Four by four

      Адам рассказал Келли про дом в тот же вечер, и она предсказуемо разозлилась. Но разозлилась Келли по-хорошему, по-старому, и пока она фырчала, ворчала и сыпала циничными шуточками, с его лица не сходила глупая улыбка.       На следующий же день они поехали в Ларчмонт на экскурсию, и хотя Келли заявляла, что едет туда лишь ради кошек, по которым успела страшно соскучиться, Адам видел в её глазах неподдельное любопытство.       — Тебе понравится в Ларчмонте, — убедительно сказал он, когда они преодолели уже половину пути и впереди замаячили указатели на Нью-Рошелл. — Там много парков и странных забегаловок, которые ты так любишь. От дома, который я купил, можно дойти до гавани минут за двадцать или меньше. И ещё во дворе есть бассейн.       — Но не овальный, — вставила Келли, благополучно пропустив мимо ушей всё, что он говорил до этого.       — Нет, не овальный, но мы можем его переделать. А недалеко есть скейтпарк, и тротуары везде ровные-ровные… — продолжил Адам, но вскоре понял, что она опять его не слушает, прервался на полуслове и сказал: — Я просто хотел, чтобы ты узнала о всех достоинствах Ларчмонта прежде, чем увидишь дом. На первый взгляд он может показаться весьма претенциозным.       — Претенциозным? — Келли недобро заулыбалась. — Насколько претенциозным? Пропахшим панталонами отцов-основателей и потом чернокожих рабов?       — Да, дом старый, но не настолько. Его построили примерно через столетие после отмены рабства.       — Меньше. И рабство никуда не делось, мой наивный мальчик. В подобных домах оно процветает и по сей день.       — Он не похож на дом твоих родителей.       — Да чёрта с два он не похож, — губы Келли растянулись в ухмылке. — Я же видела фотографии. Не хватает только башенок и фонтанов. И жуткого куста, постриженного в форме павлина.       — Ты утрируешь, — поморщился Адам. — Пожалуйста, не спеши судить, пока не увидишь его собственными глазами.       — Хорошо. Как скажешь, — Келли закатила глаза. — В конце концов я еду не ради дома, а ради моих бедных пушистиков. Не понимаю, как я могла позволить тебе увезти их.       Теперь настала его очередь закатывать глаза, и он сделал это максимально осторожно, чтобы не нарваться на очередной спор ни о чём и обо всём сразу.       Адам припарковал машину за домом и через чёрный ход провел Келли на кухню, полагая, что туда в первую очередь и прибегут голодные коты, и был прав. Стоило им только перешагнуть через порог, как Виски и Коперник ураганом ворвались на кухню и закружили вокруг них.       — Мальчики мои, простите, — проворковала Келли, протягивая к ним руки. — Простите меня.       Коты ответили ей низким грудным урчанием, а затем к их голосам присоединился сильный громкий голос Шэдоу, и Келли совсем растерялась, не зная кого ей гладить.       — Мы ведь увезём их обратно? — с надеждой в голосе спросила она, будто маленькая девочка, выпрашивающая у родителей слишком дорогой подарок.       — Конечно. Куда мы, туда и они, — уверенно кивнул Адам и предложил: — Давай дадим им поесть, а сами осмотрим дом. Кто знает? Может, нам всем не придётся уезжать отсюда.       Келли поправила лямки джинсового комбинезона, скрестила руки на груди и неохотно огляделась вокруг. Она провела рукой по поверхности разделочного стола и по краям нескольких кошачьих полок, сделала несколько шагов и прошла по лестнице почему-то на третий этаж, потом спустилась с третьего на первый, с первого — в подвал, а из подвала поднялась на второй. Адам неотступно следовал за ней и пытался комментировать каждую комнату, в которой они оказывались, и каждый раз Келли шиканьем закрывала ему рот, по крайней мере, до тех пор, пока они не дошли до хозяйской спальни, огромной пустой комнаты в бело-серых тонах, занимающей значительную часть второго этажа.       — Только не говори, что это спальня, — догадалась Келли. — Это ведь не она?       — Она, — со вздохом подтвердил Адам. — Ну и что с того? Большая, конечно…       — Слишком большая, — Келли неодобрительно щёлкнула языком. — Адам, она размером с нашу первую квартиру в Стэнфорде!       — Справедливости ради должен сказать, что наша первая квартира была очень маленькой.       — Но уютной! Нам там нравилось, помнишь? Мы берегли каждый доллар и говорили о том, что было бы неплохо подкопить и снять квартирку побольше, но не решались переехать, потому что знали, что нам много не надо. Нам не нужно что-то вроде этого, понимаешь?       Адам присмотрелся к ней повнимательнее и отметил перемену. Когда Келли поднималась с кухни на третий этаж, она вела себя неуверенно и зажато, а теперь стояла перед ним расправив плечи. Руки, скрещённые на груди, теперь лежали на огромном животе, обтянутом джинсовой тканью, а уголки губ были изогнуты в неуверенной слабой улыбке. Она сдавалась.       — Помню и понимаю, — спокойно сказал он, вышел на середину комнаты и развёл руки в стороны. — И не вижу в этом ничего плохого. Если хочешь, мы можем сделать из этой комнаты свой Стэнфорд, но мы не можем жить в нём с тремя детьми. Согласна?       — Согласна, — сказала Келли и наконец улыбнулась, а потом неожиданно рассмеялась, да так громко, что её смех отрекошетил от стен и гулом пронёсся по коридору. — Ладно. Предположим, мы будем спать здесь. А где, согласно твоему идеальному жилищному плану, будут спать дети?       — Прямо по соседству. Пойдём, — Адам улыбнулся, взял её за руку и отвёл в соседнюю комнату, которая была вдвое меньше хозяйской спальни, но, по меркам Келли, всё ещё очень большой. — Их комната будет здесь.       — Здесь? — удивилась Келли. — Все трое?       — Ну да. Позже я покажу тебе, как будет выглядеть эта комната в окончательном варианте, — пообещал Адам. — Тебе понравится. А если не понравится, то мы можем всё переделать.       — О, а ты ведь очень хочешь, чтобы мне понравился этот дом, да? — с притворным сочувствием протянула Келли.       — Ну…       — Ты, наверное, уже и мебель купил.       — Купил, — сознался Адам и смущённо пригладил волосы. — Как ты догадалась?       — Элементарно, Хадсон!       — Ватсон!       — Увы, но я знаю только Хадсона, — фыркнула Келли. — И Хадсон бы согласился, что ты бы не ходил за мной по пятам с таким лицом, если бы ещё не купил мебель.       — Каким лицом?       — Таким, будто тебе в задницу засунули большой колючий огурец, и ты гадаешь, достанут ли его оттуда полностью или придётся извлекать по частям.       — Спасибо, Келли, — усмехнулся Адам. — Очень образно.       — Не парься, — Келли похлопала его по плечу. — Дом нормальный.       Они спустились вниз, споря о комнате для детей. Келли утверждала, что каждому ребёнку нужно выделить по отдельной комнате, а Адам — что первые два года они прекрасно уместятся в одной.       — Если они могут поделить на троих один день рождения, то могут поделить и комнату, — пошутил Адам, соглашаясь с её позицией и радуясь, что они наконец завели этот разговор. — У них много общего.       — Слабый аргумент. И общего у них не так уж и много, — в тон ему сказала Келли. — Да, они скорее всего родятся в один день, но с другой стороны, всегда что-то может пойти не так.       — Не болтай ерунды. Ты сильная и здоровая. И ты в прекрасной форме. Что может пойти не так? Но если вдруг ты всё-таки окажешься права, я тут же выделю каждому из них по отдельной комнате, — произнёс Адам, улыбаясь и помогая ей сесть на стул. — Хочешь чаю? Или кофе? Люк обплевался от местного кофе и купил кофемашину.       — Зачтём в качестве подарка на новоселье, — улыбнулась Келли. — Кофе.       — Есть сухие сливки.       — Сыпь доверху.       — Печенье? — предложил он, доставая из новенького навесного шкафчика жестянку с печеньем. — Сам испёк.       — С удовольствием, — она взяла жестянку, достала одно печенье, откусила половину и поперхнулась.       — Ты должен был предупредить меня, что оно с орехами. Я чуть не сломала зуб.       — Тебе не стоило так агрессивно его хомячить, — добродушно отметил он. — Уже звонить дантисту?       Келли отрицательно замотала головой, проглотила вторую половину печенья и расплылась в блаженной улыбке. Приятной тёплой улыбке, которую он не видел уже несколько месяцев. Он рассмеялся в эту минуту, рассмеялся, потому что был счастлив, и она смеялась вместе с ним, испытывая то же чувство, пока оно не ушло, так же быстро и внезапно, как и возникло. Жестянка выпала у Келли из рук, печенье рассыпалось по полу. Она схватилась за бок, ближе к спине, и застонала от боли. Адам, не мешкая ни минуты, набрал номер скорой, и полчаса спустя они уже были в больнице и больше не смеялись.       Врачи тщательно осмотрели Келли, взяли все необходимые анализы и очень скоро успокоили их, не забыв огласить список настоятельных рекомендаций. Они в очередной раз напомнили ей о спинном корсете, который она и так носила, о витаминах, которые она и так пила, и ещё о множестве вещей, которые она и так прекрасно знала. В общем, они быстро потеряли её внимание, но, когда в самом конце этой нудной доходчивой речи они прописали ей строгий постельный режим, Келли резко села, наплевав на боль, мучившую её ещё десять минут назад, и чуть ли не воинственно возмутилась:       — Постельный режим?! Нет, я не могу! Я слишком занята, чтобы лежать в постели!       — Миссис Голд, если вы хотите сохранить беременность, вы должны нас слушать, — уверенно и спокойно надавила врач. — Если вы не будете нас слушать, мы не сможем вам помочь.       — Спасибо, — сухо поблагодарила Келли и продолжила настаивать на своём: — Я ценю ваше профессиональное мнение, но всё же считаю необходимым посоветоваться с доктором Глессом. Это врач, ведущий мою беременность. Я должна услышать, что скажет он. Адам, помоги мне встать.       Адам помог ей встать и отвёз домой, а на следующий день они поехали к доктору Джозефу Глессу, или, как она его называла, к доктору Джо. Тот тоже тщательно её осмотрел, взял с десяток анализов и в итоге сказал им то же самое, слово в слово. У них не было причин ему не верить, и потому протест Келли против постельного режима прозвучал уже совсем слабо.       — Но я не могу, доктор Джо, — с мольбой в голосе сказала она. — Адам, скажи ему, что у меня работа, и я не могу.       Адам бессильно посмотрел на лысеющего старика-доктора, неуверенно улыбнулся в ответ на его улыбку и сказал:       — Келли, мне кажется, доктор Джо прав. Работа подождёт.       Глаза Келли потемнели от гнева, но свои мысли на этот счёт она ему высказала уже после того, как они вернулись домой:       — Ты мог бы меня поддержать! Я бы всё равно прислушалась к этому бреду, но ты бы мог меня поддержать!       — Нет, не мог, — отрезал Адам, отчего она отшатнулась от него, как от прокаженного. — Я считаю их решение разумным. А я, как ты знаешь, никогда не спорю с тем, что считаю разумным.       — Тогда наслаждайся, — сказала Келли, наградив его тяжёлым суровым взглядом. — Теперь я полностью в твоих руках. И мы будем делать лишь то, что ты считаешь разумным.       