Beside the Dancing Sea

Канун летнего солнцестояния подходит к концу. Темно. Где-то вдалеке люди танцуют всю ночь напролет. Звуки доносятся как из другой вселенной. В бухте тихо. Волны накатывают на берег. В темноте он спускается по лестнице. Доски скрипят и стонут под ногами. Песок трется о его кожу. Скоро начнут рождаться щенки. Пляж закроют. Тюлени будут отдыхать на камнях. Но они не похожи на Кацудона. Он останется на весь год. На весь год Кацудон оста… Юри? От этого имени в сердце загорается пламя. Юри. Тайна. Загадка. Ему нужно знать. Ему нужно открыть его тайны. Но не будет ли это предательством? Нет. Ему просто нужно знать правду.

______________________________

— Я… — Виктор попятился в сторону кабинета. — Я понятия не имею, что это. — Да ладно, — кисло бросил Юра, и в его глазах пылал адский огонь. Кинув взгляд на Отабека, он впихнул Виктора в кабинет и захлопнул двери. — То есть ты не знаешь, что это шкура шелки? — прошипел он, едва двери закрылись. — Что? — прошептал Виктор. — Не строй из себя дурака, Никифоров! — оскалился Юра, тряся тюленьей шкурой. — Какого черта она забыла у тебя в шкафу? — Может, владелица оставила… На этих словах Юра Плисецкий с пылающими голубовато-зелеными глазами швырнул в него шкуру. Виктор поймал ее, даже не сообразив, прошелся пальцами по грубому черному меху. — Когда ты ее забрал, — потребовал Юра низким убийственным голосом. — Что? — спросил Виктор. Юра поднял руку, словно намереваясь ударить, но передумал. Виктор все равно дрогнул. — Юра, клянусь, я понятия не имею — может, в середине лета? Мне приснилось, что я спустился на пляж и нашел тюленью шкуру, но я думал — я думал, что это просто сон, и я, может, просто дошел во сне до дивана, хотя я могу поклясться, что никогда раньше не ходил во сне — — Ты. Херов. Идиот, — выдавил Юра, не давая ему закончить лепетать. — Ты читал истории моего дедушки. Ты прекрасно знаешь, как опасно настраивать против себя шелки. И вот, пожалуйста, ты, хренов тупой говнюк, настраиваешь против себя шелки! — Я не… — Как, блядь, ты мог забыть, что взял шкуру шелки?! — Я… — Виктор нахмурился. — Откуда ты знаешь, как выглядит шкура шелки? — поинтересовался он. — Не твое ебаное дело, — выплюнул Юра. В потянувшейся тишине Виктор услышал, как заработал пылесос. В его руках тяжело лежала шкура. Теперь он вспомнил. Ощущение ее в руках, ее запах, холод воды, закручивающейся у его лодыжек. Виктор уложил шкуру на стол. Он не поднимал взгляд на Юру. Следующий вопрос парня был мягче. — Он знает? — спросил он. — Кто? — уточнил Виктор. — Поросенок, — ответил Юра. — Ты знаешь, что он?.. — выдохнул Виктор. — Узнал, когда увидел, как он спасает твою жалкую задницу тогда весной, тупица, — прорычал Юра. — До этого я только подозревал. Сам знаешь, мой дедушка многое знает о шелки, — Юра произнес это со странной печалью на лице. Виктор подозревал, что Николай Плисецкий знает о шелки больше, чем его внук хочет рассказать. — Мне жаль, — произнес Виктор, не зная, за что извиняется. Скорее всего, за все. — Ты должен говорить это не мне, — сухо заметил Юра. Виктор посмотрел на шкуру, лежащую на столе. Она посверкивала, словно обвиняя его. Он вздохнул и произнес: — Знаю. — Верни ее ему, — прорычал Юра. — Может, он поймет. Поросенок втрескался в тебя пиздец как. Может, в этот раз все будет по-другому. У Виктора было смутное подозрение, что это не так, но он все равно улыбнулся и кивнул. Звук пылесоса стал громче, когда Юра открыл двери кабинета и ушел, чтобы посмотреть, как Отабек чистит и настраивает пианино. Виктор не последовал за ним сразу же. Вместо этого он сложил шкуру в один из ящиков стола. Юри никогда сюда не заходит, а даже если зайдет, то ящики можно запереть. Так Виктор сможет отдать шкуру Юри, когда будет готов. Проблема была в том, что он подозревал, что никогда не будет готов. Когда Отабек закончил чистить пианино пылесосом и баллончиком сжатого воздуха, он принялся за настройку. Во всем коттедже стояла тишина, нарушаемая только звуком нажатых клавиш, к которому он прислушивался и подстраивал; тишина между Юрой и Виктором была густой, как патока. Виктор едва ли мог посмотреть в сторону Юры, не то что заговорить с ним. Вина вскипала внутри него каждый раз, когда он пытался, душа все слова, которые он мог бы сказать. Поэтому он не говорил ничего. Отабек только закончил возвращать верхнюю панель пианино на место, когда задняя дверь коттеджа распахнулась, и ее порог перешагнул Юри, стряхивая с себя пальто и ставя сумку на кухонный стол. Сердце Виктора забилось в горле, а живот скрутило при виде шелки, но он понадеялся, что это не было написано у него на лице, когда Юри стащил с себя обувь, натянул любимые тапочки и подошел посмотреть на настройку пианино. «Привет, Юрио!» — показал он Юре, и тот ответил недовольным взглядом. Сердце Виктора замерло — была вероятность, что Юра раскроет его секрет через жестовый язык, потому что они оба знали, что Виктор не особо хорошо понимает быстро сменяющиеся жесты. Но Юра ничего не показал. Он обернулся к Отабеку, проверяющему настроенные клавиши, с полным решительности лицом. Юри глянул на Виктора, хмурясь. «Сегодня он мрачнее обычного», — показал он. Виктор пожал плечами. «Даже не знаю, — показал он в ответ. — Мне он всегда мрачным кажется». — Закончил, — неожиданно произнес Отабек, закрывая крышку и стряхивая пыль с ладоней. Он пропылесосил пол вокруг пианино, везде, где осталась пыль после первоначальной чистки. Собрав инструменты и легко похлопав пианино, Отабек выпрямился и выжидающе глянул на Юру. Виктор достал бумажник. — Сколько я тебе должен?.. — начал он, но Отабек покачал головой. — Просто услуга для друга Юры, — сказал он. Виктор бы порадовался тому, что его считают другом Юры, если бы пару часов назад тот не наорал на него. И точно — Юра только кинул на него взгляд и затем незаметно кивнул в сторону Юри, словно напоминая о том, что нужно сделать. Виктор кивнул так же незаметно, но по ощущениям походило скорее на то, как ребенок согласился с ворчащим родителем. Пока что Юра принял ответ и обернулся к Отабеку. — Пойдем, — сказал он. — Дом Джей-Джея сам себя яйцами не закидает, понимаешь ли. «Почему вы не останетесь на ужин?» — спросил Юри. — Не строй из себя мамочку, Поросенок, — резко ответил Юра, сопровождая слова жестом, чтобы донести свой посыл. Юри нахмурился. «Мне нельзя о тебе беспокоиться?» — спросил он. — Я и сам справлюсь, спасибо, — уколол Юра, прибавляя грубый жест и направляясь к двери. Подойдя к ней, он глянул на Виктора, а затем перевел взгляд на Отабека, который задержался, забирая их куртки. Виктор лишь проводил их взглядом и обернулся к Юри, который, чуть хмурясь, глядел на дверь. — Он был тут весь вечер; уверен, он просто устал сидеть в доме, — сказал он. Объяснение было неубедительным, и по взгляду, который Юри ему отвесил, было ясно, что он не купился. — Прости, может, я просто проецирую, — рассмеялся Виктор, застенчиво потирая шею. Он старался не смотреть в сторону кабинета; ящик стола прожигал в душе дыры. — Почему бы нам не выбраться куда-нибудь поесть? «Ты же понимаешь, что для меня сходить в «Ю-топию» не значит «выбраться куда-нибудь», да?» — спросил Юри сухо. Виктор вскинул бровь. — Кто сказал, что я хочу пойти в «Ю-топию»? — поинтересовался он. Через какое-то время они оказались за столиком в «Качу». Виктор пил водку с тоником, а Юри лениво отхлебывал кофе по-ирландски. На столе между ними стояла тарелка с рыбой и чипсами, и лимон уже был выдавлен на рыбу. «Если хотел рыбы с чипсами, мог пойти в киоск», — заметил Юри, когда Виктор разрезал большой кусок рыбы и окунул кусочек в соус тартар. — Но тогда я не смог бы ничего выпить, — отозвался тот. — По крайней мере, ничего кроме пива. Юри фыркнул. «Значит, лучше переплатить за рыбу с чипсами?» — Учитывая, что я плачу за рыбу, чипсы и алкоголь, который мне нравится, а Кристоф Джакометти приносит нам напитки и последние сплетни, — отозвался Виктор с ухмылкой. Юри подумал над этим. «Разумно», — сдался он. — Твое здоровье, — ответил Виктор, чокаясь стаканом водки с тоником о кружку ирландского кофе Юри. Тот снова отпил его, и на его верхней губе остались сливки. В ответ Виктор облизнул собственные губы, но все счастье, которое он должен был ощутить от того, как прервалось дыхание Юри, утонуло в растущей вине. «Может, тебе как-нибудь стоит попробовать темное пиво, — протянул Юри через какое-то время. — В нем меньше ощущается горечь хмеля». — Никогда бы не подумал, что ты разбираешься в пиве, — сказал Виктор. Юри фыркнул. «Едва ли. Но в Сент-Эндрюссе я знал тех, кто разбирается, так что с тех пор знаю кое-что». Виктор усмехнулся. Когда водка с тоником закончилась, Крис принес еще, а затем еще и еще. Количество стало слегка расплываться, но это было хорошо. Если он сболтнет что-то в нетрезвом виде, то будет шанс, что Юри не примет это всерьез, но так он хотя бы что-то скажет, как и обещал Юре. «Ты в порядке?» — спросил Юри жестом, когда Виктор прикончил четвертый стакан и махнул Кристофу, чтобы он налил еще. Виктор потянул за ворот рубашки, словно это могло помочь ослабить его. — Просто прекрасно! — сказал он, широко улыбаясь, когда Кристоф принес ему еще стакан. Он практически вырвал стакан из его рук и сделал глоток. «Уверен? — Юри склонил голову, хмурясь. — Ты сегодня много пьешь. Что-то случилось, пока настраивали пианино? Юра смеялся над твоим возрастом?» Виктор чуть не выплюнул свой коктейль. — Что? Нет! — прохрипел он. — Может, я сегодня просто хочу выпить чуть больше, чем обычно? Юри приподнял бровь, взяв чипс и задумчиво его прожевывая. «Раз ты так говоришь, — показал он через минуту. — Я просто беспокоюсь о тебе, вот и все». Виктор вздохнул. — Со мной все будет в порядке, Юри, — сказал он, стараясь особо не смотреть на вполне логично встревоженных Юри и Кристофа. Когда они вернулись домой после ужина, его голова слегка кружилась, но слова, которые нужно было произнести, никак не шли. И все же ящик в кабинете не пялился на него обвиняюще, а это было уже чем-то. «Тебе не хватит на сегодня?» — поинтересовался Юри, когда Виктор потянулся за флягой меда, который они купили, кажется, в другой жизни. Виктор чуть повозился со штопором, но все же со временем смог откупорить флягу и налил себе бокал. — Не хочешь немного? — спросил Виктор, поднимая бокал. Лицо Юри пока не плыло, а значит, можно было выпить еще чуть-чуть. Юри покачал головой. Виктор пожал плечами. Ему же хуже. Он опустошил бокал. Почти сразу он заново наполнил его и прошел с ним в гостиную, где стояло вычищенное настроенное пианино. — Хочу сыграть что-нибудь, Юри, — сообщил Виктор, услышав позади себя шаги шелки. Юри, разумеется, ничего не сказал, потому что не мог говорить, но он забрал у Виктора бокал и открыл ему крышку, а затем сел рядом на скамью, почти что с надеждой. Виктор не особо понимал, что Юри ему показывает — может, это «Что бы ты хотел сыграть?» — но он уложил руки на клавиши и принялся наигрывать мелодию, которой научила его бабушка, когда он был совсем маленьким. Он не мог понять, почему ноты звучат как-то не так, раз уж пианино должно быть настроено, но Юри все равно улыбнулся и захлопал, когда он закончил, так что, может, все было в порядке. Он попытался сыграть другую мелодию, но, играя, ощутил странную влагу, скатывающуюся с глаз. Юри накрыл его ладонь своей, останавливая, и протянул руку, проводя по его щеке. Виктор быстро сморгнул, глядя, как расплывается перед глазами лицо Юри. Он слепо потянулся к руке на своей щеке и передвинул ее к губам, целуя каждый палец. — Ты заслуживаешь куда больше, чем я могу дать, Юри, — пробормотал он между его пальцев. — Взгляни на меня. Я в полном раздрае. Я ничего не могу сделать правильно. Я неудачник, и ты заслуживаешь лучшего. Он ощутил, как другой рукой Юри притягивает его ближе; ощутил его губы в своих волосах. Юри такой хороший, такой нежный. А Виктор вновь и вновь эгоист. Он должен просто сказать ему о шкуре и хоть раз повести себя нормально. «Может, в этот раз все будет по-другому». Виктор читал истории; он знал, что они никогда не кончаются хорошо. Не было никаких доказательств, что в этот раз что-то изменится. Дело сделано, пусть даже он не помнит, как и почему. Вопрос не в том, найдет ли Юри шкуру, а в том, когда он ее найдет. (И вопрос не в том, бросит ли Юри его, а в том, когда он его бросит.) Пока что Юри не подозревает его. И если шкура — гарантия конца их отношений, как было во всех прочитанных им историях, то чем дольше он продержит ее у себя, тем дольше Юри останется с ним. Он не гордился этой мыслью. Но Юри только переехал к нему; Виктор не хотел выгонять его прямо сейчас, всего через несколько дней, как признался в любви. Может, он сможет вернуть шкуру после непоправимой ссоры, чтобы разрыв стал максимально очевиден. Но при одной только мысли о непоправимой ссоре с Юри все внутри переворачивалось. «Все будет хорошо, — выписал Юри на его плече. — Я верю в тебя». Виктор не молился с девяти лет. Но сейчас, прижимаясь к Юри, он взмолился всем богам, кого смог вспомнить, о времени, которое у них с Юри оставалось.

______________________________

Так во всех историях. Что-то новое, что-то старое, что-то украдено, что-то проскользнуло. Украденная тюленья шкура приводит к разбитому сердцу. Но в этом его проблема, так ведь? Прочесть недостаточно. Фигуристы, пироги и почти утонувшее тело. Холод, тепло, жар. Жар. Все его тело словно в огне. Поверни назад поверни назад поверни назад поверни —! Он идет дальше. Ракушки режут его стопы. Кровь забрызгивает песок. Бухта… Бухта предупреждает его. Не смей.

