«Путь»

***

      В комнатушке, которую Вэрмал и Вайрэ именовали залом секретных собраний, стоял противный затхлый запах, приправленный душком благовоний, расставленных по углам в медных чашках; единственным источником освещения служил хилый пламенник, вделанный прямо в каменный пол. Если бы не он, никакого интереса не представляли бы даже стены, местами украшенные старыми изразцами, на которых были изображены разного рода завихрения.       Рядом с пламенником расположили троицу дроу, приглашённую в качестве таинников. Всякий раз, натыкаясь на них или заслышав само слово «таинник», Канта вспоминала времена, когда обходились без этого понятия. Оная должность действительно появилась сравнительно недавно — около трёхсот лет назад. Если быть точнее, тогда возник утверждённый новым порядком ранг. Исполняемая же таинниками роль прежде привычно возлагалась на самых надёжных лиц, пользовавшихся в обществе особым уважением, просто делалось это негласно и без надлежащих титулов.       А затем возник не просто титул, а нетипичный класс — арроды. Поначалу их обязанности, границы власти и значимость были размытыми, непонятными и не зафиксированными. Тёмные эльфы просто приняли как нечто естественное их наличие в обществе.       С самого начала и по сей день отличительной чертой аррод являлось полное отсутствие привязанности к какому-либо конкретному клану. В иных обстоятельствах подобных дроу бы брезгливо называли «безродными», делая из них изгоев, но данные личности являлись исключением. В отличие от безродных, отвергнутых всеми за предательство или проявленную слабость, арродами стали называть тех эльфов, что объединяли родственные, но расколовшиеся кланы, являясь далее единственной нитью, благодаря которой поредевший или оказавшийся под угрозой голодной смерти клан мог вновь объединиться с другим.       Эти гости, дорогие на любом собрании, считались едва не столь же влиятельными, как и правящие жрецы со жрицами, но имели меньше возможностей в вопросах власти, выступая чаще наблюдателями и совсем редко — советчиками. Игнорировать их в процессе принятия важного решения было бы крайне опрометчиво.       Шакши, Гуркха и единственная женщина среди аррод — Кезана. Их кланы разрослись настолько, что родство уже почти позабылось, так как никакой нужды в объединении не предвиделось даже на ближайшую половину века. Их все знали, но давно не вызывали. Вероятнее всего, именно по этой причине никто из троицы не стал чваниться и согласился прийти в необычный для дела полуденный час.       Наёмники стояли неподвижно, выстроившись перед арродами и жрицей в ровную линию. На этом собрании мастеров убийств было значительно меньше, чем обычно — всего восемь. Но в оную восьмёрку вошли лишь те, кто сильно отличился своими умениями. Канта понимала, что всех, кроме неё, посоветовал Вэрмал.       Дэдра превосходила всех во владении оружием — в её руках даже маленький камешек мог стать отличным средством для убийства. Этта, хоть никогда и не отличалась воинственностью, прекрасно разбиралась в маскировке и повадках животных с поверхности, что среди изрядно отвыкших выходить из подземелий дроу было действительно бесценным умением. Близнецы, Эвтиз и Эрт, не расставались с самого рождения, постоянно дополняя друг друга во всех делах, в том числе и в разработках стратегических планов и ловушек. Бид прославился тем, что брался совершенно за любые заказы и всегда умудрялся их выполнять, пусть последствия нечасто приводили заказчиков в восторг; главное — умел доводить дело до конца. Вэлнот вознёс своё имя в обществе тёмных эльфов не столько благодаря навыкам, которые ценили в наёмниках, сколько благодаря дару создавать одни из прочнейших клинков в подземном королевстве. Риднэш был одним из наиболее жестоких убийц, принципиально принимая заказы исключительно на смертных колдунов и немагов.       А Канта… не понимала, что делает среди них. Эльфийка не была слабой, крайне редко подводила заказчиков, но чего-то броского и отличительного в её приёмах и умениях не было. Впрочем, наёмницу вынуждали посещать практически каждое собрание независимо от необходимости (или абсолютной ненадобности) её присутствия.       Жрица неизменно сохранила верность своей прихоти — никогда не упускала женщину из вида. Эльфийка понимала, что главным мотивом служил страх жрицы быть свергнутой. И, судя по поведению, опасность она чувствовала именно в Канте. Рыжеголовой эльфийке это очень льстило, но в то же время выводило из себя: невозможность толком отдохнуть, расслабиться, взяться за выгодные сделки на стороне измотала бы любого.       Женщина не имела права выходить на поверхность без дозволения старшей жрицы, коей сейчас, к сожалению, единолично выступала проклятая всеми сущими силами Вайрэ. Это лишало Канту возможности встречаться с заказчиками из Сорг и Тривиды. О ней начинали забывать за пределами подземного королевства, что постепенно сравнивало отличную репутацию с землёй. Вайрэ хорошо позаботилась о том, чтобы отнять у неё остатки влияния и силы.       