Are you looking for happiness? Ты ищешь счастья? Are you looking for something better? Ты ищешь чего-то лучшего? Do you ever feel emptiness? Ты когда-нибудь чувствуешь опустошённость? Are you scared it's gonna last forever? Ты боишься, что это может продлиться вечно? Don't give it away, don't give it away. Никому не говори об этом, не проговорись... I don't want your happiness. Я не хочу твоего счастья, I don't need your happiness. Мне не нужно твоё счастье. So never show me happiness. Поэтому никогда не показывай мне своего счастья, I don't want your happiness. Я не хочу твоего счастья. I don’t want your happiness. I don’t need your happiness. So never show me happiness. I hope you find happiness. Hurts - Happiness.
Семью Майклсонов невозможно убить, но возможно ранить. Семью Майклсонов можно мучить и лишить счастье, вот только они выстоят и восстановят свою империю из руин. Клаус Майклсон вздыхает, когда к его ногам падает очередная мертвая птица, и он бы и рад напиться или пуститься во все тяжкие. Но в комнате заперлась его дочь, которая потеряла мать и он не может войти туда и только слышит ее тихие рыдания, ровно так же, как и Роман, который стоит облокотившись о стену, ведь не сумасшедший он, чтобы говорить сейчас, ведь Клаус выпотрошил все его внутренности. Даже у такого сильного, как Клаус Майклсон сдают нервы, когда очередная птица падает к его ногам и ему кажется, что воздух пропитан гнилью. Хоуп закрылась не только от него, но и от всего мира и контролировать свою дочь он к сожалению не может. Он не может ничего сделать, а в особенности после новостей Фреи о Элайджи. Ему плевать на Кетрин, на то, что это был выбор его брата и выбор во имя любви, а точнее жертва. — Фрея! Нам нужно больше мешков! Клаус повышает голос, чтобы его сестра уж точно услышала и оторвалась от объятий Киллен, которая утешала ее, ведь нужно действовать, а не лить слезы и в крайнем уж лучше спалить весь город дотла. — Заткнись и возьми мешки внизу. Если у Хоуп глаза отца, то у Нади Петровой глаза матери и столкнувшись с ней взглядом гибрид осознает, что живучесть и упорство у Петровой точно от матери, ведь как объяснить то, что она проходит в комнату к Хоуп без препятствий и уговоров. Надя всего лишь сказала, что принесла чай. Надя не солгала, ведь в ее руках была чашка с чаем и бокал виски со льдом. Хоуп всхлипывает, когда Петрова садиться к ней на пастель и протягивает чашку с чаем. Хоуп привыкла к тому, что рядом с ней все гибнет и не удивляется мертвым цветам в вазе и птицам. — Мне не нужен чай, — пытается сказать ведьма. — Добро пожаловать в клуб « Жизнь без чокнутой мамаши» « Одинокие и брошенные детки отстойных и никчемных родителей» или вот « Как пережить очередной выбор мамочки не свою пользу и не свихнуться», — перечисляет Надя, поднимая бокал. — Тебе что больше нравится? — Твоя мать мертва и ты так спокойна? — шепчет Майклсон, поднося к губам чашку. — Я искала ее пять веков, мечтала, что насупит тот день, когда я обниму ее и мы вновь станем семьей, но ожидание не оправдали реальность, и она бросила меня ради очередного любовника, — пожимает плечами вампирша. — Я все для нее делала, на многое пошла, но она не выбрала меня — родную дочь. И вот ты вновь становишься никому не нужной. Знакомо? Только вот восемь лет назад, когда я увидела ее рядом с Элайджей, то поверила в то, что она еще способна любить, но сейчас и это не имеет значение, ведь вероятнее всего она в Аду. Я столько ее смертей пережила, что и это переживу. Сложно расти без матери и отца, быть одинокой и ненужной в этом мире, но это делает тебя сильнее, поэтому я просто выпью виски и забуду все. Кстати, в твоем чае немного виски и не говори отцу, иначе он расчленит меня, а голову повесит на пику, и тебе еще нет двадцати одного. Все можно пережить, Хоуп, потому что внутри ты сильная и я уверенна, что Хейли сейчас бы сказала бы тебе сейчас это и то, что ты не виновата в ее смерти. Не вини себя и помни, что она всегда будет рядом с тобой, а ты оставайся сильной. — Я не скажу отцу, — отпивая немного чай, и