______________________________

Последнее, что Юри перевозит в коттедж из «Ю-топии», это его тетради с рассказами. Их больше, чем тех, что Виктор видел на столе. Ими заполнен весь ящик, и когда Виктор спросил, куда он их поставит, Юри с румянцем на щеках затащил ящик в шкаф. — Не знаю, стоит ли прятать так свои рассказы, — сказал Виктор. Юри пожал плечами. «Это старые работы», — в свою защиту сообщил он. — А что насчет последних тетрадей? — спросил Виктор. — Их ты тоже будешь прятать? Юри покраснел. «Я хотел дать тебе почитать, но раз ты шутишь…» — начал он, но Виктор затряс головой, и Юри прервался на середине жеста, вскидывая бровь. — Прости, — сказал Виктор. — Я с радостью взгляну на твои работы. Юри кивнул и вышел из спальни на кухню, где лежала его сумка со сценарием, ноутбуком и тетрадью. Он принес сумку в спальню, поставил на кровать и достал из отделения большую черную тетрадь, которую передал Виктору. «Они не особо хорошие», — предупредил он, но Виктор качнул головой. — Не будь к себе так строг, — сказал он. — Мне очень понравилось то, что ты писал в истории Джека и Ториано, разве нет? — они наконец завершили историю неделю назад в один особенно дождливый день, когда им обоим пришлось остаться в постели только с блокнотами и друг другом. Между предложениями Виктор выяснил, что к мягкому животу Юри можно прекрасно прижиматься губами и дуть, и что от такого Юри способен хохотать всем телом. (Он сохранил ощущение этого хохота под своими губами в мысленном хранилище связанных с Юри воспоминаний, как белка, зарывающая орехи на зиму. Он знал, что когда-нибудь у него останется только это.) Сейчас Юри раскраснелся, его руки сдвинулись на живот, словно он тоже вспомнил об этом, и Виктор спрятал ухмылку за тетрадью Юри, приступив к чтению. — Ты прекрасно пишешь, — тихо сказал он через какое-то время, подходя к кровати, садясь и продолжая читать. «Просто словесный понос», — отозвался Юри. Виктор фыркнул. — Вот бы мне так уметь, — сказал он, пролистывая страницы, заполненные аккуратным ровным почерком Юри. — Ты подбираешь слова так, словно создаешь музыку. Каждая заметка — каждое слово — имеет смысл. Десять из десяти, нужно еще словесного поноса. Юри слегка хихикнул. «Ты льстишь», — упрекнул он. — А правдой можно льстить? — поинтересовался Виктор. Он поднял взгляд, закрывая тетрадь. — Знаешь, я могу свести тебя со своим агентом. Может, он возьмет пару твоих тетрадей. Мне все равно показывать нечего. «Я думал, ты над чем-то работаешь, — заметил Юри. — Ты много писал за лето». Виктор рассмеялся, но не так весело, как обычно. — Ничего из этого мой агент не примет, — сказал он. Юри нахмурился. «Но то, что я видел, было хорошим. Может, мне не стоит ничего присылать твоему агенту». — Чушь, — сказал Виктор. Если уход Юри был только делом времени, то он мог дать ему хотя бы это. — Он будет оценивать тебя не так же, как меня. Ты неограненный алмаз; меня он уже огранил и создал. Он ожидает чего-то удивительного, а не сопливого «Солнце не сравнится с глазами Юри» и подобного, что я писал все лето. Юри приподнял брови. «Ты все лето писал обо мне?» — Ну, эм, — Виктор нервно заерзал. — Типа того? В смысле, это и так с первого взгляда всем понятно? — он помолчал. — Прости? «За что ты извиняешься?» — поинтересовался Юри, садясь рядом с ним на кровать и забирая свою тетрадь. — Все в городе ждали, что я напишу что-то о тебе. Они думали, я использую тебя как эмоциональную подпитку для книги. Они были в какой-то мере правы, потому что ты вдохновлял — и продолжаешь вдохновлять — меня, но, клянусь, я… Он прервался, когда Юри поцеловал его, мягко и нежно, совсем слегка касаясь губами губ Виктора. Когда он отстранился, его щеки розовели в золотистом свете комнаты; с каждой секундой Виктору становилось тяжелее дышать. «Ты пишешь о том, что знаешь, — показал Юри, — а меня ты знаешь. Почему ты боялся признать, что пишешь обо мне?» — Потому что тогда люди подумали бы, что я тебя просто использую, — сказал Виктор резко. «Может, судить стоит мне, — ответил Юри. — Покажи, что ты обо мне писал». Виктор сглотнул и потянулся к ноутбуку. Он открыл целую папку стихов и отрывков, переписанных из блокнота, и поставил ноутбук Юри на колени. Юри все читал и читал, и голубоватый свет экрана отражался от его очков так, что Виктор не мог четко рассмотреть его глаза. В какой-то момент Юри раскрыл рот, но в остальное время Виктор не мог понять, о чем тот думает, и это одновременно волновало и ужасало его. — Юри? — тихо спросил он, когда тот закрыл ноутбук, не поднимая глаз. Какое-то время Юри не смотрел на него, а затем едва заметная улыбка появилась на губах шелки, и его глаза сверкнули новой идеей. «Напиши о нас», — показал он. Виктор посмотрел на него. — Что? «Напиши о мужчине, потерявшем стремление заниматься тем, что он делал всю жизнь, который переехал в новое место и нашел вдохновение в любви, — глаза Юри сверкали все ярче и ярче, пока он жестикулировал. — Ты можешь даже написать про Джека и Ториано, или про фигуристов, или про кого захочешь. Но я знаю, что ты сможешь, Виктор; ты всегда умел вдыхать новую жизнь в избитые истории». Виктор ощутил сворачивающуюся в животе вину, взглянув в теплые глаза Юри. Столько любви, столько доверия. Юри верит в него слишком сильно для собственного блага; разве он не видит все трещины на поверхности, похожие на царапины на кажущемся идеальным катке? — Я… — начал он, но осознал, что у него нет слов. Да и что он мог сказать? Сияние в глазах Юри стоило тысячи — нет, миллиона слов. Поэтому он потянулся и поцеловал его руку. «Я не заслуживаю тебя», — вновь и вновь проносилось в голове. Может, это поможет смягчить неминуемый удар, когда бы ни пришлось его нанести. Он знал, что должен сделать то, что правильно было сделать, но разве может это действительно быть правильным, если причинит боль им обоим? Ладонь Юри коснулась его щеки. Каждое касание жгло кожу Виктора клеймом, и он бессознательно поморщился. И все же он уловил кратко мелькнувшее в глазах Юри недоумение; тут же он потянулся вперед и загладил вину, стирая мягкими поцелуями боль. Ноутбук и тетрадь быстро оказались в стороне, когда поцелуи стали крепче, жарче. Виктор прижал Юри к постели, все его мысли испарились из головы, пока он вновь и вновь прижимался к его губам. Шелки выгнулся, подставляясь под касания, его тело под ладонями Виктора было податливым и мягким, а слабые вздохи и пальцы, тянущие за волосы, как и всегда, заставляли кровь Виктора сумасшедше бежать по венам. Юри быстро избавил их обоих от рубашек, а затем перевернулся, усаживаясь на колени Виктора и лукаво ухмыляясь. В такие моменты, когда мягкие поцелуи перерастали в крепкие, а нежные касания становились сильными, сверхъестественная природа шелки брала свое, и каждый раз при виде такого Юри дыхание Виктора замирало. Но в этот раз Виктор напрягся, когда Юри поцеловал его в шею. Вина окатила его, как ледяной душ, и он сел, качая головой. — Прости, — сказал он тихо. — Сегодня я не могу. Юри, сглотнув, кивнул. «Все в порядке», — показал он, хотя Виктор явно видел в его глазах расстройство. Он хотел заползти в самого себя и никогда больше ни на кого не смотреть, тем более на этого прекрасного, чудесного мужчину, которого он в очередной раз подвел. Но вместо этого он убрал прядку волос Юри и прижался губами к его лбу. — В следующий раз, — пообещал он. — Мы зайдем так далеко, как захочешь. Юри снова кивнул, глядя на свои руки так, словно они были самым интересным зрелищем на свете. Конечно, Виктор так и считал, но его мысли тут были не к месту. Он сглотнул и обхватил ладонями лицо Юри. — О чем ты думаешь? — спросил он тихо. Юри не сделал ни жеста, только улыбнулся потусторонней таинственной улыбкой, которая напомнила Виктору глубины океана. Внезапно его поразило, сколько же ему еще предстояло узнать о Юри. Когда они пошли спать в ту ночь, Маккачин втиснулся между ними, словно ребенок. И в первый раз Виктор был этому рад.

______________________________

Кацудона больше не будет. Его забрали. Отобрали у моря. Он знает. Он знает знает знает. Он вернет ее. Тюленью шкуру. Он вернет ее. Положит ее на стойку регистрации «Ю-топии». Но что если никто больше не знает? Юри один на один со своим секретом? Он знает. Но он не может произнести этого вслух. Юри мог быть Кацудоном. Забранным. Отобранным у него. Почему бы не подождать, пока Юри расскажет ему, кто он такой? Нет. Юри не расскажет. Не после этого. Веры больше нет. Ее забрали. Отобрали у них обоих.

______________________________

десятый ежегодный ФЕСТИВАЛЬ ИСКУССТВ ТОРВИЛЛЬ КОУВ присоединяйтесь к колледжу и городу и поддержите тему ЛЕГЕНДЫ И ФОЛЬКЛОР 27 августа 2016 8 утра — 8 вечера маркет-стрит и набережная в программе художественные мастерские | десятиминутные театральные постановки | танцевальные номера | живая музыка | показы фильмов | открытая кухня посещение бесплатное пожертвования колледжу настоятельно рекомендуются вопросы m.okukawa@torvill.edu орг j.karpisek@torvill.edu