Канта допустила огромную ошибку, не сделав с Вайрэ того же, когда у неё была возможность.       Наёмница, с удивлением обнаружившая в себе необычные силы, связанные, как ей говорили, с непостижимой другим глубиной магического начала, намерилась с самого начала действовать решительно. Она задумывалась о масштабном, желала круто изменить положение и образ жизни дроу.       А начать действительно стоило с мелочей. Рыжая голова с первых дней у пьедестала власти была полна мыслей о смене позиций на боевых фронтах, воссоединении расколотых родственных кланов, преобразовании всех входов и выходов в подземелье и восстановлении обрушившихся, но по-прежнему стратегически удобных туннелей.       Молодая жрица считала так: цель оправдывает и расходы, и трудности, и временную неприязнь общества. Несерьёзный же, как тогда казалось (на деле же — недооценённый), соперник не стал мешкать, почувствовав на себе свободу.       Подговорить толпу не так сложно, подтасовав нужное и выставляя поведение жертвы всеобщего внимания в дурном свете. Канта не боролась с этим, хотя слышала, что её задумки далеко не так тепло приняты обществом, как она рассчитывала. И совсем не поняла, в какой момент всё пошло не так.       Женщина в одночасье оказалась отстраненной и от своих людей, и от власти. Отвергнутая практически всеми, не считая остатков своего родового клана, и внезапно всеми презираемая — Канта бросила все усилия на то, чтобы вернуть хотя бы доверие. Неожиданно распахнувшаяся для неё дверь, ведущая к могуществу и вершине власти, захлопнулась так же быстро. О возвращении к условному трону и помышлять было некогда.       Откуда у Вайрэ возникла такая тесная связь с первородной тёмной силой — тот ещё вопрос. Возможно, она давно в ней была. Даже с юности, что очень вероятно. Тогда девчушку всерьёз не воспринимали, и рассматривать в ней будущего лидера даже сумасшедшему не пришло бы в голову.       Как оказалось, зря.       Теперь Канта яснее понимала: если бы оное время не использовала в свою пользу Вайрэ, свержение было бы совершено кем-нибудь ещё. Может, иной жрец или жрица были бы значительно лучше нынешней, но, с другой стороны, иной тёмный эльф вряд ли сохранил бы потенциальной конкурентке жизнь.       Глубокий вдох. Медленный выдох.       Канта ненавидела эти внезапные сборища, значимости в которых было не больше, чем в десятом проколе мочки уха. Однако кара за неявку неплохо убеждала не только её, но и прочих подчинённых слушаться. Она стояла смирно, держа осанку, и старательно имитировала заинтересованность.       Вэрмал выглядел как никогда серьёзным и даже обеспокоенным, созывая всех на собрание, но с момента его начала Вайрэ, по обыкновению своему, не проронила ни единого действительно важного словечка.       Жрица лишь перечисляла имена богинь и богов, изредка зачитывая отрывки молитв, напоминала о могуществе, которым их сила наполняет своих приближённых, да возвеличивала свою собственную важность, что и без того была соизмерима с наивысочайшим из дворцов на поверхности.       Затем последовали разговоры о том, что былое величие тёмного народа утрачено. Это была старая, как сама Вайрэ, песня, неизменно обрывавшаяся на том куплете, где говорится о необходимости полностью уничтожить лесных эльфов, отвернувшихся и бросивших на прозябание в тот час, когда великая сила покинула Даррей.       Кажется, распалившаяся жрица подзабыла, что во время разговора далеко не обязательно кричать. Канта ухмыльнулась сама себе от мысли, что та совсем разучилась говорить тише. Истории о том, что от Даррей отвернулась сила, даровавшая саму жизнь, были известны всякому, кто умел читать и мало-мальски интересовался летописями.       Сейчас же древние свитки переписывались, это знали многие. История переиначивалась ещё неизвестным никому образом. О некой высшей, животворящей силе больше не говорилось — её заменили на всем привычную магию, а лесных эльфов выставляли бесчестными убийцами, заточившими своих безобидных братьев в вечном мраке.       Перепись, несомненно, была сюжетно интересной, а иллюстрации активно наполнялись кровавыми картинками, да только вот Канта не могла понять, может ли подобная коррекция хоть кому-то показаться правдивой. Дроу ведь продолжали говорить об истории и истоках своей магии почти ежедневно — как же переписать то, что многие годы передаётся устно?       В глубине души наёмница понимала, как. Однако не хотелось и в мыслях допускать, что её предположения могут оказаться истиной.       