И гаснет солнце

      Мака Албарн сидела на две парты ниже. Она упорно записывала лекцию в тетрадь, периодически отмахиваясь от пепельноволосого паренька, ее напарника, и откидывая волосы, убранные в хвостики за плечи. Кид внимательно наблюдал за ней, подмечая каждое движение и оценивая способности. Она была лучшей на их курсе, за все экзамены и зачеты у нее стояли наивысшие баллы; ее главным конкурентом был Окс Форд, все же проигрывающей ей обычно на несколько баллов. Мака показалась ему похожей на него самого, пускай хоть немного, но у них было что-то общее. Мальчишка чувствовал это, но пока не решался поделиться с сестрами своими догадками и предположениями, все его мысли, ушедшие от учебы, были заняты этой смышленой девчонкой, заинтересовавшей его на прошлой неделе. Он наивно полагал, что никто не заметит его тайной и неожиданной увлеченности, возникнувшей из ниоткуда и на ровном месте. В голове щелкнул некий выключатель, заставив разглядеть в этом сером картонном мире кусочек радуги.       Однако от внимательных сестер не утаилось то, что их повелитель стал себя странно вести, больше обычного, замыкаясь в себе. Патти первой заметила неладное и рассказала все Лиззи одной бессонной ночью. Она поделилась с сестрой своими страхами и переживаниями о том, что Киду они больше не нужны, и скоро он найдет им замену. Мысли сестренки Лиз не понравились, она даже порывалась несколько раз за ночь отправиться в комнату к повелителю и отвесить тому пару подзатыльников, но крепкие и успокаивающие объятия Патти остановили ее. Было решено подождать, пока Кид сам им все не расскажет.       Лиззи подперла рукой щеку, неотрывно глядя на повелителя и пытаясь его прочитать, если раньше она могла прочитать его, как открытую книгу, то теперь это казалось невозможным. Может в силу еще своего детского возраста она не понимала, что с ее Кидом, возможно, случилось то, что называют первой любовью, а возможно, и не хотела понимать вовсе, привыкнув, как и Патти, что он всегда рядом, оберегает их и поддерживает, уделяя все свое внимание им двоим.       Смерть младший, так окрестила его Патти, узнав его фамилию, повернулся к Лиз лицом, ощутив на себе ее колючий и насмешливый взгляд. Только она могла совмещать в себе насмешливость и нежность. Он приподнял брови, но янтарные глаза остались неподвижны, мыслями он все еще витал на несколько парт ниже, однако, взгляд напарницы возвращал в реальность. Девчушка лишь покачала головой и уткнулась взглядом в конспект, возможно, они поговорят об этом вечером на тренировке, а может и дальше будут делать вид, что ничего не происходит.

