** Мистик Фоллс. ***
Дорогая, ты же не знаешь, что любовь к этой сучке живет в Элайдже Майклсоне гораздо дольше, чем ты ходишь по этой Земле.
Хейли в ужасном эмоциональном состоянии, ее трясется. Она и не сразу понимает, что очнулась от громкого разговора Керолайн и Фреи. — Так всегда, да? Когда появляются Майклсоны, то появляются и проблемы? Майклсоны ровняются проблемам? — Мы семья, которая сражается друг за друга и так будет всегда. Всегда и навечно. Я не могла оставить Хейли. Не могла. — Мы искали ее четыре дня Она очнулась в теплой постели. Сложно передать ее состояние. Хейли мало что помнит. Помнит, что ее волочила или тащила Фрея вместе с Керолайн сюда, когда она обратилась в человека. Волчицей она была опасной, могла причинить боль даже тем, кто сражается за нее. Она пришла в себя и пытается поднять голову, осмотреться. — Хоуп… Тихий голос Маршалл заставляет всех обернуться, а Фрея бросилась к постели. — Где Хоуп? — С ней все хорошо. Мы сказали, что вы увидитесь позже. — Ты была волчицей четыре дня. Мы искали тебя все это время. Я была с ней все это время. — Спасибо, Фрея. — Я принесу зеленый чай. — Керолайн. — Хотя да… Может Клаус забыл здесь что-нибудь коллекционное и крепкое. Нужно посмотреть. Не вспоминать, но Хейли Маршалл в тот самом доме, только вот в другой комнате и хорошо, потому ей было бы еще тяжелее. Теперь все изменилось и заросло пылью. Теперь забыть и закрыть глаза на прошлые чувства. Не вспоминать. Сейчас, как никогда Хейли Маршалл желает исчезнуть. Почему ей так больно? Почему? Она знает почему в груди так рвало. Никогда — это не так уж и долго для вампиров. Никогда может стать вечностью для вампира. Хейли не знает, сколько брела по лесу, пока не вышла на дорогу и не нашла жертв. Теперь было передвигаться намного легче, не боясь, споткнутся и упасть. Теперь она не волчица. Все это время Хейли пыталась вспомнить кто она вообще и как оказалась в лесу. Голова болела нещадно, ей пришлось медленно поднимать голову с подушки, чтобы переждать пока пройдет головокружение, а Фрея все это время держала ее за руку. Знала, что виной состоянию Хейли ревность и ее брат. Как Элайджа, который так ценил и оберегал Хейли и их любовь так поступил с ней. Может виной тому его амнезия. Но такой короткий промежуток времени мог все поменять и Элайджа впустил женщину не только в свою постель, но и сердце. — Элайджа, я права? — Заблудилась? Я заблудилась, Фрея. Он обещал, что наша любовь будет вечной. Я верила, пока не увидела ту темную сторону, пока он не пытался убить меня. Я готовы была смириться с этим и принять. Я любила Элайджу, а в итоге он с другой женщиной, в постели и это так больно, это разрывает меня изнутри. — Я понимают, но, может когда он вспомнит и раскается? — Нет. Тереть без всяких чувств и любви. Она повернулась в сторону окна, которое еле пропускало солнечный свет. — Пожалуйста, не надо так говорить, — услышала она голос ведьмы. — Знай, что я запретила себе любить, привязываться, пока не встретила Киллин. Я нарушила свою клятву ради любви. — Нет, теперь никогда, теперь Элайджа в прошлом, — снова повторила Маршалл. Фрея наблюдала за всем этим, не зная, стоит мне бежать, или лучше не шевелится? Хейли теперь так смотрит на нее и впервые ей исчезнуть, раствориться. Неужели в сердце Элайджи есть место для другой? Что случилось? Что случилось с Хейли Маршалл? Может она губит себя или ее губит эта несчастливая любовь к Элайджи Майклсону. И что теперь? Что дальше? Хейли Марщалл будет и дальше губить себя или соберется с силами? — Ну, что-то я нашла, — Керолайн появляется на пороге комнаты с граненым графином наполненным бурбоном. — Надеюсь, это можно пить? — Дай сюда, — Форбс испуганно глядит на Хейли, которая буквально вырывает графин из ее рук. — Эй, полегче, — пытается возмутиться Керолайн, хотя знает, что Хейли наплевать. Волчица кажется плачет отпивая отпивая из горлышка бутылки