Нет воспоминаний без тебя

      Гостиная в квартире доктора Уотсона пахнет пылью, свежей выпечкой, чаем и чем-то химическим, резким и не слишком приятным. Грег едва заметно морщится, когда запах врывается в комнату следом за вошедшим из смежной кухни Уотсоном. Доктор с извиняющимся видом закрывает за собой дверь с матовыми стеклами и аккуратно ставит на журнальный столик поднос с чайником, парой чашек и свежими круассанами.       Грег благодарно кивает, принимая чашку из его рук, но от выпечки отказывается. Уотсон садится в кресло напротив и берет в руки блокнот. Чашка доктора опускается на столик, стоящий с правой от него стороны. Чашка чая с молоком. Грег моргает, опуская взгляд в свою, и ощущает, как в висках начинают тихо стучать молоточки.       — Грегори, — тихо начинает доктор, и Лестрейду приходится сосредоточить на нем взгляд. — Я задам вам ряд вопросов. Пожалуйста, отвечайте, не задумываясь над ответом.       — Хорошо, — послушно кивает он и, успокаивая нервы, оплетает пальцами горячую чашку.       — Как вы чувствовали себя при пробуждении?       — Немного болела голова, но я подумал, что много выпил вчера вечером.       — О чем вы подумали сразу после пробуждения?       — Пытался вспомнить, выходной у меня или же предстоят проблемы на работе из-за опоздания, — Грегу трудно фокусироваться на своих первых воспоминаниях, которые впоследствии значительно подвинули в сторону шоковые новости об амнезии.       — А когда увидели своего мужа?       — Что я спятил, раз переспал с тем, кого ненавижу. Или надрался сильнее, чем обычно. Но похмелья я не чувствовал.       Грег неосознанно сжимается, глядя на свои колени, и не замечает, с каким сожалением смотрит на него доктор. Но стоит ему посмотреть на Уотсона, как лицо того принимает стандартное участливо-внимательное выражение.       …Черные стены. Это все, на что он из раза в раз натыкался взглядом, стоило ему прийти в себя от побоев и попытаться осмотреться. Обстановка не менялась — черные матовые стены и его собственное отражение в зеркале Гезелла напротив, с той стороны которого за ним наблюдали невидимые для него глаза…       Грег вздрагивает, когда слышит свое имя, и сдавленно улыбается, смаргивая страшную картинку, представшую перед глазами.       — Вспомнили что-то?       Уотсон кажется спокойным, но его пальцы слишком сильно сжимают ручку, замершую над блокнотом.       Грег нервно пожимает плечами и отводит глаза, не выдерживая внимательного взгляда доктора. Обои в гостиной — белые с черным рисунком, — сливаются в сплошной обсидиановый, и он уже просто не знает, на что ему взглянуть, чтобы успокоить нервный озноб. Он осознает, что мог выболтать то, что доктору не положено знать. Горло сдавливает спазмом от страха перед воспоминанием о том, каким жестоким может быть Холмс — ведь он не спросил Майкрофта, о чем ему можно говорить с психотерапевтом, а что лучше держать при себе.       — Наше с Майкрофтом знакомство, — сдавленно выдыхает Грег. Вроде бы, не ложь. Завуалированный намек, даже пусть он останется таковым только для него самого.       — Мне известно о феврале две тысячи шестого, — внезапно говорит Уотсон, и он растерянно моргает. — Можете не бояться, Грегори, — доктор натянуто улыбается, следит за ним напряженным взглядом, но в его голосе почти что ласка. И неподдельное участие.       Грег минуту вертит в руках чашку и решается.       — Я ведь знал вас раньше?       Джон вопросительно приподнимает брови, откладывая ручку.       — Почему вы так решили? — с мягкой улыбкой спрашивает он.       — В моем телефоне вы записаны не как «Доктор Уотсон», а просто «Джон». Вы в курсе ситуации нашего знакомства с Холмсом, а он скрытен и сделает все, чтобы избавить других от знания о собственных промахах. Рассказать об этом он мог только тому, кому доверяет, кому-то, кто знал бы о его истинном положении в правительстве. И потом… — Грег мнется, не зная, стоит ли выдавать Уотсону свои глупые соображения дальше, но все же договаривает: — Вы не налили мне молока в чай, следовательно, вы знали, каким я его люблю.       Джон неожиданно легко улыбается и кивает.       — Глупость, конечно, простите, — Грег трясет головой, выбрасывая мысли из головы.       — Ну почему же? — удивляется доктор.       — Мы, наверное, встречаемся не в первый раз. Ваше имя есть на стикере дома, так что вы могли узнать это из прошлых наших встреч.       — Вы сделали эту запись больше года назад и, насколько я знаю, так и не убрали по непонятной причине. И сегодня наша с вами первая встреча за последние десять месяцев.       Грег изумленно смотрит в погрустневшее лицо доктора Уотсона.       — Да, я знал тебя, Грег. И я хочу тебе помочь. Очень хочу.       Уотсон помечает что-то в блокноте, поднимает глаза и устало улыбается.       — Почему мы не встречались так долго?       — Первые месяцы не принесли изменений, и Майкрофт решил попробовать прибегнуть к другим специалистам. Рассчитывал, что чей-либо метод, возможно, даст положительный результат.       — Сколько их было? Ну, психотерапевтов?       — Тринадцать, насколько мне известно из разговора с вашим мужем.       — И почему я снова здесь?       Джон пожимает плечами.       — Решили попробовать заново, пот… — осечка. Голос изменяет Уотсону, и Грег напряженно хмурится, ощущая пристальный взгляд. — Почему «снова здесь», Грегори?       — Простите? — удивительно, как до сих пор цела чашка в ладонях.       — Почему вы решили, что встречи происходили здесь? Не в клинике, допустим.       Взгляд Грега растерянно мечется по комнате. Смайлик со стены смотрит простреленными глазами и улыбается нашпигованным свинцом ртом — почему-то от этого хочется улыбнуться ему в ответ.       — Я не знаю. Вы говорили, что лечили меня когда-то, наверное, потому я так и сказал.       — Попытайтесь ответить, Грегори, что вас натолкнуло на мысль, что вы уже были здесь? Прислушайтесь к себе, нам очень важно знать ответ, — настаивает Уотсон.       Грег снова смотрит на смайлик, не замечая, с каким напряжением за ним наблюдает человек в кресле напротив. Долго-долго смотрит, но Уотсон не торопит его, давая возможность проанализировать себя и свои ощущения. Он переводит взгляд в свой приостывший чай, а потом поднимает его на доктора.       — Мне кажется знакомым запах в вашей квартире.       Ему кажется, что Уотсон сдерживает по-мальчишески победную ухмылку, когда стреляет глазами куда-то в верхний угол комнаты. Грег хмурится, но решает не придавать этому значения.       — На самом деле, это хорошо, — доктор делает пометку в блокноте и улыбается. — Что-то конкретное еще вам кажется знакомым?       Грег снова принюхивается, уже не стесняясь, раскладывает запах на знакомые и незнакомые составляющие.       — Химические реагенты. Наверное, по лаборатории Бартса, я там часто бывал, когда работал в полиции, ну, до всего этого.       — А кроме запахов?       Грег качает головой, но почему-то поворачивает голову налево и смотрит на пресловутый смайлик.       — Ладно, — перестает его пытать Уотсон. — Собственно, сегодня я хотел предложить вам попробовать вариант записи ваших воспоминаний. Возможно, это поможет, да и вам будет легче верить самому себе по утрам.       Грег смотрит, как доктор встает, берет с каминной полки небольшую коробку и протягивает её ему.       — Это видеокамера. Я хочу, чтобы вы взяли себе в привычку записывать на нее все, что узнаете за день. Размышления, возможно, новые воспоминания, если таковые будут. Все, что посчитаешь нужным и важным для самого себя в будущем, Грег.       Грег берет коробочку, молча, стараясь не замечать, как Уотсон перескакивает с «вы» на «ты» и, кажется, даже сам этого не замечает.       — Как я о ней вспомню утром? Майкрофт скажет?       — Нет, я сам буду звонить тебе и напоминать. Определи место, где будешь ее хранить, но лучше всего — в прикроватной тумбочке. Майкрофт не в восторге от этой идеи, учитывая то, что мы уже ее пробовали, потому решил абстрагироваться от знания о ней. Он не будет тебе мешать, но постарайся не записывать ничего при нем. Так ты сможешь говорить свободно, говорить то, что ты думаешь. Майкрофт не будет лезть в это, чтобы ты чувствовал себя комфортно. Я хотел предложить тебе это тайком, но твой муж — Холмс, а от носителей этой фамилии трудно что-то скрыть.       — Мы уже пробовали? — уточняет Грег, когда Уотсон замолкает.       — Да.       Доктор мнется, но Грег приподнимает бровь — серьезно? Я что, резко выздоровел, раз не хочешь мне говорить?       — Воспоминания не приходили. Записей не прибавлялось и, в конце концов, в приступе ярости ты разбил ее. После этого Майкрофту и пришла в голову мысль о других психотерапевтах.       Грег вздрагивает. Упоминание приступа ярости подвигает в сторону другой вопрос, который он хочет задать.       — Майкрофт…       Каким чертовым образом он собирается это спросить?!       Джон обеспокоенно хмурится и откладывает блокнот в сторону, к нетронутой за время беседы чашке с чаем. Его участие помогает Грегу решиться и открыть-таки рот.       — Я часто… Часто поднимаю на него руку?       Грег спрашивает и сжимает кулаки в ожидании ответа. Услышать который ему неожиданно страшно.       — Почему ты думаешь, что бил его?       — Утром я видел синяки на его запястье. И он боится меня, это заметно по его поведению.       Джон молчит долгие несколько минут.       — Я знаю, что такое было. Но часто или нет — я не могу вам сказать. Я практически не видел его эти десять месяцев.       — А тогда? В те дни, что я лечился у вас?       — Да, было. Но Майкрофт никогда не винил вас, только себя.       Грег кивает и прикрывает глаза, выравнивая дыхание. Он все-таки бил Майкрофта. Более того — до сих пор не проявляет к нему ни капли терпимости, судя по синякам у того на запястье.       — Грег, — отвлекает его от тяжелых мыслей голос Джона. — Я знаю, тебе трудно. С таким непросто смириться, и я не представляю, через что ты сейчас проходишь. Но мы рискнули вернуть тебя в привычные тебе места — сюда, на Бейкер-стрит, в надежде, что это поможет. В прошлом ты часто тут бывал. Майкрофт подумает над тем, куда вам еще можно съездить. Ты можешь сам выбрать значимые для себя места, которые хотел бы увидеть, а он выберет значимые для вас обоих. И Грег… Пойдем, я провожу тебя, — внезапно начинает суетиться Уотсон, снова кинув мимолетный взгляд в угол. Грег старается не хмуриться такой резкой перемене, но безропотно идет за доктором к двери.       Только когда Грег надевает на себя пальто в прихожей, пальцы Уотсона ложатся ему на локоть. Он непонимающе моргает, глядя в почти страдальческое выражение лица доктора.       — Грег. Как я уже сказал, я знаю, что тебе трудно. Но я прошу об одном, — Джон немного колеблется, подбирая слова. Сомневается в том, стоит ли что-то говорить вообще? — Грег, не мучай его. Ты этого не помнишь и вообще с трудом веришь в то, что вы женаты каждый божий день, да, и говорить тебе это, пожалуй, несколько глупо…       — Скорее, бессмысленно, да? — Грег горько ухмыляется. Силы словно кто-то выкачивает из тела, и он прислоняется спиной к стене, глядя в посеревшее от волнения лицо Джона.       — Я не знаю. Никто не рискует делать прогнозы касательно твоей памяти. Она может вернуться, да, но неизвестно, что может стать катализатором. А может, ты проживешь таким остаток своих дней, прости, мне больно тебе это говорить, но ты должен знать. Можешь отметить это в видеодневнике, если хочешь. Ты должен знать, что Майкрофт искупил свою вину перед тобой. Хотя он все еще винит себя, потому что ты его ненавидишь изо дня в день. Но он все искупил, поверь мне. И ты действительно любишь… — Джон прикрывает глаза, понимая, что сказал что-то не то. — Любил. Ты любил его, Грег. И мы все хотим верить в то, что однажды ты это вспомнишь.       Грег бессильно кивает, ощущая, как дрожат руки. Он втискивает ладони в карманы пальто и глубоко дышит, тщетно стараясь успокоиться.       — Приедешь завтра, побеседуем снова, — говорит Джон.       Грег ощущает себя китайским болванчиком, но снова кивает и с облегчением выходит за дверь, погружаясь в привычный шум города. Пожалуй, все, что у него осталось от его прошлого, похороненного в смятом убийцей автомобиле год с небольшим назад.

