Love me right

      Бэкхен аккуратно поправлял на себе серую кофту, что была на несколько размеров больше нужного. На лице сияла широкая и полная счастья улыбка. Решился. Сейчас парни стояли около кассы, ожидая своей очереди. Ало-красные стены комнаты, увешанные множеством фотографий и картин, больше не вселяли никакого ужаса и не напоминали стены какого-нибудь борделя. Наоборот, теперь Бен с восторгом осматривался, отмечая тонкий вкус дизайнера. По углам находились позолоченные стойки с витиеватыми узорами, а на полу был постелен чёрный ламинат. И не скажешь, что столь изысканное место — тату салон. Из колонок отдаленно доносились басы горячо любимой работником этого заведения рок песни. Альфа старался как можно быстрее отпустить клиентов, дабы увеличить громкость и спокойно дослушать сингл. На данном этапе бедняге оставалось лишь незаметно, как он сам считал, топать ногой и вилять бёдрами. Сехун с Чонином еле сдерживали ответные улыбки, наблюдая за своим лучшим другом, что не далеко ушёл от Бэма. Так же нервно пританцовывал и скулил от счастья. — Кай, я хочу еще одну татуировку! — неожиданно воскликнул Бэк, хватая друга за широкие ладони. — Бэкхен, мы еще не отошли от твоей истерики, пожалей нас, — приобнимая за плечи. — У меня твои сопли на плече еще не высохли, звон в ушах стоит, а ты так спокойно заявляешь о новой наколке? — Ой, пошли в жопу, — широко улыбаясь, от реакции лучших друзей и свежих воспоминаний.       Бён наотрез отказался заходить в «эту дьявольскую каморку» без сопровождения. В конечном итоге, пока Бэкхен лежал на столе и ныл в плечо Сехуна о том, как ему больно и как все жжёт, Кай, як шут, прыгал вокруг и, он правда старался, отпускал различные шуточки. Вот только «страдальцу» от этого спокойнее не стало. Тату-мастер лишь нервно закатывал глаза и продолжал причитать, что не место омегам в его святая святых, и что: «Кай, засранец, только по старой дружбе, больше я никогда на такое не соглашусь». И нет, Намджун ничего не имеет против противоположного пола. Он имеет много пунктов против соплей, слез и группы поддержки, которая Кай. Так что простите, устав и все дела.       Уже оплатив многострадальную (причем в прямом смысле, страдали все: мастер, группа поддержки и Бэм. Последнему казалось, что уличный кот, которого он каждый день подкармливает, тоже страдал, ибо у того слух в несколько раз тоньше человеческого) татуировку, Бэкхен счастливый, чуть ли не вприпрыжку направился к выходу, уже у самого входа сталкиваясь с настоящей бомбой, что пахла кислой вишней и лаймом. На футболке так и было написано: «cherry bomb». На улице ярко светит солнце, поют птицы и мимо проезжают машины, а у Бэкхена список фетишей пополнился. — Кто-то из вас хочет ебнуть волосы в такой же? — спросил бросив беглый взгляд через плечо, после, вновь устремив заинтерисованный взгляд в сторону незнакомца. — Это Тэен, и ты можешь сказать ему «пока», — Чонин нахмурился, усердно о чём-то думая, после запуская руку в карман кожанки, выуживая оттуда пачку сигарет. — Что за реакция, Хинкаль? — У него омега есть.       На этом разговор и закончился. Никто попросту не захотел его продолжать.       Несколько месяцев Бэкхен настраивался на перемены в своей жизни. Хотелось сделать нечто такое, чтобы волосы дыбом от абсурдности ситуации и адреналина разом. Катания с Чонином на его спортбайке уже не привносили чего-то нового. Адреналин был, но это уже не те же самые чувства, что цунами накрыли светлую головушку в первый раз. Кай тогда даже до ста километров в час разогнаться не успел, а у Бэка сердце, словно в железных тисках сжалось. По венам кипяток потек, ускоряя сердцебиение и обжигая. Столько смешанных чувств, как в тот вечер, он никогда не испытывал. В какой-то миг стало казаться, что ты способен на все, что угодно. Словно грудная клетка, на которую перед этим груз в несколько тысяч килограммов давил, исчез. И следом рёбра разверзлись в разные стороны, высвобождая небольшое сердце на свободу. И именно в тот момент, когда освободилось сердце, освободилась и запутанная, словно новогодняя гирлянда, душа. Ко всем чертям осыпались вмиг поржавевшие цепи, сдерживающие до того вечера омегу. И если это не была свобода от всего, то Бэкхен просто не знает как иначе описать ту эйфорию, что окутала его всего с ног до головы. Потому что как иначе объяснить чувство, когда все органы, как при взлете самолета, сжимаются в один тугой комок и выше поднимаются. Когда дышится гораздо легче и свободнее. И, собственно, вот. Несколько месяцев ушло ни столько на то, чтобы просто решиться, сколько на продумывание рисунка. Было сложно решить что и где набивать. Но в тот день, когда Бэкхен прижимал к себе плачущего Чонина, нежно поглаживая по волосам и шепча всякие успокаивающие слова на ухо, решение пришло само собой. Утром следующего дня все эскизы, что столько времени омега усердно собирал, полетели в мусорное ведро. Татуировку друзьям Бэкхен показывать не хотел, но сложно скрыть хоть что-то, пока визжишь, как свинья при резке, стискивая в руках ладонь одного из. И если честно, то Бен удивлён, что друзья до сих пор держат свое любопытство при себе, не задавая одни из самых избитых и часто используемых окружающими вопросов, стоит увидеть у какого-то знакомого рисунок: «А что это значит?» Но смысла в его татуировке больше, чем кто-либо сможет себе представить.       Уже сидя на улице в одном из любимых кафе, Бэкхен заметил знакомую макушку, что скрылась в старом магазине музыкальных инструментов. Когда-то ему там родители купили его первое фортепиано. Интерес с детскими воспоминаниями так неожиданно накатили, что Бэкхен даже не заметил, как бросил беглое «я сейчас», направляясь ко входу. И где-то под сердцем вновь начало печь и чесаться. Все же в татуировке хранится гораздо больше смысла, нежели парень только мог себе представить.

During whole my life