Four by four

      Коль с детства не выносила прощаний. Мама рассказывала, что давным-давно, в Нью-Йорке, Коль закатила отцу настоящую истерику, когда тот отправился в свою первую командировку в Чикаго. Мама утверждала, что она кричала, цеплялась за его ноги и долго рыдала, лежа на коврике в прихожей. Коль такого не помнила, но верила, потому что это отчасти объясняло, почему позже папа почти всегда брал её с собой.       К тому же у неё не было причин не верить маме, если дело касалось воспоминаний. Папа мог приврать и приукрасить, но мама —никогда. Коль не помнила ни одного случая, когда мама говорила бы ей неправду, и, возможно, благодаря её честности, она научилась её отпускать. Белль уезжала по делам намного реже своего мужа, и каждый раз перед самым отъездом она наглядно для детей отмечала день и час, в который рассчитывала вернуться, и всегда успевала в срок. Коль использовала этот приём, когда они с Роландом на час или два или на целую ночь оставляли Дженни с кем-то из их многочисленных родственников. Нужно отметить, с Дженни это работало так же хорошо, как когда-то и с ней, и даже лучше, поскольку Коль со временем научилась более или менее сдерживать эмоции, а вот мама становилась все мягче и чувствительнее, особенно в последние годы. Белль вся испереживалась, пока готовилась к отъезду в Италию, чуть не плакала, прощаясь с Дженни, и совсем раскисла, когда Роланд и Коль подвезли её и Голда в аэропорт.       — Я буду очень сильно по вам скучать, — взволнованно произнесла Белль, обнявшись сразу и с зятем, и с дочерью. — Обещайте мне, что будете на связи. Вы оба. Ладно?       — Я обещаю, Белль, — ласково ответил Роланд. — Я тоже буду по вам скучать.       — И я, — присоединилась к обещаниям Коль, целуя её в щеку. — Обещаю, мам.       — О, Коль, — всхлипнула Белль. —Я сейчас расплачусь.       — Ну, будет, — Голд обнял жену за плечи и попытался успокоить. — Это ненадолго.       — Я не знаю насколько, — развела руками Белль. — Я не знаю, когда вернёмся мы. Но, самое главное, я не знаю, когда вернётся Коль и куда она уедет. Я не могу. Это всё ужасно!       Коль невольно поморщилась от этих слов, но виду не подала.       — Я отнесу ваш багаж, — вызвался Роланд, легко подхватив тяжёлые чемоданы, и, отвечая на предсказуемую реакцию Голдов, настоял: — Мне несложно.       Он зашагал к пункту сдачи багажа. Белль тоже ушла вперёд, позволив Голду и Коль спокойно плестись следом за ними.       — И всё же, — осторожно начал Руперт, — у тебя есть догадки о том, какая работа тебя ждёт?       — Есть, — Коль снова невольно поморщилась. — Я навряд ли уеду за пределы страны. Скорее всего, останусь в Калифорнии. Или окажусь в одном из соседних штатов. Невада, Аризона или Нью-Мехико. Ох, надеюсь, это не Нью-Мехико!       Они засмеялись, после чего Голд добродушно сказал:       — Ставлю на Неваду. Всё самое интересное всегда происходит там.       — Это ты про тот случай, когда тебя в пустыне вырубили собачьим транквилизатором? — поддела Коль. — Или про тот, когда вы с Ричардом Брэдфордом напились в Лас-Вегасе и купили вертолёт?       Ричард Брэдфорд был единственным человеком, которого её отец называл другом.       — Это Рик купил вертолёт, — поправил Голд, довольно улыбнувшись своим воспоминаниям, — а я просто выиграл несколько партий в покер.       — Значит, первое место до сих пор за транквилизаторами, — усмехнулась Коль и взяла его под руку. — Кстати, я всё хотела спросить…       — Спрашивай.       — Ты действительно выиграл кольт в карты?       — Действительно, — кивнул Голд. — Это была частная игра в поместье Ленни Гордона. Собственно, у самого Ленни Гордона я его и выиграл.       — А кто такой Ленни Гордон?       — Надутый индюк, но на удивление сильный игрок.       — И как же ты выиграл? — весело спросила Коль. — Ты был хитрее?       — Конечно, я был хитрее, — подмигнул Голд и вдруг остановился, запустил руку в карман пиджака, достал бумажник и вытащил из него старую покерную фишку. — Но главным образом я выиграл благодаря ей.       — И что в ней особенного?       — Она приносит удачу. С ней практически невозможно проиграть.       — Но кто-то же когда-то её проиграл, — насмешливо заметила Коль.       — Нет. Её обладатель никогда не проигрывал, — заверил Голд. — Мне она, скажем так, досталась по наследству.       — И теперь ты всегда носишь её с собой.       — Да. Она же особенная, — рассмеялся папа и вложил фишку ей в руку. — Держи. На случай, если тебя отправят в Неваду.       — В Неваде много других городов, — занудно сказала Коль. — Там не только Лас-Вегас.       — Милая, я бывал в Неваде. Поверь мне, там только Лас-Вегас, — возразил Голд. — Так что возьми эту фишку и сыграй. Особенно если окажешься на распутье. Маленькая победа всегда расставляет всё по своим местам.       — Мне пригодится маленькая победа, — согласилась Коль и засунула фишку поглубже в карман джинсов. - Спасибо.       — Не за что, — печально улыбнулся Голд. — Удачи в Лос-Анджелесе, моя девочка.       — Папа, — печально ответила Коль и крепко обняла, уткнувшись носом ему в шею. — И тебе, где бы ты ни оказался, я желаю удачи.       В тот день эти прощальные объятия стали первыми из многих. Роланд и Коль, вопреки первоначальному плану, прождали с родителями все полтора часа до объявления посадки и с широкими добрыми улыбками на лицах проводили Голдов в их сказочное путешествие.       Конечно, Коль было немножко грустно, но за столько лет она уже привыкла к прощаниям с ними, и, глядя, как они растворяются в толпе других пассажиров, была за них рада. К сожалению, она не могла сказать того же о себе, потому что в те выходные ей предстояло пройти ещё через два расставания, по сравнению с которыми грусть от прощания с родителями и на одну сотую не могла называться грустью.       Сорок минут спустя они приехали домой, добежали до парадной двери, прикрывая головы руками от проливного дождя, и зашли в коридор, отряхиваясь от воды, словно собаки. Джейн тут же выскочила им навстречу и обняла. В Лос-Анджелесе Коль этого особенно не хватало.       — Я еду с тобой, — чуть ли не с порога объявила Келли, вышедшая в коридор следом за Джейн. — Уже купила билет и уговорила Адама отвезти нас в аэропорт.       — Ну, здорово, — по её голосу Коль сразу поняла, что Келли совсем не рада такой перспективе, но изобразила радость и подмигнула подруге. — Вместе веселей, — и затем, поцеловав Дженни, прошла в гостиную, где мрачный Адам как раз закончил собирать игрушки в мешок. — Отпускаешь Келли?       — Отправляю Келли, — невозмутимо поправил брат. — Келли нужно отдохнуть от Нью-Йорка. Он явно раздражает её одним своим существованием.       — Видимо, у Келли действительно сложные отношения с «Нью-Йорком», — горько усмехнулась Коль. — Мне даже стало интересно, почему это «Нью-Йорк» так думает? Не говоря уже о том, что «Нью-Йорку» самому не помешало бы развеяться где-нибудь. Например, на Гавайях. Может быть, он не стал бы тогда шипеть на всех по поводу и без. Особенно на Келли, которая наверняка хочет остаться с «Нью-Йорком» в… Ну, знаешь, в Нью-Йорке.       — Так, всё! — всплеснул руками Адам. — Не грузи меня Нью-Йорком. И вообще ничем меня не грузи!       — Ладно, ладно. Чего ты так завёлся-то? — примирительно сказала Коль. — Значит, ты наш водитель?       — Заеду за тобой ровно в семь тридцать, — деловито сказал брат. — Я накормил Дженни. Вас долго не было, мы поужинали без вас, и на вас оставили. Увидишь на столе.       — Спасибо, Адам.       — Ну… До завтра?       — До завтра, — благодарно улыбнулась Коль. — Ещё раз спасибо.       — Пожалуйста, — Адам тоже позволил себе улыбку и, нарочно нахмурившись, пригрозил: — Смотри не проспи!       Она засмеялась, подивившись тому, как сильно Адам походил на отца, и пообещала, что в семь тридцать будет ждать его на крылечке в обнимку со своим неподъёмным чемоданом, таким же неподъёмным, как само решение поехать в Эл-Эй. Коль угнетала мысль, что ей, пусть и ненадолго, придётся оставить Роланда. Когда-то это было в порядке вещей, но потом, после того как у них появилась Джейн, она страшно переживала, если они проводили раздельно хотя бы одну ночь. Даже если она знала, где он находится, и в любую минуту могла с ним связаться.       