***

      На Бейкер-стит уже горят фонари, рассеивая вокруг себя приятный желтоватый свет. Грег приподнимает воротник пальто, прячась от холодного ветра, гуляющего по улицам, и шагает на тротуар. Перед ним сияющий намытыми боками шикарный «Ягуар», но пальцы в кармане нашаривают пачку сигарет, и он привычным жестом прихватывает зубами одну прямо из пачки, едва открыв ее, и закуривает. Осень в Лондоне — это дожди, низкое небо и ранние сумерки, которые, может быть, и не были бы таковыми, если бы не включаемое заранее освещение улиц. В свете фонарей небо над головой кажется темнее.       Грег опускает голову, натыкаясь взглядом на толпу китайских туристов на другой стороне улицы — оживленная стайка, не затыкаясь, делится впечатлениями на своем странном языке, безостановочно вертя головами во все стороны. Сзади хлопает дверь «Speedy’s», впуская в теплое помещение очередных посетителей. Грега накрывает ароматами кофе и еды, которые сносит в сторону очередной порыв ветра. Он ежится, втягивая голову в плечи, и решает немного прогуляться, игнорируя заманчивое тепло сухого салона. «Ягуар» трогается следом за ним и неспешно шуршит шинами по асфальту, не обгоняя, но и не теряя его из виду. Он притормаживает на светофоре, пропуская поток машин, пока Грег стоит на переходе с другими людьми и бездумно разглядывает окружающий шумный мир — прохожих, спешащих по домам или по своим делам, очередь пассажиров на остановке, подошедший двухэтажный автобус — один из символов Лондона, наравне с кэбами, телефонными будками, Весминстером и Башней Елизаветы. Грегу всегда нравились сохраненные с прошлых лет традиции города, придающие ему особенный шарм и колорит, так популярные у туристов и вызывающие гордость у местных жителей.       «Ягуар» ненавязчиво ползет следом за неспешно прогуливающимся Лестрейдом. Город вокруг шумит разговорами обывателей, музыкой, звучащей из пабов, попадающихся по дороге, звуком проезжающих машин и сигналов клаксонов, трелью телефонов едва не задевающих его плечами прохожих. Осенний Лондон пахнет сыростью, мокрым асфальтом, кофе и глинтвейном, мечтами и надеждами — сбывшимися или отдающими горечью разочарования. Кафе и пабы заполнены компаниями и одиночками, желающими согреться от промозглого ветра. В лужах на тротуарах отражаются огни витрин и спешащие по своим делам люди, но Грег чувствует себя словно бы выпавшим из этой жизни. Все вокруг, кажется, имеют какую-то странную связь с окружающим миром, свое собственное место в нем, но только не он.       Грег останавливается на краю тротуара, выбрасывая окурок в урну. «Ягуар» немедленно подъезжает к нему, и перед тем, как сесть в салон, Грег замечает, как в его сторону поворачивается камера уличного наблюдения на углу дома напротив. Он хмурится неожиданному странному желанию показать в нее язык, но сдерживает себя и садится в машину.

***

      — Я часто поднимаю на него руку?..       От того, как сильно пальцы сжимают волосы, виски начинают пульсировать болью.       Конец рабочего дня, встречи проведены, конференц-звонки сделаны, и после подписи документов в тонкой папке, подкинутой помощницей, можно отправляться домой.       — Я бью тебя?       Грег не помнит, что задавал Холмсу этот вопрос уже больше двухсот раз — когда Майкрофт не успевал вовремя спрятать следы или когда они настолько явные, что не спасал даже слой грима, и ему приходилось оставаться и работать из дома, отменяя все встречи. В последнее время Грега реже накрывают приступы ярости по утрам, когда он еще дезориентирован и видит рядом с собой своего врага. Майкрофт, тем не менее, не теряет бдительности рядом с ним, привыкнув к тому, что в любой момент может поймать отличный хук своим лицом. Но перестать приближаться к мужу… Он не может не касаться его. Пусть только тогда, когда тот еще пытается опомниться или погружен в себя, пока читает документы и записи о своем прошлом и о тех событиях, которые забыл. Когда Грег не сконцентрирован на чем-либо, он изо всех сил уворачивается от прикосновений или просто нервно прерывает их, ежась и непроизвольно стараясь отодвинуться подальше. И Майкрофт, конечно же, отступает, давая ему свободу. Игнорируя тянущую боль в груди.       На самом деле, размышляя о том, что было бы, захоти Грег уйти, если бы он просто забыл и начал жизнь с чистого листа, на котором не будут записаны эти одиннадцать лет, Майкрофт точно знал, что поступил бы так же, как и в прошлом. Что доводил бы Грега до белого каления, до икоты, контролировал, ухаживал бы как умел и мог, похищал в самые разные и порой неподходящие моменты на ланчи, ужины или отдых, терпел бы отборную брань в свой адрес и ненавидящий взгляд…       Три года. Почти три года он не давал возможности отдышаться ни себе, ни Грегори, который тогда назвал его лисом. На охоте. Так и было, по сути. Три года, завороженный чувствами к своей добыче, Майкрофт кружил вокруг него. Как лис или стервятник — скорее, второе, — он загонял Грега в угол, находился на максимально близком расстоянии, настойчиво добивался всего, чего хотел — сначала ухода напряжения из плеч мужчины, который по первоначальности даже находиться не мог в его обществе. Потом, скрупулезно, терпеливо и трепетно узнавал Грегори все ближе, параллельно позволяя тому узнавать себя, раскрываясь и бросив все силы на сближение с инспектором. Ужины в ресторанах, поездки за город и на отдых, кофе в его апартаментах в клубе — всегда и отовсюду Лестрейд старался сбежать под благовидными и не очень предлогами, и всегда Майкрофту приходилось пробиваться сквозь его стойкое раздражение и ненависть.       Холмс часто гнал от себя мысль о том, а был ли у Лестрейда хоть какой-то выбор?       Нет. Он его ему попросту не оставил.

