Лев в гнезде

Это должно было быть их последним учебным годом. Выпускные экзамены, торжественный вечер в Большом зале, радостные лица и бокалы, поднимаемые в честь окончания школы. Это должно было быть их последним летом, когда, уже не школьники, но еще и не взрослые, они могли бы заниматься чем их душе угодно, наслаждаясь краткими моментами свободы. Это должно было быть. Но в жизни не всегда все идет так, как хочется. Постановлением Министерства любой школьник, находившийся в этом году в бегах или пострадавший от режима Кэрроу, мог вернуться в Хогвартс и еще раз пройти программу курса. Гермиона, Гарри и Рон были первыми, кто внесли свои имена в список. Вслед за ними желание все-таки окончить учебу изъявили почти все семикурсники со всех четырех факультетов. И в сентябре наспех подлатанная школа вновь, как и тысячу раз до этого, открыла свои двери для юных волшебников и волшебниц со всей Великобритании… Облокотившись на потемневшие от времени стальные перила, Гермиона смотрела на дальние холмы, укутанные легкой дымкой тумана, и озеро, завораживающе-черное в своем зеркальном блеске. Шел уже второй месяц ее седьмого курса, но до сих пор видения прошлого не оставляли ее. Почти каждую ночь она вскакивала с кровати, разбуженная очередным кошмаром, и долго потом не могла заснуть, сидела перед камином в такой родной гриффиндорской башне, кутаясь в теплый колючий плед, и старалась отогнать от себя призраков. Но это помогало мало, и тогда она начала бродить по замку. Это было жестким нарушением правил, да и Филч, каким-то чудом переживший майскую бойню, лютовал особенно сильно. Но Макгонагалл умела видеть глубже наспех надетой маски. Она понимала, что пришлось пережить и что продолжает переживать каждый из них, и потому у Золотого трио было уникальное — ни один школьник до них не удостаивался такой привилегии — разрешение ходить по замку после отбоя. В отличие от Рона, бродившего по берегу озера, и Гарри, предпочитавшего тишину и спокойствие внутренних двориков, Гермиона обычно шла сюда, на самый верх Астрономической башни. Несколько минут торопливого подъема — и все окрестности Хогвартса, залитые лунным светом, лежат перед тобой, как на ладони. Только здесь, на высоте двух с половиной сотен футов, она чувствовала, как наконец отступают страшные видения, как обратно пропорционально опускающейся на холмы тьме светлеет в голове и как перестают судорожно искать волшебную палочку мелко дрожащие пальцы. Только здесь Гермионе становилось легче. Поведя плечами, она посильнее запахнула мантию, но ветер, неизменный на такой высоте, так и норовил просочиться между складками и коснуться тела. В голове мелькнула мысль, что, пожалуй, стоило все же надеть свитер. Очень вовремя… Вдруг до ее уха донесся едва слышимый стук каблуков. Их обладатель, кажется, поднимался по каменной лестнице сюда, на башню. Но кто это мог быть? Гарри? Рон? Или кто-то другой, наплевавший на школьные правила?.. На всякий случай Гермиона нащупала в кармане палочку и отступила в тень. Вскоре из темноты появился Малфой. Драко сам не заметил, как, вслушиваясь в эхо шагов, добрался до конца лестницы. Все это словно отражало его жизнь. Первые шаги — легкие и безопасные, ноги сами несут вверх. Но к середине пути успеваешь понять, что дальше будет только хуже. Впереди лишь мрак, отнюдь не дружелюбный, а каждый шаг дается с большим трудом. Приходится делать усилия, заставлять себя ступать в темноту, где никто не защитит. Не убережет от падения. Не спасет. …И все же сейчас Драко достаточно высоко. Он до боли в груди вдохнул холодный воздух, наслаждаясь тем, как саднит горло и сводит легкие. Резко, со свистом Малфой выдохнул и расслабился. Здесь, на самой вершине, он один, он мог позволить себе подобное. Он мог позволить себе даже улыбку. Сейчас Драко может дышать. Сейчас Драко хорошо. Прикрывая лицо капюшоном, чтобы скрыть тихий шелест дыхания, Гермиона стояла в тени между какими-то