пытаясь натянуть улыбку, отвечает Майклсон. — Все будет хорошо, потому что у тебя есть семья, которая любит тебя и сражается за тебя, и еще найдешь свое счастье, — шепчет Надя прижимая к себе Хоуп. У Клауса Майклсона проблемы с самоконтролем, ведь он уже слышит хруст дерева и хрус собственных костей. Клаус Майклсон представляет, как крушит все вокруг, срывает со стены картины и разрывая полотно ощущает, как загоняет деревянные щепки под кожу и этот металлический запах крови, который сводит с ума. В сердце Клауса Майклсона загнали очередной кол, деревянную щепку, которую не так легко будет извлечь. Клаус чувствует, как гнев растекается по всему телу, его кровь вскипает и это всплеск из гормонов движется прямо к сердцу, и он обнажает свои клыки, желает запустить их в белую хрупкую шею какой-нибудь симпатичной официантки в баре, где он напьется этой ночью или потенциального парня дочери, ведь вряд ли он уже будет полезен Хоуп. Еще он чувствует опустошенность, потому что знает, что его Элайджа мертв и это был его выбор. Из глаз Клауса Майклсона высосали счастье. Клаус может разорвать Деклана, ведь после смерти Хейли он точно бесполезен и никто не обратит внимание, если исчезнет повор-ирландец. Да, Клаус Майклсон может укрыть этот город трупами, но он не сможет забыть картину, которую увидел в комнате Хейли. Хоуп нарисовала Деклана и мать, не забыв и о себе. Они выглядят, как семья и Клаус Майклсон явно не вписывался в эту счастливую и идеальную картину. Он просто мог убить Деклана, пытающегося занять его место в жизни Хоуп. Небольшое усилие, и полотно рвется, рамка трескается и благодаря вампирскому слуху он слышит даже, как трескается краска. Ему гораздо легче и проще, когда его окружает нечто сломанное или разрушенное. А что он делал все эти семь лет? Искал счастье? Искал что — то лучшее? Нет, потому что проще разрушать. Все эти семь лет Клаус Майклсон только и занимался тем, что разрушал и сеял хаос вокруг себя и несомненно, ему льстило, когда он слышал, что Клаус Майклсон обезумел. Ведь только безумец мог укрыть Европу кровавыми дождями. Клаус Майклсон не нуждается в счастье и ему ненужно показывать, что такое счастье, потому что такие монстры, как он недостойны счастья. Он не нуждается в душевном спасении. Он не нуждается в симпатии. Он не нуждается в счастье. Он не нуждается в чем-то лучшем. Он нуждается только в саморазрушении и том, чтобы его руки были в крови жертв. Он знает, что такие монстры, как он вызывают скорее антипатию и ему нужно, чтобы его боялись. Клаусу Майклсон не нужен проповедник или священник, ведь он не и не думает, кается в своих грехах. Может Клаус Майклсон и позволит случиться убийству, а может и не позволит, если на его пути встанет та, ради он готов был меняться, и что появление изменило его мир и судьбу. Только вот та, в ком он видел свет все же порождение тьмы и сам же говорит, что чертята в глазах у него дочери точно от него. Только вот Хоуп все же Майклсон и с этой ношей жить ей и нести эту фамилию и крест на хрупких плечах Хоуп Майклсон предстоит вечно. — Серьезно, папа? Ты испортил мою картину. А я помню того, кто называл меня принцессой и учил рисовать. — Тот Клаус Майклсон мертв и ты знаешь это. Уходи… Не остановиться. Хоуп знает, что у отца сдали нервы и говорить сложно, поэтому лучше промолчать. Промолчать, когда больно. Хоуп знает, что не только она потеряла мать, но и Элайджа ушел, забрав с собой все счастье из глаз Клауса Майклсона. И что же будет в финале? Будет ли Хоуп ошеломлена? Утратит ли уважение к отцу? Уйдет? Будет Хоуп Майклсон обвинять отца в том, что он больше похож на себя и меньше на того принца, про которого ей рассказывали в детстве и образ которого она придумала в своей голове. — Отец, ты ненавидишь меня? Это я во всем виновата… — Я себя ненавижу, Хоуп, а ты ненавидишь меня. Все правильно. И лучше уж Клаус Майклсон смириться с тем, что его дочь будет ненавидит его, но она будет жива и это для него важно. Лучше уж он смириться с тем, что она отречется от него, будет плакать в истерики, заберет вещи