янтарную жидкость. А помнит ли она слезы Элайджи, когда говорила, что желает быть счастливой рядом с Джексоном, когда выходила замуж за оборотня. Хейли закрыла глаза, думая, что у нее уже начались галлюцинации. Все это галлюцинации, то, что у Элайджи не другая. Как ей теперь ей жить? Как верить в любовь? Как вообще во что-то верить? Неистовый внутренний крик и обжигающей глотку алкоголь заставил волчицу открыть глаза, и увидеть самую страшную картину в ее жизни. Увидеть и понять, что все рухнуло, что Элайджа не ее и возможно любит ту женщину дольше, чем она могла себе представить. — Что, если Элайджа любит другую дольше, чем меня? Хейли Маршалл знала, что это будет преследовать ее вечно и как она пережила все это. Кто та женщина, что стала его тенью? Может эта тень всегда преследовала его? Элайджа любит другую, а ее губит, уничтожает. Ей не показалось, что Форбс начала махать руками, надеясь, что Хейли придет в себя. — Эй, соберись, у тебя есть Хоуп, мы ведь живем вечно и вряд ли любовь у вампиров длиться вечно, — раздался голос Керолайн. Правда. Даже глупая блондинка переосмыслила этот факт. Факт, что у вампиров нет вечной любви, да и любовь вообще слабость. Величайшая слабость. Хейли несчастна. Ей кажется, что Элайджа был так близко, здесь, с ней, положил ей руку на плечо, что она могла почувствовать его холодное дыхание. Он подхватит ее на руки, и через секунду мы они будут вместе. Этого не случится в реальности. В реальности он с другой. Он обещал, что она будет счастлива, а в реальности Хейли несчастна. — Пожалуйста, убейте меня, если я кого-то впущу в свое сердце, — взмолила Хейли. — Я не собираюсь тебя убивать Хейли, неужели ты не понимаешь? — Фрея крепче сжимает ее руку, желая, чтобы Хейли почувствовала ее тело и поддержку. — Ты еще будешь счастлива. — Я желаю только выпить, — тяжело вздыхает та. Если Элайджа ее вторая половинка. Ее судьба, то почему он так поступает с ней? Почему медленно убивает и делает несчастной? Неужели забыл свою любовь или ту тень, он любит дольше, чем ее. Неужели он помнит тень, но не помнит Хейли Маршалл. Неужели их любовь оказалась придуманной иллюзией. Иллюзией счастья. Хейли не знает этого. — За что пьем? — вмешивается Форбс, явно желала разрядить обстановку. — За любовь, — произнесла она и сделала глоток. — За несчастливую любовь. Любовь, которая больше никогда не встанет на моей пути. Любовь, которой больше никогда не будет в моей жизни. Я никому не принадлежу! Больше Хейли Маршалл никому и никогда не будет принадлежать. Она ведь не вещь или игрушка. Больше никому не позволит рвать свое сердце на части. Никому и никогда. Смелая, с воинственным характером, это нравится многим. А сейчас у нее нет времени уговаривать себя отпустить. Нет времени проливать слезы и обжигать глотку крепким алкоголем. Она почувствовала, как ее накрывает темнота. А дальше темнота, жуткая и непроглядная, готовая поглотить душу самой королевы оборотней. А дальше никакого счастья и покоя, любви. Дальше только тьма. Всепоглощающая и разрушающая тьма. Хейли отказывается от любви и закрывая глаза впускает темному в свое сердце, потому что в сердце Элайджи нет места для нее. Элайджа любит ту тень, которая преследует его столько столетий. Элайджа любит ту женщину гораздо дольше, чем Хейли. Случилась несчастная любовь, которая ранит и разрушает все. Хейли Маршалл разрушила и уничтожила себя. Любовь уничтожает все. Больше ничего нет: ни любви, ни счастья, ни покоя. Ничего нет, потому что Элайджа любит другую дольше, чем Хейли. В сердце Элайлжи есть места для Кетрин и нет для Хейли. Вот что случилось. Случилась несчастливая любовь и Хейли, чтобы не губить себя еще хуже поставила точку. Жирную точку в этой истории несчастливой, выстраданной любви любви.*** Маноск. Франция. ***
Дорогая, потому что эта любовь живет, к стерве Кетрин Пирс гораздо дольше, чем она выживает и скитается по этой Земле.
