______________________________
Если Юри и был уверен в чем-то в этом мире, то время сейчас в этот список не входило. Оно накатывало и утекало от него, как прилив, постоянно выскальзывало из пальцев, когда он пытался за него ухватиться. Он бросил попытки отсчитывать его по циклам собственного сна — из-за морфина он спал куда больше обычного. В один день медсестры сменили морфин на викодин, или по крайней мере сказали так. После этого все слегка прояснилось, но едва-едва. Боль в ступнях и ребрах отдавалась тупой пульсацией где-то на краю сознания, и ее было легко игнорировать, если сосредоточиться на чем-то еще. Но проблема была в том, что он не мог долго фокусировать внимание на чем-то одном — один раз он пытался читать «Вестник» и один и тот же заголовок прочитал раз десять, так и не уловив, о чем же шла речь. Что-то о коровах МакДугласа, вломившихся в булочную, или о «Магазине Неколя», запускающем новую службу доставки. Он не особо понимал, что к чему относится; может, коровы вломились в «Магазин Неколя». Не в первый раз, в самом-то деле. Лица навещавших его людей были знакомы, но каждый раз у него занимало пару минут вспомнить, кто именно с ним говорит. И почти всегда он улыбался; люди постоянно разговаривали с ним или между собой, так что вряд ли они ожидали ответа. И все равно руки у него обычно были словно свинец, так что он редко хоть как-то отзывался. Даже до морфина и викодина он никогда не был особо уверен в реальности. Зачастую его разум витал где-то в облаках, прокручивая наихудшие события того, что происходило в его жизни. Пожалуй, когда-то это было способом самозащиты, но теперь это, скорее, мешало ему, чем помогало. И он правда не понимал, как он, несмотря даже на такой свой блок, вызывал у своего любимого автора желание посмотреть на него второй раз, не то что уж влюбиться. Отчасти он до сих пор был уверен, что все это очень длинный, очень красочный сон. А теперь Виктор Никифоров больше не появляется в этих снах, и Юри все больше обеспокоен. Его руку все еще чуточку покалывает от одного из недавних снов, когда Виктор ворвался в палату с Маккачином и провел ночь у его постели. Он не помнил, что ему говорили или что говорил он (если вообще говорил хоть что-то), но среди этого явно должно было быть объяснение тому, почему Виктор больше не появляется? Они поссорились из-за шкуры или из-за чего-то еще? Он наконец прогнал мужчину? Юри помассировал виски. Попытался глубоко вздохнуть, как учила медсестра, но за все старания получил только резкую боль в легких. Он поглядел на Юко Нишигори (кажется?), сидящую у его постели с открытой книгой в руках. Он не знал, как она вообще тут оказалась. Может, он снова спит. «Что мы делаем?» — спросил Юри. Юко замолчала, увидев его жесты, хмурясь, словно пытаясь вспомнить, что они означают. — Я читаю тебе, — сказала она. «Когда ты пришла?» — поинтересовался он. — Я тут уже несколько часов, — заметила Юко. В ее голосе было терпение и понимание. Такое уже происходило? Юри спросил ее об этом, и она рассмеялась. — Ага. Это, наверное, викодин, так что не беспокойся. Мир вокруг чуть кружился, и Юри тяжело откинулся на подушки, прижимая руки ко лбу, чтобы остановить кружение хотя бы ненадолго. — Юри? — услышал он оклик Юко. — Оставить тебя одного? Юри покачал головой. Исступленно он подумал о Викторе — об одеколоне Виктора, улыбке Виктора, тепле руки Виктора в его руке. «Виктор», — показал он. Он не открывал глаз, но продолжал повторять жестовое имя, придуманное им во время их третьего совместного похода в потаенную бухточку. Улыбка-сердце. Где улыбка-сердце? Юко прикусила губу и поерзала на кресле — ее лицо застыло, словно он поймал ее на месте преступления. — Юри, что ты помнишь о прошлой неделе? — спросила она. Юри нахмурился. «Я помню Виктора, — показал он, массируя виски в надежде, что всплывут еще воспоминания. — Я помню, что держал его за руку. Он уснул, уложив голову мне на колени», — Виктор был теплым, улыбался, но выглядел так, словно не спал и не мылся несколько дней. Под его глазами были тени, на щеках и подбородке — едва заметная щетина. Он смотрел на Юри, широко раскрыв глаза, словно не был уверен, что Юри полностью с ним. Может, так ощущают себя призраки, когда люди на них смотрят. Юри было знакомо это чувство. Юко кивнула, опуская взгляд на книгу и пролистывая страницы. — Точно, — сказала она и глубоко вздохнула. Юри было смутно интересно, почему. Но ему не пришлось долго гадать. Юко сжала зубы, словно подготавливая себя к чему-то. Внутри Юри все сжалось от неприятного предчувствия. — Виктор уехал, — произнесла Юко, и неожиданно Юри ощутил себя так, словно ему вспороли живот. «Ушел?» — переспросил он, просто чтобы убедиться. Его дыхание участилось; сердце грохотало в груди. Комната кружилась снова, а может, она никогда и не переставала с того момента, как он осознал, что находится вокруг. Виктор ушел? Но почему? И когда? Юко вздохнула, и Юри понял, что, должно быть, спросил у нее что-то, сам того не заметив. — Он уехал на прошлой неделе, Юри, — сказала она. Юри ощутил, как немеют пальцы. Виктор ушел. Его руки бессильно лежали на коленях, и он тяжело откинулся на постель, пялясь в ужасную штукатурку на потолке своей больничной палаты. Когда свет успел стать таким ярким? Когда сердце в груди стало отзываться такой болью? Виктор ушел. Уехал на прошлой неделе, а Юри даже не смог попрощаться. — Тебе нужно больше викодина? — спросила Юко, и он слышал ее голос, словно находился под водой. Под водой. Его шкура укрывала его. Ему нужно было в море. Но он не мог плавать, пока было больно дышать и шевелить ногами. Он смутно ощутил, что кивает. Что такое викодин, еще раз? Пришедшая медсестра напомнила ему это новой дозой.______________________________
[https://i.imgur.com/09vL57U.png] Виктор Никифоров @v-nikiforov прилетел в #санктпетербург! [https://i.imgur.com/RANQ5fc.png] Виктор Никифоров @v-nikiforov в гостях хорошо, а дома лучше [https://i.imgur.com/ExCYkU9.png] Виктор Никифоров @v-nikiforov #vkusno [https://i.imgur.com/9Q3ZCNt.png] Виктор Никифоров @v-nikiforov расслабляюсь______________________________
Вдох. Не дышать. Не дышать. Выдох. Вдох. Не дышать. Не дышать. Выдох. На выдохе — легкое болезненное покалывание в ребрах. Медсестра наблюдает за ним. Вдох. Не дышать. Не дышать. Выдох. Двери открылись, и вошла Минако, скользнувшая в кресло у его постели. Медсестра разрешила ему прекратить упражнение. Царапанье карандаша по бумаге его медкарты казалось слишком громким. — Как ты, Юри? — спросила Минако, когда медсестра вышла. Вдох. Выдох. Юри осторожно прижал палец к ребрам. Вдох. Выдох. «Могло быть и хуже», — ответил он, прислушиваясь к писку прибора, следящего за его сердцебиением. Сколько ударов прошло с момента ухода Виктора? — Врачи говорят, что ты идешь на поправку, — произнесла она. — Если все так и продолжится, то тебя могут выписать к началу мая. «Это хорошо», — Юри провел ладонью по тюленьей шкуре, обернутой вокруг его плеч, как плед. Медсестры не спрашивали о ней. Никто не спрашивал. Разве только Пхичит пару раз кидал на него странные взгляды, словно заново пытаясь узнать. Юри не знал, что чувствовать на этот счет. Комната снова накренилась, и он закрыл глаза. — Тебе нужно отдохнуть, Юри? — спросил голос Минако из темноты. Юри покачал головой. Это просто легкая дезориентация, ничего такого. Он открыл глаза — комната мягко пульсировала. Лицо Минако то появлялось перед глазами, то исчезало, и в ее глазах была очевидна тревога. Какое-то время Юри слушал стук своего сердца через пикающие приборы, а затем спросил: «Разве в баре сейчас не толпа?» У Минако ушло несколько секунд, чтобы понять жесты, и она нахмурилась. — Не… толпа? Ну, сейчас полдень, Юри. Юри нахмурился. А затем вспомнил, что среди дня в баре обычно не бывает людно. Минако погладила его по голове. — Все в порядке. Лекарства вряд ли улучшают сейчас твое состояние. Юри сморщил нос. Время все равно было расплывчатым. Вдох. Не дышать. Не дышать. Выдох. Может, только это и значит что-то теперь, когда Виктор ушел. Вдох… — Как ощущаешь себя после переливания? — вновь прорезал тишину голос Минако. Юри выдохнул и поглядел на нее, не совсем уверенный, что правильно расслышал. «Извини?» — переспросил он. — Переливание, — повторила она. — Ты потерял много крови во время нападения, поэтому тебе сделали переливание крови, — пауза. — Человеческой крови, — она изучала его лицо, словно ожидая увидеть какую-то реакцию. Возможно, кто-то ему уже говорил об этом, но он не мог вспомнить. Может, это был Виктор, или Мари, или медсестра… или все они… «И что?» — спросил он. — Как ты думаешь, это повлияет на твою способность оборачиваться? — спросила Минако. Юри вплел пальцы в шерсть своей шкуры и пожал плечами. «Увидим, когда мне можно будет плавать», — отозвался он. Минако вздохнула. — Так тебя это вообще не волнует? Юри снова пожал плечами. «А смысл?» — спросил он, машинально скользя пальцами по шерсти тюленьей шкуры. Может, дело было в викодине, но сейчас он правда не мог заставить себя беспокоиться о последствиях переливания крови. Зачем ему беспокоиться о чем-то, что он даже не сможет проверить до мая? — Ну, ты задумывался о том, что будешь делать, если не сможешь? — поинтересовалась Минако. Юри моргнул. Какой странный вопрос. И все же кто он, если не шелки? Ни человек, ни тюлень, вечно мечущийся между двумя сущностями. Вечно меняющийся, вечно в двух состояниях. Как прилив. Кем он будет, если не сможет оборачиваться? Очередным писателем, каких пруд пруди в англоязычном мире, пытающимся опубликовать книгу и не знающим, что делать со своей жизнью. Виктор пытался изменить это, пытался заставить его поверить в себя и в свои истории. Но где теперь Виктор? Ушел. Предатель. Он взял шкуру, но потом вернул ее, а теперь ушел, даже не извинившись и не объяснив ничего, словно это Юри причинил ему боль… Вдох. Свет в комнате был слишком ярким, а движения Минако — тягучее патоки. Ее губы шевелились, но все звуки почему-то искажались. Она позвала его по имени? Он слышал только грохот собственного сердца и соответственный писк мониторов. Показатели зашкаливают? Он не мог понять. — Юри! — Минако трясла его. Юри выдохнул и на