______________________________
Когда Виктор проснулся, взгляд застилала тьма, но кто-то касался его щек. Он хотел открыть глаза и посмотреть, но веки казались невероятно тяжелыми, а голова одновременно гудела и болела, словно по мозгу проходились наждачкой. Он слегка застонал, слепо потянувшись к чужой руке. Нащупал локоть, а двинувшись пальцами выше — обнаженные плечи и шею. Ладонь легла на до невозможности гладкую щеку; пальцы скользнули в короткие влажные волосы. Почему-то он был уверен, что касается Юри; он запомнил черты и контуры его лица глазами, и сейчас вновь чувствовал их под кончиками пальцев. У него такая теплая и мягкая кожа. Краем сознания Виктор чувствовал впивающийся в спину влажный песок, ощущал насквозь промокшую одежду и отсутствие обуви на ногах. Но с таким же успехом он мог бы лежать и в своей постели под мягким пуховым одеялом с прижавшимся к нему Юри, вычерчивающим буквы у него на щеках. «Ты в порядке?» Не сдержавшись, Виктор улыбнулся. — Прекрасно себя чувствую, — произнес он хриплым сломанным голосом. Его рука скользнула по лопаткам Юри и дальше по изгибу спины. В ответ Юри вздрогнул и склонился — его дыхание едва касалось губ Виктора, будто вопрошая. Мужчина ощутил, как неуверенно сбивается уже его собственное дыхание. Если это был сон, то он не хотел просыпаться. Уже только ощущение Юри рядом, понимание, что он дышит с ним одним воздухом — оно опьяняло, заставляло испариться все мысли, кроме веса тела Юри, касания его пальцев, того, насколько божественно правильно ощущалось его имя на губах. А затем кто-то залаял неподалеку, и Виктор почувствовал струю холодного воздуха, когда Юри отпрянул. Вскинувшись, он открыл глаза, щурясь от неожиданно яркого солнца. Когда глаза привыкли, он оказался на пляже один — только волны накатывались на берег куда спокойнее, чем раньше. Лодка Леруа лежала в нескольких метрах от него, и внутри нее виднелись аккуратно сложенное пальто и ботинки, словно кто-то уложил их туда. Странно. Маккачин появился перед глазами внезапно — он радостно залаял и принялся облизывать лицо. Виктор рассмеялся, растрепывая его шерсть. Он оглядел окружающие его скалы, но они не подавали признаков жизни. Куда мог деться Юри, если только он не был лишь игрой не в меру живого воображения? Неожиданно Виктор чихнул, и Маккачин укоризненно гавкнул на него, словно ругая за то, что мужчина позволил себе угодить в шторм. Виктор засмеялся. — Урок усвоен, Макка, — сказал он, прижимаясь к успокаивающе теплому пуделю. — Эй, Псина! — внезапно послышался голос Юры Плисецкого. Виктор обернулся и увидел его, стоящего на расшатанной лесенке, устроенной на скалах. — У тебя уже есть последнее желание, раз ты так сидишь тут в мокрой одежде? — Юра! — воскликнул Виктор, сияя. — Как ты меня нашел? — Я живу на маяке, дубина. Увидел, как ты бултыхаешься в волнах, как придурошный. Если бы не Кацудон, ты бы, скорее всего, утонул. — Кацудон? Тюлень? — переспросил Виктор. — Ага, — закатил глаза Юра. Виктор оглянулся. — Где он? — спросил он удивленно. — Ну, определенно не здесь, — Юра швырнул в него полотенцем, а затем обернулся и принялся взбираться по ступеням. — Обсохни слегка. Дедушка ждет нас наверху. Виктор отрешенно обтерся, как мог, накинул полотенце на плечи и дошел до лодки, чтобы забрать свои пальто и обувь. Он все еще высматривал знакомого черного тюленя, но безуспешно. Насколько он видел, на пляже из животных был только Маккачин. — Шевелись, Псина! — крикнул Юра. — Ты реально хочешь подхватить пневмонию? Виктор решил не завязывать обувь и распрямился, чтобы двинуться за Юрой. Они с Маккачином нагнали подростка на полпути наверх. Юра, на плечах которого была его леопардовая куртка, а на лице — ухмылка, дождался их, уперев руки в бедра. — Давно ты меня нашел? — спросил Виктор, когда парень вновь принялся взбираться по лестнице. — Тебя так волнует? — резко поинтересовался блондин. — Нет, просто… Перед тем, как спуститься, ты нигде тут не видел Юри Кацуки? Юра фыркнул. — Неа, — сказал он. — И вообще, с чего ты так одержим Поросенком? Как-то крипово. — Да просто… — Виктор замолчал и пожал плечами. — Наверное, приснилось, — добавил он через мгновение. — Знать даже не хочу, — сказал Юра, ускоряясь, чтобы отойти от Виктора подальше. На вершине утеса их ожидал пожилой мужчина с сединой в бороде и волосах; в руках его был бумажный пакет и термос. Виктор остановился перед ним. И хотя старик был ниже его, Виктор все равно ощущал себя маленьким ребенком под его стальным взглядом. — Мистер Никифоров, — хрипло сказал мужчина, протягивая Виктору термос и пакет. Тот взял термос в руку со своей обувью и пальто, а пакет — в другую руку. — Мистер Плисецкий, я полагаю? — спросил он, пытаясь проявить дружелюбие, которого не ощущал. — Я бы пожал вам руку, да они заняты. — Не страшно. В пакете пирожки, — сказал Николай Плисецкий, — а в термосе суп. После такого-то приключения лишним не будет. Виктор слабо усмехнулся. — Спасибо, не стоило. Взгляд Николая похолодел. — Ты удачливый человек, — сказал он таинственно. — Не испытывай судьбу. По спине Виктора пробежала дрожь, которая не имела никакого отношения к его влажной одежде. Он снова кивнул и поплелся к своему коттеджу с идущим по пятам Маккачином. Он только поставил на стол термос и пакет с пирожками, как в дверь постучали. На пороге стоял угрюмый Юра. — Надо чего-нибудь? — спросил он. — Разве только забрать мой телефон от Леруа, — сказал Виктор. — Но для этого придется вернуть им лодку. Юра заскрежетал зубами. — Только не это, — ответил он. — Тогда не знаю, — пожал плечами Виктор. — Тогда если что-нибудь понадобится — напишу на почту. Какая там у тебя почта, кстати? Юра фыркнул. — О, ладно. Принесу я тебе твой телефон. Но ты мне должен, лады? — Принял к сведению, — бодро отозвался Виктор, дотягиваясь до пальто и вытаскивая из кармана промокший блокнот и укладывая его рядом с пакетом пирожков. Юра застонал, развернулся и почти что сбежал с участка Виктора. Оставшись один, за исключением пса, Виктор добрался до ванной и принялся набирать себе заслуженную теплую ванну. Едва она наполнилась, он выбрался из влажной одежды, мыслями вновь возвращаясь к моменту на пляже с воображаемым (?) Юри, так близко и так тепло прижимающимся к нему. Все казалось слишком настоящим, чтобы быть галлюцинацией… Виктор почувствовал побежавшие по рукам мурашки, пусть и не знал, от холода ли они или от его мыслей. Сейчас, в ванной и без одежды, он ежился от каждого движения, пока закрывал кран наполнившейся ванны, а затем наконец шагнул в теплые объятия воды и закрыл глаза. Теперь было совсем несложно представить перед глазами Юри, промокшего, полуобнаженного, подрагивающего от прикосновений Виктора, с беспокойством смотрящего на него и выводящего пальцами буквы на его коже. Виктор откинул голову на бортик ванны и вздохнул. Своими собственными пальцами он повторил касания Юри, вздрагивая даже в теплой воде и ощущая возбуждение, сворачивающееся внизу живота. Как человек, которого он видел всего трижды, может вызывать в нем такие чувства?______________________________