***

      Февраль 2006 года, Лондон, Великобритания.       Пропажа папки с документами по засекреченному международному расследованию, проводимому одновременно несколькими разведками разных стран, — дело, само по себе выпадающее за рамки нормы. Пропажа документов из его личного сейфа в кабинете тайного офиса на Мелл — просто беспрецедентно. Пропажа из хранилища, код к которому был подобран из хаотичного набора цифр, который бы не смог разгадать даже Шерлок (ну, или смог бы, но провозился с ним не один день), который при трехкратном неправильном наборе блокирует доступ к содержимому сейфа и его становится невозможно открыть без специального ключа, была просто… немыслимой. Ключ Майкрофт всегда носил при себе. Код, соответственно, тоже, и своей голове, в которой тот хранился, доверял безоговорочно — выдать кому-то секретную информацию он не смог бы даже под пытками. Благо, опыт он уже имел. Пусть и печальный, но это стало страшной проверкой на прочность. И Майкрофт ее сдал.       Несколько мгновений ушло на осмысление ситуации, на составление списка подозреваемых и на предварительную оценку масштаба международного скандала, если эти документы и информация, таившаяся в них, где-нибудь всплывут. А в том, что похитители организуют утечку, Холмс не сомневался.       В тот день с улиц и из офисов Лондона пропали четыре человека. Непозволительно огромное количество. Четыре потенциально возможных злоумышленника. И Майкрофт точно знал, что один из них таковым является, и точно знал, что методы, которыми он будет доставать из людей информацию, могут поставить под удар его карьеру, если о них кто-то узнает. Но ведь он скромный служащий Правительства, верно? Просто скромный служащий.       Четыре было катастрофически огромным числом, и каким чудом в него не попал Шерлок? Банально и просто — в день пропажи данных младший брат был за границей в поисках информации по тому самому расследованию для внешней разведки. И на момент обнаружения кражи там и находился, но Майкрофт запросил его для допроса в Лондон и ожидал прибытия со дня на день, хоть и знал, что это ничего не даст.       Взломанные камеры видеонаблюдения — и, как результат, минута, целая минута, пропавшая с записей. В эту минуту Майкрофта не было в кабинете. Но аудиенции с ним там ожидал приглашенный визитер.       Грегори Лестрейда взяли последним — около девяти вечера на пороге собственной квартиры, когда детектив-инспектор вернулся домой. Анализируя все данные по похищению документов, Майкрофт пристально рассматривал свое окружение и понимал, что доверять, в принципе, не может никому. Но обстоятельства преступления хуже всего складывались именно для Лестрейда, которого Холмс в целом знал только по досье и отчетам. Но все же что-то внутри не давало ему поверить в то, что человек с такой кристально чистой репутацией, такими отзывами коллег и наделенный немыслимой способностью выносить его младшего брата дольше одной минуты в непосредственной близости, может оказаться двуличной и продажной сволочью. Факты говорили одно, но интуиция подсказывала Майкрофту совсем другое. Но игнорировать очевидное, когда под раздачу попали сразу четверо подозреваемых, он не имел права. Приказ прозвучал одинаковый для всех.       Он наблюдал со стороны. Скрытый односторонним бронированным стеклом, отделявшем его от допросной. Людей в нее приводили из их звуконепроницаемых камер, нахождение в которых само по себе было психологической пыткой — именно с них начиналось «выбивание» информации из заключенных. Далее, по итогам анализа их поведения на допросах, ответов на вопросы, нервозности и отчаяния, методы ужесточались — изоляция, вода, звуки, экстремальные перепады температур и, если подозреваемый продолжал упорствовать — лишение сна. Как правило, люди кололись значительно раньше. Либо аналитики, психологи и Майкрофт сами распознавали, лгут они или же нет.       Дальнейшие методы включали в себя все перечисленное с добавлением физической боли. На помощь профессионалам, добывающим информацию, приходили специальные препараты, наркотики и насилие. И доходить до этого Майкрофт ненавидел.       Грегори Лестрейд упрямо стоял на своем при немыслимом давлении и вышел в «финал» страшных испытаний.       Майкрофт искал и не находил — ни похитителя, ни сообщников, ни причины, по которой ему хотелось остановить творящееся на его глазах безумие. Подсознательно он понимал, что Лестрейд, допуская его младшего брата на места убийств, преступает каждый раз закон, несмотря на жесткое наказание за должностное преступление. Слив секретных сведений и работа с гражданским лицом из раза в раз могли запросто подвести детектива под статью — его подчиненным стоило только раз открыть рот при суперинтенданте. Но все они молчали. И Майкрофт знал, что вовсе не от любви или уважения к Шерлоку. Из сводок и донесений он точно знал о реакции сотрудников команды Лестрейда на острый язык брата и его абсолютное неумение держать его за зубами и не вываливать на людей пикантные подробности их жизней.       Причина, по которой Шерлоку позволяли крутиться на местах преступлений, могла быть только одной.       Причина продержалась почти неделю общего допроса — сначала под психологическим, а потом — тридцать восемь часов — под физическим давлением. Нет, Холмс не нашел в его словах правды или лжи, как и не нашел других зацепок в этом деле. Никто не сливал информацию в сеть или в прессу, папка бесследно канула в лету, словно ее и не было.       Когда Майкрофт осознал и принял то, что детектив, несмотря на весомые улики, все-таки, невиновен, когда он отдал приказ остановить допрос — ровно в тот же момент ему передали, что Грегори Лестрейд, несмотря на вколотые препараты, уже три часа не приходит в сознание.       В тот момент, когда Майкрофт добрался до комнаты, где медики пытались привести «пациента» в чувство, у Лестрейда остановилось сердце.

***

      С щелчком выключателя комнату озарил мягкий теплый свет. Грег нерешительно застывает на пороге, осматривая кабинет Холмса, — место в доме, которое он оставил для изучения напоследок. Грег был честен с самим собой — заходить туда не то, что не хотелось, а просто было страшно. И подавить этот страх он не мог, предпочитая даже не ступать на запретную, как ему думалось, территорию.       Но ведь Майкрофт теперь его муж? Так ведь? Да и потом, едва ли настолько доверяет ему, чтобы оставить в кабинете неприбранным что-то, чего не должны увидеть глаза Лестрейда. Шальная мысль рискнуть и проверить, насколько далеко он может зайти, пробежала в мозгу и испуганно шарахнулась в самый дальний угол. Осторожно озираясь и готовясь сию секунду пулей вылететь из кабинета, Грег медленно идет до окна и выглядывает в сад. Погода не радует с самого утра — моросит мелкий дождь и в голых кронах деревьев парка завывает резкими порывами ветер. Раскидистые лапы вечнозеленых елей среди осеннего уныния смотрятся как-то странно, но разбавляют своим сочным цветом тоску пейзажа.       Кабинет Холмса, да впрочем, как и весь дом, выглядит стильно и… уютно? Настенные панели из темного дерева с художественной резьбой, тяжелые портьеры на окнах, стол из такого же темного дерева и явно дорогой, с ноутбуком, аккуратно сложенными на углу папками, блокнотом и прочими мелочами. Рядом с настольной лампой в красивой рамке стоит фотография, и именно на ней запнулся взгляд Грега, заставив сделать шаг вперед. Пальцы касаются обтянутой явно натуральной кожей спинки вертящегося кресла и нервно сжимают, пока Лестрейд рассматривает себя и мужа на снимке, сделанном в какой-то незнакомой, но неофициальной обстановке — они обнимаются, сидя на диване и оба улыбаются в камеру. Позади них, за спинкой дивана камин и заставленная фотографиями каминная полка, украшенная к Рождеству, Грег в футболке и простых джинсах, Майкрофт в брюках и светлом пуловере… Хочется потрясти головой и прогнать наваждение. Но, выполнив действие, Грег снова видит перед собой фото. И двух счастливых, непринужденно улыбающихся и обнимающихся мужчин.       Потерянной тенью он идет мимо шкафов вдоль стены назад к двери и выходит, оглушенный еще одним подтверждением того, как много он забыл. Камера, полученная от Уотсона, камнем оттягивает карман, пока Грег пытается осмыслить и принять то, что готов записать на нее.       Из-под закрытой двери кабинета пробивается полоска света, робко освещая кусочек коридора, по которому уходит обитатель дома.