астрономическими приборами и с удивлением рассматривала пришедшего. Она готова была увидеть кого угодно, но только не этого человека. Девушка знала, как нелегко пришлось Малфоям после окончания войны. Несмотря на их отречение от Темного лорда, Министерство не спускало глаз с Люциуса и его семьи, установив за родовым поместьем тщательный надзор. Двадцать четыре часа в сутки они жили под неусыпным контролем и взглядами десятков глаз, следящих за каждым их шагом. Можно только предположить, как это нервирует. Когда Малфой-младший записался на седьмой курс, это стало неожиданностью даже для нового директора. Однако профессор Макгонагалл не могла идти против прямого указа Министерства, и вместе с сотнями остальных школьников первого сентября Драко сел в Хогвартс-экспресс, чтобы к вечеру занять свое место за слизеринским столом в Большом зале. Малфой оставался самой противоречивой фигурой в школе. Первые две недели его обсуждали везде: в коридорах, спальнях, аудиториях и даже туалетных комнатах. Потом — только когда он появлялся в поле зрения. А к концу сентября, когда впереди замаячил первый матч Гриффиндора против Когтеврана и это перетянуло на себя внимание учащихся всех факультетов, о нем перестали говорить вообще. Но, кажется, ему от этого легче не стало. Гермиона не следила за Малфоем, конечно же, нет! Просто он слишком часто оказывался неподалеку, ярко выделяясь своими бледными волосами на фоне темных школьных мантий и потемневших от времени каменных коридоров. Она наблюдала, как все более осунувшимся выглядит он с каждым днем, как под глазами его залегают темные круги, будто он тоже, как и она сама, не спит долгими осенними ночами. И ей было даже… жаль его? Неловко переступив с ноги на ногу, Гермиона случайно упустила из замерзших пальцев палочку, и она упала на пол, звонко цокнув о деревянный настил. Драко вздрогнул и практически молниеносно развернулся, прицелившись волшебной палочкой в сторону звука. Расслабленность мгновенно сменилась напряженным страхом, а в ушах пульсировала не то кровь, не то звуки пролетающих мимо заклинаний. — Кто там? — Драко шумно сглотнул. — А ну, покажись! У Гермионы захолонуло сердце. Она судорожно принялась искать пути отхода, но, как назло, площадка со всех сторон освещалась лунным светом, оставляя лишь крохотный кусочек тени, где и пряталась девушка. Можно было рискнуть и попытаться просочиться между приборами в сторону лестницы, но пространство между ними было слишком узким. Единственным выходом было выйти тем же путем, но там ее уже ожидала мелко подрагивающая волшебная палочка и сумасшедше блестящий глазами слизеринец. Гермиона знала, что им сейчас владеет: в этом состоянии человек может пальнуть во все, что движется, ожидая опасности даже от самых обыденных и привычных вещей. Она сама жила с этим чувством вот уже почти полгода. Поэтому она как можно аккуратнее и медленнее вышла из тени. Лунный свет залил ее фигуру серебристым блеском, рассыпался в волосах, придавая им безжизненно-седой оттенок. Внутренне сжавшись, Гермиона с вызовом глянула на парня, скрещивая руки на груди. — Нарушаем школьные правила, Малфой? Драко на мгновение замер, щурясь в темноту за спиной гриффиндорки, потому что хотелось быть уверенным, что на сегодня незваных гостей больше не предвидится. Помедлив, он опустил палочку, но в карман мантии не убрал. — То же могу спросить и у тебя, Грейнджер. Гермиона скосила взгляд на пол, где все еще валялась ее собственная палочка и пожалела, что не подняла ее сразу. Ей было некомфортно находиться перед Малфоем без оружия — словно голышом стоит. Но кидаться к палочке, показывая тем свою слабость, было еще более глупо. Поэтому девушка по старой привычке упрямо вскинула подбородок и окатила слизеринца полным презрения и превосходства взглядом. — Я имею на это официальное разрешение, Малфой. Если ты, конечно, вообще знаешь, что это такое. Драко поднял брови, смерив Грейнджер надменным взглядом, и