Лёд

7.       — Супер, — констатировал Кацуки. Отабек ограничился кивком. Горло сдавило, как тогда на пустой остановке.       Они стояли плечом к плечу перед зеркалом в ванной. Кацуки — заметно выше, в темно-синем костюме и с парадной прической — реально выглядел «супер», хоть сейчас в рекламу шампуня от перхоти. Если бы не его очки ботаника. И тугой узел галстука унылой расцветки.       Он снял очки, засунул во внутренний карман пиджака.       — Галстук тоже снимай, — Отабек поднял ворот своей рубашки, — наденешь мой.       — А ты?       — Не люблю. Душат.       Отабек надел на него свой новый галстук — бордовый с золотой искрой, стал выравнивать длину скованными неловкостью руками. Завязывать себе было привычнее.       Кацуки, оберегавший личное пространство, с видом мученика помаргивал в потолок. Близоруко сунулся к зеркалу, потрогал узел и заулыбался.       — Спасибо большое.       — Не за что. Все запомнил?       — В глаза не смотреть. Не строить героя. Не пить алкоголь. Танцевать.       Третий пункт плана исключал четвертый, но с этим Отабек решил разобраться на месте. Проверил входящие, смахнул уведомления. Включил беззвучный режим с вибрацией на случай форс-мажора.       — Я жду в коридоре, — понял Кацуки и вышел, прикрыл за собой дверь. Хлопнула тяжелая дверь номера.       Отабек убрал телефон и расстегнул ворот, брызнул из сине-голубого флакона на ладонь, провел по шее, бритому затылку.       Пока мыл руки, думал о мясных приманках, к которым охотники на хищного зверя примешивают эфирные масла, о ловушках, натертых пахучими травами — чтобы отбить запах человека. По правде говоря, охотником он был никудышным, несмотря на отцовы старания. Особых чудес не ждал и теперь, но тонкий чужой аромат создавал ощущение невидимой брони. Возможно, дело было в самом Кацуки, в том, что между ними не осталось никаких недомолвок. Отабек выключил воду, пригладил вихры мокрыми пальцами.       Подмигнул хмурому отражению в зеркале.       Всю дорогу до банкетного зала Кацуки порывался его обогнать. Из лифта выходил как на лед: брови сурово сведены, губы сжаты, опущенные веки прячут взгляд якудзы. В другое время Отабек бы посмеялся, но у входа в зал их встречали секьюрити.       И журналисты. Под вспышками фотокамер Кацуки замешкался, отстал, Отабек шагнул вперед один.       — А вы с Юри не разлей вода, как я погляжу, — обнял его за плечо Джакометти. — Не поссорились, мальчики?       — Шифруемся.       Джакометти засмеялся, свободной рукой расстегнул ему ворот еще на одну пуговицу. Фотографы удвоили усердие.       — На кухне после официальной части приема его будет ждать сюрприз, — мягко грассируя, понизил он голос. — Будь так любезен, позаботься о том, чтобы наш милый чемпион не сбежал раньше времени.       — Не сбежит, — пообещал Отабек и прошел сквозь строй охраны в шумный светлый зал.       На полноценный прием организаторы поскупились: гостей ожидал все тот же шведский стол без собственно столов, не считая десятка барных. Стоял радостный галдеж, бравурная музыка добавляла веселья, все были приподнято-счастливы и стремились разделить счастье друг с другом — тренеры и спортсмены, победители и проигравшие. На фоне стенда с логотипами спонсоров фотографировались парами и группами вперемешку; ошеломленный чемпион пошел по рукам, как почетный кубок. Джакометти сказал, что у него начинается мигрень, и вальяжной поступью двинул за лекарством к стойке с шампанским.       Отабек пожал руку тренеру, принял горячие поздравления от Челестино и поздоровался с Натали и Аланом Леруа. Фотографируясь со всеми подряд, между делом убедился, что Юра пришел не один. На обратное Отабек не рассчитывал, но вздрогнул как от удара, влепившись взглядом в сияющую белозубую улыбку.       Он взял себе минеральной воды, отыскал стол на отшибе, занятый Пхичитом и компанией. Встал в общем кружке так, чтобы вести наблюдение было удобнее. Стол вблизи сцены, который занимал Лей, был хорошо освещен и прекрасно отсюда просматривался.       Рядом со своим сиятельным менеджером Юра выглядел подавленным, будто его привели на банкет насильно. Здорово выглядел, на самом деле. Голубой костюм-тройка, белоснежная рубашка с китайским воротником, вместо любимых кроссовок — цивильные мокасины на босу ногу. Даже платок белел в нагрудном кармане. Супер, как сказал бы Кацуки. Отабек понимал, что откровенно пялится, и ничего не мог с этим сделать. Юра отбросил волосы, скользнул взглядом по его лицу. Сердце зачастило, но Отабек уже понял, что Юра его не видит, потому что стоит слишком далеко. Зато Лей смотрел в упор. Гнида, — вспомнил Отабек любимое Юрино ругательство. Наполнил водой стакан и сосредоточился на мяукающем тайглише Пхичита.       Лучший друг чемпиона хвастал эксклюзивным снимком, на котором чемпион куяшился после фейла с тулупом во время гала-шоу. Смысл слова «куяший» Пхичит объяснил смешной пантомимой, изобразив Кацуки, предающегося самобичеванию на льду.       — И непохоже совсем, — засмеялся Кацуки.       