______________________________
Коттедж снова был полон коробок, но теперь в них были только вещи Виктора. Его кружки, его безделушки, связанные с фигурным катанием — все было убрано в коробки и готово к отправлению в Санкт-Петербург. Было странно возвращать все вещи на искомые места. Коттедж казался чуть более голым, чуть более пустым. Почти что как его собственное сердце, когда он запрятал воспоминания о Юри в дальний угол. Об остальном позаботятся время и расстояние. Георгий Попович был прав. Ему просто нужно было уехать подальше и быть в разлуке подольше, отделить себя от города, который словно был неразрывно связан с Юри. Каждая доска набережной — та, на которую ступал шелки; каждый удар волн о берег, каждый крик чаек отражался звуком его имени. Виктор уезжал через четыре дня. Примерно через девяносто шесть часов он приедет в аэропорт Инвернесса, сядет на самолет до Амстердама, а после четырех часов ожидания там — до Санкт-Петербурга. Примерно через десять часов после этого он будет спать в своей старой комнате в квартире на двадцать шестой линии. Сама мысль об этом была немного нереальной, и Виктор знал, что если не побережется — то его полностью охватит паника перед путешествием, поэтому он решил отвлечься, выведя Маккачина на обычную утреннюю пробежку. Густой утренний туман стелился вокруг, когда они направились по прибрежной дорожке, и видно было только луч маяка. Виктору пришлось шагать осторожно, избегая возможных неприятностей, потому что он не видел дальше своего носа. Когда они добрались до набережной, город казался странно заброшенным. Все магазины, конечно, были открыты и работали, но покупателей в них явно было немного. Единственными людьми на пирсе были рыбаки, забрасывающие удочки под бормотание старого радио. Туман скрывал все, что было на воде, но Виктор слышал где-то там звук моторной лодки. В последнее время Виктор ничего не готовил; он только разобрался с остатками продуктов из холодильника и не желал готовить себе что-нибудь на еще четыре дня. Так что там оставался только сэндвич из магазина и остатки ливера из паба. При одной только мысли, что придется греть это себе на завтрак, Виктор повернул в сторону одного из кафе на набережной, чтобы купить круассан и кофе. Виктор еще раз провел пса по пирсу, а затем вновь направился к коттеджу. Туман слегка рассеялся, но город все равно еще наполовину спал, и, пока они шли по тропе, Виктор сделал несколько фотографий побережья. Они проходили мимо лестницы на малый пляж, когда Маккачин неожиданно залаял, уставившись вниз на что-то, лежащее на песке. — Что там, Макка? — спросил Виктор. Маккачин снова гавкнул, так что Виктор проследил за взглядом пса и задохнулся. На песке пляжа чернел чей-то силуэт. Маккачин тут же рванул вниз по шаткой лесенке, и Виктор в панике кинулся за ним. — Макка, стой! — крикнул он, но пес ускорился, радостно лая, едва его лапы коснулись песка, и он приблизился к телу. Когда Виктор подошел ближе, он тоже потрясенно осознал, что это Кацудон. Но что-то в нем было странным. Обычно Кацудон отзывался на лай Маккачина. Пес снова залаял на Кацудона. Лизнул морду тюленя; на это тот дернул носом, но больше никак не отреагировал. Сердце Виктора колотилось в груди, когда он опустился на колени рядом с тюленем и заметил, как медленно он дышит. — Юри? — прошептал он. Тюлень чуть приоткрыл глаза. Виктор сглотнул от того, сколько боли и непонимания было в его взгляде. — Юри, с тобой все… Дыхание замерло в горле, когда он увидел бордовые пятна, расцветающие на песке, увидел алые раны и укусы на его теле. На тюленя словно напал кто-то значительно больше него, и он едва смог ускользнуть. У Виктора заледенела кровь при мысли о застрявшем на пляже Кацудоне, смертельно раненом и просто лежащем тут, так близко к тому, кто может помочь, и вместе с тем так далеко, пока… Нет. Он может что-нибудь сделать. — Макка, сидеть, — сказал он. Маккачин послушался. Виктор достал телефон и позвонил Юко. Она взяла трубку почти мгновенно. — Виктор! Что случилось? — Кацудон вернулся, — сказал Виктор. — Ох! — последовало молчание. — С ним что-то не так? — Он серьезно ранен, — Виктор поглядел на тюленя. — У него слабое дыхание, и он не отзывается на Маккачина. — Ах, — она с шипением втянула воздух. — Где ты? — Малый пляж, — ответил Виктор. — Тебе стоит приплыть на лодке. Я не смогу затащить его по ступеням в таком состоянии. — Ага, — согласилась она. — Будем там как можно скорее. Постарайся согреть его, но не трогай. Держись там, — и она повесила трубку. Виктор сделал, как ему и сказали — он снял с себя пальто и обернул его вокруг Кацудона, стараясь не надавливать, пока пытался завернуть его поплотнее. Затем он чуть отошел и свистнул Маккачину подойти. Он обнадеживающе погладил пса, но взгляд его не покидал лежащего перед ним раненого тюленя. Юко прибыла, кажется, через вечность. Когда она наконец объявилась, то спустила якорь неподалеку и добралась до берега на надувной лодке в компании Кенджиро Минами. С собой у них была большая переноска для животных, которую Кенджиро уложил всего в паре метров от Кацудона. Юко присела перед тюленем и сдвинула пальто, чтобы осмотреть его раны. — На вид все серьезно? — спросил Кенджиро. Юко кивнула. — Давай перенесем его в лодку, — сказала она. — Я могу что-нибудь сделать? — спросил Виктор, когда Юко передала ему пальто. Он сложил его и взял подмышку. — Можешь помочь нам нести его, — ответила Юко, вместе с Кенджиро заворачивая Кацудона в полотенца. — Я не в гидрокостюме, как вы, — заметил Виктор, уже держа руку на подоле свитера. — Мне раздеться? — Поступай так, как считаешь нужным, — отозвалась Юко, и Виктор принялся раздеваться. Кенджиро придвинул переноску к тюленю, и Юко начала заманивать его в нее. Кацудон забрался, медленно и с трудом, но без возражений. Едва оказавшись в переноске, он свернулся в полотенцах и закрыл глаза, и Юко закрыла дверцу. Виктор, раздевшийся до трусов, взялся за ручку переноски и помог донести ее до края воды. К счастью, волны не были слишком высокими, но переноска была большой и тяжелой, и с некоторым усилием они смогли затащить ее на лодку. Виктор помог довести надувную лодку до второй, большой лодки, и они затащили переноску на палубу. Юко привязала надувную лодку к судну, а затем обернулась на пляж, где Маккачин охранял одежду Виктора и с любопытством наблюдал за ними. — Спасибо за помощь, — сказала она с улыбкой. Виктор кивнул. — Дай знать, как у него дела, — попросил он. Она кивнула, потянувшись и пожав ему руку. — Когда ты уезжаешь, еще раз? — спросила она. — Через четыре дня, — ответил он. Юко замычала. — Буду оповещать, — согласилась она, кивая в сторону переноски. — Но все же жаль, что ты уезжаешь. Виктор пожал плечам. — Это, пожалуй, к лучшему, — заметил он. Женщина закусила губу. — А это что-нибудь изменит? — спросила она, вновь указывая в сторону переноски. Виктор покачал головой. — Слишком поздно, — сказал он. — Но я зайду попрощаться. Он нырнул обратно в воду и быстро доплыл до берега — холодный воздух и вода пробирали до костей. Он оделся, едва выйдя из воды, и помахал лодке, отплывшей от малого пляжа и направившейся через бухту. Вскоре после этого он отправился домой. Закинув вещи в стирку и отчистив от пальто всю кровь, что смог, Виктор набрал ванну и поглядел на телефон, ощущая охватывающее тело головокружительное тепло. Кацудон вернулся. Юри вернулся. При одной только мысли в животе скручивался гордиев узел эмоций. Неожиданное воспоминание о сне мелькнуло перед глазами. Предвестье в сером одеянии, с алыми струями, стекающими по телу, с водорослями, свисающими на лицо… Виктор сел в ванной, сжимая руками голову, а сердце бешено забилось в груди. Юри вернулся, но он на пороге смерти, и Виктор больше ничего не может сделать, все это время предвестье предупреждало его, а он не понимал, до этого момента он… Телефон зазвонил. Высветилось имя Юко. Виктор судорожно вздохнул, пытаясь успокоить сердцебиение, и ответил. — Виктор Никифоров? — прозвенел голос Кенджиро. — Привет, — ответил Виктор. — Что такое? — Кацудон, — произнес Кенджиро, и в его голосе были слышны страх и благоговение. — Юко выпустила его из переноски, и он магическим образом превратился в Юри Кацуки, и Юко вызвала скорую, и мы сейчас едем в больницу, так что если тебе нужно прийти навестить — он будет в Центральной, хорошо? Все это он выпалил на одном дыхании. Виктор присвистнул. — Давай помедленней, — предложил он и услышал на том конце резкий вздох. — Вы везете Юри в больницу? — Ммхм! — Как его раны выглядят на человеческом теле? Воцарилась тишина, как если бы Кенджиро осматривал повреждения. — Достаточно серьезно, — сказал он. — Рваные раны и разрывы на животе и ногах, Юко помогает врачам промыть и простерилизовать их. Не знаю насчет переломов. Но он потерял много крови, так что они делают ему срочное переливание. Виктор вскинул бровь на неожиданную смену интонации юноши. — Воу, — произнес он. — Мои родители — врачи, — пояснил Кенджиро. — На самом деле, они сегодня работают, так что, может, они будут им заниматься. Эм. Ты знал, что Юри может?.. — Да, как и Юко, — сказал Виктор. — Я скоро приеду в больницу, — он положил трубку, не дождавшись ответа юноши, и тут же сполоснулся и вернулся в спальню, чтобы одеться. Поездка до больницы прошла в мучении и панике. Виктор почти потерялся, потому что слишком отвлекся и пропустил поворот. Но в конце концов он добрался до Центральной больницы Торвилль Коув и кинулся к дверям реанимации, едва успев припарковаться. — Мне нужно увидеть Юри Кацуки, — сказал он, как только оказался в приемной. Девушка за стойкой подняла на него взгляд, вскидывая бровь. — Вы член семьи? — протянула она. — Я… — Виктор прервался. — Я его партнер, — сказал он, пусть слова и ощущались немного лживыми. — Узаконенный? — спросила она. — Мы не супруги, — ответил Виктор, качая головой. — Тогда прошу прощения, я не могу вас впустить, — ответила она. — Пройти могут только члены семьи. В зависимости от изменений в его состоянии, его могут перевести в обычную палату, и вам придется уточнять у его семьи, можете ли вы его увидеть. — Что вы можете сказать мне о его состоянии? — спросил Виктор. Девушка сжала губы. — Извините, я не могу ничего сказать, если вы не член его семьи, мистер… — Никифоров, — произнес Виктор. Ее бровь чуть изогнулась, но помимо этого она никак не выдала, что узнала фамилию. Поэтому он натянул свою самую ослепительную улыбку и затянул: — Самую капельку информации? Она вздохнула. — Он в критическом состоянии. Это все, что я могу сказать, мистер Никифоров, простите, — и она вернулась к чтению формуляра, которым была занята перед тем, как появился Виктор. Тот, расстроенно сжав губы, дошел до одного из кресел приемной, опустился на него с выдохом и принялся ждать. Впервые за долгое время он проверил чат — Пхичит пока что не сходил с ума из-за Кацудона, так что были шансы, что новости пока не разошлись. Может, никогда и не разойдутся, потому что Юко могла взять с Кенджиро клятву не выдавать тайну истинной природы Кацудона. Он пролистал ленту Твиттера, Инстаграма, пытаясь отвлечься от зудящих мыслей о том, что Юри может не справиться. Двери реанимации снова открылись, и вошла семья Кацуки. Виктор наблюдал, как Мари подошла к окошку и поговорила с девушкой за стойкой, которая затем повела их к дверям. Виктор постарался отвести взгляд, когда они проходили, но было слишком поздно — он поймал взгляд Мари, в котором блеснуло что-то пугающее. Виктор ощутил холодок, бегущий по позвоночнику, ощутил стыд и тревогу, свернувшуюся внутри. Кацуки исчезли за дверьми, и Виктор продолжил нервно копаться в телефоне, сидя, надеясь и гадая, не стоит ли ему просто пойти домой и подождать, пока Юко или Кенджиро расскажут новости. Он не знал, сколько просидел в приемной, беспокоясь, но нескольких людей позвали внутрь, несколько вышли, а он пролистал ленту Твиттера так далеко, что приложение начало зависать. Он обновил его и попытался снова, иногда заглядывая в чат, следя, не услышал ли кто-нибудь слухи о Юри. Пока что, правда, волноваться не приходилось. Пхичит кидал скриншоты какой-то игры, похожей на «Neko Atsume», только с хомячками, а Юра отвечал ему скриншотами котиков самой «Neko Atsume». Виктор заметил, что у них с Юри есть свои двойники в Юриной игре. В любом случае, он не знал, сколько прождал, но заряд на его телефоне едва доходил до 30%, когда Мари Кацуки вышла в приемную и направилась прямиком к нему. — Хей, — сказала она без всяких предисловий, останавливаясь напротив. Виктор оторвал взгляд от телефона и поднял на нее, улыбаясь. — Здравствуй, — сказал он чрезвычайно спокойно, улыбаясь, но не ощущая своей улыбки. Она сложила руки за спиной и мгновение разглядывала его с подозрением, но затем поглядела на девушку за стойкой и принялась возиться с чем-то в карманах. — Дать закурить? — спросила она. Виктор вздохнул, проводя ладонью по волосам. — Почему бы и нет, — ответил он и последовал за Мари к выходу из приемной. Напротив Центральной больницы Торвилль Коув был небольшой парк. Сейчас он был пуст, за исключением нескольких случайных людей с собаками и катящих коляски сиделок, так что они быстро нашли скамейку, откуда было видно здание больницы. Мари достала пачку и протянула сигарету Виктору, а затем запалила свою и кинула ему зажигалку. Он поджег сигарету и затянулся, выдыхая, когда никотин попал в легкие. На самом деле, он не хотел делать больше пары затяжек; его больше интересовало то, что Мари может рассказать. Поэтому он просто смотрел на то, как сигарета тлеет в его руках, ощущая запах дыма сигареты Мари, задумчиво смотрящей на больницу. В конце концов он больше не мог вынести неизвестности. — Как он? — спросил Виктор. Мари выдохнула в него сигаретный дым. Виктор коротко закашлялся. Мари чуть усмехнулась и затянулась снова. Виктор склонился к пепельнице над ближайшей мусоркой и затушил сигарету в песке. Мари выгнула бровь. — Трата охеренной сигареты, — сухо заметила она. — Я предпочел бы не подцеплять эту привычку снова, — ответил Виктор. — Тогда чего пошел сюда, раз не хочешь ее подцепить? — спросила она. Он пожал плечами. — Хотя бы выбрался из этой скучной приемной, — сказал он. — Кажется, они не меняли обои века с девятнадцатого. — До двадцатого тут и больницы-то не было, — возразила Мари, закатывая глаза. — Сначала тут был вспомогательный госпиталь во время первой мировой, потом во время второй, а потом его просто не вернули… к прежнему виду, что бы тут ни было до войн. Виктор усмехнулся. — Это тоже объясняет ужасные обои, — ответил он. Тяжело опершись на спинку скамьи, он принялся постукивать пальцами и смотреть на дым сигареты Мари, растворяющийся в серо-голубом небе. Через какое-то время Мари заговорила. — Он в операционной, — произнесла она. Сердце Виктора сбилось с ритма. — Из-за чего? — спросил он. — Сломанные ступни. Обе. И ему надо зашить открытые раны. Виктор выдохнул. — Что-то еще? — Сломаны ребра, — ответила Мари. — Они не знают, что именно на него напало. Юко Нишигори думает, что это касатка, но она, конечно, не говорит им, с чего бы касатке вообще нападать на Юри. Виктор кивнул. — Могу понять, — пробормотал он. — Она сказала мне, что это ты позвонил сообщить о Кацудоне, — добавила Мари, и Виктор кивнул. — Спасибо тебе за это. — Так поступил бы каждый, — сказал Виктор. Мари вытянула губы. Она снова затянулась и выдохнула дым. — Ему сделали экстренное переливание крови, — произнесла она через минуту. — Слышал об этом, — отозвался Виктор. После вопросительного взгляда он добавил: — Минами Кенджиро об этом упоминал. — А, — Мари кивнула. — Он потерял много крови. — Как думаешь, это изменит… — То, может ли он оборачиваться? — спросила Мари. Пожала плечами. — Не знаю. Раньше ему такого не делали. Подождем, пока он придет в себя, и узнаем. Виктор кивнул, вновь поглядев на здание больницы. — Надеюсь, все будет нормально, — произнес он и услышал согласное мычание. Обернувшись, он увидел на лице Мари задумчивость; она затянулась еще раз, а затем затушила сигарету. — Я тоже надеюсь, — сказала она. — И, правда, спасибо, что помогаешь моему брату. Врачи сказали, что если бы он пролежал на пляже чуть дольше, то умер бы от кровопотери и заражения. Виктор улыбнулся и поднялся на ноги. — Мне пора домой. Дай знать, как у него дела, — ответил он. — Я сообщу, когда он очнется, и ты сможешь к нему зайти, — предложила Мари. Улыбка Виктора потеплела. — С удовольствием, — согласился он.______________________________
От: Мари Кацуки операция закончилась Кому: Мари Кацуки как он? От: Мари Кацуки без сознания От: Мари Кацуки они накачали его лекарствами из-за операции так что не удивительно Кому: Мари Кацуки когда мне можно будет прийти? От: Мари Кацуки он будет на восстановлении пока не очнется, а потом его переведут в стационар Кому: Мари Кацуки дай знать, как только мне можно будет его посетить От: Мари Кацуки хорошо______________________________
