Диверсия

Ночь. Тихо на улицах города, тихо в степи, тихо было и в маленькой развалюхе у станции, которую Младший Влад иронично именовал своим новым домом. Зато свой, не отцовский, и куплен тоже на свои деньги. В Сгустке тяжело, в Сгустке правит другой Влад, Старший, и Младшему, гибкому, но до определённого предела (всегда есть грань, ниже которой прогибаться нельзя, если не хочешь сломаться), сейчас в нём места нет. Влад не спал: склонился над картой города и чертежами водопровода. Кусал губы и пытался просчитать масштабы новой катастрофы. В городе Песчаная чума, а вода заражена трупным ядом. Проклятый Гриф, не мог он в степи эти трупы прикопать, что ли?! Надо же было додуматься сбросить их в Горхон, да ещё и рядом с водозаборником! И ведь не сдашь его: запоёт соловьём и вскроет Сабурову все неприглядные сделки с обоими Ольгимскими! А теперь воду использовать можно только из бочек и источников возле Театра и Собора. Да только знают об этом всего несколько человек, а остальные будут травиться дрянью с кровяными сгустками. Говорили, уже даже рыба дохнет, а человек долго ли протянет на такой водичке? Влад устало потёр лицо ладонями. Скинул пиджак, закатал рукава рубашки и расстегнул несколько верхних пуговиц. Жарко. Душно. Страшно. Не его это дело. Предупредит кого надо, и всё. Хватит, вмешался уже один раз, а к чему привело? Болезнь задержать не удалось, он не Исидор Бурах, а мясники теперь умирают в запертом Термитнике и проклинают его, Влада. Интересно, что они делают с заражёнными телами? Как избавляются от них? Влад не хотел об этом думать. Он склонился над чёрным провалом колодца, вглядываясь в него, как в зеркало предсказаний. Что его ждёт? Слава или смерть? Безумие? Он решился спуститься вниз лишь единожды, и ему этого хватило. Эта тварь с крысиной головой предсказала ему ужасные вещи, да только была ли она? Может, он галлюцинировал? Надо будет проверить — спустить туда кого-нибудь покрепче нервами. А самому наконец лечь спать. В дверь хибары постучали. Тихо, деликатно и условным стуком. Он поспешил открыть и впустить ночную гостью. Лара, хрупкий маленький воробушек и самая добродетельная барышня города, посетила его дом в ночи. Хоть что-то за день случилось хорошее. Влад засунул руки в карманы и дружелюбно улыбнулся. — Что случилось? Ты очень рисковала, придя сюда в такой час. — Прости за поздний визит. Мне… нужна твоя помощь. Конечно же. Как говорил отец: только начни помогать безвозмездно, и с шеи уже не слезут. А ведь он только недавно вложился в её Дом Живых — к сожалению, абсолютно бессмысленное предприятие, завершившееся неудачей. Хорошо ещё, что заразу в доме обнаружил бакалавр Данковский, а не сама Лара. Если бы всё получилось, Влад не жалел бы о потраченных деньгах и усилиях — это позволило бы Ларе продержаться всю эпидемию, — но если проекты Влада почти всегда оборачивались звонкой монетой, то Ларины рассыпались прахом. Если, конечно, он не контролировал всё от и до. Она заметила и правильно истолковала паузу в разговоре. Молитвенно сложила маленькие ладошки. — Прости меня. Я знаю, я прошу слишком часто. Ты — хороший человек, но любой доброте есть свои пределы. Если не захочешь помогать, просто скажи, я сразу уйду. Влад вздохнул. У подобной репутации были свои плюсы, конечно же, но минусов было много больше. Впрочем, ради Лары он был готов побыть хорошим человеком. Тоже бессмысленное, невыгодное занятие: его помолвка с Марией Каиной даже не обсуждалась, он должен был ввести в семью Хозяйку и укрепить власть и положение Ольгимских в городе. Ларе в его жизни места не было, а сам он всё-таки не был законченным мерзавцем, чтобы рушить её с таким трудом восстановленную репутацию. Так что признания, как и руки, приходилось держать при себе. И оставаться для неё просто хорошим человеком, к которому можно прийти за помощью в ночи. Глупо, затратно и бесперспективно. Давно уже следовало это прекратить. Сердце слушать доводы разума не хотело и бессовестно прогибало последний под себя. Влад взялся прикидывать, сколько свободных денег у него