» Darling, darling, doesn’t have a problem, Прелесть, душка, она беззаботна, Lying to herself cause her liquour’s top shelf. Лжет самой себе, потому что у нее первоклассный ликер.»
Любовь к идеальному образу его синей бабочки Татии, которая попалась в его сети и который он не смог заменить ни на какую другую. Образ брюнетки с вьющимися волосами и карими глазами. Потому что все его любовницы, как на подбор — кареглазые брюнетки. Он столько раз умирал и возрождался. Он столько раз обжигался ища образ той единственной, что завладела его сердцем и разумом. Ее улыбка согревала его холодную душу. Любит дольше, чем эта сучка живет на этой Земле. Дольше, потому что все началось с его первой любви — Татии. Ее образ, синей бабочку, которую он уничтожил не затмит никакой другой образ. Именно так думал Элайджа Майклсон, до того, момента, как увидел ее, ту которой было восемнадцать и она не сразу склонилась. Наивная, глупая, милая, добрая, в сердце которой жило милосердие — крестьянская девушка Катерина. Та бы точно испугалась его и его истинной сущности и бежала бы от любви и его. Бежала бы, потому что боялась смерти. Катерина желала жить и верила, что без любви мир ничего не стоит, без любви мир жесток к черств. Катерина пыталась сказать ему о своих чувствах, хотя это было и не позволительно женщине. Она пыталась сказать, что любит и он понял, услышал, но не мог ответить. Это ведь было взаимное чувство. Это чувство именуемое любовью переплюнул долг перед семью и в особенности братом. Он мог признаться во взаимных чувствах только после ритуала, после того, как напоит ее эликсиром и спасет. Элайджа проявил жестокость к ведьмам и понятно, что живыми они не ушли бы от монстра, который скрывался за красной дверью. Элайджа так и не признался и позволил ей уйти. Элайджа отпустил ее, навлек на себя гнев Клауса, который слишком долго ждал этого ритуала. Элайджа позволил ей жить, не зная, что подтолкнул к петле и смерти. Она умерла, чтобы выжить и никогда не возвращаться к Клаусу. Она умерла. Родилась та, что сияет словно бриллиант, как вспышка молнии, та, что убивает любого, кто встанет на ее пути и никогда не проигрывает. Ах, все знают историю о девушке, которая желала жить. Все знают, что эта история закончилась влитым лекарством в глотку, смертью от старения, а затем смертью ради прощения и прощания с дочерью, Адом и Адским пламенем и возвращением к жизни.» It’s alarming honestly how charming she can be. В самом деле, настораживает то, какой она может быть очаровательной. Fooling everyone, telling them she’s having fun Дурачит всех, рассказывает им, как весело проводит время.»
Все знаю, что она дурачит всех вокруг и лжет самой себе. Все знают, что она запуталась не только в сетях собственной лжи, но она может запутать любого. Скольких мужчин обвела вокруг пальца Кетрин Пирс? Она просто сбилась со счету. У нее ног были многие мужчины, и только один видел ее истинную сущность. Другую часть истории о девушке, которая хотела жить мало, кто знает. Мало кто знает, как утомительно быть звездой при свете дня и шлюхой с наступлением ночи. Кетрин Пирс знает. Элайджа Майклсон знает потому что сейчас вспомнил то, как набрасывал свой пиджак на ее хрупкие плечи и видел слезы, кричал, что как она могла опуститься до такого уровня. Он помнит. Она не спит по ночам. Она очаровывает. Сейчас Элайджа наблюдает за тем, как она танцует на барной стойке, сжимая в руках бутылку крепкого виски. Похоже, сегодня она выбрала алкоголь, как лучшего советника и психотерапевта, а не Элайджу Майклсона.» She says you don’t want to be like me. Она говорит: «Вы не хотите быть такими, как я. Don’t wanna see all the things I’ve seen. Не хотите увидеть все то, что видела я. I’m dying, I’m dying. Я изнемогаю, я изнемогаю.»