***

      — Ты еще не готов? — удивленно спрашивает Холмс, обнаружив партнера в гостиной, и замечает камеру, лежащую на журнальном столике. Майкрофт сглатывает и прикрывает глаза на мгновение, борясь с иррациональным желанием узнать, что именно Грег записал на нее. Но он точно знает, что никогда не сделает этого — рамки личного пространства не позволят ему перешагнуть их.       Он привык знать все. Но предугадать или проанализировать Грегори всегда было непросто, а после трагедии — особенно.       — К чему не готов? — Грег нервно вскидывает на него взгляд.       — Ты не ел, — со вздохом констатирует Майкрофт.       — Я не понимаю? — его муж неуверенно ерзает на диване и ощупывает растерянным взглядом его лицо.       — Вчера звонила твоя бывшая жена, и вы договорились о встрече. Я оставил тебе записку на холодильнике.       — О чем нам с ней говорить? — брови Грега удивленно ползут вверх.       — О дочери.       — Что?.. Что-то случилось? — партнер резко выпрямляется в натянутую струну.       Майкрофт устало прикрывает глаза. Разумеется, муж не помнит вчерашний разговор, но пересказывать ему его, отчего-то, больно.       — Скарлетт вышла замуж за американца несколько месяцев назад. И сейчас получила вид на жительство в Штатах. Грейс, соответственно, тоже, но твоя бывшая не сможет вывезти из страны дочь без твоего официального согласия, и именно об этом она хочет с тобой поговорить.       Яростный огонь вызова, вспыхнувший на миг в темно-карих глазах, затухает почти так же молниеносно. Даже тлеющих углей не остается — только седой горький пепел опускается на донышки полных боли радужек. Грег опускает глаза, и Майкрофт не выдерживает — делает несколько шагов к нему, опускается на колени перед мужем и накрывает руками сцепленные в замок ледяные ладони Грегори. Тот изумленно смотрит на него, кажется, даже забывая на несколько секунд про встречу с женой. Майкрофт осторожно гладит костяшки подушечками больших пальцев и смотрит, смотрит, смотрит и не может оторвать взгляда от таких печальных и таких бесконечно любимых им темных глаз.       — Она позвонила с сообщением об этом в первый раз больше месяца назад, и вы поговорили на повышенных тонах, но… Ты тогда просил меня не вмешиваться, — шепчет Майкрофт. — Я знаю, каково это для тебя, и если ты захочешь, то одно твое слово…       — Нет, — голос предательски дрожит, но твердость в нем уверяет Майкрофта, что шок от новости прошел. — Я встречусь с ней сам.       Грег осторожно пожимает его пальцы в благодарность за поддержку и встает, идет наверх, оставляя Холмса наблюдать за поникшими плечами. И сожалеть о том, что не позволил себе поддаться искушению и не оборвал все мечты бывшей миссис Лестрейд о беспечной жизни в Америке.

***

      — Майкрофт.       Холмс отрывается от чтения сообщения на смартфоне и поворачивает голову к партнеру. Грег растерян и взволнован, хоть и пытается этого не показать.       — Я… Когда я видел дочь в последний раз?       — Полгода назад.       — Почему? Почему так давно? Скар?       — Да, — Майкрофт несколько минут раздумывает, как помягче продолжить разговор.       — У нас даже после рождения Грейс были непростые отношения.       — Сыграла роль твоя травма. Скарлетт через суд ограничила тебя в правах на дочь, мотивируя это все тем, что каждая встреча с отцом, который ее не помнит, наносит ребенку моральную травму. Плюс отмеченные несколькими психотерапевтами приступы агрессии.       — Ты…       — Пытался. И до сих пор пытаюсь, — Майкрофт поджимает губы. — Ты чересчур упрям. И до сих пор предан женщине, которая…       — Майкрофт!.. — укора в умоляющем взгляде Холмс не выдерживает.       — Которая вытерла об тебя ноги и теперь хочет лишить тебя дочери! Ты выслушаешь меня, Грег, как бы плохо тебе от этого ни было! — наконец, срывается Майкрофт. — Из уважения к твоему мнению и твоим чувствам я шел у тебя на поводу и не вмешивался в твою жизнь, но теперь не готов стоять и смотреть, как ты махнешь на все рукой! Нет, я знаю, что ты собираешься сделать! Для этого не нужно обладать дедукцией, Грегори, нужно просто хорошо тебя знать!       — И что я ей дам?! — взорвался Лестрейд. Майкрофт вздрагивает от крика, но выдерживает тяжелый взгляд супруга. — Что?! Я ничего о ней не помню и не знаю, кроме того времени, когда она в кроватке лежала и я ей памперсы менял! Человек без памяти, без прошлого и без будущего, с кем из нас Грейс будет лучше, со мной или Скарлетт? Что ты смотришь?       Майкрофт часто моргает, пытаясь восстановить дыхание. Слова Грега — как удар под дых, и ей-Богу, лучше бы он ударил. Лучше боль, которую можно унять, чем неутихающее нытье под ребрами, колющее сердце иголками всякий раз.       — У тебя есть все, — сдавленно выдыхает он, глядя на руки. Пальцы не дрожат только благодаря впитанному с детства умению при любых обстоятельствах держать себя в руках.       — Просто я это все забыл, ага.       — А если ты все вспомнишь, Грегори? Почему ты никогда не допускаешь этой мысли?! Где твои слова о том, что все преодолимо? Когда из жизнерадостного весельчака ты превратился в того, кто намеренно выкапывает себе могилу поглубже?       — Когда в больнице очнулся. Или раньше, когда у меня мозги отключились? — грустно усмехается Грег.       — Я не хочу, чтобы после ты раскаивался и скучал по дочери, Грегори.       — Откуда у тебя такая вера в меня? В то, что память ко мне вернется? — Грег пристально смотрит в побелевшее лицо и клянет себя за устроенный спор. Майкрофт сглатывает и пытается взять себя в руки — рядом с тем, кого он выбрал себе в партнеры, ничего не было простым.       — Это все, что мне осталось.       Майкрофт говорит, глядя в окно на проносящиеся мимо огни города, и мысленно благодарит темноту в салоне и поднятую перегородку между салоном и водителем. Ни к чему людям, никому, даже Грегу, видеть его эмоции. Эмоции…       …— М-м-м, Шерлок сегодня меня поблагодарил, знаешь?       Затаив дыхание, Майкрофт с улыбкой наблюдает за тем, как Грег сладко потягивается и поворачивается на бок, лицом к нему. На щеку ложится широкая теплая ладонь, а Майкрофт в ответ обнимает мужчину за талию и притягивает ближе. Раннее воскресное утро, им обоим никуда не нужно спешить и еще вечером они приняли решение провести выходной дома, наедине друг с другом.       — Очевидно за то, что теперь почти все мое внимание сосредоточено на тебе, а он избавлен от моей гиперопеки?       — Не-а. За то, что теперь твоя улыбка чаще бывает настоящей.       — Э-м… Что? — брови Холмса удивленно приподнялись.       — Да, это было слегка сюрреалистически, — улыбнулся Грег. — Шерлок, который благодарит меня за то, что ты стал более человечным в общении с другими.       — Звучит… пугающе, — признался Майкрофт. — Надеюсь, больше никто этого не заметил, а то моя репутация может пострадать.       — А тебя это так сильно волнует? Что тебя больше не будут считать Айсменом — так ведь тебя зовут в кулуарах? Да ладно, — Грег озорно улыбнулся нахмуренным бровям партнера. — Шерлок слил. Я ему авторитетно заявил, что до ледышки тебе далеко, и я лично в этом убеждаюсь изо дня в день, а он отчего-то расплевался ядом и сбежал из моего кабинета.       Майкрофт расхохотался, перекатываясь по широкой кровати вместе с любовником, отчего смеющийся Грег оказался лежащим на нем.       — Что же ты сделал со мной, Грегори Лестрейд?       — Растопил, очевидно? — Грег широко улыбнулся и поцеловал его, против чего Майкрофт не имел никаких возражений…       На его дрожащие пальцы ложится теплая ладонь и слегка сжимает. Майкрофт непонимающе смотрит на смугловатую кожу тыльной стороны руки Грега, после чего поднимает на него глаза.       — Прости, — у мужа вид искренне сожалеющего и раскаивающегося человека, и этой виновато прикушенной губы Майкрофт не выдерживает. Чуть разводит свои пальцы под рукой и позволяет им переплестись с пальцами Грега — он знает, что ненадолго. Но тот, отчего-то, не отнимает ладони. Майкрофт греет свои вечно мерзнущие пальцы о тепло мужа, упивается этим касанием, прикрывая глаза и на долгие мгновения позволяя себе забыться.       — Мы приехали, сэр, — водитель через интерком оповещает о прибытии к ресторану, нарушая идиллию момента. Майкрофт распахивает глаза, но не находит в себе сил посмотреть на супруга на соседнем сидении. Он никогда не любил показывать эмоции, учил Шерлока, что чувства — это слабость, на которую можно легко надавить и заставить подчиниться любого, и в итоге… В итоге они оба, что он сам, что младший брат, попались на удочку этих самых чувств.       И пусть сейчас они приносили только боль, Майкрофт осознавал, что никогда и ни за что не отказался бы от этого. От Грегори. Шаг ему навстречу — попытка наладить контакт тогда, в две тысячи шестом, — был самым нерациональным, самым глупым, самым спонтанным решением, диктуемым любопытством и искренней симпатией к человеку, который прошел сквозь Ад и остался в здравом уме и памяти, хотя и ненавидел его, Майкрофта Холмса, всеми фибрами души. Шаг навстречу собственной искалеченной и измученной судьбе, но он понял это не сразу. Шаг, разрушивший ледяные стены, которыми Майкрофт много лет отгораживал собственное сердце от посягательств. Шаг, сделав который, Майкрофт капитулировал перед своими чувствами и своей тягой к мужчине на больничной кровати. Шаг, о котором он никогда не пожалел.       Он выходит наружу и не обращает внимания на внимательный взгляд, которым его провожает муж. Лестрейду приходится собрать все свое мужество, прежде чем выйти, но вовсе не для встречи с бывшей женой. А для того… чтобы снова взглянуть в лицо человека, который его любит.       Джон прав. Прав, херов психоаналитик, Майкрофт любит его. Грег сам впервые это видит — в тоскливой обреченности на бледном лице, в дрожи холодных пальцев, стиснувших его руку, как будто в последний раз. Как будто Грег спасательный круг, который позволяет Майкрофту удержаться на плаву в кошмаре, в который превратилась его жизнь. Возмездие судьбы, что ли? Когда между светлых бровей складывается глубокая морщинка, Грег осознает, что ненавидит себя и судьбу, если таковая есть вообще, которая решила таким жестоким образом наказать Холмса за совершенную много лет назад ошибку. Ответить болью на причиненную когда-то боль.       «Тебя зовут Грегори Лестрейд-Холмс».       Он простил его. Простил и живет под его фамилией уже не один год. Грег смотрит в лицо мужа, ожидающего его на ступенях итальянского ресторана в Ковент-Гарден, и отмечает (в очередной раз) уставший вид, темные круги под глазами, запавшие щеки и сероватую, нездоровую бледность. Наверное, ему здорово достается.       Грег приобнимает мужа за талию и ловит вопросительный взгляд растерянных глаз.       — Скарлетт, разумеется, знает о тебе?       — Лично мы никогда не встречались, а с учетом моей работы, сам понимаешь, что она обо мне ничего не может знать, кроме того, что я твой муж.       — Ты пойдешь со мной? Я не уверен, что мне сейчас стоит говорить с ней самостоятельно. Я сам не могу определиться с тем, чего хочу, ты прав, просто… — Грег мнется, наблюдая, как за окнами ресторана переливаются игрой света лампы и свечи на столиках, а на возвышении для оркестра пианист извлекает из рояля волшебные звуки, которые слышны даже на улице. — Я хочу для дочери лучшего. И я не уверен, что лучше ей будет именно со мной, Майкрофт.       Холмс обнимает его в ответ и понимающе кивает, а Грег чувствует, как сжимается сердце в груди от тоски в светлых глазах мужа.       Ему здорово достается. Эта мысль возвращается снова и снова, пока Грег скидывает пальто в гардеробе и наблюдает за аналогичными действиями мужа. И за его отрешенным, сосредоточенным видом — Грег помнит это выражение лица Холмса, по-деловому собранное, жесткое, практически щит, способный отразить любую атаку. И Майкрофт и впрямь всегда, даже по словам Шерлока, слыл королем переговоров, талантливо добивался намеченных целей любыми средствами и способами. Любыми, да.       Не сейчас. Грег трясет головой и смущенно улыбается мужу. И, пока идет вместе с ним за столик, за которым виднеется копна светлых локонов его жены, сидящей спиной к выходу в компании какого-то мужчины, думает только о том, что раньше лицо Майкрофта в принципе было другим.       