает?       — Хочешь, я встану перед тобой на колени? — медленно опускаюсь перед ним, не отводя от него взгляда, — только скажи, — шепчу я, вцепляясь в штанины брюк, — только скажи… Я сделаю всё, что ты хочешь, — хватаюсь за пряжку ремня и начинаю расстёгивать, — ты же этого хочешь, да?       — Карин! Прекрати! Прекрати немедленно! — пытается поднять меня с пола, отцепляя мои пальцы. — Слышишь! Так нельзя!       — Ну и пусть… Пусть… Только скажи мне, Пьер… Умоляю, скажи… — вою, повисая на его руках. — Скажи… Мне… Пьер…       — Ну хорошо, хорошо, — сдаётся Драка. Он не хочет говорить. Это я вынуждаю его. — Только обещай, что ничего не сделаешь… Обещай мне!       Отрицательно мотаю головой. Я не могу дать Пьеру такого обещания. Чувствую, что у меня просто не получится.       — Говори же… Ну! — приказываю я.       — Карин… — Драка тянет время.       — Говори! — мой голос со звоном отскакивает от оконных стёкол и срывается на самой высокой ноте.       — Жильбер… Он… Они… — Драка никак не может выговорить то, чего я так жду.       — Что, Пьер?! Что?! Не тяни!       — Они вернулись, — выдыхает, наконец, Пьер. — Жильбер и Арно в Париже.       — Как? Ты знал и молчал? — я недоумеваю. У меня не укладывается это в голове. Пьер всё знал и молчал! Как он мог? Ведь он же видел, как я страдаю. — И давно?       — Неделю назад.       — Неделю… — охаю я. — И ты молчал всё это время?.. Почему Пьер? Почему?       — Карин, я прошу тебя! Не ходи туда! — кидается ко мне, пытаясь задержать. — Дай ему время во всём разобраться! Пусть он остынет!       — Ты что, не понимаешь?.. Арно мой сын! Сын! Я хочу видеть сына! Пусти меня! — рвусь из его объятий. — Пусти меня к сыну! Я хочу видеть Арно! Пусти!       — Остановись! Не надо! Ты только сделаешь хуже!       — Я пойду к нему… Я пойду… Прямо сейчас… Где они? Набережная Жевр, да?       — Карин… Карин… Остановись! Прошу! Подожди ещё немного… Ещё совсем чуть-чуть…       — Как же ты не поймёшь, что я не могу… Не могу больше ждать… Не могу, Пьер! Пусти меня… Прошу, пусти… Я умоляю тебя, пусти…       — Я не в праве тебе запретить… Карин, — на лице Пьера столько тоски и отчаяния. — Я не хотел, чтобы тебе было больно… Иди. Но знай — я жду тебя здесь… Я всегда буду тебя ждать…       Быстро собираюсь и еду на набережную Жевр. Дверь мне открывает экономка Пуавра. Она удивлённо смотрит на меня. Стою перед ней в тёмных очках и широкополой шляпе.       Надеюсь, что она не узнала меня. Мы виделись от силы раза три, но кто знает, может, у неё отличная память на лица.       Прошу проводить меня к мсье Пуавру.       — Вам назначено? — голос строгий, сухой, с лёгкой ноткой пренебрежения.       — Нет, но я думаю, что мсье Жильбер не откажется меня принять.       — Кто Вы, мадемуазель? Пожалуйста, представьтесь! — кажется, она и вправду не помнит меня.       — Я подруга его покойного сына, Эммануэля, — не нахожу ничего лучше, чем соврать. — Вероник.       — Подождите здесь, — проводит меня в гостиную и удаляется.       Нервничаю, прислушиваясь к звукам в апартаментах. Интересно, где сейчас Арно? С ним? Мнусь, не решаясь пройти внутрь. Делаю несколько неуверенных шагов по направлению к детской, вглядываясь в широкий, неярко освещённый коридор. Слышу за спиной недовольный кашель и резко поворачиваюсь. Экономка сверлит меня глазами.       — Прошу за мной, мадемуазель, — недовольно фыркает она и ведёт меня в тот самый кабинет. С каждым шагом воспоминания роковой ночи становятся всё отчетливее, в висках стучат молоты.       