Four by four

      В юности Коль, Робин и Ив часто забирались на школьный чердак. Это мрачное и запущенное место было для них настоящим убежищем, в котором в те дни неопределённости, страха и первых радостей они находили укрытие, понимание и тепло. Позже, когда судьба свела их на просторах Нью-Йорка, они вспомнили прошлое и вернулись на свой чердак. И пусть он стал намного меньше, поселился под крышей Роланда и Коль, а в его слуховом окне вместо живописного соснового леса чётко прорисовывались серые силуэты бруклинских зданий, они по-прежнему тянулись к нему и тому, что он символизировал. Выхватив один редкий час из своих плотных графиков, они собирались у Коль, брали бутылку красного, поднимались по опускной лестнице на самый верх и под басовитый звук древнего проигрывателя разрывали нескончаемую канитель будней.       — Жаль, что мы не можем встречаться здесь каждую неделю, — печально отметила Робин во время одной из подобных встреч.       — Потому что здесь тебе разрешают курить? — поддела Ив, вращая вино в бокале и приглядываясь к едва заметному розоватому осадку.       — До сих пор не могу поверить, что я ей это разрешила, — проворчала Коль.       — Нет, не из-за этого, но спасибо, что напомнили, — Робин извлекла из подкладки шляпы косяк марихуаны и прикурила его от горящей ароматической свечи.       В воздухе повисло облако дыма.        — Мда, — поморщилась Ив и попыталась рассеять его лёгким взмахом руки, но у неё ничего не вышло. — Ты когда-нибудь прекратишь дуть?       — Ты говоришь, как моя мама, — фыркнула Робин, затянулась ещё раз и протянула косяк Ив. — Хочешь?       — Нет.       — А мама никогда не отказывается.       Все трое рассмеялись и замолчали, прислушиваясь к мелодичному голосу старика Тима Гриффина. Заиграл «Король замка на холме». Робин прибавила звук и стала подпевать, покачиваясь всем телом в такт. На втором куплете вступила Коль, а Ив присоединилась после губной гармошки.       — Вот про это я и говорю, — сказала Робин, когда закончилась песня. — Мне этого не хватает. Мне не хватает дома.       — Я тоже скучаю, — печально улыбнулась Ив. — Но всё меняется, и мы больше никогда по-настоящему не сможем вернуться домой.       — Это грустно, — вздохнула Робин, затянулась и уставилась в потолок.       Коль посмотрела на подруг, на их задумчивые лица и грустные глаза, и промолчала. Она всегда считала, что человек скучает не по самому месту, а по тому, каким он был в ту пору, когда называл это место домом. С этой точки зрения, она никогда не скучала по маленькому городку в штате Мэн, а вот Калифорнию вспоминала часто.       В Лос-Анджелесе Коль провела самые успешные годы своей жизни. Она была корреспондентом в одном из известнейших географических журналов в стране, написала около ста пятидесяти статей и двух сотен обзоров и заметок, получила две престижных премии в области журналистики и объехала более двадцати стран. Она пережила множество опасных приключений, в странах охваченных войной и беспорядками, общалась с людьми, которые действительно меняли мир к лучшему и верила, что рассказывая о них, она делает важную и нужную работу. Поэтому, отказавшись от прежней жизни, она чувствовала себя бесконечно виноватой, но одновременно с этим ни капли не жалела о своём выборе, понимая, что опасности и бесконечные командировки не совместимы с родительством и полноценной семейной жизнью.       Однако Коль была настроена оптимистично и в будущем надеялась найти золотую середину между тем, чем она всегда хотела заниматься, и тем, кем она хотела быть. Она считала, что может реализовать свои таланты в другой области журналистики или даже в писательстве, и собиралась определиться с этим в течение года, который он планировала потратить на уход за ребёнком. Жаль, что обстоятельства, как всегда, сложились иначе и разрушили все её планы.       Осенью, после переезда в Нью-Йорк, Роланд на несколько недель уезжал в Мэн, чтобы помочь Робин. Из-за этого он проштрафился на новой работе и лишился хорошей зарплаты, оказавшись на одном уровне со вчерашними выпускниками. Их сбережений едва хватило, чтобы покрыть расходы на дом и медицинские счета, так что уже в январе, всего через месяц после рождения Джейн, Коль решила устроиться на работу.       — Нет, нет и нет! — запротестовал Роланд, когда она рассказала ему о своём решении. — Я понимаю, что облажался с работой и поставил нас в неудобное положение, но ты не должна отвечать за мои ошибки. Я что-нибудь придумаю, найду…       — Вторую работу? — невесело усмехнулась Коль, вспомнив его прошлые трудовые подвиги. — А потом всё будет так, как тогда, да?       — Так, как тогда, уже никогда не будет, — смутился он. — Коль, у тебя сейчас и так много забот, и я не хочу, чтобы ты напрягалась.       — Меня больше напрягает то, что ты собрался искать вторую работу и снова не позволяешь мне тебе помочь, — разозлилась она. — Роланд, я уже не девушка, которая проводит с тобой выходные. Я твоя жена. И перед мной не нужно оправдываться за эти так называемые ошибки.       — Я должен был подумать о том, как это скажется на нас.       — И что тогда? Ты бы бросил Робин в беде? С тремя детьми и больным мужем?       — Нет, — признал Роланд. — Я бы не бросил Робин, но это не значит, что ты…       — Значит, — надавила Коль. — Я не вижу ничего плохого в подработке, которая помогла бы мне поддержать тебя, меня просто бесит, что ты, как всегда, слишком много на себя взваливаешь. Поэтому если я ещё раз услышу что-то про вторую работу или про то, что я не должна решать наши, подчеркиваю, наши проблемы, я с тобой разведусь! Понял?!       Роланд не верил, что она может с ним развестись, но спорить, однако, перестал и позволил ей принять посильное участие в спасении их семейного бюджета.       Первая работёнка подвернулась Коль уже в феврале. Опираясь на мамин опыт по выращиванию роз, она написала пару очерков и продала их одному садоводческому сайту. Редактор этого сайта оценила её стиль и предложила место «специалиста по работе с пользователями». Работа бы регламентирована: Коль размещала на сайте развёрнутые ответы на самые разные садоводческие вопросы и получала по двадцать долларов за каждый ответ. В удачные дни она могла заработать приличную сумму, только вот удачные дни выпадали редко, а условия, означенные самим редактором, нарушались настолько часто, что она не выдержала и уволилась меньше чем через месяц, сожалея, что потратила на это время и нервы. Неприятный опыт только подстегнул Коль к поискам, и работа снова нашла её сама и снова благодаря маме, но на этот раз та приняла активное участие.       В том году Белль Голд стала соруководителем одного частного научно-популярного издательства. В начале марта они издали несколько книг и запланировали ряд презентаций. Штат у них был никакой, а потому они едва успевали подготовить необходимые материалы, и Белль, в порыве отчаяния, обратилась за помощью к Коль и попросила её за очень щедрое вознаграждение написать объёмные рецензии к представляемым книгам. Предполагалось, что на задание уйдёт целая неделя, но Коль управилась за четыре дня, и, несмотря на большой объём информации и травмирующую тупость некоторых текстов, она по сей день считала, что это были самые лёгкие деньги за всю её карьеру.       — Не могу поверить, что ты управилась так быстро! — изумилась Белль, когда получила готовые рецензии. — Сколько часов в твоих сутках?       — По-разному. Сейчас Джейн очень спокойная и часто спит, так что мне выпадает часок-другой. Я была рада помочь.       — Спасибо. Оплату переведут до шести вечера.       — Отлично, — оценила Коль и сделала довольно неосторожный намёк: — У меня действительно много времен, поэтому если тебе снова нужно будет с чем-нибудь помочь, я готова за это взяться.       — Запомню, — кивнула мама, окинула её подозрительным взглядом и прямо спросила: — У вас всё в порядке?       — В полном, — отмахнулась Коль, и когда ей не поверили, призналась: — Мы слегка не рассчитали наши финансовые возможности.       — Насколько не рассчитали? — уточнила Белль и сразу предположила самое худшее: — Неужели вы влезли в долги?       — Мы на грани, — уклончиво ответила Коль, — но всё же не совсем. Просто наш доход значительно снизился, а все сбережения ушли на дом, страховые выплаты и медицинские счета. От голода мы, конечно, не умрём, но и лишнего себе позволить не можем.       — Ясно…       — Только, пожалуйста, не говори папе. Он может не понять и обидеться. Ладно?       — Ладно, хотя я тоже тебя не понимаю, — неохотно согласилась Белль. — Мы могли бы вам помочь. Нам только в радость.       — Я знаю, — заверила её Коль, — но в нашем возрасте стыдно рассчитывать на помощь родителей. К тому же наше положение не критично, и мы скоро с этим справимся.       — Ни капли не сомневаюсь, — Белль улыбнулась ей с грустью и гордостью. — Но я всё равно хочу помочь.       — Просто имей меня ввиду, если тебе потребуется журналист или редактор, — подмигнула Коль. — Большего мне не нужно.       — Договорились.       Мама восприняла роль помощника чересчур решительно и превзошла самые смелые ожидания Коль. Полторы недели спустя она, без всякого повода, их навестила, принесла кое-что для внучки и, как выяснилось за послеобеденным чаем, не оставила без подарка и дочь.       — Колумбийский университет принял решение издать биографию профессора Джеймса Эдисона, — начала Белль издалека. — Он много лет преподавал философию и написал огромное количество полезных статей и книг. Я уверена, что ты знакома с его трудами.       — Наверняка, — вынуждена была согласиться Коль, смутно припоминая, кто такой этот Эдисон. — Как бы то ни было, я за него рада.       — Он умер.       — Оу… Тогда я сочувствую ему и его семье.       — Не стоит. Он был талантливым человеком, но очень неприятным. Обе его бывшие жены и даже сестра не пришли на его похороны, а других родственников у него не было, — сказала Белль. — Так что можешь и порадоваться. В конце концов, у тебя появился повод.       — У меня? — удивилась Коль. — Какой такой повод?       — Видишь ли, — с удовольствием продолжила Белль, — прежде чем издать биографию, её нужно написать. Понимаешь, о чём я?       — Это заказ на книгу?       — Это заказ на книгу.       — Ты выбила мне заказ на книгу?! — Коль даже подпрыгнула от радости и чуть не облила себя чаем.       — Не совсем, — рассмеялась Белль. — Пока я только разрекламировала тебя, показала твои работы и договорилась о собеседовании.       — Ты выбила мне заказ на книгу, — нежно повторила Коль и кинулась её обнимать. — Спасибо!       — Не за что, — смущённо рассмеялась Белль, растроганная её реакцией. — Собеседование уже послезавтра. Не подведи меня.       Коль пообещала, что не подведёт Белль, и обещание сдержала. Через день она прошла то самое собеседование, наряду с несколькими более опытными и зрелыми авторами, и получила работу. Это случилось, главным образом, потому, что по мнению комиссии, «журналистка с современным и свежим взглядом на вещи» должна была справиться с поставленными задачами лучше, чем кто-либо ещё, ведь по сути эта работа была самой что ни на есть журналистской: через несколько дней после собеседования Коль выдали пять полных коробок с различными документами, необходимые данные, скопированные с компьютера профессора, список лиц, с которыми её рекомендовалось побеседовать, и попросили её нарисовать вполне определённый портрет. В общем, эта работа действительно мало чем отличалась от той, которую Коль делала раньше, но всё же именно она привела её к началу настоящей писательской карьеры.       Колумбийский университет выплатил внушительный гонорар, каждый цент из которого был переведён на трастовый счет Джейн. К тому времени у них отпала острая нужда в деньгах, главным образом, благодаря тому, что Роланд реабилитировался в глазах нового начальства и подписался на работу в летней школе, а его приятель Спайк, которому он по доброте душевной когда-то одолжил несколько тысяч, наконец вернул долг. Вдобавок к этому экономия пришлась им по вкусу, и, выискивая качественные товары по низкой цене, они облазили буквально весь город. Коль так вдохновляли эти прогулки, что она начала писать короткие заметки о местах и людях, которые публиковала в блоге, заброшенном ею ещё в студенческие годы. Эти короткие заметки привели её к первому настоящему рассказу, а рассказ волшебным образом вылился в небольшую сатирическую научно-фантастическую повесть, озаглавленную не иначе, как «Посткосмическое приключение Орфея Рипли». Следует отметить, что приключение было посредственной и довольно абстрактной историей, но в то же время абсолютно бесценной для Коль. Оно объединило в себе не только её старания, но и многих дорогих ей людей. Так идею она позаимствовала у отца и наделила Орфея Рипли его твердолобостью, вредностью и ворчливостью, хотя всё остальное списала с Адама и даже позволила ему подарить герою несколько коронных фраз. Роланд помог придумать второстепенных персонажей, Альберт откорректировал текст с точки зрения