Юри очнулся после операции поздним вечером, но он спал, когда Виктор пришел в его палату. Мари была уже там с тюленьей шкурой в руках, наблюдая за Юри, лежащим на кровати. — Как он? — спросил Виктор. Мари пожала плечами, кидая взгляд на монитор, показывающий жизненные показатели Юри. Все выглядело, к счастью, вполне нормально. — Его тело не отторгает перелитую кровь, — сказала она. — И, если честно, именно этого я боялась, так что все могло быть хуже. Виктор замычал. Он стоял у изножья кровати, глядя на Мари, сидящую рядом со своим младшим братом и рассеяно поглаживающую костяшки его пальцев. Веки Юри дрогнули, он чуть приоткрыл рот, но никаких звуков не было. Его пальцы чуть дернулись, но дальнейших движений не последовало. — Все остальное прошло хорошо? — спросил Виктор. — Ну, он потерял столько крови, что они волновались насчет повреждения мозга, — произнесла Мари, — но сейчас, кажется, все в порядке. После того, как прошел наркоз, он постоянно то просыпается, то снова теряет сознание, а учитывая, сколько в нем лекарств, уверена, что он сейчас ничего не соображает. Виктор скривился, прислоняясь к кровати Юри. — Как думаешь, он поправится? — поинтересовался он. Мари пожала плечами. — Врачи полагают, что с ним все будет в порядке, — ответила она, а затем заглянула в телефон. — Мне нужно домой; сегодня ночью приедет группа туристов, — произнесла она, укладывая тюленью шкуру на прикроватный столик и поднимаясь. — Ты останешься? Виктор кивнул. — Я никуда не собираюсь, — сообщил он. — Но мне все же понадобится кто-нибудь, кто сможет выгулять Маккачина на ночь. В плане, я могу и сам, но тогда я оставлю Юри одного… — Не волнуйся, он в больнице. Всегда можно позвать медсестру, — заметила Мари. — Ага, но я смогу переводить ей, если понадобится. — Разумно, — сказала Мари. Тяжело вздохнула. — Я могу выгулять твоего пса на обратном пути. — Было бы прекрасно, — ответил Виктор, уже занимая ее место в кресле подле Юри. — Приятного времяпрепровождения с туристами. — Будь осторожен, — отозвалась Мари. Она кинула взгляд на Юри, и выражение ее лица явно говорило: «не облажайся». Виктор улыбнулся, ощущая себя уверенней в этом втором шансе, чем должен был быть. Когда Мари ушла, Виктор обернулся к Юри, чьи веки подрагивали во сне. Виктор задумался, что снится шелки, снится ли ему что-нибудь вообще. Выбившаяся прядка волос падала на глаза Юри, но Виктор не смел касаться его. Отчасти он был уверен, что это он сейчас видит сон после стольких месяцев мечтаний и надежд, которые он считал невозможными. Точно, если он сейчас коснется его, то Юри снова исчезнет. Юри неожиданно поежился во сне, сворачиваясь в клубок. Его лицо неожиданно исказилось болью, и он снова развернулся на спину. Виктор взял планшет с информацией о состоянии Юри с изножья кровати и прочитал ее. Судя по ней, у шелки было по паре сломанных ребер с каждой стороны, как результат укусов касатки в живот, не говоря уже о сломанных ступнях и множестве швов. Его собирались продержать в стационаре как минимум шесть недель, чтобы убедиться, что все нормально срастается. Он снова опустил взгляд на тюленью шкуру и неожиданно вспомнил о переливании крови. Что, если Юри не сможет обращаться? Он определенно понятия не имел, как Юри вообще это делает, поэтому сейчас все казалось возможным. И пусть даже он знал, что думать об этом было подло и эгоистично, крохотная часть его была бы рада, если из-за переливания крови Юри стал бы полностью человеком. Но из-за таких мыслей он и потерял Юри изначально. Может, в конце концов, переезд в Санкт-Петербург будет к лучшему — так Юри не придется общаться с человеком, которого он вполне может сейчас ненавидеть. Человеком, который предал его доверие и причинил ему боль, пусть Виктор и сделал все возможное, чтобы загладить вину. Несмотря на эти мысли, он все еще упивался видом шелки, как путешественник в пустыне упивается водой из оазиса. Длинные ресницы Юри были такими же милыми, как он помнил, и мягко касались его скул. Волосы были непослушными, как и всегда, но сейчас отросли чуть ниже ушей. И он был теперь гораздо худее и бледнее, скорее всего, из-за того, что слишком много плавал и почти не отлеживался под солнцем. Этот Юри явно повидал множество невзгод; он разительно отличался от того откормленного всеми любимого Юри с мягкими щеками и животом и крепкими бедрами, в которого Виктор влюбился. Но это все еще был Юри, и это было главным. От одного взгляда на него сердце Виктора трепетало, словно столкнулось с половинками сердца Юри и не особо понимало, как работать. Пальцы дрогнули, а затем впились в большой палец до боли. Юри снова поежился во сне, и, не особо обдумывая свои действия, Виктор взял тюленью шкуру и обернул ее вокруг плеч Юри, укрывая его. Он сел обратно в кресло, ощущая, как бьется сердце в ожидании реакции. Но Юри чуть всхрапнул и прижался к шкуре покрепче, и Виктор расслабился вместе с ним. Его правая рука, лежащая на краю кровати, коротко коснулась пальцев левой руки Юри. Тот не исчез. Ногтями второй руки Виктор впился в большой палец сильнее. Это точно какой-то очень подробный осознанный сон. Он верил в шелки и в магию, но на долю одного человека явно может свалиться только определенное количество чудес, и Виктор исчерпал все свои в одних только поисках кого-то как Юри. Юри снова сдвинулся, и неожиданно Виктор обнаружил свою ладонь под его. Он поглядел на едва заметно мелькнувшие сквозь ресницы карие глаза, робко улыбнулся и попытался убрать руку. Но Юри лишь нахмурился и схватил ее снова, и сердце Виктора воспарило от ощущения его руки в своей. Едва заметная улыбка угадывалась на губах Юри, но затем он снова закрыл глаза, и его дыхание замедлилось. Виктор полагал, что все дело было в капельнице, чей катетер уходил в его вену; вполне могло оказаться, что как только действие морфина пройдет, он отреагирует на присутствие Виктора по-другому. Он постарался убрать руку, но Юри только сжал ладонь сильнее. От этого в животе Виктора расцвело что-то теплое и неясное, и он сдался, поворачивая ладонь и начиная мягко поглаживать Юри по костяшкам. Тот выдохнул со слышимой нотой удовольствия, и в ответ Виктор почти что растекся. Он забыл, как же приятно звучит дыхание Юри, особенно когда он спит. И с этой мыслью Виктор склонился и коротко скользнул губами по костяшкам Юри, и улыбнулся, когда увидел, как слегка подскочили показатели его ЭКГ, а уголки губ дернулись вверх. Скорее всего, это ничего не значило — это не было признанием, как не было и прощеньем. Но это было просьбой остаться рядом, пусть и только на эту ночь. И Виктор остался.______________________________
Отрывок из тетради Юри Кацуки: есть столько способов признания в любви, сколь цветков сакуры в японии весной. однажды я попробовал считать; и сдался, подойдя к десятку тысяч. но думаю, что я люблю больше всего, когда ты берешь мою руку и ты не отпускаешь.______________________________
Виктор проснулся от рук, трясущих его за плечи. Это оказалась Минако, с легким весельем глядящая на то, как Виктор сонно потирает глаза и пытается вспомнить, где находится. Каким-то образом он уже не сидел рядом с Юри, а лежал на его бедрах, как на подушке. Шелки все еще спал, издавая короткие похрапывания, похожие на рычание. Виктору хотелось засмеяться — он помнил, что Юри издавал похожие звуки, когда они жили вместе, и почти забыл, какие они забавные. Минако кивнула медсестре, стоящей рядом с ней. — Им нужно проверить его перевязки, — сказала она прямо. Виктор скривился. — Надеюсь, я ему не навредил, — сказал он, с сожалением высвобождая ладонь из пальцев Юри. Шелки чуть нахмурился, и Виктор коротко сжал его пальцы и отошел. — Который час? — Половина девятого, — ответила Минако, — или, скорее, час, когда тебе пора идти домой и нормально выспаться. Виктор молча согласился, позволяя медсестре подойти к кровати, пока сами они с Минако вышли в коридор. — Как он? — спросила танцовщица, как только за ними закрылась дверь. Виктор огляделся, замечая, что в дневном свете, добавившемся к свету флуоресцентных ламп, все выглядит совсем по-другому, и пожал плечами. — Врачи оставят его здесь на шесть недель, чтобы сломанные кости срослись, — сказал он. Минако выдохнула. — Мари мне рассказала, — ответила она. — Он хотя бы просыпался, или? — Ненадолго, — произнес Виктор. Женщина замычала. — Я слышала о переливании. Ты не думаешь, он… — Не знаю, и я не спрашивал, — пожал плечами Виктор. — Ты здесь чтобы его проведать, так? — Нет, еще к кому-то пришла, — кисло сказала Минако. — Конечно же, да, и ты в больнице в качестве пациента не нужен, кстати. Так что давай, вали. Так Виктор и поступил, вернувшись домой, чтобы помыться и сменить одежду. Мари написала, что Маккачина забрали в «Ю-топию», так что он заглянул забрать своего пса. Маккачин чуть ли не завалил его, вылизывая лицо, и Хироко не переставала улыбаться, когда Виктор благодарил ее за то, что они присмотрели за псом. — Все в порядке! У нас все еще есть старые вещи Викчана, так что Макка тут был очень счастлив, — Хироко похлопала его по руке. — А тебе явно не повредит завтрак. Могу сделать для тебя что-нибудь, если хочешь. Виктор улыбнулся. — Никогда не смогу отказаться от Вашей еды, — сказал он, и Хироко радостно раскраснелась и указала на норэн ресторана. Стол в части ресторана, где ели Кацуки, был превращен в котацу с тяжелым одеялом, и Маккачин тут же нырнул под него, высовывая из-под одеяла только хвост. Виктор тоже сел и усмехнулся, ощутив тепло стола на своих ногах. — Всегда хотел попробовать, — сказал он, и Хироко рассмеялась. — В наших комнатах стоит еще одно, — сказала она. — Юри раньше обожал засыпать под ними; приходилось будить его и напоминать идти в постель. Виктор усмехнулся, наблюдая, как Хироко исчезает на кухне и через несколько минут появляется с подносом завтрака. Он был относительно прост — вареный рис, мисо-суп, небольшой закрученный в рулет омлет, жареная макрель и немного натто. Виктор