Delirium

POV Арсений       — Ну, рассказывай, — Сережа смотрел на меня, пытаясь по выражению лица понять, к чему ему готовиться.       — От меня ушла Алёна, — начал издалека я.       — Это я уже заметил, — Матвиенко прекрасно понимал, что речь пойдет далеко не о ней.       — И в последнее время я стал больше времени проводить на работе, — все это время я сидел, уперев взгляд в чашку. Сейчас я в первый раз посмотрел на друга.       Сережа молча кивает, предлагая продолжить.       — И недавно я понял, … — я замялся.       Последний наш разговор на тему «Серега, мне нравится парень» был более пятнадцати лет назад. Тем не менее, разговор из серии «Я влюбился в несовершеннолетнего пациента» был, возможно, единственным, чего мы еще не пробовали.       — Я, … — бросаю короткий взгляд на Сережу, — я влюбился.       Последнюю фразу я выпалил так, будто это была пулеметная очередь.       Матвиенко усмехнулся:       — Ну и кто же эта счастливица?       Молчу как партизан на допросе.       — Или, правильнее сказать, счастливчик?       Молчу. Нет, я не боялся признаться Сереге, что влюбился в мальчишку-пациента. Просто, сказав это еще раз, я окончательно признаю свои… Неправильные чувства.       — Арс? — да, глаз у Сереги на такие ситуации наметан.       Нервно поправляю волосы. Потом начинаю теребить ручку кружки. В какой-то момент чашка опрокидывается, и все ее содержимое выливается на скатерть и на меня.       — Бля, Попов! — Сережа выскакивает из-за стола и бежит за тряпкой.       Я стараюсь убрать последствия своего чаепития. Кое-как складываю скатерть и отношу ее в стиральную машину. Пока нес скатерть, успел залить весь пол чаем.       — Так Арс, иди, сядь и сформулируй фразу, — Матвиенко начинал нервничать, — я все уберу.       И вот я снова сижу перед ним, как нашкодивший школьник.       — Мне, … — мозг охвачен паникой, — мне нравится мой… — уже поздно что-то пытаться остановить, — я влюбился в пациента.       Обычно, в такие моменты в кино стрекочут сверчки, но мы не в кино       — Ты уверен? — Серега явно не был готов к такому повороту событий.       Молча киваю.       — Бля, да почему ж с тобой постоянно всякая херь, происходит? — по всем признакам, Матвиенко сейчас находился на стадии принятия того, что я ему только что озвучил.       Он сидит, задумчиво уставившись в потолок.       — Ты его не трогал? — изрекает Сережа по прошествии пяти минут.       — Конечно, нет, — если честно, то у меня образ Антона пока что ни с чем плотским не вязался.       — Ты же понимаешь что, — он сделал акцент на последнем слове, — с тобой может случиться?       Снова, как китайский болванчик, киваю.       — И ты даже морально готов получить еще один отворот-поворот?       Я замялся. Как ни странно, но все, в кого я влюблялся, отшивали меня. Алёна была человеком, который был мне симпатичен (именно симпатичен), и который был в меня влюблен. Собственно, ее упорство и моя невнимательность к собственным чувствам послужили основой нашего, пусть и не долгого, но брака.       Готов ли я еще раз получить отказ?       Ответ очевиден:       — Да, — я не знаю, что мной движет в этот момент — то ли моя детская наивность, то ли еще что-то, но я почему-то уверен в своих словах.       Серега смотрит на меня как на сумасшедшего:       — Тогда вперед, — он выдыхает и допивает уже почти остывший чай, — Арс, у тебя есть что-нибудь покрепче?       — Конечно, есть! — встаю из-за стола и отправляюсь к своему мини-погребу, — тебе Каберне или Пино Нуар?       — Да все равно!       Улыбаюсь и достаю бутылку Совиньон. Потом тянусь за штопором, параллельно доставая два пузатых бокала на высоких ножках. Спустя несколько часов:       Мы сидим на балконе, прямо на полу. На улице не очень холодно, что не свойственно для этого времени года и суток. Выкуриваю уже шестую сигарету (да, иногда позволяю себе подпортить здоровье).       — Арс, — Серега подает признаки жизни, параллельно отпивая из бокала.       — М.,       — Ты хоть расскажи о нем.       — Чего? — я не сразу догнал, про кого говорил Сережа, — Ах, Антон…       Затягиваюсь. Подсознание рисует высокий, немного тощий, силуэт. Далее вырисовывается лицо: зеленые глаза, цвета только проросшей травы, в уголках глаз морщинки, такие бывают у людей, которые много улыбаются; острые скулы, и тонкие, сильно искусанные губы. Вспоминаю ямочки на его щеках, которые появлялись, когда Тоша заливался смехом в парке. А его смех, такой звонкий и до чертиков заразительный, что хочешь-не хочешь, а заулыбаешься.       Мозг перфекциониста не заканчивает рисовать портрет предмета своего воздыхания. Мысли продолжают рисовать руки, на которых в огромном количестве болтаются фенечки. Под ними прячутся жуткие шрамы от порезов, которые продолжаются аж до самого локтя. На изящных пальцах красуются разнообразные кольца.       Раньше, такая мания на всякие побрякушки меня только раздражала, но не теперь. Каждый сантиметр души и тела Антона заставлял меня приходить в восторг. Его доброта и несокрушимый оптимизм сразили меня наповал. Только теперь я отдаю себе отчет в том, что по-настоящему привязался к этому зеленоглазому солнцу.       — Ну, он такой, … — я не знаю, как описать другу все то, что сейчас нарисовал для себя.       — Скажи честно, в первую очередь для себя, ты его любишь?       — Люблю.