Лев в гнезде

В клубах серо-белого дыма, шелестя колесами о стальные рельсы, Хогвартс-экспресс неторопливо замедлял ход, подъезжая к вокзалу Кингс-Кросс в Лондоне. На платформе толпились родители, с нетерпением ожидающие своих детей, возвращающихся домой на каникулы. Снег плавно спускался с неба, укутывал дома и здания плотным одеялом. В его завихрении ярко-алый паровоз казался пришельцем из другого мира. Он и был им — странником, скитальцем, прибывшим из дальних земель по прозванию «детство». Почти каждый стоящий сейчас на платформе когда-то сам семь лет подряд забирался в его вагоны, занимал одно из многочисленных купе и отправлялся в Хогвартс. А теперь в Хогвартс отправляются уже их собственные дети. Поезд всегда вызывал у Гермионы острое чувство ностальгии. Для нее он оставался дорогим и ценным символом школьных лет. В этом вагоне она впервые встретила Гарри и Рона. В том — профессор Люпин когда-то спас их троих от дементора. В этом, с ярко-красной полосой на боку, они не раз противостояли Малфою с его дружками. В поезде началась их история — их общая история. И Гермиона хранила воспоминания об этом в самой глубине своего сердца. Над платформой разнесся долгий и протяжный гудок, скрипнули в последний раз колеса, и Хогвартс-экспресс остановился. В следующее мгновение распахнулись двери, и школьники посыпались из вагонов, как снег, который тоже все еще падал и падал. С губ Гермионы срывались облачка пара, тая в морозном воздухе. — Ну где же они? Женщина кинула на мужа быстрый взгляд. Вытянув шею, Рон пытался высмотреть в толпе своих разновозрастных детей. — Наверняка прощаются с друзьями. — Будто на все лето расстаются, а не на Рождество, — пробурчал мужчина, — вот мы с Гарри… — Не брюзжи, Рональд, — поморщилась Гермиона. — Вы с Гарри прощались и дольше. — Да его каждый раз эти его маглы за шкирку утаскивали… — Мама! Папа! — послышались знакомые голоса. Хьюго и Роза стояли на железной лесенке и махали родителям руками. Джеймс, Альбус и Скорпиус помогали Лили вытаскивать из вагона чемоданы. Гермиона вздрогнула. Сердце пропустило удар. Первое сентября девяносто первого. Ее первое «первое сентября». Неуклюжий Невилл, потерявший свою жабу. Черноволосый мальчик в поломанных и криво склеенных скотчем очках. Огненно-рыжее семейство Уизли, громкое, шумное, дружное. Первые знакомства. Первые симпатии. Первые шаги навстречу друг другу. Могли ли они тогда подумать, что преподнесет им время? Что однажды их собственные дети, приехавшие на зимние каникулы, будут стоять на приступке вагона поезда и радостно махать им, соскучившись за полгода учебы? Хьюго налетел на мать, как маленький ураган, вцепился пальцами в пальто, уткнулся лицом куда-то ей в живот и вздохнул так умиротворенно, словно наконец ощутил себя в безопасности. Гермиона прижала его к себе, погладила по волосам, забормотала что-то невнятное. Чувства переполняли ее: ностальгия перемежалась счастьем от вида детей живыми и здоровыми, радостью от их широких улыбок и почти физически ощущаемой любви. Роза подошла медленнее и спокойнее, как и подобает четверокурснице. Но обняла маму точно так же: до одури крепко и нежно, зарываясь носом в ее пахнущее свежестью пальто и украдкой вытирая глаза от набежавших слезинок. — Привет! — поздоровался Джеймс, подкатывая чемоданы к стенке, чтобы их не затоптали. — Отец не приехал? — У него дела в министерстве, — ответил Рон, в свою очередь обнимая детей, которые наконец отпустили маму и накинулись на отца. — А Джинни уже две недели в Египте, собирает материалы для книги, — продолжила Гермиона, с улыбкой глядя на Хьюго, изрядно подросшего за эти полгода, что она его не видела. — Гарри сказал, что вырвется, как только сможет. Он просил встретить вас и отвезти домой. — Тогда стоит подождать, пока не станет меньше народа, — логично рассудил Альбус. — Ладно, я пока со Скорпиусом поболтаю еще. Зовите, если что. Махнув рукой, Джеймс тоже убежал попрощаться с друзьями. — Как тебе школа, Лили? — поинтересовалась Гермиона, присаживаясь на один из чемоданов. — Хьюго писал нам, а от тебя не было ни одной весточки. Младшая дочь Поттеров смущенно улыбнулась, пожала плечами и, просунув палец сквозь прутья клетки, начала гладить своего карликового пушистика