Отрывок со страницы 6 антологии «О геометрии снежинок»: о любви: эрос в ту ночь, что ты ушел, лежу без сна и чувствую касания твоих рук, ведущих по изгибам позвонков, ласкающих лопатки. и начинаю думать, не снится ли все это — не выдумал ли я всех поцелуев теплоту, твои прикосновения, и твое тело, ранним утром льнущее ко мне. в ту ночь, что ты ушел, смою с себя твой аромат, но теплоту так смыть и не смогу.______________________________
Когда Юра пришел вернуть ему телефон, Виктор в халате лениво опирался о стол, под которым дремал Маккачин. — Вот твой хренов телефон, — сказал парень, а затем поспешно закрыл ладонью глаза. — О, боги. Прошу, скажи, что под этим халатом что-нибудь есть. — Неа, — беспечно отозвался Виктор, поднимая телефон, который подросток кинул на стол, и помахал пакетом пирожков. — Хочешь? — У меня и дома достаточно, — сквозь пальцы ответил Юра, пусть соблазн и был ясно написан на его лице. Виктор засмеялся и, достав пирожок, укусил его. На вкус было похоже на мясо с капустой, и это было на удивление вкусно. Напоминало пирожки, которые раньше делала его бабушка. — Могу сделать тебе чай, — предложил Виктор с полным ртом пирожков. Юра опустил руки. — Предпочитаю черный, как моя душа, — сообщил он. — Есть «Русский Караванный», — сказал Виктор со смешком. Юра вздохнул. — С молоком и двумя ложками сахара. Виктор поднялся подогреть воды в чайнике, а затем достал из серванта пару чашек. Когда-то на День рождения мать присылала ему электрический самовар, но, к сожалению, он оставил его в Манчестере. Он собирался привезти его, если он будет нужен, но пока что он только собирал пыль в серванте, потому что у Виктора никогда не собиралось столько народа, чтобы был смысл его выносить. К этому времени все коробки с вещами из старой квартиры уже пришли. Виктор успел забыть, каким большим его гардероб был в Манчестере, и, пока он распаковывал свои вещи, место в шкафу в новой комнате быстро закончилось. Теперь он забивал и шкаф в прихожей, а остатки уже серьезно планировал пожертвовать. И не только шкафы давали ему понять, что в жизни до Торвилль Коув у него было слишком много на самом деле ненужных вещей. Сейчас он уже даже не знал, зачем он перевез столько всего, например, четыре лампы и все книги, которые заполняли рабочий кабинет, потому что на полках не хватало места. Но, по крайней мере, теперь на полке камина стояла его коллекция матрешек, а на столе — фотография семьи, снятая в России, где все позировали на коньках на замерзшем канале в Санкт-Петербурге. Он так давно не видел маму… Чайник засвистел, показывая, что вода вскипела, и этим самым выдернул Виктора из раздумий. Юра сидел за столом напротив него, погруженный в какую-то кошачью игру на телефоне. Виктор поднялся, чтобы сделать чай, и слегка поежился от сквозняка, подувшего, когда он проходил мимо двери во дворик. Из большого окна, выходящего на океан, он заметил, что тучи собираются снова, а чайки сбиваются в стаи. — Тебе кружку с хоккейным клубом или с матрешкой? — спросил Виктор. Обе кружки были его; владелица коттеджа оформила все в одной расцветке, и поэтому найти что-то не синее, белое или других природных оттенков было невозможно. Виктору нравилось думать, что он слегка оживляет это место всякими безделушками из мест, где он жил раньше. — Без разницы, — отозвался Юра и благодарно кивнул, когда Виктор протянул ему чай в хоккейной кружке. — Я давно не пил «Караван», — сказал мужчина, наливая себе молока. — У меня он только листовой, а это не всегда удобно. — Дедушка пьет только чай в пакетиках, — согласился Юра, закатывая глаза. — Ему просто легче их держать. Виктор замычал. Они отпили чай в странной, но не неловкой тишине. — Ты всю жизнь тут прожил? — спросил Виктор через минуту. Юра кивнул, пожав плечами. — Но у нас живут родственники в Москве, — сказал он. — Иногда я к ним езжу. И с нами живет Мила, так что на нехватку русского в жизни не жалуюсь. Виктор усмехнулся. — Как думаешь, вернешься как-нибудь туда? — поинтересовался он. — Не надейся так легко от меня избавиться, — парировал Юра. Это не было ответом, но Виктор все равно его принял и вновь занялся своим чаем. Они снова отпили в тишине, в этот раз нарушенной ворчанием Юры: — Чай слабый. — Ты сам попросил сахар и молоко. — Ты явно меня не услышал и положил две чашки сахара вместо двух ложек, как делают нормальные, цивилизованные люди, — но в его голосе не было упрека, и он продолжил пить чай, так что Виктор улыбнулся. — У меня есть вопрос, — сказал он. Юра отставил кружку. — Какой? — Ты уверен, что меня спас тюлень? Юра закатил глаза. — Ага. Я его видел. А что? — Мне показалось… — Виктор закусил губу, вспоминая о теплых пальцах Юри на его холодной влажной коже. — Мне показалось, что это был Юри Кацуки, — признался он через мгновение. Юра, как раз отхлебнувший чай, выплюнул его. — Что? — выдавил он и тут же зашелся кашлем. Виктор нахмурился. — Мне показалось, что перед тем, как ты спустился, на пляже со мной был Кацуки Юри, — повторил он. Маккачин заскулил во сне, и Виктор легонько подтолкнул пса ногой, а потом продолжил: — Он касался моего лица. Ощущалось взаправду. На лице Юры появилось отвращение. — Ты можешь сделать одолжение и не рассказывать мне свои чокнутые фантазии о Поросенке? — Но тебе не кажется странным, что когда меня выкинуло, моя лодка так удачно оказалась недалеко и не была повреждена? Или что мое пальто и обувь явно положили внутрь? Насколько мне известно, у тюленей нет пальцев, и они не умеют складывать одежду. — Может, Кацудон умнее, чем ты думаешь, — сказал Юра воинственно. — Настолько умный, чтобы нырнуть на дно, вытащить мои ботинки и положить их в лодку? Юра пожал плечами. — Может, Поросенок или еще кто притащил твои шмотки, Псина. Мне-то с хуя ли знать? Все, что я видел — как тебя спасает Кацудон, лады? Не надо так на этом зацикливаться. Виктор вздохнул и допил чай. Достал из пакета еще пирожок и сквозь окно посмотрел на чаек, кружащих в безразличных серых небесах.______________________________