принялся за еду, а Хироко тихо сидела за столом напротив него, попивая чай и читая журнал на японском. — Я прочитал дневник, — произнес Виктор через какое-то время. Хироко отставила свою кружку и подняла на него теплые карие глаза. Пусть она и не была биологической матерью Юри, в нем все равно было столько от нее, что Виктор не мог не думать об этом. — Это хорошо, — произнесла она. — Не знаю, что там написано, но могу догадаться. — Как думаете, он захочет его вернуть? — Виктор съел кусочек омлета. Яйцо было чуть сладким. Ему нравилось. Хироко пожала плечами. — Уверен, он скажет, если захочет, чтобы ты его отдал, — сказала она. Виктор выдохнул. — Я не уверен, что заслужил это, — признал он. Хироко вытянула руку над столом и погладила его по предплечью. Виктор опустил взгляд, недоуменно приоткрывая рот. Однако когда их взгляды снова пересеклись, он увидел только понимание и любовь. — Есть две вещи, которыми Юри дорожит больше всего на свете, — тихо произнесла она, — и это его шкура и его дневник. Они часть его — шкура была с ним с того дня, как мы с Тошией нашли его, а в дневнике он прятал свои самые потаенные мысли даже от своих рассказов. Мало кто знает об этом дневнике, Викчан, как мало кто знает его секрет или владеет его сердцем. Виктор сглотнул. — Чем дольше я читал те записи, тем меньше ощущал, что имею хоть какое-то право на его сердце, — признался он, бессознательно зарываясь пальцами в мех Маккачина. Пес прижался к его колену под столом, и Виктор вздохнул. — Он любил меня и мои слова так долго, что я представить не могу, как было ужасно для него быть преданным своим идолом. Он постоянно говорил, что он никогда не подпускал никого близко, боясь, что они используют его секрет против него же, и я только доказал его правоту. Хироко подняла бровь. — Что именно ты сделал? — спросила она, хотя у Виктора было чувство, что она знает. Должно быть, Мари рассказала все, как только он признался. Он опустил взгляд на свой завтрак, не в силах смотреть ей в глаза. — Я взял его шкуру и спрятал ее, — произнес он. Она кивнула. — И все же, когда он пришел ко мне перед тем, как отправиться в море, он сказал отдать тебе его личный дневник, самую дорогую его сердцу вещь. Он хотел оставить его у тебя, чтобы ты мог лучше понять его. Виктор ощутил жжение в глазах. — Я не заслуживаю этого, — сказал он. — Я позволил тоске по морю уничтожить его, потому что я был слаб, и труслив, и слишком боялся его потерять. — Но ты любишь его, — задумчиво сказала Хироко, складывая руки на груди и проницательно глядя на него из-за очков. — Больше жизни, — согласился Виктор. Хироко глубоко вдохнула. — Нам было сложно принять его длительное отсутствие из-за твоих глупых действий, — произнесла она через какое-то время. — Но мы поняли, что ты исходил из любви, пусть и ошибался. Мы не можем винить тебя за это. А теперь благодаря тебе он вернулся. Виктор принялся за мисо-суп, потому что понятия не имел, что на такое ответить. Хироко пила чай, ее карие глаза сверкали. Довольный Маккачин бил хвостом по полу с равными промежутками времени. — Но я все равно уезжаю, — сказал Виктор через несколько минут. Хироко кивнула. — Знаю, — произнесла она. — Тебе стоит самому сказать ему об этом. Виктор улыбнулся. — Он этого заслуживает, — согласился он и молча доел свой завтрак. Когда они с Маккачином направились домой после завтрака, на улице было холодно и ветрено, несмотря на то, что было уже позднее утро. Виктор не хотел задерживаться на холоде; он уже скучал по теплу котацу «Ю-топии». Маккачин тоже не мог успокоиться всю дорогу вверх по прибрежной тропе, и замотал хвостом, когда они дошли до лестницы на малый пляж. Виктор поглядел вниз, на песок, где двадцать четыре часа назад он обнаружил Кацудона, лежащего на пороге смерти, и ощутил, как желудок слегка скручивает. — Хочешь сходить увидеть Кацудона? — спросил он. Маккачин согласно гавкнул. Виктор рассмеялся. — Может, в следующий раз, — предложил он. — Сегодня нам надо закончить собираться, — несмотря на то, что компания-перевозчик забирала коробки, оставалось собрать чемоданы, которые Виктор планировал взять с собой, и постирать вещи. Поэтому весь день Виктор посвятил именно этому, слоняясь по дому и доделывая последние дела, пока Маккачин занимался жеванием игрушки под кухонным столом. — Надо будет раздобыть себе этот греющий столик, когда будем в Петербурге, а? — спросил Виктор Маккачина, когда проходил мимо кухни с корзиной только что постиранных вещей, которые нужно было развесить в гостиной. Маккачин согласно гавкнул. Виктор усмехнулся, направляясь в гостиную, чтобы натянуть бельевую веревку и заняться вещами. Было так странно думать о том, что он в последний раз занимается этим в коттедже. Он надеялся, по крайней мере, в то же время в прошлом году, что его временная остановка в Торвилль Коув растянется во что-то более продолжительное, и женщина, сдающая ему коттедж, надеялась на то же. Но карты легли так, как легли, и теперь он собирается домой, пусть часть его уже начала сомневаться в правильности решения. «Но ты любишь его». «Больше жизни». Виктор ощутил, как дыхание становится поверхностным, а сердцебиение ускоряется, и неожиданно его затопил поток чувств, которые он пытался запрятать подальше в месяцы без Юри. Теперь он просто бессильно стоял в центре гостиной с парой носков в руках, с разумом, выходящим из-под контроля под давлением всего, что осталось невысказанным — всего, что ему все еще нужно было сказать. Ему нужно увидеть его снова. Ему нужно посмотреть Юри в глаза, извинится и попрощаться. Просто держать его руку и быть рядом — недостаточно. Но даже просто подобрать слова извинения казалось невероятно тяжело, когда сказать хотелось столько всего, а времени на это было совершенно недостаточно. Поэтому, вздохнув, Виктор повесил свои носки и постарался успокоить биение сердца.______________________________
[https://i.imgur.com/7d2LJak.png] Виктор Никифоров @v-nikiforov Собрался в #санктпетербург! Все выглядит опустевшим:( #торвиллькоув [https://i.imgur.com/nGIVS0Y.png] Виктор Никифоров @v-nikiforov Макка не хочет уезжать #торвиллькоув [https://i.imgur.com/pdBukWS.png] Виктор Никифоров @v-nikiforov #торвиллькоув #мысторвилля [https://i.imgur.com/j07BeGC.png] Виктор Никифоров @v-nikiforov Мы танцевали всю ночь напролет #торвиллькоув #пирсторвиллькоув [https://i.imgur.com/5dExtUZ.png] Виктор Никифоров @v-nikiforov Вспоминаю хорошие времена <3 <3 <3______________________________
На следующее утро перед тем, как пойти в больницу, Виктор дошел до флориста и купил букет розовых камелий. В этот раз Маккачин поехал с ним и восторженно выглядывал из окна на город, проносящийся мимо. В больницу Маккачина не пустили, возможно, потому что Виктор не выдрессировал пуделя достаточно для того, чтобы выдать его за служебную собаку. Поэтому Виктор написал в чат о своем затруднительном положении и к своему удивлению узнал, что Пхичит сейчас в больнице. Таиландец встретил его в приемной через несколько минут, появившись вместе с семьей Кацуки. — Викчан! — воскликнула Хироко, когда увидела его. — Слышала, тебе нужна помощь с Маккой? — Да, его не пускают в больницу, — ответил Виктор, слегка задвигая цветы за спину. Хироко взмахнула рукой. — Ох, но Юри с радостью повидал бы Макку, — вздохнула она. — Он очень расстроится, что не сможет. Внутри Виктора все дрогнуло. — Он не спит? — просил он. — Когда как, — влезла Мари. — Так что, когда придешь, не факт, что он будет в сознании. Виктор выдохнул, показывая, что понимает, а затем поглядел на Маккачина. — Ты же не против пойти с семьей Юри? — спросил он ободряюще. Маккачин замахал хвостом, и Виктор, передав поводок Хироко, присел погладить пса. — Зайду за тобой позже, ладно? Маккачин гавкнул. Виктор улыбнулся Хироко и слегка поклонился, а затем последовал за Пхичитом по коридору в палату Юри. Юри спал, лежа на нескольких подушках и укрытый одеялом. Виктор заметил тюленью шкуру, лежащую в изножье кровати. Пхичит лишь коротко глянул на нее, присаживаясь, и Виктор задумался, знает ли теперь Пхичит секрет Юри. Он оглядел палату. — Как думаешь, медсестра убьет меня, если я вызову ее и спрошу, может ли она принести вазу? — спросил он, отчасти чтобы нарушить неловкую тишину палаты. Пхичит чуть хохотнул. — Может, будет лучше, если ты выйдешь и спросишь ее, — предложил он, и Виктор решил так и поступить. Медсестра вынесла вазу из комнат отдыха и помогла набрать воду. Камелии, поставленные на столик рядом с Юри, казались всплеском розового на фоне палаты, и Виктор мельком пожалел, что Юри спит и не может их видеть. Какое-то время они оба молчали, наблюдая за различными пикающими мониторами рядом с кроватью. Юри не просыпался, только легкие морщинки между бровей выдавали его дискомфорт, и Виктору было жаль, что он не знает, как сгладить их. — Он не рассказал мне, где был, — через несколько минут сказал Пхичит, не отрывая взгляда от Юри. — Просто сказал, что «путешествовал». Я