Подходим к кабинету. Экономка открывает дверь, пропуская меня вперёд. Пуавр сидит в кресле, надменно глядя поверх изящных очков в тонкой оправе.       — Мадмуазель Вероник, мсье Пуавр! — Жильбер прищуривается.       — Бернадет, зачем Вы впустили эту женщину в мой дом?       — Мадемуазель утверждает, что она подруга Вашего покойного сына.       — Лжёт! — жёстко рубит в ответ.       — Выпроводить её за дверь, мсье Пуавр?       — Жильбер, пожалуйста, выслушай меня! — с надеждой смотрю на него.       — Раз уж вы её впустили, то пусть остаётся.       — Хорошо, мсье Пуавр, — экономка выходит.       — Зачем ты пришла? — шипит на меня Жильбер, как только за Бернадет закрывается дверь.       — Я хочу видеть сына.       — Сына? — вскидывает брови. — У тебя больше нет сына.       — Ты не сделаешь этого… — мотаю я головой, в горле застревает влажный ком. — Арно мой сын! Слышишь… он мой!       — Его мать умерла. Ее полуразложившееся тело нашли в лесу. Об этом пишут все утренние газеты, — швыряет на стол «Фигаро». — А кто ты, я не знаю!       — Ты не можешь так со мной поступить…       — Почему же? — он открывает ящик стола и достаёт бумаги. — Вот, полюбуйся!       — Что это? — спрашиваю я на автомате, отлично понимая, что за документ у Жильбера в руках. Моё сердце замирает в ожидании худшего.       — Это?! — ехидно щерится он. — Анализ на совместимость. Сделали по настоянию врачей в израильской клинике. И знаешь, я им благодарен. Оказывается, есть технологии пересадки костного мозга от отца к сыну…       Опускаю глаза, вдруг осознавая, что Жильбер никогда не даст мне увидеться с Арно.       Пуавр молчит, внимательно разглядывая меня. Стою, точно на плахе, цепенея от собственных мыслей. Жильбер ухмыляется и качает головой.       — Ты не женщина, Карин, — выдыхает он. — Ты чудовище. Не уверен, что Арно нужна такая мать, — его слова звучат холодно, словно град барабанит по жестяной крыше. — Уходи и больше не беспокой нас с сыном.       В этот миг мне кажется, что я действительно умерла. Меня больше нет. Зачем мне эта жизнь, если в ней не будет Арно?       Я смотрю на Жильбера, на мужчину, которого когда-то любила. Неужели я когда-то любила этого человека? В его глазах я сейчас вижу только холод презрения. Как я могла его любить? Эта мысль мне кажется непостижимой.       Поворачиваюсь и, ни слова не говоря, выхожу из кабинета. Жильбера бесполезно теперь в чём-либо убеждать. Он непреклонен. Я никогда больше не увижу своего мальчика. Никогда. Это ужасное слово, точно земная кора вмиг треснула, образовав между мной и Арно бездонную пропасть. Я и мой сын. Теперь мы чужие друг другу. «Чужие», — повторяю я про себя. Пьер ошибся, Пуавр не способен простить меня. Он никогда не простит. В нём слишком много ненависти. Он будет мстить за Эммануэля, за Арно. Что мне теперь делать? Все мои кошмары обрели реальные черты. Каменные горгульи Нотр-Дам ожили и ощерились, показав свои клыки. Мир вокруг превратился в геенну огненную. Я задыхаюсь в ней, тону в огненной лаве, пожирающей моё тело. Душа нестерпимо ноет, словно стальные когти раздирают её на части. Эту ноющую боль не передать словами, не заглушить, не успокоить. Даже времени это не под силу. Что я буду делать без своего сына? Что?       