Женщина, то и дело ловившая на себе взгляд жрицы, тоже старалась не уступать и наблюдала за каждым её движением, вместо того, чтобы опускать голову. Канта знала, что это выводит Вайрэ из себя, но, несмотря на это, продолжала хранить верность традициям: ни один тёмный эльф не станет опускать ни взгляд, ни голову в знак почтения. Подобный жест в обществе дроу, в отличие от прочих народов, издревле воспринимался не иначе как раболепство, и считался едва не одним из отвратительнейших видов унижения. Самоунижения — в первую очередь.       Наёмнице на мгновение показалось, что безумная тирада подошла к завершению, однако сегодня её мечтам судьба не благоволила: брюнетка лишь взяла небольшую паузу, чтобы набрать в лёгкие больше воздуха, а после — продолжила говорить на повышенных тонах.       Теперь она оскверняла единый язык, высказывая на нём свои очередные возмущения по поводу нежелания многих подчинённых следовать её воле. А воля та заключалась в открытом шпионаже за лунными и лесными эльфами в среде людей, не ведя при этом никаких переговоров с их императором — Кризаором.       Канта не знала, какая часть звучала глупее. Радовало то, что не она одна игнорировала данный абсурд. Жрица и смертный узурпатор могли состязаться в безумии и кровожадности, и, очевидно, Вайрэ тоже была об этом осведомлена, отчего лично никогда и не вступала с ним в какую-либо связь.       Проходя рядом с Кантой, жрица резко развернулась, задевая наёмницу вплетёнными в волосы цепями. Канта старалась думать о чём-нибудь, кроме недостатков Вайрэ, но в подобных ситуациях выходило у неё это из рук вон плохо. Она мысленно бранила жрицу, весь её образ и приобретённые привычки.       Брюнетка слишком быстро вжилась в роль крайне важной госпожи, однако никаких соответствующих статусу навыков при этом не заимела. Влюбилась в яркую вычурную одежду, в новую силу и открывшиеся возможности. Такие вещи сложно игнорировать и оставаться к ним равнодушным, особенно если прежде у тебя в руках не было ничего подобного, с этим сложно спорить, но за красотой и комфортом, что дарует статус жреца или жрицы, стоит также неимоверная ответственность.       Королевства подземных народов, как, впрочем, и наземных, утопали в своих проблемах. Вайрэ предстояло не только исправить ошибки своих предшественников, но и разрешить новые сложности, настигавшие все ныне живые народы. И в самом начале правления, кажется, женщина ещё помнила об этом, но в погоне за установлением культа личности потерялась в своих планах и обязанностях.       На момент, когда верноподданные решили напомнить оной личности про её долг, было уже слишком поздно — мания величия затмила ей то, что у других людей называется разумом.       Вайрэ жаждала проявить себя сильной и серьёзной личностью, о которой и противники, и подчинённые говорили бы с благоговейным ужасом и глубоким уважением, а прослыла неуравновешенной, жадной до власти, крови и богатств женщиной, переживающей крайне сложное расставание с адекватностью.       Не сказать, что Вайрэ не соответствовала сложившемуся о ней в обществе мнению, однако соглашаться с ним она не собиралась. А так как желание приравнять взгляды всех окружающих к своим собственным не давало ей покоя, жрица вынудила многих наёмников превратиться в карателей. И ничего благородного не было ни в этом названии, ни в обязанностях.       Канта удивлялась с того, как низко пали воины, прославленные даже далеко за пределами подземных королевств, пополняя собой ряды этих самых карателей. С другой стороны, никто не знал, делают ли они это добровольно. Канта и сама не была просвещена в каких-либо подробностях о положении, в которое ставят воинов и на каких условиях они соглашаются примкнуть к жалким отрядам.       Их пустая миссия восхваления новой правительницы, включавшая и наказание всех, кто нелестно выражается о Вайрэ или смеет критиковать её решения, только смешила народ, так как полномочия карателей распространялись сугубо внутри клана Кхерал. Любой представитель иных кланов был волен говорить о Вайрэ как о правительнице и как о женщине абсолютно всё, что хочет. Тем не менее, распускать карательный отряд жрица совсем не планировала. Кто бы знал, чего она хотела добиться.       На территории подземных царств даже ребёнок знал: Вайрэ крайне сложно искренне порадовать, а угодить её требованиям — пустое дело. Кажется, один только Вэрмал продолжал перед ней выслуживаться, совершенно не замечая того, что над его безрезультатными потугами смеётся уже не один клан.       Канта, вспомнив о существовании этого эльфа, позволила себе перевести на него взгляд. Мужчина сжался в углу, словно со страха, и слушал речь своей благоверной с опущенной головой. Наёмница всё смотрела и не понимала, отчего он ведёт себя подобным образом.       Некогда он был именитым наёмником, бесценными (вернее сказать, крайне дорогостоящими) услугами которого пользовались не только дроу, но и люди. Матриархат царил и в его былом клане, но это ничуть не мешало ему ходить с высоко поднятой головой, громко отказываться на публике протягивать кому бы то ни было руку, донося до всех, что нет на свете того, кто достоин его рукопожатия.       