Накануне вечером Коль час просидела в ванной комнате, пытаясь справиться с накатывающей тошнотой. Она несколько раз вымыла руки, несколько раз ополоснула лицо прохладной водой, по новой убрала и без того чистую ванную. Вернувшись в спальню, бледная, потерянная, она сразу нырнула под одеяло и зарылась лицом в подушку. Роланд ласково погладил её по спине и отложил в сторону «Чёрные страницы» Генри Миллса.       — Ты права, — он старался держаться непринуждённо. — Это действительно лучший роман Генри. Надо бы ему позвонить.       Коль что-то неразборчиво выдохнула в подушку, перевернулась на бок, посмотрела ему в глаза, внимательные, глубокие глаза, и тихо попросила:       — Поцелуй меня.       Роланд едва заметно улыбнулся, лег поудобнее и поцеловал, долго, нежно, привлекая её к своей груди. Коль спряталась в его объятиях и зажмурилась, стараясь не заплакать от всех тех глупостей, которые в ту минуту наполняли её голову и мешали ей мыслить разумно.       — Ты уедешь ненадолго, — прошептал Роланд, прикасаясь губами к её волосам. — Дня три, четыре. Не больше.       — Ты сам в это веришь?       Он не верил.       — Наплевать, — отрезала Коль, взглянула поверх его плеча на тумбочку, на роман Генри и бутылку воды, отодвинулась и вгляделась в его лицо, родное, доброе и печальное. — Знаешь, о чём я жалею?       — Не знаю, — он неуверенно улыбнулся, погладил её по волосам и спросил с известной долей серьёзности: — О чём ты жалеешь, Коль?       — Я жалею, что не умею рисовать.       — Рисовать? — удивился Роланд. — И что бы ты нарисовала?       — Тебя, — сказала Коль и села в постели, подобрав ноги под себя. — Если бы я умела рисовать, я бы нарисовала тебя, — она пригладила его брови указательным пальцем, — твои глаза, — спустилась ниже, ощупывая его нос и скулы, — нос, очертания лица, бороду и, разумеется, усы.       — Усы, — ухмыльнулся Роланд и сам разгладил свои усы. — И в каком художественном стиле они смотрелись бы лучше?       — Импрессионизм, — весело ответила Коль. — Я бы постаралась передать их в движении. Завила бы кисточкой наверх, чтобы они выглядели так, будто ты пытаешься скрыть улыбку.       — Так? — он плотно сжал губы и подкрутил кончики усов. — Похоже?       — Похоже, — рассмеялась Коль и, посмеявшись, устало вздохнула: — Как жаль, что я не умею рисовать.       — Умеешь, — не согласился Роланд. — Просто ты делаешь это иначе, чем рисовальщики. И, на мой вкус, намного убедительнее. Ты можешь всё.       — Спасибо, что веришь в меня, — Коль снова легла, прильнула к нему и положила голову ему на плечо. — Я не хочу уезжать, Роланд.       — А я не хочу, чтобы ты уезжала, но ты должна. Ради себя. Ради нас. Ради будущего.       — Будущего… Моё будущее явно не там, куда я еду.       — Тогда тем более не стоит переживать, — произнёс Роланд мягко и снова поцеловал её. — Засыпай. Тебе нужно выспаться.       — Я не хочу спать.       — А надо. Тебя ждёт трудный день.       Он уговаривал её, пока не заснул. Она так и не сомкнула глаз, а утром притворилась спящей, позволив ему позаботиться о ней и о Джейн. Об их милой маленькой Джейн, которую она так боялась ранить.        О своем отъезде Коль рассказала дочери только правду. Когда решение было принято, она сразу попыталсь подготовить к этому Дженни, объяснила ей куда она едет и зачем и ответила на все её вопросы. Однако, её беспокоило, что среди всех заданных вопросов дочь не спросила самого главного: девочка не спросила её о том, когда она намерена вернуться. Коль это огорчило, но она не стала всерьез переживать по этому поводу. Дженни вела себя обычно. Самозабвенно носилась по дому, баловалась, болтала о всякой чепухе и выпрашивала у родителей сказки. И даже утром, перед самым отъездом Коль, её настроение казалось таким же. Она сидела с ними за столом и радостно размазывала свой любимый апельсиновый джем по не менее любимым блинчикам, поднимала их над тарелкой, ухватив пальчиками за край, и выедала неровные маленькие круги, просовывая в них маленький любопытный нос, и продолжала забавляться , пока в разговоре родителей вновь всплыла тема отъезда. Дженни отодвинула от себя тарелку с последним блинчиком и неестественно притихла, а когда Коль заботливо обратилась к ней, то задала тот самый вопрос и не смогла получить чёткого ответа.       — Когда ты вернёшься? — спросила Дженни у Коль, нахмурив бровки.       — Я не знаю, медвежонок, — грустно улыбнулась Коль, ласково погладив её по спине.       — Завтра?       — Не так скоро.       — Послезавтра?       — Немного позже.       — А когда? — этот вопрос прозвучал намного требовательнее, чем предыдущие.       — Я не знаю, медвежонок, — Коль продолжала поддерживать политику кристальной честности. — Но я обещаю тебе, что вернусь домой очень и очень скоро. Ты даже не заметишь.       И тут Дженни притихла. Притихла надолго. А потом насупилась, посмотрела на Коль и сказала то, что просто парализовало её на месте:       — Я тебя ненавижу.       — Дженни! — возмутился Роланд. — Не говори так!       — Я её ненавижу, — девочка расплакалась, спрыгнула со стула, — … ненавижу… — и выбежала из кухни.       — Дж… Дженни, — с опозданием выдавила Коль и встала, чтобы последовать за дочерью, но Роланд её остановил: — Оставь. Она расстроена. Дай ей время.       Но именно времени ей и не хватало. Через двадцать минут за Коль должны были заехать Келли и Адам, и она не знала, как всё исправить. Ей не хотелось оставлять дочку в таком состоянии и уж тем более не хотелось уезжать, услышав, что та её ненавидит, но в итоге перед самым отъездом истерика девочки и невыносимо ужасные слова «я тебя ненавижу» перестали казаться такими невыносимыми и ужасными.       Адам как раз погрузил чемодан в багажник своего старого крайслера, а Коль на крыльце прощалась с Роландом, когда Дженни спустилась вниз, подбежала к маме и повисла у неё на шее.       — Пожалуйста, не уходи, — горячо зашептала она. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!       — Ох, медвежонок… Я не хочу, но надо, — у Коль на глаза навернулись слёзы. — Это моя работа. Я должна выполнить свою работу, понимаешь?       — Тогда возьми меня с собой! — не сдавалась девочка. — Возьми! Я буду хорошо себя вести! Пожалуйста, пожалуйста!       — Дженни, а как же папа? — спросила Коль, с улыбкой кивая в сторону Роланда. — Неужели мы оставим его одного?       Дженни посмотрела на отца и растерялась. Она не хотела его оставлять, но и маму отпускать тоже не собиралась.       — Он поедет с нами.       — Я не могу поехать, Дженни. А мама не может остаться, — Роланд опустился на одно колено возле девочки и развернул её к себе, ласково сжимая её ручки. — Но она вернётся. Очень скоро вернётся. Мы будем ей звонить и писать. Будем много гулять, придумывать истории и отправлять ей. И она тоже будет. Правда?       — Правда. Я тоже буду звонить и писать вам, — закивала Коль. — Каждый день. Обещаю.       Дженни на мгновение успокоилась, соглашаясь с тем, что они ей говорили, но потом снова повисла на Коль и горячее, чем раньше, зашептала:       — Мама, не уходи! Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!       — Мне пора, медвежонок, — сердце Коль ёкнуло и заныло от тоски. — Я тебя люблю.       — Мама, — рыдала Дженни, — не уходи!       — Иди, — сказал Роланд, обнимая дочь. — Я её успокою.       Коль поблагодарила его взглядом, одними губами произнесла слова прощания, сбежала по ступенькам на тротуар, открыла дверь старого крайслера и застыла, подавляя в себе жгучее желание оглянуться. Если бы она оглянулась, если бы увидела Дженни ещё раз, она бы ни за что не заставила себя сесть в машину.       Лос-Анджелес встретил их ослепительным солнцем, яркими сочными красками и красивыми белозубыми горожанами, чьи бронзовые лоснящиеся тела, после непродолжительной популярности на благородную бледность, снова вошли в моду. Коль, чья бледность была самой что ни на есть благородной, не вписалась в их ряды и, едва пережив самый ужасный выматывающий перелёт и долгую поездку в такси, скрылась от солнца и красок под крышей родительского дома. Проглотив пару таблеток от головы и пару капсул травяного успокоительного, она провалилась в глубокий сон, настолько глубокий, что разбудить её не смогли ни Келли, ни десяток настойчивых звонков.       