мгновение мир раскололся. Минако погладила его руку, и прикосновение чуть успокоило хаос, кружащийся в его голове. — Ты в порядке? Вдох. Не дышать. Не дышать. Выдох. Юри кивнул. Он не хотел думать об этом сейчас, пока все еще больно дышать. Лицо Минако было полно извинения. Юри принял его. Вдох. Теперь она выпрямилась в своем кресле, повернувшись к двери. Выдох. Он не заметил, что кто-то стучал в дверь. Как он это упустил? Теперь она широко открылась и вошел Пхичит, раскрасневшийся от холода и стягивающий со своей шеи шарф. Минако смотрела на него с легкой опаской. Может, она обеспокоена, не услышал ли Пхичит их разговор об обращении? — Как думаешь, сможешь танцевать, когда тебя выпишут? — спросила она голосом чуть громче, чем необходимо. — Шесть недель лежания в постели без дела, скорее всего, скажутся на тебе! «Не с той едой, которую они тут подают», — заметил Юри вяло. Минако рассмеялась. — И все же моя студия всегда открыта для тебя, если не сможешь плавать, — мягко сказала она. Юри вспомнил множество своих походов туда и бесконечные свои проблемы с пируэтами, и то, как она всегда наблюдала за ним и поправляла его. Ее студия была одним из наземных убежищ, появившихся у него за все двадцать три — теперь уже двадцать четыре — года жизни в Торвилль Коув. И все же, в отличие от многих других убежищ, это он Виктору пока не показал. И, может, никогда уже не покажет. «Спасибо», — показал он ей. — Уверен, что не хочешь помочь нам с Челестино вести занятия для танцев на пляже? — добавила она, а ее глаза засверкали. — Мог бы помочь с ночью танго. «Я подумаю над этим, — ответил Юри. Минако поднялась. — Ты уходишь?» — спросил он. — Вам двоим стоит поболтать наедине, — пояснила она, пожимая плечами. — Да и у меня много работы. Скоро навещу тебя снова! Юри помахал ей на выходе. Как только дверь закрылась за ней с тихим щелчком, Пхичит ухмыльнулся. — Минако делает одновременно столько всего, что удивительно, как она справляется, — заметил он. Юри чуть усмехнулся, но тут же поморщился, когда ребра пронзило болью. На его просьбу Пхичит достал бумагу с ручкой, и он написал: «Возглавляет кафедру искусств колледжа, танцевальную школу и бар, — Юри сжал губы. — Не знаю, как она управляется». — Не удивительно, что она практически действующий алкоголик, — отозвался Пхичит, и Юри подавил фырканье. — Эй, я бы тоже столько пил, если бы пришлось за стольким следить! Юри усмехнулся. Главная разница между Пхичитом и Минако была в том, что Пхичит никогда не стал бы пить в одиночестве. Он уже хотел было сказать это, но тут глаза Пхичита мгновенно вспыхнули, словно он вспомнил о чем-то еще. — О, говоря об искусстве, ты будешь выступать на фестивале в этом году? Непонятная боль прорезала живот на этих словах. Он передернулся. Пхичит замычал. — Ну, тема этого года — любовь, так что у тебя уже много готовых работ. «Я об этом подумаю», — показал Юри жестами и крепче завернулся в тюленью шкуру. Любовь. Какое странное слово. Почему в их языке существует лишь одно слово, описывающее мириад эмоций, составляющих любовь? Это как с «шелки». Одно слово на множество разных видов. Взгляд Пхичита словно застыл на шкуре. Юри вскинул бровь, немо призывая говорить. Пхичит прикусил губу и покраснел сильнее, когда встретился с Юри глазами. — Прости, — произнес он. — Я не знал, что ты Кацудон. Юри выдохнул. «Ты знаешь?» — спросил он. Пхичит поник. — Ну, теперь точно знаю, — отозвался он. — Почему ты не сказал мне раньше? Юри приподнял и вторую бровь. Но Пхичит все понял и достал телефон. — Я могу удалить те видео, если хочешь, — сказал он, но Юри покачал головой. Кацудон был одновременно им и не им. Кацудон — тюлень; Юри — человек, и переплетение двух сущностей он держит в секрете. Никто, кто не должен узнать, никогда и не узнает. «В следующий раз покажи мне видео перед тем, как запостить», — написал он. Пхичит засмеялся. — Чтобы ты убедился, что я снял тебя с лучшего ракурса? Обязательно, — он пролистал галерею, словно собираясь найти еще какое-нибудь видео, чтобы его изучить, и Юри не сдержал улыбки. «Прости, что сомневался в тебе», — написал он, и Пхичит слабо рассмеялся. — Все в порядке. В плане, у тебя точно были свои причины. Из-за этого ты кажешься таинственней, чем есть на самом деле. Мы в чате строили дикие теории, почему ты иногда пропадал на дни или недели, ну, знаешь, всякое вроде «может, он работает на МИ5» или «может, он на самом деле актер японских дорам, а мы этого не знаем, потому что у него есть сценический псевдоним, и британский Гугл не может ничего найти». Должен признать, правда, что «он оборачивается тюленем» — объяснение покруче всего того, что мы могли придумать. Юри прикусил губу. «Обязательно скажи им, что я работаю на МИ5», — предложил он, и Пхичит фыркнул. — Ну точно, потому что тот, кто работает на МИ5, определенно об этом расскажет, — произнес он, и Юри пожал плечами. Он откинулся обратно на подушки, кидая взгляд на камелии на прикроватном столике. Кто-то менял воду, но на краях некоторых лепестков уже был заметен коричневый — напоминание о неотвратимости увядания. Он нахмурился и кашлянул, морщась от вспышки боли в груди. — Юри! Ты в порядке? — спросил Пхичит. Юри кивнул. «Ты знаешь, кто их принес?» — спросил он, указывая на цветы. Пхичит рассмеялся. — Виктор их принес, глупенький. Ты же был тут, а? Юри нахмурился. «Но он ушел, — Пхичит медленно кивнул. Юри не мог понять, был ли это викодин, или Пхичит просто не сразу понял жесты. — Когда он их принес?» — На второй день твоего пребывания здесь, кажется, — сказал Пхичит. — Или на третий. Может, на третий. Я тоже был здесь, и он спросил, можно ли нам вызвать медсестру, чтобы попросить ее принести вазу. Юри нахмурился. «Смутно», — показал он. Он не конкретизировал, но Пхичит, кажется, понял. — Ага, — сказал он. — Бьюсь об заклад. Ты тогда был на морфине. Викодин, кстати, получше? Юри наморщил нос. Он не знал, как бы объяснить, что пусть он больше не летает вне своего тела, но все равно ощущает себя полупьяным и смотрит на мир словно из-под воды. Но Пхичит все равно рассмеялся от его выражения лица и достал телефон, чтобы пролистать Инстаграм. Неожиданно его лицо смягчилось, в нем проявилась странная печаль. Юри хотел узнать, что случилось, поэтому он протянул руку и постучал по ладони Пхичита. — Да? — отозвался тот, улыбаясь ему. Комната слегка накренилась, но все, что сейчас осознавал Юри — что у Пхичита теплая рука. Он указал на телефон, который таиландец сжимал в другой руке, и тот показал ему экран. Он был слишком ярким; Юри пришлось сморгнуть и прищуриться, чтобы разглядеть, что Пхичит ему показывал. — Ой, прости, давай я тебе опишу, — сказал Пхичит. — Это Инста Виктора; он только запостил сэлфи, на котором он расслабляется в Санкт-Петербурге. Юри опустился обратно на кровать. Почему-то это казалось концом, пусть даже в эфемерной бездне Интернета. То, что будоражило одновременно на минуту и на вечность. За четыре месяца он пересек два океана, но так мало знал о мире за дверью своей больничной палаты. Виктор одновременно здесь и в Санкт-Петербурге — странное слабое отрицание сейчас полностью разбилось под подтверждением, что да, он не здесь. Он наконец ушел, и он так далеко от Юри, как никогда еще не был. И единственное, что служило мостом — цветы у постели Юри. Комната пульсировала. Голова кружилась. Вдох. Не дышать. Не дышать. Выдох. — Хочешь, почитаю, что другие постят, Юри? Могу пройтись по тегам со щенятами! Или с Кацудоном. Уверен, про тебя там много хорошего говорят, — вытянул его из своих мыслей голос Пхичита, возвращая в ту версию настоящего, которую ему позволял видеть викодин. Юри улыбнулся и кивнул, жестом прося очки и улыбаясь шире, когда Пхичит вложил их в его руки. Когда он надел их, мир стал немного слишком четким, словно он смотрел фильм с сорока восьмью кадрами в секунду. Но он все равно улыбался, повернув голову, чтобы видеть, как Пхичит запускает то постыдное видео с Кацудоном, которого выманивают на берег свиными отбивными, и смеялся, пока ребра не заболели, и ему пришлось повысить дозу викодина, чтобы продолжать. — Юри, — неожиданно произнес Пхичит, открывая очередное видео с Кацудоном, где тот забирался в лодку. — Ты знаешь, что это значит? Юри прижал руку к боку, приподнимая бровь. Глаза Пхичита танцевали от восторга. — Ты можешь завести Инсту Кацудона! Уверен, все будут в восторге, — Юри фыркнул в ответ. Словно ему сейчас надо было привлечь еще больше внимания к Кацудону, учитывая, что никто не знает, сможет ли он снова обернуться. «Я подумаю над этим», — предложил он, и Пхичит ухмыльнулся. — А то! В плане, все равно тебе уже пора завести Инстаграм, так что… — он пожал плечами и подмигнул, и, по требованию Юри, пошел искать видео со щенятами.______________________________
Эпидемия вируса чумы у тюленей обыкновенных Восточной Шотландии, 2002 Мин Со Парк и Николас Эр. Хэллоран, кафедра морских исследований Колледжа им. Торвилля, Университет нагорий и островов, Шотландия В 2002 году вспышка вируса чумы тюленей (Phocine Distemper Virus, PDV) значительно повлияла на популяцию тюленей обыкновенных (Phoca vitulina) в водах Северо-западной Европы. Конкретно в Торвилль Коув возросла смертность тюленей в периоды линьки и щенения. Выделив вирус из образца тканей одного из умерших тюленей, мы сравнили его гемагглютинин, фосфопротеин, гибридный и матриксный белки генных последовательностей с соответствующими образцами из других точек массового заражения Северо-западной Европы, а также с образцами 1988-го года из Хоккайдо, Япония. Мы обнаружили, что, в отличие от вируса из других частей Европы, вирус, обнаруженный в Северо-Западной ее части, имеет значительное сходство с японским штаммом 1988-го года. Из этого следует предположение, что эпидемия чумы в Западной Европе развивалась независимо от эпидемии в Северо-Западной, и что среди европейской популяции тюленей обыкновенных существует несколько видов PDV. Поскольку Япония и Шотландия географически изолированы друг от друга, а тюлени обыкновенные не относятся к мигрирующим видам, для того, чтобы определить, как японский вирус смог добраться до Европы, необходимы дальнейшие исследования. (Читать далее…)______________________________