научных знаний, Крис сделал к нему бесподобные иллюстрации, а мама вычитала его, издала в виде небольшой брошюрки и бесплатно распространила в нескольких независимых книжных магазинах. Пусть никакой пользы повесть не принесла, но зато повеселила всю семью, и в этом, согласно скромному мнению автора, было её неопровержимое достоинство. После Орфея Рипли она написала ещё несколько произведений такого толка, но ни одно из них так и не было закончено, на что, разумеется, были свои причины. Зимой 2043 года дирекция школы сделала Роланду предложение, от которого было сложно отказаться. Они хотели, чтобы он получил степень магистра, и готовы были оплатить половину стоимости обучения. В будущем это означало существенную прибавку к зарплате и возможное повышение, но в настоящий момент им бы снова пришлось потуже затянуть пояса. Роланд хотел отказаться, не желая оставлять без поддержки её и Джейн, но Коль настаивала на обратном и уверяла его, что небольшие убытки не навредят их семье. В результате очень длинных и горячих споров он согласился на магистратуру, но только на вечерние занятия, и она, глядя на его уставшее лицо, решила вернуться к работе корреспондента.       В Нью-Йорке действовало более восьми сотен изданий, но амбициям Коль отвечали лишь несколько. Чтобы получить работу в одном из них, она внимательно изучила современный рынок информации, составила портфолио, полностью обновила резюме и разослала его всем потенциальным работодателям. Ответы не заставили себя ждать, так что в течение нескольких месяцев она ходила на десятки собеседований и лично доказывала редакторам свою профпригодность, но почему-то раз за разом получала отказ.       Она не знала, чем это объяснить и после тщательно анализировала каждый разговор, пытаясь найти причину, камень преткновения, о который она неожиданно споткнулась в бруклинском фехтовальном клубе.        Примерно пару лет и, как правило, по субботам, Коль скрещивали шпаги с Ив Лоусон. Они были спарринг-партнёрами со школьной скамьи и успели изучить приёмы и повадки друг друга, ввиду чего их дружеские поединки требовали особой ловкости, скорости и изобретательности. При этом они всегда держались расслабленно и непринуждённо, и, как правило получали огромное удовольствие от этих упражнений, пока одним прекрасным зимним днём Коль не наколола это удовольствие на тупую шпагу. Она вела бой чересчур агрессивно и резко, и Ив, спокойная и уравновешенная Ив, в итоге не выдержала и ответила ей тем же. Отразив несколько неуклюжих атак, она пробила её защиту и больно уколола в грудь.       — Эй! — Коль в бешенстве отпрыгнула назад и сорвала с себя маску. — Что на тебя нашло?!       — Нет! Что на тебя нашло! — выпалила Ив и тоже открыла лицо. — Ты напирала так, будто хотела по-настоящему меня убить! Что с тобой случилось?!       — Ничего! — проорала Коль в ответ, отдышалась и намного тише добавила: — Я не знаю. Прости, Ив.       — Прощаю, — кивнула Ив, опустила шпагу в пол и выпрямила спину. — Но на сегодня нам следует прерваться.       Попрощавшись с тренером Лумисом, нередко выступавшим судьёй их любительских поединков, они спустились в раздевалку. Коль сразу сняла экипировку и отправилась в душ. Ей нужно было успокоиться, привести в порядок мысли, но у неё ничего не вышло. Высушив волосы и переодевшись в обычную одежду, Коль принялась раздражённо мерить шагами пол, хмуро глядя в сторону Ив. Медлительная аккуратность подруги раньше казалась ей очень милой, но в тот день, наблюдая за тем, как та надевает идеально отглаженные брюки, протирает циферблат золотых наручных часов и методично поправляет манжеты, Коль нервно морщилась и нетерпеливо отбивала ногой такт одной до ужаса глупой песни. Ив упорно делала вид, что ничего этого нет.       — Ну что? — улыбнулась она, накидывая на плечи спортивную сумку. — Выпьем кофе или разойдёмся по домам?       — Кофе, — вымученно ответила Коль и последовала за ней на улицу, а затем — в кофейню, в которую они заглядывали после каждой тренировки.       Официант встретил их с обычным радушием, принёс им стандартный заказ и стопку фирменных раскрасок для Ив.       — Эээ… Мисс, они все одинаковые. К тому же из старой серии, — предупредил официант. — Вы уверены, что хотите купить целых семь?       — Уверена, — с улыбкой ответила Ив. — Если нам потребуется помощь, мы обязательно вас позовём. Большое спасибо!       