Не было серости. Кругов под глазами и острых скул. Длинные пальцы не были такими болезненно ломкими и тонкими, а из-под рубашки, когда та чуть натягивалась на теле, не проступали ребра. Да, все это сейчас скрывает потрясающе скроенный по фигуре дорогой костюм, но Грег помнит Майкрофта совсем другим, когда тот сидел возле него в больнице. Без своей брони в виде костюма-тройки, но… другим. Уверенным в себе, хотя и искренне раскаивающемся в содеянном. Грег сглатывает и мысленно дает себе установку кое-что записать на камеру, когда они вернутся домой.       Скарлетт поднимает глаза, в свое время сразившие Лестрейда наповал своей глубиной и красотой. В них явное удивление появлению двух лиц на подмостках театра, где вот-вот, по прикидкам Грега, разыграется слезливая драма. Он придвигает стул ближе к мужу и благодарно кивает официанту, принесшему им обоим меню. Бывшая совершенно точно ожидала, что он придет один.       — А я думала, что тебя признали дееспособным, — язвительная реплика с намеком на наличие постороннего в спектакле, роль которому женщина явно не расписала и не придумала ему возможных реплик, больно ужалила прямо в сердце. И эту красавицу он когда-то так сильно любил? Лицо Майкрофта остается непроницаемым, но губы растягивает опасная улыбка. Если реакцию Грега Скарлетт могла предугадать и планировала, скорее всего, давить на жалость и чувство вины, то Холмс точно спутал ей карты своим присутствием.       — Нас не представили друг другу, — начинает Грег, глядя на заинтересованно рассматривавшего их обоих мужчину рядом с бывшей.       — Алан Шеннон. Я муж Скарлетт.       — Грегори Лестрейд-Холмс, — представляется он и не без удовольствия замечает, как напряженно хмурится лицо бывшей жены. — Это мой муж, Майкрофт Холмс.       — Подумать только, прожить шесть лет с геем... — женщина качает головой, кажется, разочарованная сверх меры несправедливостью судьбы. Пухлые губы кривит презрительная усмешка.       — С бисексуалом. Будь толерантной, дорогая.       Скарлетт долгие минуты растерянно моргает. Майкрофт абсолютно прав — будучи в курсе того, что Грег не долго проходил холостяком после их развода, бывшая миссис Лестрейд о нынешнем супруге бывшего мужа не знала ровным счетом ничего.       — В силу того, что вы имеете представление о недуге Грегори и, как мы полагаем, собирались посредством этого давить на него, чтобы он разрешил вам вывезти дочь из страны, я решил сопроводить его. Ради поддержки, — улыбается Майкрофт, и от холода в светлых глазах Скарлетт зябко ежится.       — Но это правда, Грег, — не обращая внимания на остальных, женщина обращается к нему. — Не имеет смысла держать её возле себя, когда ты ничего не можешь ей дать.       — Слушай…       — Не в материальном плане, Грег, Господи! — Лестрейд комкает салфетку в ладони, когда ее накрывает своей Майкрофт. — Вы отлично обеспечены, я знаю! Но ты… Господи, каково ей будет, когда каждое утро ты будешь удивляться наличию в своем доме взрослой девочки? Ты ведь помнишь её младенцем в кроватке! Как вы с ним живете, Майкрофт? — Холмс неодобрительно хмурится, но Скарлетт не дает ему ответить. — Паспорт со штампом, наверное, каждое утро показываете?       Ладонь на руке Грега сжимается чуть сильней, помогая выдохнуть.       — Ей тоже надо будет носить с собой документы? Свидетельство о рождении и результаты экспертизы ДНК-а, чтобы ты верил, что это действительно твоя дочь?       — Вполне вероятно, что да, так будет проще, — отвечает Холмс и спокойно встречает убийственное презрение во взгляде женщины.       — Расти в семье геев Грейс, конечно же, тоже будет лучше, — саркастически бросает Скарлетт.       — Ваши предрассудки вам лучше оставить при себе, а не убеждать в их наличии окружающих, — холодно отвечает Майкрофт.       — Не аргумент, вы правы, но все же!       Алан берет слово, погладив жену по предплечью.       — Вам никто не собирается запрещать видеть дочь.       — В Штатах? — иронично спрашивает Грег, ощущая, как по ребрам внутри скребут стальные когти. Все, в чем убеждал он сам себя по пути в ресторан, он слышит сейчас вживую от тех, кто может и впрямь дать Грейс куда больше, чем он сам.       — Каникулы. Праздники. У Скарлетт родители в Англии, так что мы будем приезжать сюда и, соответственно, привозить Грейс. Вы сможете видеть её, когда пожелаете, мистер Холмс.       — Я бы хотел видеть ее каждые выходные, если бы не решение суда…       — … и не твоя болезнь, Грег! — снова вклинилась Скарлетт.       — Амнезия не смертельна и вполне излечима, — Майкрофт поднимает ладонь, не давая возможности женщине снова напасть на мужа. — Излечима. Врачи не гарантируют определенных сроков, когда к Грегори память вернется в полном объеме, но вы заблуждаетесь, представляя его беспомощным инвалидом. Доводы и документы, представленные вами в суде, на основании которых вы и вытрясли с него лишение Грега части прав в отношении дочери, можно развалить по щелчку пальцев, стоит ему выздороветь, и что вы намерены делать тогда? Перебираться назад в Великобританию и снова начинать дележку ребенка?       — Если он выздоровеет, мы поговорим иначе, мистер Холмс, — Грег не смог не заметить, каким едким тоном бывшая выделила «если». Так, словно смеялась над самой возможностью Лестрейда стать собой, словно не верила, что это возможно и давно поставила крест на нем не только как на муже, но и как отце их дочери.       Но ладонь супруга на его руке придавала ему уверенности, за которую он был безмерно благодарен Майкрофту.       И все же, Скалетт была тысячу раз права, как бы ни было больно это признавать.       — А что думает по поводу твоих планов сама Грейс? — тихо спрашивает он, и за столом воцаряется гнетущая тишина. Скарлетт требуется время, чтобы удержать лицо и справиться с волнением.       — Разумеется, она рада, что будет жить в Америке.       — Ложь, — уверенно отрезает Майкрофт, щекой ощущая внимательный взгляд мужа.       — Да как вы смеете?.. — задыхается возмущением бывшая жена Грегори.       — Она никогда не хотела переезда. Она любит Лондон, все ее друзья и близкие живут здесь. И она любит отца. И вы должны сказать Грегори спасибо, на самом-то деле.       — За что? — идеальная линия подкрашенных бровей изящно приподнимается в удивлении.       — За то, что он слишком благороден в вашем отношении. Будь моя воля, вы бы здесь не сидели, дочь бы у вас забрали, и, разумеется, этот разговор никогда бы не состоялся.       — Да кто вы такой, чтобы угрожать мне? — вспыхивает женщина.       — Вы не знаете значения слова «угроза», драгоценная моя, так что рекомендую успокоиться, — Майкрофт холодно улыбается. Хозяин положения — он и не думает искать расположения незначительных мух, жужжащих о своих правах ему на ухо. Грег буквально читает это с лица мужа, поражаясь тому, как может понимать его, несмотря на то, что вся его жизнь бок о бок с Холмсом подчистую стерта из его памяти.       — Ты будешь молчать? — обозленная Скарлетт оборачивается к новоиспеченному супругу, но тот играет в гляделки с Майкрофтом. И проигрывает, к удовольствию последнего, из чего Холмс делает вывод, что Шеннон — весьма понятливый человек.       — Каковы ваши условия, мистер Холмс? — интересуется мистер Шеннон, и Майкрофт на миг прикрывает глаза, пряча блеск. На раздувающиеся от негодования ноздри бывшей супруги Грегори никто не обращает должного внимания.       — С какой целью вы прилетели в Объединенное Королевство, Алан? — вполне дружелюбно спрашивает Майкрофт. Приносят их заказ, и он с удовольствием начинает разрезать стейк, ощущая привкус очередной победы на языке. Слава Богу, Грегори занялся тем же самым, но он чувствовал исходящее от мужа напряжение и благодарил небо за то, что тот находил в себе силы молчать.       — Инвестиции. Ранее я вложил довольно большие деньги в одну транспортную компанию, сейчас же, с учетом успеха этих вложений, я собираюсь тесно сотрудничать еще с одной и открыть филиал собственной. Возможно.       — Но это огромная бюрократическая волокита, не так ли?       — Ваша страна довольно благосклонно смотрит на тех, кто помогает ей увеличивать объем денег в казне.       — Вы умный человек с хорошими возможностями, — улыбается Майкрофт. — Потому мы предлагаем вам сделку.       — Но не ради моего благополучия, я полагаю?       — Поскольку вы теперь новый супруг бывшей миссис Лестрейд и отчим дочери моего супруга, то исключительно о её благополучии я и пекусь. Но оно напрямую зависит от вашего.       — Я вас слушаю.       Майкрофт с удовлетворением отмечает заинтересованность в глазах и лице собеседника. Шеннон бизнесмен, он едва ли упустит свое.       — Я помогу вам получить все необходимые разрешения и оформить фирму в кратчайшие сроки. Помимо этого, я могу навести справки и подготовить для вас список компаний, инвестиции в которые потом принесут вам довольно приятные плоды.       — А взамен?       — Вы получите британское гражданство и переберетесь сюда на постоянное место жительства. Если уж вы дистанционно вели дела в Британии из Соединенных Штатов, то, уверен, сможете так поступать и в обратной ситуации. Тем более, что тут ваш бизнес со временем разрастется и будет приносить куда больше прибыли, чем транспортная фирма за океаном, уверяю вас.       — Кто вы, мистер Холмс? — хмурится Шеннон, но Майкрофт видит, как тот уже мысленно просчитывал дивиденды от выгодного предложения.       — Человек, который может дать вам все, — Майкрофт скромно улыбается, но собеседника передергивает от его холодного взгляда. — Вы все правильно поняли.       — Хорошо. Мне действительно интересно ваше предложение.       — Но мы же… — Скарлетт растеряна и рассержена, но не рискует вставить слово в диалог, однако ей новые перспективы, кажется, совершенно не по душе.       — Мы останемся в Лондоне, дорогая, — Алан слегка сжимает ладонь супруги, предупреждая скандал.       — Позвоните мне завтра, мы обсудим детали, — визитка из внутреннего кармана пиджака перекочевала в руки бизнесмена, который секунду изучал непримечательный белый кусок картона, но после внимательно взглянул на Холмса.       — Я не люблю угроз, мистер Холмс.       — Я уже сказал вашей супруге и могу повториться, если вам угодно.       — Не стоит.       — А вам не стоит интересоваться тем, что стоит за именем на визитке.       — Нечто секретное? — Шеннон холодно усмехается, поняв, что попал в довольно серьезный капкан, но Майкрофту нисколько его не жаль, поскольку его завела туда исключительно собственная жадность.       — Всего наилучшего, мистер и миссис Шеннон, — Майкрофт сдержанно улыбается, рассчитываясь по счету и оставляя отличные чаевые. — Я рад, что мы пришли к взаимопониманию, но едва ли нам приятна компания друг друга.       Грег напряжен. Спина под темным пальто идеально прямая, когда он закуривает на ступенях ресторана, вдыхая влажный после дождя воздух улицы. Майкрофт встает напротив и достает из правого кармана пальто мужа пачку сигарет. Лестрейд спокойно наблюдает за ним, выдыхая теплый дым в сторону.       — Тебе это нравится?       — Что? — Майкрофт делает первую затяжку и в блаженстве прикрывает глаза.       — Демонстрировать силу?       Вопрос с подвохом. Майкрофт хмурится и внимательно смотрит в лицо Грегори, ступая на опасную территорию.       — И да, и нет. Мне нравится, что я могу защитить тех, кого люблю. И не нравится показывать это на публику, но порой это необходимо. Как сегодня. Я знаю, что ты этого не одобряешь, но ты всегда доверял мне.       Майкрофт замолкает, осознавая, что именно только что ляпнул.       — Пройдемся? — помолчав немного, спрашивает Грег. Майкрофт скользит равнодушным взглядом по припаркованному на обочине «Ягуару» и улыбается мужу.       — Конечно.       Грег изумленно наблюдает, как супруг стаскивает кашемировый шарф со своей шеи и послушно наклоняет голову, повинуясь беззвучно просьбе. Майкрофт плотно повязывает мягкую ткань вокруг его горла и заставляет застегнуть распахнутое пальто. Только улыбается краешком губ недоумению на лице мужа и поясняет:       — У тебя слабое горло. И ты раньше всегда носил шарф. Идем?       Завтра он снова забудет свою жизнь. И снова будет ненавидеть мужчину, для которого стал целым миром. Как можно ненавидеть того, кто смотрит на тебя так, будто хочет укрыть от всех невзгод? Словно от твоего присутствия зависит его жизнь?       Грег оглушено кивает и шагает следом за Майкрофтом на блестящий от луж тротуар, ощущая, как мерзкая горечь расползается на языке.