Пока он отвешивал поклоны перед дружно завопившей компанией, Юра вглядывался в их сторону пустыми глазами. Лей что-то проговорил без улыбки, Юра вспыхнул, ответил сквозь зубы. Отабек мысленно ухмыльнулся.       К столу подрулила Мила с бокалом шампанского — красивая, в синем комбинезоне под цвет глаз, кивнула в сторону Лея:       — Видел? Охренеть звезда.       — Видел, — сдержанно согласился Отабек.       — Гадость, блин... — Мила поставила недопитый бокал, сложила руки, как на парте, мрачно глядя перед собой. — Кто этих малолеток вообще сюда пускает? Смотреть страшно, кожа да кости. Вылитый Юрка в макияже.       Кацуки обернулся посмотреть, надел очки.       — Там Юли из Ангелов, — радостно доложил он друзьям. — Это она делала мне прическу на гала-шоу.       — Ух ты, — хором прозрели друзья.       Отабек был склонен с ними согласиться. Он понял только теперь, что Лей тоже пришел не один. Без фанатского атрибута — ободка с кошачьими ушами, на каблуках и в платье с декольте предводительницу банды Джафара было не узнать.       Он прицельно сощурил глаза, слегка придвинулся к Миле:       — Без шансов, старушка.       Мила попыталась вылить на него шампанское. Отабек перехватил запястье, тихо смеясь, забрал бокал.       — Юлия Смородина, восемнадцать лет, живет в Санкт-Петербурге, — зачитывал Лео с экрана телефона. — Пишут, что встречается с личным менеджером Юрия Плисецкого А. П. Пономарченко.       — Ха, — отреагировала Мила, — уже встречается. Да он до этого вечера в упор никого не замечал.       — Он еще не видел, как ты танцуешь, — пряча очки в карман, серьезно сказал Кацуки.       Гуанхун заявил, что все русские девушки в этом зале — очень красивые, и побагровел, когда Мила взъерошила ему макушку.       — Шансы как раз есть, — сказала она весело. — Мы-то с девочками решили, что наш Андрюша — голубее неба. И допросить некого, Витя нас бросил, Гошан не в теме, Юрка звезду словил — на кривой козе не подъедешь... Не принимай его закидоны близко к сердцу, Бек, — сбавила она тон. — У Юрочки переходный возраст в затяжном разгаре, его только Юри и терпит, — она смотрела на Кацуки ласково, как на младшего брата. — Отличный галстук, Юри-кун.       Кацуки застенчиво улыбнулся.       — Подгребайте к нам, — предложила Мила. — Гошан сегодня в древнерусской тоске, стихи взялся сочинять своей Поповне, мы животы надорвали, — она рассмеялась, тряхнула огненно-красными прядями, заколотыми над выбритым виском.       — Ты не блондинка, случаем? — спросил Отабек.       — Даже не рыжая. Блондинка вон, — она кивнула на Юлю. — Типичная бледная немочь… Ладно, пойду. Отлично выглядишь, между прочим. Не унывай.       Чмокнула его в щеку, поблагодарила всех за компанию и ушла.       Отабек растер щеку ладонью. Налил себе еще минералки. Чиновники сменяли друг друга у микрофона, не мешая веселью в зале набирать обороты. Юра смотрел в стол, Лей разговаривал по телефону, одной рукой обнимая свою избранницу. Юля стояла не шевелясь, придавленная свалившимся на нее счастьем, и хлопала кукольно-голубыми глазами сквозь пшеничную челку. "Под Юрочку" перекрашивались почти все его Ангелы. Отабек в бессильной злости отвел взгляд.       — А вот еще пишут, — кашлянув, сказал Пхичит, — что менеджер Плисецкого на самом деле его...       — Брат, — ответил Лео, который все про всех знал. — Кузен.       — Дядя, — поправил Кацуки. — Двоюродный по материнской линии, — углубился он по всем правилам идеального вранья. — Из Алупки.       Гуанхун округлил глаза.       — Из… откуда?       — Из Крыма.       Отабек, посмеиваясь про себя, допивал воду. Его так же резко отпустило, злость стала по-хорошему азартной, почти спортивной. Роботы-секьюрити, официальные лица с их пафосными речами и даже сиятельный Лей перестали давить на психику. Кем бы себя ни мнили люди Федры, Света и Льда, напрягаться из-за них здесь и сейчас было глупо и в самом деле смешно.       Пхичит вразлад с его настроем посерьезнел, вложил телефон в карман рубашки победоносного оттенка «мандарин».       — Не нравится мне этот ваш Кхрым... Тяй дам.       Лео и Гуанхун посуровели следом.       — Черносердечный, — перевел Кацуки для Отабека.       — Верно подмечено.       — У тебя с ним проблемы? — спросил Пхичит.       — Умираю с голоду, — воскликнул Кацуки. — Здесь есть нормальная еда?       — Долой диеты, — провозгласил Пхичит и увел воителей, взяв с Кацуки обещание ни с кем без него не фотографироваться.       — Юли — сестра света? — спросил Кацуки напрямик.       — Не думаю. Грудь видна, — Отабек тронул расстегнутый ворот, — шрамов нет.       Кацуки полез было за очками, но передумал.       — У Юрио тоже нет. Это ни хрена не значит.       — Расслабься, окэ? — помолчав, сказал Отабек. — У тебя на лбу все написано.       Кацуки, моргая, растер лоб.       Подался через стол:       — Тогда я думаю, она в опасности.       — Правильно думаешь.       — И?.. Мы ничего не делаем?       Отабек молчал. Кацуки нахмурился.       — Я должен ее предупредить. Сегодня… Потом.       — Как знаешь, — прохладно сказал Отабек.       — Вы не поверите, — Пхичит выставил между ними тарелки с добычей, — у них нет льда!       Лео и Гуанхун сгружали с подносов шампанское. Отабеку достался стакан томатного сока, Кацуки взял минералку.       Пора, решил Отабек и посмотрел на шампанское со значением. Кацуки ответил взглядом якудзы, придвинул бокал.       Пхичит провозгласил первый тост за победителя, друзья выпили до дна и отдали должное мясной нарезке. Отабек пригубил сок — не свежевыжатый, но вкусный. Свет вблизи сцены приглушили, настенные панели мерцали синевой, мониторы показывали слайды с участниками чемпионата. Кто-то из музыкантов проверял звук. В углу, честно опутанный проводами, ждал своего часа микшерный пульт с допотопными вертушками, которыми сегодня вряд ли воспользуются по назначению. Судя по синтезатору и расчехленной барабанной установке, гостей будут развлекать выступлением вживую, а затем явится адепт контроллера с лэптопом под мышкой, и всех настигнет крутой дискач, как предвещал Попович.       — «Тяй рон» — горячее сердце, — развивал тему Пхичит. — Человек с таким сердцем легко возбуждается, легко гневается. Очень, очень далек от идеала… Юрий Плисецкий, — привел он пример. А ты не так прост, друг из солнечного Тайланда, подумал Отабек. — «Тяй йен» — прохладное сердце, — продолжал Пхичит. — Тот, кто сохраняет тяй йен — всегда сохраняет спокойствие.       — Отабек-кун, — улыбнулся Кацуки.       — Уравновешенный, терпеливый, лишенный суеты, — закивал Гуанхун. — Белая кровь. Идеал!       — Белая?       — Да будет тебе известно, что именно такая кровь текла в жилах Будды, — Пхичит благоговейно раскрыл ладони: — Абсолютное бесстрастие. Наивысшая степень «тяй йен». Ты можешь гордиться собой по праву, Алтын Отабек.       Отабек почесал бровь, взглянул на Кацуки:       — А кто ты?       — Тяй ди! — хором ответили за него друзья.       — Добросердечный, — предположил Отабек. Пхичит возвел глаза к воображаемым небесам в безмолвном восхищении его проницательностью.       — За белую кровь, — поднял бокал Кацуки.       За белую кровь выпили все, включая непьющего Гуанхуна, следом прозвучал тост за прохладное сердце и отдельно — за бронзовый успех. На вкус Отабека шампанское оказалось неплохим, но было отвратительно теплым. Что не помешало Кацуки под аплодисменты друзей осушить за будущего пятикратного Чемпиона мира четыре бокала подряд, — по одному на каждую из оставшихся ему медалей. Затем он из чистого суеверия выпил пятый, потому что четыре, как известно, самое плохое на свете число.       — По-моему, Гуанхуну пора освежиться, — сказал Отабек.       — Я на охоту, — Пхичит вооружился селфи-палкой, — Лео, контролируешь ситуацию.       — Федя, дичь, — выдал Кацуки ему вслед по-русски и беззвучно рассмеялся.       Точно, — вспомнил Отабек, оглядел полутемный зал. Музыканты играли проверенный временем хит Глории Гейнор, солистка вполне справлялась с непростой задачей, и перед сценой уже танцевали. Попович выкидывал коленца, явно залив древнерусскую тоску чем-то покрепче шампанского. Лей оживленно беседовал с мрачным Яковом, Юля смотрела на обоих, как на небожителей. Юра стоял сам по себе, опустив голову, прокручивал на столе стакан с минеральной водой.       Джакометти отдыхал в компании бойфренда и Микеле Криспино у барной стойки. Посмотрел на часы, будто почувствовал взгляд, и развернулся, отыскал глазами их стол.       Кацуки как раз допивал десятый бокал — «для ровного счета, чтобы не сбиться». Рядом, положив голову на локоть, стоя спал Гуанхун. Лео контролировал ситуацию: селфился с другом в обнимку и на свою беду не замечал его тренера, которая с нетерпением дожидалась конца фотосессии.       На его же счастье Джакометти подоспел вовремя, галантно поцеловал тренеру руку и рассыпался в комплиментах, дав Лео возможность улизнуть по-тихому.       — Ох уж эти дети, — посетовал он на французском, когда Гуанхуна увели отсыпаться в номере, и оценил масштабы бедствия, с которым не справлялись финские официанты. — Мой бог... И вы все это выпили?       — Десять бокалов, — честно ответил Кацуки и с первой сосредоточенной попытки ослабил узел галстука.       — Ну-ну, — засмеялся Джакометти. Подмигнув Отабеку, взял Кацуки под руку: — Пойдем-ка со мной, дружок, тебя ждет приятный сюрприз.       Пить шампанское все-таки не стоило. Сдав Кацуки в надежные руки, Отабек с чистой совестью покинул банкетный зал, ровным шагом проследовал мимо шумной тусовки возле женского туалета, открыл дверь пустующего мужского и устремился к писсуарам.       Расстегнулся, прицелился и вздохнул с облегчением, прикрыл глаза.       Из кабинки за его спиной донеслись первые такты темы, использовать которую как рингтон мог только единственный в мире человек. Мелодия оборвалась.       Отабек смотрел в потолок. Уставился вниз. Подождал, пока изнуренный сухой диетой и дорвавшийся до живительной влаги организм выдаст все до последней капли. Застегнулся, спустил воду.       