______________________________

Последняя суббота августа вспыхнула в городе яркими цветами в ленточках, баннерах и шариках. В дальнем конце Маркет-стрит поставили киоски, похожие на те, что раз в месяц устанавливали на фермерском рынке, перекрыли дорогу, так что машинам приходилось ехать в объезд, а цены на парковку как-то неуловимо подросли. Виктор с Юри вышли в город утром, как раз ко времени пьесы Милы и Пхичита. Маркет-стрит и набережная были забиты как туристами, так и местными; Виктор заметил, что люди со всех стран мира наблюдают за художественными мастерскими с восхищением в широко раскрытых глазах. — Твой отец здесь? — неожиданно заинтересовался Виктор, когда они проходили мимо мастера, работающего над плюшевыми игрушками. — Я считаю, что у него чудесные корабли в бутылках. Юри качнул головой. «Он не любит отрывать маму или Мари от управления «Ю-топией», чтобы они переводили», — пояснил он. — Жаль, — Виктор уложил руку на пояс Юри. — В смысле, жаль, что нужно их отрывать. Что если я выучу японский жестовый, чтобы ему переводить? Юри хихикнул. «Тогда тебе придется выучить и японский», — заметил он. — Но разве языки жестов не отдельные языки? — спросил Виктор. «Все равно придется выучить письмо, потому что в японском жестовом используются кандзи», — сказал Юри. Виктор вздохнул. — Я просто предложил, — расстроенно сказал он. — Но я все равно хочу выучить. «Могу тебя слегка научить», — предложил Юри, тыкаясь лбом в плечо Виктора. Сердце того затрепетало. Сцена стояла на набережной прямо рядом с кафе-мороженым и каруселью. Сейчас на ней какая-то девушка танцевала шотландский рил под аккомпанемент волынки. Зрители аплодировали и выкрикивали слова поддержки; кто-то даже танцевал. Дети сидели на шеях родителей, чтобы лучше видеть, и в их руках медленно таяли рожки с двойной помадкой, капающие прямо родителям на волосы. Юри провел их в павильон у сцены, предназначенный для выступающих. Пхичит заметил их и сказал охраннику на входе пропустить их к слоняющимся туда-сюда людям, готовящимся к следующим трем номерам. Мила сидела на стуле перед небольшим складным столиком с зеркалом на нем, пудря нос, пока Сара укладывала ей волосы. Лео с китайцем, которого Виктор не узнал — наверное, Сяо, осветитель? — читали сценарий, а между ними стояла коробка с реквизитом. — Юри! — воскликнула Сара, когда тот приблизился к столику. — Заглянул поздороваться? Юри кивнул. «Я могу как-нибудь помочь?» — спросил он, и Сара протянула ему пару заколок. Виктор встал рядом, не зная, что делать. Он улыбался и махал другим актерам; девушка в сером кружевном платье скрыла ладонью хихиканье. — У нас из гримерки неплохой вид на сцену, — заметила Мила. Она замолчала, когда Сара принялась наносить лак ей на волосы, и как только облако улеглось, добавила: — По крайней мере, лучше, чем в толкучке. «Это точно», — согласился Юри. Он заметил девушку в сером платье и, улыбнувшись во все тридцать два, обвил Виктора руками и притянул его ближе, и этот небольшой жест собственничества переполнил Виктора одновременно счастьем и виной. Песня завершилась, и танцовщицы с волынщиками вернулись в гримерку под овации и поздравления со стороны других участников. Виктор улыбнулся им, отчего покраснели и музыканты, и танцовщицы. Юри притянул его еще ближе, и Виктор рассмеялся. — Мы следующие! — воскликнул Пхичит, забирая коробку с реквизитом у Лео и Сяо, которые тут же исчезли в толпе, направившись к столам с техникой. Мила тоже встала, поправив черные юбки своего платья. На «андеграундную одежду, упавшую в голубой краситель» похоже не было, как заметил Виктор, что, пожалуй, было хорошо. Юри помог Миле надеть плащ, а затем выставил большой палец и провел указательным по носу. «Ни пуха ни пера». Затем он показал на нее и на Пхичита. «Вам обоим». Они улыбнулись ему. Все остальные тоже желали им удачи, когда они поднялись по ступенькам на сцену под громкие аплодисменты толпы. Виктор наблюдал за пьесой из импровизированной гримерки, а Юри стоял рядом. Мила с Пхичитом определенно многое изменили с первой репетиции, но этого следовало ожидать. Звуки и свет добавляли разыгрываемой сцене новое измерение. Мила во всех отношениях была страстной оскорбленной сестрой; Пхичит во всех отношениях был чувствительным, но разгневанным братом. Виктор, глядя на их взаимодействие, ощущал, как по спине ползет дрожь. Сцена ссоры приближалась. Виктор мысленно приготовился, но живот не крутило так, как раньше. Сердце все еще билось чаще, но он полагал, что все вокруг это ощущают — ссора между братом и сестрой была напряженной. Пусть они в основном ходили друг перед другом и кричали, было видно, что еще немного, и все перейдет к насилию — А затем Пхичит схватил кочергу и хлестнул Милу по лицу. Сердце Виктора подпрыгнуло в горло, когда Мила отшатнулась, крича и прижимая ладони к глазам. Он ощутил, как пальцы Юри сжимаются на его руке, и, опустив взгляд, увидел, как побледнело его лицо. «Выглядит так взаправду, — выписал Юри на его ладони. — Даже я иногда забываюсь, а ведь я видел эту сцену уже тысячу раз». Виктор прижался губами к его виску. На сцене Мила шагнула назад, падая на колени. Пхичит выронил кочергу, потянулся к сестре — но Мила лишь кинулась вперед с закрытыми глазами и обхватила его горло руками. Толпа ахнула. Юри сжал руку Виктора. — Как думаешь, они победят? — прошептал Виктор в его ухо. Юри улыбнулся и пожал плечами. Когда Мила попятилась от мертвого тела своего партнера по пьесе с ярко читающимися на лице виной и сожалением, уже сам Виктор сжал руку Юри крепче. Мила начала читать свой финальный монолог, в мольбе протягивая руки к небесам. Словно в ответ на это у Виктора перехватило дыхание. Он будто наблюдал за изображением собственной вины, рисуемым прямо перед глазами. То, как вода закручивалась у его лодыжек, какой тяжестью лежала в руках тюленья шкура, как камни врезались в ноги и руки — как мог он подумать, что это все было сном? Даже хуже, как он мог забыть свое решение оставить шкуру у себя? — Должно быть, это жар момента, — произнесла Мила, но что за жар момента мог охватить его и заставить предать доверие Юри? Он не мог так поступить, и все же ящик стола в кабинете говорил обратное. Мила на сцене застыла, поднимая руки к лицу. — Господь Бог, сжалься над моей душой, — выдохнула она, склоняя голову. Свет потух, и Виктор протяжно судорожно выдохнул. «Ты в порядке?» — спросил Юри, а толпа взревела в овациях, и свет вновь зажегся, выхватывая кланяющихся и ухмыляющихся Пхичита и Милу. Виктор улыбнулся. — В полнейшем, — сказал он, проводя ладонью по волосам, чтобы как-то занять руки и не показать Юри, насколько же это было неправдой. Они поздравили Пхичита и Милу вместе с остальными участниками и помощниками. — Боже, дождаться не могу, когда мою фильмографию уже выставят в ратуше! — воскликнул Пхичит, когда Юри обнял его. — А ну-ка, — одернула его Сара. — Сглазишь. Юри шагнул назад, к Виктору, а Пхичит усмехнулся, потирая ладонью затылок. — Прости, прости! — сказал он. — Просто надеюсь, что в этом году судьи знают, что делают! — Ну, Джей-Джей в этом году не в лучшем положении, тема достаточно специфическая, — заметил Сяо, похлопывая его по спине. — Сложно писать песню о собственном величии, когда в нее надо впихнуть еще и местные легенды или фольклор. Когда они вышли из гримерки, чтобы уступить место следующим выступающим, все разошлись, пообещав друг другу вновь встретиться в шесть часов, чтобы поужинать и посмотреть церемонию закрытия фестиваля. Юри взял Виктора за руку и отвел его к стендам мастеров на Маркет-стрит, и остальное утро они провели, просматривая различные поделки. Виктор купил себе очередную кружку, в этот раз сделанную руками одного из местных и расписанную под панораму бухты. Юри купил им обоим сладкой ваты. Виктор охотно воспользовался возможностью красть кусочки ваты из пальцев и губ Юри, ухмыляясь, когда шелки смущенно вспыхивал. «Возьми себе свой кусочек, — отругал его Юри на пятый раз. Он помахал ею перед лицом Виктора, а затем пихнул ее ему в руку и добавил: — Вот целая куча ваты, прекрати красть ее у меня». — Зачем? — поинтересовался Виктор, хотя все же отщипнул кусочек ваты и закинул его себе в рот, стараясь показать язык настолько, насколько мог. — Она не такая вкусная, как из твоих рук и губ, Юри. «Любитель бесстыдно заигрывать, — Юри покачал головой. — Мы на людях!» — Раньше тебя это не волновало, — заметил Виктор. Щеки Юри заалели. «Здесь куча людей», — показал он, а затем на мгновение спрятал лицо за ладонью. Виктор засмеялся, притягивая Юри ближе. — Ты такой милый, когда смущаешься, — сказал он ему на ухо. Юри улыбнулся, свободной рукой обнимая Виктора за пояс. Так вместе они пробрались через толпу и вышли на набережную к пирсу. В честь праздника все аттракционы и карусели сегодня были бесплатны. А следовательно, очереди на них были до абсурда длинными, но Виктор осознал, что совсем не против ждать вместе с Юри, который склонил голову на его плечо и жестами показывал колкие заметки о людях в очереди. «Бедная мама», — заметил Юри, когда молодая замученная женщина прошла мимо них, ведя за собой малыша, занятого громким выражением своего неудовольствия из-за того, что его заставили слезть с карусели. — Интересно, как часто ей приходится разбираться с такими истериками, — пробормотал Виктор. «Они, наверное, не отсюда, — показал Юри. Он заметил вопросительно приподнятую бровь Виктора и добавил: — Ни один уважающий себя британский ребенок не станет реветь, что его тащат обратно в очередь». Виктор фыркнул. Глаза Юри сверкнули весельем. Очередь продвинулась. Виктор заметил проходящих мимо Лео и Гуанг-Хонга — у последнего в руках был огромный игрушечный медведь, а Лео гордо улыбался. Они наконец попали на карусель, стараясь отвоевать себе места рядом друг с другом. Им удалось также сесть на соседних животных, пусть Виктору и пришлось прятать усмешку, когда он заметил, что одним из них был тюлень. Он занял другого — белого коня с золотой и лиловой сбруей — и сфотографировал Юри, пристегивающегося к сине-черному тюленю. «Ты этого добивался, так ведь», — показал Юри. Виктор усмехнулся. — Не могу сказать, что добивался. Я даже не знал, что на карусели есть тюлень, — мило отозвался он. — Но уступил ли я тебе тюленя? Да, уступил. Юри закатил глаза и прислонился к золотистому шесту. Огни карусели отражались в его очках и освещали остальное лицо теплым красно-рыжим светом, и когда музыка заиграла и карусель двинулась, дыхание Виктора замерло в горле. Огни танцевали в глазах Юри, держащегося за шест; Виктор сделал еще несколько фотографий. «Ты знал, что все животные на карусели сделаны вручную?» — спросил Юри. — Нет, но это поразительно, — ответил Виктор. — Я знаю, что в некоторых из них вроде как обитают призраки. «Ага, поэтому никто из местных не садится в сани, — показал Юри, кивая на парочку, сидящую в санях. — Как минимум в одних из саней в тридцатых вроде как кого-то убили». — Жутко, — произнес Виктор. «Никто не знает, в каких именно санях, и хотя они совсем слегка друг от друга отличаются, никто не ездит ни на каких, — Юри сделал вид, будто дрожит. — Это к несчастью, особенно если сидишь в них с любимым». — Так ты рад, что мы сидим на животных? — спросил Виктор, протягивая руку. Юри кивнул, взяв ее, и они продолжили кружиться на карусели, а Виктор старался не думать о предвестнике несчастья, лежащем в его собственном столе. Когда они сошли с карусели, они снова прогулялись по набережной, обойдя толпу у сцены, чтобы добраться до ярмарочных игр. Оба они попробовали выиграть что-нибудь; Виктору как-то удалось лопнуть достаточное количество шариков дротиками, чтобы получить игрушку в виде большого рисового шарика. Он отдал ее Юри, и тот, поцеловав ее, выразил жестом благодарность. Виктор ощутил, как запылали уши. В тире они наткнулись на Юру и Отабека, как раз когда последний получал огромного игрушечного тигра от оператора. — Это тебе, — сказал Отабек, передавая тигра Юре, и тот сжал его в руках. — Боже, он почти в половину моего роста. Офигенно, — Юра поднял его выше. — Но он займет половину моей кровати. — Тогда не ставь его на кровать, — сказал Отабек. Юра посмотрел на него так, словно он сказал что-то кощунственное. — Ты знаешь, что все мои коты должны жить на кровати, Бека! Не смеши меня, — фыркнул он. — Я просто буду лежать на этом тигре всю оставшуюся жизнь. Или пока не куплю кровать побольше. Отабек усмехнулся. Юра вновь сжал тигра, а затем заметил Виктора и Юри. Он тут же передал игрушку Отабеку и показал: «Привет, Поросенок». Юри помахал ему. «Милый тигр, — ответил он. — Ты видел выступление Милы?» «Ага, мне понравилось, как они изменили сцену драки, — показал Юра. — Лучше бы им победить, а то я разнесу выставку Джей-Джея в ратуше». «Думаю, в этот раз тебя могут арестовать», — заметил Юри. В ответ Юра показал ему средний палец. Юри пожал плечами. Виктор наблюдал за ними, с нелегким чувством внутри ожидая, пока Юра проболтается. Единственный намек вроде «Виктор уже рассказал тебе о шкуре?», и этот день в мгновение ока превратится из хорошего в просто ужасный. Юри неожиданно пихнул рисовый шарик Виктору в руки, показал что-то насчет уборной, и едва он отошел, как Юра обернулся к Виктору. — Ты ему уже рассказал? — моментально спросил он. — А ты ему уже рассказал? — огрызнулся Виктор. — С чего бы мне это делать? — поинтересовался Юра. — Это твой грязный секрет, Псина. К тому же, если я ему расскажу, мне придется объяснять ему, откуда я знаю про его природу, а это я затрагивать тоже не хотел бы. Так что сделай нам обоим одолжение и расскажи ему уже, идиот! Последнее слово он практически выплюнул Виктору в лицо. Тот вытер щеку ладонью. — Я скажу ему при подходящем случае, — сказал он. Юра застонал. — Я не тупой, Виктор. Ты явно тянешь время. — Нет, я правда хочу ему рассказать. Я просто... Я не знаю, го… — Если ты будешь ждать, когда будешь готов, то всегда найдешь причину назваться себя «не готовым», — резко сказал Юра. — Это как лезть в ледяную воду: если будешь откладывать, лучше не станет. — Откуда ты знаешь, что я не из тех, кто сначала пробует воду ногой, а затем медленно заходит? — поинтересовался Виктор. Юра фыркнул. — Ты из тех, кто, как говорят, попадал в больницу из-за своих писательских исследований, Виктор. Просто прыгни уже в воду и расскажи ему. — Легче сказать, чем сделать, — начал Виктор, но заметил направляющегося к ним Юри, и ощутил, как напрягается все тело. Он натянул улыбку, а Юри забрал игрушку и заодно взял Виктора за руку. Юра кинул на него долгий взгляд. «Не тяни», — словно вопил он. Виктор сглотнул, но не успел ничего сказать, как Юра повернулся на пятках и ушел, а Отабек последовал за ним, держа под мышкой игрушку. «Что это было?» — спросил Юри Виктора, и тот неловко засмеялся. — Ничего, — соврал он. — Давай пойдем на колесо обозрения! Они встали в очередь на колесо, переплетая пальцы и дожидаясь, пока перед ними откроется кабинка. Когда они сели, Виктор вспомнил о последнем их катании на этом колесе, и ощутил, как начинают гореть уши. Он обернулся к Юри, у которого от того же воспоминания покраснели щеки. Юри уложил голову на плечо Виктора, едва заметно улыбаясь. Колесо дошло самого верха, весь город и фестиваль искусств расстилался у них под ногами, и в этот момент Виктор склонился, целуя Юри в лоб. «Насколько же далеко мы зашли», — подумал он, сжимая ладонь Юри в своей и целуя костяшки его пальцев. Дыхание Юри слегка сбилось, а затем он наклонился и коснулся губ Виктора. Тот ощутил медленное приятное тепло, разливающееся внутри, и как бы ему хотелось не думать о том, что он не заслуживает этого. — Я все еще не понимаю, как мне так повезло встретить тебя, — пробормотал он в губы Юри перед тем, как они отстранились друг от друга. Их кабинка спустилась обратно к толпе, к людям в очереди, которая становилась все длиннее и длиннее. В животе появилось странное чувство, когда они опускались, и Юри снова прислонился к плечу Виктора, освобождая руки, чтобы ответить. «Уверен, что мне повезло больше, — сказал он, и Виктор, проглотив вину, покачал головой. — Определенно нет, — сказал он, усмехаясь, и поцеловал Юри в щеку. Юри приподнял бровь. «Твои слова давно служили мне вдохновением, — заметил он. — К тому же, взгляни на меня. Я непубликующийся черт знает кто черт знает откуда». — Только то, что ты не публикуешься, не делает тебя плохим писателем, Юри, — пожурил его Виктор, чуть хмурясь. — Многие опубликованные авторы нихрена не умеют писать. У тебя же, с другой стороны, чудесный голос, — Юри поднял обе брови, и Виктор рассмеялся. — Да, я нарочно так сказал. То, что ты пишешь — твой голос, и мир тебя упускает. Юри выдохнул. «Не думаю, что ты понимаешь, насколько много для меня значат эти слова», — показал он. Колесо снова начало подниматься, Виктор подумал обо всем, что хотелось сказать, все слова разом метались в мыслях. Все признания, желания, извинения — все вмешивалось в голове, и вскоре он вообще не знал, что говорить. Поэтому он проглотил все слова и притянул Юри ближе, вдыхая его запах, нежась в его тепле. Юри подался навстречу, и Виктору хотелось заморозить время и остаться так навечно. В шесть они встретились с Пхичитом и остальной командой за ужином в одном из кафе на набережной. Уже сейчас в разговорах проскальзывали изменения, которые придут со сменой времен года: Пхичит, Мила, Лео и Гуанг-Хонг сравнивали расписания наступающего учебного года, а Юра наблюдал за ними с невероятно кислым лицом. Виктор резко осознал, что, должно быть, скоро Отабек вернется в Казахстан. Юре осталось провести с ним не так уж много времени. — Ни у кого не получается поддерживать отношения на расстоянии, — с сожалением сказал сидящий рядом Георгий Попович. Виктор вскинул бровь. Он не был особо знаком с Георгием, в основном потому, что тот держался очень замкнуто. Сейчас он не отрывал глаз от сидящих совсем рядом друг с другом Юры с Отабеком, и во взгляде его читалась странная, но знакомая печаль. — Мы с Аней поклялись, что продолжим общаться, когда она вернется домой, но с того момента она ни разу не ответила на мои сообщения. Я только из Инстаграма узнал, что она променяла меня на какого-то подержанного парня поближе, — он вздохнул, опуская взгляд. — Чем больше расстояние, тем быстрее чахнет любовь. Виктор замычал. Он не то чтобы был согласен, но у Георгия явно были свои собственные проблемы, и Виктору не стоило в них лезть. Поэтому он просто улыбнулся и притянул Юри поближе, не думая о своей собственной чахнущей любви. (В последние дни он, кажется, много о чем не думал.) После ужина они всей компанией отправились к сцене, чтобы узнать результаты конкурса. Хотя многие зрители уже ушли, вокруг сцены все равно было много народа. Из колонок лилась музыка; некоторые люди танцевали. Холодный ветерок подул Виктору на затылок, и он поежился. Наступала осень, настолько же неумолимая, насколько заходящее солнце в небесах, окрашенных в красный и золотой, и то яркое будущее, которое он представлял для них с Юри, казалось выцветшим и угрюмым из-за нового открытия. Встретит ли он смену времен года с Юри, теперь, когда знает, что сделал? Прежде яркие мечты быстро растворялись. Времени оставалось все меньше, пусть Юри пока этого не знает. Каждый день, что он не говорил Юри о лежащей в столе шкуре, переступал через совесть Виктора. Минако позвала судей. Они объявили всех людей, занявших второе место в разных номинациях — среди них был и Джей-Джей со своей группой, — а затем передали конверт с победителем фестиваля. И ухмылка Минако, когда он прочитала, что «Победителями Фестиваля Искусств Торвилль Коув 2016 становятся Пхичит Чуланонт и Мила Бабичева с их десятиминутной постановкой «Смотрители маяка»!», говорила сама за себя. И все случилось в одно мгновение, все неожиданно взорвалось звуками, бьющими по ушам Виктора. Пхичит обнимал Милу, Юри, Лео, практически всех, до кого мог дотянуться. Виктора тоже в один момент обняли, а затем Пхичит с Милой вышли на сцену, чтобы забрать золотой трофей и пожать руки, кажется, всему факультету искусств Колледжа имени Торвилля. — Просто хочу сказать пару слов, — произнес Пхичит, когда заполучил в руки микрофон. — Для начала, я бесконечно благодарен Миле за то, что она со мной выступила. В плане, на самом деле, это ей пришла идея адаптировать одну из историй старика Плисецкого под пьесу. Она просто предложила это, когда мы листали Инстаграм в поисках материала для нашей колонки в «Вестнике»... — Лучшая колонка! — крикнул кто-то, вызывая смех остальных местных жителей. Пхичит усмехнулся и подмигнул выкрикнувшему человеку. — Так вот, мы копались в истории и выяснили, что в Торвилль Коув действительно верят в слухи, на которых основана история, и поэтому не пытались найти замену смотрителю маяка с 1920-го, когда медиум по имени Михаил Плисецкий прибыл из Москвы побеседовать с городскими призраками. Так что наша пьеса — дань нашему хлебу с маслом, сарафанному радио, а также семье Плисецких. Виктор приподнял бровь. «Серьезно?», — показал он Юри, и тот усмехнулся. «По крайней мере, они здесь дольше моей семьи», — ответил он. Виктор замычал, оборачиваясь обратно к сцене как раз когда Пхичит назвал имя Юри. — …не справились бы без его помощи в адаптации истории и написании такого душещипательного диалога. Я не хочу смущать его и заставлять сюда подниматься, но, Юри, спасибо огромное. Я знаю, что ты не хотел, чтобы тебя упоминали, потому что ты у нас весь такой загадочный сердцеед, но ты заслуживаешь, чтобы твои тексты узнавали. Виктор рассмеялся, когда все вокруг захлопали и закричали. — Загадочный сердцеед? — спросил он. Юри ярко вспыхнул, коротко маша улыбающимся ему людям. «Пхичит думает, что все считают меня мрачным задумчивым чужеземцем», — пожаловался он. Виктор постучал пальцем по губам. — Ну, на тебя это и правда похоже. «Ага, если под «мрачным» подразумевать мои темные волосы», — отозвался Юри, закатывая глаза. Виктор засмеялся. Мила поблагодарила еще пару людей — особенно Юру, который «дал ей мотивацию победить», под чем Виктор понял его бесконечные напоминания обойти Джей-Джея Леруа. Наконец, они покинули сцену, Минако сказала пару слов, и музыка заиграла снова. Юри потянул Виктора за руку, приглашая потанцевать. Виктор охотно согласился, прижимая Юри к себе и вместе с ним двигаясь под музыку. Вдалеке солнце скользнуло за горизонт, и в темно-фиолетовом небе стали проступать первые звезды. Виктор провернул Юри в руках, на мгновение наклонился, чтобы поцеловать, а затем снова раскрутил его. Это напоминало о других танцах в другую ночь, когда Юри в своей короне золотистых цветов был похож на пришельца из другого мира. И Виктор с болью осознавал, что уже вспоминает события лета так, слово они были в другой жизни. Юри пальцем нарисовал на щеке Виктора сердечко, когда в следующий раз они сблизились в танце, и Виктор невольно ощутил дикое биение сердца. Может, их время и было ограничено пределами доверия (слепого и незаслуженного, как услужливо подсказывал разум) Юри, но пока не настанет судный день — пока Юри не найдет шкуру или не догадается сам, — он будет проживать каждый день, словно последний. И с этой мыслью Виктор поцеловал Юри, и ему было плевать, кто их увидит.