По какой-то абсурдной причине это обидело Келли сильнее, чем покупка недвижимости в Ларчмонте и связанная с ней ложь, и последствия этой обиды были не менее абсурдными, чем она сама. Следующие пару недель она была чересчур вежлива и спокойна. Она делала всё, что он говорил, ела всё, что он готовил, и к каждой фразе обязательно добавляла: «ты прав, Адам», «конечно, Адам» или «без тебя я бы ни за что не догадалась». Само собой, это действовало ему на нервы, и чем чаще он давал понять, насколько сильно это его нервирует, тем покладистее она становилась. Этим она фактически подтолкнула его к тому, за что ему впоследствии было очень и очень стыдно. Она вынудила его подыграть, и игра привела к тому, что он обсыпал блёстками стены в их маленькой тесной студии, расставил по полкам фигурки фей и единорогов, которые одолжил у дочки Люка, и крутил печальные аудиокниги о животных, призванные объяснять детям, что такое смерть. Он делал все эти вещи, чтобы вывести её из себя, но она мужественно выносила каждую его выходку и хвалила его со всем усердием, со всем красноречием и восхищением, на которое была способна её непробиваемая вредность. Их противостояние подошло к концу, когда в один прекрасный момент Адам обнаружил себя сидящим на ковре в их спальне в Ларчмонте, в шляпе кота из сказки доктора Сьюза, с бородой, подстриженной зигзагом, пересыпающим горох из одной хлипкой пластиковой банки в другую, и увидел, как Келли, сидя в постели, давится полукилограммовым стейком с кровью, обложенным маленькими толстыми морковками, которые напоминали ей отрубленные пальцы. Кровь стекала по её подбородку и капала на шёлковое покрывало, жёлтое, как желток. Это напомнило ему о невыносимых фильмах, которые любил его младший брат Крис, а уж если жизнь начинает напоминать один из таких фильмов, то не стоит ждать от неё ничего хорошего. Поэтому Адам сдался. Он снял с себя смешную шляпу, отобрал у Келли стейк с морковками и приготовил ей ужин, от которого её не стошнит, а жёлтое покрывало выкинул в ближайшую мусорку. Келли обозвала его лузером, но вздохнула с облегчением.       Их примирение состоялось весьма кстати, накануне Рождества. Праздник они отметили в полностью отремонтированном и обставленном доме, в кругу родных и близких, и Адам пребывал в таком хорошем настроении, что согласился отвезти Келли на новогоднюю вечеринку в офис и на посиделки со старыми друзьями в любимом баре её лучшей подружки Лесли Картрайт. Но праздники закончились, и хорошее настроение растаяло, как туман. Адам вернулся к работе, а Келли осталась одна в огромном доме. Она не была одна в прямом смысле этого слова, ведь её нередко навещали родственники, коллеги и друзья, а в отсутствие Адама за ней приглядывала сиделка, но всё равно она чувствовала себя одинокой и винила в этом его. Каждый вечер по приходу домой Адам ловил на себе её холодный тяжёлый взгляд. Она смотрела на него так, даже когда протягивала к нему руки, когда целовала его, когда спрашивала о том, как прошёл его день и как она рада тому, что он смог вырваться пораньше. Он старался развеселить её, отвлечь её от нехороших мыслей, но чем больше он старался, тем сильнее она погружалась в уныние. В конце концов ему надоело стараться. Он был не прав, но ничего не мог с собой поделать. В их огромной спальне, где стены были выкрашены в бамбуковый цвет, пол был устлан тёплым пушистым ковром, а зимой горел искусственный камин, стало холоднее, чем снаружи, под шквальным ветром, пригибающим деревья к земле и швыряющим снег в красные лица. Полки, подоконники, тумбочки и стулья были завалены одеждой, гаджетами и книгами, пролистанными и брошенными в неаккуратные кучи. На столе громоздились подносы с остатками еды, которые нельзя было уносить и с которых лохматые воришки в ночи стаскивали особенно аппетитные кусочки. В этом бедламе Адаму оставляли всё меньше места. Сначала вещи выжили его из собственной постели, потом с дивана у камина на кушетку в ванной, а потом из комнаты в гостевую или в дальнюю гостиную. Когда он переселился вниз, они с Келли практически перестали общаться. Он превратился в молчаливого слугу, который по утрам оставлял поднос с завтраком на прикроватной тумбочке, а вечером приносил ужин, иногда менял белье и помогал Келли умыться и переодеться. Он делал ровно то же самое, что и сиделка, а для