В кабинке отчетливо всхлипнули.       Отабек вымыл руки и подошел, расчесывая волосы пальцами.       — Все в порядке?       — Бек?.. Это ты?       — Я.       Щелкнула задвижка. Дверь приоткрылась, и глазам Отабека, к немалому его удивлению, предстала зареванная физиономия Джей-Джея.       Из коридора послышался смех. Джей-Джей шарахнулся назад, Отабек без раздумий протиснулся следом, бесшумно запер дверь.       Тревога оказалась ложной. Какое-то время они оба прислушивались — Отабек за компанию, а потом Джей-Джей выдохнул и сел на крышку унитаза, свесил голову. Из разжатого кулака выпал ком туалетной бумаги. На полу скопилась целая куча. Удивительно, как его до сих пор не нашли. Или не особенно искали. Всем когда-то нужно отдыхать, даже его родителям и невесте.       — Сколько ты выпил?       — Я не пью, — последовал быстрый ответ. Отабек сощурился. — Здесь мои родители, — напомнил Джей-Джей, сводя на нет весомость аргумента самым наглядным образом. — Разве что пару бокалов шампанского… Мы с Джакометти играли в «я никогда не».       — Нашел с кем играть.       — Я его победил, — возмутился Джей-Джей. — А потом меня победил Микки… Ты знал, что он все еще девственник?       — Ты выпил пару бокалов, — терпеливо сказал Отабек. — Что было дальше?       — Дальше... Мы выпили за мою счастливую невесту.       Джей-Джей сделал несчастное лицо и закрылся руками, стал раскачиваться взад-вперед.       Поддернув брюки, Отабек присел перед ним, потянул за рукав. Джей-Джей вяло сопротивлялся, а потом сгреб его за плечи, всхлипнул в ухо.       Отабек поглаживал спину, вздрагивающую под красным блейзером фирмы «JJ Style», и ощущал себя второстепенным персонажем из американского кино для подростков. Она ему не дала на выпускном, и он ее бросил. То есть обычно на вечеринках ревут в туалетах те, у кого потом все бывает хорошо.       — Все будет хорошо.       — Я не хочу жениться, — пробубнил Джей-Джей. Опять заиграла тема его короткой, и объятие наконец распалось.       Отабек выпрямился, размял ноги, пока Джей-Джей сбрасывал звонок и убирал телефон, который никогда не отключал.       — Не женись.       Джей-Джей гневно нахмурил брови.       — Мы любим друга друга со школы, — сказал он гордо.       — Тогда в чем проблема?       — Я не готов, — опустив голову, признался он глухим от стыда голосом, — стать отцом.       Страшная вещь — шампанское, подумал Отабек.       — Контрацептивы. Знаешь, что это?       — Я же не идиот, — привел Джей-Джей очередной сомнительный довод. — Все знают, что такое контрацептивы. Это гондоны. И таблетки...       Он надергал туалетной бумаги и высморкался.       Отабек ждал, когда Джей-Джей сложит два и два.       — Мне скоро двадцать, — сказал он горько.       — Мне тоже. И что?       Джей-Джей смотрел так, будто идиотом здесь был вовсе не он.       — Тебе-то никогда не придется об этом париться... А у моих родителей в двадцать лет уже был я.       — В смысле?       — Они поженились в девятнадцать, а потом я родился, и мама с папой стали олимпийскими чемпионами.        Отабек перевел дыхание. Джей-Джей в любой ситуации не изменял себе и всегда находил, чем козырнуть.       — В каком смысле — мне — не придется париться?       Джей-Джей отчетливо сбился с мысли.       — Ну да… Можно усыновить. Или удочерить.       — Кого?       — Сына, — удивился Джей-Джей. Он совершенно успокоился, дышал ровно, только говорил в нос. — Или дочь. Кого вы больше захотите… Или можно найти суррогатную мать, и она родит вам двойняшек.       — Кому, — тихим от злости голосом спросил Отабек.       — Тебе и твоему мужу. Но это будет еще нескоро, — утешил Джей-Джей. — Когда твоя русская фея подрастет, а ты — наберешься смелости предложить руку и сердце. Я согласен быть твоим шафером!       Придавленный его взглядом, Джей-Джей перестал ухмыляться, но яркие, как у его отца, глаза смотрели с насмешливым вызовом.        Отабек заложил руки в карманы.       — Поговори с Изабеллой начистоту. Во-первых, не факт, что она планирует заводить детей сразу после свадьбы. Во-вторых, объясни ей и своим родителям, что сперва тебе надо повз… окончить универ.       — И победить на Олимпиаде, — исполнился решимости Джей-Джей. Это вряд ли, подумал Отабек. Нащупав за спиной задвижку, выбрался на волю и снял пиджак, бросил на полку умывальника. Расстегнул манжеты рубашки, вздернул рукава и отвернул кран, нагнулся, ловя ртом ледяную струю. Поплескал в горящее лицо.       Джей-Джей как ни в чем не бывало умывался рядом. В туалет кто-то зашел, стукнула дверь кабинки, но теперь это его не беспокоило.       — И вот опять ты молчишь, — предъявил он вместо благодарности за совет. — А сам я не имею привычки лезть в чужую личную жизнь. — Отабек скосил изумленный взгляд. — Именно поэтому у меня лучшие в мире друзья, — пришел к логичному выводу Джей-Джей и хлопнул его между лопаток, не дав напиться как следует.       