спросил, почему он не отвечал на сообщения, а он ответил, что с ним не было его телефона. Виктор замычал. — Он оставил телефон у меня. Сейчас он в «Ю-топии», как и остальные его вещи. — Значит, все решено, да? — спросил Пхичит. — Ты уезжаешь? Виктор кивнул. Пхичит вздохнул. — Очень жаль, — сказал он. — Еще и в то время, как Юри вернулся. — Ну, я не ожидал, что он это сделает. — Вы расстались? — Пхичит широко раскрыл глаза, переводя взгляд с него на дремлющего Юри с явным изумлением, написанном на лице. Виктор рассмеялся, качая головой. — Ну, настолько расстались, насколько об этом говорят его вещи, перевезенные обратно домой, и то, что я через пару дней улетаю в Петербург, — сказал он. Пхичит сощурился, глядя с откровенным недоверием. — Как по мне, весьма так расстались, — заметил он. — Ага, — вздохнул Виктор, — типа того. Но мы ни разу об этом не говорили, так что… Пхичит замычал. — Ну, думаю, его исчезновение на четыре с половиной месяца — вполне серьезное заявление, — протянул он. — Пожалуй, ты сделал все, что мог. — Я заслужил это, — сказал Виктор. Пхичит вскинул бровь. — Так вы все же поссорились. — Нет, но боль я ему причинил, — он не посмотрел на шкуру, но Пхичит все равно коротко глянул на нее, а затем перевел взгляд обратно. Воцарилась тишина, а затем Пхичит произнес: — У меня, типа, столько вопросов. Виктор приподнял брови. — Да? — спросил он. — Прошел слух, что Кацудон тоже объявился пару дней назад, — начал Пхичит, уже доставая телефон. — А за несколько дней до этого по сети распространилось вирусное видео с тюленем, на которого нападает касатка, и… — он повернул экран телефона к Виктору и запустил видео. Дыхание Виктора застыло в горле в ту секунду, как он увидел знакомого черного тюленя, выпрыгивающего из воды в попытках ускользнуть от своего черно-белого преследователя, но в результате только укушенного в бок и быстро утащенного под воду. Несколько секунд плеска — и голова тюленя появилась над водой на мгновение, а затем исчезла снова. — Ты думаешь, что это Кацудон, — сказал Виктор, хотя на видео тюлень получал такие же раны, какие были на теле Юри. Может, вселенная и любила совпадения, но Виктор крайне сомневался, что это тот случай. — Не знаю, — ответил Пхичит. — Не знаю, чему верить. Последнее появление Кацудона — по крайней мере то, о каком знаю я, — было сразу после Хэллоуина. После этого они с Юри исчезли с лица земли. Затем Юри объявился, и ходит слух, что и Кацудон вернулся тоже, но я нигде его не видел. Виктор сглотнул, незаметно переступая с ноги на ногу. Намеренно игнорируя шкуру в ногах Юри, он подошел и тоже сел рядом с Юри. Пхичит же не отрывал взгляда от разложенной шкуры, словно пытаясь сложить два и два. — Знаешь, я ведь никогда не видел этих двоих вместе, — произнес он задумчиво. — Кого, Юри и Кацудона? — Ты знал об этом? — спросил Пхичит. Виктор моргнул. — О чем? — спросил он. — Пожалуйста, — произнес Пхичит. — Не оскорбляй мои умственные способности, Виктор. Я знаю, что ты написал «Будь рядом» о Юри. — Я не особо это скрывал, — заметил Виктор. — Любовный интерес в истории был человеком, оборачивающимся в лебедя, — отозвался Пхичит. — Я не тупой, знаешь ли. Подсказки у меня прямо перед глазами. Улыбка Виктора была до жути фальшивой, и он подозревал, что Пхичит это знает. — Понятия не имею, о чем ты, — сказал он. Пхичит вздохнул. — Значит, ты знаешь. Виктор слегка сдвинулся. — Я не могу рассказывать тебе об этом, — Боже, он начинает звучать как семейство Кацуки. И он даже не уверен, хорошо это или плохо. Пхичит кивнул. — Да, наверное, — сказал он. — Почему Юри сам мне не рассказал? Я думал, мы друзья, — но это был скорее риторический вопрос, так что Виктор не стал отвечать. Пхичит продолжил: — В плане, наверное, он не рассказал, потому что он весь такой закрытый, а я один из тех, кто пишет «Потаенные секреты»… — он замолчал и вздохнул. — И все же хотелось бы, чтобы он больше в меня верил. — Может, если бы ты удалил пару видео из Инстаграма? — невинно поинтересовался Виктор. Пхичит задохнулся. — Он думал, что я укажу его в примечании к видео Кацудона, если он мне расскажет? — потребовал ответа он. Виктор пожал плечами. — Полагаю, эти вопросы стоит задавать ему, а не мне, — заметил он. Пхичит вздохнул и отложил телефон. — Да, наверное, — сказал он. — Прости. Уверен, у него были причины скрывать это от меня. Я просто… — он выдохнул и улыбнулся спящему Юри. — Мы так давно друг друга знаем, и я думал, что выяснил о нем все возможное, но потом появился ты, и вот… — он указал на постель. — Он никогда не перестанет удивлять нас, да? Виктор чуть усмехнулся. Раньше люди так говорили и о нем тоже. — Мне нравится в нем это, — сказал он, глядя на то, как солнечный свет играет на лице Юри. — Сколько бы я ни знал про него, всегда есть что-то новое, что я еще не обнаружил. — Ага, — с улыбкой отозвался Пхичит. Виктор задержался взглядом на руке Юри, вспоминая, как в прошлый раз тот отказывался отпускать его. Пальцы чуть дрогнули, и он заложил руки за спину, чтобы удержаться от желания коснуться. Сейчас он мог признать, что даже несмотря на дневник, Юри все равно будет для него загадкой, которую он не смог полностью разгадать. И, может, это неплохо. Он как океан — лишь пять процентов было открыто, и Виктор жалел лишь о том, что на остальное не было больше времени. От мыслей его отвлекла озорная улыбка на губах Пхичита. — Ну так, как он в постели? — спросил он с распутной ухмылкой. — Вот так, — ответил Виктор, кивая на лежащего Юри. Пхичит рассмеялся, и Виктор покачал головой. — Нет, он… Я не стану говорить. — О, да ладно. Ты, наверное, единственный человек в мире, который может ответить на этот вопрос, а мне жутко интересно. Виктор качнул головой. — Без комментариев, — сказал он. — Тогда, значит, просто придется подождать, пока ты издашь «Будь рядом», и выяснить все самому? Виктор неловко засмеялся, потирая шею. — Кстати, об этом, — начал он, и Пхичит раскрыл глаза шире. — Погоди, ты действительно ее не издашь? — спросил он. Виктор посмотрел на него с раскрытым ртом. — Откуда ты… — начал он, но со вздохом прервался. Пхичит, наверное, дружил со всей «Ю-топией», как-то так. Ему действительно не стоило недооценивать то, как далеко мог зайти этот парень в поисках новостей. Пхичит уперся рукой в подбородок и вздохнул. — Жалко, — сказал он, глядя на Юри. — Я очень надеялся почитать, как Юри украл твое сердце. Виктор усмехнулся. — Эту историю я предпочту оставить при себе, — заметил он, и они оба замолчали, наблюдая за тем, как вздымается и опускается грудь Юри. В полдень дверь в палату Юри снова открылась, и вошел Кристоф, тут же с драматичным вздохом упавший на ближайший стул. Он провел рукой по волосам, а затем поднял на них взгляд и спросил: — Еще раз: сколько людей одновременно может находиться в палате? — Вроде как три или четыре, — ответил Пхичит, пожимая плечами. Он достал свой телефон и быстро пролистал что-то. — Мари говорит, что четыре. — Класс, — Кристоф растянулся на стуле. Его взгляд на мгновение пересекся со взглядом Виктора, а затем он отвел глаза, чуть краснея. Виктор ощутил, как горят уши. Пхичит несколько секунд смотрел на них, хмурясь (потому что даже сам Господь Бог не смог бы утаить что-то от Пхичита Чуланонта, это точно). Но он не сказал ничего из того, о чем мог догадаться, и вместо этого повернулся к Юри, чьи веки опять подрагивали, как если бы ему что-то снилось. — Он вообще открывал глаза? — спросил Кристоф, облокачиваясь о кровать. — Ненадолго, — сказал Пхичит. — Кажется, иногда он просто притворяется спящим, чтобы не пришлось с нами общаться. Кристоф хохотнул. — Умно, — сказал он, коротко кидая взгляд на мониторы. — Так сможет услышать все те ужасные вещи, которые мы говорим о нем за его спиной. — Крис! — задохнулся Пхичит, притворяясь оскорбленным. — Ты говоришь о Юри за его спиной? — Разумеется, — с ухмылкой отозвался Крис. — Юри Кацуки — угроза для общества. Он слишком красивый и умеет танцевать танго. — Чудовищно, — согласился Пхичит. — А Виктор Никифоров даже не хочет говорить нам, насколько он хорош в горизонтальном танго. Воистину неуважение к сообществу. Виктор рассмеялся, замечая, что губы Юри тоже дернулись в едва заметной улыбке. Кристоф тоже глянул на него, его ореховые глаза чуточку сверкнули, и Виктор коротко улыбнулся, сразу же опуская взгляд на свои руки. Он почти что ощущал сверлящий его взгляд Кристофа; вина тут же сжала внутренности. Утром после их поцелуя он проснулся на диване с куда меньшим похмельем, чем ожидал, переоделся обратно в свою одежду и выскользнул из квартиры Кристофа, пока тот спал. После той ночи они об этом не заговаривали; Виктор тщательно избегал ситуаций, когда мог бы остаться с ним наедине, а Кристоф каждую их встречу был воплощением профессионализма. Но теперь, когда Виктор уезжал, отложенный разговор превратился в очередное незаконченное дело, о котором нужно было позаботиться до того, как Виктор двинется в Инвернесс. — Скоро