хмыкнул. Он молча убрал палочку в карман и отвернулся. Сильно, до боли в руках, он сжал каменный бортик. Внутри клокотал яд. «Официальное разрешение». Можешь подтереться им, чертова заучка. Ни для кого не секрет, что Золотое трио после возвращения в Хогвартс пользовалось особыми правами. Что уж там, они купались в благоговении учеников, а преподаватели закрывали глаза на любую их оплошность. Словно троица была достойна большего, лучшего. Словно они были особенными. Словно их боль была больнее и страшнее той, что пережили другие. Что пережил Драко. Повисло молчание, неловкое и оттого не менее мерзкое. Гермиона никогда не находилась наедине с Малфоем, ни разу за все семь… восемь лет их обучения. Им было совершенно нечего друг другу сказать ни тогда, ни — тем более — сейчас. Прошлый год изменил всех их, но неизменным осталась холодная ненависть, испытываемая слизеринцем к таким, как она. Маглорожденным. Грязнокровкам. Гермиона часто и подолгу катала это слово на языке, ощупывала каждый его звук и ноту. Поначалу — едва сдерживая желание сплюнуть его с губ. А потом ей довелось попробовать собственную кровь на вкус — тогда, в Малфой-мэноре, когда «круцио» Беллатрисы скручивало ее внутренности, а на коже один за другим вспыхивали алым разрезы от ее же многочисленных режущих заклятий. И эта кровь была такой же, какая лилась однажды из пальца Гарри, когда он случайно рассек его о камень где-то в лесах Уэльса. Такой же на цвет, такой же на вкус, она так же вытекала из тела, как ее собственная сочилась из порезов в поместье Малфоев. Она была т а к о й ж е. Стиснув зубы, Гермиона резко наклонилась и подняла палочку. Если Малфою так хочется находиться здесь, на верху башни, то пускай. Она не позволит этому жалкому аристократишке, которому нечем гордиться, кроме как своим происхождением, испортить ей такую чудесную ночь. Сунув палочку в карман, Гермиона демонстративно подошла к Драко и вновь облокотилась на перила слева от него, принимая ту же позу, что и пять минут назад. Она чувствовала его присутствие всем телом. Она подставляла спину врагу, пытаясь то ли что-то доказать самой себе, то ли ожидая доказательства чего-то от Малфоя. Господи, какой бред! Чего еще можно ждать от него, кроме очередного потока гадостей… Пока Драко краем глаза наблюдал за фигурой сбоку, мысли в его голове вдруг прояснились. Конечно, Поттер и компания купались в чужом внимании (и в глубине души Малфой не мог не считать его заслуженным), но это не значит, что для слизеринца это что-то меняет. Он все еще наследник своей фамилии, в его венах все еще течет кристальная волшебная кровь. Да, сейчас он не на вершине. Но он жив. Он все еще победитель. Драко сам не заметил, как железная хватка разжалась, и теперь холодные руки просто лежали на темном камне. Малфой сделал глубокий вдох и со свистом выпустил воздух из легких, когда из-за внезапного порыва ветра его лица коснулись волосы Грейнджер. Сначала слизеринец ошалело замер, а после медленно повернул голову в сторону гриффиндорской заучки. Глаза Драко светились безумием, но на лице не было ни эмоции: — Какого. Хрена. Это. Было? Чертов ветер налетел так внезапно, что Гермиона не успела даже подумать, не то что придержать волосы. Тихое рычание Малфоя донеслось до нее словно через пуховую подушку. По спине промаршировали предательские мурашки, и очень-очень захотелось оказаться у себя в башне, в своей кровати, за плотно задернутым пологом, где нет этого пугающего взгляда и отсвечивающих красным (или это только кажется?) глаз. — Ветер, Малфой, — ответила она чуть дрогнувшим голосом и сразу же пожалела, что вообще открыла рот. Но было уже поздно останавливаться. — Если ты знаешь, на высоте он всегда сильнее, чем внизу. — Уж я-то знаю, Грейнджер, — процедил Драко, полностью разворачиваясь в сторону гриффиндорки. — А вот тебе стоит узнать, что делать со своими патлами, если заставляешь других смотреть на это убожество. Давай