862 комментария
stuchai От твоего заголовка создается впечатление, словно он постоянно так делает. Я, как человек, пролиставший весь инстаграм вн, не соглашусь с этим. Последний его похожий пост был году так в 2011, с тем российским парнем-моделью нижнего белья, емнип. bladesoflove Хахаха и все мы помним чем это закончилось. «Непримиримые разногласия», ага, хер там, Вики просто хотел поухлестывать за красавчиками в США лол. regentertiary омфг кто-нибудь помнит 2013, когда он заявился штук на десять студенческих вечеринок в хартфорде и семь человек заявили, что он с ними спал flipmycherry ^^^ вот это были охуенные денькиии! когда он прилетел в англию, сразу стал таким скучным …и у вики явно есть свой тип, лмао. разве его парниша-модель не носил очки, когда не был занят тем, что до дебильного горячо выглядел в нижнем белье? stardustandsoulmates Ребят. Ребят омфг это такой баян, если вы все же побывали в Торвилль Коув, где вн осел на этот год. Все в хреновом городишке говорят об этом уже с мая; все сплетни и прочая фигня только об этом. Мы с родителями на прошлой неделе были в Торвилле на выходных, и вот это чудо обнаружилось в местном книжном: [ссылка] Как видно из статьи, этого загадочного парня зовут Юри Кацуки, и он, видимо, «местный таинственный сердцеед» (богом клянусь, это не я говорю, так в газете написано). хорошая работа, виктор Показать еще 102 комментария bvttles Но stardustandsoulmates как ты можешь не упомянуть лучшую часть, в которой сказано, что в городе есть имя для их пары? #viktuuri в Инстаграме просто хренова золотая жила, спасибо тебе phichit+chu кто бы ты ни был, ты просто божественен Показать еще 159 комментариев applepiefatale благослови нас. блядь. господь.______________________________
Виктор проснулся от яркого солнца, бьющего прямо в глаза. Захрипев, он попробовал сесть в постели, но обнаружил, что прижат к кровати чем-то значительно тяжелее пуделя. Глаза Виктора тут же распахнулись, а сердце забилось чаще, когда он увидел дремлющего Юри Кацуки, наполовину растянувшегося на нем. Где-то среди ночи Юри, должно быть, перевернулся и оказался сверху Виктора. Сейчас он все еще спал, и Виктор ощутил себя виноватым, когда принялся выбираться из его объятий, чтобы одеться и приготовить завтрак, но сделать это все равно пришлось. Приняв душ, побрившись и почистив зубы, Виктор дошел до кухни в одном только халате и принялся за завтрак. Он разбил несколько яиц в сковородку и закинул пару кусков булки в тостер, а затем налил Маккачину воды и насыпал корма. Сам пудель спал под столом; Виктор решил не будить и его тоже, и вместо этого пошел искать в холодильнике сосиски. Он раскладывал по тарелкам яйца, сосиски и тосты, когда вошел Юри, широко зевая. Виктор улыбнулся, когда он сел за стол, случайно будя и Маккачина тоже. - Доброе утро, Юри, - сказал он и пошел выключать закипевший чайник. – Хочешь чая? Или могу сделать кофе, если ты предпочитаешь его. Юри поднял левую руку, соединяя большой и указательный пальцы так, словно напыщенно пил чай. Виктор усмехнулся. - Ну ладно. В шкафчике слева от раковины есть разные сорта. «Русский Караванный», «Эрл Грей», «Английский Завтрак»… Юри подошел к шкафчику посмотреть и в конце концов достал оттуда небольшую баночку, ставя ее на столешницу. Это был зеленый чай, который Виктор нашел в Чайнатауне Нью-Йорка, пока был в Хартфорде, но толком его и не пил. Юри осторожно его понюхал, а затем нашел в шкафу ситечко и положил туда немного чая. Виктор поставил перед ним кружку с матрешками и налил воды через ситечко, которое держал Юри. Затем он заварил себе чашку «Английского завтрака» и налил туда немного молока. - Молока? Сахара? Меда? – предложил он. Юри покачал головой, продолжая возиться с ситечком. Через минуту он отложил его и отпил чай, с улыбкой прикрывая глаза. Его очки забавно запотели. Виктор усмехнулся, когда Юри отставил кружку, чтобы протереть очки. Надев их обратно, Юри склонился и поцеловал Виктора, а затем поднял правую руку, показал большой палец и два раза указал на свою грудь. «С добрым утром», - сказал он одними губами, и Виктор улыбнулся. - Хорошо спалось? – спросил он, вновь доходя до стола и садясь. Юри, держа в руках чай, последовал за ним и сел напротив. Маккачин выбрался из-под стола, чтобы позавтракать. Юри потыкал вилкой в сосиску и кивнул – его скулы слегка порозовели. Виктор хотел зацеловать его, пока румянец не потемнеет, но взял себя в руки и вместо этого принялся за еду. Они завтракали в комфортной тишине. Виктор лениво проверял телефон, поедая тост с маслом, а Юри почесывал Маккачина за ушами (и скармливал ему под столом кусочки сосиски, чертов лицемер) и доедал яичницу. Виктор, наблюдая за зевающим и потягивающимся Юри, чья футболка завораживающе и мучительно приоткрывала бедра, подумал о том, как было бы чудесно чаще проводить так утра. После завтрака Юри занялся мытьем посуды, а Виктор переоделся в белую в синюю полоску кофту с длинными рукавами и оливкового цвета капри. Юри надел то, в чем был вчера. Вместе они вышли на прогулку с Маккачином, чтобы по пути довести Юри до «Ю-топии». Когда они добрались, в вестибюле отеля было настоящее столпотворение. Вчерашние туристы, кое-кто из которых явно страдал похмельем, выписывались из номеров и завтракали – а некоторые делали и то и другое одновременно. Судя по меню, расположенному прямо перед норэном, ведущим в ресторан, сегодня единственным бесплатным завтраком в «Ю-топии» был обыкновенный европейский завтрак; за традиционные японский и шотландский нужно было доплачивать. Маккачин возбужденно залаял при виде такого количества народа, и Виктору пришлось постараться, чтобы угомонить его. - Ну, - сказал он, когда все же справился, - напишешь, если захочешь встретиться? «Подожди, - жестом показал Юри, с опаской глядя на толпу туристов и замученную Мари. – Давай я проведу тебе экскурсию по “Ю-топии”». Виктор открыл было рот, чтобы поставить под вопрос это предложение, учитывая количество людей, покидающих гостиницу, но увидел на лице Юри тоскливую просьбу не оставлять его с этой толпой и не смог отказать. - Ну ладно, - сказал он, взяв Юри за руку. – Покажи мне тут все. Юри провел его вверх по массивной лестнице. Мало кто шел по ней; Виктор подозревал, что это связано с наличием лифта, ведущего прямиком в вестибюль, и почти полным отсутствием гостевых номеров на втором этаже. Там в небольшом крыле располагались комнаты семейства Кацуки, а остальные были заняты различными служебными помещениями и комнатами для работников отеля. Сначала Юри провел его по комнатам, куда могли заходить посетители. Некоторые, как старая музыкальная комната, столовая и гостиная, были переделаны в более современные жилые помещения, и только старые фотографии на стенах показывали, что когда-то они служили иным целям. Гостиная превратилась в бар и лаунж; музыкальная комната – в комнату отдыха с бильярдом, огромным ковром под шахматную доску и несколькими полками, полными других настольных игр; а столовая стала залом заседаний с проекционным экраном и оборудованием для конференций. И все же переделаны были не все комнаты. Юри отвел Виктора в библиотеку, сохранившую почти все свои деревянные шкафы и отделку, а также мебель и книги. Виктор невольно поразился контрасту между библиотекой и остальными помещениями отеля. Это было одновременно неуместно и странно гармонично – как и сущность человека, держащего его за руку. Он прошел мимо стола с двумя компьютерами от «Эппл» и принтером, направляясь к высокому окну, из которого открывался вид на море. Раздвинув занавески, Виктор восхитился необъятному сверкающему синему морю, разливающемуся до самого горизонта с едва заметной окантовкой полосой песка. Он знал, что часть «Ю-топии» расположена почти что на пляже, но одно дело видеть ее издалека, и совсем другое – стоять внутри. - Что это? – спросил Виктор, поднимая взгляд и замечая, что на окне был витраж с каким-то гербом. «Герб семьи Торвиллей», - жестом отозвался Юри. Затем он достал блокнот и добавил: «Раньше он был по всему дому. Большинство были сняты по просьбе семейства, когда мы все переделывали, но нам разрешили оставить гербы на этих окнах». Виктор изучил его ближе. На вид было похоже на серую вытянутую каплю, стоящую на золотом мече на синем фоне. - Это тюлень, - заметил он, сощурившись. – И он… на мече? «Тут почти ничего не видно, - ответил Юри, пожав плечами. – У нас есть много других реликвий семьи Торвиллей, на них можно разглядеть детали герба лучше». - Вау, - сказал Виктор, отступая от окна. Затем он заметил наполовину законченный портрет мальчика, висящий на противоположной стене библиотеки, и подошел посмотреть поближе. – А что с этой картиной? Художнику не дали дорисовать, или еще что? Юри рассмеялся. «Нет. Мальчик умер до того, как художник успел закончить картину», - показал он. - Оу, - неожиданно мрачно отозвался Виктор. – Это… трагично, - пробормотал он. «Ты знаешь книгу о призраках города, да? – спросил Юри. – Я видел, как ты вчера читал ее в библиотеке». Виктор кивнул. - Этот мальчик – тот призрак? – спросил он. «Ну, нет, - ответил Юри, - но иногда, если встать у этих окон в канун середины лета, можно услышать плач его матери». - Ох! – воскликнул Виктор. – Значит, это Лир? Малыш, который утонул в свой седьмой день рождения? Юри кивнул. «Тела не нашли, так что неизвестно, умер ли он на самом деле, - заметил он. – Все думают, что он утонул, потому что в последний раз его видели на берегу». Затем он написал что-то в своем блокноте и придвинулся к Виктору с заговорщицкой усмешкой: «По некоторым версиям, после пропажи Лира молодой тюлень раз в месяц стал появляться среди бухты и смотреть на дом. Он возвращался на протяжении десяти лет, пока не умерли его родители». Виктор приподнял бровь, а во взгляде Юри плясали веселые искорки. - Такое возможно? – спросил он, и Юри пожал плечами. «Кто знает», - ответил он и повел Виктора из библиотеки дальше по коридору. В конце была дверь с табличкой, гласившей «ЧАСТНОЕ КРЫЛО». Юри отпер дверь, и за ней оказались татами и перегородки из тонкой бумаги – место жительства семейства Кацуки. В крыле Кацуки было значительно тише, чем в остальном отеле, хотя сегодня это было понятно, учитывая количество туристов, пытающихся выписаться. И все же Виктор оказался очарован царившим в комнате спокойствием, подчеркнутым журчанием небольшого фонтанчика где-то неподалеку. Юри надел домашние тапочки, протягивая пару и Виктору. Пол был по большей части деревянным, хотя в гостиной он был застелен татами, на которых лежало несколько подушек, а на столике сбоку стояла вазочка мандарин. С другой стороны, где на столике стоял услышанный Виктором фонтанчик, был небольшой кабинет, заваленный книгами, папками и бумагами. Юри прошел по коридору, шагая по деревянному полу тихо, едва слышно. Виктор последовал за ним, заглядывая в комнаты с открытыми перегородками. Здесь была и кухня, и столовая с полом из татами. Рядом с раковиной была сушилка, заставленная посудой, а на низком столике в гостиной все еще лежали несколько чашечек для саке. Когда они прошли мимо жилой комнаты, Тошия Кацуки смотрел какую-то японскую мыльную оперу с субтитрами. Он обернулся к ним, жестом показал