Знакомые незнакомцы

      Жаркие стоны и вскрики наслаждения прорезают холод гостиничного номера, невольно подарившего приют двум подросткам, скрывающим лица.       Не до конца закрытая створка окна издает едва слышимый скрип, поддаваясь порывам ветра, а плотно задёрнутые шторы создают полумрак, позволяя, наконец, сбросить маски и не беспокоиться о раскрытии собственных личностей. Эта ночь принадлежит только им двоим.       Привычный удар кулачков совершенно неожиданно для обоих заменяет касание губ, лёгкое, ничего не значащее, ничего не обещающее прикосновение. Если спросить, кто начал первым — у них не будет ответа. Но стоит их губам встретиться, как что-то внутри лопается, выпуская наружу всё потаённое и приводя смущающуюся парочку под одно одеяло.       Обуреваемые желанием, они мнут простыни, ворочаются в них, плавясь от малейших прикосновений кожи к коже. Иссиня-чёрные волосы рассыпаются на мягком шёлке, а сладкий аромат духов будоражит фантазию парня. Любимая, нежная, единственная. Кажется, он шепчет ей это на ушко, не подозревая, как алеют в темноте девичьи щёки. Он сходит с ума от её близости. Очерчивает подушечками пальцев плавные изгибы тела, где-то надавливает, а где-то ослабляет напор, по крупицам впитывая её реакцию на свои неумелые действия, чтобы повторить вновь, но уже смелее. Делает глубокий вдох и не может надышаться ею.       Она не сдерживается, выгибается под ним, привыкая к новым ощущениям, жадно тянется к горячим губам, безмолвно требуя поцелуй. И он целует. Страстно, глубоко, показывая всю свою любовь. Взмокшие тела пульсируют, сгорая в собственном жаре. Каждое прикосновение — открытие. Они пробуют друг друга на вкус, утопая в ранее неизведанных ощущениях. Длинные чёрные ресницы дрожат, когда его зубы прикусывают мочку уха, а бёдра резко толкаются в неё. Больно. Из горла вырывается всхлип, он ловит его губами.       Теперь они действительно команда, работающая как единый слаженный механизм. Одно дыхание на двоих, два липких тела, накрепко сплетённых между собой, и яркая вспышка, разом снимающая болезненное напряжение и позволяющая окунуться в негу. — Нуар… — её голос дрожит и сбивается, являя собой музыку для его ушей. — Моя Леди, — задыхаясь, шепчет он, уткнувшись ей в шею и опаляя своим рваным дыханием.       Сквозь щёлку между плотными портьерами пробивается слабая, едва заметная полоска света, вырывая провалившихся в сладкую дрёму любовников.       Он готов остаться здесь навсегда, утопая в запахе её волос и крепко прижимая к широкой груди. Она боится пошевелиться, не зная, как смотреть в глаза напарнику, после того как бесстыдно стонала от его ласк.       Он сгорает от любви, всё еще не веря в случившееся. Она пытается подобрать слова, чтобы они могли остаться друзьями.       Он любит её. Она любит другого. Для него эта ночь — сбывшаяся мечта, для неё — ошибка.       Резко выдохнув, они распахивают глаза, прогоняя в ночную тьму призраков прошлого, настырно напоминающих о себе. Она всё ещё в гостях у подруги, а он на другом конце города, в собственной постели. Так далеко, но так неимоверно близко.       Маринетт всё еще сжимает подушку, надеясь, что никого не разбудила своими возможными криками. Садится в постели, поджимая ноги к груди, и до боли закусывает нижнюю губу. Сердце, заведённое воспоминаниями, стучит так сильно, что способно пробить рёбра.       Какой же она была наивной дурочкой. Испугалась, закрылась, дала задний ход.       Она давно не считает ту ночь ошибкой, ведь он оставил ей самый дорогой подарок, который только может сделать мужчина женщине. — Нуар, прости меня. Это… — она смогла удержаться, чтобы не назвать их близость ошибкой, хотя именно это слово набатом стучало у неё в голове. Нет, она не может так ранить его. Или может? — Давай забудем о том, что случилось… — Леди, ты жалеешь? — никогда она не слышала столько волнения и неуверенности в голосе напарника. — Я… — он не мог видеть её глаза, стыдливо опустившиеся в пол, но ему это и не требовалось. — Не надо. Я всё понял.       «Я всё понял» — последние слова, что она услышала от Кота. — Да что ты понял, глупый кот?! — рычит она в пустоту. — Я сама ничего не понимала тогда…       Маринетт злится на себя прежнюю, пусть это и кажется глупым спустя столько лет. Впрочем, не глупее, чем злиться на Адриана Агреста, укравшего в школьную пору её сердце и ослепившего взор (как будто бы он мог сделать это специально).       Глупо. Глупая. — Я скучаю. Боже, я так по тебе скучаю, — произносит она одними губами, утирая подступившие к глазам слёзы. — Где ты сейчас?

