Four by four

      Адам Голд, уперевшись руками в мокрый бортик, выбрался из бассейна и уверенно зашагал по самому краю к сандалиям, но, не пройдя несколько футов, поскользнулся и едва не свалился обратно.       — Аккуратнее, мистер Голд! — крикнул дежурный тренер.       Адам улыбнулся и помахал ему в знак того, что ситуация под контролем. Тренер неодобрительно покачал головой и продолжил разговор с новой клиенткой. По крайней мере, раньше Адам её здесь не встречал, хотя и посещал бассейн каждый день. Плавание его успокаивало, а в такие стрессовые дни, как этот, только оно и успокаивало. Соприкосновение с водой привносило в его жизнь пьянящее чувство свободы, пробуждало силу и мощь, которых ему не хватало на твердой прочной земле. Он верил, что погоня за этой силой за штурвалом парусной яхты или на краю доски однажды его погубит, но не мог остановиться. В конце концов, только это осталось ему от былой жизни… А в новой, настоящей у него было только плохое зрение, постоянные головные боли, шестидесятичасовая рабочая неделя и ответственность за благополучие огромной компании и пяти сотен человек, которые в ней работали.       Когда-то это было незначительное предприятие, организованное им и его другом Стефано Ортисом. Они планировали свернуть его, выполнив поставленные задачи, но потом Стефано погиб, а Адам, ставший наследником колоссального состояния друга, решил продолжить их дело в память о нём, назвал компанию в его честь и сделал всё, от него зависящее, чтобы удержаться на плаву. Результат превзошел все ожидания. Они вышли в плюс в первый же год, шестерёнки завращались, механизм пришёл в движение, в темпе, который Адам уже не мог ни снизить, ни остановить, и пусть это сильно било по его здоровью, он не мог сказать, что успех предприятия его совсем не радовал. К тому же он не был одинок. С ним была его жена, Келли, которая просто загорелась этим делом и увидела перспективы, которые не видел даже он. Она высказывала смелые идеи и вкладывала в их воплощение весь своей потенциал, всю энергию, ум и талант. Её влияние превратило компанию в нечто большее, а сама она пробудила в себе спящего гения, которого Адам видел в ней всегда, и в которого он непрестанно верил. Оттого ему было вдвойне печально осознавать, что очередной крутой поворот в их судьбе мог привести лучшие начинания к бесплодному концу.        Оставив бассейн позади, Адам поднялся в раздевалку и встал под душ. Горячая вода успокаивала его не меньше, чем холодная, и он нежился под ней дольше, чем хотелось бы. Потому когда он в одном полотенце вышел в раздевалку, то неизбежно столкнулся с Элвином Кларком и Дексом Берком, коллегами-программистами, которых по мере возможности вне офиса старался избегать, а поскольку все они жили и работали в одном здании, избегать было чрезвычайно непросто. Однако он справлялся с этим, но столкновения все же случались и каждый раз приводили к неприятным, неловким ситуациям. Элвин, его безнадежно пухлый, лысеющий однокурсник, щурил маленькие глазки и уже в формальном приветствии умудрялся вылить весь потенциал своей язвительной честолюбивой натуры, а здоровый высокий Декс, одёргивая заплетённую в косу бороду, разговаривал с Адамом исключительно как подчинённый с боссом, забыв о тех славных деньках, когда они вместе работали в Сан-Франциско на одного разработчика компьютерных игр, пили пиво в гараже и критиковали этот больной безумный мир. Адам был безмерно благодарен им обоим за то, что четыре года назад, невзирая на сложные жизненные обстоятельства и острую нужду в стабильном заработке, они были одними из немногих, не побоявшихся поддержать его рискованный и тогда совсем недолговечный проект, и потому его расстраивало, что разногласия и его резкое возвышение помешали их старой дружбе.       — Доброе утро, Адам, — тихо сказал Декс и принялся разглядывать потную серую майку, которую по привычке стянул с себя на входе в раздевалку. — Оно ведь доброе?       — Доброе. Добрейшее. Разве не так? — нетерпеливо перебил его Элвин и, не дав начальнику вставить и слова, засыпал его колкими вопросами о предстоящем совещании, на которые Адам отвечать не собирался.       — Ребята, я не буду говорить об этом в мужской раздевалке, — моментально отрезал он. — Пожалуйста, имейте терпение.       Возможно, именно из-за таких резких просьб всё и развалилось. Они перестали доверять ему и не хотели понимать, что должность обязывала его быть резким, поддерживать баланс, вращаться среди влиятельных людей и хранить в тайне определённые вещи. Вещи вроде проекта, над которым последние полтора года работала его жена и её отдел. Результаты планировалось представить сегодня на специальном совещании, и Адам пригласил на него всех программистов, включая младших сотрудников, желая продемонстрировать, насколько он ценит их мнение. Однако прежние друзья поняли его совсем иначе.       — Келли проведёт презентацию? — натянуто улыбнулся Декс. — Или ты?       — Келли. Если успеет вернуться со встречи.       — Какой встречи? — подхватил Элвин.       — Личной, — твёрдо сказал Адам. — Увидимся в двенадцать. А сейчас дайте мне одеться.       Коллеги подчинились, отвернулись к шкафчикам, захлопали металлическими дверцами, а Адам сделал вид, что их не существует, спокойно оделся, собрал вещи в сумку и поспешил к ближайшему лифту.       Лифт не работал. Но он всё равно продолжил нажимать на кнопки, пока на маленьком экране не высветилась причина поломки. Тихо выругавшись, он достал телефон и позвонил мистеру Хадсону, без преувеличения лучшему управляющему в Нью-Йорке. Никто не справлялся с насущными проблемами многоэтажных микромирков так быстро и экономно, как это делал он. В своё время Хадсон управлял гигантским отелем в самом центре Манхэттена, занимал роскошные апартаменты с видом на Центральный парк и по праву считал, что его жизнь прекрасна. Адам не знал всех подробностей и не горел желанием знать, что за горе привело Хадсона на дно, на котором он его нашёл, сломленного и одинокого, давно похоронившего себя на дне бутылки, но нутром почуял, что это не помешает старику стать тем, кем тот когда-то был, и не ошибся. Хадсон вернул себе самоуважение, а Адам получил незаменимого сотрудника, который заставлял любой механизм работать, как швейцарские часы, и поэтому, столкнувшись с поломкой в этом неизменно исправном механизме, он очередной раз подумал, что его собственная жизнь летит к чертям.       — Простите, мистер Голд. Такого больше не повторится,  — уверенно и спокойно сообщил Хадсон. — Техники уже работают. Лифты в восточном крыле исправны.       — Хорошо, мистер Хадсон. Спасибо.       — Ещё раз простите, мистер Голд.       — Не беспокойтесь, — Адам повернулся лицом к востоку и зашагал в сторону торговой галереи. — Я вам верю.        Пёстрые вывески так и бросались в глаза, звенели колокольчики у дверей многочисленных магазинов, сонные продавцы ходили по коридору и к соседкам, встречая новый рабочий день. Адам попытался незаметно проскользнуть мимо них, но безуспешно: многие из них, повинуясь некоему первобытному инстинкту, приветствовали его вежливыми улыбками и добрыми пожеланиями, на которые он отвечал одной и той же скороговоркой. Пройдя галерею до половины, он свернул направо, в узкий коридор и вышел в просторную рекреацию, украшенную тяжеловесными мраморными колоннами и фонтаном в стиле арт-деко. В этом стиле изначально был оформлен весь небоскреб, неправильный цилиндр-шестигранник. Адам полностью изменил его, пристроил ещё одно крыло, уменьшил жилую зону, увеличил парковку, но это место, одно-единственное, почти не претерпело изменений. Только фигура обнажённого юноши, венчавшая фонтан, была заменена стилистически выдержанным воплощением маскота компании — цапли, пожирающей белые лилии. Ёси Кояма, штатный дизайнер, мог изобразить эту цаплю во всех существующих направлениях так, что она всегда была узнаваема и уникальна. Видение молодого художника поражало, то, как тот мог несколькими штрихами ухватить самую суть и создать образ, который невозможно выбросить из головы, было на грани фантастики. Влекомый этой внезапной мыслью, желая убедиться в своём впечатлении, Адам широкими шагами пересёк зал, обогнул одну из колонн, спустился по трём маленьким ступенькам прямо к фонтану и принялся разглядывать скульптуру так, будто видел её впервые, но когда он подошёл к ней, он моментально позабыл, почему стоит там, где стоит.       — Ты так и не сказал мне, что означает цапля, — раздался за спиной тонкий голос Ёси. — Я спрашивал много раз, но ты всегда отвечал, что это неважно.       — Потому что не важно, — Адам обернулся. — Её выдумал не я. А тот, кто её выдумал, уже давно не с нами. При жизни я не спросил его об этом, а теперь уже поздно, — он вздохнул и выдавил улыбку. — Так всегда и бывает. Думаешь о том, что у тебя ещё будет время, а затем понимаешь, что времени у тебя как раз таки и нет.       — Да, — Ёси интуитивно потупился, будто сказал нечто недопустимое, но в действительности не понимал что. — Когда я был ребёнком, мама, настоящая американская мама, каждую неделю присылала мне открытки. Обычно на них были изображены виды городов, в которых ей приходилось бывать, музыканты, писатели, учёные, машины, роботы, кошки… Но однажды она мне прислала очень странную открытку. Я никогда не забуду то, что на ней увидел. Серый мегаполис, освещённый солнцем, был будто погружён в длинную трубочку от молочного коктейля. Создавалось впечатление, что он движется по трубочке прямо вниз, и мне всегда хотелось взять эту трубочку, напрячь свои лёгкие и вытянуть его оттуда, но меня всегда останавливал один-единственный вопрос: куда он тогда попадёт?       — И в чём мораль? — нахмурился Адам.       — Нет никакой морали, — пожал плечами Ёси и почесал маленький острый подбородок. — Я просто вспомнил открытку и захотел поделиться.       — Ясно, — Адам вновь пришёл в движение. — Ты идёшь наверх? Лифт работает только в восточной части.       — Да, — Ёси засеменил следом. — Мне нужно ещё заскочить к себе.       — На каком этаже ты живёшь? Прости, забыл.       — На двадцать четвёртом.       — Двадцать четвёртый, — повторил Адам, чтобы не забыть, но когда они с Ёси вошли в лифт, цифры всё равно вылетели у него из головы и запутались в длинных рядах кнопок.       Он протянул руку вперёд, собираясь нажать на нужную и невольно остановил взгляд на номере тринадцать. Инженерный отдел. Кабинет Келли находился где-то там, в лабиринте из стекла и бетона, но самой Келли в нём было. Сейчас она была где-то на Манхэттене, а Адам был здесь, один, и не знал, что ему следует делать дальше.       — Двадцать четвёртый, — напомнил Ёси. — Направо.       Адам рассеянно кивнул, нажал на кнопку и задал сторону открытия дверей. Эта функция была доступна только на пятнадцати жилых этажах. Для технических этажей и офисов была разработана отдельная система, дабы избежать путаницы и неразберихи, и случайных гостей там, где их не ожидают увидеть. Тогда путаница и неразбериха возникли уже по другим причинам, а многие сотрудники по-прежнему жаловались на то, как непросто порой им бывает перемещаться из одной точки небоскреба в другую.       — Сразу в офис? — спросил Ёси.       Молчание Адама всегда на него давило. Он привык к простоте и откровенности босса, и Адам поспешил убедить его, что ничего не изменилось.       — Да. Много дел. Сегодня презентация.       — Я не забыл и приду вовремя. Келли сама её проведёт?       — Если успеет, — подтвердил Адам и следом позволил себе небольшую ложь: — Семейные обстоятельства. У неё назначена встреча с родителями. Отношения непростые. Так что…       — Понимаю.       Ёси, подавленный консервативным воспитанием отца, не любил говорить на эту тему, а потому, как Адам и надеялся, не проронил ни слова, пока лифт не остановился на двадцать четвёртом. Ёси неловко поклонился, так же неловко ответил на рукопожатие и вышел, и он, уже без остановок, поднялся на самый верх.       