что-то Юри, ответившему так же. Виктор, все еще разбирающийся только в британском и русском языке жестов, тут же выпал из разговора. Он дождался, когда Юри слегка поклонится и отвернется, и с улыбкой помахал Тошии, и тот тоже поприветствовал его. - Чего хотел твой отец? – спросил он, когда Юри вновь двинулся по коридору. «Просто хотел узнать, ночевал ли я у тебя», - показал Юри. Виктор поднял брови. - Он знает о нас? – спросил он. Юри покраснел, выставляя мизинец и большой палец правой руки и двигая ими из стороны в сторону. «Я как минимум не говорил ему больше, чем уже болтают в городе», - добавил он. - И они с твоей матерью не против, - уточнил Виктор. «Ты рассказал своим родителям?» - парировал Юри. Виктор покачал головой. - Я не особо часто им звоню, - признал он. – Обычно они заняты обучением фигуристов в Санкт-Петербурге. «А, - Юри улыбнулся. – И чтобы ты знал, - добавил он, - у моей матери уже есть список японских имен для ее внуков». Виктор ощутил, как горят уши. - Очень… дальновидно, - заметил он. «Ты ведь ей нравишься. Больше всего она любит твой стих “Светлячки июльской ночью”». Виктор вскинул бровь. - Его не публиковали, - заметил он. Юри с недоумением постучал пальцем по телефону, и Виктор выдохнул, вспомнив. Как-то он сфотографировал страницу блокнота с этим стихом и выложил в Инстаграм. Не удивительно. «Прости, наверное, это кажется жутким», - извинился Юри. Виктор усмехнулся. - Нет, на самом деле это весьма… - начал он, но прервался, когда Юри открыл дверь в свою комнату, и там оказался большой постер, где Виктор смеялся, сидя на скамье в зимнем парке, а на ногах его были коньки с золотистыми лезвиями. Словно осознав, что он только что показал, Юри вспыхнул. Он тут же кинулся к стене и начал отдирать уголки. Виктор засмеялся. - Стой, это не обязательно, - тоже пересекая комнату, чтобы помешать снять постер. – Я рад, что у тебя есть этот плакат! Один из моих любимых из рекламной кампании по «Королю и Фигуристу». Юри все равно нервничал, мечась глазами по комнате, и Виктор, последовав за его взглядом, заметил в комнате и другие изображения. Среди них был и постер фильма «Король и Фигурист», конечно, но также обложки книг Ледяной Триады и самые известные цитаты из его книг, красиво оформленные в виде постеров. В общем, этой коллекцией признаков преданности Юри Виктор мог лишь невольно дорожить. Он подошел к небольшой односпальной кровати и легко провел пальцами по корешкам книг на прикроватной тумбочке. «Зимняя сказка» Шекспира, «Записки у изголовья» Сэй-Сёнагон и его собственная «О геометрии снежинок». Над кроватью Юри висели фотографии Викчана, окруженные наклейками с мультяшными самураями и тюленями. Виктор отвернулся от прикроватного столика, чтобы оценить мягкие игрушки в виде животных, аккуратно расставленные на подоконнике большого окна-эркера, выходящего на океан. Он почти что видел, как маленький Юри сидит там, прижав к груди гладкую тюленью шкурку, и мечтательно глядит на океан. Рядом с окном стоял телескоп; Виктор легко прошелся пальцами по его серебристой поверхности, а затем обернулся к столу Юри. Там царили порядок и чистота; лежал ноутбук, стоял стаканчик с ручками и карандашами, фотография маленького Юри с Викчаном, несколько черных тетрадей в твердой обложке, которые напоминали большую версию блокнота, который Юри всегда носил с собой. - Что это? – спросил Виктор, указывая на тетради. «Я там пишу», - ответил Юри, и его щеки залил розовый румянец. Виктор с любопытством поглядел на них. - Можно? – спросил он, но Юри покачал головой, краснея сильнее. «Я не особо хорош, - жестами показал он. – И там все равно только старые работы». - Мои старые работы тебе нравятся, - заметил Виктор. «Ты не публиковал сборников поэзии после “Снежинок”», - ответил Юри. Виктор не мог этого не признать. - Твоя правда, - сказал он. – И все же, я бы очень хотел как-нибудь прочесть твои работы. Юри сжал губы. «Мне неловко показывать тебе свои рассказы». - Почему? «А тебе не было неловко показывать свои Шекспиру? Даже если ты ими гордишься?» Лицо Виктора просияло. - Ты думаешь, я как Шекспир? – спросил он с ухмылкой. «Это просто пример». Юри на мгновение спрятал лицо за ладонями. Виктор усмехнулся. - Но ты же видел, как я пишу. Даже помогал мне. Как я могу помочь тебе стать уверенней и показать мне свои работы? Юри пожал плечами. Виктор вздохнул, вновь задумчиво поглядев на тетради, а затем ему в голову пришла идея. - Напиши со мной что-нибудь, - сказал он. Юри моргнул. «Что?» - показал он. - Напиши со мной что-нибудь, - повторил Виктор, доставая свой собственный блокнот и вырывая лист бумаги. – Будем по очереди писать по предложению или по строчке диалога. Не обязательно выдумывать что-то хорошее, просто что-нибудь неожиданное. Юри раздумывал с мгновение и кивнул, садясь на кровать и похлопывая по одеялу рядом. Виктор сел, держа в руках лист и ручку, постучал по губе, пытаясь придумать хорошее начало. Неожиданно он заметил на подоконнике игрушку в виде пуделя (возможно, от того же мастера, что сделал котика для Юры) с повязкой на глазу, и тут же в голове вспыхнула идея. «Однажды жил на свете пират, - написал он, - бороздящий океан на корабле вместе со своей верной собакой». Юри с улыбкой вскинул бровь, глядя на него, а затем взял бумагу и написал: «Ныне этот пират стал необыкновенно легкомысленным и распустил свою команду в поисках русала, видение о котором пришло к нему одной ночью». Виктор рассмеялся. «Но пират был полон решимости отыскать его, ибо был пленен его песней и невероятной красотой». Глаза Юри сверкнули, когда он забрал бумагу. «Поэтому он плыл день и ночь, без устали ища какой-либо знак, что русал был настоящим». И они продолжали и продолжали писать, передавая друг другу бумажный лист. Время замедлило ход, потеряло значение; их руки отмеряли минуты каждым написанным словом и каждой передачей листа, а потом и это прекратилось, потому что Юри растянулся на коленях Виктора, чтобы писать, не забирая себе бумагу. Вместе они исписали всю страницу, затем ее обратную сторону, затем для ровного счета еще две. И все же, когда пират из истории наконец встретил русала и спросил его имя, в животе Юри заурчало. Виктор рассмеялся, целуя Юри в висок и глядя на то, что они написали. - Ты очень хорошо пишешь, - сказал он. – Не давал мне ни секунды расслабиться, пока мы писали сцену шторма. Юри улыбнулся. «Ты сам попросил», - показал он жестом. Виктор рассмеялся. - Я по-настоящему испугался на мгновение, что ты заставишь русала утопить пирата. «С чего бы мне это делать?» - поинтересовался Юри, постукивая пальцем по губам и вновь прислоняясь к Виктору, внимательно глядя на него. - Ну, я бы, может, и заставил, - признал Виктор со вздохом. – Или заставил бы русала обратить его, или что-то такое. «Ты ведь понимаешь, что это не конец, да? – спросил Юри. – Мы можем продолжить». Виктор кивнул. - Но, наверное, в другой раз, - предложил он. – Для начала давай найдем тебе еды, - и с этими словами он обнял Юри за мягкую талию, целуя его плечо. – Уверен, туристы уже все разъехались, так что должно быть много кацудона. Он больше ощутил, чем услышал мягкий смешок Юри. «Мы ели кацудон прошлым вечером», - напомнил тот. - Никогда не устану от кацудона, - отозвался Виктор весело, когда Юри поднялся и протянул ему руку. Он принял ее, и вместе они покинули комнату в поисках обеда.______________________________
Однажды жил на свете пират, бороздящий океан на корабле вместе со своей верной собакой. Ныне этот пират стал необыкновенно легкомысленным и распустил свою команду в поисках русала, видение о котором пришло к нему одной ночью. Но пират был полон решимости отыскать его, ибо был пленен его песней и невероятной красотой. Поэтому он плыл день и ночь, без устали ища какой-либо знак, что русал был настоящим. Одной ночью, когда пират ужинал в своей каюте, он почувствовал, как кренится его корабль. Собака, лежащая у двери, залаяла от неожиданности и принялась скрестись в закрытую дверь. - Что такое, Шкипер? – спросил пират, проходя мимо нее по пути к мостику. В ответ собака лишь заскулила и поджала свой хвост. Поэтому пират пошел на мостик один и увидел, что луну застлали плотные серые облака, иногда посверкивающие – прямо на них шел шторм. - Левый нарост Дейви Джонса тебя побери, - выругался он, быстро взбираясь на мачту, чтобы убрать паруса. Закончив с этим, он соскользнул с мачты и двинулся к рулевому колесу, собираясь увести корабль с пути шторма. Но затем он внезапно услышал ее – прекрасную песню, словно звенела вдалеке музыка ветра. И, к его растущему ужасу, она исходила из самого сердца шторма. Он потряс головой, затем еще раз, и воспоминание о видении накатило на него волнами — он уже слышал эту песню. Это был непреодолимый зов прекрасного русала, и его сердце стремилось ответить на него. Его разум говорил не делать этого, ибо он исходил из бушующего шторма. И пока он стоял, держа руку на колесе, а его сердце и разум боролись за свои противоположные интересы, упали первые капли дождя. Ему надо было определяться – и поскорее. Песня стала звучать громче, и странное чувство росло в его груди. И наконец, не в силах больше игнорировать зов и подчинившись вспыхнувшему желанию, направил корабль в сторону бури. Дождь и волны усилились, но пират продолжал следовать за песней своего русала. - Где же ты?! – закричал он. – Я знаю, что это ты поешь! Где же ты? Но песня продолжалась, словно его крики не были услышаны. Грянул гром, и молния осветила чернеющее небо, и вместе они дразнили его силуэтами, плавающими в океане. Ветер растрепал его волосы, а от дождя жгло глаза, но он продолжал двигаться навстречу возвышающимся волнам. Те становились все выше и выше с каждой минутой. Однако, едва пират задумался, сможет ли он следовать к песне, он увидел, как что-то серебристо-синее сверкнуло среди воды. Огонек надежды вспыхнул в нем – это ведь точно был русал? – но он погас настолько же быстро, насколько и появился, потушенный ледяной водой. Пират держался из последних сил, а вода все била в борт, опасно накреняя корабль. «Я не могу попасть в сундук Дейви Джонса сейчас! Не могу!» - подумал он, жмурясь от попавшей в глаза воды. Но неожиданно он услышал испуганный лай и распахнул глаза – его Шкипер, верная первая помощница, оказалась в бурлящей воде. - Нет! – закричал он, а затем осознал, что отпустил рулевое колесо. Он кинулся в воду за своей собакой, на пределе возможностей плывя по направлению к ее отчаянному лаю. И он продолжал плыть, пока не ощутил под пальцами ее мокрую шерсть. Он прижал ее к себе, и Шкипер принялась вылизывать его лицо, но затем неожиданно напряглась, и пират, обернувшись, увидел новую волну, надвигающуюся на них. Он ощутил ее удар, ощутил, как она вырвала Шкипер из его рук, ощутил, как его затягивает на глубину. Слепо барахтаясь, он пытался побороть воду и выбраться на поверхность. Но как бы он ни старался, силы в ногах не хватало. Легкие начало жечь от недостатка воздуха; мысли затягивало туманом – но затем песня вернулась, жутко отражаясь от воды. Что-то теплое – руки? ладони? – коснулось его груди, обнимая со спины, притягивая ближе. Пират слепо забился, пытаясь пробиться на поверхность, где в последний