[1]
Эмоциональные перепады выбили меня из полноценного существования. Чувствовалось перегорание, резкий упадок сил, необъяснимая слабость в ногах и в руках, вдобавок появилась пульсирующая боль в висках. И всё, что происходило перед моими глазами, казалось каким-то далеким и недосягаемым для меня. Смотрю, переживаю за Джонни, но не предпринимаю никаких действий – «Что происходит?». Осознание того, что мне стоит вмешаться – было, но моё тело будто мне не подвластно. «Что творит мама?» – без понятия! Тихая спокойная женщина, никогда не опускалась до такого низкого поступка – ударить человека. Для меня мама словно открывалась с другой, тёмной стороны. Я бы запросто сгорала со стыда за поступок своей мамы, если бы не моё потрясенное состояние. Мама грозно направляется к Джонни, её рука сильно сжимала кожаные ручки сумки – это говорило о её боевой готовности. А сестра словно исчезла из моего поля зрения, хотя она стояла потрясенная неподалеку от всей заварушки, – для меня её словно не было. Беспокойство за своего любимого усилилось; сильнее сжимаю руками край скамейки и, наконец, прорезается голос – «хоть что-то». На маму это особо не подействовало, только шаг замедлился: возможно, пришло небольшое осознание. Джонни нервно улыбался, он пытался сгладить ситуацию. Его немного веселила комичность ситуации, но осознание того, что мама твоей девушки идёт тебя колотить – ну, так скажем, пугало. Напряжение накалилось до такого пика, что когда я моргнула, то перед глазами забегали тёмные точки, и у меня вырвались слова о моём самочувствии: – Что-то мне дурно, – рукой прикрыла лицо. Мама моментально отреагировала: повернулась ко мне, бросила оценивающий взгляд и сразу посыпались расспросы. Несмотря на языковой барьер, Джонни быстро оценил обстановку и понял, что к чему. Джонни заменил свои языковые проблески внимательностью, он концентрировался на каждой детали: а тут мои телодвижения говорили уже о многом. Любимый оказался рядышком со мной на лавочке. – Что с тобой, дорогая? – Да, не знаю… Всё нормально, – отмахнулась свободной рукой; не хотелось, чтобы Джонни волновался. Убираю правую руку, взглянула на мир: тёмные точки перед глазами не плясали, но увидела вокруг себя обеспокоенные лица родных. – Всё нормально, правда, нормально. Наверное, переволновалась, – проговорила на русском. Рука любимого аккуратно легла на мою, и я нежно сжала его ладонь – «спасибо за поддержку, дорогой». – Точно? – с недоверием уточнила мама. – Подожди, я надеюсь, ты не… беременна? – нехотя проговорила, боясь получить подтверждение. Сестра заохала от таких предположений. А мои глаза расширились, давая маме отрицательный ответ. Погрузились в небольшое молчание: сестра тихонько отошла, будто сильно переживая за исход с беременностью, а мама буравила нас глазами. Всё это напомнило то, как взрослые отчитывают подростков – «так нелепо». Всё успокаивалось, пока Джонни не услышал знакомое слово, и ему показалось, что он сможет объяснить недоразумение с недопониманием. Но кто-то переоценил свои силы. – Проблема… беда… или проблема? Она… бер-беременна, – у мамы моментально глаза расширились, а лицо вытянулось от удивления. Но мама даже не взглянула на меня, тогда она бы смогла заметить и моё удивление. – Ой, мамочки! – Да! – радостно заявил Джонни. – Фильм! – Фильм? – мама в полном непонимании, она каждое слово иностранца воспринимала за чистую монету, даже не брав в расчет, что иностранец очень плохо говорит на русском языке – он же мог и путать слова. А Джонни тем время был уверен, что, несмотря на языковой барьер, он коряво, но основную суть доносит. – Да! – с полной радостью соглашается, считая, что он справляется со своей задачей. Но, увы… благо мама стойко держалась, но из последних сил, скоро последует: либо обморок, либо вновь пизданёт Джонни – «ты опорочил моё дитя». – Б-беременная? – переспросила вновь, но уже взглянула на меня. – Нет! – испуганно ответила. – Да! Фильм… смотреть фильм… бере-мен… – Джонни вновь с радостью отвечает и, не замечая, как на лице мамы выплясывает обескураженность с ужасом. «Джонни, блин!» – недовольна, что Джонни продолжает лезть со своим «Да». – Джонни, я сама, лучше я сама,– попросила придержать свои ребусы на другой день. Джонни без возражений отдал мне право. – Я