Официант смущённо покраснел, коротко поклонился и вернулся к столу заказов, а Коль решила перехватить его вопрос, чтобы разговор начался с приятной ноты.       — И всё же почему семь? — спросила она.       — Счастливое число, — пожала плечами Ив. — К тому же Гилу все равно, что они одинаковые. Главное, чтобы их было много. Кстати, хочу еще раз поблагодарить за твой подарок. Он в восторге от палатки. Часто в нее забирается, складывает в нее свои игрушки, а иногда бывает, что и спит.       — Не могу поверить, что Гилу уже год, — покачала головой Коль, представив маленького сына подруги, спящего внутри игрушечной палатки. — Мир меняется слишком быстро, не правда ли? И как за ним угнаться?       — Что у тебя случилось? — прямо спросила Ив. — Что с тобой?       — Ровным счётом ничего, — ответила Коль и неохотно призналась: — Я несколько месяцев пытаюсь устроиться на работу, и меня не берут.       — Если ты бросаешься на работодателей так же, как сегодня на меня, это неудивительно, — поддела подруга. — Тебе стоит сменить стратегию.       — Это не моя стратегия.       — Правда?       Коль не ответила, и Ив со вздохом продолжила:       — Хорошо. Подойдём к вопросу с другой стороны. Что ты хочешь доказать?       — Что я профессионал, который умеет и хочет работать.       — А это так?       — В смысле? — возмутилась Коль. — Ты пытаешься убедить меня, что Дженни мешает моей карьере?        — Да, именно так, — без обиняков сказала Ив. — Ты сделала Джейн своим приоритетом, и это нормально. Более чем нормально. Но тебе нужно принять собственный выбор и действовать исходя из него.       — Я не делала никакой выбор.       — Так сделай.       — Сделай… — проворчала Коль. — Как тебе это удаётся? Как тебе удаётся совмещать семью, работу и всё остальное?       — О, элементарно, — отмахнулась Ив. — У меня нет приоритетов. Я никогда не посвящала себя чему-то одному.       — Ясно... Спасибо.       — Но ты не я, Коль, — вкрадчиво произнесла подруга, сжимая её руку. — Ты совсем другая. Тебе нужно жить тем, что ты делаешь.       И Ив была абсолютно права, но Коль не прислушалась к ней и продолжала биться в закрытые двери до тех пор, пока для неё неожиданным образом не открылась самая привлекательная из них.       В начале февраля её пригласили на собеседование в «Эмерикан Плэнет», независимый журнал, в котором Коль мечтала работать ещё в студенческие годы, до того, как её перехватила Кики. Они поднимали шумиху вокруг экологических преступлений на территории Северной Америки, не прогибались под давлением политиков и бизнесменов и на деле доказывали, что СМИ — действительно четвёртая власть. Три месяца назад Коль бы зубами вцепилась в такую возможность, но после прошлых неудач она уже не верила в успех и была удивлена, когда два любезных джентльмена предложили ей работу. Сперва она, разумеется, согласилась, но когда они перешли к обсуждению контракта и завели беседу об экспедициях и командировках, она подумала о Джейн, вообразила себе эту суматошную жизнь и сразу пошла на попятную.       — Я не могу.       — Простите? — спросил один из любезных джентльменов. — Что вы не можете?       — Я не могу принять ваше предложение, — уверенно сказала Коль. — Я восхищаюсь тем, что вы делаете, и всегда хотела сотрудничать с вами, но боюсь, что сейчас я не готова вернуться к подобной работе. Извините, что отняла у вас время.       Таким образом, она смирилась с собственным выбором и дальше действовала с опорой на него. Она вплотную занялась блогом, а с марта начала писать рецензии на книги для одного малоизвестного интернет-портала. Эта работа была простая и неинтересная, но давала свободу и время, необходимые для созерцательной профессии, которой Коль собиралась себя посвятить в будущем, и которая, как выяснилось позднее, была самой неблагодарной из всех.       