и уйдет, но найдет себя в этой жизни. Лучше надеется на то, что она найдет свое счастье. Лучше отпустить. Любовь убивает. В глазах Хоуп и Клауса — пустота, потому что они потеряли тех, кто им был дорог. Клаус не сможет существовать долго без своего брата ведь он погружается во тьму, если рядом нет старшего брата, он не видит света. Но Клаус смирился с тем, что сознательно ведь он предоставил выбор брату и тот выбрал любовь. Смирится с тем, что позволил брату найти свое счастье и выбрать любовь. Смотреть на дочь больно, и шепот в голове твердит то, что он и Хоуп может навредить. Каждая секунда рядом с ней может нанести ей вред, потому что он не контролирует себя. Но что будет, если и Хоуп погрузиться во тьму. Фрея ведь знает, чем заканчивается подобное. Фрея знает, что все заканчивается огнем.Винсент чувствует огонь на своей коже, что город сгорит дотла и Хоуп станет погибелью и именно это видит и Максим, которая обнимала мужа, только вот она впервые отшатнулась от мужа и изменила свое выражение лица. — Ты даже не смотришь на меня, — обижено шепчет Винсент. — Нет! Этого не может быть, — тихо, делая несколько шагов в сторону. — Хоуп уничтожит город. Софи Деверо не ошиблась. Это будет не Клаус, а его дочь. — Никто не навредит ни нашей семье, ни клану, потому что в противном случае им придеться иметь дело со мной, — вздыхает ведьмак. — Я лично объявлю войну Клаусу Майклсону, если он придет за кем-то из нас. Я обязан защитить нас.
Желание защитить убивает. Ребекка еще несколько часов назад улыбалась, ведь она могла обнять не только своего младшего брата Коула, Давину, но и племянника Хенрика. У нее и вправду особая связь с детьми и Марсель наверное впервые видел ее такой улыбчивой и счастливой. Ребекка была бы прекрасной матерью, ведь она смотрела на своего племянника, с такой нежностью и Хенрик не боялся незнакомой, по его мнению женщины, ведь чувствовал что-то родное и да, возможно это и есть зов крови, ведь малыш даже поцеловал Ребекку в щеку. Только вот новости от старшей сестры заставили Ребекку измениться в лице и желать смерти уже большей части населения планеты. Только вот Ребекка Майклсон держит на руках ребенка и это сдерживает ее. Блондинка улыбается, передавая и племянника Давине и шепча той, чтобы та уходила, как можно скорее. — Тебя Ребккка ты обещала мне показать игрушечную деревянную лошадку. — Да, мой сладкий. Я принесу ее тебе через несколько минут, а пока иди с мамой. Вы выпьете какао с печеньем, и я обещаю, что присоединюсь к вам и вам и принесу не только лошадку, но и расскажу интересную историю о сладостях. Хорошо? — Хорошо. Давина спешит уйти потому что, смотря в глаза Ребекки видит только то, что первородная желает смерти. Но правда в том, что Ребекка Майклсон и вправду желает смерти. Правда в том, что ей управляет ярость и гнев. Правда в том, что она сжимает в руках графин с виски и отпив несколько глотков запускает графин в стену. — Это правда! Мой брат мертв и Клаус позволил ему выбрать шлюху! Элайджа мертв! Вы молчали! Вы все это время молчали! — Ребекка… Мы найдем способ вернуть его… Только вот вряд ли объятья Марселя успокоят ее, потому что он оказывается в другой конце комнаты, и похоже видел безумие в ее глазах смешанные с отчаянием. Только вот зря Коул пытался заломить руки сестре и успокоить ее, а Фрея даже не смогла среагировать на всю данную ситуацию. — Бекс, все будет хорошо… Спокойнее… — Коул, наш брат мертв и ты это слышал! Как я могу спокойно реагировать! Как Клаус позволил всему этому случиться. Мы победили Пустоту заплатив слишком высокую цену… Это и есть и то счастье, которое мы все искали? — В нашей семье без жертв не обходилось… Пустота в ловушке у предков, и мы можем теперь мы едины. Мы вернем нашего брата домой… Обещаю… Мы найдем наше счастье. Но правда в том, что Ребекка сейчас никому не доверят и падает на пол, потому чувствует опустошенность, а Кол как брат обязан быть рядом и не позволить сестре совершить ошибки, о которых она пожалеет. Правда в том, что сердце Ребекки Майклсон ноет, тело болит, и ее