У Джей-Джея все было лучшим: коронный стиль, рок-группа, собственная линия спортивной одежды, изданная книга о фигурном катании, поклонницы и поклонники его многочисленных талантов, его семья, невеста и, как выяснялось, друзья.       Вернув себе обычное хорошее настроение, он пустился в общие воспоминания. Рассказчиком он был замечательным. На этот раз он вспоминал отвальную на Хэллоуин перед возвращением лучшего друга в Казахстан. После закрытия клуба они поехали всей размалеванной компанией к лучшему канадскому мастеру, потому что «байкер без тату — как прога без квада». Имениннику успели побрить предплечье, когда Джей-Джей заблевал мастеру художественно забитую спину и отрубился в костюме Супермена на соседнем кресле. В его изложении все звучало немного иначе: не отрубился после трех банок пива, а прилег отдохнуть, потому что его укачало в дороге. А Отабек остался без татуировки, потому что струсил, с каждым бывает, — кроме Джей-Джея, конечно.       К тому моменту, когда сентиментальный настрой Отабека выветрился вместе с алкогольными парами, в туалете собралась благодарная гогочущая аудитория. Исчезновения друга Джей-Джей не заметил. На ходу надевая пиджак и зарекаясь еще хоть когда-нибудь пить шампанское, Отабек вернулся в зал.       Стены переливались всеми цветами радуги, навстречу долбило «Вите надо выйти». Звук был на удивление неплох; на этом хорошие новости заканчивались.       Ни Кацуки, ни Юры и его менеджера за столами не было. На звонки Кацуки не отвечал. Лента изобиловала трофеями Пхичита: Мила с Поповичем отбивали ирландское фуэте, Изабелла с малым золотом на груди похвалялась обручальным кольцом, Эмиль Некола и Микеле Криспино опрокидывали стопки на брудершафт, Джакометти целовался с бойфрендом; Кацуки сидел, скрестив ноги, на белом кафельном полу и наворачивал кацудон вилкой. Рядом в наполеоновской позе подпирал стену Юра и смотрел на него с отвращением. На следующем кадре Юра показывал Пхичиту средний палец. На следующем — отобранная вилка летела в объектив. У Пхичита был талант, и сейчас он ловил момент на танцполе, выискивая новых жертв для рекламы своего видеоблога.       Адепт контроллера и лэптопа, флегматичный белобрысый здоровяк в футболке с Микки Маусом, оказался из тех массовиков-затейников, которые прокачиваются на школьных дискотеках. Пока он играл на публику, далекую от диджеинга, над синхронизацией за него работала техника, сводя «музыку раскованных интеллектуалов» с новомодным хитом «Тает лед». Финский стыд, подумал Отабек, пробираясь в обход толпы к сцене. Все вопросы отпали, когда он заметил рядом с диджеем Поповича. Отабек поднялся к ним и наконец увидел, кто качает танцпол.       В мельтешении диско-шара топтался Лей. Танцевать он не умел — в отличие от Сары и Милы, завладевших и его желанным вниманием, и вниманием тех, кому повезло стать свидетелями приватного парного танца. То есть почти всех в зале, — кроме невезучего Якова Фельцмана с побагровевшим лицом. Юли среди зрителей не было. Отабек малодушно понадеялся, что после разговора с пьяным Кацуки она не осталась в отеле, а утренним рейсом живая и невредимая вернется домой.       Кацуки тем временем попивал в сторонке шампанское. Юра упирался кулаком в стену рядом с его плечом и что-то с напором втирал, жестикулируя свободной ладонью. На обсуждение отпуска в Хасецу это походило слабо.       — Как дискач? — гаркнул над ухом Попович.       — Впечатляет, — поддержал Отабек и вынул из кармана руку с флешкой: — Микс на два часа. Чистый бит-пати без разогрева. Можно воткнуть и не трогать. Последнее — желательно.       Стиснув ему ребра в объятии, Попович отнес флешку массовику-затейнику и вернулся с ледяной банкой пива. «Грибов» сменил с затяжной перебитовкой коронный ремикс Аарона Смита, и на танцпол как черт из табакерки выскочил Кацуки.       Народ повалил следом: блаженный миг для каждого диджея. Заводной Dancin довершал начатое Милой и Сарой, настраивал на правильный лад будущих зрителей и болельщиков, без которых танцевальная битва — не битва. Через один трек в игру вступит Turn Down for What, на танцполе останутся самые отчаянные, и столкновение будет неизбежно. На баттл Отабек отвел пятнадцать минут отборного брейкбита, который скатывался в попсовый My All олдскульной обработки Дэвида Моралеса. Болельщики получат свой дискач, а Юре придется принять приглашение в Хасецу, — судя по энтузиазму, с которым Кацуки сделал сальто с места назад.       Отабек пожелал ему не расстаться с кацудоном прямо сейчас, машинально вскрыл банку. С наслаждением глотая ледяную горечь, проследил за тем, как Лей ведет своих партнерш к бару, и дал себе слово послать всем троим цветы.       На мысли о могильном венке для Пономарченко А. П. от барной стойки к расслабленной троице развернулся Микеле Криспино.       Отабек поперхнулся и чуть не облился, когда потерявший бдительность Андрюша хлопнулся на пол. «Микки!» — долетел вопль Сары и утонул в музыке. Грохотало так, что на ЧП не среагировали даже секьюрити. Помогая себе руками, Лей нетвердо поднялся на ноги — и был уложен обратно. Девчонки завизжали, братца Сары обхватил за локти подоспевший Джакометти. Не очень-то он и спешил.       