Кот из "Грешников"

— Мо, просыпайся, — в дверь постучала тётушка Мо, которая с момента возвращения сына домой стала печься о нем ещё больше.       Шань слепо принимал заботу, натянуто улыбался, иногда скупо смеясь над её шутками. Вечером составлял ей компанию за чашкой зелёного чая, днём работал. И все бы ничего, все бы хорошо, если бы не жизнь на автоматизме.       Встал-умылся-оделся-пошелвшколу-дом-работа-мама-сон.       По кругу, по кругу, по кругу... Словно Мо переживал один и тот же день много-много раз. Гребаный день сурка.       Раз в неделю приходилось посещать врача, и после этого становилось тяжело, невыносимо тяжело, делать вид, что без него было нормально, что Мо не выискивал глазами в толпе чёрные, как смоль, пряди, что не содрогался, когда чувствовал запах его сигарет. Что он не засыпал с мыслью, что нет смысла просыпаться...       Шань гнал их прочь, дрянные переживания, потому что: «А как же мама? Как же Хлоя?» И оставалось только шумно выдыхать и тереть уставшие глаза, совсем не красные, нет-нет, просто, мам, аллергия...       Периодически Джо, друг Тяня, составлял Рыжему компанию, но последнему казалось, что Нин его откровенно пас — вечно провожал до дома, встречал. Что в какой-то момент «периодически» превратилось в «постоянно».       Но Мо был вроде бы как не против — общение с Джо создавало впечатление, что Рыжий, хоть и еле-еле, но был связан с брюнетом — тонкой, прозрачной нитью. К тому же, Нин никогда не поднимал темы его раны, исчезновения, а о Хэ не говорил и подавно, за что Шань был ему благодарен. К сожалению, Хлоя так не могла, поэтому Мо пришлось ограничить общение с подругой. — Как только я смогу, все тебе расскажу, — она злилась, но понимающе кивала — Лайне ни разу не видела Мо таким разбитым. Девушка сбросила странное поведение на стресс, который он пережил, находясь на «организованных школой дополнительных занятиях для неуспевающих». Это происходило недалёко от Тайбэя, под покровительством Хэ Тяня — отличника, который как раз уехал учиться по обмену.       Да-да, по обмену, блять...       Да-да, дополнительные занятия...       Паршивая отговорка, как считал Мо, но почему-то ученики верили, даже не пытаясь докопаться до правды. Оно и хорошо, да ведь? Шань по-прежнему «изгой», Тянь по-прежнему «мажорчик».       Только отражение в зеркале напоминало о случившемся. Неаккуратный шрам на две ладони выше левой тазовой косточки. — Вам повезло, — говорили врачи, — пуля не задела важные органы. Видимо, стрелок попался неопытный.       А Мо просто кивал, выходил из кабинета, впечатывал кулак в ближайшую стену и задыхался.       Да, конечно же, неопытный...       С начала Интерпол навещал Рыжего часто, даже заявляясь в больницу и нападая на парня с расспросами. — Расскажите все с самого начала. Вас похитили? — Шань смотрел на больничные, белые простыни и бесцветно отвечал: — Да, около четырех недель назад. — И куда вас отвезли? — Мо прекрасно понимал, что нужная информация уже хранилась в его досье и про исчезновение, и про адрес проживания, и про него... — Я не помню точного адреса... — полицейские переглядывались, что-то чирикали в своих листах и удалялись.       В больнице Мо провёл около семи дней, отходя от анестезии и запихивая в себя тонну обезболивающего. — У вас хорошая регенерация, — заявил лечащий врач. — Быстро идёте на поправку.       Заживает как на собаке.       Жаль, «регенерация» не распространялась на душу. Было, откровенно говоря, очень херово.       Мать Рыжего вилась вокруг него, как юла. Шань не знал, что было ей известно, но судя по наполненному отчаянием и жалостью — как Мо не любил жалость, взгляду — многое.       Но она молчала, парень чувствовал, что она вот-вот завяжет беседу именно о нем, но вовремя, спасибо ей за это, останавливалась.       А потом даже не заикалась о Тяне после того, как с губ Хлои случайно сорвалось это имя, а с ним сорвался и Гуань, круша чёртову палату. Тётушка Мо в тот день просидела с ним в обнимку до самого рассвета, успокаивая и лелея, вытирая сухими пальцами горячие слёзы на щеках сына.       Ей было невыносимо тяжело видеть его страдания, она пыталась связаться с Тянем через Джо, но Нин был непреклонен: — Извините, я не могу, — избегал ответа парень. — Я сам не знаю, где он... — женщина заправила прядь за ухо и обречённо потёрла плечи. — Просто дай ему знать, что он нужен, — и пояснять кому не было надобности. — Очень нужен. — Хорошо, — пообещал ей Джо, но в действительности не передал Тяню — брюнет сам был на грани, а дела ещё не были закрыты. Поэтому для их же благополучия в будущем, Нин держал язык за зубами.       