сейчас есть и где можно достать ещё. — Рассказывай. И она рассказала такое, от чего у него волосы на затылке встали дыбом. — Ты пойми, я не за себя волнуюсь, — бормотала Лара, робко заглядывая ему в глаза. — Я сама согласилась устроить изолятор в своём доме, я думала, я справлюсь… — С чем — с потоком больных Песчанкой?! И как ты намерена справляться, если ни лекарства от неё, ни эффективной профилактики нет?! Жёлтыми иммуниками до выжженного нутра закидываться?! Изолятор в жилом доме был безумием. Изолятор в Приюте, куда и без того приходят обездоленные, потерявшие всё люди, казался изощрённым издевательством. Плевком от Старшего Влада во всю «гуманистическую дурь» Младшего. Нарочно он, что ли, выбрал именно Ларин дом?! Или решил, что раз он когда-то был выстроен на деньги Ольгимских, то теперь, когда Лара осталась сиротой и некому её защитить, можно использовать «своё» имущество с пользой? Самое неприятное — Влад понимал логику отца, устроившего это всё, но также понимал, какой удар по их репутации это нанесёт, если (когда!) все обитатели Приюта умрут от заразы. — Если так нужно, то я справлюсь. Но я ведь не одна живу. Я несу ответственность за тех, кого пустила в свой дом. Они не должны страдать из-за меня. Влад, пожалуйста, поговори с отцом. Пусть изолятор перенесут в другое место. Он стиснул кулаки в карманах, подавляя вспышку гнева. Маленькая, глупая смиренница! Самой, значит, умирать не страшно, сколько бы сил он ни вложил в то, чтобы её уберечь! И с таблетками было то же самое: он поручил раздать их добровольцам, но по глазам Лары понял, что она возьмётся проверять их сама. Потому что на людях нельзя, а на ней можно. Дьявол! Он еле нашёл самые безобидные, бесполезные в борьбе с Песчанкой анальгетики и навешал ей лапши на уши, когда она возмутилась этим, и вот опять, снова это нелепое стремление к смерти! В такие минуты он был готов плюнуть на всё и запереть её где-нибудь. И приглядывать — ежедневно, ежечасно, чтобы не сотворила с собой дурного. Обнять, защищать, спрятать ото всех, убедить, что на ней нет греха, который она так стремится смыть, что уже давно никто не плюёт в спину ей, дочке расстрелянного дезертира Равеля, что всё будет хорошо, если она останется с ним, Владом Ольгимским. Он всё устроит, чтобы она была счастлива. Нельзя. Влад глубоко вдохнул и медленно выдохнул, успокаиваясь. И очень надеясь, что его лицо не было красноречивым, что он не выдал себя гневно раздувшимися ноздрями или голодным блеском глаз. Не хватало ещё только напугать её. Вот ведь глупышка, неужто и мысли не возникло, что пришла ночью в дом на отшибе, где, если что — кричи, не кричи, никто не услышит? А если бы он был менее порядочным, тогда что бы она сделала? Лара молча ждала его ответа. Тоненькая, белоснежная, тихая — и бесконечно упрямая, с сумасшедшими идеями в хорошенькой головке. И кто-то должен был присмотреть, чтобы они ей не навредили. — Я сделаю всё, что смогу, но не обещаю результата. — Спасибо тебе, Влад! — Её лицо так засветилось, что ему захотелось орать от бессилия. Лара верила в него. И не думала, что есть вещи, с которыми он, могущественный и богатый наследник Ольгимских, не способен справиться. Он сам её к этому приучил, понимая, что иного, чем эта странная дружба-покровительство, между ними никогда не будет. Отец не допустит, а Влад не посмеет ослушаться: это не изучать «дурацкие сказки, лучше бы делом занялся», это проступок на уровне закрытия Термитника. От расплаты за который отец его прикрыл собой. — Я тебя провожу. — Не надо, я быстро добегу до Приюта сама. А ты выглядишь усталым, тебе нужно выспаться. Лара протянула руку, сжала ладонь Влада (сердце отозвалось сладостной болью) и растаяла в темноте. Маленький воробушек в потёртом платье. Будь воля Влада, она носила бы шелка и бархат, как Капелла. И смотрелась бы в них странно. Лучше бы вообще без всего была. А он бы любил её до безумия, покрывал поцелуями белые круглые плечи, обнимал своё сокровище… Он вдруг представил, как она умирает от Песчанки: захлёбываясь криком, раздирая себя