Отабек шагнул со сцены — и угодил под прицел Пхичита. Вежливо прорычав «сабскрайб», показал в камеру большой палец. Пхичит отвалил, но на танцпол ворвался Юра, и вокруг теперь было не протолкнуться. «Мясо клубится», — вспомнилось некстати. В спину летел счастливый свист Поповича, из колонок гремел Freestyler — дань уважения финскому биту на все времена. Когда Отабек добрался до места драки, секьюрити выводили клиента из зала рысцой, как из-под обстрела. У стойки оставалась одна Мила: сидела на барном табурете с ведерком льда и грустно смотрела им вслед.       В дверях Лей обернулся через плечо, прижал к глазу платок и вышел. Отабек мысленно с ним попрощался — по крайней мере, на сегодня. Поставил банку, которую сразу прибрал невозмутимый бармен, и поднял с пола одноразовую зажигалку, повертел — сломана, сунул в карман.       — Где Микеле?       — С Крисом и Сарочкой к медикам пошел. Он чуть палец себе не выбил, представляешь? — Мила беспечно фыркнула и вздохнула. — Все-таки Микки псих. Такую красоту испортить…       Силен Криспино, подумал Отабек. Дважды левой — оба в цель.       — Лед приложили? К пальцу, — уточнил он.       — Ага. Крису целое ведро принесли, — Мила взяла один кубик, забросила в рот, как конфету. Отабек подставил под угощение ладонь.       — Что я пропустил? — спросил запыхавшийся Пхичит.       — Ничего, — ответили они невнятным хором. Мила отставила ведро подальше.       Пхичит смотрел на него с подозрением. Обвел взглядом пустые столы и табуреты вдоль стойки. Пригляделся к бармену. Казалось, он даже принюхивается, как ищейка.       — Интуиция меня еще никогда не подводила, — сказал он без капли веселья. За его спиной возвращались секьюрити, держа курс на танцпол, откуда зазывно колотил бит. — Я чую эксклюзив.       — Ты прав, — проглотив остатки льда, сказал Отабек серьезным тоном. — Ты почуял настоящий баттл. Русский тигр против японского… дракона.       — Плисецкий будет танцевать? Охренеть, — не поверила Мила. Пхичит молчал, потрясенный перспективами.       Отабек помог Миле спуститься с табурета и пообещал Пхичиту идеальную точку обзора.       Они заняли VIP-места на сцене вовремя: зрители в ожидании битвы расширили круг, тигр и дракон стояли друг против друга на середине и были похожи на бойцовых петухов после первого раунда. Пиджак Юры исчез, волосы были стянуты в хвост, но успели растрепаться и лезли в глаза. Сверкающие глаза человека, который плевать хотел на всех на свете, — кроме своего противника. Без пиджака и с расстегнутым воротом, но при галстуке, взъерошенный как после проката, Кацуки пересчитывал фирменным взглядом пуговицы на его узком жилете, прилежно избегая зрительного контакта. Здоровяк диджей тоже не подкачал: шестнадцать тактов интро Turn Down for What, свернутые петлей, грамотно накаляли обстановку. Попович, сложив ладони рупором, объявлял правила баттла. Микрофон для слабаков, сказала Мила и вместе с микрофоном взяла дело в свои руки.       Правила были просты: никаких ограничений в стилях, нельзя повторять уже исполненные элементы, побеждает тот, кто станцует последним.       Мила сыграла с Поповичем в камень-ножницы-бумагу и объявила Юру, диджей разомкнул петлю, взвинтил громкость. Отабек заложил руки в карманы и выдохнул, сохраняя тяй йен.       Юра начал с вейвинга: пропустил через себя волну на пробу, словно состязался с новичком в стиле фанк. Вторая волна пошла мягче, медленнее — и рассыпалась крупной дрожью по телу, ломаясь точно в бит.       Реакция разогретых зрителей была такой, будто он сделал эйр твист. Отабек вскользь порадовался, что до нижнего брейкинга дело не дойдет в любом случае — хотя бы из-за непригодного покрытия пола.       Кацуки подворачивал рукава рубашки и отвечать не торопился. Юра сделал издевательски приглашающий выпад и отпрыгнул как заправский би-бой, обхватил себя за плечи. Отабек сдержал смешок, зато Попович с Милой дали себе волю.       Переждав бурную реакцию, Кацуки ответил той же волной — сцепленными кистями рук, словно разминался перед игрой на синтезаторе. Руки легли на воображаемые клавиши, пальцы не просто двигались под музыку, а управляли битом, прибивали звук к полу, заставляли его тяжелеть. Любому диджею понятный кайф: возможность прикасаться к треку, прогибать под себя, ломая музыку на вертаке. Отабек поймал себя на том, что отстукивает ритм носком ботинка. Стоять спокойно было невозможно, но танцевал он приблизительно как Лей.       Болельщиков ничего не смущало: танцпол окружили десятки поднятых рук с телефонами и без, все двигались как умели, а получалось — как надо, ведь каждый фигурист — сначала танцор. Или тот, кто идет своим путем и в прямом смысле строит музыку, а не наоборот.       