Поздоровавшись с группкой безликих менеджеров, Адам прошёл по широкому светлому коридору к своей приёмной и стал свидетелем сцены, которую наблюдал уже не раз. Ким Фэнг, финансовый директор «Ортиса», оправдываясь наличием серьёзных вопросов к директору, нескромно флиртовал со Скайлер Монахэн, его секретаршей. Адам не мог его винить: Скай была очень красива, хотя и пыталась скрыть это, коротко стригла красивые тёмные волосы, никогда не красилась и неудачно подбирала одежду. Невзирая на эти недостатки, в её манере говорить и двигаться было изящество, которому могли бы позавидовать многие. Она находила подход к любому человеку и была почти незаменима, однако Адаму не нравилось, что она упорно изображала из себя ту, кем не была на самом деле, и боялся, что в будущем это может создать ряд неприятных ситуаций. Например, с тем же Кимом, который отказывался признавать, что он ей неинтересен.       — Ты должна это увидеть, — сладко протянул Ким. — Поверь мне. Ты никогда не видела ничего подобного.       — Возможно, но я занята, — уклонялась Скайлер. — Много работы.       — Тебя нагло используют. Хочешь, я поговорю с Адамом?       — Поговоришь со мной о чём? — вклинился Адам, притворившись, что слышал только последние три слова.       — Ни о чём, — моментально ретировался Ким, выпрямил спину и расплылся в любезной улыбке. — Хотел обсудить расходы. Не хочу, чтобы меня снова ставили перед фактом.       — После совещания, — отрезал Адам. — Оно в двенадцать. Не опаздывай.       — То есть ты снова всё решил без меня…       — Извини, Ким, но у меня нет выбора.       — Ясно. И зачем я вообще нужен?  — развёл руками Ким, сдвинув на переносице толстые чёрные брови, отчего его узкие глаза стали казаться ещё уже. — Увидимся в двенадцать.       — Увидимся, — кивнул Адам, проводил его к выходу из приёмной и обратился к Скайлер с шуткой, которая, впрочем, совсем ему не помогла: — Сезон сафари в техподдержке окончательно закрыт?       — Полагаю, девушки из техподдержки вооружились скептицизмом, — усмехнулась Скай. — Киму пора спуститься с небес на землю и спать с девушками из отдела продаж.       — Верно, — поддержал Адам, перехватил спортивную сумку поудобнее, пересёк приёмную и снова взглянул на Скайлер: — Неприятно повторяться, но я могу поговорить с ним, если хочешь.       — Не стоит. Я справлюсь. К тому же у меня есть парень, и Киму рано или поздно придётся с этим смириться.       — Из наших?       Многие сотрудники «Ортиса» не покидали небоскрёб месяцами и выстраивали отношения друг с другом. Адам никак этому не препятствовал, хотя бы потому, что с его стороны это было бы в высшей степени лицемерно.       — Нет. Он живёт на Манхэттене. Видимся пару раз в неделю. Или пару раз в месяц. Как повезёт, — Скайлер грустно улыбнулась, порылась в записках на столе и извлекла одну, саму исписанную. — Кстати, звонила Келли. Велела передать тебе заметки к презентации на случай, если она на неё не успеет. Адам внутренне напрягся, но счёл нужным скрыть это от посторонних глаз.       — Я введён в курс дела, — неубедительно солгал он. — Скай, в течение следующего часа я не доступен. И кофе бы не помешал.       — Будет сделано, — кивнула секретарша. — Что-нибудь ещё?       — Нет, это всё, — едва заметно кивнул Адам и наконец перешагнул через порог своего кабинета, просторного и прохладного, а главное, тихого и пустого.       