покажу. В следующий момент Драко левой рукой широким движением схватил волосы девушки у корней и потянул вверх, а правой достал палочку из кармана и коснулся ее кончиком волнистых прядей. В голове метались всевозможные заклинания. Что сделать: отрезать, сжечь? А кожа на лице все еще зудела от невесомого прикосновения. Казалось, на нее налипло что-то, закупоривая каждую пору, стекая по губам в рот и вызывая неприятный вкус на языке. Грязь. Это была грязь. Из-за девчонки провонял не только воздух вокруг, но и сам Драко. Слизеринец резко отпустил Грейнджер, отталкивая ее от себя, и сделал несколько шагов в сторону. Нагнувшись, он наколдовал «агуаменти» сначала в ладонь, а потом и на лицо. Холодная вода раздражала кожу, а ветер только усиливал эффект. Но все было лучше. Лучше э т о г о. Толчок оказался неожиданным. Гермиона ухватилась за холодные перила, но все равно не удержалась на ногах и упала на деревянный настил. Палочка выпала из кармана и укатилась куда-то в темноту. Девушка даже не успела испугаться — настолько быстро все произошло. Сердце заходилось стуком, рискуя вырваться из груди. Гермиона судорожно ощупывала свои волосы, пытаясь убедиться, на месте ли, не сделал ли этот сумасшедший что-нибудь с ее так тщательно отращиваемыми локонами. Обнаружив всю копну на старом месте и пережив первый испуг, гриффиндорка почувствовала закономерно нарастающее раздражение. — Понравилось трогать грязнокровку, Малфой? — вкрадчиво поинтересовалась Гермиона, не предпринимая попыток подняться и глядя на него снизу вверх. — Пока изображаешь из себя Мерлин знает что, руки сами тянутся потрогать запретный плод? Прополоскав рот ледяной водой, Драко звонко хохотнул. Зачесав влажную челку назад рукой, Малфой повернулся к гриффиндорке: — Тянутся, Грейнджер, — Драко улыбался. — Тянутся, чтобы вырвать его. С корнем. С кровью. Слизеринец вытер руки о мантию и разгладил ее несколькими длинными движениями. — Твою я уже видел, Грейнджер. Такая же вонючая, — Драко сделал шаг в сторону гриффиндорки, затем еще один. — Такая же грязная. Как и ты. Заносчивая сука. Прилипла к святому Потти и его рыжеволосому дружку, а теперь решила и ему, Малфою, докучать? Тратить его время. Его силы. А Драко устал. Салазар, как он устал… Если несколько лет назад каждая перепалка доставляла ему удовольствие, поднимала волны дурманящего жара под кожей, то сейчас слизеринец не чувствовал ничего, кроме обугливающихся внутренностей и бесконечной тоски. Хотелось провести вечер в гостиной перед камином. Хотелось ужинать со своей семьей. Хотелось сидеть на берегу Черного озера и игнорировать болтовню Пэнси, пока Крэбб и Гойл устраивают очередную тупую стычку. Но вместо этого он здесь, на самом верху Астрономической башни, жрет, впитывает мерзкий запах, который источает грейнджеровская плоть. Отец всегда говорил, что, если в жилах течет испорченная кровь, то и человек будет бракованным. Он будет тратить чужие силы, чужое время, чужую жизнь, потому что с самого начала сам ничего не имеет и ничего не может. Но Грейнджер — она могла. И от этого становилась еще отвратительнее. Драко не мог свести глаз с ее растрепавшихся волос и слегка запачкавшейся мантии. Грязной. Малфой криво усмехнулся. Пять лет назад Гермиона за такие слова разбила ему нос на площадке неподалеку от домика Хагрида. Сейчас, после всего пережитого, они уже не задевали ее. Она знала, на что способен Малфой, знала, что таким образом он пытается обелить самого себя в своих собственных глазах. Ну что ж, пусть старается. Каждый имеет право видеть то, что ему хочется. Девушка лишь мягко улыбнулась, поднимаясь с пола и поплотнее запахиваясь. На долю секунды мелькнула ее рука, голая до самого плеча, и ветер вздыбил полы мантии — еле удалось придержать. Становилось холодно. Гермиона присела на корточки, пытаясь разыскать в полумраке свою палочку. Злобно рыскающего взглядом Малфоя она старательно игнорировала. Но, как видимо, зря.