Она очнулась в начале третьего ночи от жесточайшей желудочной боли. Руки сотрясала нервная дрожь, голова кружилась, во рту ощущался неприятный привкус алкогольного коктейля, который она опрокинула в самолёте. Тяжело сглотнув, она качаясь добралась до ванной, ополоснула лицо и, поспешно нагнувшись над унитазом, опростала желудок. Головокружение прошло, дрожь тоже пошла на спад, но она, дрожа от напряжения, вернулась в постель и перезвонила мужу.       Роланд ответил быстро, будто сидел с телефоном в руках, ожидая её звонка. Отчитавшись о перелёте и умолчав о своём состоянии, Коль расспросила его о Дженни.       — Она успокоилась и больше не сердится на тебя.       Роланд сильно приврал по поводу «не сердится». Дженни сердито пыхтела в трубку во время каждого телефонного звонка и по-настоящему успокоилась только тогда, когда Коль по-настоящему к ней вернулась.       — Ты в порядке? — мягкий бас Роланда обрёл тревожные нотки. — Коль? Ты здесь?       — Да, да. Я здесь, — откликнулась Коль. — Просто задумалась.       — О Кики?       — Да. Думаю, во сколько мне нужно проснуться, чтобы поспеть в редакцию к девяти. В городе жуткие пробки.       — Хочешь, разбужу тебя в шесть? Двух часов должно хватить.       — С ума сошёл? У тебя же будет…       — Ну и что. Мне несложно, — сказал Роланд. — Значит, завтра тебя ждёт самый обычный понедельник в Лос-Анджелесе?       — Да, завтра меня ждёт самый обычный понедельник.       Остаток разговора она потратила, убеждая Роланда не будить её, но он всё равно это сделал, только не в шесть, а в семь, заботливо продлив её сон на час. Впрочем необходимость раннего пробуждения отпала: Кики перенесла встречу с девяти на двенадцать и вместо адреса редакции указала адрес своего дома на Голливудских Холмах. Пожав плечами, Коль подтвердила встречу и отправилась в душ, радуясь, что у неё появилась возможность получше подготовиться к этому, уже не вполне обычному, понедельнику, который стал ещё необычнее, когда она спустилась на первый этаж и ощутила резкий запах свежемолотого кофе, смешанный с мягкими нотками карамели, молока, жареного хлеба и яиц. Брови Коль поползли на лоб от удивления. Келли почти никогда не готовила, а если и готовила, то это никогда не пахло так соблазнительно и вкусно. Но когда она вошла в кухню, её удивление моментально сошло на нет. Вместо хмурой маленькой Келли у плиты стоял небритый весёлый Крис.       — Доброе утро! — воскликнул он, не отвлекаясь от сковороды с шипящим на масле беконом. — Кофе?       — Да, спасибо.       — Пожалуйста, — Крис широко улыбнулся, легко схватил кофейник, налил полную кружку и подал ей вместе с коробкой свежих сливок. — Я тут закупился. Надеюсь, ты не против?       Он набил холодильник под завязку.       — Не против, — улыбнулась Коль, сделала глоток из кружки и спросила: — Что ты здесь делаешь? Я думала, ты будешь у себя.       — Я тоже так думал, а потом Майк сказал, что у него на неделю остановится его девушка.       — У него есть девушка?       — Теперь есть, — кивнул Крис, — и я, не желая портить ему всю малину, поехал к Гектору в Санта-Монику. А последние два дня мы вообще пробухали на яхте его брата. Потом его брат уплыл, а мы решили вернуться. Короче, я тут до следующего вторника. Ты сама-то надолго?       — Сегодня узнаю.       — Завтрак?       Коль не успела ответить.       — Коль, у нас во дворе стоит новенький белый кадиллак «Лорелея», — крикнула Келли из коридора. — Ты не знаешь, чей он?       Коль вопросительно уставилась на Криса.       — Он мой, Келли, — крикнул Крис и сказал, обращаясь к Коль: — Что я могу сказать? Я просто хотел чем-то себя порадовать. В последнее время у меня было мало поводов радоваться.       — Сколько?       — Чуть меньше сотни. На него была десятипроцентная скидка.       — И всё равно он этого не стоит, — фыркнула Келли, появляясь в дверях кухни. — «Лорелея» не машина, а лажа.       — Неправда.       — Полная лажа.       Они затеяли нудный и долгий спор о машинах, а Коль, которой не хватало ни настроения, ни терпения их слушать, умыкнула пару ломтиков хлеба и переместилась в гостиную.       