Ослабив узел галстука, он бросил сумку на дно встроенного шкафа и медленно, будто в трансе передвинул слева направо несколько вешалок с чистыми костюмами, джинсами и рубашками. Когда-то давно он планировал держать одну или две в запасе, но затем поселился на работе, и половина его гардероба незаметно переехала в офис, как, впрочем, и множество других личных вещей. Сюда перекочевали фотографии, книги, памятные подарки, содержимое домашнего бара и его ироничная одиозная коллекция бракованных мячей, призванная высмеять тягу всех Голдов к накопительству различного хлама. Когда Адам был ребёнком, его отец заправлял антикварной лавкой, а мама заведовала небольшой сетью библиотек. Ему, его сестре и двум младшим братьям прививали любовь к вещам, подчёркивая, что каждая из них может сыграть свою роль. У них не было шанса стать другими. Но, нужно отдать должное, в молодости Адам очень старался строить из себя практичного человека, который владеет только тем, что ему необходимо для жизни, но со временем пришёл опыт, боль потерь и пьянящий восторг успеха, категоричность юности растворилась, как следы на песке, и от него прежнего остался лишь оболочка, образ, который он продолжал поддерживать до сих пор. Иногда в порыве безмолвной ярости ему хотелось разорвать её на части, предстать перед всем миром таким, какой он есть, но потом он успокаивался и с удивлением узнавал, что его оболочка всегда была похожа на новое платье короля, и смеялся над собственной глупостью. Подумав об этом, он рассмеялся и сейчас, глядя на чистые рубашки, и перестал только тогда, когда увидел недоумевающее лицо Скайлер, стоявшей у входа с кофейной парой в руках.       — Спасибо, Скай. Поставь на стол, пожалуйста.       Скай простучала каблуками по паркету к рабочему столу, с глухим лязганьем поставила чашку на незаваленный край. Каждый её жест звоном отдавался у Адама в голове, не предвещая ничего хорошего. В глазах потемнело, он покачнулся, но вовремя успел легко подняться на носки и с силой топнуть подошвами об пол. Предсказуемо приняв этот жест за нетерпение, Скайлер поспешила удалиться, а он — бросить вдогонку:       — Скай, пожалуйста, стучись, прежде чем войти.       Он терпеть не мог, когда его заставали врасплох, и за сегодняшнее утро лимит его терпения приблизился к критической черте. Вдобавок к этому кровь снова разбушевалась у него в голове, превратив невинную чашку бодрящего эспрессо в злейшего врага. Поэтому, справившись с первой волной тошнотворной боли, Адам взял чашку со стола, зашёл в ванную и вылил её содержимое в унитаз, а после, наполнив её ледяной водой прямо из-под крана, запил спасительную капсулу, лёг на диван и вновь был застигнут врасплох, только на сей раз к нему ворвалась не Скайлер, а Лукас Пэриш, его так называемый лучший друг.       Они познакомились четыре года назад, в самом начале. Адаму грозила серьёзная опасность, и Люк стал его телохранителем, а к тому времени, как всё закончилось, они успели крепко подружиться. Позже Адам предложил приятелю хорошую должность в компании. Люк охотно согласился и до сих пор преданно и честно ему служил.       — Да? — невежливо буркнул Адам. — Что я могу для тебя сделать?       — И тебе привет, — откликнулся Люк, устраиваясь в кресле напротив. — Видок просто ужасный.       Адам вспомнил своё отражение в зеркале, пересохшие губы, тусклые карие глаза, почерневшие от усталости, растрёпанную распушившуюся гриву и… не стал с ним спорить.       — Я много работаю.       — Не лги. У тебя снова был приступ, — отмахнулся Люк. — Ты не думал об операции?       — Отстань, — отмахнулся Адам. — Выпьешь?       — С утра? Спасибо. У меня встреча.       — А презентация?       — Она как-то повлияет на мою работу?       — Нет.       — Тогда встреча важнее, — Люк пригладил бритый затылок, поёрзал в кресле, отодвинул его назад и невесело рассмеялся. — Сегодня все такие взвинченные. Келли тоже говорит только о совещании и больше ни о чём. Я спросил её, когда можно проверить систему пожаротушения на четырнадцатом, а она на меня накричала.       — Келли? — невольно оживился Адам. — Где? Когда?       — Так на четырнадцатом. Минут пятнадцать назад, — ответил Люк. — Она со своими миньонами разбирает бесхозные стойки. Ты разве не в курсе?       — В курсе… — Адам огорчённо потупился, сцепил руки в замок и сжал так, что побелили костяшки пальцев. — Ты просто поболтать зашёл? Или по делу?       — И то и другое. Но я понял намёк, — Люк встал, поправляя пиджак. — Ухожу.       