Местный тюлень стал героем благодаря отважному спасению 15 МАЯ 2016 — Тюлень Кацудон вернулся в Торвилль Коув героем после того, как спас писателя — тонущего Виктора Никифорова, попавшего в шторм во вторник. Юрий Плисецкий, наблюдавший за спасением с маяка на Мысе Торвилля, сказал, что тюлень вытащил автора на берег после того, как тот отпустил лодку, за которую держался во время шторма. Никифоров, по какой-то причине не надевший спасательный жилет, утонул бы, если бы Кацудон не вмешался. «Это было смелое спасение, — сообщил Плисецкий. — И слегка чудесное, учитывая, как Кацудон стесняется людей, но, думаю, [Никифоров] для него особенный из-за его пса, типа того». Торвилль Коув счастлив увидеть такой храбрый поступок от одного из давних его жителей. Кацудон прибывал в Торвилль Коув на лежбище около шестнадцати лет подряд с возраста семи лет. «Я полагаю, он считает это место безопасным благодаря тому, что мы оставляем пляжи и воду нетронутыми, а также сдерживаем хищников и прочие опасности, — сказала Юко Нишигори из Береговой Службы Торвилль Коув. — Возможно, он просто хочет возвращаться». Посетителей Торвилль Коув просят не кормить Кацудона и не приближаться к нему, но его можно фотографировать и снимать на видео издали, не используя вспышку.______________________________
Когда Кацудон в очередной раз появился на пляже рядом с ним и Маккачином, Виктор кое-что заметил. Вопреки тому, что произошло в прошлую их встречу, теперь тюлень вновь начал дурачиться с его псом, пусть они в основном оставались на мелководье. Но изменилось не только это. Теперь тюлень иногда замирал и долго смотрел на него, в теплых карих глазах сквозила искра, просто вопящая о неживотном уме. Это произошло майским днем. Небо было безоблачно-синим, чуть светлее сверкающего сапфирового моря, открывающегося перед Виктором. В гавани покачивались лодки, на пляже у пирса играли дети. Но на его пляже никого не было, за исключением чаек и крабов в лужицах, оставшихся от прилива. Кацудон объявился, когда Виктор наносил солнцезащитный крем. Маккачин радостно залаял, приветствуя друга, и Виктор с улыбкой проследил, как они вдвоем принялись гонять друг друга вокруг его полотенца. Песок, попадающий на полотенце и покрытую кремом кожу, вызывал меньше улыбки, но Виктор все равно позволил животным веселиться. Он только-только забросил тюбик крема обратно в пляжную сумку и достал книгу о заливающем лед шпионе, как Кацудон сдвинулся к нему, с любопытством тычась носом в ногу. Виктор хихикнул, почувствовав щекотное прикосновение усов к коже. А затем, когда Кацудон провел носом по его ноге вверх, их взгляды пересеклись. У Виктора перехватило дыхание. Глаза Кацудона казались ему знакомыми, но он не мог понять, почему. Хотелось протянуть руку и коснуться, но тело застыло в страхе испортить момент. Поэтому он не двинул руками, дожидаясь, не дыша, пока тюлень что-нибудь сделает. Кацудон приблизился к лицу Виктора. Тот склонился навстречу, и их носы коснулись друг друга на несколько секунд. Довольное урчание тюленя гулко отрезонировало в его горле, и он потянулся на песке к Виктору, упираясь одним ластом в его колени и пытаясь дотянуться до его носа. Виктор неуверенно протянул руку и провел пальцами по его меху. Он был мягким и гладким, слегка влажным от воды. Тюлень подставился под касание, вновь заурчав — почти как довольный кот, только значительно ниже. Виктор усмехнулся. Кацудон постепенно сдвигался все ближе, пока не прижался к Виктору всем телом, с довольным рыком укладывая голову на его грудь. В этот раз Виктор легонько коснулся губами его носа и отстранился, ухмыльнувшись, когда тюлень потянулся за ним. Спокойно лежать тюлень не стал — он беспрестанно вертелся и передвигался, постоянно менял позиции, но все равно не отодвигался от Виктора. Даже лай стоящего в воде Маккачина не оторвал тюленя от попыток обнять Виктора, пусть он дважды сползал с его колен и один раз прополз у него за спиной. Из-за подкожного жира он был достаточно тяжелым, но еще и мягким и теплым. Виктор определенно хотел, чтобы он улегся рядом. Они наконец удобно устроились — Виктор полулежал на тюлене, который прижался к нему, уложив голову на колени. Еще разок потянувшись и получив последний поцелуй, Кацудон довольно заурчал и закрыл глаза. И Виктор начал бы читать свою книгу, если бы Маккачин не подошел и не стряхнул в себя воду — капли разлетелись и на Виктора, и на тюленя, снова его разбудив. Виктор рассмеялся; Кацудон гортанно зарычал, но успокоился, когда его мягко погладили, и опять закрыл глаза. Пытаясь читать с дремлющим на коленях тюленем, Виктор на краю сознания думал, почему же мысли постоянно возвращаются к моменту, когда он лежал на пляже, обнимая воображаемого Кацуки Юри.______________________________
Новый приятель Кацудона! Эксклюзивные кадры с местным тюленем и его новым другом «Потаенные Секреты» возвращаются, чтобы поделиться с вами этим чудесным моментом между торвилльским тюленем-героем и автором Виктором Никифоровым, который они разделили на пляже за коттеджами. После утренней доставки газет пользователь Инстаграм phichit+chu выложил видео, где Виктор с Кацудоном обменялись несколькими поцелуйчиками, а затем последний устроился так, чтобы Никифорову было удобно опираться на него и читать. «Полагаю, Кацудону комфортно рядом с Виктором, — сказала Юко Нишигори из Береговой Службы Торвилль Коув. — Он не только подружился с его псом, но и спас самому Виктору жизнь на прошлой неделе. Для него Виктор — знакомый и не представляющий угрозы человек; не удивительно, что они сошлись». Однако многие высказывают удивление этому неожиданному проявлению близости, поскольку за все годы пребывания Кацудона в Торвилль Коув он никогда ничего подобного не проявлял. «Я делаю снимки флоры и фауны Торвилль Коув уже три года, с того самого дня, как прибыл сюда, но мне так и не удалось попасть в доверие к Кацудону так, как Виктор смог всего за месяц, — сообщил Кристоф Джакометти, местный фотограф. — Между ними особая связь, и я завидую Виктору, потому что только он смог такого добиться». Может ли это быть началом чего-то нового? Чтобы увидеть больше фотографий Кацудона, посетите тег #тюленькацудон в Инстаграме!______________________________