______________________________

Медали. Они вывешены на стене. «Витя мог бы быть великолепен на льду, вы понимаете, — говорят на семейных встречах, на его дне рождения. — Он мог бы быть легендой, как его родители». Но он любил слова сильнее. «В словах ничего нет, Витя, — говорят они. — Слова тебя не прокормят». Но он никогда их не слушал. Такой эгоистичный. Такой инфантильный. Такой нетерпеливый. Никого не осталось. Никто не понял. Все ушли. Няня за няней за няней. Только бабушка понимала. Но теперь она понимала во снах. В неслышащих снах, в невидящих снах. Она покоится под нарциссами и розами. Ее постель в устье Смоленки. Он — одинокая снежинка. Потерянный. Летящий, летящий, летящий. Заблудившийся в белоснежной зиме.

______________________________

После фестиваля лето официально закончилось. Арендные домики, пляжные коттеджи, выстроившиеся на Дин-стрит, и летние дома на Боухилл Лейн и соседних улицах, опустели. Леруа и множество других семей вернулись в свои основные жилища в других городах, других странах. Одним утром, выгуливая Маккачина на пирсе, Виктор застал печальное прощание Отабека Алтына и Юры Плисецкого. Они оба не желали отходить друг от друга, даже когда родители Отабека стали подгонять его, напоминая, что они опоздают на самолет, если Отабек еще задержится. Виктор отвернулся от них. Его желудок словно скручивался в узлы. Маккачин заскулил, когда они прошли мимо фонарного столба, где Виктор с Юри танцевали, где Кацудон выскакивал из воды, приветствуя Маккачина. Виктор, потянувшись, легко почесал пса за ушами. — Я знаю, — успокоил он. — Теперь все так изменилось. Но отъезд туристов ознаменовал прибытие студентов. Колледж имени Торвилля открыл свои двери, и бесчисленное количество студентов, от местных до иностранных, свалилось на город к началу нового семестра. Конечно, большинство людей с факультета искусств заранее прибыло на фестиваль, но почти все остальные были с других факультетов. Теперь Виктора узнавали почти каждое утро. Летом все не было так плохо — большинство туристов удивлялись, наткнувшись на него на пирсе, и поэтому зачастую не были готовы его встретить. А вот студенты были нервирующе готовы каждый раз, когда он с ними сталкивался. Они просили сделать сэлфи, подписать их копию Ледяной Триады, даже спрашивали о его планах и о процессе написания книг. К последнему вопросу Виктор вообще был катастрофически не готов, особенно когда вопросы неизбежно сводились к теме новой книги. — Мне было интересно, мистер Никифоров, — произнесла фанатка одним пятничным утром в начале сентября, идя вместе с ним и Маккачином по пирсу, — не работаете ли вы над чем-то, связанным с Торвилль Коув, раз прожили здесь все лето. — Мм? — вопросительно протянул Виктор. Он отвлекся на Юри, говорящего с Юко Нишигори в Туристическом Центре, что был впереди, и поэтому уловил вопрос только краем уха. — Простите, я... — Не волнуйтесь, — жизнерадостно сказала девушка. Виктор поглядел на нее. Ее явно не волновало то, что он отвлекался. — Просто было интересно, не будет ли место действия вашей следующей книги проходить в Торвилль Коув, потому что вы, кажется, всегда пишете о местах, где жили. — О, — произнес Виктор. — Ну, я действительно так делаю, да, но… — он прервался, думая обо всем том, что написал за лето, и все казалось слишком личным, чтобы это публиковать. «Напиши о нас». Слова Юри пришли на ум из ниоткуда. Он поглядел на Туристический центр, но обнаружил там только Юко и представителя туристической компании, которые намеренно друг друга игнорировали. Юри всегда умел, особенно когда они только познакомились, выскальзывать у Виктора из пальцев. Он не хотел задумываться, как это может повлиять на их жизнь. — Я, можно сказать, развиваю историю, на которую меня вдохновило лето в Торвилле, — сказал он после паузы. — Не могу многого рассказать, — добавил он, потому что глаза девушки расширились, — но она о любви. Она улыбнулась ему. — Звучит чудесно, — произнесла она. Виктор улыбнулся, делая с ней сэлфи, и понадеялся, что она не будет особо болтать о его в данный момент несуществующей книге в интернете, где это мог прочесть Яков. Наступление нового семестра в колледже также отметило начало учебного года остальных школ Торвилль Коув. Теперь Юра работал в кафе только вечерами, а Минами Кенджиро с тройняшками стали реже появляться в лодках Береговой Службы по утрам. Мила, Пхичит и Гуанг-Хонг теперь работали на полставки, а в библиотеке за стойкой теперь часто сидел не мрачный Сынгиль со своей армией собак, а кто-то другой. Но самое странное изменение, пожалуй, было, когда Виктор зашел в «Магазин Неколя» в среду и обнаружил там мужчину, чем-то напоминающего Эмиля. — Где Эмиль? — спросил Виктор, когда мужчина пробивал его покупки. Теперь ему приходилось брать больше, чем раньше, потому что готовил он на двоих. Юри регулярно проверял холодильник и шкафчики, и каждую среду оставлял список покупок на кухне. Виктор был за это весьма благодарен, на самом деле, потому что ему самому не приходилось об этом задумываться. (Еще Юри оставлял купоны и делал пометки брать неизвестных производителей, чтобы сэкономить. Виктор, если честно, не особо понимал, как вообще выживал до встречи с ним.) Мужчина, помогавший Виктору положить продукты в пакеты, замер. — Он уехал в университет в Праге, — произнес он кратко. — Вернется на каникулы. Вы его друг? Виктор закусил губу. — Думаю, можно и так сказать, — ответил он. — Но я понятия не имел, что он учится в Чехии. Мужчина заворчал. — Теперь знаете, — сказал он не особо приветливо, и Виктор со вздохом взял сумки и отправился в долгую дорогу домой. Он знал, что изменения неизбежны — и лишь это в жизни постоянно, — но странно было видеть, что они за собой влекут. Возможно, потому что он никогда до этого не был так сильно вовлечен в городскую общину, чтобы замечать даже малейшие изменения в ней. Торвилль Коув был маленьким прудом в сравнении с озерами и океанами других городов, где он жил; здесь рябь вызывал даже самый маленький камушек. Удивительно, что здесь хоть у кого-то были секреты. На своем пути домой Виктор прошел мимо малого пляжа. Через несколько дней он должен был снова открыться для посещения. В воде у пляжа он заметил гладкие округлые тела тюленей, покачивающихся на волнах. Многие из них были парами — они кружили рядом, пока не исчезали из вида. Сейчас их было заметно меньше, чем во время летнего пика, потому что большинство групп уплыли в другие гавани и на другие острова. Именно то, что Кацудон оставался, делало его особенным. А теперь… Виктор распахнул двери коттеджа с излишней силой. Сейчас Юри не было дома, что было хорошо, потому что Виктору было бы стыдно предстать перед ним в таком виде. Он стиснул зубы, а кулаки сжались сами собой, когда он прошел мимо мучительно длинной стены, мимо стоящей на кухне стеклянной вазы, полной розовых камелий. Он хотел врезать по стене, хотел вдребезги расколотить вазу об пол, а затем собрать осколки голыми руками. Но вместо этого он поставил сумки с продуктами и свистнул Маккачину. Пес подошел, явно волнуясь, и Виктор присел на выложенный плиткой кухонный пол, усаживая Маккачина между своих колен, и почесывал и гладил его шерсть, пока злые полные ненависти к себе мысли не вернулись на свое место на краю сознания. — Не знаю, как ты меня так долго выдерживаешь, Макка, — произнес он через какое-то время, прижимаясь щекой к ошейнику пса. Маккачин в ответ лизнул его в лицо, и Виктор уныло рассмеялся. Юри вернулся из города ближе к вечеру, как раз к ужину. После него они с Виктором вывели Маккачина на прогулку в наступающих сумерках. Осенний ветер гулял в темных волосах Юри, пока они шли по берегу в сторону города, и он прижался к Виктору чуть ближе, взяв его за руку. Во время прогулки они в основном молчали, и никто их не отвлекал, хотя Виктор краем глаза замечал людей, тайком фотографирующих их, пока они шли по набережной. Юри вжался лицом в плечо Виктора, на минуту забирая у него поводок, и Виктор в ответ обнял Юри за пояс и притянул его ближе. На пирсе они остановились у перил; Маккачин залаял на тюленей, плещущихся внизу, и заскулил, когда никто не ответил ему, как это делал Кацудон. Ветер пригладил волосы Юри назад, и в свете фонаря Виктор разглядел на красивом лице шелки, глядящего в сторону моря, тоску. — Юри, — прошептал Виктор, потянувшись к нему. Юри улыбнулся, заметив это, и подставил щеку под касание, но ничего не показал в ответ, и сердце Виктора виновато забилось, когда он заметил, как взгляд Юри опять скользнул на резвящихся тюленей.  — Ты скучаешь? — спросил он. Юри пожал плечами. «Сейчас сезон спаривания, — показал он через какое-то время. — Я и раньше в это время года старался избегать обращений». Виктор коротко засмеялся. Юри вскинул бровь. — Просто подумал обо всех тех докладах, которые ребята из колледжа написали о Кацудоне, — пояснил Виктор. — Все эти наблюдения и теории о его антисоциальном поведении и отсутствии щенков появились просто потому что ты старался не обращаться в тюленя во время сезона спаривания, — он снова засмеялся. — Представь их лица, если бы они это узнали. Юри передернулся, но на его губах виднелась улыбка. «Давай просто не будем никому говорить, хм?» — показал он. — Это же ты говорил Юко? Потому что она во многих работах принимала участие, сам знаешь, — Виктор усмехнулся, притягивая Юри ближе и тычась носом в его нос. — Она действительно ставила на Кацудона трекер? Или ты просто докладывал ей все после каждого обращения? Юри хихикнул. «Конфиденциальная информация», — ответил он. — Оо, дай-ка я надену свою шапочку из фольги, — парировал Виктор. Плечи Юри затряслись, и Виктор тоже не удержал смешка. Через какое-то время он снова поглядел на воду, и в голову пришла другая мысль. — Сколько? — спросил он. «Что?» — показал Юри. — Сколько ты можешь продержаться, не оборачиваясь? — спросил Виктор. — Прости, давно нужно было это спросить, но… «Какое-то время», — ответил Юри с нечитаемым выражением лица. Виктор выдохнул. — Это не ответ, — сказал он. Юри покачал головой. «Если ты не знаешь, где может быть моя шкура, то это лучший ответ, который можешь получить», — ответил он резкими движениями. Виктор кивнул, ощущая, как вина обрушивается на него волной, и повернул голову, глядя не на лицо Юри, а на огни колеса обозрения. Позже вечером, когда они вернулись в коттедж, Виктор занялся посудой, а Юри писал что-то на ноутбуке. Уложив последнюю вилку в сушилку, Виктор двинулся было в кабинет, чтобы тоже написать что-нибудь, но Юри закрыл ноутбук, снял очки и остановил на пороге поцелуем. Виктор с легкостью поддался ему, потому что даже сейчас он почти ни в чем не мог отказать Юри. Они до сих пор не исполнили свое обещание «следующего раза», но Виктор был согласен ждать. Когда Юри будет готов — тогда и Виктор будет готов тоже. (В конце концов, чем дольше Виктор тянет, тем дольше Юри будет с ним.) Они медленно дошли до гостиной, каждое касание губ посылало в кровь Виктора искры, останавливающиеся в животе. Он ударился задней стороной ног о диван и позволил Юри прижать себя к подушкам, так и не отстраняясь друг от друга, пока Юри не уселся к нему на колени и потянулся играть с пуговицами своей рубашки. «Прости, что сорвался на тебя на пирсе», — показал он и дразняще провел пальцем по верхней пуговице, и Виктор перехватил его запястье. — Все в порядке, — тихо сказал он, целуя чувствительное местечко на запястье Юри и улыбаясь, ощутив, как парень затрепетал. — Пожалуй, не стоило давить. Юри с некоторой неохотой высвободил запястье из пальцев Виктора, чтобы показать: «Просто в последнее время сильнее выматываюсь». — Тогда нам не обязательно сейчас ничего делать, — сказал Виктор, но Юри покачал головой. «Нет, я хочу этого», — показал он, а затем, словно чтобы у Виктора не осталось никаких сомнений, он вжался в его бедра своими, пальцами ловко расстегивая пуговицы своей рубашки. Виктор наблюдал за ним с восхищением; когда слегка загорелая грудь Юри открылась перед ним сантиметр за сантиметром, он, не