словно напоили болью. Коул понимает, что его сестра не нуждается в милосердии, но он все же он может прижать к себе и прошептать: — Впереди еще слишком много боли, сестра… И Ребекка прекрасно понимает это. И Ребекка понимает, что сейчас хуже ее племяннице и Клаусу. Она знает, что если Клаус в таком состоянии, то вряд ли стоит ждать счастливого финала, а перевернутый особняк скорее фонтаны крови и виски в каком-нибудь баре, на окраине квартала. Ребекка понимает, что каждый нуждается: в надежде или страхе. Эгоистичное сердце Клауса Майклсона вряд ли можно залатать. Клаусу Майклсону так мало осталось до самого дна. Плакать в истерии. Разрывать все, что осталось. Или собраться с силами и сделать все ради семьи, как всегда и поступал Элайджа. Мрак. Крик. Часы остановились. Не думать о плохом. Не ждать, натянуть улыбку и выйти к брату и племяннице. Но правда в том, что Клаус не посмотрит на сестру, ведь он только видит, как глаза ее сестры туманит гнев и ярость, которые оплетают светлое сердечко его маленькой девочки, которая когда-то боялась грозы и для которой он сделал храброго рыцаря. Тьма заражая сердце Ребекки проникает в самое сердце, но все равно есть крошечный луч света, который всегда указывает путь к свету. Вот и сейчас свет указывает ей путь, когда она обнимает брата. Возможно ли снять швы с эгоистичного сердца Клауса Майклсона? — Слушай, Ник, это тяжело, но мы вернем Элайджу. Все вместе. Семья превыше всего. Их тени едины и Клаус сжимает ладони сестры и похоже только ей он и верит. Семейная связь неразрывна и непобедима. Они переживут этот день и найдут свое счастье.*** Эту женщину не зря сравнивали с Дьяволом. Кетрин Пирс и есть Дьявол.Бестия. Стерва. Лгунья. Вредная. Желанная. Запретная. Элайджа Майклсон ничего не видит перед собой, кроме огонька от тлеющей сигареты и кажется тени? Где он? Где она? В Аду темно. В Аду пусто и быть может потому, что великий английский классик был прав и все демоны здесь. Может все демоны внутри нас, и иногда вырываются наружу. Элайджа Майклсон идет на этот огонек и ее запах. Он думает, что Кетрин уж точно потеряла всякую совесть, когда видит ее только в одном черном кружевном белье, с сигаретой в руках. Такая вредная и желанная, как привычка. Она накаливает только градус и с этим Кетрин Пирс справляется прекрасно. Она словно никотин — вредна и вызывает привыкание. Курение — может убить в избытке, хотя может и капли хватит. Она даже здесь думает о постели? Он только ухмыльнулся и остановил на ней свой взгляд? Что нужно этой сумасшедшей? Чтобы он забыл о том, что такое нельзя, чтобы целовал ее и разжег пожар и думал о смятых простынях. Он и так уже на пределе. Она и так сумасшедшая стерва, похоже, другой такой он уже не встретит. Пепел падает на землю, крепкий табак и она выпускает легкий, серый дым, но табак Кетрин Пирс всегда выбирает лучший, а едкий дым от которого так хочется кашлять Элайджи ее не волнует. Майклсон делает несколько шагов в ее сторону, то замечает, что ее губы скрывает алая помада. — Катерина, что происходит? Где мы? Как это понимать? — И жили они долго и счастливо… В Аду… — Аду? Это и есть Ад? Не похоже на то, о чем я читал или слышал… — Я так захотела… — Мне вредно видеть тебя в таком виде. Нужно… — Нужно переместиться в отель? — Нужно думать, как выбраться отсюда… Пепел падает на его туфли и похоже она не собирается отвечать ему или предпринимать что-то и Майклсон просто разворачивается и собирается уходить, как можно дальше от нее, чтобы она не достала его. — Элайджа! — Гори в Аду Катерина! Иди к черту! — Я и так уже здесь и если ты не заметил, то все черти тоже здесь… Он ведь прекрасно понял, что это значит и знает, что она не отстанет, ведь слышит ее шаги за своей спиной и так желает, целовать ее шею, запустить в ее волосы свои руки, но нельзя. Знает, что так просто не справится с ней. — Оставь меня одного, Катерина, если это возможно. — Именно так встречала тебя Антуанетта в тридцатых, а ты закрывал номер отеля? Трудные были времена… Но, стоит заметить, что из всех твоих женщин она хотя бы