Виктор наткнулся на Пхичита в продуктовом. Он даже не удивился, что тот как-то умудрился заснять столь интимный момент между ними с Кацудоном, но это не значило, что он не был хоть сколько-нибудь этим раздражен. — Прости, просто это было так мило, я не удержался! — воскликнул Пхичит, когда Виктор сообщил ему о статье в колонке сплетен «Вестника Торвилль Коув». — Вы вместе такие милые! В плане, я не говорю, что вы, типа, вместе вместе, ну, понимаешь. Это было бы странно. Но все равно мило! Виктору подумалось, что то, что у него не дергается глаз — чертово чудо. — Удали его, пожалуйста, — попросил он. — О, но оно уже собрало столько лайков… — проныл Пхичит. — Подумай о своих фанатах! О фанатах Кацудона! И о потенциальных туристах! — Пхичит, — вздохнул Виктор. — Помнишь последнее вирусное видео Кацудона, которое ты запостил? Он после этого несколько дней не появлялся. Маккачина это расстроило, особенно когда мы увидели Кацудона, а он от нас убежал. Пхичит тоже вздохнул и достал телефон. — Ты так защищаешь Кацудона, — заметил он, открывая Инстаграм. — Он же не может увидеть видео. Он тюлень. — Удали его хотя бы ради меня. Юра Плисецкий и так думает, что я ем одно мороженое со своим псом. Не хватало еще, чтобы он думал, что я хочу трахнуть тюленя. В соседнем ряду что-то загрохотало, падая, и Пхичит нахмурился, убрал телефон и бросился проверять источник звука. Виктор остался ждать, нетерпеливо постукивая ногой по полу. — Юри! Ты— ты в порядке? Виктор застыл. Слов не раздавалось — видно, Юри что-то отвечал. — Ладно, раз так. Но надо будет это все убрать… О! Ладно, тогда тебе надо будет все утрясти с Эмилем, думаю? Спасибо, что берешь на себя ответственность. Виктор двинулся в сторону соседнего ряда. Он обогнул угол как раз чтобы заметить спешно уходящего Юри и Пхичита, стоящего над разбитой банкой соленых слив. — Принести метлу или еще что-нибудь? — спросил Виктор. Пхичит покачал головой и тоже сбежал. Через минуту он вернулся с совком и щеткой и принялся быстро убирать осколки разбившейся банки и сливы. — Что он тут делал? — снова задал вопрос Виктор. Пхичит пожал плечами. Юри вернулся, когда Пхичит убирал последние осколки; он притащил ведро и швабру и присоединился к Пхичиту. Он убирал маринад, а его щеки были залиты краской, и почему-то он не смотрел в сторону Виктора. Закончив, Юри спешно схватил другую банку слив и проскочил мимо Виктора, утаскивая за собой ведро. Виктор обернулся, глядя ему в след, а затем повернулся обратно к Пхичиту, опирающемуся на метлу и с интересом глядящему на них. — Я сделал что-то не то? — спросил Виктор, и Пхичит снова пожал плечами.______________________________
Кому: Юри ❤ ты на меня злишься? От: Юри ❤ нет Кому: Юри ❤ о, чудно! я думал, злишься в продуктовом вел себя как будто злишься так что просто уточняю, не хочу, чтобы ты злился на то, что я могу исправить (；^ ♡ ^)୨ От: Юри ❤ просто стало стыдно, прости От: Юри ❤ я услышал, как вы с пхичитом говорите о видео с тюленем Кому: Юри ❤ просто чтобы ты знал — я не встречаюсь с тюленем (*´ ♡ ˘*) От: Юри ❤ да ладно Кому: Юри ❤ ага, не совсем мой тип я, знаешь ли, больше по людям ★~(◠♡◕✿) От: Юри ❤ лол Кому: Юри ❤ по брюнетам… в очках… умеющим танцевать… От: Юри ❤ (๑￫‿￩๑) хаха хватит Кому: Юри ❤ что? это правда От: Юри ❤ (◕‿◕✿) От: Юри ❤ прости за любопытство, но ты с кем-нибудь встречаешься? Кому: Юри ❤ (/♡＼*)｡o○♡ вообще, нет! у меня несколько лет никого не было. От: Юри ❤ оу Кому: Юри ❤, а что насчет тебя? есть кто-нибудь особенный? От: Юри ❤ нет Кому: Юри ❤ что насчет бывших? От: Юри ❤ нет! Кому: Юри ❤ прости, просто шучу. мой бывший в россии, так что он не придет портить будущие свидания лол От: Юри ❤ ох! Кому: Юри ❤ ага (´ ♡ ⁾⁾⁾) От: Юри ❤ я слышал про случай в прошлый вторник. что ты вообще делал посреди гавани? Кому: Юри ❤ если честно, пытался найти уединенное место, где можно писать От: Юри ❤, но посреди бухты может быть опасно! От: Юри ❤ я знаю место получше От: Юри ❤ встретимся завтра в половину десятого у ю-топии, я тебе его покажу?______________________________
Виктор не лежал без сна всю ночь с колотящимся в груди сердцем и постоянно встающими перед глазами картинами того, что может произойти завтра. Определенно нет. Это бы сильно помешало ему провести прекрасное утро с Юри. Должно быть, это все чай, что он выпил на ужин. Всем известно, что после обеда нельзя употреблять кофеин, если хочешь лечь вовремя. Так что он не спал не по собственному желанию, и уж точно не из-за нервов. А может, проблема была в кровати. На ней внезапно стало сложно устроиться. К двум часам ночи Маккачин оставил попытки улечься в ту же кровать и сполз, чтобы пойти свернуться где-нибудь еще. Виктор перевернулся, одновременно слишком уставший, чтобы звать его обратно, и слишком нервничающий, чтобы уснуть без него. Он попытался закрыть глаза, но это не помогло. На самом деле, стало даже хуже, потому что так было легче представить себе множество возможных развитий событий — начиная от мыслей, что Юри окажется серийным убийцей, до более приятных (пусть и так же мешающих сну) фантазий. Мысли о Юри, приводящим его куда-то, чтобы продолжить то, что они начали на пляже, когда Виктора спасли, быстро вскружили голову. Пытаясь избавиться от них, Виктор отважно попробовал старый добрый счет овец. Одна. Две. Три. Четыре. Овцы постепенно начали меньше походить на овец и больше — на Юри, переодетого в овцу. Это было бы очаровательно. Виктор поглядел на телефон. Время уже приближалось к четырем. Юри будет ждать его в девять тридцать. Хрипло застонав, он резко перевернулся на другой бок. К тому времени, как наступило восемь, и будильник Виктора запищал, ему хотелось исключительно лежать в постели и жалеть себя. Но он медленно поднялся на ноги и поплелся в ванную привести себя в порядок перед встречей с Юри. Умывание с этим помогло, а вот прикосновение к макушке и мысли, не появляется ли у него лысина — определенно нет. Сначала Виктор оделся на автопилоте, но потом посмотрел на последнее сообщение от Юри и тут же вернулся к шкафу, пытаясь подобрать безупречный наряд. В конце концов, он его нашел, но чуть не забыл про обувь, когда выходил из дома. Было уже пятнадцать минут десятого. Миску Маккачину он наполнил, воду сменил и уже даже написал в чат, попросив кого-нибудь выгулять пса около полудня, потому что его не будет дома. Надев обувь, Виктор помчался в город. Из-за этого волосы полностью растрепались, а тщательно подобранная одежда выглядела чуть более помятой, чем хотелось. Но он хотя бы успел, и когда приблизился ко входу «Ю-топии», то сразу увидел Юри, сжимающего в руках знакомую корзинку и обменивающегося жестами с одним из посыльных, — и сердце пропустило удар. Юри даже не был одет во что-то особо нарядное; его джинсы были модно порваны, рукава белой рубашки закатаны по локоть, а темно-серый кардиган выглядел откровенно безвкусным. Но в свете утреннего солнца он выглядел, как какая-то модель прямиком с парижского подиума, и Виктор машинально попытался пригладить собственную одежду, а потом шагнул к дверям и прокашлялся. На лице