Костелло, видя Рыжего в школе, щурилась и присматривалась к нему. Чего Мо не замечал, потому что словно призрак летал по школе, даже не вступал в споры с учителем истории, который, по возвращению Рыжего, с новыми силами — видимо, соскучился, помыкал парнем. — Сегодня последний допрос, — сказала мать Рыжего, раскладывая омлет по тарелкам. — Да, — Шаню не верилось, что все вернётся на круги своя: не придётся больше сидеть по несколько часов в полицейском участке. — Почему в Вас стреляли? До этого Хэ Тянь проявлял агрессию по отношению к Вам? С какой целью Вас держали в заложниках? Вам что-нибудь известно о династии Хэ? Что случилось после того, как в камеру выстрелили? — Я откуда знаю, черт побери. Я не замечал. Поверьте, я не лез в его дела. Я понятия не имею. Ничего, мы не говорили о семье. Вроде бы, у него есть брат. Я истекал кровью, блять, и почти сразу же отключился. — Шань?       Рыжий моргнул несколько раз, возвращаясь из серой комнаты с холодным столом в свою кухню. — Да? — Скоро все закончится, — с усталой улыбкой произнесла она и села напротив.       Мо опустил глаза в тарелку, потому что «да» застряло поперёк горла. Наверное, для него это никогда не закончится.       Но нужно двигаться дальше, идти вперёд, потому что... потому что так нужно. Кому только? — Надеюсь.       Когда последний ломтик завтрака был съеден, Шань осознал, что не почувствовал вкуса.       Остро? Солено? Пресно?       Никак.       Он поднялся, поблагодарил мать за завтрак, которая так же, как он, уткнулась носом в тарелку, и поехал «уточнять детали». — Вы же не будете против, если мы используем детектор лжи? — Мне все равно.       Люди спешили, перебегали улицы и залезали в вагоны метро толпами. Мо стоял у поручня, слушал, как поезд плавно входит в поворот, и сжимал в кармане коричневую кожаную зажигалку.       Где же тебя черти носят?       Ночью, когда бессонница настигала Мо, он прокручивал воспоминания с ним. Была бы его воля, он бы достал «пленку» из кассеты и разрезал бы на маленькие кусочки, рассматривая под лупой каждый момент. Медленно переживая вновь и вновь время, проведённое с Тянем.       Сердце в очередной раз скрипнуло и сжалось.       Шань схватился за поручень, отгоняя жалящее чувство внутри.       Блять, только не сейчас.       Мо сглотнул ком в горле и стиснул зубы. Мартовский ветер обдувал лицо и холодил затылок. Шань сам не понял, как добрался до участка, как миновал извилистые коридоры и оказался прямо напротив деревянной двери с табличкой «А11», за которой он проводил большую часть своего свободного времени. — Мо Гуань Шань, вы рано сегодня, — женщина с тёмными волосами, забранными в кичку, взметнула брови, но отошла, позволяя парню зайти. — Быстрее начнём, быстрее закончим, — ответил Мо.       Он уселся напротив места следователя, испепеляя взглядом стоящий перед ним прибор. Женщина надела на его пальцы специальные чёрные чехлы, от которых змеями вились провода к монитору, выводя на экран частоту сердечных колебаний. — Знаете, вы спокойно себя ведёте для человека, которому предстоит детектор лжи, — она нажала кнопку и на чёрном фоне вспыхнуло изображение. — Мне нечего скрывать, — пояснил Мо, и дверь в комнату открылась. — О, вы уже тут!.. Чудесно, — следователь одернул воротник рубашки. — Что ж... — он метнул взгляд на экран, — пожалуй, начнём.       Гуань кивнул и застучал подушечками по столу. — Когда вы познакомились с Хэ Тянем? — Два месяца назад. — И какие были ваши отношения? — мужчина пододвинул к себе папку, лежащую на столе, которую открывал всякий раз при встрече с Мо. — Дерьмовые, — следователь обернулся на экран и нахмурился, увидев прежние показатели. — Что сподвигло его к похищению? — Мо потёр запястье, и перед глазами возникли красные нити порезов с того дня. Шань моргнул, отторгнув дымку воспоминаний, и посмотрел на скачущую линию на экране. — Я понятия не имею, — на подбородке мужчины выделилась ямочка. — Вас удерживали насильно? — он заглянул в глаза Рыжему, а тот лишь вздёрнул подбородок, откидываясь на спинку кресла. — Нет. — Тогда почему же вы не сбежали? — Зачем? — следователь перевернул страницу досье и поднял удивлённый взгляд на парня. Мо добавил: — Я понимал, что будет хуже.       