Delirium

POV Антон       — Антон, — в сонное сознание стучится голос медсестры, — Антоша, пора вставать, — девушка легонько трясет меня за плечо.       Еле-еле разлепляю сонные глаза. Выспался я, надо сказать, замечательно.       — Доброе утро, — медсестра улыбается и, оставляя на столе порцию лекарств, уходит будить остальных.       Ничего не говорю в ответ, просто улыбаюсь, лежа на спине. Тут меня пробивает на потягушки. Собственно, почему бы и нет. Я потягиваюсь, хрустя всеми возможными костями и суставами. Поворачиваюсь к окну и жмурюсь от яркого, но все-таки холодного, сентябрьского солнца. Смотрю на часы. До завтрака и коллективной терапии, которую мне назначил Арсений Сергеевич, еще сорок минут, а если еще и учесть, что умывание и чистка зубов занимают у меня пять минут, то я могу прочитать несколько оставшихся страниц «Мастера и Маргариты» прямо сейчас.       Не вставая с кровати, беру книгу со стола.       Надо будет отдать ее сегодня хозяину. Интересно, а мы пойдем гулять? Я прямо-таки весь в нетерпении. Вчера мы гуляли в ближайшем парке…       Глубоко вздыхаю, вспоминая мельчайшие подробности вчерашней прогулки. «Мастер и Маргарита» отходят на второй план, оставляя место для Арсения Сергеевича, … ну и прогулки, разумеется.       Помню, как мы вышли из двора больницы. Тут до парка совсем не далеко, всего каких-то двести метров по тротуару, а потом перейти через дорогу, и ты уже в парке.       Это красивый большой парк. По узким дорожкам вчера ходили только мамы с колясками, пары преклонного возраста и редкие парочки, ищущие уединения в городском парке. Желтые листья мягко падали на траву, в которой уже валялись их ярко-желтые собратья. Мне тогда казалось, что падая, они читают стихи.       Мы долго бродили вдоль кленовых аллей. За это время темы наших с доктором разговоров менялись от «Какие твои любимые конфеты?» до «А почему ежи не летают?». И знаете что? Вчера я влюбился. Влюбился окончательно и бесповоротно.       Я влюблен в осень. Да, я схожу с ума от промозглой питерской осени с ее мелкими холодными дождичками и непроглядными туманами по утрам. Я обожаю гулять по парку, шебурша листьями под ногами. Я испытываю эстетическое наслаждение, наблюдая, как дивный город окрашивается в «багрец и золото». Чёрт, я всю жизнь прожил в Питере, но еще ни разу так не восхищался его красотой. Наверное, мы начинаем ценить что-то только тогда, когда теряем. Это ведь была моя первая прогулка за последние два года. Главное, чтобы она не стала последней. POV Арсений.       Захожу в унылое серое здание городской психиатрической клиники. Я обожаю свою работу, но ненавижу начальство. Меня бесят эти бараны, сидящие в душных кабинетах и отказывающиеся воспринимать чью-то точку зрения. И ладно, если это мнение было бы полнейшей, ничем не обоснованной херней, так нет же! Нет же, блять!       В общем, утро мое началось со звонка от главврача, жаждущего узреть меня в своем кабинете через час. Ну, а то, что сегодня мой рабочий день официально начинался в двенадцать часов, его в семь утра не особо заботило.       И вот, проходит полчаса. Я вываливаюсь из кабинета начальника удивительно не потрепанный. Да, мне снова выедали мозг чайной ложечкой, но оно того стоило. Теперь Шастун-официально не опасен для общества, и может гулять в парке.       Пока мой маленький псих на коллективной терапии, пойду и займусь разгребанием документов (чем же еще заняться врачу в свободное время), ну, а потом, конечно же, в парк.       Интересно, я один получаю удовольствие от этих прогулок? Хочется верить, что нет.       — Чёрт, — поднимаясь по лестнице, вспоминаю, что забыл шоколадки для Антона в машине. Ну как я могу оставить его без них? Естественно, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и топаю в машину. POV Антон       Целых полчаса, а может и дольше, меня и еще нескольких счастливчиков мурыжила на коллективной терапии какая-то странная женщина. Она предлагала нам рассказать о том, почему мы здесь, почему нам бывает грустно и так далее. На первый взгляд, она вполне нормальная-добрая, улыбчивая, но вопросы она задаёт реально странные. Хотя, какие еще вопросы можно задавать странным людям?       В общем, как только закончилось занятие, я скоропостижно свалил в свою палату. Зайдя в свои хоромы, я узрел дикий бардак, который я там развел, но до этого момента не замечал. На стуле валялась куча из пяти безразмерных свитеров и пары джинсов, по столу были разбросаны карандаши и листочки с моими рисунками, на которые, к слову, каждый раз обращал внимание Арсений Сергеевич, но тактично ничего не трогал. Кровать, очевидно, тоже была не заправлена.       Решив, что делать мне пока все равно нечего, я начал попытки более-менее аккуратно заправить кровать. Минуты три я воевал со скомканным одеялом, но терпение и труд, как говорится. Заправив с горем пополам кровать, я начал приводить в порядок вещи. «Как там мама учила?» — от воспоминаний о родителях у меня затряслись руки. До боли сжимаю кулаки, чтобы унять дрожь. К горлу подступает ком. В голове снова всплывают воспоминания о той ночи. Судорожно хватаю кофту и сосредоточено начинаю ее складывать, чтобы хоть как-то отвлечься от этих мыслей. Но хуй там плавал. Слезы опять текут в три ручья. Без сил падаю на кровать, сворачиваясь калачиком. POV Арсений.       Захожу в отделение. Как всегда, на посту сидит дежурная медсестра. В своем кабинетике сидят санитары. В общей комнате Соня что-то увлеченно рассказывает мальчику с аутизмом, причем тот, как ни странно, пытается ее слушать. Все остальные, видимо, разбрелись по комнатам.       Я даже не удивлен, что не нашел здесь Антона. Мне давно уже стало понятно, что он не сильно общителен. А посему я прямой наводкой иду в восемнадцатую палату, где обитает, можно сказать, мой смысл жизни.       Подхожу к двери и заглядываю в маленькое окошечко. «Спит?» — думаю я, узрев это чудо.       Тихонечко, чтобы не разбудить, открываю дверь. Как только до ушей долетают всхлипы, меня всего передергивает. Что? Что опять случилось, Тош?       Подбегаю к кровати и сажусь на краешек. Антона трясет от слез. Господи Боже!       — Тош, — провожу ладонью по плечу.       Я без понятия, что ему сказать. Нет, я знаю, что в такой ситуации следует «успокоить пациента или дать ему седативные препараты», но я не знаю, что делать, когда твоего любимого человека разрывает от боли.       Непонятно почему, какая-то невидимая сила толкает меня лечь рядом и обнять его. Я чувствую его содрогания и всхлипы, которые сначала долго не утихали, а потом становились все меньше и меньше.       — Тише, — стараюсь выровнять голос, но какой там, — все будет хорошо.       Глажу по спине. Боже, какой же ты тощий. В ответ только вздох.       — Арсений Сергеевич, — слышу твой тихий шепот, — я так больше не могу.