Однажды Канте даже довелось с ним сотрудничать. Он был не самым приятным из наёмников, но своим оружием владел мастерски, а также умело примерял самые разные роли. Вэрмал был расчётливым, циничным и самовлюблённым, но пользовался у собратьев огромным уважением.       Сейчас же он не походил даже на тень того эльфа. В клане Сагот — его родном — древняя, как мир, шутка про сделку жрицы с Тьмой в обмен на волю наёмника уже не воспринималась с юмором. Он был околдован, не иначе. Мужчина был единственным, на чью поддержку с первых дней прихода к власти рассчитывала строптивица, и ему хватило глупости её оказать, невзирая на то, что мелочные цели этой женщины никак не оправдывали средства.       Былой Вэрмал не стал бы всерьёз жертвовать своим авторитетом, верными учениками и лучшими мастерами убийств ради каких-то глупых камней и сокровищ, которые со скуки могла возжелать Вайрэ. Не мог всерьёз терять союзников и лояльность иных кланов ради подобных мелочей.       Исходило ли всё от внешности эльфийки? Вэрмал никогда не был обделён вниманием, даже имел сильные связи в знатном обществе. В сравнении с предшествующими пассиями, Вайрэ не отличалась ни умом, ни красотой. Канта много думала об этой странной, проклятой связи между жрицей и наёмником.       Эльфийка не была скептически настроена в вопросах сердца. Ему, как поговаривали, невозможно приказать. Однако такое высокое чувство, как любовь, не могло толкать человека на подобные низости. Высокое должно вести к ещё более возвышенному. Иначе это одержимость или душевное расстройство.       Из мыслей Канту вырвала фраза, сказанная Вайрэ с особенной интонацией.       — Я вынуждена напоминать то, что каждый обязан помнить лучше собственного имени. Нам не дано иной силы, кроме тёмной. Мы могли уподобиться смертным немагам, если бы Рождённые В Ночи не поделились своими щедрыми дарами, — женщина встала рядом с пламенником, положив правую руку к той части груди, где, наверно, подозревала у себя расположение сердца, и процитировала старый требник: — Отвергнутым Силою Высшей нет пути назад…       — Волшба и солнца свет навеки обратятся в яд. Это сложно забыть, — кивнул Шакши.       К данным писаниям возвращались нечасто, но причина была построена отнюдь из невежества: дроу пытались оставить всё неприятное в реках прошлого, не вплетая мрачные события в полотно новой жизни. Со времён тех событий на свет появилось не одно поколение, совершенно неповинное в действиях предков. Стоило ли вообще омрачать свежие умы грузом вины и тяготами минувших веков?       Вайрэ была чертовски довольна тем, что за неё продолжили фразу. Она расценила данный жест как своеобразную поддержку, разделение её настроения и мыслей. В присутствии аррод было очень важно не делать акцент на эмоциях, совсем запрещено использовать их в качестве дополнительного воздействия на принимаемые ими решения. Словом, на созывах старались говорить максимально непредвзято и даже холодно. Вайрэ же могла похвастаться тем, что держала под строгим контролем своих подчинённых, но не чувства. Вот и сейчас, даже не зная точно, как стоит рассматривать реплику аррода, она с трудом подавила улыбку.       Судя по всему, древние хроники вспомнились не напрасно. Канта прямо в воздухе могла прочесть, что прозвучавшая цитата — лишь прелюдия, плавная подкраска какой-то очень значительной темы. К чему бы говорить о тёмной магии и чтимых среди дроу божествах? Наёмница не могла судить, насколько Вайрэ религиозна, придерживалась мысли: ровно насколько ей это выгодно.       Жрецы и жрицы пользовались большим авторитетом именно оттого, что являлись связующим звеном с покровительствующими тёмному народу божествами. Их боялись гневить именно по этой причине, отдавали всё то, что у жителей поверхности причиталось лишь королям, в каком-то смысле даже больше.       Будь это азартная игра, наёмница бы поставила на кон лучший набор метательных ножей, убеждённая в том, что жрица возжелала расширить свои полномочия. Может, просто лишний раз подчёркивала свою важность для некоего чрезмерно радикального предложения. Впрочем, Вайрэ никогда не скупилась напоминать, как построен порядок, и какова её сила согласно ему. Переходить установленные границы она доселе не смела, но вкус запредельной власти явно не первый год её искушал. Может, именно сегодня чаша желания переполнилась?       Открытое прошение подобного было бы мало того, что смешным, так ещё и непозволительно наглым. Власть распределена поровну, каждое звено должно выполнять свою роль, не забираясь выше отведённой ступени и, желательно, не опускаясь ниже неё. Канта очень хотела посмотреть, как жрица преподнесёт своё желание, если её предположения верны.       