Когда врачи снова сменили дозу викодина, Юри попросил принести ему свою последнюю тетрадь, потому что у него появилась энергия писать, и мысли снова стали застревать в голове. Но когда Мари пришла в следующий раз, она притащила целую коробку тетрадей. Она поставила ее на прикроватный столик, игнорируя возмущение, и положила парочку ему на колени. «Я хотел только самую последнюю», — пожаловался Юри, и Мари показала ему средний палец. — Я не собираюсь перерывать твои тетради в поисках последней, — возразила она. «И не поспоришь», — подумал Юри и принялся рыться среди них самостоятельно, передергиваясь при виде некоторых старых работ. А затем он заметил среди тетрадей знакомый промокший блокнот, исписанный паучьим почерком Виктора. Должно быть, один из тех, что он использовал в бухте прошлым маем. Может, Виктор случайно оставил его в коробках Юри, пока собирал вещи. Он отложил его в сторону. «Виктор оставил свой блокнот», — пояснил он Мари, когда она вопросительно подняла бровь. Она кивнула, скрещивая руки. — Будешь читать? — спросила она. Юри пожал плечами. «Напишу ему об этом», — показал он, жестом прося передать ему следующие тетради. В ответ Мари придвинула коробку ближе к нему, а он сделал вид, что не может дотянуться, от чего она закатила глаза, но все равно передала следующие тетради. — Дождаться не могу, когда ты уже вылечишься, — заметила она, когда Юри принялся листать новые тетради, пытаясь отыскать ту, в которой работал последней. — Когда вернешься, начнется туристический сезон, знаешь ли. Юри наморщил нос, и Мари рассмеялась. — Вот так случается, когда твои родители открывают отель в Шотландии, — заметила она, но что-то в ее словах оставалось невысказанным, словно она раздумывала над одной из причин его долгого отсутствия, просто не спрашивала о ней. Но он все равно не смог бы ответить, даже если бы она спросила. Причины его долгого отсутствия в Торвилль Коув — не та история, которую он мог рассказать жестами, даже кому-то вроде Мари. «Они и твои родители тоже», — ответил он, как и всегда. Она усмехнулась и слегка похлопала его по плечу, и короткий момент печальной радости забылся, будто солнечный луч прорезал облака. Через какое-то время копаний он наконец отыскал тетрадь с самым большим количеством пустых страниц и откинулся на подушки, глядя на последний стих, написанный им перед уходом. Мари поудобнее устроилась у его кровати, вытаскивая свою последнюю попытку заиметь хобби, не связанное с курением. Когда Юри это заметил, он не сдержал смеха — может, когда-то вещь в руках Мари и была вязаным шарфом, но сейчас понять это было непросто. Мари закатила глаза. — Да, конечно, смейся, братишка, — сказала она. — Видел бы ты шарф Минако; у нее куда хуже. Юри покачал головой. «Даже знать не хочу», — сообщил он и вернулся к своей тетради.______________________________
Отрывок из тетради Юри Кацуки: слезы суженого просторов I. мой первый взгляд упал не на мою маму, и первым ощущением стало не касание ее рук. грубый песок и ледяное море познал я первыми, как и щекотные тюленьи поцелуи на лице., но вспомнит ли она, кто убаюкала меня впервые, что я есть тот, кто так давно пропал? II. «какой же странный сон, — сказала мама, — ты сам ведь выдумал его? учитель говорит, ты создан для сплетения историй». не для того рожден я, чтобы вслух произносить слова, но можно быть услышанным не только выдыхая воздух через рот и нос и шевеля губами. III. во снах моих плывут тюлени, танцуют предо мной, и их тела сплетаются в язык, что я не знаю. когда я просыпаюсь, тихий голос, с рождения сидящий в голове, дрожит, как будто он живой. IV. когда мне семь, мой мир дробится, как трещины в стекле или на льду, я истекаю кровью, или мерзну, или это вместе, и погружаюсь в неизвестность ледяной зимы, не зная, кто я или что я. V. «ты шелки», — говорят они. рожденный в море, немое нежное созданье, чтобы любить и потерять, лишенная слов дева, или мужчина, пригодные лишь чтоб любить, а затем бросить обратно в волны, игрушки для людей, как все создания на этом свете. VI. и, может, я заплыл в самые сети твоей обычной песни шелки о любви, возможно ты обронил те семь слез, чтобы связать меня с собою., но я не твой, как не принадлежу я кому угодно в этом прибрежном городке; я не изменюсь специально для твоих историй. отныне же ты не единственный хранитель принадлежащих нам с тобой воспоминаний. VII. когда ты возвратил мне голос, я взял его и я сбежал, влетая быстро в приветливую бездну океана. прошли те дни, когда я ждал пока вернутся те, кто потерял меня; огни на горизонте еще никогда не были мне так понятны.______________________________
Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) я нашел один из твоих блокнотов среди своих Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) мне его тебе отправить? От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) я думал, что сжег их все Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) зачем ты сжег свои блокноты От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) просто хотел начать все заново (◡‿◡✿) Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) тогда что мне делать с этим? От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) сожги его Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) помимо сжигания От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) тогда что захочешь он теперь твой делай с ним все, что пожелаешь Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) я могу его прочесть? От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) ¯\_(ツ)_/¯ не останавливаю______________________________
Юри пролистнул страницы промокшего блокнота Виктора, как только получил разрешение, и обнаружил, что большинство слов сложно понять отчасти из-за ужасного почерка Виктора, а отчасти из-за воды. И все же он постарался и разобрал, что они складываются всего лишь в короткие стихи-наблюдения о жителях города. Но в последний свой визит Пхичит упомянул, что Виктор написал роман, и Юри был отлично знаком (и благодаря тому, что следил за его Инстаграмом, и благодаря тому, что лично помогал ему летом) с тем, как Виктор пишет. Он знал, что Виктор исписывает идеями как минимум десять блокнотов, создавая книгу, так что то, что он все сжег, должно было значить, что рукопись уже на пути к издателю. Как и то, что весь город, кажется, уже об этом знал. Но он почти ничего не выяснил о «Будь рядом», пока одним вечером к нему не заглянул Юра Плисецкий, с ворчанием поставивший перед ним стаканчик мятного мороженого с шоколадной крошкой. Поедая мороженое, Юри воспользовался возможностью спросить о новом романе Виктора, и в ответ получил только гримасу. «Это был какой-то странный экспериментальный роман о фигуристе и лебеде, — сообщил Юрио, складывая руки на груди и откидываясь в кресле. — Но он решил его не публиковать». Рука Юри замерла на полпути к его рту. Он отложил ложку и нахмурился, глядя на парня, и тот со вздохом пояснил: «Я сказал ему, что это будет говнисто. Типичный Виктор, серьезно, досуха выдаивает расставание». Юри фыркнул. А еще он с легким трепетом отметил, что Юрио наконец принял «улыбка-сердце» как жестовое имя Виктора, хотя раньше звал «псиной». Было приятно видеть, что его жест наконец победил. «Роман был о нас?» — спросил он. «Ага, это довольно очевидно, учитывая, что любовный интерес был лебедем-оборотнем, знаешь ли». Юри нахмурился. «Ты знаешь?» — спросил он, хотя это только подтверждало давние подозрения. У того немого мужчины, который раньше сидел в лодке среди залива и которого забрало море, были глаза Юрио. Тот кивнул. «Давненько уже, — признал он, кидая взгляд на шкуру Юри. — Я видел, как ты спасаешь Виктора во время шторма». «Ты знал о шкуре?» — поинтересовался Юри. Юрио неожиданно вспыхнул и принялся двигать пальцами, словно не зная, что сказать. Через какое-то время он резко кивнул и подскочил, словно желая сбежать. Юри спешно схватил его за рукав леопардовой куртки, не давая уйти. — Мне жаль! — плюнул Юрио голосом одновременно гневным и печальным. Юри показал ему сесть обратно; тот, скривившись, подчинился. «Как ты узнал о ней?» — спросил Юри. Юрио сглотнул. — На самом деле, это я нашел ее в шкафу Виктора, и я сказал ему вернуть ее, но он постоянно откладывал, и я знаю, что мне надо было почаще доставать его или сказать тебе самому, но… Юри прервал его, сжав его ладонь и приложив палец к губам. «Думаю, это был бы тяжелый разговор для нас, Юрио, — рассудительно заметил он. — Так что я не виню тебя за то, что ты молчал». «Я вернул бы тебе шкуру раньше, если бы не был таким трусом», — пробурчал тот. «Что сделано, то сделано, — заявил Юри, и Юрио вздохнул. Юри решил сменить тему. — Роман Виктора был хорошим?» — спросил он, и юноша задумчиво поджал губы. «Неплохим, — уклонился он от прямого ответа. — Как я и говорил, это был эксперимент. Меньше сюжета, больше эмоций. Но он явно раскаивался из-за своего проеба, и правильно делал». Юри кивнул, возвращаясь к мороженому. Конечно же, он настолько удачлив, что, когда Виктор Никифоров наконец написал о них роман, его не было рядом, чтобы его прочесть. Может, правда, в этом и был смысл — Виктор дождался, пока он уйдет, чтобы написать все, что он чувствовал. Чтобы выстроить повествование так, будто это Юри был не прав. Будто это он потерял истинную любовь, а не был предан человеком, которому, как думал, может доверять… Мятное мороженое было холодным и мягким. Если он заострит внимание на этом, то, может, получится успокоить сердцебиение. Комната накренилась. Юри сжал кулаки так сильно, что побелели костяшки. «Эй, Поросенок, проясни-ка мне кое-что, — через какое-то время показал Юрио, и Юри вскинул бровь, глядя на него. Комната словно застыла вокруг мрачного лица Юры. — Ты проебался куда-то на четыре месяца, никому не сказав, а теперь вернулся и даже не рассказываешь, где был? Что за херня?» Юри вздохнул, благодарный за возможность отвлечься. «Долгая история, — ответил он. — Мне нужно все записать». «Напиши книгу. Я бы почитал, — ответил Юрио, но тут же одернул себя. — В плане, в итоге-то меня все равно заставили бы это прочесть, большое спасибо тупому книжному клубу, которому больше делать нечего, кроме как насильно подсаживать весь город на книги, на которых они помешаны». Юри весело выдохнул. «Ну, когда альтернатива — очередной фильм Джеффа Блэра…», — заметил он, и в ответ Юрио хохотнул. «Я бы сводил мать Джей-Джея на этот кошмар», — заметил он, и они оба захихикали. «Но я серьезно, — сказал Юра, когда смех успокоился, — почему ты вообще ушел? — Юри кинул на него взгляд, и Юрио недовольно застонал. — Да знаю я, что твоя шкура — одна из причин, но это явно не вся история». Юри вздохнул и достал свою тетрадь, доев мороженое. «Я злился на Виктора», — показал он. «Уж об этом догадался, — заметил Юрио, пожав плечами. Юри заметил, как он кинул взгляд на ложку. — Ты хотел пространства, бла-бла. Но ты мог бы получить его и здесь, а не в океане, полном касаток». Юри усмехнулся. «Да, наверное, — признал он. — Но еще я хотел навестить свою семью, и мне помогло пространство между мной и Торвиллем». — Ты их нашел? — спросил Юрио, и в до этого тихой палате его голос прозвучал слишком громко. Юри сглотнул, пожал плечами и поглядел в окно. «Да, — ответил он через какое-то время, а затем поглядел на свои руки. — Но тюлени могут проплыть весь свет и все равно вернуться к знакомым скалам и пляжам». Воцарилась тишина. «Так ты вернулся сюда из-за привычки», — сказал Юрио. Юри покачал головой. «Нет, — ответил он. — Я вернулся сюда, потому что обернулся и понял, что меня ждет мой дом».______________________________