вернусь, — сказал Виктор, поднимаясь и выходя из палаты в поисках ближайшего туалета. Сестра указала ему путь, и Виктор, дойдя, принялся мыть руки, пока дверь не открылась, и не вошел Крис. — Наконец-то, — произнес он, не глядя на Виктора и оборачиваясь к одному из писсуаров. Виктор смотрел ему в спину через зеркало, закрывая кран и стряхивая воду с рук. — Прости, что ушел до того, как мы поговорили, — сказал он. Кристоф хохотнул. — Надо признаться, что я слегка расстроился. Поцеловал меня и сбежал. — Прости, — повторил Виктор. — У меня был сложный период. И я плохо лажу со сложными эмоциями. — Ты хотя бы признаешь это, — Кристоф закончил, смыл и направился к раковине. Виктор облокотился о стойку, глядя на отражение Кристофа, а не на него самого. — Ага, — вздохнул он. — Лучше поздно, чем никогда. Я не хотел уезжать, не обговорив это, но я не мог понять, как… Кристоф закрыл кран; из-за резкого движения Виктор прервался и поглядел на него. — Не надо, — сказал Кристоф, намеренно глядя исключительно на руки Виктора. — Не оправдывайся, Виктор; если бы ты правда хотел поговорить, ты бы меня нашел. Виктор ощерился. — Не говори так, как будто это так легко, Крис, — выплюнул он. На него тут же обратился холодный взгляд ореховых глаз. — Да ладно? — поинтересовался Кристоф. — Неужели правда так сложно сказать, что ты не можешь ответить на мои чувства из-за Юри? — Не в этом дело! — в его голосе было слишком много эмоций. Слишком много злобы, раздражения и боли. Поэтому он пару раз глубоко вздохнул и продолжил: — Когда ты пошел спать в ту ночь, я не знал, что делать. Я не знал, что чувствовать или как реагировать на то, что ты такой… такой джентльмен. И вот все слова, так долго сдерживаемые, лились из него, прорывая плотины его обычных фильтров. Ему и правда стоило поступить так уже несколько месяцев как. — Было бы легче, если бы я просто смог сбросить напряжение. Но ты был прав — ты не заслуживал быть заменой. Мне стало от этого только хуже. Поэтому я позвонил матери и спросил, можно ли мне вернуться. Когда он замолчал, Кристоф смотрел на него с раскрытым ртом. — Так ты уезжаешь из-за меня. — Нет, — сказал Виктор. — Просто ты стал последней каплей. Он увидел, как от этих слов злость исчезает из глаз Криса, сменяясь на странную угрюмую печаль. Кристоф кивнул, заводя руки за спину. — Прости, Виктор, — сказал он. — Я подозревал, что тебе плохо из-за Юри. Но я не осознавал, насколько. Виктор покачал головой. — Я плохо поступил с тобой. Ты заслуживаешь лучшего. Кристоф слабо рассмеялся. — Как я и говорил, мало кто рассердится, если их поцелует Виктор Никифоров. Мне просто жаль, что этого не случилось при лучших обстоятельствах. — Позволь мне загладить перед тобой вину, — предложил Виктор. Кристоф выгнул бровь, и Виктор рассмеялся. — Нет, я не стану снова тебя целовать, — предупредил он. — Черт, — сказал Кристоф, драматично щелкая пальцами. — Но я могу накормить тебя завтра ужином. Какой твой любимый ресторан поблизости? Пригласим всех из чата и назовем это прощальной трапезой. Крис засмеялся. — Превосходно. Я приму такое извинение, но с условием, что ты просмотришь абсолютно все фотографии моей Джулии. И прокомментируешь каждое фото. Виктор усмехнулся. — Договорились, — сказал он. Они вместе вышли из уборной и вернулись в палату Юри. Пхичит читал ему инстаграмные посты, и глаза слушающего шелки сверкали. Он не пошевелился, когда вошел Виктор, но улыбка на его губах чуть угасла, и вина вновь сжала внутренности Виктора, когда он увидел, как Юри повернул голову к Пхичиту, вновь уделяя ему свое полное внимание. Кристоф коротко похлопал Виктора по руке и сел рядом с Пхичитом с сочувствием на лице, и Виктор вздохнул, потирая шею. То, что он хотел сказать Юри, предназначалось только для его ушей, так что ему придется подождать следующего раза. Очередное дело, которое нужно сделать перед отъездом, и почему-то какая-то часть его предпочла бы вернуться в уборную во время их ссоры с Кристофом. Вздохнув, он сел по другую сторону кровати и постарался не выглядеть расстроенным, когда Юри отодвинулся от него.______________________________
SHALLWESKATE: народ новости SHALLWESKATE: виктор зовет нас в ресторан завтра SHALLWESKATE: потому что завтра его последняя ночь в торвилле и он король драмы, который хочет назвать это прощальной трапезой dirtycocktail: место выбираю я! пойдем в собачий стиль в альтвегге ;) gh_kawaii: ооо! там нормально? dirtycocktail: там делают прекрасный кофе и сэндвичи dirtycocktail: хожу туда каждый раз, когда я в городе mila_b: я так понимаю, нам надо придумать, как туда добраться? sara-crispino: мы с микки можем тебя захватить! но тогда сможем взять еще только двоих SHALLWESKATE: нас с крисом подвезет виктор leooooo: @sara-crispino нас с гх надо подвезти yuripurrsetsky: с кем я SHALLWESKATE: наверн со мной и крисом yuripurrsetsky: в пизду, я пешком SHALLWESKATE: до альтвегга? ты меня убиваешь, малыш yuripurrsetsky: я тебя реально убью если ты еще раз назовешь меня малышом SHALLWESKATE: боже юра ты что мой аппендикс SHALLWESKATE: потому что ты такой экстра leooooo: ОООООООООООООООО ЖЕСТКО gh_kawaii: лололол yuripurrsetsky: (ノಠ益ಠ)ノ彡┻━┻ SHALLWESKATE: @yuripurrsetsky мы с крисом и виктором заедем за тобой на маяк к пяти, так что ты либо с нами, либо в дураках yuripurrsetsky: угх ладн______________________________
До этого Виктор ни разу не был в соседнем городе Альтвегге, и он начинал жалеть, что не съездил туда раньше. Небо начинало темнеть, когда его кабриолет свернул в город, который выглядел как более маленький, тихий и далекий от моря Торвилль Коув. — Сверни налево на Таулер Грин, — сказал Кристоф, указывая на парк, растянувшийся по левую сторону. Фонари уже загорались, заливая город мягким теплым светом, контрастирующим с удлиняющимися сумеречными тенями. — Он на улице Мартина. Парковки рядом нет, так что придется парковаться по счётчику — у тебя есть мелочь, да? — Наверное, — сказал Виктор, махая в сторону бардачка слева от него. — У меня где-то там есть кошелек с мелочью. Они свернули в конце парка на улицу Мартина и ехали вперед, пока Виктор не заметил весло в форме собаки со словами «Собачий стиль». К сожалению, на бесплатной парковке рядом с рестораном мест не было, так что им пришлось проехать дальше, припарковаться и вернуться, спрятавшись за воротниками от холода мартовского вечера. Маккачин натянул поводок, явно учуяв аромат выпекающегося хлеба, доносящийся из маленького ресторанчика. — Я позвонил и заказал стол на девятерых, — сказал Кристоф. — Георгий же точно не придет? — Он сказал, что ужинает с кем-то, — тут же сообщил Пхичит. — Мила от этого в восторге. — Ооо, свидание? — спросил Кристоф. — Полагаю, да, — отозвался Пхичит. — Рад за него, — сказал Виктор, стараясь не думать о Юри, спящем в своей палате. Стоящий рядом с ним Юра запихнул руки в карманы своей леопардовой куртки и пнул носком ботинка тротуар. Когда они вошли, Мила, Сара, Микки, Гуанг-Хонг и Лео, которые добирались от колледжа, уже ждали их за столом. Они расселись, и Виктор открыл меню, чтобы изучить его. — Кристоф, ты сказал, что это твой любимый ресторан в Альтвегге. Что посоветуешь? — спросил он. Кристоф нагнулся к нему и указал на пару блюд. — Отбивная в собственном соку хороша, — сказал он. Виктор замычал и кивнул. — А что насчет курицы в соусе песто? — поинтересовался он. — Тоже неплоха, — согласился Кристоф. — Скажу честно, что ни закажешь тут — не прогадаешь. Официант подошел уточнить их заказы через минуту. Как только все выбрали еду, стол погрузился в тихие разговоры. Виктор коснулся сидящего под столом Маккачина, и тот положил голову ему на колени. — Ты заказал ему их блюдо для собак? — спросил Кристоф. Виктор кивнул, почесывая Маккачина под подбородком. — Иначе он бы ни за что не дал мне спокойно поесть, — сказал он и послал Маккачину пару воздушных поцелуев, а тот согласно гавкнул. Виктор усмехнулся; Пхичит сделал фото. Это напомнило Кристофу достать телефон и выполнить обещание показать фотографии своей кошки, Джулии. Виктор ожидал увидеть где-то фотографий двадцать; к его ужасу, Кристоф открыл альбом с 384 изображениями. А затем еще один, в котором было 163 сохраненных снэпчата. А Виктор думал, что это он любит фотографировать Маккачина. Виктор позволил голосу Кристофа отвлечь и омыть себя: Кристоф говорил о спиралях Фибоначчи и романтической живописи, о правиле третей и перспективе. Каждая фотография была произведением искусства, и их было столько, что они сливались в голове Виктора. А учитывая, что все остальные тоже слушали, Кристоф рассказывал все больше и больше нелепых историй о своей кошке. Он прервался, когда официант принес еду, но почти как только он ушел, Кристоф продолжил дальше. Виктор знал, что отчасти это наказание, но было что-то очаровательное в том, как Крис рассказывал о злоключениях Джулии. Пусть некоторые звучали слишком странными, чтобы быть правдой, Виктор все равно слушал с