раз слышал барахтанья Шкипер, но руки удерживали его на одном месте. Они ловко повернули его, как игрушку; и еще до того, как пират увидел это создание, он ощутил чужие губы на своих губах, вдыхающие жизнь в его горящие легкие. Теплое покалывание прошлось по всему его телу, и неожиданно панический туман исчез из головы. Вместо него он ощутил усталость, его начало клонить в сон, и последнее, что он запомнил перед обмороком – ладонь, гладящую его по лицу. Когда пират снова очнулся, он не мог понять, какое сейчас время суток и где он оказался, не знал даже, в порядке ли Шкипер. Изумленно оглянувшись, он пришел в еще большее замешательство, осознав, что оказался в пещере с небольшим глубоким бассейном воды неподалеку. Он услышал лай и резко повернулся, заметив Шкипер совсем рядом: она промокла насквозь, но была жива и виляла хвостом. Он ощутил прилив невероятного счастья и быстро пополз к ней. - Шкипер! Поверить не могу, что ты выжила, старушка! – воскликнул он, рассмеявшись, когда она принялась отряхиваться, и брызги полетели прямо на него. – Не знаешь, где мы? Как и всегда, ответа не последовало, поэтому он ответил за нее, чуть повысив голос: - Судя по всему, в пещере, Джек. - Да, Шкипер, но чья она? И где? – поинтересовался Джек. - Ради Дейви Джонса, прекрати говорить сам с собой, - недовольно протянул незнакомый голос неподалеку. – Я не ради этого тебя спасал. - Ну, иногда на таком большом корабле становится одиноко, - рассудительно заметил Джек, оборачиваясь к говорящему. – Так что иногда приходится давать голос лучшему другу… - он замолчал, осознав, кому голос принадлежал. В воде пещеры оказался русал – он опирался смуглыми руками на камень и лениво помахивал серебристо-синим хвостом. Взгляд Джека, изначально остановившийся на хвосте, замер на завораживающе теплых карих глазах русала. - Я знал, что не выдумал тебя, - сказал он, подползая к воде. – Никто мне не верил, и все же вот он ты. Русал самодовольно глянул на Джека, протянул руку, проводя пальцами по застежке его промокшего сапога, и невинно спросил: - Скажи, Джек, ты преследовал меня? - Ну, мне нужно было доказать самому себе, что ты есть, - сказал тот, ощущая, как горят щеки. – А затем я услышал твое пение в том шторме, и я знал, что мне нужно попытаться найти тебя. - Безрассудно, - резко заметил русал. – Ты даже не знаешь моего имени. - Мне нечего было терять, кроме Шкипер, - ответил Джек. – Можешь считать это прыжком веры. Русал изогнул бровь и заинтересованно придвинулся, проводя пальцами выше по ноге Джека и скромно переспрашивая: - Прыжком веры? - Думаю, да, - отозвался Джек дрожащим голосом. – Я оставил команду в порту, чтобы пойти за тобой, я направился в шторм, лишь следуя за твоей прекрасной песней, и все это время я верил, что ты не заманишь меня навстречу моей смерти. Русал нехорошо ухмыльнулся. - Почему ты думаешь, что сейчас я не заманиваю тебя навстречу смерти? - Но ведь ты спас и Шкипер, так? – спросил Джек. – Ты ведь не убьешь меня на глазах моей старушки? - Не убью, - признал русал, махнув хвостом. Джек усмехнулся. - А теперь, раз это мы прояснили, могу я узнать твое имя? Последовала тишина – пальцы русала передвинулись с ноги Джека на камни; и все же, пока пауза не стала неловкой, он ответил: - Ториано.______________________________
Июль оказался пиком туристического сезона в Торвилль Коув. И хотя август тоже должен был быть полным туристов, именно в июле было больше всего мероприятий и наилучшая погода — соответственно, и отдыхающих было больше всего. Виктор быстро понял, что пик туристического сезона в маленьком городе совсем не такой, как пик туристического сезона в большом. Пусть сюда приезжало немного людей, если сравнивать с более популярными местами для отдыха, их было все равно очень много – учитывая количество мест в небольшом Торвилль Коув. Рестораны, бары, пабы и кафе были, кажется, вечно полны народа, что уж говорить о кафе-мороженом и магазине рыбы и чипсов. Юра постоянно заваливал чат тирадами о том, сколько рожков с двойной помадкой ему приходилось делать за час. Кристоф поддерживал его веселыми рассказами о людях, требующих у него в «Качу» веганское пиво. «А разве дрожжи — не грибы?» - после десятой жалобы поинтересовался Юри, растянувшись рядом с Виктором на покрывале с телефоном в руках. Они снова были в бухточке у Мыса Влюбленных, хотя в этот раз им пришлось делить пляж с несколькими тюленями, дремлющими под полуденным солнцем. Время от времени из-под воды показывался новый тюлень и присоединялся к ним, но их все равно было относительно мало по сравнению с количеством на пляже за коттеджем Виктора. У тюленей Шотландии наступил пик сезона деторождения, и маленькие пляжи Торвилль Коув стали раем для мамочек и их щенков. Виктор пожал плечами, сдвигаясь так, чтобы Юри мог уложить голову ему на колени. Принялся перебирать пальцами пряди его волос. - Слышал, при фильтрации каких-то элей используются продукты животного происхождения. Может, они волнуются об этом, - заметил он. Юри сжал губы. «Может быть, но с самим пивом не должно возникнуть проблем, да?» - ответил он, переворачиваясь, чтобы понаблюдать за тюленями. Виктор заметил тоску в его глазах, но ничего не сказал, просто продолжил прочесывать пальцами иссиня-черные волосы Юри. Иногда они ходили в бухту только чтобы издали понаблюдать за тюленями, лежа рядом друг с другом на покрывале и дожидаясь, пока тюлени сделают что-нибудь, что можно заснять. Иногда в их походах было больше писательства – они либо вместе продолжали историю Джека и Ториано, либо Виктор работал над своей книгой, а Юри иногда привносил в нее свой вклад. Но Виктор понимал, что его любимые походы в бухту включали и то и другое, а еще использование бухты по ее первоначальному назначению – а она была, как-никак, идеальным местом для свиданий. Здесь, в защищенной бухте, вода была так чиста, пейзаж так приятен, а Юри так тепло прижимался к нему. С каждым новым их поцелуем Виктор все с большей уверенностью осознавал, что не хочет отрываться от губ Юри. Никто из горожан никогда не упоминал туристам о бухте у Мыса Влюбленных, так что это место все еще было потаенным. Постепенно они стали бывать там, кажется, ежедневно – Юри постоянно уходил туда, прячась от толп в «Ю-топии». Обычно они возвращались как раз вовремя, чтобы помочь Хироко с ужином, а затем Юри брал с собой вещи и уходил с Виктором в его коттедж. Виктор любил такую жизнь. Проснувшись поутру, он первым делом видел сонную улыбку Юри или ощущал запах еды, доносящийся с кухни. Вторая зубная щетка все чаще оставалась в стаканчике у раковины, а не убиралась в ящик; через пару ночей на полочке рядом с бритвой Виктора появилась и бритва Юри. Он не всегда ночевал у него – оставался только когда в отеле было невыносимо много людей, - но он проводил у Виктора большинство ночей, а если надо было вернуться, то Виктор подвозил его до «Ю-топии». И все же Виктор расчистил в своем переполненном шкафу место для одежды Юри, пожертвовав очередную коробку вещей местной церкви на их блошиный рынок, устраиваемый раз в полгода. Оглядываясь назад, он удивлялся, как быстро пролетает лето. Конечно, сложно было следить за временем в месте, подобном Торвилль Коув, но с каждым проходящим днем Виктор все больше цеплялся за каждое мгновение. Каждая улыбка, каждое касание, каждый поцелуй Юри он старался запомнить и сберечь, потому что все равно ощущал себя так, словно занял время и украл свое счастье. - Ты счастлив здесь? – спросил Виктор одним утром, наблюдая за пылинками, кружащимися в свете над кроватью. Юри, лежащий рядом, на некоторое время уткнулся подбородком в плечо Виктора, а затем приподнялся на локте, чтобы взглянуть на него, и кивнул. - Здесь в Торвилль Коув или здесь со мной? – спросил Виктор, не удержавшись (и потому что в голове все еще сидела уверенность, что если он не будет уделять ему достаточно внимания – все его надежды и мечты пойдут прахом). Юри подумал еще мгновение, а затем показал «V» указательным и средним пальцем правой руки и помахал ими из стороны в сторону. И то и то. Сердце Виктора пропустило удар. Юри поцеловал его, поднимаясь, и Виктор сел в постели, наблюдая, как гибкий шелки медленно потягивается, широко зевая, а потом плетется к шкафу за одеждой. Но он замер, услышав крики чаек за окном, и странная тень пробежала по его лицу. Виктор подозревал, что это похоже на его чувства к Санкт-Петербургу. Сердце Юри всегда будет наполовину принадлежать морю, вне зависимости от того, где и с кем он. Для него естественно тосковать по воде и обличию тюленя, пока шкура так и не нашлась. И все же он невольно чуточку волновался, надеясь, что Юри найдет ее как можно скорее.______________________________
Отрывок из пьесы «Смотрители маяка», адаптация одноименной истории Николая Плисецкого из «Призраков Торвилль Коув»: ДУНКАН Элспи. ЭЛСПЕТ В чем дело, брат мой? ДУНКАН (показывая ей сожжённое завещание) Я нашел кое-что в камине, пока убирался, Элспи. ЭЛСПЕТ (притворяясь удивленной) С чего бы меня должно заботить, что ты нашел в камине? ДУНКАН С чего бы тебе скрывать от меня подобное? ЭЛСПЕТ (все еще притворяясь) Боюсь, я не имею ни малейшего представления, о чем ты. ДУНКАН (надвигаясь на нее с завещанием в кулаке) Завещание, Элспи! Ты сожгла завещание наших родителей! Зачем ты сделала это? ЭЛСПЕТ выпрямляется во весь рост, ее нарочитое неведение сменяется яростью. ЭЛСПЕТ Зачем? — Зачем?! — Ты хочешь знать, зачем я сделала это? Потому что они оставили тебе все. Все, неблагодарный! Я каждый день часами работала, обеспечивая нашу семью, и зачем? Чтобы ты забрал все себе, потому что ты маменькин сынок? Все, что ты делал – сидел в своей комнате с бутылкой хереса, библией и черным крепом, и никогда не задумывался, кто кормит и согревает тебя, и – ты думаешь, я настолько глупа, чтобы отдать тебе маяк? Только я заслужила его!______________________________