Юри появилась улыбка. Он помахал Виктору, а потом показал что-то носильщику жестом, слегка кланяясь, повернулся к Виктору и показал следовать за собой. Виктор последовал, и вся усталость от бессонной ночи испарилась в мгновение, когда он зашагал рядом с Юри. Тот провел их мимо «Ю-топии» и прибрежных особняков, включая резиденцию Леруа. Виктор был в этой части города только во время Недели Возвращений, и большинство воспоминаний, за исключением ночи, когда он встретил Юри, расплывались от алкоголя и других плохих решений. Юри, с другой стороны, явно прекрасно знал местность и вел Виктора по улице, не оглядываясь на знаки. Как и скалистая дорожка на другом конце гавани, эта, казалось, тоже вела к вершине мыса, вот только окончилась не у маяка, а у небольшого парка с крошечной автостоянкой и несколькими дорожками, уходящими между деревьев. — Где мы? — спросил Виктор. Юри повесил корзинку на руку, чтобы достать блокнот и что-то в нем написать. «Мыс Влюбленных», — прочитал Виктор, и от этих слов в груди перехватило. — Что мы здесь делаем? — спросил он. «Хочу тебе кое-что показать», — ответил Юри. Он убрал блокнот и протянул Виктору руку. Тот взял ее, не задумываясь. Ладонь Юри оказалась маленькой по сравнению с его, но касание было крепким и теплым. Они немного прошли по лесной тропе, а потом Юри свернул в сторону, к краю утеса. Сердце Виктора забилось в горле, когда они раздвинули листву, и прямо под ногами обнаружился крутой обрыв, и было прекрасно видно, как волны бьются об основание скалы. Еще никогда он не ощущал головокружение так остро, но Юри подошел к краю утеса так, словно делал это тысячу раз, и Виктору оставалось только следовать за ним. А потом Юри поставил корзину и спрыгнул, пропадая из вида — и на мгновение сердце Виктора остановилось. Но он заглянул за край и увидел, что парень спрыгнул на небольшой выступ прямо у обрыва и теперь выжидающе смотрел вверх, на него. Виктор медленно передал корзину, а потом слез сам, и, когда ноги наконец коснулись земли, наградой за старания послужила ослепительная улыбка Юри. Он снова взял его за руку, но это не совсем успокоило стучащее сердце. С выступа, как оказалось, открывалась новая тропинка, петляющая вниз по утесу. Отсюда Виктор почти что чувствовал брызги накатывающих внизу волн; и чем дальше они спускались, тем более определенным становилось это «почти что». Дорожка окончилась, однако, не у выеденных морем скал, а у бухточки, скрытой за ними. Здесь волны накатывали стремительной, но мягкой рябью, и только некоторые рвались впереди всех и врезались в зазубренные скалы, защищающие бухту от глаз. Тут Юри отпустил руку Виктора, выжидающе улыбаясь, и мужчина раскрыл рот. — Вау, — произнес он через пару мгновений. — Тут чудесно! Юри пожал плечами, а затем написал в блокноте: «Я всегда прихожу сюда, когда хочется побыть одному. Это место хорошо скрыто, и никто никогда не расскажет о нем туристам». — Но жители города о нем знают? Юри чуть нахмурился, словно пытаясь вспомнить, кто знает об этом месте, а кто нет. Наконец, он написал: «Сюда часто приходят терять девственность». Виктор был рад, что ничего не пил в этот момент, потому что он точно все выплюнул бы. — Не удивительно, что утес зовется Мысом Влюбленных, — сказал он, глядя, как Юри ставит на землю корзинку и снимает с нее синий клетчатый плед, чтобы расстелить его на песке. Он сел на покрывало, когда Юри позвал его, и тоже перед этим снял обувь и носки. Юри рядом с ним склонился над корзиной, доставая ее содержимое. Глаза Виктора расширились, когда парень достал маленькую бутылочку саке и две чашечки, а затем — коробочки с бенто, тщательно завернутые в синие тряпичные салфетки, и приборы. — Правда, не стоило, — сказал Виктор, когда Юри поставил бенто ему на колени. «Все в порядке. Мама настояла, чтобы мы взяли с собой еды», — написал Юри перед тем, как достать термос. Он налил в чашку мисо-супа и протянул ее Виктору. Виктор влюбился в него с первой пробы. — Это твоя мать приготовила? — спросил он, как можно быстрее выпивая суп. На щеках Юри проявился довольный румянец, и он кивнул. — Просто чудесно! Юри указал на бенто, словно предлагая следующим попробовать его. Виктор, согласившись, открыл крышку, под которой обнаружился салат и две маленьких емкости — заправка и густой коричневый соус. Подняв это отделение коробочки, он увидел под ним панированную свиную котлетку приятного золотистого цвета, лежащую на все еще теплом белом рисе. — Вау, — выдохнул Виктор. Юри склонился, указал на коричневый соус и сделал жест, словно льет его на котлету. Виктор вылил, и Юри, вопросительно глядя на него, положил ему в руки палочки. Виктор кивнул, вытащил палочки из упаковки и взял кусочек котлеты. Глаза Юри сверкнули, и в груди Виктора распирало от гордости. Он научился пользоваться палочками, когда писал рассказ, события которого происходили на китайской свадьбе, но никогда до этого не гордился этим умением. Поднеся свинину ко рту, он кинул взгляд на Юри и укусил. О, Боже. Виктор не сдержал наполовину эротичный стон, сорвавшийся с губ, когда он ощутил вкус котлеты. (И, к своему удовольствию, он не мог не заметить, как от стона у Юри покраснели щеки.) Он, конечно, и до этого ел вкусную еду. Черт, да он ел еду, которую предпочел бы сексу. Но это не было похоже на секс; это было скорее занятием любовью. Пусть еда слегка остыла, Виктор все равно чувствовал всю искреннюю любовь, которую вложили в блюдо. Он никогда не думал, что подобную эмоциональную близость можно передать через еду. Юри протянул свой блокнот. «Тебе нравится?» Виктор посмотрел на него, раскрыв рот. — Если бы мне было суждено умереть сегодня, и был бы выбор между многочасовым сексом с моей любимой знаменитостью и этим блюдом, я бы выбрал блюдо, — заявил он. Глаза Юри сверкнули весельем. — Нет, я серьезно! — воскликнул Виктор. — Уверен, именно это и дают на небесах! Юри выдохнул смешок и написал: «Рад, что понравилось». Что было огромным преуменьшением, но Виктор был слишком поглощен едой, чтобы об этом думать. — Как это называется? — спросил он, едва доел. «Кацудон, — написал Юри. Виктор моргнул. — Моя любимая еда, когда нужно успокоиться». — Так ведь зовут местного тюленя, да? Значит, у вас есть кое-что общее, — пошутил Виктор. Юри покраснел и занялся открытием собственного бенто. Виктор принялся за салат, наблюдая, как Юри наливает себе мисо-суп из термоса. Высоко стоящее солнце отдавалось блеском в его волосах и подчеркивало румянец на скулах. Виктор скользнул взглядом по его горлу к ключицам, замечая, как двигается кадык каждый раз, когда он глотает. Пока они