Долго брожу по узким улочкам и шумным бульварам. Я бреду, наблюдая будто через мутное стекло кипящую вокруг меня яркую жизнь. Этот праздник. Но разве я смогу когда-нибудь снова радоваться новому дню? Разве во мне ещё осталась та искра, что зажигает глаза, заставляя их блестеть радостью, точно бриллианты? Нет. Сегодня умерло всё, что давало силы жить дальше, бороться за свободу, за своё счастье. Мне это больше не нужно. Я мертва. Уже мертва. Меня больше нет. Драка сделал всё, чтобы Карин Пуавр не стало. «Кто же я теперь? Кто?» — спрашиваю себя и не нахожу ответа. Я сполна заплатила за свои грехи. О, да. Эта плата за очищение моей души. Мой персональный ад, божья кара.       В апартаменты Драка возвращаюсь поздно, когда на улице зажигаются первые фонари. Прохожу в свою комнату и без сил падаю на кровать. Мне плохо настолько, что не хочется даже плакать. Хочется лечь, закрыть глаза и больше никогда не открывать их.       — Карин, — голос Пьера за дверью. Тихонечко стучится. Молчу, раскинувшись на постели в кромешной темноте. — Карин, — осторожно заглядывает внутрь, впуская яркую полоску света. — Как ты, Карин?       Я не хочу сейчас с ним разговаривать.       — Карин, можно я войду?       Хочу сказать, что мне все равно, но язык словно прирос к нёбу и не поворачивается. Не дождавшись моего ответа, Драка заходит в комнату, и садится на кровать рядом со мной.       — Ты была у него? — зачем он это спрашивает, если знает точный ответ? — Не принимай слова Жильбера близко к сердцу. В нём говорит обида.       Поворачиваю к Пьеру голову и долго смотрю.       — Он передумает… Надо просто дать ему время…       — Никогда… — тихо говорю я. — Он сказал, что никогда не позволит мне увидеть Арно.       — О, Карин! — цокает языком. — Я знал, что этим всё кончится. Зачем ты не послушала меня? Я же говорил, что ещё слишком рано…       — Ты что, не слышишь? Он никогда не позволит нам видеться…       — Прошу, не накручивай себя… Ты и он… Слишком много всего произошло. Но это не повод лишать Арно одного из родителей. Вы оба не понимаете — сейчас важнее сделать так, чтобы Арно был счастлив. От этого во многом зависит его дальнейшая жизнь.       — Нет… Он не даст…       — Карин, я обещаю тебе, что поговорю с Жильбером. Я приложу все усилия, чтобы достучаться до него.       — Он никогда не простит меня…       — Простит, вот увидишь. Всё образуется. Ты мне веришь? — Пьер смотрит на меня жалостливым взглядом. Как я могу верить ему после всего, что мне наговорил Пуавр?             — Милая моя, любимая моя девочка. Прошу тебя, возьми себя в руки. Надо жить дальше. Жить и надеяться. Всё образуется. Время — самый лучший доктор.       — Пьер… — выдыхаю и печально улыбаюсь, глядя на него. Он склоняется надо мной. Гладит меня по волосам.       — Я обещаю, слышишь? Я сделаю всё, чтобы Жильбер передумал.       — Зачем тебе это? — провожу рукой по его щеке. Оттого, что в эту минуту Пьер рядом, становится легче.       — Я уже устал повторять. Я люблю тебя, Карин.       — Ты не можешь меня любить… Я чудовище… — вспоминаю слова Пуавра.       — Нет, Карин. Ты не чудовище. Ты просто глупая девочка, натворившая столько всего, что теперь не знает, как из этого выпутаться, — разглядывает меня. — Я помогу тебе… Вместе у нас всё получится…       — Пьер… Ты такой хороший… Я не заслуживаю твоего сострадания…       — Ну вот опять ты пытаешься решить за нас двоих. Попробуй дать мне шанс. Не старайся сделать всё сама. Доверься мне.       Губы Пьера невесомым поцелуем касаются моих. Он отрывается и смотрит в глаза. В них столько нежности, столько сострадания, столько тоски. Мой милый, милый Пьер. Он всё ещё любит меня, несмотря ни на что. Прощает мне всё, и даже мою нелюбовь.       Драка вздыхает и встаёт с кровати.       — Пожалуй, я пойду к себе. Уже поздно.       — Не уходи, — шепчу я. — Останься.       