Отрывок из тетради Юри Кацуки: серый тюлень я встретил тюленя на скайе, он был ворчливым пожилым мужчиной тридцати тюленьих лет, как говорят, старее среднего, но никто никогда не думал о старом морщинистом рыбаке, сидящем у очага со шкурой на коленях, как с шерстяным платком. «все шелки альбы серые», - сказал он мне, дрожь в его руках путала жесты, пока я не попросил его писать. «но к нам не заплывают обыкновенные тюлени слишком часто; откуда родом ты, мой мальчик?» я жму плечами; я задавал этот вопрос себе так часто, что не сосчитать. он наливает чашку чая дрожащими руками, в его глазах туманится усталость. «и что ж, куда плывешь ты? я думал, вид твой привычен оставаться у родных скал и берегов». откуда же мне знать, куда я направляюсь, если не знаю, откуда я пришел? я просто двигаюсь за полосою западного солнца. «вы видели кого-то, кто выглядит как я?» он долго думает, руками скользя по краю своей кружки. «и правда, помню я пару молодых тюленей много лет назад. глаза и волосы темны, жена беременна, их жесты совершенно не понятны для меня». «не знаете ли, где они сейчас?» качает головой, суставы его коленей громко требуют повторной смазки. «она уплыла в теплые воды много лет назад, и рядом не было с ней ни щенка, ни мужа; она сказала что потеряла все, чем дорожила. такой же взгляд, что у тебя, был у нее в глазах». я потерял все то, чем дорожил? возможно, когда моя любовь взяла, что мог я и не мог отдать, как прилив, смывающий следы на пляже, а заодно и замки, построенные нами на песке. «теплые воды? это какие?» — отчаянно спросил я, ища ту связь, что была давно забыта. «она плыла за солнцем, — рассказал он, — но я не знаю места, что она назвала. я слишком много лет провел на этих скалах, в своей лодке, чтоб знать, куда лежит ее дорога». я поблагодарил его, пока ливень прекращался, а моя кружка чая остывала. старый тюлень кивнул, поглубже кутаясь в теплое одеяло своей пятнистой шкуры. «надеюсь, смог помочь», — сказал он, и улыбнулся коротко, как волны омывают берег. однажды я вновь найду его на скайе и попрошу сказать мне о других тюленях, что он знал.______________________________
Наступил апрель, и с каждым днем жизнь все меньше и меньше походила на какой-то ужасный сон наяву. Все еще бывали дни, когда он был слишком слаб, чтобы что-нибудь делать, но большей частью он все же бодрствовал, а не спал, и это все должно было чего-то стоить. Теперь он отмерял время в визитах. Медсестры заходили дважды в день, чтобы оценить состояние и помочь с дыхательными упражнениями, а друзья приходили всегда, когда могли. Пхичит с Милой рассказывали о городских сплетнях, Юрио носил мороженое, Кристоф показывал новые фотографии Джулии, Гуанг-Хонг с Юко ему читали, а Лео играл свои последние сочинения. Даже Георгий заходил пару раз, разве что он в основном болтал о своей новой девушке, а Юри терпеливо слушал, раз деться было некуда. «Я рад, что ты двигаешься дальше, — написал Юри после энной истории о новой художественной постановке Георгия, посвященной его девушке. — Раньше ты так убивался по Ане». — Время и расстояние исцеляют даже самые разбитые сердца, — ответил Георгий с печалью на лице. — Буду рад увидеть, как излечится Виктор, конечно, но все же, думаю, что работа, написанная им в твое отсутствие — самая прекрасная из всех. Юри вскинул бровь. «Ты читал роман?» — спросил он. — Ага, Виктор зачитывал кусок на собрании книжного клуба. Я расплакался раза три, — Георгий сделал вид, что убирает слезы. Юри вздохнул. «Ну конечно, поделился со всем городом, пока меня нет, — пожаловался он. — Я прочитал каждое написанное им слово за исключением романа, который он вроде как написал обо мне. Я так злюсь на себя». Георгий рассмеялся. — У него была рукопись, думаю, и она была уже готова к отправке, — сказал он, — но ходят слухи, что он решил ее не публиковать. Ты не знаешь, это правда? Юри кивнул. «Юрио мне сказал», — написал он. Георгий вздохнул. — Какая жалость, — объявил он. — Это было чистое искусство. «В какой-то мере я рад, — задумчиво написал Юри. Георгий поглядел на бумагу, где тот писал все ответы, и изогнул бровь. — Ну, это и моя история тоже, и он не спрашивал моего мнения насчет нее». Георгий надул губы. — Но он и не мог тебя тогда спросить. А сейчас это было бы неловко, — заметил он. «Ага, но он не имеет права управлять этой историей только потому что он Виктор Никифоров», — резко ответил Юри. — Разумно, — сдался Геогий. — Может, ты попросишь у него рукопись и внесешь свои поправки? И тогда сможете опубликовать роман вместе. Юри передернулся от одной только мысли. «Он показался мне злым, когда я попытался поговорить с ним в прошлый раз, — уклонился он от ответа, постукивая ручкой по подбородку и ощущая, как сердце начинает биться чаще. — Я не знаю, стоит ли пытаться еще раз». — Спроси его, — сказал Георгий с неожиданной настойчивостью. — Я все бы отдал, чтобы узнать, что думала обо мне Аня, когда мы разошлись. Я пытался дотянуться до нее, а в ответ не получал ничего. Я словно кричал о своих чувствах в пустоту. Виктор написал «Будь рядом», в последний раз пытаясь дотянуться до тебя. Потянись к нему в ответ.______________________________
Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) все в городе говорят, что ты написал роман о нас, пока меня не было Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) стоит признать, меня это слегка встревожило, но я все равно очень хотел бы прочитать рукопись, чтобы узнать, что за ужасные вещи ты там обо мне написалヾ(*ゝω・*)ﾉ От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) я его не публикую Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) слышал, но это не значит, что у тебя нет рукописи От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) ее нет я ее уничтожил Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) зачем ты это сделал От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾), а ты в последнее время часто это спрашиваешь Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) я многое пропустил, пока меня не было От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) вот уж и не говори Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) прости Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) не злись, пожалуйста От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) не злюсь Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) ок хорошо (；^ ▽ ^)୨ Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾), но почему ты уничтожил рукопись От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) просто подумал, что не мне рассказывать эту историю______________________________
В перерывах между визитами и сном Юри снова начал писать. Он вымерял время по сердцебиению, и каждый новый удар заставал его в другом мире, в других мыслях. Он собирал эмоции последних четырех месяцев и тщательно изливал их на страницы. Он старался не задумываться о последних словах Виктора. «Просто подумал, что не мне рассказывать эту историю». В своих сообщениях Виктор казался печальным, словно за четыре месяца их расставания какая-то часть его увяла. Но Юри понятия не имел, как все исправить. Доза викодина, на которой он был, оставляла ему чуточку энергии, чтобы писать, и ее совершенно не оставалось, чтобы доводить себя волнением, не разрушил ли он полностью то, что осталось от их отношений, не потянувшись к Виктору сильнее. И все же в следующий приход Пхичита Юри показал ему сообщения и спросил, что делать. — Я не знаю, — признался Пхичит. — Кажется, он пытается отдалиться. Комната неожиданно накренилась и завертелась, словно какой-то неопытный фокусник попытался вытянуть из-под него одеяло. Юри ущипнул переносицу, но это едва ли помогло восстановить равновесие. «Не обязательно было так говорить», — написал он, и Пхичит неловко засмеялся. — Прости, не думал, что ты так плохо отреагируешь, — защитился он. — Но, ты сам понимаешь, так все и выглядит. «Как мне все исправить? — требовательно спросил Юри. — Как сделать так, чтобы он на меня не злился?» — Не думаю, что он злится, — сказал Пхичит. «Почему? У него есть все причины». Пхичит вздохнул. — И почему ты так считаешь? — поинтересовался он. Юри нахмурился. «Я бросил его без всяких объяснений или намеков на то, где я и куда собираюсь уплыть?» — Но ты был на него зол, — заметил Пхичит. — Виктор постоянно говорил, что, пусть вы и не ссорились, он причинил тебе боль. «Он взял мою шкуру, — написал Юри, хмурясь. — Кажется, где-то в середине лета? Из-за него я не мог оборачиваться тюленем четыре с половиной месяца». — Вот почему Кацудон перестал появляться с середины июня! — Пхичит хлопнул ладонью по лбу и застонал. — Это столько всего объясняет! Юри фыркнул. «Да уж, наверное, — он снова взял в руки телефон, пролистывая