Что странно, Вайрэ действительно умела проявлять наглость там, где это было уместно, и ловко избегала острых ситуаций. Не так важно, что при этом она подставляла других, главное — сама выходила из воды сухой.       Жрица продолжила, сделавшись глубоко печальной в лице:       — Меня крайне огорчает наличие в нашем обществе альянса несогласных с отчаянным решением предков, — она разве что не разрыдалась, но сделала всё прочее, чтобы вложить в эти слова предел горечи, на которую была способна.       Арроды переглянулись. По их лицам было видно, что уклона в подобную тему никто не ожидал, но теперь они не могли удалиться и обсудить что-то наедине. Канта не спешила мысленно себя поощрять, ещё ни в чём не уверенная.       Разговоры о территориальном разграничении «мыслящих о мире иначе» заходили нечасто, да и смелости говорить об этом открыто хватало лишь у совсем пьяных дроу, коих было сложно понять как в прямом (заплетающийся язык и убитая поэтапность повествования), так и в переносном смысле. На собраниях оная тема замалчивалась, но не ведали о ней лишь нерождённые да мёртвые.       Храбро прервать неприлично затянувшееся безмолвие решился Гуркха, но в посеревшем лице, которое обычно было угольно-чёрным, были заметны опасливость и неуверенность:       — Ренегаты были и будут во все времена. Одни даже на поверхность уходили, якобы не желая соучастия в резне с лесными эльфами. Единичные случаи, ничего серьёзного.       — Чистейшая истина. Отверженцам Высших Сил нет союзников на поверхности, прочие эльфы нас в родство не принимают. А покидая клан, родные земли, отвергая своих покровителей, они и здесь навечно во врагов обращаются, — подтвердил Шакши.       Судя по поджавшимся губам Вайрэ, настрой аррод ей пришёлся не по душе. Но она не посмела продолжить, пока своё слово не сказала последняя из троицы. Кезана, явно недовольная возникающим в обсуждении давлением, выпалила на одном дыхании:       — Эта проблема не утруждала даже наших предшественников — всё разрешается само собой.       Жрица явно была готова к тому, чтобы успешно парировать утверждения в таком ключе. Скрестив руки под грудью, она встала ровно перед Кезаной, но взглядом следила за каждым, изучая настрой и выявляя по реакции более важные для них аспекты.       — То были очень редкие случаи. Уходили единицы, и они не сбивались в группы. Наше общество слишком долго полагалось на естественное исчезновение этого позорного пятна. Время, ослабившее наша внимание, дало им уверенность. У отступников появились голоса. Имена. Представители. А это значит, у них и свой кодекс, новые законы и сильные убеждения. Речь уже не о единицах — они не опасны сами по себе, но теперь всё ведёт к чему-то более страшному, — жрица взяла паузу, но её мгновенно заполнил Вэрмал.       — Слухам об отречении целых отрядов и семейств дроу от наших общих на всех божеств, идей и стремлений, уже почти три года. Ваш чуткий слух за всё это время не мог не прослышать о происходящем.       — Ма-а-ало ли какие слухи возникают, — лениво протянул Шакши. Он вёл себя учтиво с Вайрэ, а вот с Вэрмалом даже не пытался говорить уважительно. — Обращай мы внимание на всё, давно кормили бы своей плотью червей.       — Любезная жрица, не принимайте в упрёк, но в нашем положении должно верить лишь тому, что имеет доказательства, — постаралась загладить женщина.       — Да, верно. Вас сложно не понять, уважаемые, но будь вы частью клана, знали б больше деталей. По правде говоря, я и сама не верила в то, что мои же братья и сёстры могут всерьёз заниматься подобным кощунством, пока плоть из моей некровной семьи не сообщила о своём уходе впрок этому безбожному… содружеству. И это эльф из моего же клана! — Вайрэ закрыла лицо рукой, словно стыдясь произнесённого. — Я… я не могла отпустить его, не разузнав, куда он намерен идти и чем собирается заниматься. Так я и осознала, что мы слишком долго закрывали глаза на этот ужас.       Наёмница представила себя на месте несчастных гостей. В идеале им бы дать максимально нейтральный ответ, полностью соответствующий принятым порядкам. Но подготовиться к этой теме никто явно не успел, банально не ожидая такого прямого её обсуждения.       Ответ у троицы должен быть не то, что единогласным — единым во всём, в каждом пункте, да подкреплённый серьёзными аргументами. Но как сложить ответ, если объединение ещё толком не сформировалось, не проявило никакой агрессии, не сеет смуту? Прошения об отложении ответов у темноэльфской знати не приняты, особенно если замешаны арроды. Проигнорировать ситуацию нельзя, а если предлагать решение… Есть ли вообще смысл предпринимать против недо-альянса какие-либо меры? В этом и состояла загвоздка. А ответа ждали все.       — Эти ренегаты не имеют существенной поддержки, их взгляды не распространяются, — анализировал Гуркха, лениво наматывая пепельный локон на указательный палец. В этом жесте виделась расслабленность, однако нервно барабанившие о подлокотник пальцы другой руки выдавали беспокойство мужчины.       Он попытался отвести от этой темы, явно вкладывая в свои слова и намёк, дабы Шакши и Кезана продолжили в том же настроении. Эльф ясно видел, что Вайрэ пытается руками аррод уничтожить отнюдь немаленькое, пусть и безобидное объединение, и хотел этого избежать. Но брюнетка от своего не отступилась:       — Поддержки раньше, может, и не было, но сейчас эти отступники всё чаще выходят из кланов, даже свой собственный хотят образовать. Заверить на крови! Я, хоть и высшая среди служителей силы, повлиять на формирование этого альянса не могу.       — Близится Ночь Возрождения. За вами право начинать обряды. До или во время праздника можно объявить о мерах приучения к порядку. Будет уместно. Ещё уместнее будет публичная кара дебоширов. В этом всю возможную поддержку с моей стороны вы получите, — Кезана, по всей видимости, разделяла точку зрения жрицы. Либо же осознавала бесполезность дальнейших попыток отговорить Вайрэ. Заправив короткие тёмные волосы за девственные, не проколотые ещё ни разу уши, она начала оттягивать циклас на коленях и приподнялась, полагая, что этот безмерно долгий разговор подводил именно к этому, а следовательно, теперь должен быть закончен.       — Не согласен, — Шакши, ухватив Кезану за локоть, вынудил её вернуться в прежнее положение. — Если всё настолько серьёзно, что дело идёт к образованию клана, то заведомо зачинять распри не стоит.       — Боишься оказаться в невыгодном положении, если их в итоге признают? — усмехнулась Кезана, — Я предлагаю всего лишь наказать, чтобы других отвадить. Не убивать же, — фыркнула она, склонив голову к Гуркхе, явно в ожидании поддержки или обращения последних фраз в шутку. Но, не найдя в нём союзника, решила самостоятельно сгладить свою резкую идею. — Это дело обычное, серьёзных помех не вызовет. Осквернителей можно и нужно карать. Или ты предлагаешь полностью проигнорировать всю ситуацию?       — Пока что нет никакого клана. Официальные действия и явные предпосылки к его формированию тоже на данный момент не совершались. Если собирать оппозицию, выдвигать обвинения, то нужно иметь на то веские доводы, которых, рассматривая явственные сухие факты, у нас не имеется. Можем представить, что проблема увеличится и на самом деле приобретёт серьёзный размах: если, как утверждается, под эгидой этого объединения неразборчивая мешанина единичных эльфов из неродственных кланов собирается, то успеха им точно не видеть. Даже из большого разрознившегося древнего клана сформировать новый не так просто, а тут даже единого прародительского нет, чтобы их полноценно обособить, — пояснил Шакши, укоризненно глядя на сидящую рядом темноволосую эльфийку.       — Закон всё равно позволяет собираться в клан потомкам разных кровей и общин, при условии, что все они полностью отрекаются от своих корней и объединены либо покровительством божества, либо идеей, не находящей поддержки в других округах, — вмешался Вэрмал.       Терпение его возлюбленной постепенно иссякало, и он это чувствовал. Положение нужно было срочно сместить в плюс себе, пока собрание не превратилось в ссору с арродами. В свете всего предстоящего, это стало бы слишком сильным осложнением, посему удержать мирные, даже тёплые отношения с ними было первостепенно важно.       — Позволяет, это верно подмечено. Однако им необходимо соглашение пяти главных аррод. Данная пятёрка, в свою очередь, должна посовещаться минимум с двумя приближёнными. Это весьма затянутая и сложная церемония, а создать клан в обход сего процесса никак нельзя. Таковы законы. Здесь каждому должно быть ясно, что никто подобного разрешения не даст. По меньшей мере, большинство аррод отдаст голос против, в этом можно не сомневаться, — поддержал собрата Гуркха, стараясь вкладывать в свои слова как можно меньше давления.       Случай был, конечно, уникальным, но существенных оснований для суда над ещё даже не сформировавшимся единением действительно было мало, чтобы предпринимать какие-либо действия.       — Я всё же вижу в них большую угрозу, — жрица плавно продефилировала вокруг пламенника, вычерчивая в воздухе невидимые символы. Канта пыталась понять, что именно она делает (или пытается сделать), но подобных воздушных знаков, которые Вайрэ чертила от уровня своей груди и, наклоняясь, проводила до самого основания пламенника, не знала.       Обойдя полноценно завершённый круг — а эту процедуру даже вздохом никто из присутствующих не осмелился прервать — она широко, даже как-то хищно улыбнулась. Канта мысленно пересчитала количество присутствующих, включив сначала в счёт и жрицу с Вэрмалом, но потом остановила счисление без них. Никакой знакомый обряд не требовал участия одиннадцати эльфов. Другое дело, что жрице могли понадобиться далеко не все из прибывших. И это уже начинало пугать, так как наёмница в фаворитах у безумной жрицы никогда не числилась, а следовательно, неотвратимо становилась потенциальной жертвой для любой идеи или опыта. Брюнетка заговорила прежде, чем Канта успела подумать о наиболее удачных вариантах отступления.       — Если Рождённые В Ночи разгневаются, мы лишимся и нынешних сил. Допустимо ли идти на такой риск, позволяя неблагодарным братьям и сёстрам создавать оплот атеизма в самом центре наших священных земель? — Вайрэ резким движением — настолько резким, что наёмники почти одновременно сделали шаг назад, а арроды подпрыгнули на месте, вжимаясь в стулья — подбросила в пламенник серную пыль, смешанную с чем-то ещё: огонь ровным столбом поднялся ввысь, на миг лизнув потолок. Теперь там можно было разглядеть свежее изображение божества, раскинувшего руки навстречу пламени, словно приглашая в объятия. Мгновения оказалось достаточно, чтобы разглядеть изображение Бехал. Огонь ровно коснулся тёмно-красного гиацинта, вделанного ровно промеж её грудей, и камень начал стремительно наливаться кровью. Канта была готова поклясться, что видела, как с него в самое сердце пламени даже упало несколько алых капель.       Слова жрицы снова отвлекали, не давая сосредоточиться на происходящем, возвращали к разговору:       — Вы готовы потерять силу? Долголетие? — её правая рука описала полукруг в воздухе, и пламень синхронно повторил это действие, — Мы не в состоянии принимать жизнь длиною в какой-то жалкий век, отказываться от навыков, которым обучались тысячи поколений. Никогда не будем готовы к этому. И не нужно! — огонь стал настоящей копией её длани, послушно вычерчивая пугающим подобием пальцев границы изображения, кои продолжали светиться, не угасая даже без нанесённого вещества. — Утратив совершенно всё, оказавшись на грани гибели, наши предки нашли выход, пусть и радикальный. А поскольку мне небезразлично будущее нашего народа, я сделаю всё, что в моей власти, чтобы сохранить и даже приумножить то, что мы имеем сейчас!       — Каким образом? — нерешительно осведомился Гуркха. Вайрэ словно только этого вопроса и ждала. Она важно выпрямилась, продолжая колдовски маневрировать пальцами, чтобы изображения в огне не исчезли. А затем с её губ сорвалась фраза, от которой в помещении даже воздух потрескался.       — Риндан не был уничтожен.       Доселе неподвижно стоявшие наёмники невольно переглянулись, словно проверяя, слышали ли остальные то же самое. Канта поняла, для чего созвали лучших. Действительно Риндан дал о себе знать или нет, ведь Вайрэ ни перед чем не остановится, чтобы получить его. И сама, естественно, за ним не пойдёт.       Канта почувствовала, как тыльная сторона чужой руки касается её, на несколько столь необходимых секунд переплетая пальцы. Нэш. Она не повернулась к нему, не хотела привлекать внимание аррод, других наёмников или жрицы. Боковым зрением женщина видела, что и он смотрит в противоположную сторону. Она не рискнула мысленно говорить с ним. В присутствии старшей жрицы это небезопасно.       — Откуда же такие сведения?       — Да, это очень серьёзное заявление, — протараторила Кезана, закрепляя недословное желание товарища добыть больше сведений.       — Вам нужно больше, чем её слова? — выступил вперёд Вэрмал, опустив левую руку на кинжал. Всякому было ясно, что мужчина им не то, что не воспользуется — даже не обнажит. Но жрица, скорее по привычке, подняла раскрытую ладонь на уровне лица, как бы приказывая ему остановиться.       — Слишком много за последнее время неприятных событий. Не станем же мы рассчитывать на безосновательные догадки? — со спокойным лицом проговорил Шакши, чуть откинувшись назад и сложив руки на животе в замок.       — Мои слова можно бы и мимо ушей пропустить, но внемлите речам Рождённых В Ночи, — пламя по воле Вайрэ вновь погладило потолок, обводя образ божества. — Магия меняется. Вы не можете не чувствовать этого. Она содрогнулась сорок деношев* тому назад.       — И что это может означать? — напряжённо спросил Шакши, глядя на выгравированный на потолке силуэт, алый камень на котором становился всё ярче.       — Я не могу знать ответов на все вопросы. Но не забывайте о значимости жриц. Когда магия пошатнулась, я немедля воззвала к нашим спасителям, страшась новой беды, — тут же ответила Вайрэ. — Выстилающийся путь к славе и процветанию, упомянутый в единых пророчествах, давно забыт. И зря. «Лишь в руки тёмные могущество взойдёт, проклятье позабытое тотчас падёт». Нет в мире никого темнее дроу. Это может относиться лишь к нам. Я просила знака, какого-нибудь разрешения своих предположений. И получила! — воскликнула женщина, воздев руки над головой, отчего огонь послушно поднялся столбом.       — Сама Бехал подала мне знаки!       