не беременна; Джонни пытался донести, что я посмотрела документальный фильм, там женщины про роды рассказывали. Я под впечатлением пересказала, что было в фильме и... эмоционально не сдержалась. Кать, помнишь? Я тебе тоже тогда советовала посмотреть. Все уставились на сестру, было видно, что ей не по себе получить столько внимания в напряженный момент [хоть и не для неё]. – Угу, – кивнула сестра, но нас не удовлетворил её ответ; продолжаем смотреть на неё, от пристальных взглядов сестра решается на полноценный ответ. – Припоминаю, но я не смотрела это видео. Теперь думаю, что даже не зря, что не смотрела. – Зачем вы такое смотрите? – поинтересовалась мама, в ответ только пожала плечами. – Но ты точно не…? – Нет, – твердо ответила, чтобы не было никаких сомнений. – Тогда почему твой так… говорил? – мама презрительно взглянула на довольного Джонни: ну он всё еще считал, что он смог пересказать суть. – Ну, мам! Нашла кому верить, он учебник по русскому только пару дней назад открыл, – сестра тихонько засмеялась. – А в целом, он отдаленно, но пытался донести эту мысль. Так что ты ударила его незаслуженно, думаю, стоит извиниться.****
Всё образумилось, могу смело заявить об этом с чистой совестью и с легкостью в душе, мы пришли к пониманию. Мама извинилась перед моим кавалером не сразу, ей пришлось выждать время, чтобы свыкнуться с участью. Её душа разрывалась между двумя огнями: стыд за случившееся и чувство неудобства – «Как так взять и извиниться? Поймет ли он? Или слова «извини» будет достаточно?». Впервые за свою жизнь я видела, как моя мама извинилась перед человеком. Обычно она в жизни очень внимательна и невинна. Присутствовала при скандалах, но обычно посторонний человек являлся провокатором, поэтому получал в ответ и без слов извинений расходились. Маме было неловко, если бы я не настояла, то, скорее всего, она попыталась бы увильнуть от ответственного шага, а там, может, время поможет и всё забудется, или благородный Джонни попытается не вспоминать об инциденте. – Я, наверное, должна извиниться перед Вами, – мама бросила на меня кроткий взгляд, я всё поняла и стала переводить её слова. – Надеюсь, всё же Вы меня понимаете, – мама вновь начала давить на родительские чувства; такой прием она не впервые применяет на Джонни – «хитрая». Мама тихонечко подошла к пострадавшему, и легонько рукой похлопала по здоровому левому плечу [удар пришелся на правое плечо]. – Надеюсь, Вам сильно не досталось. Джонни, как маленький мальчик, сразу засмущался, голову опустил, плечики поджал – такая милота. – Всё нормально, я понимаю, – и продолжил сгорать от смущения. Но видать мама решила его добить: её рука скользнула на другое плечо и слегка приобняла Джонни, отчего мой мужчина впал в ступор, выпучил на меня свои глазёнки – мне стало смешно. Объятие было мимолетным, быстрым, но, наверное, не для Джонни. Мама напоследок наказала ему: – Я тебе не мама! Мама лукаво смотрит на Джонни, дожидаясь, пока я переведу ему. Как только мой дослушал, так его взгляд быстро замельтешил по сторонам – смотреть куда угодно, но лишь бы не на маму. Джонни не паясничал, он не хотел оскорбить. Ему было сложно обращаться к моей маме по имени и тем более с отчеством. Я не знаю почему, но имя Наталья вызывало у него очень большие трудности. Скорее всего, из-за волнения, Джонни всё же побаивался мою маму. И поэтому имя мамы превращалось в «пык-мык-пык» – будто инопланетяне пытаются выйти на контакт. Но Джонни быстро справился с чувством стыда: – Бу-у-дущая ма-ма, – Джонни продолжал настаивать на своём, хотя на последнем слове его уверенность убавилась. Притаился, ожидая маминой реакции. – Ну, нет, точно мамой не буду, но будущая тёща – возможно. – О-о!!! Ого-го-го-го-о! – сестра не сдержалась от таких заявлений. – Даже так! Мама посмеялась, переведя всё в шутку оставляя нас с большим вопросом – «а шутила ли она?». Понятно было только одно, ей стало неловко, и мама поспешила удалиться, чтобы мы ненароком не углубились в данную тему. Мама даже не сразу вспомнила о моем самочувствии – это прям удивительно. – Кать, нам пора, – взглянув на меня, маму осенило. – А ты как? Может всё-таки домой, то есть в отель? – Нет-нет, всё нормально. Мне лучше. Стоит еще погулять, – мне хотелось подольше побыть на свежем