***

      Адриан растирает ладонями лицо и переворачивается на другой бок, случайно потревожив спящую рядом с собой девушку. Та протяжно выдыхает, секунду ворочается и вновь затихает, подбирая под себя его часть простыни.       «К чёрту», — думает он, даже не пытаясь отвоевать украденное одеяло.       Позволяет себе несколько минут тупо поваляться, после чего садится на край постели, опуская ноги на прохладный пол, тянется, разминает затёкшую за ночь шею и пытается хоть как-то собраться с мыслями, что практически нереально после такого сна. Последствия увиденного отдаются ноющей болью в паху, призывая отправиться в душ и снять напряжение.       Рука тянется к тумбочке, на ощупь находя телефон. Экран мигает, показывая почти шесть часов. На утро у него была назначена встреча с отцом, опаздывать на которую, кажется, запрещено законодательно, так что не мешало бы начать собираться.       «Дожил, называется. С отцом встречаешься по расписанию», — усмехается он сам про себя и бредёт в ванную комнату, бросая мимолётный взгляд на обнажённую спину девушки, что виднеется поверх простыни. Не та.       Вообще, для него проводить ночи со случайными девушками было далеко не в порядке вещей, пусть таблоиды и приписывали ему репутацию этакого мачо. Адриан давно свыкся с тем, что в простом рукопожатии или, не дай Бог, совместном появлении на публике журналисты увидят намёки предстоящей свадьбы. Видимо, статус самого завидного холостяка Парижа приклеился к нему намертво. Во всяком случае, до тех пор, пока его смазливое личико не покроется паутиной морщин.       Сам Адриан был не против брака и создания семьи, вот только его избранница не захотела разделить с ним жизнь, а представить кого-то другого рядом с собой он просто не мог.       «А ты разве спрашивал её об этом? Предпочёл сыграть хорошую мину при плохой игре и сбежал, не удосужившись даже попрощаться», — вторил ему противный внутренний голос.       Справедливости ради, он собирался увидеться с Леди и сообщить о своём отъезде, но отец не дал ему такой возможности, в считанные часы организовав отлёт в Лондон. Непонятно к чему была такая спешка. Может, он просто боялся, что сын вновь передумает? Зря. Тогда Адриану казалось, что учеба и последующая стажировка на туманном Альбионе — это отличная возможность залечить сердечные раны. Хорошо, что он успел передать своё кольцо мастеру Фу. Несправедливо было лишать Париж защитника в угоду своему эгоистичному желанию забрать Плагга с собой, чтобы не оставаться одному.       Сам того не желая, он снова и снова возвращается в гости к личным демонам. Когда она уже отпустит его? Прошло столько лет, а он по-прежнему вздрагивает, услышав в новостях о Ледибаг. Нет, это давно не его Леди. Свою (а была ли она твоей?) он узнал бы из тысячи. Камни чудес не могут прохлаждаться без дела.       Повернув вентиль на несколько оборотов, Адриан вздрагивает от ледяного напора воды. Уж лучше стучать зубами, чем отвлекаться на болезненные воспоминания.       Управившись в два раза быстрее, чем обычно, он выскакивает из душевой кабинки и хватает с крючка полотенце, чувствуя себя окончательно проснувшимся. Из зеркала на него смотрит привлекательный молодой мужчина, давно растерявший свою юношескую слащавость. Растрёпанные влажные волосы, отросшие практически до плеч, яркие зелёные глаза, небольшая щетина, которую всё же стоит сбрить перед встречей с отцом. Регулярные занятия в тренажёрном зале позволяют поддерживать форму, которую он рисковал потерять, прекратив скакать по крышам города и сражаться со злодеями. Адриан действительно возмужал, стал выше и шире в плечах. Что бы сказала Леди, встретив его сейчас? — Ну хватит уже! Сколько можно? — ругает сам себя и старается подумать о чём-то другом.       Три года обучения в Лондоне, два года стажировки, ещё парочка лет на самостоятельное ведение дел и такое же спешное возвращение в Париж, чтобы... Чтобы что? Вновь быть на побегушках у Габриэля Агреста? — Надеюсь, отец позвал меня в такую рань, чтобы уволить.