Юра умел все, однако исполнял самые легкие элементы — в своей нетерпеливой манере, не тратя ни секунды впустую. Можно было подумать, что он ведет нечестную игру, — или вынуждает соперника усложняться, потому что ему так хочется. Кацуки хотел того же, и за три с половиной минуты, пока долбил Turn Down for What, они оставили друг друга без простейших статичных фишек.       Настал черед танцевальных: быстрые и четкие жесты рук, мягкие движения ног и корпуса. С каждым заходом элементы становились интереснее, приемы — сложнее. Классический «робот» Шилдса, уличный даймстоп с его завораживающим беспорядочным шагом — словно по рассыпанным на тротуаре монетам, имитация танца в дерганом свете стробоскопа, — и скольжение как по льду, плавные перекаты, слоумо с замедлением до изящного фриза. Каждый со своим почерком, в подаче были хороши оба, и голоса зрителей делились поровну. Отабек молча стоял столбом, сжимал в карманах кулаки, пока болельщики в попытке перекричать друг друга скандировали два имени, звучавшие как одно, и каждый элемент встречали признательными воплями.       Собственноручно сэмлированный микс добрался до середины и качал, как чужой. Не шедевр, разумеется, но сыгран добротно. Рубленые звуки, скрежет иглы, изломанный ритм; брейкбит, придуманный для такого же ломаного танца. Идеальный для того, что творилось сейчас на танцполе. Не баттл — битва за жизнь: вместо оружия — собственное тело, чувство музыки и неудержимое стремление побеждать там, где главный соперник — ты сам.       Юра повысил планку: руками упираясь в пол, отталкивался ногами, чтобы вскинуть себя в эффектную позу. Кацуки отбросил конец галстука за плечо, под одобрительный гул присел подкатать правую штанину. Легко вошел в стайл, поднялся на руках в складку, ноги подбили одна другую и замерли в забавном фризе, удержать равновесие в котором, казалось, было нельзя, но Кацуки удержал и закончил динамичным выходом. «Слабо?» — читалось по его веселому лицу, хотя смотрел он на зрителей. Юра психанул и почти ошибся: скопировал трюк, но остался на одной руке и скрутил себя почти на два оборота. Пиздец, сказала Мила. Отабек согласился. Нижний брейкинг с акробатическими силовыми наворотами был зрелищным, но рисковым развлечением. Еще пара финтов — и участников кто-нибудь остановит. Или нет: Яков с самого начала болел и за Юру, и за «подкидыша», как за родных внуков, и останавливать никого не собирался.       На этот раз тон задавал более выносливый Кацуки. Он с легкостью удерживал баланс на предплечьях, выбрасывал из-под себя то одну руку, то другую, изворачивался и застывал под самым неожиданным углом. В ответ на особо удачный трюк Юры взвился свечой, развел ноги ножницами — и рывком скрутил себя в воздухе, с силой провернулся еще раз, и еще, по кругу перепрыгивая с ладони на ладонь. Отабек забыл, за кого болеет. «Эйр твист», — орали все, кто был в теме, и хором считали обороты. Не то что усложнить — даже повторить этот чумовой финт Юра бы сейчас не смог.       Он поступил по-своему: сделал серию арабского сальто и выпрямил спину, тяжело дыша, скрестил руки в своей задиристой позе. Прогнувшись назад, Кацуки ладонями оттолкнулся от пола, перевернул себя прыжком и мягко приземлился на ноги: такой же запыхавшийся, согласный вернуться в «девчачий» верхний брейк.       Зрелищности это нисколько не убавило. Теперь они танцевали сообща, будто сговорились заранее. Едва один начинал выполнять элемент, второй подхватывал, чтобы не только обойти противника в сложности, но гармонично закруглить композицию. Оба слышали музыку и понимали друг друга с полувзгляда, — или с полудвижения, потому что Кацуки по-прежнему не смотрел Юре в глаза. То самое чувство партнера вслепую, как у профессиональных танцоров и сработавшихся парников. Если бы они захотели, то могли бы составить отличный дуэт.       Отабек взглянул на часы. Со временем он не рассчитал. Битва скатилась в дружественный джем, не добравшись до кульминации, а в микс уже вплеталась мелодическая линия My All. Танцоры сбавили темп, разом посмотрели на сцену. Диджей переадресовал немой вопрос, Отабек отказал жестом: не трогай.       Пользуясь передышкой, Юра с резинкой в зубах собирал волосы в хвост, Кацуки заталкивал концы рубашки под ремень. Бодрый попсовый бит, иметь дело с которым не стал бы ни один уважающий себя би-бой, утихомирил зал. Даже самые рьяные болельщики напряженно ждали исхода: без выкриков и свиста, без единого смешка. Вступило нежное лирическое соло, Юра метнул в диджея злобный взгляд, беззвучно сплюнул ругательство. Смерил Кацуки глазами, резко протянул руку.       Кацуки вытер ладони о рубашку, плавно шагнул навстречу. Их руки встретились: пальцы переплелись, сцепились накрепко, как в захвате.       Мила с чувством выругалась. Не отрываясь от съемки, Пхичит истово благодарил Будду за вай-фай, отличный свет и пауэр-банк, который не забыл зарядить и взять на этот прекрасный вечер. Отзвучал брейкдаун, с усилением заколотился дроп, и Юра четким шагом вытолкнул Кацуки на середину, сразу дав понять, кто ведет.       