Завтракая, она залезла в соцсети и впервые за много месяцев просмотрела профили своих старых друзей. Поддавшись ностальгии, она написала Клэр, Мадлен, паре девчонок из университета и Дафне Родригез, и только Дафна написала ей в ответ. Они недолго, но увлечённо переписывались, и потом Дафна предложила Коль встретиться в центре. Изумлённая её непривычной общительностью и доброжелательностью, Коль не смогла отказаться, и спустя час они уже сидели в маленькой уютной траттории на пересечении Гранд-авеню и седьмой.       При личной встрече Дафна поразила Коль ещё сильнее. Это была совершенно другая Дафна. Позитивная Дафна. Счастливая Дафна. Дафна, сменившая тёмные майки, рубашки и кеды на светлое платье и удобные туфли. Дафна, которая любила обниматься и добродушно шутить.       — Я очень рада тебя видеть, Коль, — широко улыбаясь, сообщила она. — Кстати, я на днях тебя вспоминала, думала позвонить, написать, и тут…       — Написала я, — закончила за неё Коль. — Я тоже тебе рада, но, если честно, я в замешательстве.       — Правда? Почему?       — Я думала, что ты будешь на работе.       — А я уволилась.       — Давно? — разочарованно спросила Коль.       Она надеялась, что Дафна расскажет ей о Кики и она сможет морально подготовиться к беседе.       — Пару лет назад. И не жалею, — ответила Дафна. — Сейчас я работаю редактором на одном воскресном шоу. «Шоу Алекс и Грейс». Пустышка, но платят хорошо. Больше, чем Кики. И теперь я путешествую по миру не только для того, чтобы полазать по каким-то катакомбам с чокнутыми антропологами.       — Чокнутые антропологи были по-своему интересны.       — «Были» — ключевое слово, — ухмыльнулась подруга. — У меня даже на личную жизнь не было времени. Все мои ухажеры сливались прежде, чем у нас успевали завязаться хотя бы какие-то отношения. Мне было одиноко. Настолько, что как-то раз от отчаяния я едва не возобновила отношения с придурком, с которым встречалась в колледже.       — Зато теперь всё изменилось к лучшему, — сказала Коль, заметив кольцо на её руке. — Хороший парень?       — Стэнли Эрнан, — Дафна произнесла его имя так, будто Коль знала его лично. — Помнишь такого?       — Нет, не помню.       — Он оператор. Как-то снимал ролик для нашего старого сайта. Помнишь?       — Ролик, ролик… — Коль задумалась и немного погодя вспомнила ролик: — Это тот, где Кики в костюме археолога объясняла детям, как важно сортировать мусор?       — Он самый. Давай сделаем заказ.       Они много разговаривали. Больше чем когда-либо. Дафна рассказала о своем муже, о шоу, о поездках в Грецию и Китай, о последнем концерте любимой группы, которая нравилась и Коль. Коль в ответ поделилась подробностями собственной жизни и, немного поколебавшись, поведала Дафне о книге и об условиях, которые ей выдвинула Кики.       — О… — протянула подруга, — Кики устроит тебе настоящий «выпускной».       — «Выпускной»? — Коль снова начала нервничать. — Что такое «выпускной»?       — Когда я решила уволиться, Кики зацепилась за пункт в контракте и заставила меня отработать ещё месяц, — вздохнула Дафна, на минуту превратившаяся в прежнюю себя. — И за этот месяц она с меня семь шкур спустила. Заставляла выполнять одну и ту же работу по десять раз, и вообще издевалась надо мной как хотела.       — Ух. Получается, я ещё легко отделалась.       — Да, вместо тебя отхватили мы. Хотя мы бы отхватили в любом случае.       — Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Коль.       — Помнишь, что было, когда уволился Крейг?       — Она загрузила нас бесполезной работой и на месяц отправила меня в Боливию.       — После твоего увольнения всё было ещё хуже, — мрачно сказала Дафна. — Она загружала нас абсолютной фигнёй, частенько на нас срывалась, урезала премии. Мы сговорились и написали заявление по собственному желанию, и только тогда она наконец от нас отстала.       — Шутишь? — нервно улыбнулась Коль, и когда Дафна выразительно покачала головой, поинтересовалась: — И что меня, по-твоему, ждёт?       — Не знаю. Но на твоём месте я бы готовилась к худшему.       