Конечно, Рыжик, хуже. Сбегать от меня дело опасное.       Шань напрягся, и показатели запищали. — Все нормально? — Да-да, просто показалось кое-что.       Следователь недоверчиво стрельнул глазами и кивнул стоящей в углу ассистентке.       Допрос продолжался и продолжался, тянулся бесконечной чередой вопросов. Шань подпер подбородок рукой и локтем упёрся о стол, утопая свободной ладонью в рыжине волос. — Вы думаете Хэ Тянь способен на убийство? — Нет, не думаю, — Мо заглянул в глаза мужчине и наклонил голову. — Но ведь он — наследник компании, а его отец — коварный, жестокий человек, — Рыжий оттянул волосы на затылке — слишком много «Хэ Тянь» за последние два часа.       Слишком. Много.       С каждым разом лёгкие пекло все больше и больше, а говорить становилось труднее. Шань прочистил горло, провёл пальцем под воротом толстовки, который начал душить его при первом же упоминании о брюнете. — Он не его отец, — серьёзно ответил Мо.       Следователь поправил запонки на своей голубой рубашки, бросил печальный взгляд на монитор, потому что не добился ничего дельного, и сказал: — Ладно, на этом все. Больше мы вас не побеспокоим, — Шань скупо пробормотал прощание, а с души словно камень упал.       Свобода.       Хоть одна дверь ведущая в тот самый день: когда он исчез, закрылась.       Рыжий вышел из комнаты и прислонился затылком к табличке «А11». — Похоже на Стокгольмский синдром, — донёсся до ушей женских голос ассистентки.       Может, и Стокгольмский. Называйте, как хотите. — Не разбрасывайтесь терминологией направо и налево, — Шань отошёл от двери, и следователь тут же открыл её. — Я думал, вы уже ушли...       Мо нахмурил брови и поднял плечи, мол, с чего бы мне так спешить. — Вас же ждут... Разве нет?.. — Рыжий отшатнулся, не очень понимая, кто его может ждать. Его?.. Ждать?..       Наверное, все-таки перепутал. — Ло... Лий... Как же её звали... — мужчина достал папку, которую держал под подмышкой, и развернул её. — Лайне. Она предупредила, что заедет.       Мо втянул нижнюю губу в рот и шмыгнул носом. Он понятия не имел, что Лайне забыла в полицейском участке и как она вообще узнала адрес. Шань треснет нахрен, если его имя снова слетит с ее языка. — Ладно, — неуверенно отозвался Мо и обернулся, когда следователь показал пальцем в сторону выхода. — Да, там. Парковка для мирных, — видимо, под «мирными» он имел в виду обычных граждан, но Мо не был в этом уверен.       Шань зашагал к раздвижным дверям, сунув руки в карманы. Солнце светило сквозь голые ветки японских берёз, которые плавно покачивались от порывов ветра.       Вот бы этим порывом снесло бы голову.       Сердце уже покрылось ржавчиной и устало зудеть под рёбрами.       Вот бы этим порывом снесло бы сердце.       И сейчас Мо стоит на улице и не двигается с места, позади, за дверьми, маячит прошлое: в комнате «А11», впереди, где-то на парковке: в серебристом Сузуки, будущее, а на его животе: шрам от выстрела — настоящее — воспоминание и надежда одновременно. Шань такое ходячее, ни черта непонятное настоящее.       Рыжий выдыхает. Надо просто сделать шаг, элементарно. Но отпустить так тяжело, вдруг он, Шань кусает губу, не вернётся.       Мо замечает машину подруги и плетётся к ней, шаркая кедами об асфальт и попутно застегивая ветровку. Под ложечкой неприятно сосет — он, должно быть, её напугал своим поведением, тогда в палате. Ей не стоило этого видеть: пылающего злостью и отчаянием Рыжего.       Дружба, говорят, проверяется препятствиями?       Проверим.       Мо открывает дверь, залезает в кожаный салон и говорит: — Привет, — Хлоя молчит какое-то время, что Шаню становится некомфортно, может, надо извиниться? Может, и правда напугал? Но девушка вдруг слегка резковато отвечает: — Привет, — Мо щурится, присматривается к её профилю, а потом облокачивается на кресло — это же Лайне, быстро остынет.       И Шань ловит себя на мысли, что рядом с ней ему легче. Даже дышится легче.       Они выезжают на шоссе, и Мо старается задремать, чтобы дать мозгу, нервной системе, бедному сердцу отдохнуть. Потому что от усталости тошнота уже подкатила к горлу.       А едут они почти бесшумно, безумно аккуратно, так, как никогда не умела водить Лайне.       Хрень.       