удовольствием. Наконец, однако, Кристоф дошел до последних фотографий, снятых в приюте, откуда он забрал ее всего через несколько недель после приезда в Торвилль. В своей клетке она выглядела слегка недовольной; Виктор улыбнулся тому, как изменилась она, живя у Криса. Вечер выходил хорошим во всех смыслах — вокруг царил смех, слышались разговоры, сидели друзья. Виктор не знал, как все к этому пришло; раньше у него никогда не получалось настолько сдружиться с кем-то, даже когда он жил в Петербурге. Он выпивал с одногруппниками, с коллегами, крутил романы с разными людьми разного пола. Он даже состоял в длительных отношениях с Алексеем, моделью нижнего белья, которые протянулись почти через все студенческие годы. Но ему всегда было одиноко, он был далек от окружавших его людей. — Что будешь делать со своей машиной, Виктор? — поинтересовалась Сара. Виктор оторвал взгляд от своего наполовину съеденного сэндвича и пожал плечами. — Не знаю, но, скорее всего, в Россию я ее не заберу, — сказал он со смехом. — Там ездят по правой стороне. — Ты водишь в России? — спросила Мила, вскидывая бровь. — Гипотетически могу, — пожимая плечами, ответил Виктор. — Предпочитаю общественный транспорт. — Да, тут с общественным транспортом все плохо, — сказал Пхичит. — Но хотя бы автобусы есть, хотя они в основном принадлежат колледжу. — Есть муниципальный, который отходит от набережной Торвилль Коув и идет до колокольни Белиты, — сказала Сара. — И он останавливается и в Альтвегге тоже. — Ага, я на нем езжу до галереи, — отозвался Кристоф. — Жаль, что ты не попадешь на открытие, Виктор, до него всего пара недель. — Прости, не знал, что оно будет после того, как я уеду, — сказал Виктор спокойно. — Я увижу все заранее для «Вестника», — с ухмылкой сказал Пхичит. — У него есть классные фотографии Кацудона. — Я все еще уверен, что видел его в Ла-Хойе, — добавил Гуанг-Хонг. — Я скучаю по Кацудону. На минуту воцарилось молчание. Виктор вспомнил о шкуре, лежащей в ногах Юри, и о том, что он, возможно, никогда больше не сможет обернуться из-за переливания крови. Молча он сосчитал удары сердца, а затем улыбнулся. — Уверен, Кацудон скоро вернется, — сказал он. — Юри уже вернулся, и, хотя я никогда его больше не увижу, я точно знаю, что твое желание тоже исполнится. Он проигнорировал взгляд, который кинул на него Пхичит, и взял маленькое меню с десертами. — Так что, кто-нибудь хочет десерт? Я угощаю. Они сошлись на том, чтобы купить несколько печений с мороженым, а затем Виктор оплатил счет, и все стали собираться на выход. Маккачин, которому явно понравился его ужин (маленький сэндвич для собак и немного свежих фруктов), потому что миска была вылизана дочиста, первым вышел в холод мартовской ночи и забрался в машину Виктора. — Знаешь, — произнес Виктор, тоже садясь и наблюдая за тем, как Пхичит с Юрой и Маккачином устраиваются сзади, а Кристоф забирается на соседнее с ним пассажирское сиденье, — если ты хочешь приглядеть за моей машиной, Кристоф… Его прервал короткий вдох и колючий поцелуй в щеку. — Это было бы чудесно, — восхитился тот. — Я уже давно раздумывал, не купить ли машину, потому что меня постоянно подвозила Сара, когда мне нужно было что-то снять, но — да. С удовольствием заберу у тебя машину. — Значит, решено, — отозвался Виктор, выруливая на дорогу. — Я, наверное, еще раз навещу Юри, так что оставлю ее тебе на стоянке у больницы. — Тогда как ты доберешься до аэропорта? — спросил Пхичит, когда Виктор свернул на центральную улицу, ведущую из города. Тот постучал пальцами по рулю. — Вызову такси, — ответил он. — Зачем? — спросил Юра. — Мой дедушка может тебя забрать. Я его попрошу. — Не хотелось бы навязываться, — сказал Виктор. — Он забирал Беку из аэропорта в Рождество, помнишь? — Юра уже печатал что-то в телефоне. — Он не часто ездит в Инвернесс, но я знаю, что он может. — Ну, если он согласится, передай ему от меня спасибо, — сказал Виктор, и они свернули на шоссе, ведущее обратно в Торвилль Коув. Как они и договаривались, он высадил Пхичита с Кристофом у набережной, а Юру у маяка. Затем он развернулся и вернулся в коттедж, сказав Маккачину оставаться в машине, пока сам пошел в дом за сумками. Он готовился к этому. Он разобрался со всеми делами по дому, выкинул остатки еды и мусор. Сейчас он прошел по всем комнатам, проверяя, все ли в порядке, а затем взял свои чемоданы, закинул на плечо рюкзак и вышел через парадную дверь. Заднюю дверь он запер этим утром. Теперь он запер и парадную и кинул ключ в один из горшков рядом с ближайшим окном, как ему сказала сделать хозяйка дома. Его чемоданы издавали шуршащий звук, пока он вез их по дорожке, через ворота и к машине. До больницы он доехал в тишине. Виктор выключил радио, как только довез Юру, и тишина заполнила опустевший кабриолет. Он закрыл крышу и поднял окна, и Маккачин ткнулся носом в стекло, затуманивая его своим ровным дыханием. Они припарковались на стоянке, и Виктор, забрав чемоданы и Маккачина, направился в больницу. В это время ночи коридор был относительно тих и темен, большинство работников ушли по домам, за исключением тех, у кого была ночная смена. Дежурящий медбрат кинул на него странный взгляд, когда Виктор приблизился к нему. — У вас же не служебная собака, да? — спросил он. Виктор покачал головой. — Я могу объяснить, — сказал он. — Нет, — произнес медбрат. — Мы не можем пустить в палату с собакой. Или с таким количеством багажа. Виктор вздохнул. — Это я тоже могу объяснить, — сказал он и подошел к столу с мольбой на лице. — Сегодня моя последняя ночь в Торвилле. В той палате спит любовь моей жизни, прикованный к постели, и я хочу провести ночь рядом с ним. Медбрат вскинул бровь. Виктор продолжил, добавляя в голос легкую нотку истерики. — Он любит этого пса больше всего на свете, понимаете? Уж определенно больше меня, это точно. И мы в последнее время не были рядом, так что он не видел пса несколько месяцев. А поскольку сегодня наша последняя ночь в городе, мне кажется, будет честно пустить его попрощаться. Медбрат вскинул вторую бровь. — А что с багажом? — спросил он. — Завтра утром я сразу же еду в аэропорт, — сказал Виктор. — Не вижу смысла возвращаться в свой съемный дом, если могу провести ночь с любимым. На лице медбрата проступила относительная мука, словно он изо всех сил пытался взвесить плюсы и минусы и решить, пускать Виктора в палату или нет. — Вы же не придумали все это, нет? — Неа, — отозвался Виктор. — История похвальная, но… черт, — мужчина покачал головой. — Что вы сделаете, если я вам откажу? — Надеюсь, не откажете, — отозвался Виктор. — Прошу. Это наша последняя ночь, клянусь. Медбрат вздохнул. — Ладно, — сказал он, и Виктор практически проскочил оставшийся путь до палаты Юри. Юри спал, когда Виктор вошел — лунный свет, проникающий в окно, мерцал на его лице серебром. Он был прекрасен, как и всегда, и Виктор со вздохом поставил чемоданы на пол и сел рядом с его постелью. Маккачин уперся передними лапами в кровать, тоже с любопытством глядя на Юри. — У него сломаны ступни и ребра, Макка, так что веди себя хорошо, — сказал Виктор. Неожиданно Юри двинулся. У Виктора подскочило сердце, когда он увидел, как тот приоткрыл глаз и поглядел на него. Он коротко улыбнулся, пусть даже Юри не отреагировал на это. — Я к тебе кое-кого привел, — сказал он. Маккачин залаял, и губы Юри наконец расплылись в улыбке. Он протянул руку и погладил Маккачина по голове, скользя пальцами между его коричневых кудряшек. Виктор опустился обратно в кресло, наблюдая за их воссоединением. Все внимание Юри занимал исключительно Маккачин, и в ответ на это на сердце Виктора потеплело. С каждым днем Юри выглядел все менее больным, хотя Виктор понимал, что Юри еще долго до выписки из больницы. Он тихонько вздохнул, и это привлекло внимание шелки. «Что ты здесь делаешь?» — жесты были чуть неуклюжими, чуть замедленными — должно быть, из-за морфина. — Я хотел провести последнюю ночь в Торвилль Коув с тобой, — сказал Виктор. «Ты уезжаешь?» Виктор кивнул. Юри моргнул и ничего больше не показал, словно пытаясь понять. Уголки его губ заметно опустились, и Виктор невольно ощутил, как ускоряется из-за этого сердцебиение. — Юри, я хочу тебе кое-что сказать, — сказал он. Юри поднял палец, останавливая его, и Виктор кивнул, глядя, как Юри сдвигается, чтобы дать Маккачину забраться на кровать. Шелки чуть поморщился, когда пудель врезался в его грудь, так что вместо этого тот улегся ему на колени. Нажав пару кнопок на кровати, Юри приподнял ее так, что теперь полусидел, и кивнул Виктору, чтобы он продолжал. Виктор вздохнул. — Я хотел извиниться за то, что украл твою шкуру, — сказал он. — Я не помню, как это сделал, но это не важно. Я был в ужасе от того, что потеряю тебя, но это тоже не важно. Я причинил тебе боль. И я сожалею об этом. Юри ничего не сказал, только безучастно продолжил поглаживать Маккачина. Виктор закусил губу и продолжил. — Я уезжаю из Торвилля, потому что думал, что ты не вернешься. Я не