Разговор с Дафной выветрил из Коль остатки самообладания. Когда она выбралась из такси на потрескавшийся тротуар возле белого аккуратненького домика Кики на Вудсток-роуд, она с трудом удержалась от желания проблеваться. Спрятавшись от солнца в тени огромной пальмы, она залпом выпила бутылку воды, засунула её в контейнер для пластика и на негнущихся ногах поднялась по узкой металлической лестнице прямо к входной двери. Надавила на кнопку, затаила дыхание и чуть не подпрыгнула на месте, когда дверь открылась и перед ней появилась Кики.       — Мне казалось, что мы договаривались на двенадцать, — недовольно отметила бывшая начальница и запахнула домашний халат, наброшенный поверх тонкой шёлковой сорочки. — Ты приехала на тринадцать минут раньше.       — Какая трагедия, — невольно съязвила Коль.       — Проходи, — проворчала Кики и провела её за собой в прохладную просторную гостиную. — Кофе?       Коль, выпившая за это утро больше трёх чашек, хотела отказаться, но не смогла.       — Сливки?       — Можно.       Кики довольно хмыкнула и окинула Коль изучающим взглядом. Коль не обратила на это никакого внимания и принялась непринуждённо оглядываться по сторонам. В квартире было чисто. Даже слишком. Будто кто-то специально убрался к её приходу. Присмотревшись, она заметила, что на журнальном столике ещё остались влажные разводы, и сама изучающе взглянула на Кики. Сорочка и халат были ничем иным, как хорошо разыгранным спектаклем. Ей захотелось рассмеяться, но она сделала над собой усилие и только улыбнулась, а вот Кики расхохоталась вовсю и махнула в сторону стройного ряда пустых бутылок из-под шампанского, выставленных возле дивана.       — Вчера мы с Дином немного перебрали. Утром я проснулась с ужасной головной болью и решила устроить себе выходной, — объяснила Кики. — Но ты права: мне уже лучше.       Она поставила на столик поднос с кофе, сахарницей и пепельнице, достала из кармана спичку, пачку ментоловых сигарет и закурила. Она всегда прикуривала только от зажжённой спички.       — Дин — новый владелец журнала, но балом правлю я и только я.       — Здорово, что он так тебе доверяет, — Коль и не думала издеваться, но её слова всё равно прозвучали, как издевка.       — Дело не в доверии, дорогая. Во всяком случае, не в профессиональном, — Кики крепко затянулась, расслабленно откинулась на спинку кресла, прищурила глаза и сказала: — Тебе идёт такая длина.       Коль не сразу сообразила, что Кики говорила про её прическу. В прежние времена, в Лос-Анджелесе, она не отращивала волосы ниже уровня плеч, а теперь её украшала длинная густая каштановая грива, красиво обрамлявшая её округлившееся лицо. Да, Коль слегка поправилась. Впрочем, совсем слегка. Живота не была, и фигура осталась на месте, только её очертания стали плавнее и мягче. Роланд говорил, что так она выглядит гораздо красивее, но Кики, похоже, считала иначе.       — А ты всё та же, — улыбнулась Коль.       — Я — постоянная переменная. Как семейная жизнь?       — Замечательно.       — Детей, наверное, уже двое-трое.       — Нет, но не исключено.       — В ближайшем будущем?       — К чему эти вопросы?       — Пытаюсь понять, что тобой движет, — Кики сделала последнюю затяжку и затушила сигарету. — Не пытаешься ли ты что-то доказать себе, прежде чем навсегда потонешь в трясине семейной идиллии или идиллии семейной трясины.       — Не совсем, — уклончиво ответила Коль. — Я хочу издать эту книгу по соображениям совести.       — Совести? — Кики ожидала услышать что угодно, кроме этого. — А можно поподробнее?       Коль не хотела рассказывать ей о Нике Трюдо, но рассказала. И о нём, и о Гватемале, и о книжной выставке, где ей, собственно, и пришла идея «вытащить язык из задницы».       — Думаешь, твоя книга может на что-то повлиять? — скептически спросила Кики. — Ник Трюдо, конечно, редкостная сволочь, но при этом обаятельная.       — Я не собираюсь спорить с Ником. Я собираюсь предложить альтернативную правду, — возразила Коль и скрестила руки на груди, всем своим видом демонстрируя, что она не просто так улетела за три часовых пояса от дома. — Ну так что? Ты расскажешь мне, в чём заключается моя работа?       