сдержавшись, склонился, чтобы коснуться и поцеловать. Юри резко вздохнул, а затем зарылся лицом в основание шеи Виктора, впиваясь в нее зубами. Виктор воскликнул от вспыхнувшей поначалу боли, но быстро растаял от удовольствия, когда язык Юри почти что виновато скользнул по сделанной отметке. — Юри, — выдохнул Виктор благоговейно у его кожи, скользя руками по пояснице. Юри выпрямился, весь раскрасневшийся, и провел пальцем по щеке Виктора. Его рубашка сползла с плеч, и краска ползла по его груди все дальше с каждой минутой, когда рука Виктора касалась пояса его штанов. А затем Юри кивнул, и Виктор расстегнул его ремень и молнию даже для себя неожиданно быстро. Он стянул его штаны до середины бедер, коротко сжал ладонью скрытые бельем ягодицы. Юри слез с его колен, чтобы снять джинсы полностью, и Виктор наблюдал с голодным выражением лица, уже тоскуя по прикосновениям шелки, хотя не ощущал их меньше минуты. Когда Юри снова сел на его бедра и поцеловал, Виктор воспользовался возможностью и, не разрывая поцелуй, перевернул их, вжимая Юри в подушки и закидывая его ноги себе на бедра. Он прошелся дорожкой мягких поцелуев по шее Юри, от самого уха до горла, а затем поставил засос у ключиц. Юри выдохнул; когда губы Виктора двинулись от шеи к груди, он впился ногтями в его шею. Это был танец между болью и удовольствием, грубостью и нежностью, укусами и поглаживаниями. И так разгоряченная кровь Виктора пела в венах, пока он скользил ладонью по животу Юри все ниже, до обтянутых тканью бедер. Он скользнул по ним пальцем, прямо над бельем, а затем сдвинулся ниже и поцеловал у пупка. Юри задохнулся, выгибаясь навстречу улыбающимся губам Виктора. Он поднял взгляд, встречаясь глазами с Юри и видя в них смесь эмоций, и дыхание рвалось из легких резкими вздохами, когда он потянулся и поцеловал Юри снова. Тот обнял его руками за плечи, прижимая ближе, и Виктор мог думать только о том, насколько же правильно было прижимать Юри к дивану, уложив руки на его задницу, и ощущать его язык у себя во рту. Весь мир сузился только до них одних на этом диване, до прижимающихся друг к другу тел и жара между губами. Ладони Юри прошлись по спине Виктора, забрались под футболку, легли на живот; Виктор в ответ разорвал поцелуй и стащил футболку через голову, облизываясь, когда заметил, как потемнели глаза Юри. — Снимать? — спросил он, касаясь пальцами пояса своих джинс, и Юри кивнул. Уже меньше чем через минуту они валялись на полу, и Юри чуть выгнулся, когда Виктор вновь устроился между его ног. Он поцеловал оба колена Юри и прошелся поцелуями до внутренней стороны бедра, до самой черты, проведенной синей хлопковой тканью трусов. В глазах Юри плескались эмоции, когда Виктор вновь поднял взгляд, но он не попытался остановить его, поэтому Виктор продолжил, пока не дошел до ягодиц. Ощутив, как его легко потянули за волосы, он поднял голову. Юри кусал нижнюю губу, во взгляде читалось нечто между страхом и возбуждением, и Виктор ощутил, как ледяной хваткой его сжимает тревога. Сглотнув, он сдвинулся выше, поцеловал Юри в щеку и прижался своим лбом к его. — Сколько раз мне тебе повторять, что нам не обязательно делать то, что тебе делать не хочется? — прошептал он, и Юри вывел вопросительный знак на его плече. — Прости, если ошарашил, — пробормотал Виктор, целуя Юри в лоб, а в ответ ощутил, как шею защекотал выдох. Когда они оторвались друг от друга, Юри нарисовал на плече Виктора печальное лицо, а затем знак вопроса. Стоит признать, что Виктор был слегка расстроен, но он скрыл это за покачиванием головы и улыбкой. И все же Юри нахмурился и сел, целуя Виктора в губы и прижимая его к спинке дивана. Его зубы слегка оттянули нижнюю губу Виктора, кусая ровно настолько сильно, чтобы вырвать стон. Напряжение Виктора растаяло; взамен него пришло тепло, и чем ниже двигались губы Юри, тем жарче становилось — его губы двинулись от шеи к груди, сантиметр за сантиметром приближаясь к отчаянно желающему его за каждый поцелуй и укус. Виктор расставил ноги почти в то же мгновение, как губы Юри дошли до пупка; судорожно вздохнул, когда пальцы Юри прошлись по дорожке серебристых волос, ведущих к резинке белья. — Юри, — прохрипел он, когда пальцы Юри скользнули под ткань. Шелки поднял взгляд — в темных глазах читался вопрос. Тело Виктора пылало желанием, и он полагал, что это очевидно из-за румянца на лице и груди. — Я — мы — ты не должен этого делать, ты знаешь. Я не хочу, чтобы ты думал, что это что-то... «Ты хочешь, чтобы я тебя коснулся?» — выписал Юри у него на бедре. Виктор резко выдохнул. Вопрос на миллион долларов. — Ну, да, — сказал он. — Но я не буду рад, если ты тоже не получишь удовольствия. «Не волнуйся обо мне, — ответил Юри, стягивая с Виктора трусы настолько, чтобы обнажить влажную головку его члена. Его дыхание было слишком горячим на чувствительной плоти. — Прошу, просто позволь мне о тебе позаботиться». Сердце Виктора забилось чаще, когда Юри приблизился к нему губами. Его темные глаза все так же смотрели вверх, сияя отчаянием, от которого у Виктора крутило сердце. И, боже, Виктор тоже этого хотел; так давно хотел. Сам вид Юри, наполовину у него на коленях, на расстоянии всего лишь выдоха от ноющего члена, с мольбой глядящего на него и двигающегося вперед, чтобы коснуться Виктора губами... Его руки зарылись в темные пряди волос Юри, пальцы чуть сжались. Юри зажмурился, сокращая расстояние... Виктор сжал зубы. — Нет, — произнес он. Юри замер, вновь открывая глаза и глядя на него. Сердце Виктора пропустило удар. Еще никогда слова не давались ему так тяжело, особенно когда губы Юри были прямо там, уже готовые превратить его разум в полную кашу. Но он провел рукой по волосам Юри, а затем обхватил подбородок, приподнимая его голову подальше от соблазна. Юри облизнулся, и Виктор проглотил желание забрать свой отказ и позволить шелки все. Юри недоуменно изогнул брови. «Почему?» — Я хочу, чтобы это было взаимно, — сказал Виктор, даже для себя звуча слишком хрипло. — Я не могу смириться с мыслью, что ты доставишь мне удовольствие, а я не смогу ответить тем же. Так что если ты не готов, то и я тоже. Он медленно опустил руки, видя, как поникли плечи Юри. Когда он в следующий раз посмотрел на него, темные глаза казались бездонными, и Виктор проглотил вину, наблюдая за Юри, садящимся рядом с ним. Теперь Юри целовал мягче, и легкая печаль ощущалась в касаниях его губ. Сердце Виктора дрогнуло, когда он увидел скользнувшую по лицу Юри тень, когда увидел, как он отвернулся и накинул рубашку обратно на плечи, и хлопок закрыл небольшие отметки на коже Юри. — Прости, — сказал он после паузы. Юри не ответил, только поднял свои джинсы и аккуратно сложил их. Его движения казались замедленными, почти смирившимися. Дыхание Виктора замерло в горле. Он мысленно пнул себя, поднимая собственную одежду и глядя, как шелки тихо движется в сторону двери на кухню. Но было бы лучше, если был он позволил продолжить? Если бы он позволил Юри, который признал свою неопытность, сделать это, ничего не прося взамен? Нет, он сделал правильный выбор. Он не смог бы жить, если бы просто взял то, что предлагал Юри. Он берет, берет и берет, как медленный и непреклонный прилив, накатывающий на берег. Виктор прошел на кухню с одеждой в руках и увидел Юри, сидящего за ноутбуком в темной кухне, и голубоватое свечение экрана скрывало его глаза за очками. — Я иду спать, — сообщил Виктор. Юри кивнул, но не двинулся с места. В ту ночь он долго лежал в постели, пока Юри не присоединился к нему.

______________________________

Его телефон сел. Небо начало светлеть. Вода промочила штаны. Пальцы скребли по камням и песку. Соленые брызги щипали слезящиеся глаза. Серая Дева пролила семь слез. Семь слез по своему любимому шелки. Он тоже. Он плакал, плакал и плакал. В морской воде его слезы сливались с ее… Создание океана. Может, так он и появился. Океан. Созданный из слез всех тех, что искали в его глубине своих любимых.

______________________________

В одно октябрьское утро Виктор проснулся, а Юри не было рядом. Первым его инстинктом было запаниковать и броситься в кабинет, чтобы открыть ящик. Но гладкая черная шкура все еще лежала там, осуждающе на него глядя. Виктор прикрыл ее книгами и захлопнул ящик, снова запирая ее с жестокостью, которой хотел бы не чувствовать. Затем он прошел по всему коттеджу, в поисках Юри заглядывая в каждую щель и укромный угол. Телефон Юри, как и его ноутбук, лежали на столе, поэтому он вряд ли далеко ушел. Может, даже не дошел до города. Виктор вышел на улицу и, поглядев через покосившуюся лестницу на ныне открытый маленький пляж, заметил на песке знакомую фигуру с Маккачином под боком. Он осторожно спустился по ступенькам, ощущая яростно хлещущий ледяной осенний ветер. С каждым шагом он вспоминал кошмарный вечер середины лета и вздрагивал. Юри сидел у кромки воды, и волны омывали его ноги. Его одежда до пояса промокла от морской воды, но холод его явно не трогал. Маккачин вылизывал его лицо, а Юри почесывал его голову, но в его глазах была странная мертвая печаль, пронизывающая Виктора до глубины души. — Юри, — произнес он, и Юри обернулся, едва заметно улыбаясь. Волны накатили на ноги Виктора, на мгновение потрясая холодом. Он встал и протянул руку. — Пойдем в дом. Ты до смерти заболеешь, — сказал он, и Юри с готовностью поднялся, хотя было видно, что в сердце этого желания не было. Виктор обнял Юри на их пути наверх, а когда взял его за руку, заметил, что она холодная и влажная. Они вернулись обратно в коттедж, и Виктор проводил Юри в ванную, медленно и совершенно без намека снимая с Юри мокрую одежду. Юри не поднимал взгляда, когда Виктор расстегивал его рубашку, ремень штанов, когда снял их вместе с бельем с холодной влажной от морской воды кожи. Он без особой энергии сбросил с себя одежду, и Виктор старался не смотреть на него, пока набирал теплую пенную ванну. Едва ванна наполнилась, Юри вошел в нее, погружаясь в воду настолько, насколько позволяла глубина. Его макушка оказалась на уровне бортиков, губы — в миллиметрах от воды, а кончики волос, погруженные в воду, расплывались, как водоросли. Виктор медленно выдохнул и потянулся к шампуню. — Хочешь? — спросил он. Юри кивнул, поэтому Виктор выдавил шампунь на ладони, растер его в пену, а затем провел по темным волосам Юри. Он старался касаться максимально нежно, но почему-то все равно ощущал, что этого недостаточно. Раньше он фантазировал об этом — о том, как будет мыть голову Юри, одаривая его особенно интимной заботой. Но в этих фантазиях Юри реагировал ярче, мягко вздыхая и счастливо целуя его. Но даже если сейчас Юри особо не реагировал, он как минимум прикрыл глаза и расслабился, позволяя Виктору делать все, что угодно. Виктор чуть надавил на его плечи, погружая в воду, чтобы смыть шампунь, и Юри охотно окунулся с головой. Виктор потянул его обратно, намылил мочалку гелем для душа, чтобы потереть Юри спину, и тот беспрекословно сел — вода затекала ему в глаза и стекала по лицу, и он наклонился, позволяя Виктору вымыть его, словно ребенка. И Виктор не понимал, нравилось ли ему это или отвращало. Только когда Виктор заканчивал обрабатывать волосы Юри кондиционером, тот наконец-то поднял взгляд и показал ему, что хотел бы побыть один. Виктор опустил руки, погружая их в воду. Пена уже почти растаяла, но вода была мутной. Виктор поднялся, ничего не говоря, и вымыл руки в раковине, а затем направился к двери. — Свистни, если что-то понадобится, — сказал он. Юри кивнул и вновь погрузился в воду. Сердце Виктора заколотилось в горле; он хотел задержаться и проследить, чтобы Юри не утопился. Но он все же отвернулся, прикладывая огромное усилие, и вышел из ванной; едва закрыв дверь, он услышал, как выныривает Юри. Лишь через час, когда остыли уже и вода, и завтрак, Юри наконец вышел в своем халате и поцеловал Виктора в качестве приветствия. Сердце мужчины забилось сильнее, пока он смотрел на шелки, тихо идущего поставить чайник, и он начал задумываться, что, может, о тюленьей шкуре стоило сказать как можно скорее.