Скотта. — Учиться интересно, — спустя какое-то время ответила девочка, — хотя и немного сложно. — Да ты же круглая отличница, — буркнул Хьюго. — Целыми днями со своими книжками сидишь. — Зато я не теряю на каждом уроке по пять баллов за несделанные домашние задания, — не осталась в ответе Лили. — Хью-юго? — Да врет она все, — насупился мальчик, на всякий случай прячась за отца от сурового взгляда матери, — и было-то всего один раз… — Девять. — Ну, может, не один… Перепалка быстро перешла в догонялки. Лили пыталась стукнуть мальчишку по спине варежкой, Хьюго ловко прятался от нее за чьими-то чемоданами и шнырял между людьми. Рон, кажется, воспринял битву совершенно серьезно и пытался урезонить разбушевавшихся детей. Роза в своей манере стояла в сторонке, недовольная чересчур громкими криками и бессмысленной, на ее взгляд, беготней. Чуть наклонив голову, Гермиона наблюдала за происходящим с легкой покровительственной улыбкой. Лили удалось сбить с Хьюго шапку, и его огненно-рыжие волосы ярким пятном горели на фоне серой толпы. Смех разливался над платформой, и женщине казалось, что она снова на мгновение заглянула в детство. Высокая долговязая фигура Рона с посеребренными сединой висками расплывалась, тая в туманной дымке воспоминаний, и вместо нее Гермиона снова увидела худого мальчишку в штопаной-перештопаной одежде старших братьев и с их же старой облезлой крысой. Она и подумать тогда не могла, что в конце концов решит связать жизнь с этим доверчивым простачком, пытавшимся перекрасить Коросту в желтый цвет с помощью заклинания, которое и заклинанием-то не являлось. Нет, у ее мужа было много положительных качеств. Порой только благодаря его находчивости и смелости они выбирались из сложнейших ситуаций. Но… она до сих пор не смогла простить его. Гермиона никогда не называла себя глупой женщиной. Более того — в глубине души она считала себя немно-ожечко, но поумнее некоторых людей, окружающих ее по жизни. Она понимала, что двигало им тогда: страх за семью, невозможность связаться с ними, голод и холод, необходимость постоянно быть настороже и, разумеется, черная магия медальона. Но они с Гарри переживали то же самое. И они выдержали. А Рон сдался. Прошло уже девятнадцать лет, но Гермиона так и не смогла найти в себе силы простить его. Где-то глубоко ее все равно продолжал грызть червячок недоверия, подтачивая день за днем все хорошее, что она видела в своем сначала женихе, потом — муже. Собственно, даже произнося клятвы перед алтарем, Гермиона не была уверена, что поступает правильно. Она любила Рона — в этом не было сомнений… Но с каждым днем, проведенным с мужем под одной крышей, ей все сильнее хотелось оказаться как можно дальше от него. Как заведенный механизм, она работала, выполняла домашние обязанности, писала детям в школу и вообще вела себя как обычно. Но стоило только Рону обнять ее, поцеловать или — не дай бог — попытаться забраться к ней под юбку, как на Гермиону накатывала такая холодная ярость, что самой становилось страшно. Она молилась, чтобы в такие моменты под рукой не оказалось палочки. Рональд никак не мог взять в толк, чем вызвана ее холодность. Он вообще всегда был и остается простым и понятным, как «вингардиум левиоса». В его глазах вся его вина за уход искупилась возвращением. Он точно никогда бы не связал этот маленький эпизод с тем, что происходит сейчас. Для него все это давно осталось в прошлом и не имело никакой связи с настоящим. Но не для Гермионы. Не для нее. Лили наконец смогла поймать Хьюго, но запал к тому времени уже иссяк, и все вернулись к чемоданам. Помахав напоследок друзьям, прибежали Джеймс и Альбус. Погрузив с помощью магии огромные чемоданы на тележки, семейство Уизли в компании с Поттерами прошли через стену и очутились на магловской платформе. Болтая и переругиваясь, они направились к стоянке, чтобы всей толпой невесть как загрузиться в маленький автомобиль и отправиться в путешествие по узким запутанным улочкам Лондона в сторону площади Гриммо. Гермиона шла чуть поодаль, пряча замерзшие руки в карманы пальто, а лицо — в своими руками связанный шарф. Вокруг шумели люди. Гудели отходящие поезда. С неба медленно падали, кружась, огромные хлопья белого снега. Приближалось Рождество.