Кики закивала, допила кофе и проводила Коль в домашний кабинет, где они проговорили следующие два часа. Кики хотела, чтобы Коль поехала в Лас-Вегас и посетила закрытую пресс-конференцию губернатора Невады, посвящённую обсуждению тяжёлой ситуации с крупнейшим репозиторием ядерных отходов на территории штата. Кики предоставила Коль подшивку статей по данной теме, опубликованных за последние два года, и список вопросов, которые следовало задать губернатору. Работа казалась важной, материал по репозиторию объёмным, но всё же Коль не могла поверить, что Кики готова развязать ей руки в обмен на такой пустяк.       — И это всё?       — А мало? — усмехнулась Кики. — К тому же я не уверена, что в тебе это осталось.       — Что ты подразумеваешь под этим? — рассмеялась Коль. — Мою способность задавать корректные конкретные вопросы?       — Нет. Это гораздо больше, — елейным голосом подчеркнула Кики и положила поверх папки со статьями настоящий договор.       — Пожалуйста, ознакомься.       Коль несколько раз внимательно прочитала документ. В нём было несколько сомнительных пунктов, но в целом он учитывал все нюансы, а главное, гарантировал Коль свободу.       — Ну? — полюбопытствовала Кики, затягиваясь очередной сигаретой. — Всё устраивает?       — А у меня есть выбор? — съязвила Коль.       — Нет, — Кики лучезарно улыбнулась и протянула ей ручку.       — Меня всё устраивает, — вздохнула Коль и нехотя подписала бумаги.       Покинув Кики, Коль поехала в родной студгородок, съела шоколадный пончик в любимой кондитерской, прогулялась по паркам и галереям и прошла несколько кварталов до публичной библиотеки, в которой они с Роландом когда-то вместе готовились к экзаменам, тепло поздоровалась с библиотекарями, некоторые из которых её вспомнили, устроилась за излюбленным столом в конце читального зала и засела за статьи. Она просидела чуть ли не до закрытия, а потом поехала в бар, где Келли встречалась с своей подругой Лесли, её парнем и компанией незнакомых молодых актеров, среди которых были Крис и его приятель Гектор, эксцентричный студент факультета искусств, питающий страсть к кислотным цветам. Когда Коль пришла в бар, на Гекторе были кислотно-розовые брюки, что она не преминула отметить и похвалить, поздоровалась с Келли и её друзьями и строго посмотрела на Криса, сжимающего обеими руками пинту светлого пива.       — Ты в курсе, что твоя машина припаркована снаружи?       — А оно безалкогольное, — отмахнулся Крис. — Ещё вопросы?       — Позже, — буркнула Коль. — Пойду возьму что-нибудь для себя.       Бар был заполнен, официантов не хватало, и она подумала, что будет быстрее купить пива у стойки, а заодно открыть собственный счёт. Пока она проталкивалась к стойке, заиграла одна из лучших песен Эла Грина, а потом на неё из толпы внезапно выплыл самый главный его ценитель и самый улыбчивый парень на Земле.       — Сол! — Коль потрепала старого другу по плечу. — Привет!       — Коль! — радостно обернулся Сол и кинулся её обнимать. — Привет! Давно в городе?       — Приехала вчера, — ответила Коль и оглянулась в поисках Клэр. — А где…       — А я не знаю где, — белозубая улыбка Сола внезапно сползла с его лица, и, как и в случае с Дафной, Коль увидела перед собой абсолютно другого человека. — Мы с Клэр расстались.       — Давно?       — Полгода назад.       — Но как? — эта новость сбивала с толку. — Почему?       — Неважно. Я не хочу об этом говорить, — отрезал Сол и заставил себя улыбнуться. — Роланд и Дженни приехали с тобой?       — Только Келли, — Коль указала на стол, за которым теснилась её компания. — Вон она.       — Вижу.       — Я приехала по работе.       — О! Какой?       — Еду на закрытую пресс-конференцию в Лас-Вегасе. В качестве прессы.       — Репозиторий? — понятливо закивал Сол. — Класс. Я тоже туда еду. Видимо, мы ещё увидимся.       — Увидимся, — поддержала Коль. — Ладно. Не буду тебя отвлекать.       Сол кивнул, взял со стойки три бутылки пива и начал прокладывать себе дорогу в соседний зал. Коль с грустью смотрела ему вслед: у неё возникло ощущение, что она могла сказать ему что-то ещё, что-то большее, и ей была неприятно, что она не смогла найти для него подходящих слов.