______________________________

Он ощутил ее. Мягкая, гладкая, захватывающая дух. Он вытащил ее и смотрел. В свете раннего утра она почти что переливалась. Неземная. Взывала к нему своей магией. Он обернул ее в своих руках. Если он наденет ее, то тоже станет Кацудоном? Луч солнца сверкнул на ней. Или так может только Юри?

______________________________

Но затем прошла неделя, за ней следующая, а шкура все также лежала в ящике стола Виктора. Каждый раз он находил оправдание не делать этого сегодня — у Юри был тяжелый день в городе, он помогал в продуктовом и в кинотеатре; у Юри явно что-то случилось в кафе-мороженом, где он помогал сегодня; Юри плохо себя чувствует, не стоит его еще больше расстраивать, — но глубоко внутри он понимал, что просто тянет время. «Расскажу ему завтра» можно говорить, пока существует само понятие «завтра». Он начал задумываться, никто ли не сталкивался до этого с появившейся вялостью Юри. Когда он стал расспрашивать, Юко покачала головой, а Минако выглядела встревоженно, но смогла ответить лишь пожатием плечами. Виктор со вздохом поблагодарил за потраченное на него время и ушел. А вот Мари оказалась чуточку полезней. — Это тоска по морю, — сказала она сердито, когда Виктор застал ее за стойкой регистрации в «Ю-топии» и принялся расспрашивать. — Ему не обязательно постоянно обращаться в тюленя, но если он долго этого не делает, это аукается ему в виде тоски по морю. — И, как я понимаю, «тоска по морю» полностью соответствует своему названию, — сказал Виктор. Мари кивнула. — Ага. Будешь часто видеть его на берегу моря. Она не пройдет, пока он снова не обернется. У него же есть его шкура, да? Виктор сжал губы. — Да, — солгал он. Мари вздохнула. — Глупый, — пробормотала она. Заметив вопросительный взгляд Виктора, она добавила: — Он точно так же поступил после смерти Викчана. Месяцами отказывался обращаться, а затем его охватила тоска по морю и, в общем-то, просто заставила. Виктор съежился. — Сколько он смог устоять перед ней? — спросил он. — И сколько провел в виде тюленя перед тем, как вернулся? Мари замычала. — Я бы сказала, он сопротивлялся около месяца? — предположила она. — Воспоминания грустные и расплываются, потому что он в прямом смысле только хандрил, ел и неделями сидел на пляже, но когда наконец обратился, он не появлялся еще как минимум месяц. — И вы с родителями нормально к этому отнеслись, — произнес Виктор. Мари пожала плечами. — Мы не могли ничего поделать. Мы свыклись с этой мыслью, когда в семь лет он начал обращаться. Отец раньше выходил вместе с ним в лодке, и мы просили его не уплывать далеко, потому что он был размером со щенка, сам понимаешь, чтобы он не стал легкой добычей для косаток или акул, но в остальном он был в безопасности, и начал покидать бухту только после совершеннолетия. Виктор не сдержал улыбки, представив Тошию и юного Кацудона вместе в заливе. — Это чудесно, — тихо сказал он. Мари кивнула и предложила ему сигарету. Виктор взял ее, и они вышли на улицу, чтобы закурить. Виктор не курил уже много лет; он слегка закашлялся, когда дым попал в легкие. Мари хмыкнула. — Ну, скажи ему затащить свою задницу в воду, пока не станет слишком сложно устоять, — произнесла она, и Виктор молча кивнул, наблюдая, как дым ее сигареты растворяется в серо-голубом небе. Судя по всему, у него осталось чуть меньше месяца, пока тоска по морю не возьмет над Юри верх. И, может, не так уж и плохо будет, если он просто исчезнет на месяц, да? Виктор может извиняться, унижаться, спать на диване и все такое, поклясться на могиле своей бабушки, что никогда больше не спрячет его шкуру, и, может, слова Юры Плисецкого сбудутся. «Может, в этот раз все будет по-другому». Но разум предательски замечал, что семейство Кацуки, для начала, никогда шкуру Юри не прятали.

______________________________

Кому: Пхичит Любопытная Варвара ты замечал, что юри в последнее время странно себя ведет? От: Пхичит Любопытная Варвара ага! я уже хотел писать тебе и спрашивать что за хрень ты натворил, но ты меня опередил От: Пхичит Любопытная Варвара тем не менее ЧТО ЗА ХРЕНЬ ТЫ НАТВОРИЛ Кому: Пхичит Любопытная Варвара ничего клянусь, это не я От: Пхичит Любопытная Варвара позволь усомниться ¬__¬ Кому: Пхичит Любопытная Варвара слушай, я так же обеспокоен, как и ты, лады есть предположения? От: Пхичит Любопытная Варвара может, ему одному скучно От: Пхичит Любопытная Варвара в плане, мы-то все на учебе От: Пхичит Любопытная Варвара знаю! может, смена места может помочь! мы на следующих выходным собираемся поехать собирать яблоки на ферму кейллера! потому что наступило ВРЕМЯ ТЫКВЫ И ЯБЛОК~~ От: Пхичит Любопытная Варвара сорри моя внутренняя ванилька сейчас так рада Кому: Пхичит Любопытная Варвара лол, но тыквенные напитки круты От: Пхичит Любопытная Варвара ДА Я ТОЛЬКО ИХ И ПЬЮ ПОКА НЕ НАСТУПАЕТ ВРЕМЯ ГОРЯЧЕГО ШОКОЛАДА От: Пхичит Любопытная Варвара олсо кст юри зимой готовит прекрасный горячий шоколад От: Пхичит Любопытная Варвара, а еще олсо, у него день рождения 29 ноября От: Пхичит Любопытная Варвара всегда пожалуйста, нах Кому: Пхичит Любопытная Варвара я как раз собирался спросить лол От: Пхичит Любопытная Варвара тебе повезло что я тип его лучший друг на свете ага

______________________________

Сейчас или никогда. Последний шанс спастись. Вернуть ее. Не делай этого. Эгоистичный! Инфантильный! Нетерпеливый! Зачем он забирает ее? Зачем? Юри никогда не полюбит его. Зачем? Ох. Может, оно и к лучшему. Может… может, он рожден, чтобы жить без любви. Слишком глупый для отношений. Поэтому он отметает все шансы. Он забирает ее. Забирает тюленью шкуру. Трус.

______________________________

В следующую субботу Виктор и Юри поехали вместе с Пхичитом, Милой, Лео и Гуанг-Хонгом на ферму Кейллера, в яблоневые сады, разбитые рядом с холмом, где была винодельня Криспино. Обычно владельцы фермы посылали яблоки на винодельню для сидра и в местные продуктовые вроде «Магазина Неколя», но в этом году урожай был такой, что помощи потребовалось больше обычного. Поэтому студенты Колледжа имени Торвилля стекались, чтобы помочь со сбором яблок и подзаработать. — Юри! — поприветствовал Пхичит, тут же обнимая своего друга. Лицо Юри чуточку просветлело, но от этого почему-то только сильнее выделились тени под глазами. Пхичит тоже это заметил и, слегка нахмурившись, отстранился и глянул на Виктора из-за плеча Юри. Виктор пожал плечами, его лицо омрачилось тревогой. Он знал, что нужно сделать, но сейчас ему словно снова было шесть лет, и он прятал разбитую вазу от няни с ремнем. И хотя ему больно было видеть мертвое выражение лица Юри, тусклый блеск в глазах, он слишком боялся рассказать ему о шкуре и столкнуться с последствиями. Они двинулись в гущу яблочных деревьев, заметили понравившиеся и установили лестницы, чтобы собрать яблоки. У всех с собой был металлический контейнер, который можно было наполнить и унести с собой; отчасти Виктор радостно предвкушал будущую возможность испечь яблочный пирог с горячим маслом и ромом. — Надо будет сохранить несколько на яблочный щербет, — жизнерадостно сказала Мила, любуясь собранными яблоками. — Юра скорее помрет, чем признается, но он обожает яблочный щербет. Особенно с карамелью. — Звучит и правда вкусно, — согласился Лео. — Может, стоит сделать его на Хеллоуинскую вечеринку! — Хэллоуинская вечеринка? — переспросил Виктор, приглядывая за Юри, взбирающимся по лестнице на одно из деревьев. — Я думал, что его празднуют только в Америке. Лео фыркнул. — Тогда ты точно не видел шотландский Хэллоуин. В плане, кельты его и изобрели, по сути. Ну, так, к сведению. Виктор замычал. — Да, я об этом слышал, — согласился он. — Но я имел в виду, что ничто не может превзойти Америку в выдаивании денег из праздников. Помню, когда жил в Хартфорде, украшения продавались уже в сентябре. — Никто не может превзойти Америку в выдаивании денег из праздников, точка, — подчеркнул Лео. — Но в Торвилль Коув Хэллоуин празднуют классно, учитывая все городские легенды про призраков. Дети каждый год наряжаются, все устраивают вечеринки и жгут костры на пляже. — Но лучший костер всегда у маяка, — добавила Мила, подмигивая. — Устраиваем призрачные туры, все такое. Мы с Юрой с сентября планируем много классного. — Будут «Смотрители маяка» на бис? — спросил Гуанг-Хонг. Мила засмеялась. — Может, вы меня и убедите, — сказала она, подмигивая ухмыляющемуся Пхичиту. — В общем, вы все приглашены. Ожидаю увидеть ваши шикарные костюмы. — Еще бы, — отозвался Лео, приостанавливаясь на лесенке, чтобы отсалютовать ей. Мила хохотнула. Виктор обернулся к Юри, который как раз спустился с собственной лестницы, добавив в свой контейнер несколько яблок. — Нас только что пригласили на Хэллоуинскую вечеринку у маяка, — сказал он, и в глазах Юри зажегся крохотный огонек. «Значит, надо придумать костюмы получше», — показал он. Это было первое, что он показал за все утро, и Виктор за это поцеловал его руку. — Я над ними подумаю, — пообещал он. Юри тихо усмехнулся. «Я тоже подумаю», — показал он, но отчасти Виктор сомневался, что это правда, и что тоска к морю не охватит его снова, едва они завершат разговор. И точно — когда они шли по саду, чуть отстав от остальных, огонек в глазах Юри медленно погас, как свеча, у которой прогорел фитиль. Но пока он горел, все было хорошо. Тем вечером, пока Виктор наблюдал за своим выпекающимся яблочным пирогом, он услышал доносящийся из ванной шум волн. Он дошел до нее посмотреть и обнаружил Юри, лежащего в ванной с закрытыми глазами и запрокинутой головой, открывавшей изгиб его горла. На стуле рядом стоял ноутбук Юри с запущенным ужасным трехчасовым фильмом Джеффа Блэра о море, и слабый шум волн жутко отражался от кафельных стен. — Юри? — окликнул Виктор. — Я знаю, что ты никогда не посмотришь этот фильм в нормальном состоянии. С тобой все в порядке? Ответа не последовало. Виктор нахмурился, подходя к ванной и садясь на ее край. — Юри? — повторил он, и неожиданно Юри открыл глаза, и Виктор чуть до потолка не подпрыгнул. Он никогда еще не видел такой безжизненный взгляд. Словно на Юри наложили заклятие, словно сам звук волн, доносящийся из ноутбука, зачаровывал его. Виктор ощутил дрожь, пробежавшую по спине, и она никак не была связана с холодным ветром из открытого окна. Потянувшись, он потряс Юри за плечо. — Юри, — сказал он. Юри не пошевелился. — Юри! — настойчиво повторил Виктор, встряхивая его сильнее. Юри моргнул, тряхнул головой, словно пес, и поднял на Виктора взгляд. В его глазах был огонек, но дрожащий и слабый. Сердце Виктора заныло от уныния, обвивающего его любимого словно толстая серая пелена. — Юри? — спросил он, и тот вяло показал ему большие пальцы вверх, а затем повернул голову, обращая взгляд на волны, бьющиеся о берег. Проглотив вину, Виктор развернулся и ушел на кухню, не говоря больше ни слова. Он ел пирог в одиночестве. На вкус он был не таким сладким, как в воспоминаниях.

______________________________

Она отдается тяжестью в его руках при пути наверх. Где ее спрятать? Не смей. Юри найдет ее. Пре — кра — ти. Прекрати прекрати прекрати… Но если он сдастся, то, значит… Нет. Спрячь ее. Где-нибудь. Где-нибудь, где Юри найдет не сразу. Или его. Отвратительно. Он портит все хорошее, что есть в жизни.

______________________________

Жуткая Страшная Шотландия 2016: чем заняться в Шотландии на Хэллоуин Хэллоуинский фестиваль «Город мертвецов» (Эдинбург) Проведите ночь историй и ужаса на специальном Хэллоуинском туре по кладбищу, встретьте самый известный сверхъестественный феномен мира — полтергейста Маккензи. Узнайте больше на сайте blackhart.uk.com. 31 октября, тур отправляется в 20:30 от Парламентской площади, Хай-стрит, Эдинбург. Стоимость: 8.50, £ детям 6.50 £ Ежегодный кельтский фестиваль «Самайн» (Лох-Тей) Купите билеты заранее и успейте посетить древний кельтский праздник. Нарядитесь и захватите фонарь, чтобы не подпустить зло. Вы пройдете процессией по лесу у берега озера, сможете послушать музыку и истории, поучаствовать в играх и посмотреть файер-шоу. Чтобы узнать больше, зайдите на crannog.co.uk. 31 октября, 18:00, центр «Шотландский Кранног», Лох-Тей. Взрослые: 6, £ дети: 3.50 £ Жуткий маскарад (Альтвегг, Белита) Наряжайтесь всей семьей и выходите пугать людей на улицы Альтвегга и соседнего города, Белиты. Начало ночи ознаменуется вырезанием фонарей, а конец — костром на ул. Таулер-Грин. Всю информацию и карты маршрутов можно найти на сайте visitaltweggandbelita.co.uk. 31 октября, вырезание фонарей 18:00 / маскарад 19:30 / костер 21:00, Альтвегг и Белита. Вырезание ламп 3£, остальное бесплатно. Шабаш в бухте (Торвилль Коув) Посетите тур по самым страшным призрачным местам Торвилль Коув, любезно организованный компанией «Хаггис Эдвенчаз». Отведайте кроваво-красного ягодного вина или наливки от винодельни Криспино, послушайте жуткие истории у костра на пляже, поиграйте с детьми на набережной. Места ограничены, так что бронируйте уже сегодня! Вся информация доступна на сайте cometothecove.co.uk. 31 октября, тур начинается в 19:00 в Туристическом Центре на набережной, Торвилль Коув. Взрослым 6, £ детям до 16 £3.

