Осколки мнемокристаллов

Умерев однажды, он понял, что смерть относительна. Что жизнь относительна тоже, как и сама его личность. Он почти забыл о том, что понял это за прожитую после этого тысячу циклов. Он даже почти забыл кем он был до того, как его сердце пробил кинжал судящей Сахивы. До того, как его жизнь полилась по чужим сосудам, которые за столь долгое время он стал считать своими. Но ступив на землю Шакураса теперь, он не мог перестать спрашивать себя о том, какая из его жизней была настоящей, и какая из его смертей будет окончательной. — Иногда я думаю о том, чтобы сделать это снова, — Такотос лежал неподвижно, закрыв глаза, отрешившись от мира на прикосновения рук любимой женщины, в который раз переплетавшей его нейронные узы заново. — В этом нет смысла, Нарек. Ты не сможешь вернуть своё молодое сильное тело. Не сможешь манипулировать пустотой. Просто сделаешь себе больно и потеряешь остатки уважения своего народа. — Нашего, Син, — поправил он. — Жаль, что такой ценой… — А ещё я не смогу делать так, — храмовница вновь распустила только что заплетённые косы и со смехом зарылась в них лицом, в беспорядке забрасывая себе на плечи, словно желая запутаться. — Перестань, — сказал он, но сам тоже не смог не засмеяться. — Я уже слишком стар для этого! — Этого — того, чем мы занимаемся последние… — она подтянула его к себе, зажимая нервные отростки между их телами, стараясь не касаться его холодными металлическими протезами, — трое суток? — Я почти забыл, как быстро летит время рядом с тобой. С тобой не сравнится даже он, — он посмотрел на свой посох, стоявший в углу небольшой комнаты, в которую Син’Кхера ультимативно переселила его после того, как он упал в анабиоз от холода и недостатка света, оставаясь на борту своего повреждённого арбитра. Темпоральный манипулятор, одно из величайших достижений технического прогресса Айюра, уже давно был бесполезен — в тяжёлые времена, наставшие для всех Перворожденных, тратить огромное количество энергии на его активацию было бы преступно. — А я почти забыла, как долго ждала этого дня. Ты и я. И наш сын с нами. Наконец-то, мы все вместе. Такотос снова закрыл глаза, утонув в болезненных воспоминаниях, которых было слишком много, чтобы отбросить их, даже будучи в объятиях сестры души, вновь воссоединившейся с ним несмотря на разделявшую их совсем недавно пропасть. — Нарек. Я запрещаю тебе грустить в моём обществе, — она легонько ущипнула один из его нервных отростков, на что он лишь неоформленно поворчал. — Ты не знаешь, где и когда жизнь покинула Шучиа из клана Тул’э? — спросил он спустя несколько минут, решив не держать больше в себе вопрос, давно похороненный, но восставший из пепла с первым шагом на синий песок Шакураса. — Шучиа… — борясь с желанием задать напрашивавшийся ответный вопрос, Син’Кхера обратилась к давним и весьма смутным воспоминаниям. — Кажется, она была одной из чексели. Пала в церемониальном поединке за звание Матриарха. Её прах развеян у стен Телематроса. — Отведи меня туда. Они вышли за пределы купола несмотря на поднявшийся ветер, и никто не обратил на них внимания. Син’Кхера спрятала нервные отростки Такотоса старым истрепавшимся плащом, также скрывшим все кхалайские украшения на его одежде. За тёмной повязкой никто не признал его лица, зелёные глаза отбрасывали даже мысли о том, что он мог быть кхалаем, а в посохе с потухшим кристаллом никто не узнал темпоральный манипулятор члена Конклава. Син’Кхера привела его к поясу скал, служащему естественной стеной с западной стороны города. На некоторых из них у подножия можно было разглядеть вырезанные в них глубокие узоры, среди которых непросто было найти смысловые символы. Но Такотос знал, что искал, и терпеливо вёл по ним ладонью, переходя от одной к другой. — Судящий, который умеет читать шуче, — Син’Кхера усмехнулась. — Разве сейчас я похож на судящего? — сказал он, не скрывая досады на то, что даже на краткий миг ему не удалось притвориться, что прошедшая с его смерти тысяча циклов не имела значения. — Если бы у тёмных были судьи, они выглядели бы именно так, — она несильно сжала его плечо. — Не нужно притворяться тем, кем ты давно не являешься. Даже если бы ты мог держать клинок и… — Нашёл, — прервал её Такотос, давая понять, что не желает слышать ничего больше. Его пальцы утонули в углублениях символов, складывавшихся в имя той, что была его матерью до того, как он умер. Он вызвал в памяти её образ — такой, какой он её помнил, молодой, немного агрессивной, слишком часто неловкой. — Она пала от руки Рашагал? — Нет. Она была самой слабой из претендентов. — Не удивлён, — он обвёл когтем дуги вектора «иа», продолжая перебирать образы, не вызывавшие ни нежности, ни скорби. — Я ничего не чувствую, Син. Как будто и не знал её вовсе. — Её место в твоей душе давно заняла та, что убила тебя. Это так иронично. — Сахива смотрит на меня из нашей памяти. Уверен, ей сейчас совсем не весело, — он снял с пояса кинжал и, смерив долгим взглядом его светящуюся поверхность, начал выцарапывать на свободном участке скалы новые символы. Чистый кхайдарин вспыхивал в его руке, и его след на тёмном камне продолжал светиться. — Элаш, — прочла Син’Кхера получившееся имя. — Твоя сестра? Он промолчал, глядя на то, как свежевырезанные вектора букв продолжают столь странно сиять рядом с чёрными ранами в камне. Потом снова начал царапать символы, уже не с такой силой и не так уверенно, и прикосновения кинжала едва оставляли след. Син’Кхера перехватила его руку до того, как он дописал последний символ. — Нарек, — она посмотрела на него строго, сжав обжигающее кристаллическое лезвие. — Он умер, Син, — Такотос отстранил её руку и довершил последнюю дугу почти невидимым штрихом. — Нарек был тёмным, сбежавшим на Айюр, чтобы прожить там тысячу циклов. А я — старый судья, который пришёл сюда просто потому, что надеялся найти здесь утраченную часть себя, — он посмотрел на неё в ответ, позволяя ей уловить отблески нежности в окутавшем его холоде. — Это нечестно. На Айюре уже есть поминальная табличка в честь Такотоса ке Венатир. Теперь здесь будет памятная надпись… — Мы оба мертвы. В определённом смысле. — Но кого же я тогда любила все эти годы? — спросила она, и тут же пожалела, испугавшись любого возможного ответа от него, даже теперь. Она сама прекрасно знала, что любила лишь тень, искажённый отголосок сознания, волей случая продолжавший существовать и толкать вперёд давно мёртвое тело. Неожиданно он рассмеялся и подчёркнуто надменно выпрямился, отведя в сторону посох. — Как насчёт того, чтобы назвать меня первым из сумеречных судей? Син’Кхера расслабилась и обняла его, сминая покрывавшие его слои одеяний. Сейчас это было лучше любого варианта из тех, до которых она успела додуматься сама. — Обязательно передам прелату твоё предложение.