сообщения от Виктора и вновь откладывая. — Я не говорю, что он поступил правильно. Мне просто плохо из-за того, что я бросил его на столько времени». «Сейчас все кажется таким неловким», — добавил он на бумаге, и Пхичит вздохнул. — Ну, если хочешь знать, он взял на себя всю возможную ответственность за твою неожиданную пропажу, хотя из-за этого выглядел хуже, чем на самом деле, — Пхичит рассмеялся. — На самом деле, мы чуть ли не набег на его коттедж спланировали, чтобы, если все до того дойдет, вызволить тебя из какого-нибудь подземелья, в котором он тебя запер. Юри усмехнулся. «Но до этого же не дошло, да?» — спросил он. Пхичит фыркнул. — Суть в том, что он никому не сказал о твоей… ну, понимаешь, — он указал на шкуру. — Даже чтобы отвести от себя подозрения. «Вы, должно быть, его ненавидели, ребят», — заметил Юри. — Мы беспокоились, — настойчиво сказал Пхичит. — Через какое-то время мы подумали, что вы просто поссорились, и ты его бросил. Он вел себя как Георгий, ну, понимаешь. Хандрил, бродил по городу, словно за ним призраки охотились, писал «Будь рядом»… «Он ее уничтожил, — показал Юри. Пхичит вскинул бровь, и он объяснил: — Рукопись. Он ее уничтожил. Я никогда ее не прочту». Пхичит болезненно поморщился. — А он и правда не хотел, чтобы ты ее увидел, а? — пошутил он. — Но роман был хорош, серьезно. Сразу было видно, что он влюблен; кажется, у того лебедя вообще не было недостатков. Юри фыркнул. «У меня много недостатков», — заметил он. — Нельзя винить Виктора за попытки запомнить тебя в лучшем свете, — рассудительно произнес Пхичит. Юри пожал плечами. «Наверное», — сдался он. Мысли о романе, о Викторе — от них писк приборов чуть участился, в груди чуть сильнее сдавило. Вдох. Его эмоции — колтун гнева и прощения, и они переплетены так крепко, что сложно различить, где что. Все, что он знал — оба чувства не желают, чтобы Виктор был в Санкт-Петербурге. Он должен вернуться. Юри слишком тоскует по нему. Выдох. Юри подчеркнул первый вопрос Пхичиту. «Что мне делать? Как мне все исправить?» Пхичит смотрел на него грустно, растерянно. У Юри оборвалось сердце, когда тот пожал плечами. — Может, просто расскажешь ему о своих чувствах, — предложил он и замолчал. — А что ты чувствуешь к нему, кстати? После всего, что между вами произошло? Юри задумался. «Я люблю его, — тихо показал он, ведя руками по тюленьей шкуре в поисках поддержки. — Больше жизни». И с каждым новым повтором этих слов в голове мир кусочек за кусочком вставал на свое место. Отчего-то само понимание того, что он может думать об этом без привычных страхов и волнений делало все чуточку лучше. Часть его жалела, что он не может вопить об этом с крыш зданий, но другую часть устраивало, что это было физически невозможно. Пхичит коротко сжал его руку, и в его глазах светилась доброта и понимание. «Он знает», — подумал Юри. Пхичит наблюдал, как они проходили все это, и теперь, когда он знал всю историю, Юри готов был довериться его совету абсолютно и полностью. Руки Пхичита двигались немного медленно и неуверенно, когда он наконец ответил на слова Юри, но он все равно сложил жесты: «Тогда скажи ему это».______________________________
Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) когда ты вернешься? От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) не знаю Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) почему? все по тебе скучают От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) ты тоже? Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) как ты думаешь От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) я думаю, может, лучше нам просто двинуться дальше Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) почему ты так говоришь? От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) я причинил тебе столько боли и теперь до ужаса боюсь причинить ее снова, если вернусь Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) ты уже сделал худшее, что мог сделать с шелки, и я все еще здесь От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾), но есть много способов случайно причинить тебе боль как человеку я больше всего на свете хочу быть с тобой, но это было бы эгоистично я все еще уверен, что не заслуживаю твоего прощения так что, может, лучше тебе просто забыть меня______________________________
В очередной свой визит Кристоф принес черно-белую фотографию в сером паспарту и передал ее Юри. Это было фото Кацудона, лежащего на камне и глядящего в сторону моря. «Как ты сделал снимок?» — написал Юри на маленькой маркерной доске, которую ему принесли медсестры. Кристоф усмехнулся и почти что смущенно потер шею. — У меня очень хороший телеобъектив, — ответил он. Юри весело фыркнул, а затем вспомнил, что он не говорил Кристофу о своем секрете. «Чудесное фото, — написал он, — но почему ты даешь его мне?» Кристоф забрал снимок и поставил его на прикроватный столик, а затем сел на кровать рядом с Юри и поглядел на тюленью шкуру. — Я тоже могу сложить два и два, знаешь ли, — протянул он. — Я всегда подозревал, что Кацудон — необычный тюлень, но то, что вы с ним постоянно исчезаете и появляетесь в одно время? Через какое-то время это перестало быть просто совпадением. «Ты мог бы спросить», — заметил Юри. Кристоф рассмеялся. — Да, это же такая хорошая идея. Я бы смотрелся абсолютно вменяемо, если бы пришел спрашивать, не умеешь ли ты превращаться в тюленя. Юри пожал плечами. «Я не стал бы отрицать». — Неужели? — поинтересовался Крис. «Ну, сейчас же я не отрицаю, — Юри откинулся на подушки, вновь кидая взгляд на фото. — Очень хорошее, Крис. Спасибо». — Пожалуйста, — Кристоф закинул ногу на ногу и улыбнулся. — И, чтоб ты знал, у меня хотели купить это фото на выставке, которую я устроил в Альтвегге, но я сказал, что она не для продажи. Так что еще раз пожалуйста. «У тебя была выставка? — спросил Юри. — Почему ты мне не сказал?» — Ну, сейчас она уже закончилась, — заметил Крис. — Она была короткой. Но город хочет, чтобы я посодействовал библиотеке с другими фотографиями; они думают сделать там выставку современного искусства, чтобы в ратуше было больше места для исторических артефактов и более ранних работ. Юри кивнул. «Звучит здорово», — написал он. — Ага, наверное, — Кристоф вздохнул, чуть напряженно улыбаясь. — Почти все, о чем я мечтал. «Почти?» — переспросил Юри. Кристоф рассмеялся, но тепла в смехе не было. — Просто начинаю гадать, буду ли я всегда один, — признался он. — Буду ли я всегда стоять за барной стойкой, наблюдая, как мимо проходят жизнь и любовь, и не в силах присоединиться к ним. Буду ли я всегда делать свадебные фотографии, а не присутствовать на них. «Почему ты так неожиданно об этом задумался?» — поинтересовался Юри, протягивая руку, чтобы похлопать Кристофа по предплечью. Тот коротко дернулся и опустил голову. — Я поцеловал Виктора, — признался он. — Ну, нет, он поцеловал — хотя он был пьян, — а я ответил. Но больше ничего не было. Юри вскинул бровь. «И?» — показал он, пожав плечами. Кристоф вздохнул и продолжил. — Судя по всему, именно из-за этого он в конце концов решился уехать домой, — произнес он. — Он и так был не в лучшей форме, а я сделал все только хуже. «Как это?» — Я остановил все до того, как мы перешли к большему. «Как-то непохоже на то, что ты сделал хуже». — Ему нужно было отвлечься, а я не смог помочь. «Отвлечься от чего?» — От тебя. От тоски по тебе. От мольб о твоем возращении и одновременно понимания, что он никогда больше не будет хорош для тебя, — в его голосе появилось что-то резкое, но Юри не знал, направлено ли оно на него, на самого Кристофа или на них обоих. — В конце все это пожирало его заживо. Честно, не знаю, что он сделал бы, если бы он остался, а ты так и не вернулся. Или если бы вернулся, но отказался видеть его. Юри вздохнул и достал телефон, показывая сообщения, которыми они обменялись после того, как Пхичит посоветовал ему вновь с ним связаться. «Вот, — написал он, его маркер громко скрипел в тишине палаты. — Можешь проверить догадки». Кристоф замычал, прочитав сообщения. — В какой-то мере я был прав, — сказал он, хмурясь и проводя пальцем по верхней губе. — Но зачем ты мне это показываешь? Юри опустил голову и написал: «Я не знаю, как убедить его остаться». — Никак, — отозвался Кристоф. Юри фыркнул, потому что, разумеется, он знал это; он следил за аккаунтами Виктора и поглощал каждое его слово. Виктор Никифоров делал все с прямодушной целеустремлённостью и страстью. Если он что-то решил, то даже Господь Бог не сможет убедить его изменить мнение. «Но что, если я смогу?» — спросил он. Кристоф пожал плечами. — Тогда сделаешь то, что не смог сделать даже самая горячая модель России, — ответил он с ухмылкой, и Юри ощутил, как горят кончики его ушей при одной только мысли, что в чем-то он может быть лучше всего остального мира. Возможно, он даже не сможет больше оборачиваться. Возможно, он станет просто очередным писателем, каких пруд пруди в англоязычном мире. Но если он каким-то образом сможет убедить Виктора Никифорова изменить свое мнение, то, возможно, он все же не будет просто обыкновенным человеком.______________________________
Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) ты не знаешь, что для меня лучше От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) все, что я знаю — я для тебя не хорош. я взял твою шкуру и заставил тебя в себя влюбиться Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) с какого хрена ты так думаешь От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) не об этом ли говорится во всех историях? шелки вынуждены следовать за человеком, укравшим их шкуру? Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) ты идиот Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) я влюбился в тебя по своей собственной воле задолго до того, как ты взял мою шкуру От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾), но это лишь мои книги. ты не знал меня. Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) я знал тебя еще до середины лета, разве нет? или это еще какой-то юри кацуки ходил с тобой везде Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) и, чтоб ты знал, моя шкура — не мое сердце Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾), а вот дневник — оно Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) и я отдал его тебе по своей воле От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) и я все еще не считаю, что его заслужил______________________________