ногтями, покрывается кровавой слизью, бредит и зовёт его на помощь, а он ничего не может для неё сделать. Содрогнулся. Тогда точно будет поздно, а пока у него есть время. Как помешать устройству изолятора в доме Равелей? Переубедить отца не вариант. Сделать ставку на столичного бакалавра? Тот обладает большой властью, но всё же не беспредельной. Если отец упрётся, то даже Данковский не заставит его отменить решение. Подослать для переговоров молодого Бураха, Артемия? Нет, бессмысленно. Что же делать, как спасти Лару… Он метался вокруг колодца, как зверь в клетке. Гнал от себя мысль, что вот оно — его истинное наказание за то, что обрёк на смерть Уклад. Нет уж, из них двоих смиренница — Лара, он — утопист, он не склонится перед судьбой, ведь знает, что чудеса существуют, что их можно взять — силой, или хитростью, или браком с блистательной Марией, но добиться желаемого реально, если сильно захотеть. Ему нужно чудо. Нужно. Прямо сейчас. Чтобы спасти Лару. За пару часов до рассвета его осенило. Чтобы в Приюте не сделали изолятор, он должен стать непригоден к этому. И как же это сделать? Что главное в таких местах, без чего невозможно поддерживать необходимый санитарный уровень? Вода. Водопровод. Влад громко и нервно рассмеялся. В тишине его смех наверняка прозвучал глупо, но самого его охватил восторг пополам с ужасом. Чудо явилось, а дальше его требовалось воплотить в жизнь, как архитекторы Стаматины воплотили, вознесли к небу свой Многогранник. А вот ему требовалось не построить, а разрушить. Чтобы спасти Лару, необходимо было сломать водопровод. Заодно и проблему с заражённой водой решить. И, какое совпадение, в городе не было человека, который бы лучше разбирался в устройстве труб и колодцев, чем он. Нужно только понять, что именно и где сломать, чтобы получить нужный результат. И успеть сделать это в ближайшие несколько часов. Ах да, ещё найти исполнителя из Уклада. А потом избавиться от него. И нужен посредник. Главное всё правильно рассчитать и выйти сухим из воды (Влад невольно улыбнулся получившемуся каламбуру). И тогда он сотворит это маленькое, но грандиозное по последствиям чудо. Он устроился за столом и погрузился в планирование спасительной диверсии. Ещё пару часов спустя он уже был у Оспины. Она скалилась, капала ядом с губ, но плох тот хозяин, что не знает чужих слабостей, а дикая Эспэ-инун была такой же частью Уклада, как мясники. Уклад же подчинялся Ольгимским. Однажды Влад станет их правителем, а слабого эти звери над собой не потерпят. Он знал, что Оспина, прогнувшаяся под него сегодня, обязательно отомстит. Но исполнителя диверсии она нашла и пообещала после спрятать его в Термитнике, в незапертом коротком корпусе. Влад растолковал крепко сбитому десятнику Яклаху его задачу, убедился, что тот понял, и отправился домой, старательно обходя заражённые кварталы. К восьми часам утра воды в домах уже не было. Владу жутко хотелось спать, но он понимал, что придётся терпеть до ночи. Скоро у него будут посетители, а врать нужно с ясной головой, чтобы не запутаться. Пришлось бросить небольшую тень на Лару: Яклах должен был с ней поговорить перед диверсией, чтобы создалось впечатление, будто это её неосторожные слова повлекли за собой внезапную ярость Уклада и последующее разрушение водопровода. Неприятно, но любой здравомыслящий человек поймёт, что слова о необходимости кипячения не могут привести к выводу об отравленной воде. Мало ли что этому безумцу в голову ударило, добродетельная Лара Равель не могла этого предугадать и ни в чём не виновата. Но изолятор у неё дома, в таких условиях, устроить невозможно. Бакалавр Данковский оказался не только здравомыслящим, но и порядочным человеком. А ещё — очень занятым и раздражённым, что вместо непосредственных обязанностей ему приходится заниматься административной работой. Влад подсказал ему местонахождение ключей с чистой водой, и Собор с Театром к концу дня превратились в изолятор и госпиталь. Расследовать произошедшее Данковский отказался, фыркнув и заявив, что играть в детектива ему надоело ещё в