Love me right

      Бэкхен так и простоял около витрины, наблюдая за Паком. Тот активно жестикулировал руками, объясняя что-то старенькому продавцу, и именно в тот момент Чанель казался иным. Было в его уверенной позе что-то, чем Бен невольно восхитился. На деле же все оказалось до боли просто: Чанель был собой. Бэкхен привык видеть неуверенную сторону альфы, ту, когда при виде Бэкхена лицо само собой принимало слегка придурковатый вид, ибо Пак в такие мгновения нервничал сильно и боялся сказать что-то не так или сделать. Вытягивался весь, словно струна, и смотрел так преданно, что сердце щемит при одном только воспоминании. Но в момент разговора с бетой, когда Пак даже не подозревал и не рассчитывал увидеть Бэкхена, он просто был собой. Улыбался немного неловко на слова старшего, потому что забота уже более взрослого поколения по своему уютная и трогательная. Не ссутулился, желая казаться ниже и не раздражать этим омегу. И натянулся весть, словно струна, теперь уже Бэкхен, что с особым трепетом ловил каждый жест альфы. На душе так хорошо и спокойно было, но в то же время те самые зловещие бабочки о ребра бешено колотились, щекоча. Татуировка же, желая дополнить эту гармонию чувств, отдавала легким жжением под сердцем, напоминая, и не давая забыть. Бэкхен руки к груди прижал и дыхание затаил, понимая, что Чанель очень красив. Четкая линия челюсти и скулы, которые омега раньше просто не замечал; широкие плечи и осанка. Чанель умеет держать планку, умеет преподнести себя. Чанель сильный и добрый. Что еще нужно? И рост, который раньше так сильно злил, ибо приходилось при редких встречах голову высоко вверх поднимать, на тот момент казался чем-то волшебным. Забавно, что только тогда Бэкхен заметил, что Чанель почти такого же роста, что и Сехун или Чонин. Там уже идет плюс-минус несколько сантиметров. Как можно было раньше этого не заметить? Как можно было так долго игнорировать тот факт, что Чанель — идеальный в своей истинной ипостаси, когда затылок слегка почесывает от смущения или голову в бок чуть склоняет. Да сдались эти кубики пресса на животе. Из-за них Чанель не изменился бы, не стал бы круче или просто напросто умнее. Пресс — всего лишь бонус или приятное дополнение. Мышцы не характеризуют человека как личность, так же, как и модные или красивые шмотки. Надень на австралопитека одежду из последней коллекции Gucci, тот все равно не станет неожиданно высоко образованным человеком. Как был животным, бегающим за мамонтами, так и остался.       В левом углу ринга стоит омега со своими амбициями и закидонами. Омега, что хочет себе идеального по всем параметрам альфу сразу. В правом углу стоит милый Бэкхен, что всегда мечтал о доброй и веселой паре, дабы семья была очень яркой и теплой. Чтобы каждый день — праздник и что-то новое. Стикеры по всему дому с милыми надписями, свой любовный уголок, в котором бы висели их совместные фотографии и списки дел на ближайшее будущее. В правом углу ринга стоит Бен Бэкхен, что отправляет стерву внутри себя в нокаут. Пак Чанель — его истинная пара, созданная природой. Чанель плюс Бэкхен — глинтвейн с нотками корицы.       Пока Бэкхен думал о своем, Пак уже быстро вышел из ларька и направился вниз по улице, не обращая ни на что внимания. День выдался пасмурным и достаточно ветреным. Холодные порывы воздуха задували под тонкую ткань, что ничуть не грела. Некогда уложенные волосы были благополучно растрёпанны, пуская двадцать минут из жизни омеги коту под хвост. Бэкхен стоит посреди дороги, мешая пешеходам спокойно пройти. Нелестные словечки от некоторых все же долетают до ушек паренька, отрезвляя. Вдохнув поглубже свежего воздуха, рванул вперед, надеясь нагнать альфу. Бэкхен особой тягой к спорту никогда не отличался, особенно к бегу, но тем не менее бежал очень быстро, не обращая никакого внимания на отдышку и покалывание в боку. Когда омега уже добежал до оживленного перекрестка, то испугался, что потерял из виду, упустил. И на душе так тоскливо стало, словно потерял альфу навсегда, словно не успел его догнать и потерял в аэропорту.       Чанель сидел у себя в комнате поздно вечером, аккуратно перебирая металлические струны горячо любимой гитары. Один аккорд плавно сменял другой, одна песня — другую. Все делалось на полном автомате, ибо сам Чанель ушел глубоко в себя, пытаясь понять когда успел так сильно проебаться. Когда он упустил нечто важное? Слова друга набатом били по черепной коробке, не давая покоя. Осмыслить все и не идти на поводу у чувств, верно? Чанель подумал и сделанные выводы не радуют, от слова совсем. Гитара была бережно отставлена в сторону, а на колени был положен учебник, в качестве опоры, и чистый лист бумаги, который в следующую секунду был разделен на две части. То, что собирается сделать Пак — последний шанс хоть как-то оправдать омегу и свои неутешительные мысли и выводы. В одной колонке плюсы, а в другой, соответственно, минусы. Шариковая ручка плавно начала царапать листок, выводя слова. От важности ситуации и испытываемого шока, Чанель слегка вспотел, но не стал отвлекаться на то, чтобы открыть форточку. Слишком важно. Слишком.       Чонин валялся на диване в гостиной, молча смотря в потолок. На полу сидел Бэкхен, что бездумно пропускал осветленные прядки друга меж длинных пальцев. Сехун же лежал на коленях омеги, млея от ласки, но продолжая ровным голосом рассказывать о своем омеге и их свидании, которое закончилось поцелуем в щеку. Хоть альфа и старался всячески скрыть нотки восторга и неописуемого счастья в голосе, немного стесняясь этого, но на особо смущающих моментах все же раскалывался, глупо улыбаясь. Сехун мог и не скрывать своих эмоций, потому что от Бэкхена все равно ничего не укрылось. Он искренне рад за друга, но на душе все равно неспокойно. Есть что-то, что упрямо мешает расслабиться и подшутить над своим лучшим другом. Вместо этого перед глазами картина удаляющейся спины Чанеля. Сначала из актового зала их школы, а после — из музыкальной лавки. По стеклу медленно стали стекать капли дождя. Стук особо крупных горошин создавал свою музыку. В комнате горел один лишь ночник. Идеальная обстановка для душевных разговоров. — Ребят, я, кажется, влюбился, — прошептал восторженно альфа, чуть поворачивая голову вбок, дабы увидеть лица друзей. Эту новость он сам открыл для себя вот только что. Кай лениво повернул голову, чуть улыбаясь. — Это было понятно ещё с того момента, когда ты начал рассказывать о его пышных ресницах, глазах карамельного цвета и мягкой коже. Чувак, ты серьезно только сейчас догнал? — Ну не все же такие крутые гонщики, как ты, — кидая в друга тапком. — А ты чего такой задумчивый, Бэкхен? — Такое ощущение, что в эту самую секунду я теряю нечто важное. — В смысле? Сехун сел рядом, поджав одну ногу под себя. — В кофейне. Я тогда увидел Чанеля и побежал к нему, но так и не решился зайти внутрь. И, знаете, пока я стоял и наблюдал за ним со стороны, то понял, что он далеко не урод. Скорее я, причем моральный. — Уу, плохо дело, — присвистнул Чонин, поворачиваясь на бок. — Наш малыш влюбился. Сехун, твои сопли отрекошетились на Бэкки, что ты сделал? — Сейчас в окно выйдешь, — возмутился смутившийся Сехун, толкая друга в плечо. — Я принял его. Но у меня такое ощущение, будто теперь он не принимает меня. — Чего? — Это очень сложно, Нини, — тяжело вздохнул Бэкхен, запуская пальцы в свои волосы. Сложно говорить о своих чувствах, так оголяясь, сложно донести до собеседника то, что чувствуешь, переживая. Это сложно вдвойне, когда боишься всего этого, ибо оно ново. Ново думать о человеке в несколько ином ключе, замечая и другие его стороны. Бэкхен искренне хотел бы перевернуть все так, что он видит постоянно спину Чанеля, ибо последний всегда закрывает его собой от всех невзгод и напастий. Вот только здравый смысл упрямо твердит, что его никто не защищает, от него просто отвернулись.       Чанель горько выдохнул, откидывая ручку в сторону. Что и требовалось доказать — минусов гораздо больше, как бы Пак не старался написать больше плюсов, ссылаясь на «красивые глаза» и «чудный голос». Минусов все равно больше и они гораздо весомее. Бэкхен, надо быть реалистом, никогда не отвечал ему взаимностью и никогда не давал повода усомниться в том, что между ними глухая несущая стена, которую снести ко всем чертям просто нельзя. Бэкхен всегда смотрел на Чанеля как на отброса или какого-то дефектного. Ни разу не ответил улыбкой или поблагодарил за заботу и переживания по поводу здоровья. Наоборот, только злился и упрекал в навязчивости. Бэкхен за столько лет не изменился ни на грамм. Так почему что-то должно измениться сегодня или завтра? Чанель устал. Хоть родители и учили его никогда не сдаваться и идти к поставленной цели напролом, но это край, финиш. Бэкхен так и останется его недосягаемой мечтой, а не целью. Целей добиваются в любом случае. Увы, Бэкхен ценит только Кая и Сехуна. Они — его семья, его религия. Он убьет за них, как максимум, и, как минимум, встанет за них горой. Бэкхен не может говорить без милой улыбки на губах о них. Он светиться сразу начинает, как лампочка в сто ватт.