Одним утром в конце июля Юри предложил сходить в ратушу. Виктор, не слышавший ни о чем особо интересном, проходящим этим утром в ратуше, всю дорогу кидал на Юри заинтересованные взгляды, особенно когда тот с улыбкой печатал что-то на телефоне. «Скорее всего, пишет Пхичиту», - подумал Виктор, тоже улыбаясь. Когда они приблизились к напоминающему замок зданию ратуши, в них почти врезались тройняшки Нишигори, тащившие огромную пачку листовок, степлер и упаковку кнопок; улыбались они слишком уж радостно, а значит, точно что-то замышляли. - Юри! – воскликнула Лутц, заметив их. – Почему ты в этом году не участвуешь в фестивале? Всем так понравились твои жестовые стихи! Юри парой жестов извинился и добавил: «Этим летом я занят, так что ничего не подготовил». - Тц, ага, занят мистером Никифоровым, - сказала Луп, посылая Виктору взгляд слишком уж устрашающий для шестилетней девочки. - Мы пишем вместе, - сказал Виктор в собственную защиту. Он обернулся к Юри. – Ты выступал с жестовой поэзией? Ты должен был сказать мне! Мы могли бы… Юри покачал головой, прерывая Виктора. «Записаться на фестиваль искусств можно было до середины мая. В этом году я ничего не подготовил», - показал он. Виктор надул губы. - Теперь мне кажется, что я краду тебя у твоего же города, - сказал он. Юри потер шею. «Это не так, - показал он. – Я больше чувствую себя виноватым за то, что отвлекаю тебя от письма». - Юри! – вздохнул Виктор. – Сколько раз тебе повторять, что все это время я писал только благодаря тебе? В этот момент Аксель решила вмешаться. - Это мило и все такое, - сказала она с важным видом, - но нам надо идти. Листовки фестиваля сами себя не развесят. - Ага, нам надо повесить их везде, - согласилась Луп. - Ты хотя бы сходишь на фестиваль, да, Юри? – добавила Луп. Юри жестом показал «конечно». Удовлетворившись, три девочки отправились выполнять задание; едва они скрылись, Виктор вздохнул. - Чудные детки, - заметил он. Юри усмехнулся и вновь направился к дверям, но Виктор неожиданно протянул руку и схватил его за запястье. Что-то поднималось в его груди, что-то тяжелое, темное и виноватое, и он не мог больше задушить это чувство, как делал до этого. - Ты уверен, что я не краду тебя у города? – спросил он, недовольный тем, как слабо звучит его голос. Юри обернулся и встал напротив, спокойно и, тепло улыбаясь, и все же сердце Виктора забилось, как испуганный кролик. Юри молча притянул его в объятие, которое, как думал про себя Виктор, он не заслуживал. Он глубоко вдохнул, втягивая аромат шампуня Юри. Ощутил его губы, утыкающиеся в плечо, и тепло прикосновения жгло еще долгое время. Отстранившись, Юри показал: «Это не кража, если я с тобой по собственной воле», - а затем распахнул дверь и провел Виктора внутрь. В вестибюле их поприветствовал Пхичит Чуланонт, держащий в одной руке стопку бумаг, а в другой – огромную кружку-термос с кофе. - Юри! Виктор! Как хорошо, что вы все же пришли! – воскликнул он, ведя их к двойным дверям на другом конце вестибюля. Виктор кинул на Юри странный взгляд; тот пожал плечами. - Юри так таинственно реагировал, когда я спрашивал, зачем мы сюда идем и что будем делать, - сказал Виктор Пхичиту, когда тот открыл перед ними двери. – Так что, прошу, скажи – что происходит? Пхичит ухмыльнулся. - Я попросил Юри прийти на нашу первую репетицию перед Фестивалем Искусств Торвилль Коув! – сказал он. - Фестивалем Искусств Торвилль Коув, - эхом отозвался Виктор. Именно об этом, должно быть, говорили тройняшки. Он помнил, как когда-то читал что-то о нем, может, на Википедии, хотя не помнил никаких деталей. - Ага! Каждый год студенты факультета искусств, которые не уезжают далеко, с помощью города организовывают фестиваль, - сказал Пхичит. – Есть театральные и танцевальные номера, чтение стихов, показ фильмов, выставки – а работа победителя фестиваля будет целый год выставляться в ратуше. - Это я знал, - сказал Виктор. – Просто не знал, что уже пришло время. - Он будет в конце месяца, - заметил Пхичит. – Все, кто как-нибудь связан с искусством, принимают участие, так или иначе. В прошлые пару фестивалей Юри показывал жестовую поэзию, так? – он кивнул в сторону Юри, и тот вновь покраснел. - С удовольствием бы посмотрел, - согласился Виктор, добавляя краски к румянцу. Пхичит засмеялся. - Уверен, тройняшки загрузили видео с прошлого года, если хочешь – посмотри, - сказал он. – В прошлом году он перевел один из твоих стихов – сонет, кажется? – в общем, суть в том, что у Юри тогда просто украли победу, потому что нам всем безумно понравилось. Юри спрятал лицо в руке, но все равно улыбнулся. «Мне понравился победивший в прошлом году номер», - показал он слегка раздраженно. - Что не делает тебя менее ограбленным, - отозвался Пхичит, а затем провел их в помещение и закрыл за ними дверь. Виктор оглянулся. Они были в своего рода актовом зале с множеством рядов откидных сидений, стоящих перед довольно большой сценой. Красный занавес был закрыт, а в центре сцены расхаживала по кругу Мила Бабичева со сценарием в руке. Юри взял сценарий Пхичита и пролистал его, проводя Виктора к первому ряду. Там уже сидела Минако, а за ней – Юра Плисецкий и Отабек Алтын. Когда они сели, Виктор заглянул в сценарий в руках Юри. - О чем пьеса? – спросил он. - Это десятиминутная адаптация «Смотрителей маяка» Коли, - сказала Мила. – В этом году тема фестиваля «Легенды и фольклор», так что мы захотели сыграть что-то местное. - В апреле Юри помог нам с адаптацией, - добавил Пхичит. Юри, едва закончив читать сценарий, показал большие пальцы вверх. Широко улыбнувшись, Пхичит запрыгнул на сцену и схватил еще одну копию сценария. - Значит, с начала? – спросил он Юри, и тот согласно кивнул. Пьеса – как и история-оригинал – была о брате и сестре, которые из-за ревности и безумия уничтожили друг друга. Виктор просмотрел первый прогон, особо не разговаривая, улыбаясь и кивая в нужные моменты, но обращая внимание в основном на выражение лица Юри. Тот был погружен в сценарий – он высунул кончик языка и хмурился. Иногда он доставал ручку и писал на полях заметки, а затем вновь смотрел на действие, разыгрывающееся перед ним. Пхичит с Милой все еще подглядывали в текст, разумеется, но основные позиции запомнили, и Виктор уже почти что мог разглядеть законченную пьесу: вот Пхичит спрашивает Милу о сожжённом в припадке пьяной ревности завещании родителей, вот Мила презрительно кричит на него, они дерутся… Виктор дернул ногой от неожиданного чувства беспокойства. В голове загудело, словно в ней роились пчелы. На мгновение он отвлекся, оглянувшись на старые фотографии на стенах, на стеклянные витрины позади, на кафедру у основания лестницы, на перилах которой был герб города. Он был похож на герб семейства Торвиллей, но вместо полного тюленя на нем была только его голова. В глазах тюленя словно читалось осуждение, они выворачивали Виктора насквозь, изучали все его грешки… Виктор отвлекся от своих мыслей из-за постукивания по плечу. Юри указал на него, а затем обвел круг большим пальцем. «Ты в порядке?» Виктор кивнул, показывая в ответ большой палец, и попытался снова сконцентрироваться на Пхичите с Милой. Но чувствовал лишь то, как крутит в животе. Почему десятиминутная пьеса по ощущениям длится как опера? Что с ним не так? Почему он не может просто спокойно сидеть и наслаждаться? На сцене Мила только что разогнулась над телом Пхичита и слепо протянула руку к аудитории. - Ох, я должна быть хорошей, должна быть хорошей. Не так меня растили. Я не делала этого. Боже, смилуйся над тем, кто сделал это, это точно не я! – зарыдала она, наполовину запомнив текст. Она возвела глаза к небесам, и Виктор ощутил, как резонируют слова у него внутри. Он ощутил, как Юри постукивает его по руке, и, опустив взгляд, увидел, что до побеления костяшек сжал подлокотник. Виктор улыбнулся и расслабил руку. Юри вскинул бровь, словно спрашивая, все ли в порядке. Виктор кивнул. Мила на сцене закончила монолог и склонила голову. Виктор представил, как гаснут огни сцены. Юри захлопал. - Это было чудесно, ребята! Правда, чудесно! – крикнула Минако. Мила подняла голову и улыбнулась, и Пхичит поднялся с пола сцены. - Какие нибудь замечания? – спросил он. - А, я бы многое изменила относительно расстановки, - признала Минако, - но не думаю, что стоит обсуждать это на первой репетиции. - Ага, сегодня была скорее вычитка сценария, - согласился Пхичит. - Кто у вас будет техником, ребят? – спросила Минако. - Лео и Сяо на свете и звуке, а Георгий займется костюмами, - сказал Пхичит. Минако усмехнулась. - Постарайся проследить, чтобы его не унесло. Помнишь, как в прошлый раз мы ставили «Середину лета»? Пхичит передернулся. - Я лучше забуду, спасибо большое, - протянул он мрачно. Виктор слегка заинтересовался, что такого Гоша сделал с костюмами для «Середины лета», что даже Пхичит хочет о них забыть. Словно прочитав его мысли, Юри зажестикулировал: «Представь андеграундную одежду, упавшую в голубой краситель». Виктор хихикнул. Пхичит теперь повернулся к ним с Юри. - Поправки к сценарию? – спросил он. Юри сжал губы, а затем постучал пальцем по бумаге и показал: «Позже». Когда Пхичит поглядел на него, Виктор сглотнул. - Погоди, я? – спросил он. - Ну разумеется. Ты Виктор Никифоров, уверен, у тебя есть, что сказать, - отозвался Пхичит, и Виктор подозревал, что его улыбка призвана ободрить, но что она ободряла – так это странное чувство внутри, и Виктор не понимал, почему. - Мне понравилось? – предположил он, злясь на себя за напряженный голос. – Я читал оригинал только раз, но считаю, что вы хорошо его адаптировали. По-настоящему прониклись каждым персонажем, так что казалось, что вы не просто читаете, а чувствуете все вместе с ними. Он ничего не сказал о биении собственного сердца. - Что-нибудь, над чем стоит поработать? Бессмысленные строки? – спросил Пхичит. Виктор сглотнул. - Мне… на ум пока ничего не приходит? – с вопросительной интонацией сказал он, вяло улыбаясь. Он ощутил встревоженный взгляд Юри, пронзающий его насквозь, так что натянул улыбку и поднял взгляд на сцену как раз когда Пхичит обратился к Юре и Отабеку. - А что насчет тебя, Юра? – спросил он, нахально улыбаясь. – Знаю, Мила притащила тебя сюда только из-за каких-то важных работ на маяке, но у тебя есть замечания? - Знаешь, что было бы круто? – спросил Юра. – Если бы Мила тебя заколола, а не задушила. - Мы стараемся не отходить от истории твоего дедушки, - ответил Пхичит. Юра закатил глаза. - Ага, но брат с сестрой из истории были шотландцами, так что вы все равно не особо попадаете, ребят. - Ты ведь просто хочешь посмотреть, как все забрызгивает фальшивая кровь? – поддразнила Мила. Юра стрельнул в нее пальцами-пистолетиками. - Подловила, - сказал он. - Тогда поставь собственную пьесу, - парировала она. - Я бы поставил, но, видимо, «сцена драки из “Гамлета”, но с изрыгающими огонь гитарами и Гамлетом в черной кожаной одежде с леопардовым принтом» не входит в легенды и фольклор, - холодно ответил Юра. - Может, в антиутопическом будущем будет, - пробормотала Мила, закатывая глаза. - Ага, ну, это хотя бы лучше, чем та хрень, с которой будет выступать Джей-Джей, - отрезал Юра. – Поверить не могу, что он в прошлом году победил. Как он вообще попал туда? Он даже почти не живет здесь. - Если быть честным, песня была неплоха… - Она была о том, какой он превосходный! Это не неплохая песня; это херня! – зарычал Юра. – Лучше вам двоим в этом году победить. Я не собираюсь жить в городе, где жалкая дискография тупой группы Джей-Джея два года подряд выставляется в ратуше. Мила хмыкнула. - Никакого давления, да? – спросила она и повернулась к Отабеку. – А ты как думаешь, Бека? Тебе понравилось? Отабек пожал плечами и кивнул. - Напомнило работы Генрика Ибсена, - невозмутимо сказал он. - Вау, - сказал Пхичит. – Юри, ты слышал? Виктор заметил, как покраснели уши Юри, и рассмеялся. - Думаю, да, - сказал он. Пхичит ухмыльнулся и обернулся к Миле, чтобы поработать над диалогами. Они сделали еще один прогон, но уже медленнее и делая паузы, чтобы лучше донести смысл слов. Виктор высидел почти всю репетицию, но затем они перешли к сцене ссоры, и он вновь ощутил, как все сжимается внутри, и пришлось сделать несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться. «Тебе нужно уйти?» - выписал Юри на тыльной стороне его запястья, и от касания его ногтей по спине Виктора пробежали мурашки. Он сжал зубы и зажмурился, а затем выдохнул и кивнул. Пхичит с Милой только что закончили сцену ссоры и обсуждали с Минако, где лучше стоять во время последующей драки, когда Юри свистнул, чтобы привлечь внимание Пхичита. Он жестами описал им ситуацию. Мила ответила, а Пхичит улыбнулся Виктору. - Жаль слышать, что ты плохо себя чувствуешь, - сказал он, и Виктор ненавидел себя за то, что не ощущает собственной улыбки. Он правда не имел ничего против пьесы. Совсем ничего. Может, он просто съел на завтрак что-то не то, и теперь оно просилось наружу. - Я обязательно схожу на представление, - сказал он. Пхичит заулыбался, и вина слегка поутихла, когда Виктор поднялся и вышел из зала с шагающим рядом Юри.______________________________
