Писарь, роза и безногий черт

Александра Осиповна все не успокаивалась, а юноша поверх ее плеча вдруг уловил впереди какое-то движение. Приглядевшись, он вздрогнул. Александра Осиповна почувствовала, как он напрягся от страха, чуть отстранилась и взглянула ему в лицо сквозь слезы. А Николай неотрывно смотрел поверх ее плеча. Девушка быстро обернулась — и тоже увидела, как из ямы вылезало странное существо. Было оно до чрезвычайности мохнато, точно леший. Ростом с хорошую собаку, с острыми зубами, маленькими рожками и желтыми глазами. Ног у него не было вовсе, зато руки были длинны по-обезьяньи, и на вид очень сильны. Существо пружинило на них, как на ступнях, и словно готовилось к прыжку. Слезы у Александры Осиповны высохли мгновенно. — Это оно, — только и смогла сказать она. Голос ее прозвучал неожиданно звонко и ясно. «Безногий черт», — закончил за нее Гоголь, уже про себя. И вспомнил почему-то слова призрачной Сашеньки: «Убьешь черта — приведу я тебе Лизу…» Но, как ни странно, милый образ Данишевской — последнее, о чем Николаю хотелось думать в эту минуту. Чудище, меж тем, склонило на бок голову и хищно прищурилось. Недолго думая, двинулось вперед, передвигаясь чрезвычайно быстро. Гоголь крепко схватил за руку Александру Осиповну. — Бежим! — хотел было крикнуть он, в волнении как-то неправильно напряг горло и поперхнулся; связки тут же отозвались острой саднящей болью. Определенно, нельзя было бросать упражнения по сценической речи, подумал юноша, поморщившись. В следующее мгновение они вместе с Александрой Осиповной бросились прочь. Чудище — за ними. Одной рукой держась за горло, другой — сжимая узкую ладонь Александры Осиповны, Николай слепо пробирался вперед. Теперь уже спутница тянула его за собой, а не наоборот. Он почти ничего не видел; мрак и туман сгущались все сильнее. Один только и оставался ориентир — платье, красное как стяг, как растерзанный и оживший лепесток розы, мелькало впереди судорожно и беспокойно и, казалось, бешено колотилось от собственного пылающего сердцебиения. Сзади тяжело пыхтело чудище, и этот страшный звук не давал останавливаться ни на мгновение. Листьев, тем временем, становилось все больше. Их словно кто-то нарочно подсыпал на дороге, чтобы мешать Николаю двигаться. С каждым новым шагом он едва переставлял ноги, проваливался по колено, разгребал руками слякоть, набивал камнями и кочками шишки и царапал лицо ветками, нещадно хлеставшими по лицу. Платья он уже не видел. Конечно, сквозь полузакрытые веки мало что возможно было разглядеть — но теперь, кажется, оно пропало вовсе. Да и руки Александры Осиповны он больше не чувствовал. Неужели они оторвались друг от друга? Тогда все пропало! Гоголь уже собирался было бить тревогу, но не успел: стена деревьев вдруг закончилась. Он выбежал на опушку, закрылся рукавом от слишком яркого лунного света и врезался в Александру Осиповну. Та стояла, не двигаясь. Она была будто парализована. Гоголь, привыкнув к свету, разлепил веки — и понял, почему. Призрачная Сашенька стояла прямо перед Александрой Осиповной. Две девушки были похожи, точно капли воды: одного роста и сложения, с одним худым угловатым лицом и в одной одежде. Только одна была чуть моложе, а другая — чуть старше. И та, что моложе, была прозрачно-серого цвета и не стояла босыми ногами на земле, а парила и покачивалась над травою. Александра Осиповна не могла даже пальцем шевельнуть. Только рот, как рыба, беспомощно открывала и закрывала. И мелко тряслась. Еще бы — себя, пятнадцатилетнюю, вдруг увидеть. Да еще и в таком обличье. Но призрачная Сашенька смотрела вовсе не на свою хозяйку. Она смотрела на Гоголя, замершего позади. — Обманула я тебя, Николай, — печально сказала она. — Не нужна мне помощь твоя. Мне только надо было, чтобы ты Александру Осиповну ко мне привел. Мне черт безногий за нее свободу обещал… Александра Осиповна замотала головой, как умалишенная. Глаза ее вновь наполнились слезами. Она отшатнулась, и Гоголь едва успел схватить ее за плечи, чтобы она не упала. — Да что же ты такое? — прошептал он, глядя в пустое грустное лицо призрачной Сашеньки. — Я душа Александры Осиповны, — отвечала она. — Вернее, ее часть. Та, что все кошмары помнит и мучается страшно. Сзади уже рычало чудище. Николай нервно обернулся назад и крепче прижал к себе Александру Осиповну. — Я уйти хочу, а она меня не отпускает, — говорила призрачная Сашенька, — так что мне остается делать? Только самому страшному кошмару это тело и скормить. Сегодня ночь такая, Николай: если не теперь, то никогда. Затылок юноша обдало жаром. Он быстро обернулся: то дышал ему в волосы монстр. Клыкастый, желтоглазый, с нитью слюны, свисающей из пасти. Гоголь вздрогнул. Александра Осиповна так вцепилась в его ночную рубашку, что пальцы побелели, а ткань треснула. Они начали пятиться назад — скорее инстинктивно, чем если бы и вправду собирались бежать — но сзади пробрало холодом: то тихонько наплыла на них призрачная Сашенька. — А тебе, Николай, спасибо, — продолжала она. — Ты тело это от надругательств сберег. Ты со мною говорил. Знаешь ли ты, как давно я ни с кем не говорила? Сдержу я слово: приведу тебе твою Лизу. Если, конечно, черт и тобою поживиться не захочет… Она проскользнула под рукой Николая — и уже через мгновение надвигалась на него и на Александру Осиповну вместе с безногим чудищем. «Я не хотела этого», — словно бы говорил ее извиняющийся вид. Александра Осиповна вся сжалась и спрятала лицо на шее у Гоголя. Сам же юноша только и мог, что обнять ее и прижать к себе, не отрывая взгляда от призраков. Надежды не оставалось совершенно… Вдруг сзади раздалось громкое ржание. Чудище зарычало, остановилось и принялось загребать руками-лапами землю, разбрасывая комья во все стороны. Лицо призрачной Сашеньки исказилось, и она зашипела, точно загнанный в угол хищник. Их не на шутку испугало то, что находилось сзади. Юноша развернулся так резко, что собственные волосы упали ему на глаза. Но даже сквозь растрепанные пряди он разглядел силуэт Всадника, четко очерченный и обведенный выкатившейся луной. Николай сглотнул и замер, не отрывая от Всадника глаз. Всадник тоже не шевелился — только конь его, в три раза больший, чем любой другой скакун, нетерпеливо похрапывал и переступал с ноги на ногу. Александра Осиповна, которую Николай невольно заслонил своим телом, при виде монстра всхлипнула, задрожала и начала медленно оседать вниз. В глазах у Николая тоже все померкло. Ноги стали мягкими, как у тряпичной куклы. Навалилась необычайная слабость и желание спать. Силуэт Всадника, неторопливо приближающийся к жертвам — последнее, что он увидел перед тем, как над ним сомкнулась темнота.