Чушь собачья.       Шань насильно закрывает глаза.       Не смотри, не смотри на гребаный спидометр.       Если крохотная догадка не оправдается, Мо навсегда станет параноиком. Тем более он уже слышал его голос в голове. Клиника. Полная шиза. — Хлоя, у тебя есть вода? — спросил Мо, когда неожиданно почувствовал привкус крови на языке.       Какого черта?       А потом дотронулся до нижней губы пальцем и коснулся чего-то мокрого и тёплого. Опять истерзал губы, содрав корку. — Да, на заднем сиденье, — она смотрит в боковое зеркало и скользит взглядом по костяшкам Рыжего, которые моментально погружаются будто в раскалённый песок.       Шань поворачивается, опирается на подлокотник; кожа сиденья под ним скрипит, и Мо морщиться, тихо замирая на месте.       Хлоя терпеть не может этот звук.       Хлоя бы отвесила ему подзатыльник.       Но Хлоя продолжает ехать как ни в чем не бывало.       Рыжий слышит стук сердца в ушах, оно пульсирует в груди и, кажется, сейчас разорвётся. Отчего только непонятно.       Это же Хлоя.       Мо ведёт головой, подцепляет бутылку с заднего сиденья и возвращается в исходное положение. Трясущиеся пальцы неуклюже откручивают крышку, и Шань застывает. — Что-то случилось? — спрашивает Хлоя, но Мо слышит девушку словно через толщу воды: отдалённо и глухо.       Не могло же ему показаться? Не настолько же он тронулся умом?       Шань снова поворачивается, смотрит на заднее сиденье и шепчет: — Уебок, — Мо сверлит пачку сигарет, которая вот-вот изогнётся под его взглядом.       Потому что семья Лайне, мать вашу, против курения. Ебанное табу. — Что ты сказал? — Рыжий скрипит зубами, запускает пятерню в волосы и чертыхается.       Вспоминает все известные маты и проклятья.       Какой ты — идиот, придурок, ублюдок, мудак, господиятактебялюблю.       А внутри так, сука, тепло. А улыбка у него такая, сука, счастливая.       Шань выдыхает, садится обратно, светясь глупой улыбкой. Слизывает каплю крови с нижней губы и решается: посмотреть на спидометр либо в бездну и на осколки, либо в ад к самому дьяволу. Его дьяволу.       Мо стискивает подлокотник, который будто поможет спасти его от падения. Будто. Нихрена не поможет. И смотрит. Поджимает губы, уголки которых подлетают вверх; белеют костяшки на его пальцах.       На спидометре стрелка показывает ровно 70 км/ч.       Показывает и показывает...       И Шань утыкается глазами в свои острые коленки и со свистом выдыхает: — Ты думаешь это, блять, смешно? — бабочки разбиваются о его внутренности. — Решил устроить эффектное появление, м?       Они сворачивают куда-то на обочину, и чувство тошноты пропадает. А перед глазами появляется знакомая ехидно улыбающаяся физиономия. — Ну, ведь получилось, — Мо содрогается от его голоса и сильнее сжимает подлокотник.       Шань молчит.       Очень, сука, блять, смешно. — Решил проверить сработает ли это на тебе. Сработало, — Мо прикрывает глаза: катись-ка ты к чёрту со своими приемами. — Я просто, как ты и сказал, возвращаю «должок». У тебя же ещё желание не забыл? — такая привычная пошлость проскальзывает в его голосе, и у Мо начинает сводить щеки от дурацкой улыбки.       Рыжий отрывает взгляд от окна и смотрит прямо в чёрные глаза, которые блестят и искрятся наглостью. Вот ушлепок. — Хочу, чтоб ты, наконец, заткнулся, — Тянь хмыкает и наклоняется к Мо, у того начинает заходиться сердце, кладет руку на затылок и притягивает.       Рыжего шарахает разрядом. — Это: «Поцелуй меня, пожалуйста, я так соскучился, Тянь...» — шепчет брюнет прямо в ободранные губы. — Я правильно перевёл? — его дыхание, щекочущее язык и уголки рта, сводит с ума.       Мо облизывается, совершенно случайно касаясь влажным, горячим языком его верхней губы. — Возможно, — усмехается Рыжий, и в следующую секунду чувствует, как Тянь рычит, впивается в него, врываясь в податливый рот языком, и тянет к себе на колени.       А Шань утыкается ему в шею, тяжело дышит и украшает его пахнущую одеколоном, древесиной кожу отметинами.       Пусть знают, у кого во власти сердце дьявола. — Собственник, — по-животному хрипит брюнет, отклоняя голову, предоставляя больше места.       Будущее уже не кажется таким пугающим.       Будущее пропитано тьмой, с чёрными, как ночь, волосами, и бескрайними, как звёздное небо, глазами.       Будущее пропитано им.       Черт бы его побрал, его Тянем.