Отрывок из тетради Юри Кацуки: я ощущаю горечь в воскресенье у детского бассейна в ла-хойе, в прибрежном кафе, одетый в одолженную одежду. кофе обжигает мой язык; это не тот землистый вкус, что я помню. кусок заказанного пирога клубничный, но он совершенно не похож на твои поцелуи. и все же, я возвращаюсь в кольцо твоих рук, просто думая о тебе. о тебе, кого оставил позади, о тебе, кого я думал, что забуду, о тебе, кто врос в меня так глубоко, что я не могу избавиться от тебя, не разрушая себя. она тоже думала, что забудет меня. она держит свои руки над столом, белые пряди пронизывают ее черные волосы. мы общаемся только японскими жестами, но ее руки подрагивают на ее кандзи. каждые несколько слов она глядит на меня, словно увидела призрака. не враждебно, но не ожидая, и я лишь блудный сын, наконец вернувшийся. я снова отпиваю кофе. он горький с едва заметной долей сладости. сладок изгиб ее улыбки, когда она позволяет ее себе, но она и близко не сравнится с твоим сердечком. она любезна, элегантна, ее лицо и тело знакомо круглые, но вместе с тем другие. мне снились ее глаза столько лет, и я даже не знал, что на моих щеках появляются абсолютно такие же ямочки, как у нее, когда она слышит о моей жизни в шотландии. неужели я действительно проделал весь этот путь? проплыл самые холодные воды земли, чтобы найти ее? но теперь, сделав это, я не знаю, что делать дальше. уединившись в маленьком кафе с незнакомым океаном, посверкивающим в окнах, я ощущаю на языке вкус сожаления. не из-за того, что я пытался отыскать — ведь я отыскал, — но из-за того, что пришлось оставить позади. как двинуться вперед? у океана ушло множество веков, чтобы найти нишу в прибрежных скалах; я не смогу найти нишу в ее жизни всего за один день. теперь у нее новый муж. он американец, глухой, но сообща они нашли достаточно жестов, чтобы вырастить ребенка. я не прошу, но она все равно показывает мне их фотографии. мой сводный брат улыбается так же, как улыбаюсь я в твоих объятиях. я не спрашиваю, но она говорит, что ему восемь, что он в начальной школе, и у него выпадают молочные зубы. вместо этого я спрашиваю об отце, и она сказала, что его смерть была мирной, когда болезнь, от которой они сбежали из хоккайдо, наконец настигла его в европе. она уронила лишь одну слезу; все остальные стерло время. между нами бумажная ширма, тонкая достаточно, чтобы видеть тени друг друга, но не дающая увидеть жизни. ее глаза больше не те, что я вспоминаю, ее голос больше не тот, что преследует меня во снах. вместо этого я понимаю с каждым куском пирога, что мой разум переполнен воспоминаниями о твоих кончиках пальцев, о твоем голосе, о твоих губах. я неожиданно вновь в твоем коттедже, опираюсь на кухонный стол, а ты кормишь меня с вилки своим пирогом, размазывая сливки по моему носу перед тем, как сцеловать их. твои слова, твои глаза, твоя улыбка в виде сердца — я ем пирог в другой стране и я думаю о тебе.______________________________
Остальной апрель расплылся в потоке слов, высказанных и не высказанных, написанных и показанных. Иногда в груди побаливало, когда он кашлял, но само дыхание все меньше и меньше походило на испытание. Медсестры позитивно смотрели на то, чтобы выписать его к концу месяца, но предупреждали не испытывать судьбу. Даже если он и выйдет из больницы, ему все равно нужно будет соблюдать постельный режим в «Ю-топии». Юри смотрел на то, как Пхичит читает его тетради, высунув кончик языка и сосредоточенно хмуря ухоженные брови. На студентов Колледжа имени Торвилля надвигались экзамены, но вместо подготовки Пхичит пришел заламывать руки, говоря о Неделе Возвращений. Он сходил с ума из-за расписаний, собирая всю возможную информацию о возвращающихся семьях. Судя по всему, временное пребывание в городе Виктора Никифорова разожгло интерес в некоторых семьях, которые не возвращались прошлым летом. Большая часть тирады прошла мимо ушей Юри из-за викодина и слишком быстрой болтовни Пхичита, но он улыбался и кивал, когда мог, чтобы его друг не чувствовал себя одиноким в своем возмущении. А сейчас Пхичит читал то, что Юри написал о своем путешествии. Он резко вздыхал во всех нужных местах, улыбался и бормотал что-то похвальное, и даже рассмеялся над куском, где Юри описывал встречу с морскими львами в Калифорнии. — Ты действительно мог их понимать? — спросил он. Юри скривился. «Я бы не сказал, что понимал», — уклончиво ответил он, а затем написал: «Это, по сути, другой язык. Как американские и британские жесты». Пхичит недоверчиво приподнял бровь. — Погоди, ты не говорил, что у тюленей есть язык. Юри нахмурился и написал: «Тебе не кажется слегка надменным считать, что люди — единственные создания на планете, у которых может быть язык?» — Я все еще пытаюсь принять то, что ты можешь превращаться в тюленя, Юри, дай мне немного времени, — Пхичит покачал головой. — Но, вообще, как ты узнал тюлений язык? В плане, если только твоя семья не… Юри покачал головой. «Он учится сам собой, — написал он, пожимая плечами. — Но я не понимал никого в Ло-Хойе. Чудо, что я вообще смог найти свою биологическую мать». — Ты мог ее понять? — поинтересовался Пхичит. «Частично», — ответил Юри. «Мы обменивались японскими жестами и писали на японском и на английском», — добавил он. — Тогда как она поняла, что ты ее сын? — спросил Пхичит. — Ну, особенно учитывая, что она потеряла тебя, когда ты был совсем маленьким. Юри пожал плечами. «Не знаю. Просто поняла». — И какая она была? Ты не планируешь теперь вернуться в Ла-Хойю, раз ты ее встретил? Юри покачал головой. — Я рад, что навестил ее, — сказал он, — но дома всегда лучше. Дом. Раньше это понятие было для него более абстрактным, связанным с будущим, с таинственными снами о тюленях и желанием быть со своей семьей шелки. Он пытался большую часть своей взрослой жизни разъединить понятия «дом» и «Ю-топия». Он всегда был вторым шансом семьи Кацуки, но он не всегда думал об этом хорошо. Он жил под именем другого Юри, словно носил чужую шкуру в виде человека. Каждый раз, слыша свое имя, он задумывался, как бы поступил другой Юри, выживи он. Назвал бы он своего пса в честь королевы Виктории? Влюбился бы так быстро и так сильно в слова русского поэта, ставшего знаменитым писателем? Он так много волновался о том, что сделал бы другой Юри, что забывал, что тот Юри умер еще до его рождения. (И все же в голове все еще роилось столько мыслей о другом Юри. Он до сих пор не был уверен, что ему хватит смелости изучить их. Некоторые воспоминания скручивались в узлы и колтуны не просто так.) И все же где-то между Атлантическим и Тихим океанами, между льдами Полярного круга и солнечными пляжами Ла-Хойи он принял, что, пусть тело его принадлежало океану, сердце его принадлежало Торвилль Коув. На нем остались нестираемые отметки семьи Кацуки, Юры, Минако, Пхичита, всех остальных. Даже до Виктора Торвилль Коув был эпицентром его жизни и любви. Большего он не ждал. Пхичит улыбнулся ему. — Я рад, что ты вернулся, — сказал он. Юри забрал свою тетрадь, улыбаясь. Затем Пхичит достал свой телефон и зарылся пальцами в волосы, раздраженно застонав. — Кстати, о людях, возвращающихся домой, — сказал он, — Леруа приезжают в конце недели, и Неделя Возвращений начинает выглядеть крайне загружено, по две вечеринки-то за вечер, и ты даже не представляешь, насколько мне сейчас плохо из-за синдрома упущенной выгоды, Юри. Юри вздохнул. «Дыши, — написал он, и Пхичит выдохнул вместе с ним. Юри дождался, пока паника друга слегка подпройдет, и добавил: — Не знаю, смогу ли тебе помочь. На Неделе Возвращений я все еще в больнице». — Ух, — проворчал Пхичит, морщась от ухмылки на губах Юри. — Ты обязательно воспользуешься этой отмазкой, чтобы пропустить все веселье. Но разве не на вечеринке Леруа ты в прошлом году встретил Виктора? Если бы я не вытащил… «Не то чтобы в этом году Виктор шел на вечеринку», — возразил Юри. — Это да, — Пхичит закатил глаза. — И все равно, я обязательно сниму кучу фоток и видео с людьми, сожалеющими, что тебя там нет. Юри фыркнул. «Спасибо», — написал он, весело закатывая глаза. Как он вообще умудрился подружиться с таким человеком, как Пхичит?______________________________
SHALLWESKATE прислал(а) видео SHALLWESKATE: @ykatsuki SHALLWESKATE: все хотят чтоб ты был тут как я и говорил mila_b: поправляйся скорее! dirtycocktail: мы за тебя пьем ;) sara-crispino: мы скучаем юри! <3 nekofola: что! уже неделя возвращений? я все еще в праге: ( nekofola: и погодите @ykatsuki снова в городе? m-crispino: Ага, вернулся в середине марта. Был ранен. Сара навещала его в больнице. nekofola: о нет! поправляйся быстрее, юри! SHALLWESKATE: @nekofola по тебе мы тоже скучаем! SHALLWESKATE прислал(а) видео nekofola: спасибо :) gh_kawaii: когда ты вернешься, @nekofola? nekofola: 1 июля: ( gh_kawaii: почему так долго? : (наши экзамены кончаются 15 мая nekofola: я не знаю спроси ректора? : ’D nekofola:, но я по всем вам скучаю! *обнимашки* SHALLWESKATE прислал(а) видео yuripurrsetsky: УДАЛИ SHALLWESKATE: ууупс SHALLWESKATE: интернет вечен yuripurrsetsky: я ненавижу тебя mila_b: радуйся, что он не послал его беке yuripurrsetsky: угхх SHALLWESKATE: омфг какой у беки номер я хочу добавить его в чат yuripurrsetsky: НЕТ SHALLWESKATE: да ладно! yuripurrsetsky: какой смысл? он в этом году не приедет mila_b: лмао он сам тебе сказал? yuripurrsetsky: он ничего не сказал, он сказал что может поедет с группой бесконечные ночи в тур по европе со своими друзьями yuripurrsetsky: знаешь, со своими крутыми друзьями из алматы mila_b: ты имеешь в виду тех друзей которые повесили трусы какого-то парня на флагшток? SHALLWESKATE: в нормальном языке это называется шикарным стебом бро mila_b: что за ВЫСОКОклассная шутка dirtycocktail: стебозавр рекс mila_b: ЕГО ВЫСОКОПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО СТЕБОЕПИСКОП yuripurrsetsky: я убью всех вас троих leooooo: никогда не понимал этот мем dirtycocktail: ты недостаточно проводишь время в баре с молодежью, мое милое музыкальное дитя SHALLWESKATE прислал(а) видео SHALLWESKATE: эй @Viktor Nikiforov SHALLWESKATE: это просто чтоб сказать SHALLWESKATE: МЫ ПИЗДЕЦ ПО ТЕБЕ СКУЧАеМ SHALLWESKATE: В ТОРВИЛЛЬ КОУВ БЕЗ ТЕБЯ ТАК СКУЧНО SHALLWESKATE:, а еще я мб поддатый SHALLWESKATE: ВЕРНИСЬ ВИКТОР SHALLWESKATE: ЮРИ СКУЧАЕТ SHALLWESKATE: Я СКУЧАЮ SHALLWESKATE: КРИС СКУЧАЕТ SHALLWESKATE: СЛУЧАЙНАЯ ЧАЙКА ПЫТАЮЩАЯСЯ СТЫРИТЬ МОИ ЧИПСЫ СКУЧАЕТ yuripurrsetsky: кто-нибудь заберите у него телефон SHALLWESKATE: МЕНЯ НЕ ЗАТКНУТЬ SHALLWESKATE: МИЛА НЕТ Я ДУМАЛ МЫ ДРУЗЬЯ SHALLWESKATE: МИЛА ПРЕДАТЕЛЬНИЦА SHALLWESKATE: ДА НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ НАПИШУ С ТОБОЙ СТАТЬЮ SHALLWESKATE: БЕСЧЕСТЬЕ НА ТЕБЯ! БЕСЧЕСТЬЕ НА ТВОЮ КОРОВУ! SHALLWESKATE: это @mila_b, пхичит ревет в миску хлопьев. понятия не имею, где он их взял. жж леруа хлопает его по спине и пытается рассказать о своем двоюродном брате джеке. SHALLWESKATE: больше новостей в 11______________________________