Отрывок из пьесы «Смотрители маяка», адаптация одноименной истории Николая Плисецкого из «Призраков Торвилль Коув»: ЭЛСПЕТ Ах, ах! Ах, Господи Всемогущий, что же я натворила? Мой бедный Дункан… прошу, пусть бьется его сердце. (пауза) Оно стоит. Я не чувствую дыхания под ладонью. Жар кочерги все еще жжет мои глаза, но если бы я могла видеть, я не увидела бы жизни в нем. Мой брат! Так себя чувствовал Каин, нанося свой первый удар? Как я могла дойти до такого? Мой брат – нет, я не должна думать об этом. Я не могу думать об этом. Меня растили не для этого. (покачиваясь вперед и назад, стоя на коленях) Ох, я должна быть хорошей, должна быть хорошей. Не так меня растили. Я не делала этого. Боже, смилуйся над тем, кто сделал это, это точно не я! Она встает на ноги и на ощупь пробирается мимо тела ДУНКАНА. ЭЛСПЕТ Должно быть, это жар момента. Мой разум опустел. Я не могу вспомнить, что произошло. Я была под влиянием мгновения. Эти руки, забравшие жизнь, данную моей матерью – не мои (она подняла руки и впилась в свои волосы). Не так меня растили, о нет, о нет, о нет. Я хорошая женщина, хорошая, чтящая бога женщина. Я не делала этого. Уверена, кто-то другой за это ответственен – но если это я, я бы не – невообразимо! Я потеряла последнего дорогого мне человека на земле – и сделала это своими же руками? Уверена – уверена, в комнате, должно быть, есть кто-то еще, кто сделал это, уверена… Она замирает – странно, мертвецки замирает, и подносит руки к глазам. ЭЛСПЕТ (шепотом) Господь Бог, сжалься над моей душой.______________________________
Юри присутствовал на большинстве репетиций. Виктор не обижался на него за это; он понимал, что у него нет никаких эксклюзивных прав на него только потому что они встречаются – и все же в коттедже стало куда более одиноко, когда Юри прекратил оставаться почти каждый вечер, сворачиваясь в клубок рядом с ним в одной из комнат и помогая писать. Это напоминало ему о днях, когда он грустил без Юри во время своих походов в бухту, и поэтому иногда он представлял себе воображаемого, используя всю ту новую информацию, что он узнал. Любимый цвет Юри – синий. Он прожил в Торвилль Коув все двадцать три года своей жизни. Он шелки, хотя Виктор при первой их встрече никогда бы не подумал, что узнает нечто подобное. Но осталось узнать еще так много, а времени на это осталось так мало. Виктор знал, что когда-то было время, когда в его жизни не было Юри, но он не мог вспомнить, каково это было. Встреча с Юри Кацуки словно стала началом новой жизни; теперь он мог делить ее на жизнь «без Юри» и «с Юри». И хотя он даже думать не хотел о жизни «после Юри», крохотный голосок постоянно твердил, что скоро придется. Не в первый раз он ненавидел этот голосок. И, как он подозревал, не в последний. Был вечер четверга, который Виктор проводил на кухне вместе с Маккачином, терзающим резиновую игрушку в форме булочки; Юри был на репетиции, которая должна была закончиться поздно, и мог вовсе не прийти на ночь. Хотя он сообщал обо всех событиях сообщениями, и Виктор подскакивал каждый раз, когда его телефон загорался очередным сообщением от Юри, потому что, судя по всему, именно такая у него социальная жизнь: все известные ему люди заняты приготовлениями к фестивалю искусств в конце месяца. Не то чтобы сам он ничем не занимался. Вместо работы над стихами или черновыми набросками новеллы, которые он планировал отослать Якову на следующей неделе, он выпекал. Весь мир мог жаловаться на то, что сплетать корочку пирога сложно, но Виктора это занятие весьма успокаивало. Конечно, делать решеточку было нелегко, но было что-то приятное в том, чтобы переплетать полосы теста, смешивать сахар, масло и муку в нечто цельное и вкусное. Он только начал покрывать свой ягодный пирог яйцом, когда услышал стук в заднюю дверь. Маккачин радостно гавкнул, так что Виктор догадался, кто стоит за дверью, еще до того, как пошел открывать. И точно – на пороге стоял Юри с сумкой на плече и сценарием в руке. Он улыбнулся, когда Виктор пустил его, и поставил свои вещи на кухонную стойку, а затем подошел к Виктору и поцеловал его в щеку в качестве приветствия. «Репетиция рано закончилась, - показал он. – Пхичита позвали что-то доставлять». - Странно, - сказал Виктор, обнимая Юри за талию и притягивая его ближе. Юри усмехнулся ему на ухо. «Видно, какой-то бабульке из Книжного Клуба понадобилась срочная доставка вина к ней с винодельни», - показал он, и Виктор засмеялся. - И он прервал ради этого репетицию? – спросил он. «Ну, мы просидели там несколько часов без особого прогресса, - признал Юри. – Думаю, Пхичиту просто нужна была отмазка, чтобы уйти и прочистить мозги, пока не полетели головы». - Пхичит? Поотрубает всем головы? Ты точно шутишь, - поддразнил Виктор. «Ты просто не видел его под давлением. Аж дух захватывает. Восьмое чудо света, не иначе». Виктор засмеялся, целуя нос Юри. - Ну, не всегда же парень может выжигать глаза актрисе раскаленной добела кочергой, а потом умереть от удушения, и все это по книге, - заметил он. Юри закатил глаза и обнял Виктора за шею, чтобы прижаться к его губам. В животе появилось знакомое ощущение бабочек. Когда они отстранились друг от друга, Виктор взглянул на медленное трепетание ресниц Юри под кухонным светом. - Сколько раз мы уже целовались? – протянул он задумчиво. Юри пожал плечами. «Сбился со счета», - показал он. - Тогда почему каждый раз ощущается как первый? Юри снова пожал плечами. «Потому что ты неисправимый романтик?» – поинтересовался он. Виктор рассмеялся. - Ты только заметил? «Уверен, это заметили все, кто читал твои работы», - отозвался Юри серьезно. - Черт, а я-то думал, что утонченно описываю романтику, - Виктор усмехнулся, уже скучая по теплу тела Юри, потому что тот отстранился, чтобы закрыть дверь. Он взял копию сценария Юри, исписанную заметками и поправками. – Ты неплохо постарался, - отметил он. «В основном заметки о подаче», - ответил Юри, пожимая плечами. - Что ж, отвлекись ненадолго, - предложил Виктор, - потому что я собираюсь скоро поставить пирог в духовку, и мне нужны будут твои отзывы. Юри кивнул с улыбкой и занес сумку в комнату Виктора. Тот ощутил, как сердце пропускает удар, и последовал в комнату за Юри, который доставал свои вещи – их бы хватило на неделю. При осознании этого все внутри Виктора перевернулось. - Многовато вещей на одну ночь, - сказал он, стараясь звучать невозмутимо. Юри покачал головой. «Это на неделю, - подтвердил он. – В пятницу на набережной будет концерт, в субботу – как минимум две вечеринки на Боухилл, а с утра в воскресенье – выставка волынок на пирсе». Виктор хохотнул. - Не фанат волынок? «Не когда я пытаюсь поспать», - хмурясь, ответил Юри. - Логично, - усмехнулся Виктор. – Хорошо, крепись. Сейчас поставлю пирог в духовку. Через несколько минут они оба сидели на кухне и дожидались, пока испечется пирог – Виктор лениво печатал текст в ноутбуке, а Юри снова писал что-то в сценарии. Виктор поднял взгляд, когда Маккачин начал приставать к Юри с лаской и почесываниями, и улыбнулся, увидев, что Юри поддался ему. Уже в который раз он осознал, как сильно хочет, чтобы это стало частью его повседневной жизни. Чтобы Юри был с ним, жил с ним в одном доме – это желание переполняло грудь Виктора легкостью, которую он не мог описать. Вот так люди находят своего единственного? Глядя на него через кухонный стол и осознавая, что хотят провести с этим человеком всю оставшуюся жизнь? Каждый день тоскливое желание постоянства и страх недолговечности сталкивались в его сознании всё сильнее. Помотав головой, чтобы избавиться от этих мыслей, Виктор попытался сконцентрироваться на словах, которые печатал. Постепенно запах пирога наполнил коттедж. Маккачин радостно залаял, хотя Виктор не собирался давать ему пирога — он и так дал ему немного ягод из начинки, и Маккачин до сих пор не закончил есть клубнику, лежащую в миске. Юри же, с другой стороны, уже доставал из холодильника взбитые сливки, а заодно тарелки и ложки из шкафа. Когда зазвонил таймер на телефоне, Виктор достал пирог из духовки и положил его охлаждаться на кухонную стойку. Они отрезали пару кусков и украсили их взбитыми сливками, и щёки Юри раскраснелись от удовольствия, когда он откусил кусочек. «Очень вкусно», - сообщил он. «Спасибо», - показал Виктор. Юри, откусывая еще кусочек, широко улыбнулся. «Не знаю, за что больше благодарить – за внимательность к деталям во время исследований или за то, что ты решил писать про пекущих пироги хоккеистов», - пошутил он, доедая, и Виктор рассмеялся, не сдержавшись. - Думаю, и за то и за то вместе, - сказал он. Юри пожал плечами. Виктор смотрел, как он отрезает себе еще кусок пирога, ощущая в животе тех же бабочек, что и раньше. Улыбаясь, он подцепил немного взбитых сливок с нового кусочка Юри и мазнул ими его по носу. Юри поднял на него взгляд широко раскрытых глаз, а затем Виктор склонился и слизнул крем. Глаза Юри заметно потемнели. Виктор ощутил, как дрожь пробежала по телу. Очень скоро пирог и тексты лежали забытыми на столе, а Юри сидел у Виктора на коленях, жарко и жадно прижимаясь к его губам. И Виктор мог лишь тяжело опереться на одновременно стол и стул, застонав в поцелуй, когда Юри нарочно потерся о него. Его руки бродили по телу Юри, скрытому тканью, до боли желая ощутить вместо ткани гладкую кожу. И, словно читая мысли Виктора (что происходило пугающе часто; это какая-то сила шелки?), Юри прервал поцелуй и стянул с себя футболку через голову, и неожиданно перед глазами Виктора было только его тело, слегка загоревшее под шотландским летним солнцем. В нем соблюдалась гармония между острыми углами ключиц и груди и мягкостью торса. Виктор знал, что за лето Юри слегка набрал вес, потому что стал меньше плавать, но все равно он был потрясающе красив, и у Виктора замерло дыхание, когда он прикусил губу и опустил на него взгляд. Юри потянулся, словно намереваясь снять очки, но Виктор покачал головой. - Я хочу, чтобы ты четко меня видел, - тихо сказал он. Юри закусил губу, но кивнул. Виктор склонился за поцелуем, и Юри ответил, обнимая его за плечи. Его губы все еще были сладкими от ягод и сливок; Виктор целовал его настолько долго, насколько мог, а когда отстранился – принялся целовать его шею и ключицы, уложив ладони чуть ниже лопаток. Когда губы Виктора коснулись местечка между шеей и плечом, Юри тяжело выдохнул. Виктор поставил метку и двинулся по ключицам к груди. Он уже видел ее, конечно, запомнил ее гладь и изгибы через ткань футболки, но впервые Юри позволял ему касаться ее и целовать, и сама мысль об этом вызывала теплую дрожь по всему телу. - Что скажешь, если мы перейдем в