воздухе, тем более побыть наедине с Джонни. Настроение перешло в плохое. Появилось желание, чтобы родные поскорей ушли, оставив нас. «Пожалуйста, уйдите. Я хочу побольше побыть с Джонни, ведь насколько дороги эти минуты!». – Точно? – кивнула в ответ. – Но недолго. А ты следи за ней, – наказала мама моему кавалеру. Мама на каждое обращение к Джонни задерживала взгляд на собеседнике, всё еще по ошибке ожидая от него ответа. А Джонни глядя на маму, просто хлопал глазками и мило улыбался. Родные, наконец, оставили нас наедине. Провожая их взглядом, я не почувствовала облегчения и радости. Всё так грустненько и уныло – «что со мной происходит?». Посидели немного в тишине, поразглядывали проходящих мимо нас людей. – Ты точно хорошо себя чувствуешь, может, всё-таки вернемся? – Нет-нет, мне лучше стало, просто перенервничала. Давай найдем круглосуточную кофейню? Я была бы не прочь попить кофе и съесть что-нибудь сладенькое, – достала телефон, открыла приложение и стала искать. Не обратила внимание, как рядом со мной Джонни наспех стал ощупывать свои карманы. Поиски ближайшей кофейни затягивались. – Эм... – нерешительно начал Джонни. – Мне не хочется тебя отвлекать, но нам придется вернуться в отель. – Чёй-то? – недовольно буркнула на него. Джонни уже стоял передо мной – «когда он успел покинуть нашу скамейку?». – Я забыл свой бумажник в номере, – любимый говорил с опаской, скорее всего это было связано с моим измученным видом, Джонни попросту боялся, что я могу на него наброситься. Мне стало интересно, я помнила, что Джонни что-то брал с собой, но если это не телефон и не бумажник, – то что? – А что ты взял, дорогой? – на его лице неспеша растянулась улыбка и он достал из кармана джинсов портсигарник и зажигалку. – Понятно, первое необходимое. – Да, – радостно подтвердил. – Телефон не стал брать, чтобы никто не отвлекал, а про бумажник я забыл. Представила весь этот путь и мне не захотелось возвращаться – долго, да и не видела в этом смысла. – Я мог бы сбегать и вернуться обратно, – предложил безумную идею. – Куда-а? – возмущенно протянула. – Дорогой, где я тебя искать потом буду? – Я запомнил дорогу, а на обратном пути телефон прихвачу. – Нет, – вновь погрузилась в телефон. – У меня есть деньги, – сняла с одного края чехол-наджопник и продемонстрировала карточку. Моего впечатлила подготовка. Он в отеле сразу ответила, что идём налегке: взяла телефон в чехле, в котором лежала карточка и тысяча рублей, в кармане джинс лежала ключ-карта и зачем-то прихватила свои наушники [это рефлекторно]. Джонни оказался максимально неподготовленным. – Эм... – Джонни сел рядышком, не решается продолжить: смотрит на меня, как я погруженная в карту, ищу кофейню; краем глазом замечаю, как он трет запястье – нервничает. Перевожу на него взгляд, и Джонни решается продолжить. – Ты хочешь оплатить? «А-а! Теперь всё разъяснилось» – всего лишь одна мысль, что за нас буду платить я, так вызвало у него много противоречивых чувств. «Переживает» – я не видела в этом критичность, Джонни за меня столько раз платил, наконец, я могу немного компенсировать. Ну, и для него будет полезно испытать те чувства, когда он мне очередной раз пытается втюхать свои деньги, свою финансовую помощь. – Пошли давай, я нашла кофейню; потом как-нибудь расплатишься со мной, – Джонни уже встал, и мою взору открылась его прекрасная задница – ну и я не сдержалась, шлёпнула ему легка: от чего Джонни уловил в моих словах сексуальный подтекст.[2]
Мой недовольный вид автоматически нейтрализовал возражение, Джонни даже побоялся озвучить аргументы вслух. Это было прекрасно. Сейчас неподходящее время для спора и не хотелось выслушивать, как данный поступок ущемит его мужское достоинство. Но всё же, несмотря на разногласия, мы шли, державшись за руки и реденько всплывали разговоры, обычно их заводил Джонни. Обратила внимание, что людей на улицах города становилось меньше. Температура стремительно падала вниз, и холодный ветерок стал чаще нас обдувать. Прохладная погода заставила меня задуматься о теплом номере, а затем и о теплых объятьях своего любимого. Недовольное настроение притупилось отойдя на отдаленный второй план. Пришлось идти долго, я уже была готова распсиховаться и вернуться обратно в отель. Но благо в этот момент наши