Сегодня ровно десять лет с открытия бара и праздную все, а владелец даже поощрил работников выходным и премией. Все, сегодня праздновали. Все кроме Элайджи Майклсона, который сидел за фортепиано и наблюдал за тем, как она двигает бедрами, вскидывает копной темных волос. Она пьяная. Она очаровательна. Она не знает никаких проблем. Она пьяна, счастлива. —Элайджа, иди к нам! Только вот Элайджа не спешит, улыбается. Только вот Элайджа видит, что она умирает. Умирает изнутри. Только Элайджа, что она дурачит всех их показывая, как ей весело. Только он лжет самой себе, потому что так проще и в руках у нее бутылка хорошего виски. Только Элайджа знает, что все в этом баре, и не только в этом баре, не хотят видеть и пережить, то через прошла она: роды, возможность быть рядом с дочерью, изгнание из семьи, поездка в Англии, борьба, желание жить, побег, смерть, саморазрушение и становление Кетрин Пирс. Кто знает, что она надела обворожительную личину, окутывает своими сетями, сверкает, как бриллиант, как вспышка молнии, только чтобы выжить? Она встала на эту дорогу тьмы, чтобы выжить и вряд ли бы кто-то пойти той же дорогой. Дорогой одиночества. Дорогой тьмы. Дорогой саморазрушения. Вряд ли многие выдержали то, что выдержала она. Многие бы сломалась, но она не сломалась, и не выдержали бы этого. Она выдержала и не отключала эмоции. Выдержала, не потому что сильная и волевая. Выдержала, потому что поддавалась эмоциям: кричала и плакала, когда никого не было рядом, когда никто не видит и пила крепкий алкоголь. Пожалуй, все это видит только Элайджа Майклсон. Он видел ее слезы, видел, как ей больно. Все знают только половину истории. Всей никто не узнает, потому что она не позволит. Не позволит знать, как же ей порой противно, до тошноты, было просыпаться с очередным любовником в незнакомой квартире, каково ей была лгать о любви глядя в глаза, правда, были случаи, когда она желала любви и находя ее только разочаровывалась: отец Нади, Стефан Сальваторе, Элайджа Майклсон. Все. Все эти истории медленно убивали ее, разрывали сердца.» The boys, the girls, they all like Carmen Мальчикам и девочкам, им всем нравится Кармен. She gives them butterflies, bats her cartoon eyes От нее бросает в дрожь, она хлопает своими мультяшными глазами. She laughs like God, her mind’s like a diamond Она смеется, как Бог, ее разум подобен бриллианту. Audio tune lies, she’s still shining Акустическая мелодия лжёт: она всё же сверкает, Like lightning, oh, white lightning Как молния, как яркая молния. «
Она закуталась в кокон: прочный и надежный. Закуталась в тот кокон, в котором ей комфортно, в котором она могла лгать самой себе. Неужели за столько столетий, Кетрин Пирс утратила свое обаяние? От нее больше не бросает в дрожь? Ее нельзя купить сегодня ночью? Нельзя. Можно только смотреть, как она отвязано танцует на барной стойке, не боясь упасть с каблуков или разбить свечи, которыми так дорожил и добавил в интерьер Ей плевать.«Mon amour, je sais que tu m’aimes aussi Любовь моя, я знаю, что ты тоже меня любишь. Tu as besoin de moi. Я нужна тебе. Tu as besoin de moi dans ta vie Я нужна тебе в твоей жизни. Tu ne peux plus vivre sans moi. Ты больше не можешь жить без меня. Et je mourrais sans toi И я бы умерла без тебя, Je tuerais pour toi Я бы убила за тебя.»