Бэкхен любит их, а Чанеля презирает.

      Альфа медленно вышел в зал, где родители вместе смотрели комедийное шоу. Отец как обычно приобнимал супруга за плечи, хрюкая от смеха. Папа же смеялся скорей над мужем, а не над программой. Больно. — Отец, — прозвучало так надломленно, что старший Пак вмиг стал серьёзным, повернувшись на диване. — Да, Ёлли? — Я хочу вновь уехать в Китай. — Но тебе же там не понравилось, — шокировано выдохнул папа, хватаясь за плечи мужа. — Нет, пап, там замечательно. — Опять проблемы с омегой? — Нет, Бэкхен тут не при чем, отец. Это мое решение, желание, называй как хочешь. — Ты хорошо подумал? — послышался громкий смешок со стороны младшего. — Более чем.       К черту зачет и сессии. Чанель и так знает, что он не угол в сто тридцать градусов. Знает, что сдаст все на отлично. Надоело придумывать всякие поводы для того, чтобы остаться. Надоело искать всему подряд оправдание. Хватит. — Ты все ещё числишься у них в списках студентов, верно? — Да, я учился заочно все это время. — Значит, не будет проблем, если взять билет на ближайший рейс? — решил уточнить отец, прижимая к себе крепче уже плачущего в голос супруга. — Никаких, — уверенно смотря отцу прямо в глаза.