глаза заприметили кофейню. Небольшое заведение: стойка, небольшая витрина с выпечкой и три столика в зале. На рабочем месте сонный сотрудник, девушка к нашему приходу отнеслась равнодушно, но обслужила быстро, насколько это может сделать сонный человек. Джонни забрал приготовленный кофе, а я довольная несла трубочку с кремом. У меня были сомнения насчет трубочки, она с обеда у них лежит, но это самое лучшее из предложенного. Мы взяли кофе в самых больших стаканчиках, я прихватила еще пакетик сахара. Мой организм жаждал получить сладкого. Джонни выбрал самый дальний столик. Мы решили, что немного посидим в кофейне и вновь пойдём покорять холодные улицы города со стаканчиком кофе. Джонни молча, наблюдал за мной, как я с предвкушением сладенького, горящими глазами смотрела на трубочку. Да, трубочка была сухая, но внешний вид был аппетитным. Как только я ее куснула, то Джонни сразу же расплылся в улыбке, но интерес ко мне поедающую трубочку не пропал. Доев трубочку до половины, ощутила прилив энергии, и на лице появилось довольная улыбка. Джонни по доброму взгляду понял, что может устроить расспрос. – Тебя что-то тревожит? Ты в последнее время стала какой-то не такой, более взволнованной. Призадумалась над его словами – я согласна с ним. Припомнились моменты, когда я резко, как спичка, могла вспыхнуть без особых оснований. Неловко перед Джонни, что он это видит, и иногда может попасть под горячую руку, но он мужественно и со стойкостью проходит «супружеские испытания». Ухватившись за один кусочек проблемы, то следом вспомнился вторая проблема, за ним – третья; так и скатали целый клубок проблем. Изнеможенный вздох. – Я устала, – Джонни бросил на меня испуганный взгляд: «от чего? надеюсь не от нашей семейной жизни». – Я всё еще жду, когда в наших отношениях всё устаканится: без приключений, без жизненных сюрпризов, без палок в колёса. Проблемы с мамой, потом явно проблемы с отцом будут и еще сто одна проблема. Вдобавок, моё внимание требует учеба, деканат с курируемой группой, картину в срок нужно успеть сдать, Олег со своим проектом: почему-то они не могут самостоятельно организовать съемки очередного клипа. А-а! Что за резкое погружение во взрослую жизнь? Еще скоро практика и я буду работать. Такой большой груз давил на меня. И ничего ты с ним не сделаешь, не скинешь его с себя. Мне хочется безделья, хотя бы раз в неделю, чтобы лежать, отдыхать и заниматься чем захочешь, а не чем вынуждена заниматься. Хочу больше проводить время с Джонни. Пока он со мной мне вдвойне не хочется возвращаться в свой прежний режим, только одна учеба отнимет у нас столько времени. А время больничного истекает. – А ты так не считаешь? – Я стараюсь не заострять внимание на второстепенных проблемах; в наших отношениях всё хорошо, так же? – кивнула. – Зачем их отравлять этими проблемами, которые даже не от нас зависят. Насчет твоей мамы, здесь деликатная проблема. Я пытаюсь с ней найти общее понимание, но это её решение не принимать меня в вашу семью – возможно, это правильно, прошло мало времени для формирования обо мне личного мнения. Всё будет у нас хорошо. Даже твоя мама не против моего присутствия в твоей жизни, может у нее пассивный негатив на меня, но пока-что она не пыталась навредить нашим отношениям, надеюсь и не будет. Минутное осмысление сказанных слов: «Ну.. да..». Откусила от пироженки ещё немного. Ощущение измученности от переизбытка в данной теме; все эти отношения, проблемы, надуманные страхи. «Всё к черту!» – откусила от пироженки. К продолжению разговора я была не готова. Благо Джонни и не настаивал, правильно расценив моё молчание. Не больше пяти минут молчания. Но и напряженным молчанием не назвать – «молчим и молчим – окей». Всё же Джонни вновь завел разговор вспомнив о своей «успешном» опыте разговора на русском языке. – Я и впрямь... опозорился на глаз твоей мамы? – Ты про... – вспомнив о его ребусах, не смогла не сдержать улыбки. – Твои ребусы были прекрасны. Мама у меня в обморок не свалилась, так что, можно считать, что твоя первая попытка была успешной. Довольно улыбаюсь ему. Джонни получил двойную волну неловкости за данный инцидент. – Опять надо мной насмехаешься? Всё и правда так было ужасно? У меня в голове, когда я излагал свою мысль, картина сказывалась