первый день. Пусть комендант шевелится, а он — доктор, у него другие обязанности в связи с эпидемией. Влад с тихим облегчением понял, что ему повезло: как бы там Оспина ни пыталась его сдать (а она наверняка пыталась, хоть и не могла говорить прямо), Данковскому до этого просто не было дела. Изолятор есть — и ладно. А комендант Сабуров ничего делать не станет, он всегда создаёт лишь иллюзию бурной деятельности, в результате не приносящую ничего, кроме пустого выхлопа. Пронесло. Днём у него была ещё сотня дел, а вечером он едва прилёг подремать, как в дверь вновь постучали. — Лара, — зевнул Влад, распуская растрёпанный хвост и переплетая его во что-то более приличное, — всё хорошо? Изолятор убрали? Она с улыбкой кивнула. В руках у неё был объёмный узелок. На секунду Влада посетила безумная мысль, что она решила переехать в его хибару, но тут он ощутил аромат съестного. — Я испекла пирог, — ответила она на его вопросительный взгляд. — Не думаю, что ты тут готовишь. Поешь, пожалуйста. Посуду не мой, я сама. Спасибо большое, Влад. Он сглотнул слюну. Пахло просто умопомрачительно. — Мне-то за что? Благодари бакалавра, это он добился, что изолятор перенесли. Лара покачала головой. — Он мне тоже помог, но не так, как ты. Ты опять не спал ночь, да? Влад пожал плечами. — Я ничего не сделал. Даже с отцом не пришлось разговаривать. Как бы ни хотелось быть в её глазах героем, это явно был неподходящий случай. Лара посмотрела на него. Прямо ему в глаза — не просительно, как обычно, не трепетно, прячась за пушистыми ресницами, а серьёзно и задумчиво. По спине у Влада протопала армия мурашек: столь откровенных взглядов он от неё раньше не удостаивался. — Папа Яклах ведь был десятником в Термитнике, да? — Да, вроде бы, — небрежно дёрнул плечом Влад. — Я с ним разговаривала. Он чуть смышлёнее прочих укладских, но ненамного. — И что же? «Чтобы вывести из строя городской водопровод, нужно иметь больше мозгов, чем у укладского десятника. И нужно знать, как устроен этот самый водопровод». Она не сказала этого вслух, но это читалось в её глазах. И немой вопрос. Влад отвёл взгляд. Сосредоточился на пироге: размотал тряпицу, снял крышку со сковороды и с нахлынувшей нежностью заметил, что Лара даже разрезала его на куски, чтобы удобнее было есть. — Пахнет потрясающе. — Надеюсь, тебе понравится. — Когда Лара так улыбалась, ему хотелось брать её лицо в ладони и сцеловывать эту улыбку, пока она не сменится смущённым румянцем на щеках и припухлостью губ. Он не имел права к ней прикасаться. Никогда… или хотя бы пока отец жив. Лара преодолела несколько шагов, разделяющих их, и порывисто обняла его. Влад утонул в тепле и нежности её тела, в аромате чисто вымытых, блестящих волос, чёрных, таких чёрных! Но этот чёрный был ни капли не похож на каинский вороновый цвет волос Марии, он был ласковым, уютным и блаженным, как тихий шёпот возлюбленных в самой тёмной ночи. Влад уткнулся лицом в её волосы и сомкнул ладони на талии. Не было у его (не его, но хоть мысленно-то можно её так называть?) смелого воробушка изящества и яркой красоты его невесты, но не нашлось бы для Влада Ольгимского более желанной девушки в этом городе. Да и во всём мире тоже. — Спасибо тебе, Влад, — тихо шепнула Лара и отстранилась. — Спасибо за всё. Он промолчал, не зная, что тут говорить. С трудом удержался, чтобы не притянуть её назад. Лара уже давно исчезла в сумерках, а он так и стоял, пытаясь привести мысли в порядок и не думать совсем уж глупости. Например, что эта безумная диверсия окупилась сполна. Или что скоро он перейдёт от мелких сделок к крупным, разбогатеет и женится на той, кого любит (а любит ли она его?), отказавшись от роскоши и ответственности за Проект Быков, если отец предпочтёт не знать такого сына. Или что Мария Каина станет женой бакалавра Данковского — уж больно Каины его привечают, — и тогда разрывать отношения с семьёй не придётся. Или… Или он наконец перестанет уже страстно мечтать о несбыточном и вернётся к реальности. Влад вытащил кусок пирога и принялся есть, устроившись на краю колодца.