______________________________

Виктор подобрал костюмы на Хэллоуин вовремя, пусть и не совсем сам, потому что Георгий пустил его в магазин костюмов факультета искусств Колледжа имени Торвилля. Этот магазин, занимающий целый склад позади здания самого факультета, был полон как театральных, так и танцевальных костюмов. Виктор выбрал пару похожих костюмов лилового и синего цветов с эполетами. Георгий помог с примеркой и подгонкой, так что они прекрасно подошли и Виктору, и Юри. А вот Юри большую часть недели перед Хэллоуином провел в ванной, и ужасный фильм Джеффа Блэра стоял у него на бесконечном повторе. Даже если раньше Виктор не думал, что фильм плох, то теперь точно так считал. Тихий звук волн действовал на нервы каждый раз, когда ухо ловило его при походе в туалет, а иногда Виктор слышал его даже из кухни, пока готовил. Маккачин быстро понял, что не стоит беспокоить лежащего в ванной Юри; сколько раз ни вставай на задние лапы, упираясь в бортик, и сколько ни виляй хвостом — поглаживаний все равно не получишь. Зрелище было жалким, правда, но Виктор понятия не имел, что можно сделать, кроме как вернуть шкуру. Он хотел тайком пронести ее на малый пляж и запихнуть в какую-нибудь расселину, но осознал, что у него почти не было возможности: Юри редко выходил в город. В конце концов, в ванной были французские двери, и через них Юри заметил бы вышедшего на задний двор Виктора. Но ему нужно было сделать это как можно скорее, потому что времени становилось все меньше, и ему не хотелось испытывать предел выносливости Юри. Поэтому он решил привести Юри на Хэллоуинскую вечеринку у маяка и ускользнуть обратно домой, чтобы вынести шкуру. Тогда Юри найдет ее утром и даже не узнает, что изначально ее взял Виктор. Это настолько же трусливо, насколько было взять шкуру, но если это значило, что Юри вернется к Виктору, а не ускользнет навсегда в океан, то Виктор готов был рискнуть и потом заглаживать вину всю оставшуюся жизнь. Но вот какая проблема: Виктор не ожидал, что Хэллоуинским утром Юри разбудит его поцелуем и посмотрит блестящими глазами без намека на тоску к морю. И теперь Виктор сидел за столом в оцепенении, ошарашенно пялясь на шелки, который готовил блинчики и посвистывал. Посвистывал, мать его. Словно не из-за его мучений Виктор страдал последние два месяца. — Ты в порядке? — спросил Виктор неуверенно. Юри отложил лопаточку и показал большие пальцы вверх. Виктор ущипнул себя. Наверное, он снова спит. Он не знал, можно ли доверять разуму, пока Юри рядом. Блинчики оказались очень вкусными, хотя Виктор исподтишка тыкал себя под столом вилкой в руку, пока Юри почесывал Маккачина за ушами и слал ему поцелуйчики. Эти звуки и свист — столько Виктор никогда от шелки не слышал. Вилка впилась в руку сильнее. После завтрака они вместе вышли выгулять Маккачина, и Юри прижался к нему и взял за руку, как раньше. Виктору хотелось написать об этом Пхичиту или Мари, но он сдержался. Вместо этого они сделали пару кругов по пирсу, спустив Маккачина с поводка и дав ему половить чаек, и все это время Виктор расцеловывал лицо Юри, словно напоминая себе, что все это по-настоящему. — Я тебя таким с конца лета не видел, — сказал он Юри, когда они направились обратно в коттедж. — Приятно видеть, что ты снова улыбаешься. Юри покраснел. По этому Виктор тоже скучал — прекрасный румянец Юри на время тоски по морю превратился в болезненную бледность, но сегодня, кажется, его щеки вновь приобрели прежний оттенок. Желая подчеркнуть его, Виктор поцеловал Юри в обе щеки и усмехнулся, когда тот спрятал румянец за рукой, как делал и раньше. — Вот мой чудесный Юри, — сказал он и поцеловал его в губы. Ладони Юри обхватили его лицо, он улыбнулся в поцелуй, и Виктор готов был разрыдаться от счастья. Это точно был знак с небес, что нужно вернуть Юри шкуру — короткий момент счастья, которое вернется, едва Юри вновь станет самим собой. И вновь он решительно сказал себе, что точно сделает это сегодня. Ночь быстро приближалась, но часть Виктора желала заморозить время, чтобы его улыбающийся сияющий Юри задержался подольше. Но с каждым проходящим часом Юри все больше и больше оживал, все больше походил на внеземное создание. К тому времени, как Виктор передал ему синий пиджак и сказал надеть его поверх черной рубашки, чтобы нарядиться к вечеринке, он невольно заметил, что Юри почти что светится, как в канун летнего солнцестояния. Ох. Виктор почти забыл, что сегодня была еще одна особая ночь. Когда Юри вышел из спальни в своем костюме, поправляя серебряные эполеты на плечах, Виктор поразился тому, насколько Юри казался жителем другого мира. В этой одежде Юри был принцем моря и звезд; пусть сегодня и было новолунье, даже свет звезд освещал его эфемерным серебром. До маяка Юри не шел, а практически скользил. Виктор был очарован. Когда они пришли, двери маяка были распахнуты настежь, а с лужайки рядом лилась музыка. И все же, когда Виктор с Юри вошли в двери, толпа странно смолкла — видимо, не только Виктор видел сверхъестественную ошеломляющую красоту Юри. — Ты это видишь? — услышал Виктор шепот Пхичита, обращенный к Миле. — Они и правда использовали ту тему про Золушку из нашей летней статьи. Старый маяк Мыса Торвилля состоял из дома и, собственно, маяка, соединенного с ним. Сам дом был закрыт, за исключением призрачных туров, которые водили Мила и Плисецкие, а вот в башне, чья величественная спиральная лестница вела к огню наверху, проходила вечерника. Все было украшено, разумеется, призраками, покачивающимися на дубовых перилах, фальшивой паутиной, свисающей с полок, и подозрительно подходящим помещению готичным декором на столах с закусками. Среди еды были яблоки в карамели, свиные рулетики и сосиски, и чего уж говорить о жутко украшенных кексах и котле с темно-красным пуншем. Виктор налил им с Юри по бокалу. Судя по вкусу, кто-то добавил в пунш алкоголь. Спустя совсем немного времени и пунша Юри выбрался из своей раковины и схватил Виктора за руку, потянув его туда, где танцевали парочки. Отчасти, должно быть, из-за алкоголя, но отчасти, — и Виктор был в этом уверен, — из-за энергии сегодняшней ночи. Как и в канун летнего солнцестояния, Юри снова был окутан волшебством. Когда он вел Виктора в танце, его карие глаза сверкали весело и опасно; от каждого касания по телу Виктора проходила искра восхищения. Этот новый Юри мог убить его или заманить с собой в волшебную страну, и он последовал бы без особых возражений. Они танцевали и танцевали, и Юри снова не выказывал ни капли усталости. С другой стороны, все мысли о тюленьей шкуре вылетели у Виктора из головы, когда он привалился к Юри, безумно вымотавшись. После восьмой песни он извинился и двинулся к тройняшкам Нишигори (которые были похожи друг на друга, разумеется, как три капли воды), играющим «под наблюдением» Юры Плисецкого (одетого, разумеется, как кот). — Юра, — произнес Виктор, приблизившись. Юра поднял взгляд от телефона, а затем быстро запихнул его в карман, делая равнодушный вид, но Виктор заметил на экране лицо Отабека Алтына и ухмыльнулся. — Все еще общаешься с Бекой? — спросил он. — Не твое дело, бля, — фыркнул Юра. Он кивнул головой в сторону Юри. — Ты уже с этим разобрался? Виктор сглотнул. — Эм, — отозвался он. — Расценю это как «нет», — произнес Юра, хмурясь сильнее. — И долго ты еще будешь вытаскивать голову из жопы, Псина? — Слушай, если тебе от этого лучше, то я планирую сделать это сегодня, — сказал Виктор. Юра приподнял бровь. — Что, планируешь улизнуть с вечеринки и припрятать ее на пляже, пока он не видит? Виктор раскрыл рот. — Как ты… — Да просто подумал: «Эй, как максимально трусливо все решить?», так и понял, — сузил глаза Юра. — Поверить не могу, что ты правда думаешь, что это сработает. Виктор ощутил себя так, словно по венам вместо крови потекла ледяная вода. — Почему нет? — спросил он. Юра фыркнул. — Ну, для начала, он все равно будет гадать, кто брал шкуру. А затем соединит все точки и осознает, что они ведут к тебе. — Ты не можешь быть в этом уверенным, — резко возразил Виктор. — Не могу, — согласился Юра. — Но поверь мне. Однажды он все узнает. — Но он же, по твоим словам, «втрескался в меня пиздец как», — заметил Виктор. — Может, все будет не так плохо. — Я так сказал? — поинтересовался Юра, изгибая бровь. — Ах, точно, я это сказал в самом начале, дубина. Чем дольше держишь у себя шкуру, тем меньше вероятность, что шелки к тебе вернется. Но нет, тебе же надо было растянуть собственное счастье. — Откуда ты вообще знаешь это? — поинтересовался резко Виктор. Юра фыркнул. — А ты не догадываешься? — спросил он. — Погляди вокруг, — и он достал телефон из кармана и продолжил игнорировать Виктора. Виктор поглядел вокруг, медленно поднимаясь по спиральной лестнице и разглядывая портреты. Все стены, украшенные черными гирляндами, были увешаны бесчисленными поколениями смотрителей маяка. Виктор замычал, раздумывая, что же может быть той подсказкой, на которую указал Юра, а затем заметил несколько фотографий с семьей Плисецких, нынешних смотрителей. Здесь была знаменитая пара медиумов из 1920-х, которые вроде как успокоили живущих в маяке призраков. Был и их сын, одетый в форму Сифортского полка, салютовавший на камеру. Был молодой Николай, и на голове его была все та же кепка, которую он носил сейчас, а под руку с ним стояла светловолосая улыбающаяся женщина. На следующем фото ее уже не было, а согнувшийся и грустный Николай стоял рядом с сыном, с выражением лица задумчивым и отчасти знакомым. И, наконец, последнее фото. Оно было цветным, и на нем был маленький Юра, держащий за руки своего дедушку и мать. Его отца, светловолосого мужчину с прошлой фотографии, тоже нигде не было видно, а улыбка на губах Николая явно не отражалась в его глазах. Виктор провел по фото пальцем, и в горле появился странный комок. Что причинило Николаю Плисецкому столько боли? Он полагал, что уже знает ответ. — Мистер Никифоров, — помяни дьявола. Виктор вздрогнул, услышав позади себя голос Николая. — Ночи, — вяло сказал он, улыбаясь пожилому мужчине. Николай обратил задумчивый взгляд на фотографии, а затем обернулся к Виктору и пронзил его взглядом. — За мной, — хрипло сказал он. И Виктор пошел, и сердце встревоженно колотилось, пока он следовал за стариком вниз по лестнице в дом. Камин в гостиной горел, отбрасывая зловещие тени на манекены, которые Мила с Юрой рассадили в кресла для всех тех, кто пройдет призрачный тур. Николай не обратил на них внимания, взял мисочку фундука с кофейного столика и передал два ореха Виктору, ничего не говоря. — Эм, — начал было тот, не зная, что с ними делать, но Николай молча указал на камин, и Виктор, сглотнув, кивнул и кинул орехи в огонь. Они тут же начали лопаться и вспыхивать, отчего Виктор чуть отшатнулся. — Так я и думал, — сказал Николай через мгновение. Виктор моргнул. — Извиняюсь? — осмелился он. Николай покачал головой. — Вы не вняли моему предостережению, мистер Никифоров, — произнес он серьезно. — Прошу прощения, — произнес Виктор, а орехи все так же трещали и лопались, — но я не особо понимаю. — Море выбрало тебя, — ответил Николай, — а ты презрел его. Холодок пробежал по позвоночнику Виктора, когда он поглядел на орехи. — Как, — начал он, но закрыл рот, вспоминая фотографии, которые он рассматривал перед тем, как старик его нашел. — У меня еще есть время все исправить? — вместо этого спросил он, но Николай Плисецкий ничего не сказал, только дрожащими руками поставил мисочку на место. Между ними повисла тишина, нарушаемая только потрескиванием орехов в очаге. — Время есть всегда, — через какое-то время сказал Николай, — но оно капризно, как и само море. Действуй сейчас, пока течение не изменилось, — и с этими словами он ступил в сторону звуков, доносящихся с вечеринки, оставляя Виктора наедине с тяжестью в животе и мурашками, бегущими по рукам.

______________________________

В шкаф. Спрятать у всех на виду. Только зимние пальто и пылесос. Юри не заглянет сюда, если не начнет здесь жить. Юри. Жить здесь… Ох. Юри, улыбающийся за чашкой чая. Юри, читающий газету… Нет. Юри может полюбить его. «Может» — ключевое слово. Но это не продлится долго. Не со шкурой, спрятанной в шкафу. Его темный секрет. Его позор.