У двери друг всё же остановился, не желая оставлять Адама одного, да ещё и в таком состоянии, но Адам хотел, чтобы он ушёл, безразлично попрощался, разглядывая руки, и так и не поднял глаз, пока тот не вышел из кабинета. Новые обстоятельства привели его в ярость. Он не мог поверить, что Люк сказал правду и что его жена, вернувшись из Манхэттена, продолжала играть в молчанку. Первым его порывом было бросится на её поиски и потребовать объяснений, но он сумел сдержаться. Он решил игнорировать её так же, как она игнорировала его, отдалиться, абстрагироваться, пока она первая не сделает шаг навстречу, но его решительность пошатнулась самым неожиданным образом, в разговоре с тем, кому он не мог лгать.       За полчаса до совещания его внезапно навестил отец. Адам не видел его уже больше месяца, с тех пор, как родители отправились в путешествие по Италии. Он надеялся, что они вернуться в Нью-Йорк к началу сентября, но планы изменились, и, покинув солнечный Рим, Руперт и Белль Голд полетели в солнечный Лос-Анджелес, продлили каникулы ещё на три недели, и судя по счастливой белозубой улыбке, загорелому отдохнувшему лицу и новому итальянскому костюму, отпуск пошел отцу на пользу.       — Папа, — Адам кинулся ему навстречу. — Вот так сюрприз! Когда ты приехал?       — Вчера ночью, — с удовольствием произнёс Голд и крепко обнял сына, похлопал по спине, поправил замявшийся воротник и заглянул в глаза. — Рад видеть тебя, Адам.       Счастливая улыбка поникла, уступила место состраданию и участию, но вслух он не сказал ни слова.       — И я. Что будешь пить? — гостеприимно предложил Адам. — Чай, кофе или что покрепче?       — Чай был бы кстати, — кивнул Голд. — А здесь прохладно.       — Устал от жары.       Адам попросил Скайлер принести чай и предложил папе занять его обычное место в нише окна, возле стеллажа, доверху забитого книгами.       — Никак не соберусь его разобрать. Половина просто хлам, — прокомментировал Адам, многозначительно поправив очки. — Люди дарят слишком много книг, ошибочно полагая, что плохое зрение всегда можно оправдать непреодолимой любовью к чтению.       — Вовсе нет, — не согласился Голд. — Люди дарят книги, когда не могут придумать, что дарить. Особенно когда им кажется, что у тебя есть всё.       — Или так. Пусть будет так, — улыбнулся Адам. — Как отпуск?       — Спасибо, хорошо, — мягко сказал Голд. — Италия прекрасна. Особенно Сицилия. Мы подумываем вернуться туда на следующую годовщину или на день рождения твоей мамы. Нам очень понравилось.       — Здорово.       — А в Лос-Анджелесе мы подобрали собаку.       — Шутишь? — не поверил Адам, на минутку отвлёкся на Скайлер с чаем, сам наполнил чашки и передал одну отцу прямо в руки.       — Совсем не шучу, — продолжил Голд, сделав несколько маленьких глотков. — Щенок бигля по кличке Руди. Принадлежал миссис Олсон. Помнишь миссис Олсон?       — Милая старушка, — вспомнил Адам.       — Так вот она умерла, — невозмутимо сообщил Голд, не отвлекаясь от чая, — а твоя мама, добрая душа, не смогла пройти мимо. Мы задержались в Лос-Анджелесе ещё на неделю, чтобы помочь с похоронами.       — Неприятно.       — Зато у меня появилось время заскочить к дантисту. Заменил сломанный зуб.       — И отбелил остальные, — заметил Адам. — А ещё, кажется, постригся.       — Совсем чуть-чуть. За компанию с твоей мамой. Она остригла волосы до плеч. Выглядит лучше, чем я думал, — Голд машинально пригладил волосы. — В общем, у нас масса подобных историй. Захочешь подробностей, приходи к нам в субботу. Мы будем рады.       — Я только за, но в субботу не могу, — неохотно отказался Адам. — Мы идём к родителям Келли.       — Перенеси, — просто сказал Голд, отставив чашку в сторону. — Нас не было больше месяца. Они поймут.       — Винтеры и понимание — понятия несовместимые. К тому же мы сами заинтересованы в этой встрече, — тяжко вздохнул Адам. — Келли беременна.       — Вот как, — Голд попытался изобразить удивление, но не смог и выложил карты на стол: — Мы знаем. Коль нам рассказала. Это ведь не было секретом?       — Нет, не было, — недовольно поморщился Адам. — А про себя Коль рассказала?       — Да, и мы уже успели это отметить. Я рад за неё и Роланда.       — И за меня?       — Не знаю, — пожал плечами Голд. — Зависит от того, как ты сам к этому относишься. Что ты чувствуешь?       — Я в ужасе, — честно ответил Адам. — Я к этому не готов.       — К этому нельзя быть готовым. Или ты в ужасе за Келли?       Проницательность отца всегда его поражала.       — За Келли, — согласился Адам. — Знаешь, мы с ней никогда не хотели детей. В юности мы пару раз касались этой темы, и она всегда говорила, что в случае беременности сделает аборт. Моё мнение не учитывалось. Теперь она решила оставить ребёнка, и при этом моё мнение также не играло никакой роли.       — А ты против? — спросил отец не без скепсиса в голосе. — Неужели ты хочешь, чтобы она избавилась от него?       — Нет, — покачал головой Адам. — Я хочу внести ясность в эту ситуацию, потому что пока я совершенно не понимаю, что происходит. Келли испугалась, когда узнала, долго ничего мне не рассказывала, думала, как ей поступить… В итоге мы решили оставить малыша, даже радовались ему. Мы пришли к мнению, что в этом нет ничего плохого, но сегодня утром Келли, кажется, пересмотрела свои взгляды.       — Что ты имеешь в виду? — нахмурился Голд.       — Утром она поехала к врачу и с тех пор со мной не разговаривает. Сбрасывает звонки, не отвечает на сообщения, будто я ей враг, — Адам снова начал злиться. — Но я ведь ей не враг. Я всё могу понять и принять. Я могу поддержать её. В конце концов, у меня тоже есть чувства. Если с ребёнком что-то не так, разве я не должен знать об этом? Я не понимаю.       — Видимо, ей нужно собраться с мыслями, — примирительно произнёс Голд. — Не бойся. Она сильнее, чем кажется. Возможно, намного сильнее тебя.       — Простите, — в кабинет робко заглянула Скайлер. — Адам… То есть, мистер Голд… Вас ждут.       — Кто ждёт? — не сразу понял Адам, но потом сообразил, что она говорит о совещании. — Ах, да. Спасибо, Скай. Передай всем, что я приду с минуты на минуту, — он подождал, когда Скай уйдёт, и тихо пообещал отцу: — Я приду в субботу.       — Жду с нетерпением, — улыбнулся Голд и вновь заключил его в объятья. — Удачи, сынок. Что бы ни произошло, помни: однажды ты будешь вспоминать об этом с улыбкой.       На том они и расстались. Голд, насвистывая под нос, уехал на лифте вниз, а Адам, скрепя сердце, отправился на треклятое совещание. К его прибытию в конференц-зале собрались уже все приглашённые. Все, включая Келли. Переступив с ноги на ногу, он натужно улыбнулся и произнёс вступительную речь, а потом посторонился, уступив ей место, встал за её спиной, прислушиваясь к каждому её слову. В его голове тем временем вертелись всё те же вопросы, и он подумал, что после презентации вытянет ответ, даже если они после этого поссорятся. Особенно если они поссорятся. Так что, когда совещание закончилось и зал опустел, он схватил её за руку, не позволив уйти вместе с остальными, и спокойно, но твёрдо сказал:       — Расскажи мне, что происходит.       — Не здесь, — заупрямилась Келли, глядя на него широко раскрытыми серыми глазами. — Не сейчас.       — Здесь. Сейчас, — настоял Адам. — Я имею право знать. Ты должна сказать мне.       Келли отвернулась, вырвала у него руку, медленно села за ближайший стол и разрыдалась. Её любимая красная бейсболка съехала на бок, и белокурые локоны рассыпались по спине. Адам опешил от такой реакции, но духа не растерял, осторожно присел рядом, погладил её по волосам, обнял за дрожащие плечи и вкрадчиво, с нежностью в голосе, повторил вопрос:       — Келли, что случилось? Что-то не так с ребёнком?       — Да всё с ним так, — всхлипнула Келли, вытерла слёзы рукавом рубашки и сказала то, что он совсем не ожидал услышать: — Вернее, с ними. У нас будет не один рёбенок, Адам. У нас их будет целых три.