В последний день апреля его выписали из Центральной Больницы Торвилля. С его ног сняли гипс, и на короткое мгновение Юри мог поклясться, что они выглядели скорее как ласты, мягкие, слоящиеся, покрытые шрамами укусов касатки. Доктор Минами дал ему строгие наставления еще неделю отдыхать дома и стараться не напрягать ноги, чтобы убедиться в том, что кости срослись правильно. Мари уложила шкуру ему на плечи, как только он переоделся из больничного халата в свою одежду — неужели он уже почти полгода не надевал ее? — и довезла его на коляске до машины. Он едва смог забраться на заднее сиденье. Они доехали до «Ю-топии» в тишине, за исключением рева какой-то очередной популярной песни по радио. Песня была раздражающе бойкой, и через какое-то время Мари сменила станцию. «Что за чудесное воскресение! А ведь завтра еще и Банковские каникулы в честь Первомая. Температура сегодня от 8 до 12 градусов, и завтра все, скорее всего, останется так же, за исключением пары периодических дождей — но вы знаете, как говорят, в апреле дожди, в мае цветы — хотя если дождь идет первого мая, он расценивается как апрельский? Кто знает!» Мари застонала и выключила радио. — Вот надо было им звать Пирса Дункана на радио? Ненавижу его голос. Юри ничего не ответил, потому что Мари было небезопасно поворачивать голову, чтобы прочитать его жесты. Поэтому вместо этого он посмотрел в окно, кутаясь в свою шкуру. Его тетради, фотография Кристофа и все остальные подарки, которые давали ему за проведенное в больнице время, лежали на сидении рядом с ним, и он всерьез раздумывал, не спихнуть ли их все, чтобы вытянуть ноги. Воздух вокруг него потрескивал напряжением, какого он не чувствовал с середины зимы, но он не мог вспомнить, почему. Мари свернула на перекрестке к «Ю-топии», чтобы швейцар с коляской помог Юри выбраться с заднего сидения. Он взял с собой шкуру и одну из тетрадей, и Мари пообещала принести остальное после того, как припаркуется на другой стороне Боухилл Лейн. Юри же, в свою очередь, проехал через парадные двери в вестибюль, и — к своему стыду — был поприветствован возгласами и аплодисментами всех присутствующих. Даже некоторые туристы, проходящие мимо, похлопали ему. — Добро пожаловать домой, Юри! — воскликнул Пхичит и дунул в пищалку. Юри не сдержал улыбки; что за ерундой страдает Пхичит, устраивая ему приветственную вечеринку за неделю до своих экзаменов? — Нам всем нужен перерыв от учебы, — объяснила Мила, явно прочитав его мысли (или, возможно, у него было слишком очевидное выражение лица). — А еще твоя мама сделала кацудон, и мы не удержались. Юри усмехнулся. «Спасибо», — показал он, а затем прижал тюленью шкуру ближе к себе. Его мать шагнула вперед, сама становясь за коляску. — Давай отметим это нашим особым кацудоном, — сказала она, и Юри улыбался весь путь до столовой. Может, большую часть последних лет он и провел, сбегая от всего этого, думая, что, может, где-то его ждет лучшая жизнь со своей семьей шелки или в каком-нибудь большом городе, где он не будет чьим-то вторым шансом. Но когда он сел за знакомый старый стол в столовой, окруженный друзьями и с миской горячего кацудона перед собой, он подумал о дне в Ла-Хойе, и не пожалел о возвращении ни на каплю. Кацудон был таким же вкусным, как он помнил, свиная отбивная таяла у него на языке и превосходно смешивалась с яйцом и рисом. Все за столом также принялись за еду, и Минако заликовала, когда его мать вынесла всем бутылку саке «Junmai Ginjo». «Отошел от вечеринки Леруа?» — спросил Юри после первой рюмки. Пхичит, который отказался пить, смущенно усмехнулся и потер шею. — Какое-то время не притронусь к алкоголю, — сказал он. Юри выдохнул и выпил. Саке всегда было для него чуть слаще остальных вин, и оно грело, как объятие. «Мила все нам рассказала, — написал он, широко ухмыляясь от ужаса на лице Пхичита. — Ну и как на вкус твоя собственная пилюля?» — Слушай, я больше удивлен, что по всему Интернету не гуляют фотки со мной в миске хлопьев, — сообщил Пхичит, поднимая свои руки в защиту. — Могло быть и хуже. Юри фыркнул, но затем Пхичит притянул его к себе за локоть и склонился ближе. — Кристоф подцепил себе кого-то на этих вечеринках, — прошептал он. Юри приподнял бровь и кинул взгляд на Криса, который почему-то ухмылялся, глядя в телефон. — Ага, кажется, они все еще общаются. Но не знаю, тот парень живет здесь или просто турист, которого занесло в безумие Недели Возвращений. Юри приподнял бровь. «Хорошо, — написал он. — Когда он в последний раз меня навещал, выглядел очень одиноким». — Ага, — со слегка тоскливой улыбкой ответил Пхичит. — Хорошо. Большую часть праздника Юри разговаривал с людьми, которые не заходили к нему на регулярной основе. Он узнал, что Сынгиль Ли взял еще одну собаку, Криспино создали новый мед из цветков клубники, а рыбный магазин Такеши выиграл местную премию «Бизнес года» за новые рациональные способы рыбной ловли, разработанные Юко. Сама «Ю-топия», как оказалось, тоже была номинирована на европейскую премию за лучший независимый отель года, чему родители Юри, разумеется, были весьма рады. Во время его отсутствия жизнь продолжалась, но это не умаляло факта, что все всё равно по нему скучали. И все же, когда свет на улице начал тускнеть, люди начали расходиться. Юри, вместе с Мари наблюдающий со смотровой площадки, как знакомые фигуры друзей растворяются в толпе набережной, ощущал дрожь воздуха. Солнце начало красить небо в различные цвета — он скучал по этому виду, пока был в больнице. Где-то вдалеке на пляже кто-то разжег костер. — Это Белтейн, наверное, — произнесла Мари, вместе с ним глядя на далекие расплывчатые фигуры людей, двигающиеся у костра. Юри опустил взгляд на шкуру, лежащую на коленях, смотря на то, как она сияет в свете заката. Разум странно замолк, словно столкнувшись с какой-то неизбежностью. Он поднял взгляд на Мари и потянул ее за рукав. «Я хочу плавать», — сказал он ей, и ее глаза слегка расширились. Она открыла рот, чтобы возразить, скорее всего, из-за слов врача не перенапрягаться, но затем вздохнула и кивнула. Возможно, было что-то такое в его взгляде; возможно, она просто знала его. Юри ощутил, как забилось сердце, когда она повезла его вниз по спуску со смотровой площадки. Что, если все пойдет не так? Что, если из-за переливания крови он все же не сможет оборачиваться? Ничего не произошло сразу после переливания, так что, может, все будет в порядке. Но он все равно не мог не волноваться, особенно сейчас, когда обезболивающие больше не застилали разум. Он ощутил, как коляска легко скатилась со спуска на небольшой деревянный причал, наполовину укрытый смотровой площадкой отеля, и зарылся пальцами в шкуру. Ощутил знакомое гудящее тепло, и оно будто ободряло. Что-то дрогнуло внутри. Легчайший зов моря. В месяцы перед Хэллоуином он слышал только этот зов, ощущал эту дрожь. Они просачивались в каждую клеточку его тела, поглощали каждый уголок разума. Ему даже снился океан, пока он лежал в постели рядом с Виктором. И теперь по ногам взбирался зуд, нужда погрузиться в воду. В конце причала Юри спешно стянул ботинки и носки и соскользнул с коляски на доски. Поднял взгляд на Мари, и та показала палец вверх. — Буду курить на площадке, — сказала она, отводя взгляд, когда Юри принялся избавляться от остальной одежды, — на случай, если тебе что-то понадобится. Юри кивнул. Он коснулся ногой воды, ощущая, как уходит зуд и как тепло магии пробуждается внутри от прикосновения кожи к воде. — Не заплывай далеко, — добавила она. Юри снова кивнул и помахал ей, когда она двинулась с коляской обратно на смотровую площадку. Как только она ушла, а он разделся, он обернулся в шкуру и соскользнул с причала в море. Пару минут он покачивался на воде, прислушиваясь к звуку волн, накатывающих на берег. Солнце уже касалось горизонта, пламенно-красный шар окрашивал небо в розовый и золотой. Юри поглядел на запад, на едва заметные очертания далеких островов, и наконец полностью погрузился под воду. Под водой все распадалось. Солнечный свет подрагивал над головой сине-зеленым. Юри позволил себе задержаться еще на мгновение, а затем закрыл глаза и дал всей той магии, что осталась в его венах, охватить его тело. Знакомый узор всплыл перед глазами, мотив, напоминающий об одиноком блондине в лодке среди залива и о печальных темных глазах его матери-шелки, глядящей на него из-за чашки кофе. А затем между ним и тюленьей шкурой больше не было различий, и он свободен.______________________________
колыбельная курильскому тюленю когда луна целует воду отгоняя прилив тебя, моя кроха, само море научит взлетать среди волн нет преград между нами и мы становимся с океаном одним______________________________