ели, наступил полдень. Юри забрал коробочки и приборы, сполоснул их и, завернув, уложил обратно в коробку. Оттуда он достал мандарины на десерт, быстро очистил их и протянул один Виктору. Тот попытался сосредоточиться на чем-то помимо розовых губ Юри, обхватывающих дольку мандарина, потому что не знал, сможет ли пережить то, что сейчас ему хотелось оказаться на месте чертового фрукта. — Когда откроем саке? — неожиданно спросил он, отчаянно желая отвлечься, и Юри вздрогнул от неожиданности, а потом поставил чашечки и открыл бутылочку сразу же. Виктор этого не ожидал, но все равно взял чашку. Отпив, он ощутил тяжелый сладкий вкус, тепло которого двинулось напрямую к желудку. Он был рад, что в саке хватало только по паре чашечек на каждого, и что Юри не принес больше. Как бы он ни был бы рад вновь увидеть пьяного Юри, он все равно хотел бы, чтобы они оба запомнили проведенный вместе день. И все же вскоре бутылка опустела, ее, как и остальные вещи для пикника, опять убрали в корзинку, и Виктор прилег на покрывало рядом с Юри, ощущая приятный хмельной гул в голове и глядя на светло-синее небо. Юри пересел, опираясь подбородком о колени и смотря на океан. На его щеках был заметен алкогольный румянец, но он явно не был сильно пьян. Виктор повернулся, чтобы посмотреть на него, а потом предложил: — Ложись рядом. Он ощутил, как сдвигаются песок и покрывало от движений Юри, и сердце забилось чуть сильнее, когда тот едва ощутимо прижался к нему. Они подходили друг другу идеально, словно рука Виктора была создана, чтобы в один момент обнять Юри. Он поглядел вниз; Юри приподнял голову, чтобы посмотреть на него, и выражение его лица было нечитаемым, загадочным. Как же он может быть так близко и вместе с тем так далеко? Тоска переполнила Виктора, как пьянящий жар саке. Было бы так легко преодолеть эти несколько лишних сантиметров и коснуться губ Юри. И все же, когда тот положил руку ему на грудь и прижался чуть ближе, трепет в животе Виктора показался ему куда лучше, чем любой поцелуй. Он ощущал, как сон накатывает на него, как волны на берег. Здесь, лежа рядом с Юри в потаенной бухточке, Виктор Никифоров с легкостью мог сказать, что больше ему от жизни ничего не нужно. И с этой мыслью Виктор позволил улыбке сползти со своего лица и провалился в сон.______________________________
Отрывок со страницы 2 антологии «О геометрии снежинок»: non est ad astra mollis e terris via будь я способен выбирать, когда умру, то я бы выбрал эту же секунду, когда лежу в объятиях твоих рук, и мое сердце бьется в унисон с твоим. позволь навеки нам застыть в этом моменте, пока все мои мысли бесконечно о тебе. займи собой все мое небо этой ночью, веснушек чтоб касаться, как созвездий, в твоих глазах исследуя секреты всей вселенной. ты мое солнце, звезды и луна — ты более извечен, чем считаешь, когда касаешься, осознаю, как сладко можно умирать. ведь смерть с тобою — не конец, скорее шанс твоей звезде (и моей тоже) приобрести сверкание суперновой. давай мы вспыхнем вместе и эхо пронесется сквозь те столетия, что грядут.______________________________
Виктор проснулся ранним вечером. Солнце едва скользнуло своим краем за горизонт, и длинные переплетающиеся тени вокруг были окрашены в темные оттенки фиолетового и синего. Рядом никого не было. Если бы не покрывало под ним и корзинка рядом, Виктор бы снова засомневался в своем восприятии реальности. Поэтому, сев, он попытался разглядеть в быстро тухнущем свете, нет ли Юри поблизости. Наградой ему было движение, через мгновение показавшееся рядом со скалами. Поднявшись на ноги, Виктор двинулся к камням, закрывающим бухту от беспокойного моря. Юри восседал на камне, словно был из сказки Ганса Христиана Андерсена, и его волосы трепал ветер. Его, казалось, совершенно не волновали соленые брызги волн, разбивающихся о камень под ним, пусть его волосы и одежда промокли насквозь. Его взгляд был обращен на последние лучи уходящего солнца, и в красивых чертах лица читалась тихая задумчивость. Виктор не хотел портить момент, но неожиданно резко чихнул, и Юри испуганно обернулся. — Прости, — сказал Виктор, проклиная свое тело за своевременность. Легкая улыбка скользнула по губам Юри. В небе появились первые звезды, и в волосах Юри словно засверкала алмазная диадема. Виктор немо протянул руку, отчасти удивленный, что Юри не пропал от прикосновения. Юри взял его за руку. Виктор помог ему спуститься с камня, замечая, что, пусть парень промок до костей, он ни капли не дрожит. — Ты весь день тут просидел? — спросил он. Юри покачал головой, слегка приникая к Виктору. Он сделал пару жестов, но явно вспомнил, что Виктор не знает язык, и прекратил. Мужчина почувствовал, как внутри все сжимается. Придется это исправить. Они наконец дошли до покрывала, и Виктор поднял его с песка, немного отряхнул и накинул Юри на плечи. Он услышал резкий тихий выдох, когда притянул парня ближе, и улыбнулся. Они надели носки и обулись, и Виктор поднял корзинку, жестом прося Юри провести их назад на утес. Подниматься было тяжелее, чем спускаться, но Виктор (почти) ничего не имел против тяжести в мышцах. Юри перед ним полностью ушел в свои мысли, и каждый раз, когда он поворачивался к Виктору, его глаза сверкали как звезды. Когда они дошли до выступа, и нужно было карабкаться вверх, Юри показал Виктору идти первым, забрав у него корзинку, когда тот подтянулся до скалы. Как только Юри присоединился к нему на вершине, Виктор снова обернул вокруг его плеч плед, и улыбнулся от того, как очевидно даже в темноте покраснел Юри, когда мужчина скользнул ладонями по его рукам. Дорога через парк Мыса Влюбленных прошла в уютной тишине. Юри перехватил руку Виктора, когда они вновь вышли на дорожку, принимаясь выписывать на ладони буквы. Виктор сосредоточился на касаниях, улыбаясь, когда разобрал слова: «Тебе понравилось?» — Никогда не было дня лучше, — ответил Виктор. «Я надеялся, что ты что-нибудь напишешь, но ты все время спал. Не выспался прошлой ночью?» Виктор почувствовал, как горят уши. — Типа того, — признал он. В ответ послышался легкий веселый смешок. «Теперь тебе лучше?» — выписал Юри. — Да, — сказал Виктор, легонько сжимая ладонь. — Мне прекрасно. Когда они вернулись к району, где была «Ю-топия», фонари уже зажглись. От одного из домов шла пульсирующая музыка, так что они перешли улицу, чтобы ни на кого не наткнуться. — Я думал, вечеринки проходят только во время Недели Возвращений, — сказал Виктор. Юри закатил глаза и выписал на его ладони «Неделя Возвращений — только начало». — Что за ужасный район, — ответил Виктор с ухмылкой. — С ними вообще не