***

      Солнце клонилось к земле. Промозглый ветер усиливался, хлестая по лицу и рукам, он кружил в воздухе засохшую листву и разносил запах костров и яблок. Здесь, за городской чертой жизнь казалась другой. Свобода чувствовалась острее, а краски казались ярче. Издалека город был похож на детский конструктор, собранный детскими неумелыми ручками и забытый в огромной песочнице под проливным дождем холодным осенним утром. Высокая трава на холме выцвела, как старые рисунки, из-за долгого отсутствия дождей, земля местами покрылась мелкими трещинами, напоминавшие узоры из вен на руке. Бледно-голубое небо, окрашивалось в розоватый цвет, заканчивая картину под названием «Жизнь».       Лиз куталась в черную толстовку с капюшоном и смотрела на тонкую линию горизонта, ее волосы были убраны в небрежный пучок, щеки покраснели, а губы побледнели и потрескались, в уголке запеклась кровь. Рядом на траве сидела Патти и потирала ушибленную коленку, под укоризненный и потерянный взгляд повелителя. Девчушка виновато опустила глаза и надела капюшон темно-бордовой толстовки.       А Кид не понимал, почему, когда сестры приняли форму оружия, он не смог коснуться их. Обычно холодный металл обжег кожу до волдырей. Мальчишка взглянул на свои дрожащие руки, все ведь было прекрасно, они тренировались, отрабатывая рукопашные удары, а когда он предложил пострелять в мишени, ничего не вышло, он просто не смог. И теперь совсем не знал, что делать. Неужели от него отвернулись его девочки? Два его лучика солнца, разгоняющие тучи?       — Теперь ты найдешь нам замену? — почти выплюнула Лиззи, отворачиваясь и облизывая губы. По щекам скатились хрустальные слезинки. Она не хотела, чтобы так вышло. Совсем не хотела. Патти большими детскими глазами взглянула на его растерянный вид, ожидая его слов, как смертного приговора.       — Нет, — серьезно ответил он, — здесь нет вашей вины. Это я облажался. Вы достойны лучшего повелителя.       — Дурак, — надулась Лиззи, кидаясь ему на шею. Патти последовала примеру сестры, крепко обнимая повелителя за талию.       — Но я не понимаю…       — Это мы виноваты, что усомнились в тебе. Нам казалось, что ты отдаляешься от нас, и мы тебе больше не нужны, — хныкала Лиз, пока Кид растерянно хлопал глазами и гладил ее по волосам.       Домой они вернулись уставшие и далеко за полночь с покрасневшими глазами и носами, замерзшие, но довольные, что смогли вернуть резонанс душ. Однако особняк встретил их холодом и удушающим запахом смерти, в комнатах не горел свет, не пахло привычно выпечкой, не играли джазовые пластинки. Лишь в самой дальней комнате мигал холодный огонек, отбрасывая корявую тень на серые стены. Возле старого дивана столпилось несколько человек, в числе которых оказался и Шинигами.       Кид с сестрами замерли в дверях, от янтарных глаз мальчишки не утаилось обездвиженное тело, накрытое белоснежной простыней. Осознание случившегося пришло слишком быстро и неожиданно, сердце ребенка сжалось, стало труднее дышать, а перед глазами все поплыло. И быстрее, чем он смог что-либо сделать, отец закрыл дверь перед его носом, недовольно покачав головой. Кид переглянулся с сестрами, вид у которых был озадаченный - они не хотели верить в то, что увидели. Смерть — это всегда страшно, особенно смерть близких сердцу людей. Они уходят из нашей жизни, оставив нас наедине с собой, со своими мыслями о них и осознанием того, что их больше нет с нами и никогда не будет. Мы больше не увидим их улыбки, не услышим их смех, не заглянем в искрящиеся глаза, не возьмем за руку. Они есть, а через секунду их прах унесет ветер. Они уходят, не подумав о том, что будет с нами.       Час они просидели под дверью, прижимаясь друг к другу и погрузившись в свои мысли. Лиз и Патти вспоминали своих родителей, оставивших их на произвол судьбы на улицах мрачного и преступного Бруклина, и кто знает, что с ними было бы дальше, если люди Шинигами не нашли их и не привели в этот дом, подарив новую семью. Кид думал о несправедливости мира, о жестокой судьбе и смерти, забирающей костлявой рукой лучших людей. Мир никогда не казался ему идеальным, но сегодняшняя ночь полностью перевернула его представление о смысле жизни, о ценностях, обо всем.       Шинигами возник из ниоткуда, посмотрел на притихших детей укоризненно, но глубоко внутри него, где-то под вечно смеющейся маской, он все прекрасно понимал и сочувствовал своему сыну, которому досталась не лучшая судьба, который должен был стать идеальной заменой ему самому, когда придет время. Он сообщил им, что Миссис Картер умерла этим вечером, похороны назначены на завтрашний день.       На следующий день шел дождь, оплакивая утрату вместе с детьми и ближайшими родственниками Миссис Картер. Горевала душа Шинигами. Кид отчетливо помнил серое небо, затянутое тяжелыми тучами, мелкий моросящий дождик и выцветшую траву под черным гробом, в котором лежало бледное тело. Он помнил, как дрожали руки у Патти, как Лиз шмыгала носом, кусая губы, помнил, как промок его пиджак, как сильно билось сердце под белоснежной рубашкой, прилипшей к груди. Но больше всего ему запомнилось, как тяжелый гроб опускали глубоко под землю медленно-медленно и осторожно, его сердце ныло, разрывалось на части. Миссис Картер — она была для него самым близким человеком в этом холодном и пустом особняке, она напоминала ему солнце, такой же теплой и согревающей она была, всегда заботясь о нем, переживая, давая советы и, главное, не боясь его. Она просто была рядом. Всегда.       А теперь над ней три метра земли.