мог жить, зная, что останусь в памяти города как тот, из-за кого ты ушел. Не мог смотреть всем в глаза и думать о том, как предал их доброту, причинив тебе боль. Юри выдохнул и кивнул, все еще ничего не говоря. Но его руки замерли на шерсти Маккачина, и пудель, заснувший от поглаживаний Юри, всхрапнул и махнул хвостом. Виктор смотрел на игру света и тени на лице Юри, и у него привычно перехватило дыхание, когда он скользнул по линиям и изгибам красивого лица шелки. Он вновь запоминал лицо Юри, заново улавливая блеск в его глазах и незаметное мягкое сияние губ. Они такие же мягкие, как он помнит? Или они огрубели за проведенные в море месяцы? Он ощутил руку у себя на груди и осознал, что склонился, сам того не осознавая. Кашлянув, он выпрямился, ощущая, как горит лицо. — Прости, — сказал он, потирая шею. — Меня слегка унесло. Юри слабо ухмыльнулся. Сердце Виктора пропустило удар. — Эм. Так. У нас… — он прервался, чтобы достать телефон. Время приближалось к часу. — Девять часов до моего отлета в Санкт-Петербург. Я просто хотел попрощаться и извиниться, и я планировал ждать, пока ты проснешься, но раз уж я сказал большую часть того, что хотел, я думаю… что ж. Если ты меня ненавидишь и хочешь, чтобы я ушел — просто скажи. И я уйду. Конечно, я все равно собирался уйти утром, но… «Бессвязно говоришь», — показал Юри. — Могу заткнуться, — предложил Виктор. «Все в порядке, — Юри улыбнулся. — Мне нравится слушать твой голос». Виктор засмеялся, ощущая, как дыхание сбивается от одного взгляда на губы Юри. — Я скучал, — признал он. — Я знаю, что заслужил это, это твое исчезновение в море на месяцы, но я все равно скучал по тебе. «Я скучал по дому», — показал Юри. Виктор выдохнул. — Что ты там делал? Где был? Юри покачал головой. «Долгая история», — показал он. — У нас есть девять часов. «Я устал». — Тогда да, — сдался Виктор. Его улыбка стала горестно-радостной, такой же, как и тоскливое выражение на лице Юри. — Хочешь поспать? Юри зевнул и кивнул, чуть ежась от неожиданного сквозняка из окна. Взгляд Виктора упал на шкуру в его ногах, а затем он поднял ее и передал в руки Юри. — Укрыть тебя? — спросил он. Юри кивнул, и Виктор накинул шкуру на его плечи. Она светилась в лунном свете — переливчато, волшебно. Юри зарылся в нее сильнее, его глаза сверкнули, когда он взглянул на Виктора, и тот ощутил, как сильнее забилось сердце, когда шелки высвободил руку из-под шкуры, протягивая открытую, приглашающую ладонь. Он взял Юри за руку, ощущая, как пальцы чуть сжались. Может, это было прощение, может, вызванное лекарствами дружелюбие. Но все эмоции Юри были написаны на его лице; среди них была печаль, было сожаление. Но был среди них и тот ошеломляюще знакомый мягкий взгляд, которым он смотрел на Виктора раньше — тот, который, как считал Виктор, говорил «Я люблю тебя» лучше, чем все слова мира вместе взятые. «Будь со мной», — вывел Юри пальцем на тыльной стороне ладони Виктора. — Всегда, — ответил тот и уложил голову на поручень кровати, смотря на закрытые глаза засыпающего Юри.______________________________
Фрагмент обложки первого мини-альбома Лео де ла Иглесиа, «Инфракрасный»: «Моей потерянной любви» на основе традиционной народной песни Моей любви, потерянной в волнах Клянусь, я с каждым днем люблю сильней И с каждым днем, прошедшим без тебя Молю на берег наш вернуться поскорей Любовь моя носил злато кольцо Сверкающее в черных волосах И темные глаза были таинственней Пещер бездонных в глубине морей Мы танцевали день, любили мы всю ночь Под ликом звезд, у глади у морской Но лето кончилось, любимый мой Вернулся и покинул так меня Но по сей день, я знаю, милый мой Отыщет путь назад к моему сердцу Он будет рядом со златым кольцом И лишь затем, едины, мы уйдем Моей любви, потерянной в волнах Клянусь, я с каждым днем люблю сильней И с каждым днем, прошедшим без тебя Молю на берег наш вернуться поскорей______________________________
Виктора разбудила вибрация телефона в кармане. Достав его, он осознал, что ему звонит Николай. Юри все еще спал на своей кровати, его грудь мягко вздымалась и опускалась. Когда-то среди ночи голова Виктора соскользнула с поручня и оказалась на самой кровати рядом с ногами Юри, в сантиметрах от дремлющего пуделя. Маккачин приоткрыл глаза, когда Виктор принял звонок, поднося телефон к уху. — Да? — спросил он. — Уже половина десятого, — произнес Николай. — Я заберу тебя в Инвернесс через пятнадцать минут. Виктор поднял брови. — Мы поедем так рано? — спросил он. — Во сколько у тебя самолет? — спросил Николай хрипло. — В пятнадцать минут второго, — ответил Виктор. — Тогда приеду за тобой через полчаса, — поправился Николай. — Ты в больнице? — Ага, — отозвался Виктор. — Спасибо за это, кстати. — Не за что. Увидимся через полчаса, — Николай повесил трубку. Виктор вздохнул, убирая телефон, и снова поглядел на Юри. Он все еще держал Юри за руку; от ощущения кожи на коже по позвоночнику бежали мурашки. Тихо и мягко он высвободил руку из хватки Юри. Тот чуть двинулся во сне, но, судя по всему, не проснулся. Виктор склонился над поручнем кровати, наблюдая за тем, как от солнечного света на его скулах выступает теплый румянец. Сейчас сильнее, чем прежде, он хотел бросить все и пропустить самолет. В конце концов, он в жизни совершал вещи и глупее, и, кажется, Юри простил его за то, что он сделал. Но часть него все еще была уверена, что мягкость Юри к нему была продиктована лекарствами, что это было лишь затишье перед бурей. Как только действие морфина пропадет, никто не знает, как поведет себя Юри. Он может вовсе не захотеть, чтобы Виктор остался. Нет, это его шанс распрощаться с Торвилль Коув на счастливой ноте. Солнечный свет выхватывал пылинки, танцующие по комнате, и они сверкали, отчего лицо Юри сияло той внеземной красотой, которую Виктор так прекрасно помнил. Он был как Спящая Красавица, ожидающая поцелуй истинной любви — но в этот раз Виктор знал, что не может быть принцем. — Ты ужасно не вовремя. Я уже почти начал пытаться забыть тебя, и тут ты возвращаешься в мою жизнь, — пробормотал он тоскливо, одной рукой касаясь пряди волос Юри, убирая ее с его лица. В ответ на это губы у того изогнулись, и Виктор усмехнулся. — Хватит притворяться спящим, Юри, никого ты не проведешь. Юри приоткрыл глаза и вскинул бровь. Виктор улыбнулся так широко, что заболели щеки, и чуть задержал ладонь на лице Юри. Тот повернул голову, коротко прижимаясь губами к запястью, и по спине Виктора побежали мурашки. — Любовь к тебе меня в могилу сведет, — заметил он, и Юри улыбнулся шире. Неожиданно в дверь постучали, и Виктор убрал руку, когда она открылась и появился Николай Плисецкий. Виктор моментально подскочил на ноги, и сердце Виктора дрогнуло от того, как быстро исчезла улыбка Юри. Николай коротко взглянул на них, а затем подошел к багажу Виктора и взял один из чемоданов. — Пошли, — сказал он мрачно. — До Инвернесса путь не близкий. Виктор сглотнул, оборачиваясь к Юри, чьи глаза сверкнули какой-то незнакомой мольбой. Шелки коротко провел ладонью по шерсти Маккачина, а затем пудель соскочил с кровати и последовал за Николаем к двери. Глаза Юри наполнились слезами. От взгляда на них сердце Виктора заболело, но он взял себя в руки. — Прости, Юри, мне нужно успеть на самолет, — сказал он. «Когда ты вернешься?» — спросил Юри. Виктор покачал головой. — Не знаю, — признался он. Слеза скатилась по щеке Юри. Сердце Виктора в который уже раз разлетелось на осколки. — Прости, — повторил он и добавил: — Я люблю тебя. Юри быстро сморгнул — его слезы посверкивали, как драгоценные камушки. При виде этого осколки сердца Виктора впились в его грудь, и он склонился и прижался губами ко лбу шелки. — Береги себя, — сказал он и приобнял Юри, а затем отошел, схватил чемоданы и направился к выходу из палаты. Он услышал за собой громкий всхлип, но не обернулся, переступая порог. Он не был уверен, что его сердце выдержит, если он все же обернется. Виктор оставил ключи от машины в приемной, сказав отдать их Кристофу Джакометти (которого он описал во всей его красе). Оттуда он в тишине добрался до машины Николая. Едва все вещи оказались в багажнике, а Маккачин на заднем сиденье, Виктор залез на место пассажира и захлопнул дверь со странным ощущением окончательности. Николай выехал с парковки, и Виктор смотрел на больницу, исчезающую в зеркале заднего вида. На Маркет-стрит этим утром было относительно много народа — туристы прибывали в город на Пасху. В воздухе уже пахло весной, пусть вода и была до сих пор по-зимнему холодной. Они заехали слишком далеко, чтобы Виктор различал знакомые места, но он заметил Гуанг-Хонга, едущего на велосипеде в книжный, и помахал ему рукой. Вскоре они выехали на развязку, к знаку, приветствующему людей на въезде в Торвилль Коув. Виктор смотрел на то, как он мелькает мимо, а затем смотрел на него и на город, уменьшающийся в окне заднего вида, пока они не превратились в далекие размытые пятнышки на длинной шотландской дороге.