Арроды уже не смели перебивать её, ждали продолжения, нетерпеливо подавшись вперёд. Жрица же нарочито затягивала, медленно обхаживая помещение, касаясь стен отяжелёнными золотыми браслетами и кольцами руками, избирательно обводила выгравированные узоры.       — У нас прежде не было союзников на поверхности. Для народа, меченого тьмой, закрыты пути тех сил, что прочим дарованы. Искать друзей среди них и не стоило. Однако мы никогда не пытались беседовать с… эльранами.       — Эльраны? — переспросил Гуркха, кисло поморщившись.       — И в этом вы видите решение? Они же совсем ничего не могут! — возмутилась Кезана.       — Не поймите нас неправильно, жрица. Эльраны магам не помогают, только используют их, чтобы питаться могущественной силой. Стоит ли рисковать, связывая наши народы? — Шакши подчёркнуто спокойным тоном постарался загладить резкость, с которой выразились до него. — Не будет ли разумнее договориться со смертными? Среди них и сильные колдуны есть. Они слабее эльфов, так что нам будет несложно взять на себя бремя главных.       — Смертные — рабы своих слабостей и страхов, — процедила жрица. — Я бы не доверила свою жизнь тем, кто может обернуть проклятие тёмных в свою пользу и без колебаний пойдёт на предательство, стоит услышать более выгодное предложение или сильнее нашего запугать. Вы знаете, о чём я говорю. Высшие эльфы ещё продолжают им помогать. А ведь они тоже могут возжелать Риндан. Если лунные или лесные предложат больше, либо откажут в дальнейшей поддержке в случае сотрудничества с нами, то любой из смертных переметнётся на сторону противника. Эльраны же… О, они никогда не находили поддержку ни среди эльфов, ни среди нагов, ни среди смертных. Более того, они сами приползли ко мне, предлагая помощь. Они тоже верят в Новый Мир, и хотят жить в достатке. Никто их не поддержит, если не мы. Стоит ли упускать такой дивный шанс?       — Шанс действительно дивный. А можно ли им доверять? — спросил Гуркха, уже уловивший от Шакши предыдущий безмолвный укол за резкость и необдуманность своих слов.       — Конечно, нет. Нам и не нужно по-настоящему с ними сближаться. Они используют наши силы, а мы — их.       — Всё ещё не понимаю, почему нельзя воспользоваться помощью хотя бы нескольких смертных магов, — проговорил Гуркха. — Раз мы не можем находиться под солнцем слишком долго, а эльраны не выдерживают и минуты…       — Риндан опасен не сам по себе, а в руках мага. Это тоже повод не рассматривать союзничество с ними, — Вайрэ не дала арроду договорить, принявшись пояснять сложившуюся ситуацию: — Станет ли наша жизнь лучше, если он попадёт к людям или светлым? Мы будем вынуждены пресмыкаться перед его обладателем, умолять. Мы лишимся либо жизни, либо бесценной свободы. А раз без чужой помощи справиться всё равно не можем, лучше всего объединиться с тем, кто нам точно не навредит. Эльраны полностью лишены волшебных сил. А на поверхности у них союзников нет. Это исключает предательство. Я уже говорила с их послами. Им нужна свободная жизнь без страха о будущем. В этом мы сходимся. Так почему бы не объединить силы?       — На поверхности крайне опасно. С какого клана вы предлагаете начать? — взяв на себя смелость прервать тему несогласия, поинтересовался Шакши. — Выводить всех или, как минимум, один клан разом было бы неразумно.       — Само собой, — победно улыбнулась жрица. — У меня несколько иное предложение. Я не случайно заговорила об отступниках. Раз они так искренне веруют в прощение, овладение прежней магией, жизнь под солнцем в мире и согласии с народами поверхности, то почему бы не предложить именно им возможность пойти дальше громких слов и ярких иллюзий? Это и не распри, и не принуждение. Звучит даже как мирное разрешение. Если правильно преподнести эти вести, они охотно зацепятся за возможность вернуться к светлым силам и изменить свою жизнь в рамках целого континента. Что может обладать большей силой, чем Риндан? Вот они-то пусть и идут под моим и вашим покровительством. Пусть станут нашими глазами и ушами в этом деле. На них же проверим, готовят ли эльраны засаду. Сбережём свои силы и верных людей. Ренегатов не жаль.       — Если они твёрдо верят в то, о чём так пылко говорят, то сложностей возникнуть не должно, — кивнул Гуркха.       — Как ещё они могут вернуть себе светлую магию и войти в мир с солнцем, если не посредством Риндана? На всём Аванойте не было ничего сильнее, — с прежней улыбкой проговорила Вайрэ.       — Мы с ними поговорим. Да будут они нам с этих пор друзьями, — подытожил Шакши.       Вэрмал открыл дверь, и, так как никто не выступил против, арроды поднялись и направились к выходу, учтивыми кивками прощаясь с Вайрэ.       Канта уже понадеялась, что и их отпустят, однако захлопнувшаяся дверь и вновь разыгравшееся пламя дали понять, что с приглашёнными наёмниками у старшей жрицы запланирован иной разговор.