другое место? – прошептал он у груди Юри и поднял голову как раз когда тот кивнул. И хотя все тело начало пылать от жажды прикосновений Юри, едва он слез с его колен, всего за минуту они добрались до спальни, закрывая за собой двери, чтобы никто не пришел не вовремя, и Юри сел на его кровать, дожидаясь, пока Виктор расстегнет рубашку. «Иди ко мне», - показал Юри, едва рубашка Виктора отправилась на пол, и Виктор послушно забрался на постель, упираясь коленями по обе стороны от бедер Юри, и посмотрел на него сверху вниз, замечая посверкивающие карие глаза и горячую улыбку. Виктор ощутил себя снова молодым – словно он какой-то похотливый подросток, впервые целующийся с нравящимся ему человеком. И от того, как Юри поманил его пальцем и притянул к себе, целуя в шею, кровь Виктора пела. - Боже, - выдохнул он в губы Юри, когда тот отстранился, - если бы народ в городе знал, какой ты в постели, мне бы пришлось отгонять людей, пытающихся тебя у меня украсть. Плечи Юри слегка дрогнули. Он прижался лбом ко лбу Виктора, пальцами вырисовывая у него на спине сердечки, и настоящее сердце Виктора билось чаще с каждым новым. - Знаю, звучит собственнически, а я не должен собственничать, и все же. Ты же знаешь, что Кристоф зовет тебя прелестным малышом, да? В ответ он получил раздраженный и вместе с тем теплый взгляд, и Юри укоряюще потянул его за волосы, словно не веря, что он говорит о Кристофе, когда они тут полуголые в постели. И Виктор рассмеялся, расцеловывая лицо Юри извиняющимися поцелуями, отчего у него сползли очки. - Затыкаюсь, - сказал он, спускаясь поцелуями по шее Юри к его груди. Рука в его волосах сжалась, и Виктор улыбнулся, не отрываясь от поцелуев. Его язык обвел сосок Юри, и тот сжал пальцы сильнее, а его дыхание прервалось. Ощутив это, Виктор обхватил сосок губами, проходясь языком по чувствительной коже. Он проделал то же и со вторым соском, наслаждаясь судорожной дрожью дыхания Юри, и двинулся поцелуями ниже. Так он ощущал возбуждение Юри, упирающееся ему в живот, даже через одежду, и на краю сознания мелькнула мысль, не ощущает ли Юри того же у своего бедра. Он слегка двинул бедрами, заинтересованный, и Юри резко вздохнул. - Прости, - извинился Виктор, но Юри покачал головой, рукой пытаясь расстегнуть молнию джинсов. Виктор отстранился от Юри, пока тот стаскивал с себя штаны, и пытался не смотреть на очевидный бугорок на его нижнем белье. Юри закончил избавляться от штанов и ожидающе поглядел на Виктора – тот сглотнул и встал с кровати, чтобы тоже раздеться. Из них двух именно у него было больше опыта в этом; тогда почему же сейчас он действует так неуклюже? Но вскоре он снова оказался на кровати – сел на бедра Юри и поглядел на него, очарованный румянцем на щеках и отражающимся в очках светом. - Как далеко ты хочешь сегодня зайти? – спросил он тихо. Жару внутри него нужно было знать. Конечно, есть много способов кончить, и он был полностью готов потом в одиночестве дрочить в душе, если придется, но… Юри пожал плечами. «Я сообщу, если не захочу продолжать», - показал он. - Разумно, - пробормотал Виктор. Когда Юри снял очки и отложил их на тумбочку, Виктор вновь накрыл его губы своими. На мгновение его грудь коснулась Юри, и Виктор ощутил пробежавшую по телу дрожь, а затем неожиданно мир перевернулся, и он ощутил, как в спину упирается мягкое одеяло. Над ним было лицо Юри, в свете, льющемся из окна, похожее на луну. У Виктора было лишь несколько секунд, чтобы вдохнуть, а затем весь кислород покинул легкие от очередного поцелуя Юри. Все было словно в первый раз. Виктор едва успел перевести дыхание, как Юри принялся целовать шею, двигаясь вниз, прикусывая кожу – сильно – у ключицы. Виктор резко вздохнул, вцепляясь пальцами в одеяло, потрясенный. Он знал, что Юри любит грубовато целоваться, но такое? (Он не знал, может ли у него стоять еще сильнее.) Юри языком провел до его груди, проводя зубами по соскам Виктора. Тот ощутил стон, сорвавшийся с губ, даже не осознав, что стонет. Сейчас он мог лишь пытаться контролировать себя, отвлекаясь от скользящего по его животу языка, потому что понимал, что если не отвлечется, то попросту… Губы Юри исчезли с кожи. Виктор открыл глаза. Юри смотрел на него любопытным, темным взглядом; Виктор ощутил, как по позвоночнику пробежала дрожь. - Ч-что-то не так? – выдохнул он. Юри покачал головой и снова поцеловал его, крепко и грубо. В этот раз Виктор чуть прикусил его губу, и стон, который он получил в награду, словно прошел напрямую к паху, потому что, как выяснилось, у него мог стоять сильнее, и это приносило ебаную агонию. А затем что-то в нем наконец лопнуло, и он вновь перевернулся, прижимаясь к губам Юри и вжимаясь в него бедрами, чтобы наказать. Он брал, и брал, и брал, как бьющиеся о берег волны, уносящие с собой в море песок. В каждый поцелуй он вкладывал частичку надежд и отчаяния, которые испытывал с того раза, как впервые увидел Юри – всю его тоску, все жгущее желание выплескивалось из него неистовыми поцелуями, пощипываниями, укусами. Он помечал с почти что диким удовлетворением каждый сантиметр тела Юри неопровержимыми доказательствами, что Виктор Никифоров был здесь. И, ох, как же Юри расцветал от этого. Его ногти царапали спину Виктора, и он отвечал на каждый укус, каждый поцелуй, каждое касание. Впервые в жизни Виктор ощущал себя по-настоящему чьим-то, словно с каждым движением тела понимая, что он принадлежит только лишь Юри Кацуки. От мыслей об этом голова кружилась, сердце заходилось, а в животе носились бабочки. Он никогда бы не подумал, что ему так понравится чувствовать себя присвоенным. Юри царапал его спину, целовал шею, прикусывал ухо, и перед глазами Виктора стоял белый туман от головокружительной смеси боли и удовольствия. Когда Виктор поцеловал Юри снова, ощущая на языке вкус ягод, он почти забыл собственное имя. И когда он вновь вжался в его бедра своими, оргазм накрыл его так, словно мир ушел из-под ног, и он падал среди звезд, не видя нигде земли. Юри потянулся к нему навстречу, вновь обнимая его и прижимаясь к нему лбом, напоминая ему, кто он и где. Виктор выдохнул имя Юри, словно молитву, и дыхание судорожно сорвалось с губ, когда он открыл глаза и увидел влагу на своем белье и раскрасневшиеся щеки и вздымающуюся грудь Юри. - А ты?.. – пробормотал Виктор. Юри покачал головой. Виктор ощутил вину, обрушивающуюся на него ледяной водой. Эгоист, как и всегда. - Я могу… - начал он, но Юри покачал головой и кивнул в сторону ванной. Виктор сглотнул, больше всего на свете желая свернуться в комочек и забыть о собственном существовании. Глупый, эгоистичный, инфантильный. - Прости, - сказал он. «Зато я увидел, как ты теряешь контроль, - вывел Юри на его спине, усмехаясь. – Стоило того». - Но ты не… - Юри прервал его, коснувшись губами уголка его губ. Мягко, тихо, прощая. Виктор ощутил, как узел в груди слегка ослабевает. «Мне сложнее, - пояснил Юри, едва ощутимо проводя пальцами по лопаткам Виктора. – Тебе нужно было использовать руки». - Я все еще могу сделать это прямо сейчас, если позволишь, - отозвался Виктор, хотя и не убрал рук с плеч Юри. Тот, усмехаясь, опять перевернулся, усаживаясь на бедра Виктора; взгляд того вновь наткнулся на бугорок в паху Юри – наполовину голодно, наполовину виновато. Юри едва ощутимо двинул бедрами, и его дыхание прервалось. - Это что, способность шелки? Быть неестественно талантливым в этом? – поинтересовался Виктор. Темные глаза Юри шаловливо засияли. «Уж ты бы хотел это знать», - показал он. - Ты ужасный любитель дразниться. «Если так подумать, - протянул Юри, вновь сдвигая бедра и судорожно вздыхая, а затем выписывая на груди Виктора следующие слова: - Серая Дева упоминала, что ее любовник был, цитирую, “сверхъестественно одаренным в постели”». Виктор ухмыльнулся. - Повезло мне, да? – протяжно произнес он, а затем сел, обхватывая ладонями лицо Юри и притягивая его, чтобы снова поцеловать. Пальцы Юри вплелись в его волосы, и Виктор застонал, ощущая, как пальцы тянут пряди. А потом его вновь толкнули на одеяло, но в этот раз Юри слез. «В следующий раз, - показал Юри, - позволю тебе прикоснуться нормально». Виктор ощутил, как от этого обещания сердце в груди забилось чуть быстрее. - В следующий раз я не кончу в трусы, как какой-то подросток, - предупредил он. «Смею надеяться», - отозвался Юри и – черт бы его побрал – подмигнул ему через плечо перед тем как скрыться в ванной. Виктор плюхнулся обратно на кровать, с хриплым стоном закрывая лицо ладонями. Конечно, он уже был отчасти возбужден малейшим намеком на большее, и ему пришлось рьяно заставлять себя не слушать то, что Юри делает в ванной, чтобы не дать мыслям уйти в сторону. Когда Юри, широко зевая, вышел из ванной в старой футболке Виктора из СПбГУ, Виктор моментально проскользнул мимо него с полным намерением принять настолько холодный душ, насколько это возможно. Правда, перед тем как включить воду, он услышал, как Юри открывает дверь, чтобы впустить Маккачина, и он был этому почти что благодарен – с псом в комнате было мало шансов поддаться искушению. К тому времени, как Виктор вышел из ванной, полностью готовый ко сну, Юри дремал с Маккачином в руках. Теперь поцелуи были мягкими и сонными – касания языков и губ были медленными, и все же пальцы на ногах Виктора поджимались. Как только он отстранился от Юри, то двинулся короткими нежными поцелуями от его щеки к уху и обнял, утыкаясь в основание шеи и прижимая к себе. И его разум скользнул с пути обычных беспокойных мыслей, пока он засыпал, держа в объятиях Юри и Маккачина.______________________________
[https://i.imgur.com/zMdhcI7.png] Виктор Никифоров @v-nikiforov Я бы мог просыпаться так каждое утро______________________________