В утро после его возвращения его мать зашла в комнату с пыльником, и на какое-то мгновение словно удивилась, что Юри лежит в своей кровати. «Как тебе жилось, Юри?» — спросила она, присаживаясь у кровати рядом с ним. «Я скучал по этому, — отозвался Юри, заодно указывая на подушки. — Ничто не может быть лучше мягкой теплой постели после месяцев в море». «Ты хотя бы был счастлив?» — спросила его мать с легкой грустью в глазах — она явно думала о времени, когда его не было. Что-то дрогнуло в Юри и он сел, притягивая ее к себе. Его только зажившие ребра слегка кольнули, и он не смог долго ее обнимать. Но она все равно улыбнулась, и Юри задержался, вздыхая ее чудесный запах, а затем вновь лег. «Я нашел свою родную мать, — ответил он. — Несколько тюленей в океане предложили мне поискать на побережье Калифорнии, и я нашел ее в Ла-Хойе». «Какая она?» — поинтересовалась его мама, глядя на свои руки. Юри вздохнул. «Хорошая, — сказал он. — У нее еще один сын; он наполовину человек. Я видел, как она ведет его к детскому бассейну в то утро, что я отправился в Торвилль. Это напомнило мне, как я раньше просил Мари взять меня на малый пляж посмотреть тюленей. Интересно, узнает ли он когда-нибудь, кем на самом деле является его мать». Хироко оперлась руками о колени. «Так она хорошая мама?» — спросила она через какое-то время, а затем занялась своими пальцами. Юри весело выдохнул. «Наверное, — ответил он. — Но она не моя мама». Глаза Хироко Кацуки сверкнули, как драгоценные камни, когда она улыбнулась. Юри засмотрелся на знакомый изгиб ее губ и подумал о том, что, может, кровь все же не так много и значит. Несколько недель после своей выписки Юри провел в постели. У него снова был ноутбук с теми же вкладками в браузере, что были открыты в октябре. Он закрыл их, а затем удалил фильм Джеффа Блэра. Он отслужил свое во время худшей стадии тоски по морю и теперь был только отвратительным напоминанием о худшем моменте жизни. Забравший шкуру Виктор действительно испытал его выдержку против тоски по морю, хотя Юри не знал, что сделал бы, если бы Виктор не вернул ее в последнюю возможную минуту. Все равно бросился бы в океан и превратился в морскую пену? Их последняя совместная ночь была пронизана печалью и счастьем еще до того, как Виктор вернул шкуру. Обычно он старался об этом не задумываться, но теперь, когда Виктор ушел, он вспомнил каждую секунду. О том, как туман тоски по морю развеялся на тот единственный день. О том, как печаль Виктора исчезла при виде него, его синие глаза сверкали — как и раньше — подобно отблеску солнечного света на воде. О том, как Виктор чувствовал себя рядом, пытаясь порадовать его с отчаянием, от которого у Юри сейчас болело сердце. Что за боль перенес Виктор в прошлом, что он так ненавидит признавать свои ошибки? Что он уклоняется от Юри, едва вернув ему шкуру, как какое-то дикое животное? Перечитывать его романы сейчас, с этим новым знанием было словно снимать гипс с мрамора, словно держать картину с оптической иллюзией на свету. С каждой успешной книгой Виктор словно прятал эмоции еще глубже в себе; каждое успешное слово выражало все меньше и меньше искренности настоящих эмоций, и больше и больше говорило об эмоциях, которые он хотел бы испытать. Сейчас сильнее чем раньше Юри жалел, что не оказался в городе, чтобы прочесть рукопись «Будь рядом». Вместо этого он листал промокшие страницы последнего блокнота Виктора, вылавливая каждое слово о Торвилль Коув и его жителях. «Атмосфера этого города уже у меня в крови; я чувствую ее сердцебиение под пальцами каждое утро, когда просыпаюсь под крики чаек. Отныне в жизни я знаю лишь одно: я не хочу потерять ее». Возможно, лишь настолько близко он когда-либо сможет подобраться к утраченному роману Виктора, этой лебединой песне — ха — об их бурных отношениях. Юри снова перечитал последние сообщения Виктора, и с каждым словом внутри все переворачивалось снова и снова. Это был будто разговор из книг Виктора, вот только в этот раз все было взаправду. «Я не заслуживаю тебя». Множество его персонажей испытывали схожие чувства. «Ты, моя муза, тот, ради кого я танцую каждым скольжением лезвий по льду. Каждый день я проживаю, не зная, станет ли он последним моим днем с тобой». Когда-то он находил в себе отклик на эти слова, связывал их с собой, как с выражением собственных тревог. Но теперь, когда он узнал Виктора как человека — теперь, когда увидел его лучшие и худшие стороны, — они больше не казались магией. Как и он сам, Виктор задавался вопросами, подвергал сомнению свое право жить и любить, как другие. Он так глубоко погрузился в собственные слова и необходимость удивлять читателей, что забыл, как жить без всяких ожиданий. «Так как же мне заставить тебя понять, что ты заслуживаешь меня? Как мне убедить тебя остаться?»______________________________
Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) виктор, пожалуйста, не делай это с собой Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) ты наверное не помнишь нашу первую встречу в ст эндрюссе, но она спасла мне жизнь. мне тогда было очень плохо после смерти викчана От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) я знаю ты написал об этом в дневнике Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾), но я не написал, как викчан умер Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) я убил его Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) я не хотел, но убил Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) если бы я закрыл дверь или привязал его или просто не оборачивался в тюленя и не уплывал в океан прямо перед ним он бы не пошел за мной в воду Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) если бы я понял раньше, что он зашел глубже его головы или что его утянуло на дно, я бы мог его спасти Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾), но я не смог, и пусть все и говорили, что это не моя вина, я все равно ощущал себя монстром Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) как меня можно /любить/ если все кого я любил либо обернулись против меня или умерли из-за меня От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾), но никто не обернулся против тебя Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) не значит, что я не боюсь этого Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) злился ли я на то, что ты взял и спрятал мою шкуру? определенно., но в конце концов ты ее вернул, и это куда больше, чем сделали все те люди из историй. ты способен меняться, а значит, достоин моего прощения Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) и, честно, если бы мне пришлось лишиться шкуры, я бы предпочел, чтобы она была у тебя От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾), но я позволил тоске по морю забрать тебя я почти что дал тебе умереть из-за своей трусости Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) ты не дал мне умереть после нападения касатки Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) ты снова и снова спасаешь меня и даже не замечаешь Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) и несмотря на совершенные тобой ошибки я все равно не могу не любить тебя От: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) почему ты так настойчиво хочешь любить кого-то кто причинил тебе столько боли Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) втф Кому: Виктор (´ ♡ ⁾⁾⁾) ты вообще слушаешь, что я тебе тут говорю?______________________________
«Так как же мне заставить тебя понять, что ты заслуживаешь меня? Как мне убедить тебя остаться?» Пальцы Юри замерли над клавиатурой. Курсор в его текстовом редакторе осуждающе мигал. «Глупый Виктор». Глупый, упрямый Виктор, который так уверен, что знает, как ему будет лучше. Словно единственной ошибки хватит, чтобы Юри бросил его. Он повернулся к своим тетрадям, листая их. Должен быть какой-то способ заставить его понять; должно быть что-то, что покажет этому мужчине, что именно Юри к нему чувствует. Через какое-то время поисков он наконец-то нашел тетрадь, которую они исписали историей Джека и Ториано. Их первая совместная работа в какой-то мере. Он улыбнулся, вспоминая, как Виктор целовал его в живот между предложениями, вырисовывая на коже Юри узоры, пока тот не трепетал от желания и не целовал так, словно мог дышать только воздухом из легких Виктора. Даже сейчас Юри ощутил пробежавшую по спине дрожь и покалывание поцелуев на губах. И, вздохнув, он открыл тетрадь, опер ее о ноутбук и начал писать.______________________________
Дорогой мистер Фельцман, Меня направил к Вам мой друг, Виктор Никифоров, который считал, что Вы можете заинтересоваться моей работой. Судя по Вашему сайту, Вас интересуют нестандартный подход к изложению и ломающие стереотипы истории, поэтому я хотел бы представить Вам мой роман «О моей Любви». «О моей любви» рассказывает историю одинокого русала, Ториано, обыскавшего семь морей в поисках своей семьи. Ведомый лишь магическим ключом, который, по слухам, отпирает самую большую драгоценность мира, Ториано уже готов сдаться, но он попадает в шторм вместе с пиратским кораблем «Четверной аксель» и спасает капитана от смерти. После того, как его приняли на борту, этот капитан, Джек «Фрост» Уоллес просит Ториано помочь ему и его команде в поисках утерянного магического сокровища, находящегося на затопленном судне «Тиамат». Прочесывая моря в поисках места крушения, Ториано сближается с командой «Четверного акселя», особенно с энергичным, но загадочным капитаном. Однако все идет на спад, когда Ториано теряет ключ и начинает подозревать, что Джек скрывает от него что-то. Когда их корабль оказывается рядом с местом крушения «Тиамат», еще больше магических опасностей встает на пути их и так хрупких отношений. Чтобы отыскать пропавший корабль, Ториано должен выбирать между своей сущностью русала и разношерстной командой, которая стала ему как семья — или, возможно, тайна Джека вынудит его сделать выбор. «О моей любви» отдает дань работам Виктора Никифорова в переосмыслении и возрождении исконных любовных романов и сказок. Это изучение одержимости, идеализации и тревог, сопутствующих первой близости. И, прежде всего, это путеводная звезда истинной любви, выполненная в виде послания миру, что любовь всегда спасет положение. Ниже я приложил первые десять страниц рукописи. В настоящий момент работа состоит из 95.400 слов. Я обладаю степенью магистра искусств в английском языке, обучался в Сент-Эндрюсском университете, публиковался в литературных журналах «Gravity Hill» и «The Scores». Пожалуйста, свяжитесь со мной по почте, поскольку я немой и не смогу ответить на звонок. Спасибо за ваше время, Юри Кацуки y.katsuki@gmail.com