немного соотвествовала твоему статусу. — Любовь — это похоронить прошлое. — А в итоге она использовала тебя, Элайджа. Правда, я не стала бы спать с тобой, за деньги. Удел куртизанок. — Ей нужно было добраться до моей семьи, и именно ее семья создала движение вампиров, которые были только за « чистую кровь» Они ведь уничтожили всех, кого считали фриками. Массовые убийства. Культ. Это не было твоим делом, Катерина. — Было Элайджа. С моей помощью было уничтожено большинство из ее семьи, а для нее я придумала такое прекрасное наказание для нее, как замуровать в стену…. Я спасла тебя… — Ты ревновала… А теперь думаешь мстить и мне… Мучаешь? — Как ты сказал, дорогой, что любовь — это похоронить прошлое. Согласен? — Согласен, моя Катерина. Я похоронил прошлое ради нашей любви и думаю, что ты поступила так же. Ты согласна, что не стоит более продолжать этот разговор. — Как скажешь, Элайджа. Ему и вправду хочется вжать ее в стену и потрепать красивое личико, только он знает, что не сделает этого, потому поверит в то, что скорее поцелует ее. — Как я узнал, ты сама прекрасно отмстила ей, замуровав в стену. Довольно глупой и необоснованной ревности. Довольно! Мне тоже приходилось тебя в компании других мужчин и знаешь, что я испытывал каждый раз, видя с другими? — А ты убил ее… Я думала над чем-то более жестоким, дорогой. Хотя я прекрасно представляю, что ты чувствовал. Думаю, я испытывала нечто подобное, видя тебя с ней. Моя гостиница была напротив твоей квартиры. Я видела, как ты играл вместе с ней на фортепиано и даже готовился сделать ей предложение, если бы Клаус не внушил ей отказать тебя. Она подходила тебе куда лучше этой с болота. — Я знал об этом. Я сделал это сейчас, потому что она угрожала тебе. — И потому что она не так важна, как я… — Хватит! — Нет, скажи это Элайджа… Скажи, что отказался от клятвы, жизни и семьи и даже брата во имя… — Любви к эгоистичной женщине. Ты добилась своего. Можешь быть довольна собой. Можешь праздновать! — Да, я всегда добиваюсь своей цели. — А теперь уйди, прошу… Мне нужно подумать. Терпение уходит вместе с каждой секундой. Майклсон разворачивается к ней и просто набрасывает ей на плечи свой пиджак, наверное, вошло в привычку. Только вот он не может не заметить, как меняется ее взгляд и этот момент, потому что она чувствует себя значимой и важной. Только его мучает головная боль и он прикован к этой женщине: цепями или любовью. Его и так уже занесло из-за любви к ней. Обман и так потянул вниз, а она и так уже нажала на курок и попала в самое сердце. Стоит ли говорить, что это любовь сломала обоих. Эта иллюзия явно провал Кетрин Пирс и может не поздно все еще исправить. Кетрин Пирс может быть разной и невозможно понять: из Ада она или Рая. Кто она для него? Чужая или близкая? Возлюбленная или враг? Кетрин Пирс не знает, а на душе: то ли цветущая весна, то ли суровая и снежная зима. Занесло обоих. Его и так уже изрядно занесло и накрыло ей и этой любовью, если он все еще верил в любовь и выбрал любовь. Бесполезно залечивать сердца. — Нам нужно поговорить… Без масок Катерина и ты знаешь это. Где-то там наша дочь, моя семья… — Наша… Я оглохла? — Нет, потому что если ты часть моей жизни, то Надя тоже. Ради семьи нужно бороться. — Ради Клауса, потому что, увы, но он это так и против меня это дешевый трюк. — Ему тоже нужна моя поддержка и он мой брат, а ты моя возлюбленная и мой брат принял тебя. Я не лгу и теперь твоя очередь. Может и в Аду и много времени, но Кетрин Пирс кажется, что времени вообще нет.