Первым, что увидел Виктор утром, были глаза Юри, загадочные, но теплые, наблюдающие за ним в тишине. Несколько секунд он просто лежал так, довольствуясь взглядом в ответ, но потом Юри разрушил иллюзию, морща нос и высовывая язык, и Виктор рассмеялся. Послышался лай, и голова Маккачина высунулась из-под одеяла на уровне пояса Юри, и Виктор со смешком потянулся и растрепал его шерсть. - Доброе утро двум моим самым любимым мальчикам, - заявил он, и Юри с улыбкой закатил глаза. «Доброе утро», - показал он. - Ты все это время смотрел, как я сплю? – поинтересовался Виктор, придвигаясь к лицу Юри, чтобы поцеловать. Юри охотно поддался ему, выдыхая ему в губы, когда они отстранились. «Может, последние несколько минут», - показал он, когда Виктор снова открыл глаза, и мужчина усмехнулся, протягивая руку и убирая прядь волос Юри ему за ухо. Они полежали так еще немного, и постепенно Виктор осознал, что по окну у постели стучит дождь. - Все утро дождь? – спросил он. Юри кивнул. Виктор надул губы. – Теперь я вообще не хочу вставать. «Так не вставай», - отозвался Юри, мягко переплетая их пальцы и снова целуя Виктора, и ему показалось, что он тает. - Черт, - неожиданно сказал он, распахивая глаза и садясь. – Мы вчера оставили взбитые сливки на столе? Плечи Юри затряслись в безмолвном смехе. Виктор сморщил нос и, поднявшись, направился на кухню – отчасти чтобы помыть вчерашнюю посуду (и убедиться, что сливки убраны в холодильник, где им и место), отчасти чтобы накормить Маккачина. Наполнив его миски, Виктор отрезал кусочек пирога и подогрел его, а затем унес обратно в спальню, чтобы съесть. - Просто на всякий случай, - пояснил он, забираясь обратно на кровать, и Юри усмехнулся, обнимая Виктора за шею и вновь его целуя. Они провели утро в тепле под одеялом, пока дождь стучал в окна. Продолжили историю Джека и Ториано, выделяя некоторые строки новыми поцелуями, пока в животе Виктора не расползся теплый спутанный комок чувств, а щеки Юри не раскраснелись. И когда хмурый утренний свет упал на лицо Юри, Виктор ощутил, как забилось в груди сердце и запутались в горле слова, каждое из которых ужасало и захватывало больше предыдущего. «О чем думаешь?» - поинтересовался Юри, выписывая вопрос на полях их истории, пока придумывал свое предложение. Он приютился в объятии Виктора, свернувшись у него под боком и опираясь на плечи. Виктор прижался губами к виску Юри, с улыбкой вдыхая запах его волос. - О том, каково просыпаться с тобой каждое утро, - ответил он и ощутил у своих губ улыбку Юри. На эту неделю Юри отменил все свои обязанности. Большую часть пятницы они провели в постели, каждый раз отрезая себе по кусочку пирога, когда хотели есть. Виктор принес в кровать ноутбук, и они посмотрели несколько фильмов вместе с Маккачином, лежащим между ними, и Юри раздраженно вздыхал каждый раз, когда персонажи делали что-нибудь глупое. Виктору нравилось просто наблюдать за игрой света и тени на лице Юри и целовать его щеки, когда он выглядел слишком уж взволнованно. Днем они вышли выгулять Маккачина и заглянуть проведать Юру в кафе-мороженом. Дождь был мельче, чем утром, но Виктор все равно взял с собой зонт и задрожал, когда Юри прильнул к его боку под ним. Маккачин отбегал от них, чтобы обнюхать каждый столб и перила, радостно лая, пока шлепал по лужам набережной. Когда они зашли в кафе, помещение полнилось звуками акустической гитары. Отабек у прилавка водил по струнам, напевая под нос что-то мягкое, а Юра наблюдал за ним. Виктор рассмеялся при виде выражения лица юноши – он никогда не видел такой мягкости на его лице. Но он тут же нахмурился, едва заметив их. - Оу, какая радость, Поросенок с Псиной пришли поднимать мне настроение, - уронил он. - Я думал, что я поднимаю тебе настроение, - заметил Отабек, хитро приподнимая бровь. - Ты – да. Они – нет, - сказал Юра. – Чего вам? – добавил он. - Клубничный молочный коктейль, пожалуйста, - весело сказал Виктор. Юра громко застонал. - Чтобы вы тут передо мной целовались-миловались? Я лучше себе глаза выковыряю, спасибо, - но он все равно потащился выполнять заказ, и Виктор оставил деньги на столе и повел Юри с Маккачином к ближайшему столику. Лицо Юры было светлым, как грозовая туча, когда он поставил перед ними коктейль (красиво украшенный вишенкой). - Наслаждайтесь, - сказал он и удалился за прилавок. Виктор рассмеялся. Юри без лишних промедлений взял вишенку и положил в рот. - Итак, - заметил Виктор, приступив к коктейлю и кивнув в сторону гитары. – Отабек тоже участвует в фестивале? - Записаться уже нельзя, - ответил Отабек. – К тому же, я здесь только на это лето. - Ах, - сказал Виктор. – Я тоже здесь только на этот год. Хотя, должен спросить – не хочешь остаться здесь? Отабек, поразмышляв, пожал плечами. - Здесь все отличается от Казахстана, - ответил он. Виктор фыркнул. - Да ладно, правда что ли, - сказал он. – Надеюсь, в лучшую сторону? Отабек замычал, подтверждая, а затем снова провел по струнам. Когда он начал мягко петь, Юра с Юри отвлеклись от собственного разговора. Кажется, это была мелодия собственного сочинения – в ней было не много слов, но она задевала в Викторе что-то, что словами описать было нельзя. Даже Маккачин застыл, пока Отабек пел. Виктор подумал о маленьких могилах и шуме волн, о старинных шотландских балладах, пылящихся в памяти. - Любовь моя, я обручусь с тобой кольцом, с тобой кольцом, любовь моя, я обручусь с тобой… - слова вырвались у него без всякого приглашения. Виктор пробормотал их под ритм мелодии, ощущая в ответ, как Юри сжимает его руку. Он улыбнулся, оборачиваясь к нему и целуя в волосы, а странная печаль мелодии Отабека пронизывала до костей. Когда Отабек допел, они зааплодировали. Тот улыбнулся на мгновение, а затем продолжил перебирать струны. Юри дразняще усмехнулся Юре, который показал в ответ средний палец. - Давно ты играешь на гитаре, Отабек? – спросил Виктор. Отабек поднял голову от струн и пожал плечами. - Восемь лет, - ответил он. - Ты был очень хорош на танцах в середине лета; брал уроки музыки? Отабек замычал, постукивая по гитаре после очередного аккорда. - Когда был помладше, занимался пианино, - сказал он. – У моего дяди в Алматы есть магазин пианино, так что я заходил после школы и вместе с ним играл на некоторых. И от него же узнал кое-что о том, как настраивать пианино. Лицо Юри просветлело. «Ты можешь попросить его глянуть на твое пианино!» - показал он Виктору, и тот усмехнулся. «Пожалуй», - ответил он и обернулся к Отабеку. – В коттедже, который я снимаю, есть старое пианино. Оно расстроено; как думаешь, сможешь на него взглянуть? Отабек пожал плечами. - Посмотрим, что можно сделать, - предложил он. - Чудесно, - произнес Виктор. – Могу возместить тебе все твои труды. Когда ты зайдешь? - Через неделю, - влез Юра. – На следующих выходных у нас охота на чудовищ. - Мама говорила, что это просто поездка по озерам, - сказал Отабек. - Ага, но на самом деле она имела в виду, что мы сфотографируем Несси, - сказал Юра. – Давай, будет весело. Мы станем знаменитыми. Отабек усмехнулся, вновь принимаясь перебирать струны. - Раз ты так говоришь, - легко произнес он, и Виктор улыбнулся, глядя на них из-за коктейля. В субботу дождь так и не прекратился. Виктор заплатил Пхичиту за доставку продуктов, приготовил еду и занялся давно откладываемыми делами, пока Юри сидел за кухонным столом с одной из своих тетрадей, которую захлопывал каждый раз, когда Виктор заходил в комнату. Это одновременно очаровывало и раздражало, но Виктор старался этого не показывать. Пхичит пришел после обеда, когда Виктор развешивал в гостиной одежду на просушку. Парень весь так и расплывался в улыбке, вынося продукты из багажника своей небольшой машины; Виктор выбрался на улицу с зонтом, чтобы помочь ему забрать продукты, пока они не вымокли под дождем. - Где Юри? – спросил Пхичит, едва Виктор закрыл дверь. Юри появился через мгновение из кухни и подошел помочь Пхичиту занести все. Развешенные Виктором вещи заколыхались, когда они проходили мимо; Виктор вернулся к своим носкам, прислушиваясь к рассказу Пхичита о дизайне костюмов от Гоши. Это была часть того, как его жизнь пересекалась с другой. Жизнь Юри с его жизнью. Пусть даже у них почти одинаковый круг общения, действуют в нем они все равно по-разному. Пхичиту можно заказать доставку продуктов, но еще он друг Юри, и у него столько же права на время Юри, сколько и у Виктора. И все же странно было наблюдать, как реальная жизнь закрадывается в его идеалистические мысли о принадлежащем только ему Юри, живущем с ним в коттедже у моря. У него никогда не получалось совмещать фантазии с реальностью, когда дело доходило до отношений – поэтому его интрижки ими и оставались. Интрижками. Ярко пылающие мгновения урагана страсти, и каждая встреча была посвящена только им двоим и больше никому, и остальная их жизнь не имела никакого влияния. И как только кто-то начинал предлагать что-то более постоянное – как только хоть что-то, напоминающее проблему начало проклевываться из золотистого сияния их отношений, - Виктор уходил. Тогда его книги были для него важнее. Он направлял свои эмоции в слова, сплетая тексты о том, что могло бы быть, и о счастливых концовках, но никогда не искал своей собственной. Заниматься любовью легко. Сама любовь сложнее. Когда Виктор вошел в кухню, Пхичит с Юри обернулись к нему. Виктор жестом показал им продолжать и начал готовить обед, пользуясь принесенными Пхичитом продуктами. Среди них были креветки и руккола – он мог бы сделать пасту с креветками в чесночном соусе. Ими он и занялся, качая головой каждый раз, когда Пхичит предлагал помочь им с Юри. Многими вещами, о которых он узнал из своих исследований, как оказалось, можно было заниматься, с головой уйдя в свои мысли. Готовка не всегда была одной из них, но этот рецепт был простым. Постоянно повторяющийся процесс очистки креветок помогал ему думать. Постепенно звуки разговора Пхичита с Юри – точнее, слова Пхичита и затем паузы, во время которых тот читал ответы, - превратились в легкое бормотание на фоне. «Стоит ли он этого?» Эта мысль пробежала в его сознании, кажется, впервые. Рефлекторным ответом было «Конечно же, идиот», но Виктор заглянул дальше, продолжая раздумывать над вопросом. Что выделяло Юри Кацуки из общей толпы? Что в нем делало каждый поцелуй по ощущениям как первый, а каждое касание – как последнее? И когда он сделает каждую частичку тела Юри Кацуки своей, изменятся ли эти мысли? Вода для пасты на плите бурлила и волновалась, как и чувства внутри. Виктор положил рядом с кастрюлей деревянную ложку и высыпал макароны, молча считая удары собственного сердца. Страх разлуки был не нов для него, но сейчас он впервые чувствовал его по отношению к чужому человеку. Он столько раз разбивал сердца, но теперь до ужаса боялся, что сердце разобьют ему. Даже если он знает, что Юри не сделает ничего подобного в ближайшее время, где-то внутри все равно сидел страх, что это неизбежно. «Стоит ли он этого?» – вновь подумал Виктор, глядя в сторону Пхичита и Юри, которые теперь искали видео с хомячками на Ютубе. Вечерний свет проникал в кухонные окна, отчего смеющийся Юри казался почти что неземным существом. Юри неожиданно заметил его. «Виктор, иди сюда и посмотри», - жестами показал он, и Виктор молча подошел, смеясь, когда Юри показал ему видео с хомячком с картонной трубой на голове, бегающим по клетке и врезающимся во все подряд. Улыбка Юри смягчила его, успокоила страхи и сомнения, роящиеся в голове, пусть и ненадолго. Он прижался губами к макушке Юри, игнорируя щелчок камеры телефона Пхичита, и вернулся к плите, чтобы закончить с едой. Когда он вечером провожал Пхичита до дверей, тот остановил его прямо у порога. - Кажется, ты слегка расстроен моему приходу, - заметил он. - Нет, - тут же сказал Виктор, как всегда спокойно улыбаясь. Пхичит не поверил ему ни капли. - Не смотри на меня так, Виктор. Ты живешь здесь несколько месяцев; я знаю, когда ты улыбаешься просто из вежливости. Виктор вздохнул. - Я над этим работаю, - признал он. – Я не – я знаю, ты его друг, так что… - Ага, - прервал его Пхичит. – Я был его другом с момента, как приехал в местный университет. Что, как ты знаешь, куда дольше, чем его знаешь ты. Виктор вдохнул, готовясь к неизбежному. Но Пхичит улыбнулся. - Я рад, что ты у него есть, - сказал он. – У Юри всегда были проблемы с самовыражением. Он выступал на фестивале, только потому что знал, что мы там будем, но мир публицистики для него слишком большой и пугающий, и он уже пару раз обжигался, пока был в Сент-Эндрюссе. Так что хорошо, что ты интересуешься его творчеством, как и… другими его талантами. Виктор выдохнул. Но Пхичит поднял руку, и он вновь напрягся. - Тем не менее, остальные