поспишь! «Старики, которые к их несчастью тут живут, ненавидят этот район». — Ты слышишь музыку из «Ю-топии»? Юри, гримасничая, кивнул. «Звук хорошо распространяется над водой». — Ну, я вот живу далеко, так что проблем нет. Можешь оставаться у меня, когда становится слишком шумно! — это должно было быть шуткой, вот только Виктор отчаянно хотел этого. И, возможно, румянец, заливший лицо Юри, говорил, что тот тоже этого хочет. «Я не хочу навязываться», — написал он. — Ерунда, — сказал Виктор. — Для тебя всегда есть место в моей постели. Даже в рыжеватом свете фонаря лицо Юри стало пунцовым. Виктор тихо усмехнулся и сжал его руку. — Просто шучу, — сказал он. — Но если ты все же останешься, я уйду на диван. Он весьма удобный. Юри снова показал жест, означающий смущение, на несколько секунд закрывая лицо рукой. Но его глаза весело сверкнули, и он не отодвинулся от Виктора, так что тот счел это маленькой победой. Они оказались у парадного входа «Ю-топии» быстрее, чем хотелось бы. Виктор ощутил, как внутри все сжимается от разочарования, когда Юри обернулся у двери и все же отпустил его руку. — Когда мы увидимся снова? — спросил он, надеясь, что звучит не так отчаянно, как было на самом деле. Он начинал думать, всегда ли времяпрепровождение с Юри так опьяняет. Парень пожал плечами и написал в блокноте: «Напиши мне. Я обычно свободен, если нет, то скажу». Виктор улыбнулся. — Пхичит сказал, что ты пишешь, — произнес он. Юри снова закрыл лицо рукой, а потом ответил: «Не особо хорошо». — Я сам хотел бы решить, — сказал Виктор. «Когда-нибудь покажу тебе», — пообещал Юри. Виктор кивнул. — Когда я в следующий раз пойду куда-то писать, я бы хотел, чтобы ты был со мной. Юри слегка помедлил, моргнул, а потом нарисовал и показал знак вопроса. Виктор рассмеялся, взял Юри за руку и поцеловал костяшку безымянного пальца. — Думаю, ты можешь стать моим вдохновением, — признал он, отбрасывая всю осторожность, и ох, глаза Юри сверкнули. Виктор быстро потерял счет времени, стоя в сгущающихся сумерках и держа Юри за руку, блуждая в его глазах. Но через минуту Юри убрал руку и сделал робкий шаг к нему. Его ладонь коротко скользнула по плечам Виктора, а потом он отступил и помахал на прощание. Виктор помахал в ответ, немо глядя, как Юри исчезает за дверями отеля. Вздохнув, он развернулся в сторону набережной и двинулся прямиком в снек-бар «Качу». Когда Виктор вошел, Кристоф протирал стаканы за барной стойкой. — Виктор! — воскликнул он с хитрой усмешкой. — Откуда бы ты ни шел, тебе там явно понравилось. — И что меня выдает? — поинтересовался Виктор, садясь. Послышался лай, и через мгновение Маккачин обогнул стойку и уперся лапами в бедро Виктора, приветствуя его лаем. Виктор хохотнул, поглаживая пса по голове. — Ты весь в песке, одежда мятая, — отозвался Кристоф, вскидывая бровь. — Куда-то водил Юри? Мне тебя поздравлять? Виктор побледнел. — Ничего не было! — воскликнул он, растрепывая шерсть Маккачина. — Но спасибо, что забрал Макку. — Он показался мне весьма одиноким, когда я пришел, так что я не смог его бросить, — ответил Кристоф. — Ты бессердечный, Виктор. Мужчина фыркнул. — В последний раз, когда Макка видел Юри, он сбил его с ног. Конечно, он так выражает любовь, но я, понимаешь ли, не хочу так набрасываться на Юри. — «Набрасываться» — подходящее слово, — заметил Кристоф, подмигивая. Виктор качнул головой. — Я не хочу все испортить, Крис, — признался он. — Хорошо, — отозвался тот, заранее потянувшись за водкой. — Я тоже не хочу, чтобы ты все испортил. Виктор приподнял бровь, глядя, как Крис наливает ему водку с тоником. — Я от многих ожидал этого «убью тебя, если причинишь ему боль», но уж точно не от тебя. Кристоф усмехнулся. — Я знаю Кацуки Юри всего три года, — сказал он. — Но начальница моя знает его почти всю жизнь. Она, кстати, и научила его танцевать. — Твоя начальница, — повторил Виктор, оглядывая залитый тусклым светом и слегка задымленный бар. По вечерам «Качу» был не таким, каким был днем. Несмотря на это, вокруг не было никого, кто мог бы хотя бы походить на начальницу Криса. — Минако Окукава, — сказал Кристоф, указывая на висящее на стене черно-белое фото балерины, получающей какой-то приз. — Она была примой Королевского Балета. А сейчас владеет местной студией и управляет баром. Но мне кажется, ей и так неплохо. — Пристанище деятелей искусства, — голос Виктора был тихим. Видимо, он не был первым, кто нашел в Торвилль Коув убежище и кто искал скромной жизни в его выеденных водой утесах и соленых брызгах. И, скорее всего, не был последним. — Видимо, — согласился Кристоф через некоторое время, передавая ему напиток. Виктор отпил, отмечая, что от него по телу не прошло такое пьянящее тепло, как до этого от саке. — Мы приходим сюда в поисках вдохновения, но находим куда больше — и остаемся. Маккачин гавкнул, напоминая Виктору про поглаживания. Тот покорно продолжил, но слова Кристофа никак не выходили из головы.______________________________
Виктор Никифоров Место рождения: Санкт-Петербург, Россия Сайт: http://viktornikiforov.com/ Твиттер: v-nikiforov Жанры: Романтика, повседневность, драма, поэзия Влияние на творчество: Маргерит Дюрас, Гиллиан Флинн, Вирджиния Вулф, Кадзуо Исигуро Виктор Никифоров (англ. Viktor Nikiforov) — который, цитата, «не против, чтобы в английском мое имя писали через „c“» — был рожден в Санкт-Петербурге, в семье танцоров на льду Ильи Никифорова и Екатерины Юсуповой. Он отмечает, что его детство сильно повлияло на то, о чем он пишет — во всех книгах в какой-то мере присутствует лед или снег. Никифоров ворвался в англоязычную литературу в 2011 году, когда его повесть «Танцующие лезвия» получила литературную премию «Rubery Book Award». В 2012 он был номинирован на Премию Национального круга книжных критиков за дебютную книгу «На лезвиях любви». В 2014 он стал финалистом впервые устраиваемой премии «Kirkus Prize for Fiction» со своей второй книгой, «Вишневый прыжок». В том же году его третья и самая известная работа, «Король и Фигурист», три недели после издания возглавляла список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс», а в декабре 2015 широко обсуждалась в книжных шоу на телевидении. Он получил повсеместное признание как за эти три работы, широко известные как Ледяная Триада, так и за другие, менее масштабные. (Читать дальше…) Цитаты Виктора Никифорова «Никогда не думал, что могу открыться так, как открыл меня ты», — Виктор Никифоров, «Король и Фигурист» «Если у меня есть хоть малейшая надежда вновь увидеть тебя, то искра этой надежды охватит пламенем вечность», — Виктор Никифоров, «Танцующие лезвия» «Я роковой яблочный пирог, и мужчины падают к моим ногам», — Виктор Никифоров, «Вишневый прыжок»______________________________