Диджей поймал размер, перестроил свет: голубые и белые лучи сменялись на три счета, и болельщики хлопали в лад, не сбивая танцоров. Юра уверенно выдерживал ровный ритм, но его отточенные шаги напоминали хаотичный даймстоп, а рисунок танца ломался, как на картине абстракциониста. Фристайл: вершина танцевального мастерства, чистая импровизация, ответить на которую достойно смог бы такой же гений вроде Никифорова.       Кацуки гением не был, зато стал чемпионом мира. Ничуть не смущенный разницей в возрасте и своей ведомой ролью, он буквально парил над танцполом — так легок, по-балетному вытвержен был его шаг. Если Юра оставался несомненным лидером и рисовал главную линию, то Кацуки предугадывал каждое его желание и воплощал в танце, — как грифель в руке вдохновленного художника, как идеальный собеседник, все понимающий с полуслова — или вовсе без слов.       Он позволял раскручивать себя за руку в обе стороны, продавливать в шпагат, бросать в поддержку, — а в ответ без стеснения использовал партнера как опору для своей чувственной пластики, которой мог бы позавидовать Джакометти, и заставлял зрителей орать от восторга. Он не играл на публику и не стремился перетанцевать противника, а танцевал с ним вместе. Тот самый дуэт, о котором мелькнула мысль пять минут назад.       Юра не улыбался, но его сверкающие глаза смеялись. Разгоряченное лицо Кацуки благоговейно светлело, словно ему довелось стать свидетелем чуда. Справляясь и с навязанным стилем, и с перебивкой ритма, зрительный контакт он теперь не разрывал ни на секунду. Будто бы ему тоже грозит неизбежная расплата, и этот танец — его последний шанс.       Чудом было то, что оба еще держались на ногах. Отабек снял пиджак, провел ладонью по мокрой шее, растер гудевший затылок. Взятый темп выматывал даже по эту сторону танцпола. Слаженные движения напоминали учащенное дыхание в унисон. Настоящий клубный хастл.        Жара, простонал Пхичит в предчувствии лайк-шока. Не считая диджея, на сцене они оставались вдвоем, — Мила отплясывала внизу с Поповичем. Джей-Джей зажигал в своем стиле с Изабеллой, Яков с неожиданной грацией кружил Лилию. Секьюрити пританцовывали на своем посту вдоль стен. Даже Сынгиль явился, привлеченный эксклюзивным обзором онлайн, и гипнотизировал взглядом Сару, которая танцевала с Эмилем. Повода для новой драки Микки пока не видел: болел в первых рядах, воздев руку с тейпом на двух пальцах. Легко отделался.       Трек перешел в аутро, соло вторило дробному биту мелодичным эхом. Не останавливаясь, Кацуки смахнул пот свободной рукой. Ловко поймал откупоренную для него бутылку воды, припал к горлышку. Запрокинул голову, подставляя брызгам лицо. Юра не сбился и не запнулся: на седьмой минуте, когда трек почти закончился, он бросил танцевать. Зрители ахнули.       Юра отпихнул Кацуки с дороги, взлетел на сцену. Не сводя с него глаз, Кацуки без сил опустился на пол. Бит отбивал последние секунды, но музыка Юре была не нужна. Он притопнул пару раз на гладких досках, кивнул, нашел Кацуки взглядом. Округлил руки в третьей позиции, встал в четвертую и, оттолкнувшись рабочей ногой, на полупальцах опорной завертелся ан деор вокруг своей оси.       Когда Отабек понял, что нужно считать пируэты, стало поздно: не теряя ни равновесия, ни скорости, Юра плавно зафиксировал остановку, развел руки, как для поклона. Хватая воздух ртом, сжал кулаки. Разъяренный вопль утонул в шуме оваций.       Кацуки молитвенно сложил ладони и в ответ склонил голову. С пола он так и не встал. Мила пробилась к микрофону; не успел объявленный победитель выругаться, как очутился на плечах у Поповича. Кацуки резво, откуда силы взялись, поднялся его поздравлять. My All закольцевали на припеве; пока Мила толкала речь, Отабек подошел к диджею пожать руку. Жестами объяснил, что флешку можно оставить себе. Его окликнул знакомый голос; сердце заколотилось, Отабек помедлил, обернулся к Юре и понял, что ослышался. Зато увидел ясно, что совместный отпуск в Хасецу состоится так или иначе.       Он сошел со сцены, никем не замеченный, взял курс на бар. Хотелось воды и спать, но заснуть не светило, как бывало всегда после выступлений в клубах. Правда, сегодня он не выступал. Он вообще ничего не сделал. Вечер для него не закончился — оборвался, как недоигранный сет.       Диджей знал толк и не давал веселью угаснуть: еще не успели отзвучать поздравления, а над танцполом уже всплывала клубная версия I Follow Rivers. Волшебную обработку Стивена Фазано пробивал зычный баритон Якова, выпевавшего веселье на свой лад. «Ему хотелось очень выпить, ему хотелось закусить и оба глаза лейтенанту одним ударом па-гасить». Отабек вымученно усмехнулся. Забросил пиджак на плечо. Настроение, как ни странно, было легкое. Должно быть, так чувствуют себя те, кому нечего терять.       За грохотом музыки опять чудился голос Юры, звал его по имени. Отабек на секунду закрыл глаза. Решив идти сразу в номер, тяжело сделал еще несколько шагов. Потом обернулся.