иначе. Да, может и коряво, но главную мысль я смог передать. – Смог, но такие ребусы могу понять только я. Не переживай, всё нормально. Джонни издал нервный смешок. – Не переживай? Мне уже стыдно! Что подумала твоя мать...? [Обо мне]. – Что я беременна... – закончила за Джонни, но он хотел услышать не это. – Но как показал инцидент, нервы у моей мамы железные. – Она меня ударила! Ну-у... Ладно, не без причины. Как я понимаю, она не одобрит неожиданную беременность. – Не переживай, об этом забудут. У тебя имеется козырь – ты иностранец. Максимум будут вспоминать на семейных вечерах, они не так часто будут проводиться. Эм... Минимум пять раз в год. – Опять надо мной издеваешься. Глоток кофе, И разговор закончился, как и моя пироженка. Теперь мне не хотелось сидеть в тишине, поэтому охотно в голове подыскивала тему для разговора. В голове всплыл когда-то волнительный вопрос, он касался Ванессы и их взаимоотношения. Мне казалось очень опасной темой, – могу ли я туда в принципе лезть? Могу! – очень уж мне хотелось знать; моё любопытство прибавило уверенности. – Джонни, – и сразу же уверенности поубавилось. Любимый поднял на меня вопросительный взгляд. – Мне бы хотелось поинтересоваться у тебя, почему... эм... Ванесса, – имя его бывшей с таким трудом издалось из моего рта. – Стала звонить часто? Раньше о ней я особо и не слышала. Но теперь ее звонки зачастили, – «зачем ей звонить три раза в день?». Да и сложно не заметить, когда звонки приходились на ночь: Джонни срывался из нашей теплой кровати, порой из моих объятий: недовольно морщил лицо, но всё же порхал к ней. Джонни предложил прогуляться, отчего я насторожилась: «всё плохо-плохо». Молча поднялись, прихватив стаканчики с кофе вышли на улицу. Первое что бросилось моёму вниманию: прохлада и тишина. Джонни взял меня за локоть и повел в сторону откуда мы и пришли. – Для начала я бы хотел у тебя спросить: ты ревнуешь? Пойми, в этом нет ничего зазорного, такие случаи не редкость, когда партнерши/партнеры ревнуют к бывшим. Чувство стыда атаковало меня: «да, да, есть такое», – но признаться об этом Джонни я не могла, да и себе не могу признаться в этом, хотя иногда прозрение на меня находит. Нерешительно ответила: – Да-а, скорее можно назвать, что я ревную. Не знаю, почему это происходит и порой мне сложно самообладание с чувствами. Надеюсь это пройдёт. – Пройдёт, конечно, пройдёт. Необходимо только время: тебе принять меня и научиться мне доверять, как супруги, а Ванессе свыкнуться с тем, что мы не вместе. – Так грустно... – Ванесса… отношения… Джонни бросил на меня вопросительный взгляд, но вскоре он понял меня без лишних слов. – Нет, не думай так, ты в этом невиновата. Я не хочу, чтобы ты чувствовала свою вину, да и Ванесса тоже. В этом во всём буду виновен только я. Мне нужно было раньше расставить все точки с Ванессой, а не тянуть до последнего, – в этом моя вина. Обратно мы шли и разговаривали по душам, именно о том, что нас волновало. Джонни очень сильно переживал за детей, особенно за дочь. Она «развод» восприняла, как предательство отца и пытается влиять на брата, переубедить, заставить ненавидеть отца. Отцовское сердце изнывало болью и непониманием. Я вновь убедилась, что в отношениях Джонни и Ванессы стадия невозврата, и кризис в отношениях был уже давно. Джонни уже не мог с ней быть… они просто существовали в отношениях. Данный конфликт Ванесса тоже пытается сгладить. Она не хочет, чтобы дети своего отца воспринимали как врага. Я так понимаю, она разделяет мнение, что уже ничего не поделаешь, такое бывает и семьи распадаются. Так же призадумалась о том, что у нас нет гарантий, – «возможно наши отношения тоже недолговечны». Стало грустно. Джонни словно понял, чего я опасаюсь. Приобнял меня, нежно целуя в лобик. Поддержка, – так приятно! Обоим приятно! Так же рассказал о грядущем дне рождении дочери. И из-за всех обстоятельствах Ванесса предложила дарить общий подарок, чтобы Лили-Роуз не смогла отказаться принять его. Поэтому было много разговоров, переписок, обсуждений от места праздника до подарка. До отеля дошли с душевным спокойствием. Я пыталась поддержать своего любимого, и очень надеялась, что у меня получилось, крайне мере, безмятежная улыбка на его лице говорили об этом. Приятно! И мы поднялись в номер.