За месяц Виктор возвращался в потаенную бухту еще несколько раз. Иногда Юри шел с ним, каждый раз захватывая с собой перекус в виде кацудона и мисо-супа. Ради таких дней Виктор и жил, пусть и понимал, что ничего особо не напишет, если Юри будет лежать рядом с ним на покрывале и тихо что-нибудь читать. Точнее, не напишет ничего, кроме замысловатых стихов в прозе о том, как солнце целует щеки Юри, или как его глаза сверкают при виде океана, или как движутся его тонкие пальцы, когда он держит палочки. Юри был новым вдохновением и все такое, но вдохновением таким, что Яков бы застонал и ущипнул переносицу. И Виктор понимал, что не против этого. Ну и что, даже если он опубликует еще одну антологию поэзии? Юри нравятся его стихи, а Виктору нравится Юри, так что Якову придется смириться. — Как по-другому сказать «временный»? — спросил Виктор одним днем. Юри прислонялся к его плечу, но больше внимания уделял своей книге. Его голова чуть сдвинулась, когда он заглянул в блокнот Виктора, где тот зачеркнул строку. Виктор неожиданно ясно ощутил запах шампуня Юри. Желудок сделал четверной флип. Юри взял у него ручку и написал «недолговечный» рядом с последними перечеркнутыми словами, и лицо Виктора просветлело. — Превосходно, — объявил он, забирая ручку обратно и продолжая писать. В такие дни он забывал, что не будет жить в Торвилль Коув вечно. Конечно, владелицу коттеджа всегда можно было убедить продать его, но Виктор изначально снимал его, намереваясь потом вернуться в Манчестер. Издатели хотели продолжение «Короля и Фигуриста», и раньше из-за писательского блока Виктор намеревался дать его им, потому что у него не было идей, о чем писать. Но не сейчас. Его разум стремился к новым возможностям с новыми историями, персонажами и мирами. Каждая книга была чистым листом, и он должен был удивить своих читателей, и хотя писательство после успеха Ледяной Триады скорее удушало, чем дарило свободу, когда рядом с Виктором был Юри, он чувствовал в своих словах такую уверенность, какой не чувствовал уже давно. Пусть и большинство этих слов стоило бы назвать слащавой сентиментальщиной. — Что думаешь насчет этого предложения? — спросил Виктор. Юри надул губы, вчитываясь, и на его переносице за очками появилась очаровательная складочка. Через мгновение он взял у Виктора ручку, перечеркнул предложение и написал что-то вместо него. Виктор рассмеялся, прочитав. — Чудесно, Юри, — сказал он, и скулы парня покраснели. Но Юри не всегда мог сопровождать его в путешествиях к бухточке. Иногда он нехорошо себя чувствовал, иногда — уже был чем-то занят. В такие дни Виктор давил в себе разочарование и шел в бухту в одиночестве, вооруженный собственной едой, полотенцем и обещанием Маккачину вернуться пораньше. В эти дни он писал много, подстегиваемый тоской по Юри, жгущей, как клеймо. Возможно, где-то среди этих слов и стихов были нити истории, но пока Виктор не знал, за что тянуть. В такие дни отсутствие Юри выжигало в Викторе дыру, и он не мог удержаться и пытался по кусочкам собрать воображаемого Юри, который мог бы заполнить пустоту. Это было одновременно и просто, и тяжело — у этого Юри глаза тоже сверкали при виде моря, и тоже появлялась складка на переносице, но Виктор не мог точно определить даже основу, например, сколько ему лет (Юри как-то упомянул, что закончил Сент-Эндрюсский университет, значит, ему где-то за двадцать), какой у него любимый цвет (скорее всего черный или синий, потому что он постоянно носит такую одежду), или даже прожил ли он в Торвилль Коув всю жизнь. Его бесило, что оставалось узнать так много всего. Виктор никогда не был особо терпеливым. Его жесткий диск был забит заброшенными работами, к которым у него пропал запал, потому что история шла не туда, куда он хотел. Один раз он угодил в больницу после неудавшейся попытки сделать флип, потому что хотел превратить двойной прыжок в тройной, не тренируясь перед этим. Он полностью попортил свои (достаточно редкие) отношения, страстно бросаясь в конфетно-букетный период и тут же все оставляя, когда начинались проблемы. Он хотел знать все и сразу, и ему было плохо от того, что он не мог. И все же он готов был медлить, если так Юри оставался рядом. Почему-то это казалось правильным. И Виктор верил, что, если он сдержится, если усмирит свое нетерпение, то когда-нибудь все как-нибудь окупится. Юри был тайной, на разгадку которой нужно было потратить много времени, и Виктор собирался наслаждаться каждой секундой. Но то, насколько большой тайной был Юри, до Виктора не доходило до одного дня в начале июня, когда он в одиночестве возвращался домой из потаенной бухты. Когда он был один, ему приходилось обращать больше внимания на окружение, потому что эта часть города все еще была ему незнакомой. Правда, тут было много приметных мест, на которые Виктор опирался в пути — например, дом Леруа, парк Мыса Влюбленных и старое кладбище в конце Боухилл Лейн. У чугунной ограды, разделявшей кладбище с тротуаром, Виктор остановился, потому что заметил внутри какое-то движение. Он подождал, затаив дыхание, и сердце неожиданно подпрыгнуло, потому что среди могил он углядел знакомую копну непослушных темных волос. «Что Юри тут делает?» — подумал Виктор. Ворота на кладбище были открыты, так что он скользнул внутрь, не раскрывая себя. Часть него вопила, что это не его дело, и что ему нужно уйти, но остальная часть была до смерти заинтересована и не позволяла просто все бросить. Могильные плиты на кладбище крошились и трескались, кое-где на них рос мох. Самый большой памятник здесь был склепом Торвиллей на противоположном конце поля, и даже вдали он казался смутно зловещим. Виктор прошел через кельтские кресты и стоящие вперемешку с ними викторианские статуи, следуя за отдаленным темно-синим силуэтом Юри. Тот наконец остановился напротив одной из могил и опустился на колени, проводя по плите рукой, а затем оставляя рядом простой букетик лилий. Виктор проследил из-за статуи ангелочка, как Юри низко склонил голову, будто в молитве, а затем поднялся, погладил плиту и ушел. Виктор не мог больше терпеть. Едва Юри полностью скрылся из вида, он на цыпочках вышел из-за статуи и двинулся к могиле с лилиями. Это была небольшая могилка, слишком крошечная для кого-то, кроме ребенка. Мрамор надгробия был старым и выщербленным, но не настолько древним, как большинство соседних. А от надписи на нем сердце Виктора застыло в его груди.Юри Кацуки 29 ноября 1993 Почему же мотыльки погибают так рано?