Сегодня она сияет и свободна. Сегодня Элайджа протянет ей руку и не позволит убить себя окончательно, лгать себе, что все хорошо. Не позволит упасть еще ниже. Элайджа помогает ей слезть, придерживает за талию и смотрит в глаза задавая ей свой вопрос: » Ты умираешь? Я же знаю?» Она отвечает ему взглядом: » Я умираю». Иногда и не нужно слов, чтобы понять никаких слов, достаточно взгляда. Элайджа понимает. Кетрин понимает. Он прижимает ее к себе, ведь веселая мелодия сменяется спокойной. Он станцует с ней, не пропустит этот танец. Дыхание опаляет ее оливковую кожу, а рука скользит к талии Кетрин. Она помнит, как он смотрел на неё сегодня, на её гордую осанку и надменный взгляд, на глубокий вырез в области декольте белой блузки, которую она уже успела испачкать виски, на черную короткую юбку, на высокие каблуки, на локоны, на украшения. Он всегда смотрел на нее как-то по особенному. В миллиметре от вульгарности, по тонкой грани между его восхищением и неодобрением. — Элайджа… Пьянящие глаза горького шоколада, а ведь ей и вправду горько и Элайджа знал это, знал, что на вкус она может быть, как девяносто процентный горький шоколад, который не каждый выдержит и который не каждому придется по вкусу. Только истинный гурман сумеет раскрыть и оценить истинный вкус горького шоколада: с кофе или конька. Видимо, Элайджа истинный гурман, если раз за разом выбирает ее, ее образ. Голова едва заметно наклоняется вбок, а Элайджа наклоняет ее в танце, улыбается ей, когда заглядывает в глаза. — Ты прекрасна… Горькая усмешка на ее губах и вот уже она поднимает руку, не чтобы взять его руку в свою и следить их, или же, как и полагается в танце, положить ее на плечо или обвить шею. Нет, она не сделает этого. Она взъерошит его волосы, прикроет глаза и будет в миллиметре от его губ, от того, чтобы украсть его поцелуй, будет слышать его сбитое дыхание. Она не поцелует. Нет, она не сделает этого, потому что Кетрин Пирс нарушает всякие правила и принципы. Лесть. С его губ слетела сладкая лесть, ведь она вовсе не милая и прекрасная, словно модель с обложки глянцевого журнала, ведь несколько минут назад она заливала себе в горло обжигающей алкоголь и танцевала на барной стоики. Она обольщала, улыбалась и знала, что в этом искусстве главное не переборщить. Чуть больше — и тебя сочтут фальшивкой. — Катерина… Она любила белое. Он любил черное. Ладонь пробирается под ткань юбки, мягко задевая бедро, а рот требовательный и горячий накрывает губы в безмолвном » Моя». Она позволяет воздуху в виде тихого стона покинуть легкие, и тянется ближе, прикрывая глаза. Они танцевали этот танец, но в этот раз Элайджа застает ее врасплох. Это неправильно, и в то же время, разве нечто столь восхитительное может быть неправильным? — Мой. Мой. Ты мой, — шепчет так тихо и сладко, на ухо. В каждом жесте, движении. В изгибе тонких, таких чувственных губ, в острой линии скул, в пальцах, что так красиво умеют касаться: клавиш фортепиано, ее тела. »…Пока ты вновь не вернулся в мою однообразную и такую пресную жизнь, Элайджа Майклсон. Я задыхалась и умирала. « — думает она и уже не пытается танцевать в такт музыке или смотреть на тех, кто пялится на них. Он любит белое. Она предпочитает черное. Что может вообще связывать их? Вместе они, как черно-белые клавиши фортепиано. Эта стерва, и этот бедный музыкант, что будет грустно вздыхать каждый раз, как только она посмотрит на его и испачкает его щеку своей помадой. Кетрин не просто смотрит, а умеет наблюдать, строить планы на их будущее. Она