Он поворачивается и глядит, застыв в нерешительности.       — Ты уверена?       — Да.       Я вижу, как вспыхивают глаза Пьера, но он медлит. Почему? Разве не этого он так давно хотел? Наверное, в эту минуту он считает меня отвратительной.       — Боже! Прости… — закрываю лицо руками. — Какая же я дура!       — За что ты просишь прощения? — подходит ко мне и снова садится рядом.       Я понимаю, как это выглядит сейчас. Но мне страшно оставаться одной. Одиночество давит непомерным грузом. Я боюсь не справиться и утонуть в своих несчастьях.       — Не бойся, — гладит меня. — Ты вовсе не должна делать того, чего не хочешь. Я могу просто полежать рядом с тобой.       — Правда?       — Да. Иди сюда, — укладывается головой на подушки, притягивая меня к себе.       Ложусь на бок, чувствуя, как он обнимает меня сзади. Беру его руку и прижимаю к своему животу.       — Так хорошо? — интересуется Пьер.       — Да.       Слышу рваное дыхание Пьера у себя за спиной.       — Пьер? — прислушиваюсь к нему.       — Что, Карин?       — Скажи, ты хочешь меня? — Пьер молчит в ответ. Немного выжидаю и констатирую факт: — Я же знаю, что ты хочешь.       — Пожалуйста, Карин, не надо. Я здесь не поэтому, поверь.       — Я верю, но ты ведь всё ещё меня любишь?       — Да, — выдыхает Драка, крепче прижимая меня к себе. Кожей чувствую искрящееся возбуждение, исходящее от него. Поворачиваюсь к Пьеру, стараясь разглядеть в полумраке его лицо.       — Поцелуй меня, Пьер.       — Ты же не хочешь… — колеблется Пьер.       — Я хочу…       Его губы осторожно касаются моих. Слышу, как шуршит ткань одежды. Пьер сжимает меня в объятиях и страстно целует. Руки скользят по моему телу.       — О, Карин… Карин… — шепчет он, словно смакуя моё имя. — Я люблю тебя, Карин… Люблю…       Зарывается в мои волосы, целует в висок и снова с жадностью пьёт мои губы. Его тёплые сухие ладони забираются под одежду и накрывают мои груди. Ласкают их, осторожно поигрывая. Драка аккуратно раздевает меня, покрывая поцелуями каждый обнажающийся участок кожи. Его любовь завораживает, заставляет забыться, раствориться в ней. Я отдаюсь Пьеру, будто дарю себя, и он с благоговейным трепетом принимает этот дар. С восторгом и восхищением смотрит на меня, снимая каждую деталь одежды, точно ребенок, разворачивающий рождественский подарок. Продолжает целовать бесконечно нежно и страстно. Я освобождаю его от сорочки. Помогаю расстегнуть брюки. Драка благодарно следит за моими движениями, тянется губами к моим и снова до одури целует их. Пьеру безумно нравится то, что происходит сейчас.       Он укладывает меня на спину.       — Пьер, — страстно шепчу я. — Я хочу тебя…       — Ах… Моя девочка… Сейчас… Ах… Подожди немного...       Драка толкается в меня. Я раскрыта и беспомощна перед ним. Я в его власти. Мне хочется отдаться ему, хочется чувствовать его в себе. Ощущать его тепло, его желание, его страсть. В эту минуту мне кажется, что я люблю Пьера. Он с наслаждением любит меня, упиваясь нашей жаркой ночью. Мычит, стонет, рычит, то ускоряясь, то замедляя темп. Несчастья рушатся, огромные глыбы проблем падают и разбиваются вдребезги, поднимая столбы пыли. Летят вниз и исчезают во тьме, вспыхивая яркими разноцветными фонтанами. Я мечусь, комкая в руках простыню. Вою от неизбежно нарастающего напряжения и взрываюсь бурным оргазмом, выгибаясь дугой на кровати. Пьер делает несколько мощных толчков и запрокидывает голову.       — А-а-а… Карин…       Застывает на пару секунд и падает рядом, тяжело дыша. Поворачивается ко мне и нежно шепчет:       — Я люблю тебя…