T'extrano

К счастью, ему удалось отделаться лишь небольшим сотрясением, ушибами и переломом ключицы…» Диктор продолжал что-то говорить, но Джанлука уже не слышал. Он медленно опустился на ковер и уткнулся лицом в колени: в ушах шумело, тело, мгновенно покрывшееся ледяным потом, сотрясала дрожь. Он чувствовал себя совершенно обессиленным. В кармане завибрировал телефон. Джанлука с трудом достал его отказывающимися повиноваться пальцами. «Инья» высветилось на экране. - Да, - с трудом выдавил Джанлука. - Ты уже слышал? Видел? – взволнованно вопрошал Иньяцио. - Да, - спокойно ответил Джан. - Мы как раз собирались домой, но теперь, конечно, поедем к Пьеро. Выходи, мы минут через десять отъезжаем. - Нет. - Нет?! - Нет, - голосом, в котором отсутствовали какие-либо эмоции, ответил Джанлука. – Нет, я не поеду к нему. Ты же слышал, они сказали, что ничего особо страшного, его жизнь вне опасности. Мне там делать нечего особо. Я – лучше домой, а вы ему от меня передайте пожелания скорейшего выздоровления. Иньяцио сначала ошеломленно молчал, а затем, чуть дрогнувшим голосом уточнил: - Ты уверен? - Абсолютно. Пока. И абруццезе отключился. Через некоторое время поезд уже мчал его в родное Розето-дельи-Абруццо. И вот теперь каждое утро он начинал с того, что, не осмеливаясь открыть глаза и увидеть печальную действительность, робко протягивал руку к соседней подушке, надеясь на чудо, которого не могло больше произойти. Каждое утро начиналось с подкатывающих к глазам слез, с отчаяния, становившегося все горше и глубже, и, казалось, не было из него выхода. Джанлука никак не мог смириться с произошедшим и не знал, как теперь жить дальше. До последнего не веря, что Пьеро сможет оставить его, он не строил никаких планов на будущее, не думал о том, чем же он сам займется после распада группы. Когда-то давно, когда на интервью он отвечал на вопрос о будущем, то говорил, что хотел бы делать до конца жизни - это единственное, что он умеет и любит, а именно – петь. Но сейчас ему вовсе не хотелось этого! Ну, ни капельки. Не только думать о каких-то проектах, которые ему еще пытался предлагать Торпедине, но и просто петь где и как угодно: подпевать радио в машине, мурлыкать, принимая душ. Петь не хотелось. Совсем! В душе не звучала больше музыка и слова, настойчиво требующие выхода. Несколько раз Джанлука специально думал, не спеть ли чего, и пытался найти, что. Но в его душе, там, где раньше были прекрасные мелодии, теперь было пусто. Родители и брат, пока не слишком настойчиво, пытались узнать о его планах, подтолкнуть к чему-то, но он лишь отрицательно качал головой. Денег достаточно, можно было дать себе время хотя бы попытаться оправиться от обрушившегося удара. Раз за разом Джанлука вспоминал все, что они с Пьеро пережили вместе, каждое признание в любви, объятие, соприкосновение тел, и пытался постичь, как же могло случиться то, что случилось. Как же Бароне смог вот так легко выкинуть его из своей жизни, а он Джан, оказался вовсе к этому не готов, не заметил, что в их отношениях все настолько плохо. Да, у них были разногласия, но они же любили! Как же они любили! Джанлука не сомневался в том, что его чувство вовсе небезответно. Мысленно перебирая раз за разом прошлое, он пытался понять, где же он совершил ошибку, заставившую Пьеро сделать такой выбор. Когда же тот задумал этот драматический финал их многолетних отношений? Джан вспомнил, как однажды, несколько лет назад, их застал страстно целующимися Гаэтано, не вовремя вошедший в комнату и, на тот момент об особых отношениях ребят не осведомленный. Абруццезе тогда пришел в ужас, увидев полные бешенства глаза сицилийца, и приготовился к буре. Но ее не произошло. Пьеро быстро вытолкал его из номера, пообещав, что все уладит сам. Джан долго стоял за дверью, готовый в случае чего прийти на подмогу, но ее не понадобилось. Через некоторое время сеньор Бароне спокойно вышел в коридор и, не удостоив юношу взгляда, ушел прочь. В дальнейшем парни, конечно, старались не афишировать своих отношений при отце, а он делал вид, что не в курсе. На взволнованные вопросы Джана, Пьеро тогда ответил, что Гаэтано принял новость расстроенно, но мужественно, пообещав не чинить препятствий. Тогда Джанлука был так счастлив, что не стал особо задумываться. Но вот теперь его стали терзать сомнения насчет того, почему отец, не отличавшийся терпением, а скорее уж – горячим сицилийский нравом, так просто принял признание сына. Что же такого ему Пьеро сказал? Не то ли, что когда Il Volo, придет конец, а это когда-нибудь было неизбежным, его отношения с Джанлукой тоже закончатся? Тучи вопросов роились в воспаленном сознании, но ответа на них не было, как и на вопрос о том, что же делать дальше. Бывало, что Джан пролеживал целыми днями в постели, глядя в потолок, снова и снова терзая себя горькими мыслями. Порой спускался к морю и часами бродил вдоль тихо шуршащих волн. Близился к концу сентябрь, все чаще небо стало хмуриться, придавая морю депрессивный серый оттенок. Вопросы родных становились все настойчивее, а желание петь все не приходило. И, хотя какие-то мысли о том, что надо бы попытаться вытащить себя из пучины депрессии как-то надо, хотя бы ради тех, кто любил его, иногда вяло мелькали в сознании, идей не появлялось. Книги, прогулки, грусть и полное отсутствие музыки в жизни, потому что Джан не только перестал петь, он перестал и слушать тоже. Из затягивающей вязкой серой бездны Джанлку вытянул однажды вечером телефонный звонок. - Привет, Джанлу! – раздался до боли знакомый бодрый голос Иньяцио. – Как у тебя дела, брат? Чем занимаешься? - Привет, - улыбаясь, ответил Джан, - ничем не занимаюсь. - Серьезно? – Инья был почему-то обрадован. – Раз ты ничем не занят, то у меня есть к тебе просьба. Если ты помнишь, то через несколько дней у меня день рождения. - Угу. - Приезжай, а? – вдруг попросил Иньяцио. – Приезжай! Я приглашаю тебя на свой день рождения. - Но… - Я встречу тебя на станции, отметим, переночуешь у меня! У нас прекрасная квартирка тут с Але, причем давно, а ты ни разу в ней так и не был. - Я не знаю… - нерешительно протянул Джанлука. Парни никогда не были настолько близки, чтобы отмечать дни рождения вместе, если только они не приходились на время туров. - Джан, - в голосе Иньяцио внезапно послышалось смущение, - я, похоже, соскучился больше, чем мог бы ожидать, когда мы расставались. Мне не хватает нас… Приедешь? - Приеду, - сам удивившись, быстро ответил Джанлука. И хотел тут же передумать, но Иньяцио не дал ему такой возможности, выкрикнув «Ура!» и тут же «Чао!», и сразу же отключившись. Джан, растерянно хлопая глазами, ошеломленно пялился на замолчавший телефон, пытаясь сообразить, на что же это он сейчас подписался…