умна, изобретательна, слишком коварна и эгоистична. Может Элайджа и сожалеет, что не убил ее, не вырвал ее черное и прогнившее сердце, когда была возможность. Не убил, не сжал в своих окровавленных ладонях, а все потому что, она ворвалась в его мир странной незнакомой, израненной птицей. — Почему я не убил тебя? Говорит так спокойно, торжественно даже, будто стихи под музыку читает. Так спокойно говорит о том, что желает ее смерти и встречает не с презрением, а с ухмылкой. Элайджа легонько ведет по талии, пальцами, словно по клавишам инструменту, извлекая едва слышные звуки. Легкая, задумчивая улыбка, и он кажется почти счастливым сейчас, в этот миг, когда в подробностях представляет, как могла бы умереть она от его рук, которую однажды поклялся любить вечно. Еще раньше. До того, как пришел Элайджа, вновь пришел и заполнил собой просто все. Не оставил выбора, не спросил. Еще раньше. До того, как Элайджа опускает свои руки, забирает из ее рук бутылку виски. — Ты не должен, я ведь… — Ты моя Катерина… Не ждет ответа, просто уводит ее, а у нее ком скапливается во рту, и Кетрин шагает вперед, как одурманенная. Одурманенная алкоголем. Одурманенная ночью и этим прохладным воздухом. Словно она попала в одну из тех старинных легенд, где сирены влекли своим пением моряков, обрекая на смерть, заставляя разбиться о скалы, где короли и королевы, где во имя любви могли упасть, отравить себя. — Ты же не дашь мне упасть, Элайджа? Заторможено, как сквозь густую плену тумана и сна. Тумана во сне. Туманна, пытаясь сделать шаг, но Элайджа рядом. Всегда рядом. — Ты же знаешь, что я всегда буду рядом, — вдохнет воздух, смешенный с алкоголем, морщится. Ее руки немного трясутся. Но Эладжа готов подхватить на руки, если будет нужно. Гордая, и просто не позволит ему просто сделать это, не позволит, пока стоит на своих ногах. Гордая, может поэтому до сих пор не задумывалась над тем, почему же после того расставания, Элайджа слишком быстро забыл ее и выдумал себе иллюзию любви к Хейли Маршалл? Гордая, может ей и наплевать, потому что та любовь была иллюзией? И право, сейчас Кетрин Пирс даже не вспомнит, почему когда-то он оставил ее, а Элайджа не вспомнит Хейли Маршалл и какие чувства питал к той женщине, как любил и оберегал. И право, только Элайджу Майклсона она не одурачит, не опутает своими сетями и только он знает, что она орет в пьяном бреду, и о ком она плачет. Он знает, что оплакивает она невинную Катерину — девушку, о которой знают немногие. Он знает, о той девушке. Он любит ту девушку и будет любить дольше, чем ноги сучки Кетрин Пирс ступили на эту землю. Он не позволит ей упасть, будет держать, обвив рукой ее талию. Держать в своих объятьях до конца. Может, из-за внутреннего эгоизма Кетрин Пирс и не замечала того, что погибнуть ей не позволял именно Элайджа? Именно он знает, что она лжет самой себе, дурачит всех. Именно он знает, что они нужны друг другу. Именно он уводит ее с вечеринки. Именно он уложит ее спать, пусть она и не уснет до рассвета. Именно ему она сейчас шепчет: — Мне так с тобой хорошо. Может, ей и вправду хорошо с ним? Может, Кетрин Пирс лжет самой себе, потому что у нее в руках была бутылка хорошего виски? Может он любит белое, а она черная и вместе они составляют единое целое, как черно-белые клавиши фортепиано, на котором так любит играть Элайджа Майклсон."Darling, darling, doesn’t have a problem Прелесть, душка, она беззаботна, Lying to herself cause her liquour’s top shelf Лжет самой себе, потому что у нее первоклассный ликер. " Lana Del Rey — Сarmen.