Книга, как и любой продукт массового потребления, подчиняется моде, и автор должен либо принять это, либо кануть в небытие вместе со своим ненужным мнением. Коль ощутила это на собственном опыте, когда написала свой первый мало-мальски серьёзный рассказ. Она выложила текст в свободном доступе, разрекламировала и получила тонну необоснованной критики. Тогда она написала другой рассказ, отвечающий всем модным веяниям современной литературы, скомпилировала его из самых распространённых идей, снабдила популярными клише, выложила на суд той же публики и получила совершенно другие отзывы. Через месяц она стала получать по паре сотен в неделю за то, на что у неё ушёл один вечер не самого упорного труда, и это наводило на размышления о том, насколько легче было бы и вовсе не стараться. Но она держалась и каждую ночь по несколько часов просиживала в кабинете, шлифуя очередной текст, пока в ней не умерло последнее желание продолжать, и, вымотанная и истощённая, она бросила это гиблое дело.       Провал на беллетристическом поприще вогнал её в лёгкую депрессию. Коль стала грустной и равнодушной ко всему и сама не замечала этого до празднования своего тридцатилетия. Родные устроили в её честь настоящее торжество, собрав под крышей её любимого греческого ресторана всех, кто был ей дорог, включая друзей из Лос-Анджелеса и Мэна. Гости радовались и шутили, поздравляли её с вступлением в «возраст зрелости» и много говорили о ней и её жизни. Коль вежливо улыбалась, не желая их обидеть, а в душе чувствовала себя чужой на собственном празднике жизни и испытывала невыносимую тоску. С большим трудом, ради близких, она подавила в себе эти чувства и спрятала глубоко внутри, а позже вечером спрятала их ещё глубже, ради Роланда и романтической прогулки по ночному Бруклину, которая закончилась джином, апельсинами и постелью.       — Американский джин ужасен на вкус, — пожаловалась Коль, проглотив половину маленькой рюмки.       — Потому что американцы ни черта не смыслят в джине. Это дело англичан.       — Сказал американец…       — С английскими корнями, — заносчиво отметил Роланд и нечаянно брызнул апельсиновым соком в свой глаз.       Коль прыснула со смеху, выпила ещё немного джина и скривилась.       — Вот. Держи, — Роланд протянул ей дольку апельсина, подождал, пока она её съест, и заботливо спросил: — Так лучше, не правда ли?       Она кивнула, и он с улыбкой протянул ей ещё одну дольку, а другую отправил в свой рот. Коль положила голову ему на плечо и притихла, прислушиваясь к жующим челюстям и шуму крови в ушах. Успокоившись, она провела рукой по его груди, пощекотала уязвимые места и навалилась на него сверху, целуя щёки и нос, и намеренно игнорируя вытянутые навстречу губы. Он смеялся, прижимая её к себе, а потом вдруг перестал и внимательно посмотрел ей в глаза, заметив то, что она так упорно скрывала.       — Что не так?       — Всё так, — загадочно улыбнулась она и затем грустно спросила: — Ты любишь меня, Роланд?       — Что за глупости?       — Просто ответь, и всё.       — Да, — ответил он, ласково гладя её по волосам. — Конечно, люблю. Разве ты не знаешь?       — Иногда не знаю. Иногда я словно не помню, кто я.       — Как это?       — Неважно, — Коль издала нервный смешок и откатилась на свою половину кровати. — Давай допьем джин.       Он напрягся, но промолчал, только выполнил её желание, разлив по рюмкам горькие остатки. Она тут же опрокинула свою и вновь поморщилась от его противного вкуса, такого же непонятного и странного, как пережитый день.        Ей было стыдно, что она позволила разочарованию вытечь наружу и отравить их уютный домашний мир, и ещё хуже было оттого, что Роланд считал это само собой разумеющимся и изо всех сил старался ей помочь. Он был чересчур обходителен, каждую минуту пытался развлечь и рассмешить её, давал критику её недописанным рассказам и убеждал её их закончить, а в декабре, после праздника в честь трёхлетия Джейн, завёл разговор, сильно ранивший её чувства.       — Праздник прошёл великолепно, — начал он издалека. — Дженни было весело.       — Да, — согласилась Коль. — Чудесный праздник.       — Знаешь, я наблюдал за ней. Она хорошо ладит с другими детьми, охотно участвует в общих играх, — продолжил Роланд. — И я подумал, что мы могли бы отдать её в садик на неполный день. У неё появилось бы много новых друзей и занятий, а у тебя появилось бы больше времени для… себя.       — Ясно. Ты считаешь, что я не справляюсь с Дженни.       Коль грустно опустила голову и принялась рассматривать шнурки на его ботинках. Чёрные, со светлыми металлическими эглетами. Детали врезаются в память в минуты обиды. Его слова прозвучали так, будто ей дали отставку в единственном деле, на которое она ещё была способна, но в то же время, в бессознательном порыве самоуничижения, она принимала их справедливость. Разумеется, он имел в виду совсем не это и тут же пожалел о том, что так не вовремя и прямо высказал своё предположение.       — Ты неправильно меня поняла, — пояснил Роланд. — Я не думаю, что ты не справляешься с Джейн. Совсем напротив. Ты воспитала поразительно умную, добрую и общительную девочку, и я бесконечно тобой восхищаюсь.       — Тогда в чём проблема?        — А разве не видно?       — Нет, — излишне резко ответила Коль. — Я действительно не понимаю, что тебя не устраивает.       — Коль… Ты прекрасная мама, вероятно, самая лучшая на свете, но ты не только мама. Ты ещё и чертовски хороший журналист. И я уверен, что ты можешь стать потрясающим писателем. Настоящим писателем, неподкупным и честным, способным высказать то, что больше никто не сможет сказать. Ты больше этого, понимаешь? — он выразительно махнул рукой на кухню и окружающие их горы грязной посуды. — Прости, но мне грустно смотреть, как ты зарываешь свой талант в землю.       — Нет у меня никакого таланта, Роланд, и никогда не было, — вздохнула Коль. — Мне везло, и только. Ты знаешь, как мне везло. Так что мой блог, моя работа и Джейн — это всё, на что я могу рассчитывать.       — Это неправда.       — Правда, Роланд, правда! — она упорно старалась убедить его в этом, потому что едва ли верила в это сама. — Возможно, однажды я найду для себя что-нибудь ещё, но пока не могу. Просто оставь меня в покое. Давай хотя бы на какое-то время забудем об этом, а?       Роланд был вынужден с ней согласиться и оставил её в покое. По крайней мере, она так считала. Но некоторое время спустя, примерно за неделю до рождества Коль позвонил её отец и попросил помочь выбрать подарки для внуков. Она догадывалась, что помощь ему не нужна, но всё равно согласилась и приехала в Манхэттен. Они бродили несколько часов, обошли больше десятка магазинов в Мидтауне и Верхнем Ист-Сайде. Она предлагала бесконечные варианты того, что могло бы понравиться Джейн и маленькому сыну Альберта Ори, но папа хмуро осматривал выбранные вещи и мягко их отвергал. Когда они вышли на улицу из очередного магазина, и он повел её ещё выше по Лексингтон, она решила подтолкнуть его к разговору, ради которого он вытащил её из дома в этот холодный воскресный день.       — Мерзкая погода, — проворчала Коль, поправляя воротник зимнего пальто. — Надеюсь, синоптики не ошиблись, и в городе потеплеет к Рождеству.       — Потеплеет, — улыбнулся Голд. — В любом случае хуже, чем в Бостоне точно не будет.       Два года назад они собирались на Рождество у Альберта, и тогда за окнами разбушевалась настоящая буря. Падали деревья, рвались линии электропередач, а машины замело снегом до самых стёкол.       — Да, — протянула Коль. — Мы час откапывали крыльцо.       — Повезло, что тополь устоял. Я уже устал говорить Алу об опасности этого гнилого дерева, — охотно подхватил Руперт Голд. — Но оно, видите ли, нравится ему, и неважно, что однажды оно обрушится на его дом. И что будет тогда? Я не хочу говорить ему, что я об этом говорил, но я же говорил? Ну, то есть говорю.       — Да, я свидетель, — усмехнулась Коль. — Однажды твои советы доберутся до моего платана. Ну, то есть уже добрались.       — Что ты имеешь в виду? — он нарочито невинно округлил глаза.       — То и имею. Зачем я здесь, пап?       — Чтобы выбрать подарки для детей.       — Мы обошли половину Манхэттена, я предложила тебе сотни вариантов, и ты так ничего и не выбрал, — вспыхнула Коль, — поэтому прекрати юлить и скажи, зачем ты меня позвал.       — Поговорить. Роланд попросил меня…       — Ах, ну раз Роланд попросил!       — Не сердись на него, — заступился Голд. — Он переживает за тебя. И я тоже.       — Совершенно напрасно, — буркнула Коль. — Я в порядке, папа. Запомни это сам и передай ему, когда вы снова будете мило шушукаться за моей спиной.       — О, я верю, что ты в порядке. То есть верю, что ты так думаешь.       — Отлично…       Она зашагала вперёд. Обычно она всегда была рада с ним поговорить, но в тот момент у неё не было никакого желания выслушивать его нравоучения.       — Коль, подожди! — он ловко её нагнал, ухватил за локоть и развернул к себе. — Я не собираюсь читать тебе лекции и давать советы. Я только хочу сказать, что я тебя понимаю.       — Правда?       — Правда.       Он взял её под руку и медленно повёл вверх по улице.       — Мы очень похожи, моя девочка, — сказал Голд. — У тебя такой же беспокойный дух. Я не знаю, хорошо ли это, плохо ли, но в любом случае очень непросто. Мы оба не можем усидеть на месте, оба болезненно воспринимаем слабость и неудачи, и нам обоим требуется постоянно занимать свой ум чем-то недоступным нашим представлениям.       — К чему ты клонишь?       — Эмоции, которые мы испытываем, могут навредит тому, что мы любим. Те силы, та энергия, которая есть у тебя, превосходно работает в борьбе с тем, что тебя возмущает, — продолжил он, — но их нельзя концентрировать на семье. Подумай об этом, если не ради Роланда, то ради Джейн. Ты никогда не сделаешь её счастливой, если она станет смыслом твоей жизни. Уж я-то это знаю, поверь мне.       — Я верю, но ты не прав. И Роланд тоже, — возразила Коль. — Я ни на чём не зациклилась. Я просто устала. Смертельно устала от самой себя, и мне требуется немного времени, чтобы с этим разобраться. Есть у меня немного времени?       — Конечно, есть, — вздохнул он. — У тебя есть всё время мира, только, «разбираясь с этим», ты не потратишь его с пользой. Ты будешь копаться в прошлом, а в прошлом правды нет. Предаваясь воспоминаниям, ты как бы впадаешь в спячку и теряешь часть своей жизни, которую тебе потом никто не вернёт. Я не прошу тебя принимать то, что я сказал. Я прошу тебя подумать.       — Подумать... Я могу подумать, — со вздохом согласилась Коль и улыбнулась, чтобы закончить этот странный разговор. — Спасибо, папа.       — Не за что, но пожалуйста, — улыбнулся папа и ускорил шаг. — А теперь поспешим! Нас ждёт ещё один магазин!       — Зачем? — запротестовала Коль. — Давай лучше зайдём в старбакс, выпьем по кружке горячего шоколада, погреемся…       — Обязательно, но сначала в магазин, — энергично закивал Голд. — Мне нужно забрать игрушки, которые я заказал в нём вчера.       Она могла бы снова возмутиться, но только закатила глаза и засмеялась. Подобные выходки отца почему-то всегда казались ей очаровательными, и, стоит отдать ему должное, не только ей.       Коль вняла словам отца и постаралась справиться со своим настроением. В этом ей помогла семья, собравшаяся на Рождество в её доме, радость Джейн и каникулы в Лондоне. Их короткое путешествие, за исключением истории со шкафом, оказалось увлекательным и совершенно волшебным. Они не увидели половины знаменитых достопримечательностей, но вдоволь нагулялись по красивым улицам, по уютным пекарням и пабам, по антикварным лавкам и книжным магазинам и накупили немало интересных вещей и книг.       Только Коль привезла целую стопку и прочитала ещё до конца зимы. Она в целом стала много читать, в основном, по философии и искусству, размышляла о прочитанном и делала заметки в блокнотах, а иногда позволяла себе и короткие зарисовки, которые, однако, так и оставались всего лишь зарисовками, но дарили надежду, что она ещё вернётся к литературе. По крайней мере, у неё появилось больше свободного времени, чтобы об этом подумать.       Коль также прислушалась и к совету Роланда, и весной отдала дочь в садик по соседству. Приводила её сразу после завтрака и уводила домой уже к обеду, а время в промежутке тратила на работу, и в итоге её вечера больше не проходили в захламлённом кабинете среди бумажек и безумно скучных книжонок, на которые ей приходилось писать отзывы. Это время теперь принадлежало семье. Ей удалось сделать большой шаг в отношениях с Джейн, дать дочке немного свободы, и укрепить их взаимное доверие. А с Роландом у них будто начался новый роман, лёгкий, красивый и удивительно нежный. Они ухаживали друг за другом с трепетной любовью, назначали свидания, пускались в долгие прогулки и увлеченно строили планы на будущее. И говорили не только о скучных бытовых мелочах, но и о новых путешествиях, о воспитании Джейн и о втором ребёнке, которого они оба хотели, но на которого никак не могли решится. Коль перестала бояться, что её жизнь летит к чертям, потому что жизнь больше не представлялась ей скалой, которую она должна была покорить. Она открылась ей, как путь со множеством разнообразных возможностей, и Коль могла выбрать любую дорогу, устремлённую вперёд… Но, оказавшись на развилке, она, неожиданно для себя самой выбрала ту, что повела её назад, в то прошлое, которая она так отчаянно пыталась оставить за своими плечами.