часто обсуждают, не используешь ли ты его как эмоциональный материал для своей новой книги. В смысле, теперь я вижу, что ты относишься к этим отношениям серьезнее, чем мы думали, но… - Пхичит замолчал, словно пытаясь подобрать слова. Виктор подождал, пытаясь понять, когда взгляд Пхичита стал таким непреклонным. Через какое-то время Пхичит кивнул. - Не причини ему боли, - сказал он, и Виктор понадеялся, что тяжелое чувство внутри не отражается на его лице. Оно становилось все хуже и хуже с того дня, как он посмотрел спектакль; мозг все время повторял, что он забыл что-то. Но Виктор не знал, что это и почему он это забыл, и даже какое отношение это имеет к его нынешнему счастью. - Я стараюсь, - ответил он, потому что больше ответить было нечего. У него слишком много недостатков, слишком много человеческих черт для Юри, и, кажется, все об этом знают. Пхичит замычал, принимая ответ. - Скажешь, когда будет свадьба, - пошутил он, и Виктор засмеялся. Пхичит развернулся, направляясь под легким вечерним дождем к своей машине. Открыв дверь, он помахал, и Виктор махнул в ответ, заходя в дом только когда Пхичит отъехал. Юри снова сидел и писал за кухонным столом, и хотя в этот раз он притянул тетрадь ближе к себе и навис над ней, полностью он ее закрывать не стал. Виктор улыбнулся и повернулся к раковине, полной посуды. - Я не буду просить тебя показать мне что-то, что ты не хочешь показывать, - сказал он и краем уха услышал облегченный выдох. В эту ночь Виктор не мог уснуть, ворочаясь на своей половине кровати, пока Юри спал рядом. Все тот же вопрос заполнял тишину спальни, пока не начало казаться, что он почти что кричит Виктору в уши. Он жалел, что даже задал его себе. Лучше бы он просто принял свою рефлекторную реакцию и забыл о нем. Но вот он лежит с сердцем, готовым взорваться от месяцев издевательств, а ответа все нет и нет. Он повернул голову к тумбочке, где на тетради лежали очки Юри, и в голову пришла идея. Виктор тихо выбрался из постели и также тихо прошел по дому. Он пробрался мимо призрачно трепещущего сушащегося белья в гостиной и прошел в кабинет. Схватив ноутбук со стола и принеся его на кухню, Виктор прислушался к жужжанию холодильника и шороху посудомойки, садясь за стол и начиная писать. Он изливал на страницу свои страхи, тревоги и надежды, его тошнило чувствами через слова. Так было легче – всегда было легче – выписать мысли на лист, подавить эмоции более отстраненной формой самовыражения. Слова могут быть поняты по-другому читателем, могут быть отделены и соединены с другим контекстом. Этими словами он исписывал страницу за страницей, и закончил только когда небо за окном стало менять цвет с темно-синего на серо-голубой. Сохранив документ и закрыв ноутбук, Виктор тихонько пробрался в спальню, и на душе его было спокойней, чем долгое время до этого. Юри сонно приоткрыл глаз, когда он забрался обратно в постель. «Где ты был?» - спросил он жестами, слегка заторможенными со сна. Виктор коснулся губами его лба. - Я думал о тебе, - сказал он. «Это не ответ», - отозвался Юри. - Знаю, - произнес Виктор. «Расскажешь мне утром», - предложил Юри. - Расскажу, - пообещал Виктор и закрыл глаза. В то утро, когда Юри зашел на кухню с «Вестником Торвилль Коув» в руках, с волосами, все еще спутанными со сна, Виктор указал на себя, скрестил ладони перед сердцем, и указал на него. - Переезжай ко мне, - добавил он. Юри выронил газету и расплылся в широкой улыбке.______________________________
Наблюдение за тюленями в Торвилль Коув? автор поста arosiehaze, Метачен, США | 13 августа 2016 @ 18:00 Привет, форум путешественников, у меня короткий вопрос. Я в путешествии по Уэстерн-Хайлендс и на следующей неделе буду в Торвилль Коув, и мне просто интересно, с какой вероятностью я увижу «Кацудона» и других тюленей. Если увижу, я бы хотел узнать, откуда лучше всего на них смотреть. Спасибо! Роуз ————— kazliin Торвилль Коув, Великобритания | 13 августа 2016 @ 18:32 Привет, Роуз, это хорошо, что ты к нам приедешь! К сожалению, в последнее время Кацудон не объявлялся, но летом в Торвилль Коув приплывают много других тюленей, особенно сейчас, когда дело идет к периоду линьки. Небольшой пляж под Мысом Торвилля очень популярен у мамочек с их щенками; он обычно закрыт на сезон линьки и деторождения, хотя все равно мало кто рискует спускаться туда по развалившейся лесенке! Если ты достаточно смелая, то можно понаблюдать с середины лестницы; если нет, то есть круизы по гавани, на которых тебя подвезут достаточно близко. Еще тюленей можно посмотреть со скал Мыса Торвилля и Мыса Влюбленных, но тогда тебе точно придется брать лодку! Надеюсь, это помогло! laurenplusscott Дувр, Великобритания | 13 августа 2016 @ 18:48 Кто-нибудь еще грустит от того, что Кацудон перестал появляться? Весь город кричит об их особенном местном тюлене, а теперь его и не найти :( jenholmes Детройт, США | 14 августа 2016 @ 1:20 Заставляет задуматься, реален ли Кацудон, или это следующая Несси ;) phamster Торвилль Коув, Великобритания | 14 августа 2016 @ 3:59 пРОСТИТЕ;;; кацудон очень даже реален в инстаграме куча фоток. иногда он просто уплывает на время чтобы прокормиться в океане но всегда возвращается так что кто знает laurenplusscott Дувр, Великобритания | 14 августа 2016 @ 11:44 Просто мне кажется лицемерным, что город поднял такую шумиху вокруг своего тюленя, и в итоге показать-то нечего, пусть это и не вина тюленя phamster Торвилль Коув, Великобритания | 14 августа 2016 @ 13:27 слушай я настолько же расстроен отсутствием кацудона как и ты ок, а я тут живу и у меня есть возможность увидеть появился ли он каждый день. но он не появляется. я думаю в последний раз мы видели его в июне после того как он подрался с другим тюленем. может у него просто больше времени уходит на поправку чем мы думали arosiehaze Метачен, США | 15 августа 2016 @ 15:09 Спасибо за все комментарии! Жаль слышать, что Кацудон пострадал! Желаю ему скорейшего выздоровления :)______________________________
Юри перевозил по одной коробке за раз, обычно принося их после репетиций. Он не приносил все, конечно – на полках едва хватало места на книги Виктора, чего уж говорить о Юри, - но он перевез все самое важное: голубая кружка с пуделями стояла на кухне рядом с кружками Виктора, коробочка генмайчи добавилась в коллекцию чая Виктора, куча мягких игрушек теперь сидела на подоконниках в гостиной. Виктор даже пытался уговорить Юри привезти постеры, но Юри отказался. И все же, сейчас на столе в кабинете стояла фотография Юри с Викчаном рядом с фотографией семьи Виктора, а матрешки на камине сосуществовали с кокеши в ярких кимоно. Теперь Юри уходил на вечерние репетиции из коттеджа Виктора, а возвращался поздно ночью, когда Виктор уже давно поужинал и писал за кухонным столом. Обычно Виктор разогревал ему еду, и Юри всегда благодарно улыбался и рассказывал о своем дне. Виктор невольно поглядывал на их куртки, висящие рядом у кухонной двери, и улыбался. До этого момента он особо не осознавал, как сильно иногда Юри себя загружает – утром он постоянно ходил помогать Пхичиту, Юко или своим родителям, а затем шел на репетиции. В середине августа туристов слегка поубавилось, но в магазинах и ресторанах все равно было много народа, так что иногда утром Виктор ходил с Юри, чтобы составить ему компанию в толпе. И каждый раз, когда он смотрел на Юри, носящего коробки с Пхичитом или изучающего графики приливов с Юко, или даже дающего пять сияющему Кейджиро Минами, он ощущал, как влюбляется все сильнее. Одно дело признавать это Юри, и совсем другое – признавать самому себе, каждый день подтверждать, что именно это он выбрал, что он сделал прыжок веры, пусть даже мозг продолжал говорить, что когда-нибудь даст о себе знать. Находить даже самые обыкновенные события жизни Юри чудесными и захватывающими – разве не это часть переплетения его жизни с жизнью Юри? Хотя на репетиции с Юри он не ходил. Пхичит всегда был рад видеть его, когда он заходил за Юри после, и постоянно предлагал заглянуть на следующую репетицию и дать какие-нибудь советы перед началом последней недели, но Виктор всегда отказывался, каждый раз стараясь находить причину не смотреть пьесу до фестиваля. Юри не расспрашивал его в открытую, но Виктор ощущал его странный задумчивый взгляд каждый раз, когда он отклонял предложения Пхичита. Хотя ему не придется долго об этом волноваться. Фестиваль должен был начаться через неделю, и после него вечера Юри вновь будут свободны. Они снова смогут проводить их вместе в бухточке, как и раньше, или на малом пляже, как только он откроется для посещения после линьки. К тому времени в город придет осень, и Виктор с нетерпением ждал того, что могли принести изменения времени года. Осень в Шотландии, когда листья деревьев обернутся во всевозможные приятные глазу яркие цвета, должна была быть завораживающей. Он с нетерпением ждал возможности провести с Юри осень, печь с ним яблочные пироги, кутаться вместе с ним, когда дни станут короче и холоднее. Сейчас будущее казалось таким многообещающим; Юри, переезжающий к нему на постоянной основе, открывал новые мысли о том, как можно было бы провести вместе оставшийся год. Может, в этом году ему даже понравится отмечать свой день рождения, и от этой мысли в груди взрывалось что-то теплое. Но сейчас все еще было лето, малый пляж все еще был закрыт, а весь его песок был занят приплывшими на лежбище тюленями. Виктор много вечеров провел на ступеньках, ведущих к ним, наблюдая за отдыхающими тюленями, отращивающими мех на зиму. Иногда он ловил себя на том, что ищет среди них Кацудона, и напоминал себе, что это невозможно – Юри до сих пор не нашел свою шкуру. Одним вечером, пока Юри был на репетиции, в коттедж заглянули Отабек Алтын и Юра Плисецкий. - Мы пришли настроить пианино, - сказал Отабек вместо приветствия, и Виктор пропустил его и показал гостиную, где стояло старое пианино. Отабек поставил инструменты на скамью и открыл крышку, морщась при нажатии на клавиши. - Когда его в последний раз настраивали? – поинтересовался он. Виктор пожал плечами. - Это надо спрашивать у владелицы коттеджа, - ответил он. Отабек недовольно заворчал и открыл верхнюю крышку пианино. - Мне понадобится абсолютная тишина, - сказал он. Виктор с Юрой сели на диван, наблюдая, как Отабек открывает панель для настройки. - Вау, - выдохнул тот через мгновение. – Тут и правда нужно хорошо все прочистить. У тебя есть пылесос или что-то подобное? - Ага, кажется, в шкафу рядом с дверью, - сказал Виктор. Юра поднялся и дошел до шкафа, открывая его. - Не вижу, - повысил голос он. - Ищи глубже, - сказал Виктор. – Шкаф больше, чем ты думаешь; пылесос должен быть где-то у задней стенки. Какое-то время он слышал, как копается в вещах Юра, а потом все движения полностью стихли. А затем Юра вытащил из шкафа пылесос с совершенно нечитаемым выражением лица. Он принес его Отабеку, не говоря ни слова, и тут же направился к Виктору. Все так же молча, подросток схватил Виктора за запястье с сокрушительной яростью и дотащил его до дверей шкафа, а затем ступил внутрь и вернулся, держа в руках гладкую черную шкуру. - Не хочешь объяснить это? – сладко поинтересовался Юра, и сердце Виктора обернулось в камень.