______________________________

Юри был рад, когда Виктор вернулся на вечеринку, и всю оставшуюся ночь не отходил от него. Виктор пытался отвлечь шелки чем-нибудь — «Уверен, что не хочешь потанцевать с Пхичитом? А поговорить с Милой и Юрой? А еще раз осмотреть маяк?» — но на каждый вопрос Юри махал рукой и показывал: «Хочу остаться с тобой». Если бы это была любая другая ночь, если бы на кону не стояло благополучие Юри, на сердце Виктора было бы легко, и он был бы самым счастливым человеком на земле. Но сегодня прилипчивость Юри только сильнее раздражала. Но он этого не показывал, охотно согласился на еще пару танцев и улыбался тому, как посверкивали глаза Юри, когда он вращал шелки в своих руках. Наконец, часы где-то в маяке пробили полночь, и люди направились к выходу. Виктор с Юри тоже оказались в этой толпе, держась за руки весь путь от мыса до дома Виктора. Звездный свет танцевал на коже Юри, но не так сверкающе, как раньше — скоро чары спадут, в момент, когда ночь перейдет в день, и потусторонний мир отделится от этого. Виктор провел большим пальцем по тыльной стороне ладони Юри и мысленно пнул себя за то, что так сильно затянул с тюленьей шкурой. Юри поцеловал его на пороге коттеджа, и парочка проходящих мимо гуляк громко присвистнула. Но Виктор не обратил на них внимания и, утянув Юри в дом, закрыл дверь. Теперь они были одни, за исключением Маккачина, спящего на полу кухни, и Виктор снова притянул Юри ближе и поцеловал его так, словно это была последняя возможность. Они разорвали поцелуй, задыхаясь от недостатка воздуха, нить слюны на несколько мгновений протянулась между их губ, но Юри стер ее и показал: «Подожди секунду», и исчез в спальне. Виктор моргнул, не зная, что об этом думать, и направился в кабинет. Едва оказавшись в нем, он отпер ящик и отложил книги в сторону, чтобы посмотреть на лежащую внизу тюленью шкуру. Проведя пальцами по жесткой шерсти, Виктор тяжело безропотно вдохнул. Времени было все меньше. «Действуй сейчас, пока течение не изменилось». Из мыслей его вырвал мягкий звук шагов по деревянному полу. Виктор закрыл шкафчик и снова запер его, выпрямляясь в тот же момент, когда Юри постучал в двери кабинета. — Входи, — сказал Виктор слегка хрипло, и широко раскрыл глаза при виде Юри. Тот был одет в один только халатик, которого Виктор явно никогда до этого не видел. Он был сделан из какого-то похожего на шелк черного материала, и кое-где были вставки из серебристой полупрозрачной ткани. Выполненный в форме кристаллов узор из бисера на правом плече и поясе посверкивали в тусклом свете кабинета. Дыхание Виктора замерло в горле, когда пальцы Юри прошлись по поясу, не дающему одежде распахнуться; Юри облизнул губы, и вся кровь Виктора моментально двинулась вниз. — Юри, — выдохнул он, когда Юри шагнул ближе с пылающими страстью глазами. Он медленно развязал пояс, и накидка с тихим шорохом упала на пол кабинета. К черту сны; Виктор был уверен, что он умер и попал на небеса. Или что Юри заманил его в свой дом в другом мире. В любом случае, он не был уверен, что он действительно видит то, что видит — что Юри Кацуки действительно стоит обнаженным среди его кабинета, и тусклый свет скользит по изгибам его тела. Виктор не мог оторвать глаз; его взгляд скользил по знакомым чертами скул Юри, его шеи, ключиц, ниже, по прекрасной груди и животу, и, наконец, остановился на уже слегка твердом члене. По телу Виктора прошел жар от резкого желания коснуться, взять в рот, боготворить его. «Вот и я, — показал Юри жалобно, широко приглашающе раскрывая руки. — Прошу, Виктор, я не смогу дольше ждать». Во рту Виктора пересохло. Он облизнул губы, поднимаясь на ноги. — Я тоже, — признал он и шагнул к Юри. Целовать Юри сейчас было одновременно грехопадением и вознесением. Руки Виктора подрагивали, когда он провел ими по спине Юри, пересчитывая позвонки. Темные глаза Юри смотрели в его, и по спине Виктора побежали мурашки, а в штанах стало тесно. Он резко выдохнул, когда пальцы Юри прошлись по застежкам костюма, и сердце загрохотало в груди, когда он расстегнул его лиловый пиджак и скинул его с плеч. Виктор быстро стряхнул его с себя; тот грохнулся на пол, а пальцы Юри принялись расстегивать белоснежную рубашку Виктора. И не успела она тоже оказаться на полу, как Юри запустил пальцы под пояс штанов Виктора, жадно целуя его, а Виктор двинулся вперед, спиной вперед ведя Юри к книжному шкафу. Он коснулся губами челюсти Юри, прошелся по шее, по уху. Провел языком по груди, медленно опускаясь на колени, словно верующий перед своим божеством. Его ладони дошли до бедер Юри, крепко удерживая его на месте, пока Виктор выцеловывал мягкую кожу внутренней стороны бедра, вскидывая на Юри глаза, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Юри тяжело оперся на шкаф, зарываясь пальцами в волосы Виктора. Тот, ободренный, двинулся выше и коснулся губами основания члена Юри. Наградой ему послужил резкий вздох, и пальцы сжались в волосах крепче. Когда он взял Юри в рот, за волосы потянули, и Виктор услышал судорожный вздох удовольствия. Если бы он мог, он бы с радостью загладил вину вот так. Он бы вставал на колени вновь и вновь, вымаливая прощение у любимого каждым касанием языка к головке члена. И если любить Кацуки Юри он не прекратит никогда, то до момента, как чары спадут и все неземное исчезнет из его шелки с первыми лучами рассвета, оставалось лишь несколько часов темноты. В эту секунду Виктор сильнее обычного мечтал, чтобы ночь середины лета оказалась просто сном, или чтобы он смог проснуться завтра утром того дня и изменить всего одно решение. (Было бы тогда у них с Юри все по-другому? Он не знал. Но так он смог бы избавить Юри от страданий, причинённых эгоизмом Виктора.) Юри потянул его за волосы, словно напоминая, что он слишком много думает. Виктор подчинился, одной рукой держась за Юри и ускоряя движения головы. По частому сбитому дыханию Юри он понимал, что тот уже близок — все его тело напряглось, и он сдерживался, чтобы не толкаться бедрами в рот Виктора. Виктор остановился, отпуская член Юри с мягким звуком. — Не сдерживайся, любовь моя, — сказал он. — Делай то, что хочешь. В ответ Юри прогнулся, двигая бедрами вперед, и Виктор двигался с ним в одном ритме, не отрывая взгляда от лица Юри. Щеки его шелки раскраснелись; он жмурился, но его рот был открыт, и слабые вздохи и немые стоны вырывались из горла, когда он толкался в рот Виктора. И это было самое сексуальное, что Виктор видел в своей жизни, и его эрекция это подтверждала. Юри кончил, сжимая пальцы на книжной полке и в волосах Виктора, его глаза распахнулись, а губы беззвучно двинулись, выкрикивая имя Виктора. Тот жадно проглотил все, наслаждаясь вкусом. Он ощущал на себе взгляд Юри, так что тщательно облизнул уголки губ, чтобы не пропустить ни капли. Он медленно поднялся на ноги, игнорируя слабую дрожь в коленях, когда Юри притянул его ближе и коснулся члена через штаны. От возбуждения было уже больно, и усмешка на губах Юри говорила, что он это ощущает. — Нам стоит отсюда уйти, — выдохнул Виктор в рот Юри. Его ладони прошлись по его пояснице, легли на ягодицы. Юри слабо вздохнул, и Виктор воспользовался возможностью и, подняв на руки, вынес его из кабинета. Когда они добрались до спальни, руки уже болели, но он старался не показывать этого — усадил Юри на кровать, улыбаясь, и попытался восстановить дыхание. И все же, когда он снова взглянул на Юри, все его старания оказались бессмысленны. В тусклом свете кабинета Юри был прекрасен, но сейчас, одетый лишь в звездный свет, он словно светился. Сердце Виктора дрожало каждый раз, когда длинные ресницы Юри касались щек, каждый раз, когда он опускал взгляд на изящный изгиб горла и на гладкую кожу. Его пальцы нетерпеливо подрагивали, пока он расстегивал штаны, но вскоре избавился от своей одежды и забрался на кровать, чтобы снова поцеловать Юри. Тот прижал его ближе, грубо целуя и путаясь пальцами в волосах у основания шеи Виктора. Мужчина ахнул в поцелуй, и по телу разлился жар, когда Юри обнял его ногами за бедра. Он ощущал, как член Юри, вновь твердея, прижимается к его собственному, и слегка усмехнулся, оторвавшись от шелки, чтобы посмотреть на него. Никогда еще он столь сильно не желал остановить время, чтобы никогда больше не покидать объятий Юри. Но он лишь запечатлел этот момент нежности в памяти, впитывая глазами и пальцами ощущение тела Юри под своим. «Будь рядом, — подумал он дико. — Я не знаю, что мне делать без тебя». Он так сильно старался не быть эгоистом, не только брать, брать и брать у такого отзывчивого и теплого Юри. Его губы касались его шеи; он оставлял на его коже маленькие метки, похожие на звездочки, созвездия, которые утром доказали бы, что все это действительно произошло. (Учитывая, что случилось в день середины лета, все это могло быть сном.) Между их телами тек медленный, утонченный жар. Виктор вжался бедрами в Юри, и из его горла вырвался низкий стон, когда он ощутил искры в глазах. Юри задохнулся под ним, широко распахивая глаза, а его пальцы сжались на спине Виктора. Тот двинулся поцелуями по горлу Юри, ощущая, как бьется под его губами венка на шее. Его бедра задвигались быстрее, страстно желая больше касаний, больше жара, больше Юри. Тело Юри двигалось тоже; на мгновение Виктор подумал о тюленях, резвящихся в воде на малом пляже, а затем мир исчез, и остались только они с Юри, их тела, переплетающиеся вместе, вместе стремящиеся к наслаждению. По лицу Юри текли слезы; Виктор сцеловывал их, и ощущал на языке соль. Он протянул руку, обхватывая оба их члена. Юри отвернул голову, царапая плечи Виктора. Боль и удовольствие расцветали от касаний, и Виктор шептал имя Юри как заклятие, как молитву, как мольбу. «Прошу, не уходи». Он растворился в море ощущений, пропал во вселенной удовольствия. Оргазм омыл его подобно волне, неумолимой, упорной, и он ощутил, словно падает, его мысли померкли в неге, пока ощущение пальцев на щеках и вид полных слез карих глаз под ним не вернул его в настоящее. Юри плакал. Внутри Виктора все неприятно сжалось. Он сел, слез с Юри и дошел до ванны. Вернувшись с влажным полотенцем, Виктор молча стер сперму и кинул взгляд на часы. Рассвет должен был наступить через час. У них все еще было время. Он медленно потянулся, стер большим пальцем слезы Юри. — Что не так? — спросил он. Юри покачал головой, сжимая пальцы на коленях. Сердце Виктора дрогнуло. — Милый, прошу. Скажи. Руки Юри тряслись, когда он попытался показать что-то. Виктор не знал, что делать. Он дотянулся до блокнота и ручки, лежащих на столике, и протянул их Юри. И тот медленно написал: «Я слышу, как океан взывает ко мне». Дыхание Виктора замерло. Юри отложил ручку — по его щекам стекали крупные слезы. Виктор обнял его, ощущая тяжесть в животе и ускоряющееся сердцебиение. Сейчас или никогда. Течение меняется. — Юри, — тихо сказал он. — Прости меня. Юри моргнул, словно сова, и на его красивом лице читалось недоумение. Виктор сглотнул. — У меня для тебя кое-что есть. С тяжелым сердцем он прошел по комнатам коттеджа, открыл шкафчик и вытащил тюленью шкуру. Она поблескивала в свете звезд, дрожала таинственной знакомой магией, напоминающей блеск улыбки Юри. Виктор прижал ее к груди и направился обратно в спальню, и с каждым шагом к Юри на сердце становилось тяжелее. Наконец, он добрался до дверей спальни и сделал глубокий вдох. Он вошел, быстро шагнул к постели и уложил шкуру на колени Юри, как нашкодивший ребенок, и на всякий случай шагнул назад. Глаза Юри расширились, он несколько раз поглядел на тюленью шкуру, затем снова на Виктора, будто не веря. Виктор переступил с ноги на ногу, и ему казалось, что внутри него копошатся черви. Наконец, Юри прижал шкуру к груди, склонил голову и вдохнул. Он вновь поднял голову и улыбнулся. Сердце Виктора замерло. Юри рассеянно вытер глаза и отложил шкуру, раскладывая ее на коленях. Он поднял глаза на Виктора и коротко коснулся своего подбородка. «Спасибо». Виктор кивнул, тяжело выдыхая и выдавливая кривую нервную улыбку. Юри коснулся шкуры, вырисовывая на ней пальцами узоры, а затем поднимая. Он взял ее в руки и встал, подходя к Виктору и коротко целуя его в уголок губ. «Скоро вернусь», — показал он, его глаза бездонно сверкнули, и он ушел в ванную и закрыл за собой дверь. Виктор закусил губу, тяжело опускаясь на кровать, и принялся ждать.

______________________________

Подави все. Забудь все. Спрячь глубоко глубоко глубоко. Постыдные секреты нужно скрывать. Делать вид, что их никогда и не было. Они пропали. Часть его просто хочет, чтобы Юри был с ним вечность. Вечность и один день. Разве это неправильно?

______________________________

Юри не возвращался несколько часов.

______________________________

Это просто сон. Он просто видел шкуру. Он не брал ее. Это был не он. Его правильно воспитали, и его родители очень любили его. Он никогда бы такого не сделал.

______________________________

[https://i.imgur.com/LNFQJEA.png] Пхичит Чуланонт @phichit+chu БЕЗ ШУТОК РЕБЯТА УГАДАЙТЕ КТО ВЕРНУЛСЯ!!! #тюленькацудон

______________________________

Виктора разбудили звуки уведомлений телефона. Пхичит, видно, заваливал сообщениями чат, вопя о чем-то, появившемся на малом пляже. Он сел, потер заспанные глаза, листая сообщения. Было десять утра; солнце едва пробивалось сквозь белые занавески спальни. Он лежал в кровати обнаженным, штаны и белье валялись на полу, а Юри... Его сердце подскочило. Постель рядом с ним была холодна. Воспоминания о событиях вчерашней ночи нахлынули на него, и он ощутил, как горят щеки. Неужели это действительно случилось? Или это снова был сон, но вовсе не сон? На каждом празднике года у него была такая проблема, кажется. Все до сих пор казалось слегка нереальным. Виктор потер лицо и зевнул, продолжая просматривать сообщения, пока на глаза не попалось слово «Кацудон», и он нахмурился. Судя по всему, Кацудон снова был в гавани. Виктор подскочил на ноги в ту же секунду. Дверь, ведущая из ванной во внутренний двор, была распахнута, от яркого света улицы Виктор поморщился, как только зашел. Он резко схватил халат, висящий на задней стороне двери, и пересек ванную за три шага, выходя через открытые французские двери в серое ноябрьское утро. На улице кричали чайки, а на горизонте собирались грозовые тучи. Виктор отмахнулся от тяжелого чувства в животе и направился к лестнице, ведущей на малый пляж. Маккачин уже был там, играл с темным силуэтом в воде. Только этого Виктору было достаточно, чтобы подтвердить, что да, это Кацудон с гладкой от воды шерстью, плавающий кругами вокруг Маккачина у кромки воды. Сердце Виктора заколотилось в горле, когда он ступил на покрытый ракушками песок. — Макка! — крикнул он, и его пудель гавкнул и выбежал к нему из воды. Кацудон услышал его крик, разумеется, и долгое время тщательно рассматривал его своими бездонными темными глазами, а затем без единого звука повернулся к нему спиной и скрылся под водой. Виктор Никифоров наблюдал за тюленем, исчезающим среди танцующих волн, и его хрупкое сердце разбилось в дребезги.

______________________________

Он никогда бы такого не сделал. Он бы никогда — Это был сон. Просто сон просто сон просто сон. Он этого не делал.