Невозможно ведь прожить жить наоборот: родиться старым, а закончить свои дни младенцем. Невозможно изменить то, что мы упустили и мы может сожалеть о прошлом, упущенном, но мы можем сделать все, чтобы изменить наше будущее. Кетрин может показать ему то, что называют покоем и счастьем. Кетрин Пирс может набросить на свои плечи голубую шерстяную накидку и сесть на холодную скамейку рядом с ним. Кетрин может укрыть его плечи этой шалью и положить голову на его плечо. Здесь, на этом причале они могут дышать полной грудью, слышать звуки воды и наблюдать за красной огненной полоской ведь именно так рождается рассвет. Все рождается с рассветом и умирает на закате. Все обращается в вечность и именно в вечности покой и тишина, которой можно наслаждаться. В таком месте душа может обрести покой. В таком месте вечные закаты и рассветы — идиллия. Только вот сейчас они не думают о покое. — Теперь мы можем поговорить, Катерина. Мы должны выбраться из этого места. — Очевидно, что легко нам не будет. Думаешь, твоя семья будет искать способ вытащить нас из этого места? — Да. Я верю в это. Даже из Ада должен быть выход. Сломанное можно починить. — Из Ада не ходят обратный поезд, Элайджа. Рельсы расплавились. — Но ты же выбралась. Как? — Я не знаю, Элайджа. Кажется, моя душа была разорвана на части. — Часть твоей души была рядом со мной. — Спустя столько лет ты впервые выбрал меня, а не своего брата. Только не говори о чувствах… Правда… Мне казалось, что после смерти Хейли наша любовь выпита до дна. — Я любил Хейли, но это было не правильно, она не больше той, кого любил Элайджа Майклсон когда-то. — Я думала, что ты не простишь меня и она не имела значение для тебя, только потому что, ты стер воспоминания. Но ты знал все… Ты знал о своей семье по старым запискам, которые я прятала под полом. Ты знал! Какая же дура! Можно было понять, когда ты разгромил всю комнату, сославшись на эмоциональную нестабильность. Ты узнал правду в тот день! И как я не заметила этого! Идиотка. — Знал. Однажды я подсмотрел, как ты прятала письмо, и когда ты ушла я прочитал письмо Никлауса и к тому же та фотография, которую мой брат любезно преподнёс нам в дар. Мне было плохо. Я крушил все и мне казалось, что мой путь лежит во тьме. Я не желал знать или смотреть на старого Элайджу Майклсона и возможно я был пьян, а не весел. Мне не хотелось жить без семьи. Но я должен был играть эту роль и улыбаться, ведь в глазах тех, кто знали меня я все равно остался Элайджей Майклсоном и от себя не сбежать, уверен, что ты очень хорошо это знаешь, Катерина. Я не желал больше бежать. Я желал жить. Я не показывал виду и когда слезы должны были взять верх, я не плакал, а улыбался.Я знал, Катерина, но не желал возвращаться. — Ты не хотел возвращаться? Черт! Элайджа Майклсон и кто из нас лживый? Ты знал все эти восемь лет. — Я молчал столько лет. Семейные узы вечны и ценны, но я не желал вновь стать Элайджей Майклсоном. Я всегда был путеводной звездой и указывал Никлаусу путь во тьме, но в этот раз он сам сумел найти путь к свету. Он смог жить без меня. Я желал сохранить нашу любовь и то, чтобы наши сердца бились в такт. Все ведь существует, пока мы верим в это и ты верила вместе со мной. Прошло столько лет, но огонек, а моей душе горит только благодаря тебе. Несмотря ни на что любовь одержала победу. — Клаус принял меня? — Ты сама сказала это, Катерина. Теперь ты мой выбор, а Никлаус стравится. Я не отпущу тебя. — И вот все обязательно должно было закончиться именно так. Закончится» И жили они долго и счастливо… В Аду… — Фрея найдет способ. Я верю в силы моей сестры. Я верю, Катерина. — А если нет? — Тогда мы нашли наше счастье. Тогда здесь будет наш вечный дом, и мы будем встречать рассветы и закаты вместе, на этой пристани. Я прав? — Прав Элайджа… Только мне кажется, что мы нашли опустошенность, а не счастье. Их накрывает волной ветра. Их уже и так занесло. Он видит, как ее губы расплываются в искренней улыбке, а Майклсон сожмет ее ладони в своих руках, коснется губами ее губ, а после прикроет глаза, положив свою голову на ее плечо. И в этот момент они, пожалуй, задумаются об одном и том же “ Нужно ли было все это, если в итоге побеждает любовь? Нужно ли было все это, если они нашли свое счастье?» Они не готовы отдать это « счастье». Они не готовы показывать другим свое « счастье» и им не нужно чужое « счастье». А то ли « счастье » они нашли? А чувствовали ли они опустошенность? А то ли лучшее они нашли? Они думают, что это будет длиться вечно? Они надеются, что будут жить долго и счастливо в Аду. Они надеются, что найдут свое « счастье»