Лев в гнезде

Холодно. Гермиона на автомате трет ладонями плечи, но это помогает лишь ненадолго: в наполовину разрушенном замке свободно гуляют все сквозняки Англии. Сквозь дыру в стене видно кусочек темно-синего неба с серебристыми огоньками звезд и разломанную статую рыцаря, в которого попало какое-то заклятье, легко раздробившее гранит. Осколок лица с глазом, носом и половиной рта лежит так, что в лунном свете каменная кожа кажется почти настоящей. Гермиона тупо пялится на нее, смотрит на остывший камень, но не видит ничего. Мысли девушки блуждают далеко отсюда — там, откуда очень трудно вернуться. Она до сих пор слышит крики, стоны и рев разъяренных великанов. Глаза слепят вспышки заклятий, а руки продолжают сжимать палочку до боли в костяшках, хотя все это уже осталось позади. Позади осталась битва за Хогвартс, тяжелая и беспощадная, позади остались долгие месяцы ночевок в промерзшей палатке и наполовину сырой грибной суп, которым они с Гарри и Роном питались, таясь по лесам и чащам в тщетной надежде на лучшее. Наконец-то наступило затишье — пусть короткое, но оттого более ценное. Один час, за который можно перевести дух, собрать в порядок мысли, подлечить раненых и вытащить из-под завалов хотя бы часть павших. Чей-то истошный крик звенит в ушах, и Гермиона закрывает их ладонями, но крик продолжает звучать, отражается от каменных стен и эхом расходится по коридору. Кто это кричит? Может, тот мальчишка с Когтеврана, знающий наизусть всю карту звездного неба, в которого попали круциатусом, так что он теперь корчится на земле, бессильный остановить эту боль? Или светловолосая девочка с Пуффендуя, обожающая травологию и мечтающая создать лекарство против ликантропии, которой прямо сейчас рвет шею один из оборотней Сивого? А, может, это Колин Криви, бесстрашный лев, несмотря на возраст, сражавшийся вместе со всеми и бесславно погибший, так и не успев сделать самого лучшего своего снимка? Сколько их погибло сегодня, таких юных, не успевших сотворить в жизни еще почти ничего? Сколько их? Десять? Двадцать? А сколько еще погибнет через час, когда срок истечет и битва возобновится? Останется ли хоть кто-то в живых, устоит ли замок перед этой черной лавиной, от которой нет спасения? И поймет ли Гарри, что, хотя они сделали все, что могли, этого оказалось недостаточно?.. Гермиона зарывается пальцами в грязные волосы, вытрясая из них пыль и каменную крошку. На запястье чернеет засохшая кровь. Саднят кончики пальцев и обломанные под самый корень ногти, которыми она выцарапывала из-за под завала стремительно остывающее тело. Стиснув зубы, Гермиона старательно гонит от себя воспоминания, прячет их, засыпает пылью и обломками, но они все равно торчат из руин, царапая изнутри грудную клетку и врезаясь острыми углами в легкие. Девушке удается не думать о том, что произошло всего каких-то десять минут назад (хотя кажется, что вечность), но мысли все равно возвращаются, вспыхивают в мозгу зеленым бликом, и от этого всю ее суть ее скручивает посильнее какого-то там круциатуса. Гермиона смотрит на выглядывающее из пролома небо, на подмигивающие с него звезды, и словно наяву перед ее глазами вновь и вновь рушится, рассыпаясь на отдельные камни, толстая кладка замковой стены, засыпая все вокруг известкой и пылью. И снова мелькает в этом тумане знакомая рыжая шевелюра. И в ушах раздается крик: «Берегись!» И Фред успевает уклониться от огромного булыжника, летящего прямо ему в голову, на мгновение оборачивается и вдруг встречается с Грейнджер взглядом, и на губах его расцветает улыбка… А потом слишком жизнерадостно-зеленый луч попадает ему куда-то в область сердца, и сверху его засыпает обломками стен и межэтажными перекрытиями, не выдержавшими этот последний раунд. Снова кто-то кричит, и до Гермионы доходит, что кричит она сама, кричит, до одури раздирая глотку непривычно громкими звуками, кричит так, что дрожь идет по всему телу. Кричит, как подбитая птица, теряя перья и силы, она бежит вперед, одно за другим посылая заклинания в сторону, откуда прилетела авада, и вдруг попадает, и из-за угла мешком валится чье-то тело в черной мантии. На фоне белоснежной известки, запорошившей пол, его рыжие волосы кажутся такими яркими, такими живыми, что трудно поверить в произошедшее. Пальцы все еще сжимают палочку, а губы изогнуты в насмешливой улыбке, такой привычной всем и каждому, кто его знал. Руки дрожат так, что ее собственная палочка со стуком падает в пыль, а следом в пыль падает и она сама. Гермиона тянет тело из кучи камней, но у нее не хватает на это сил. Тогда она просто кладет рыжую голову себе на колени, зарываясь пальцами в сухие волосы и касаясь лба губами. На светлой коже его лица словно из ниоткуда появляются мокрые пятнышки, и девушка понимает, что рыдает взахлеб. Она не слышит собственного голоса, раз за разом повторяющего глупое и бессмысленное «вернись». Она не видит Гарри и Рона, спешащих к ней со стороны лестницы, не чувствует боли в рассеченных о камни пальцах. Сейчас, в эту самую секунду, вместе с Фредом умерла и какая-то часть Гермионы Грейнджер, и ничто никогда не сможет хотя бы немного зарубцевать эту рану… В коридоре пусто и тихо. Все, кто выжили в предыдущем бою и способны продолжать сражаться, собрались в Большом зале. Отпущенный защитникам час истекает уже совсем скоро. От Волдеморта и его армии нет спасения. Сражаться бессмысленно, а умирать Гермионе уже не за что. Если даже случится чудо и каким-то образом Гарри все же найдет способ поразить Темного Лорда, мир уже никогда не станет прежним. Ее — мир никогда не станет прежним.