чего-то иного он больше был не нужен. Осознав, до какой степени он не нужен, он сам невольно впал в депрессию, из которой не собиралась выбираться Келли. Он стал раньше уходить на работу и позже возвращаться домой. Иногда он подолгу сидел в машине, не решаясь войти в дом, зная, что внутри его никто не ждёт, и нередко ловил себя на мысли, что его жена едва ли заметит, если он приготовит ей ужин, а потом пропадёт на всю ночь. После он думал, что так ему и стоит сделать, и однажды сделал, сняв номер в гостинице при местном яхт-клубе. Три порции виски с содовой и документалка о жизни на парусных яхтах его успокоили и помогли заснуть, но посреди ночи он всё равно встал и поехал домой, ведь несмотря на воцарившиеся внутри холод и равнодушие, дом был единственным местом, где он на самом деле хотел быть.       В конце концов, у них бывали и хорошие вечера. Редкие вечера, когда Келли скидывала с кровати свои вещи и приглашала Адама посидеть с ней, поиграть в старые видеоигры, посмотреть какой-нибудь фильм, который они купили пару лет назад, но так ни разу и не включили, или в сотый раз послушать лекции Юджина Каспера по квантовой физике, отмечая те, на которых они побывали лично. Если Адаму удавалось завладеть её вниманием больше чем на четыре часа, она просила его остаться с ней, и он засыпал в своей постели, положив ладонь на её необъятный живот. Накануне дня рождения Джорджа Вашингтона они выполнили каждый пункт из этого списка: поиграли в «Мастера Оригами», разработанный компанией, в которой Адам работал в Сан-Франциско, посмотрели чёрную комедию с милым названием «Кукольный мастер сходит с ума» и повтор самой знаменитой лекции Юджина Каспера, которую тот прочитал в Гарварде в далёком 2033-м, проговорили до трёх ночи и уснули, обнимая друг друга. Наутро Адам проспал будильник и пропустил первое из четырёх совещание, назначенных на этот день. Но это обстоятельство не могло испортить ему настроение, потому что тем утром он как никогда был преисполнен веры в то, что между ним и Келли всё наладится и что ему больше не придётся ночевать в гостевой комнате или на диванчике в дальней гостиной. Он приготовил блинчики с беконом и сварил горячий шоколад, а, пока маленький медный чайник шипел на электропанели, он включил музыку. Адам давно не включал музыку, пока готовил, наверное, с самого Нового Года, и первые звуки прозвучали странно, неестественно, но, поднимаясь по лестнице вместе с завтраком для двоих, он уже от души напевал весёлую лёгкую рок-н-ролльную мелодию и любовался крупными снежными хлопьями, налипшими на окна.       — Привет, лисичка! — широко улыбаясь, сказал Адам, поставил поднос на тумбочку и с помощью пульта раздвинул гардины, впуская в спальню свет. — Посмотри, какая красота за окном!       — Ага, красотища, — проворчала Келли, прикрывая рукой глаза и часто моргая. — Такая же, как и в прошлом феврале. Только в прошлом феврале мы были в Брейкенридже. И с нами был тот парень…       — Нат Уилсон, — подсказал Адам и притих, напряжённо прислушиваясь к раздражённым ноткам в её голосе.       — Этот парень перекувыркнулся через собственную голову, приземлился на ноги и проехал часть трассы с таким удивлённым лицом, будто не ожидал, что его вестибулярный аппарат на это способен, — хмыкнула Келли. — Жаль, что мы пропустили этот сезон.       — Мы и раньше пропускали, — напомнил Адам. — Поедем в следующем году. Впятером, — он передал ей порцию блинов с беконом и робко присел на краешек кровати. — Я подумал, что мы могли бы купить там домик. Какой-нибудь небольшой домик на отшибе, где туристы не гуляют толпами. А так как мы сами в этом случае перестанем быть туристами, мы сможем на вполне законных основаниях ворчать на приезжих.       — Не смешно, — буркнула Келли, но тень улыбки всё же коснулась её губ. — На твоём месте я бы воздержалась от мыслей о покупке домиков где бы то ни было.       — Понял. Понял и забыл, — поспешно ретировался Адам и кивнул ей на блинчики. — Давай ешь, пока не остыло.       — Спасибо.       На сей раз Келли улыбнулась по-настоящему, и Адам, осмелев, устроился поудобнее на кровати и приступил к завтраку. Какое-то время они ели молча, а потом он начал делиться с ней планами на текущий день, рассказывал о коллегах, о новом кабинете Люка и о скором переезде Элвина.       — Он решил взять с нас пример и купил дом в Секокусе, — не без усмешки доложил Адам. — Ни за что бы не стал покупать дом в Секокусе.       — Почему? — язвительно поинтересовалась Келли. — Чем Секокус отличается от Ларчмонта?       — Частотой застройки, — невозмутимо ответил Адам. — Если ты покупаешь дом, то ты должен удостовериться, что свобода идёт с ним в комплекте.       — Извини, — слабо улыбнулась Келли, сделала несколько глотков шоколада и тихо окликнула его: — Адам?       Её голос ему не понравился, но то, что она сказала после, не понравилось ему ещё больше:       — Адам, ты меня ненавидишь?       — Что за чушь? — справедливо возмутился Адам. — С чего ты это взяла?       — Значит, ненавидишь, — вздохнула Келли. — Если бы это было неправдой, ты бы просто сказал «нет».       — Не передёргивай! — резко сказал Адам. — Я просто не понимаю, как тебе такое пришло в голову.       — И всё же я не услышала слова «нет».       — Нет, — чётко произнёс он. — Ясно? Нет. Я тебя не ненавижу. Это просто невозможно.       — И тем не менее ты не хочешь быть со мной, — продолжала гнуть свою линию Келли. — Всё могло быть иначе.       — Что могло быть иначе? — требовательно спросил Адам и, не получив ответа, попытался доказать ей то, что, по его мнению, в доказательствах не нуждалось: — Если бы я ненавидел тебя, я бы не стал строить планы на будущее, согласуясь с тобой.       — Ты строишь планы на будущее, согласуясь со мной, потому что ты ко мне привязался, — спокойно сказала Келли. — С этим я спорить не стану.       — Спасибо и на этом, — невесело ухмыльнулся Адам, чувствуя, как комок подступает к горлу. — Но на твоём месте, прежде чем обвинять, я бы определился, ненависть это или усталость. Я бы ставил на второе.       — Одно другое не исключает, — возразила Келли. — Привязанность не имеет отношения к ненависти. Это просто привычка, а от привычек зачастую больше вреда, чем пользы. И твоя привычка тебя губит.       Адам вскочил с кровати, поднял руки и тут же их опустил, хлопнув себя по бедрам. Он хотел защитить себя, но не мог подобрать слов. Он всегда был плох в красноречии, и сейчас его неспособность выражать эмоции словами страшно ему мешала.       — Губит. Вредит, — Келли тем временем продолжила бредить. — Привычка мешает тебе бросить меня и начать новую жизнь.       — Да не хочу я тебя бросать! — вскричал Адам. — И новая жизнь мне нахрен не сдалась! Послушай…       Он хотел дотронуться до её руки, но она резко отдёрнула руку.       — Не трогай меня, Адам. Тебе больше не нужно притворяться.       — Объясни мне, чем я это заслужил?! — Адам против собственной воли вновь повысил на неё голос. — Что я сделал?!       — Не злись.       — Да как мне не злиться, если ты намеренно выводишь меня из себя!       — Тебя злит лишь то, что я права! — рыкнула Келли. — Ты пытаешься казаться кем-то, кем ты не можешь быть, но это неправильно! И кто из нас несёт чушь?!       — Ты, — процедил Адам. — Ты несёшь чушь. Если человек не может сказать ничего конкретного, он по определению несёт чушь!       — Хочешь конкретики? — Келли сверкнула глазами и невольно подалась вперёд. — Если хочешь конкретики, тогда объясни мне, почему ты ночуешь в другой комнате и сидишь в офисе шесть дней в неделю!       — Вчера я ночевал здесь!       — Исключения подтверждают правила! Ты ещё не оправдался за офис!       — Я вообще не должен перед тобой оправдываться. Особенно за офис, — отрезал Адам. — Раньше ты сама работала по шесть дней в неделю!       — Но тогда был проект. Сейчас его нет, потому что ты его заморозил, — вернула Келли. — Ты ведь не думаешь, что я не в курсе последних новостей?!       — Я заморозил его, чтобы никто в него не лез, пока ты не вернёшься на работу! — огрызнулся Адам. — И теперь у меня завал, потому что каждый день мне приходится объясняться с разъярёнными спонсорами! Я делаю всё, что могу, чтобы облегчить тебе жизнь!       — Ты делаешь всё что можно, чтобы держаться от меня подальше! — не согласилась Келли.       Адам посмотрел на её покрасневшее лицо, на яростно раздувающиеся ноздри, на плотно сжатые губы и понял, что нормальный диалог между ними невозможен, по крайней мере, пока она не успокоится и не придёт в себя.       — Мне пора на работу, — успокоившись, выдавил он. — Продолжим позже.       — Не продолжим! — угрожающе выплюнула Келли. — Если ты сейчас выйдешь за дверь, между нами всё будет кончено.       — Поглядим, — натянуто улыбнулся Адам и открыл дверь спальни. — Я не верю тебе, Келли. Ты и сама не веришь в то, что говоришь.       Увы, Адам, как и всегда, недооценил силу упрямства Келли. Он ожидал, что она успокоится, пока он будет добираться до работы, и они решат свои проблемы ещё до двенадцатичасового совещания, но когда он приехал и позвонил ей, позвонил трижды, она не взяла трубку. Перед совещанием он позвонил ей ещё два раза, и ещё три раза после, но результат оставался неизменным. Вдобавок к этому он безостановочно писал ей сообщения. Тонны сообщений разошлись по всем сервисам, которыми она пользовалась, включая домашний кинотеатр, онлайн-каталог фигурок из мыла и приложение для составления списка покупок. Он видел, что она прочитала их все, все до единого, но так и не удостоила его ответом ни на одно из них. Ближе к трём Адам оставил попытки с ней связаться и нырнул с головой в работу, но, когда он выходил от программистов, раздумывая, не перехватить ли ему кебаб на обед, ему позвонила сиделка и сообщила, что Келли её уволила.       — Мистер Голд, она просила передать вам, что ей не нужны няньки, и что вы можете засунуть… Мистер Голд, я бы не хотела это повторять, — взволнованным испуганным голосом рассказывала женщина. — Что мне делать, мистер Голд? Я действительно уволена?       — Нет, миссис Хачкинс, вы не уволены, — успокоил её Адам. — Я всё улажу. Скажите мне, вы уже уехали?       — Я не хотела, но мне пришлось. К миссис Голд приехала подруга. Лесли, кажется, — доложила миссис Хачкинс. — Мне нужно вернуться?       — Нет, миссис Хачкинс. Сидите дома. Я заплачу вам за полный день, — с усталым вздохом решил Адам и как-то обречённо повторил: — Я всё улажу.       Пролетев через приемную, словно вихрь, и до смерти напугав Скайлер, поправляющую макияж, Адам ворвался в кабинет и принялся собирать вещи. Он неаккуратно запихивал в рюкзак всё, что, как ему казалось, могло помочь ему дожить до понедельника, включая вещи, которые покоились здесь испокон веков. Поспешно намотав на шею широкий чёрно-серый клетчатый шарф и запихнув себя в бомбер так агрессивно, что рукава рубашки задрались и скомкались где-то в районе локтя, Адам выскочил назад в приёмную и снова напугал Скайлер, которая, отложив в сторону карандаш для глаз, подкралась к двери, чтобы подслушать его и понять, что с ним происходит.       — Скай, меня сегодня не будет, — громко сказал Адам, глядя секретарю прямо в глаза. — И отмени все встречи до конца недели.       Скайлер открыла рот, чтобы сказать, что очередной мистер Не-Знаю-Чего-Хочу не потерпит задержки, но Адам, быстро щёлкнув пальцами, заставил её немедленно замолчать.       — У меня бунт на корабле, Скайлер, понимаешь?! — воскликнул он. — Бунт на корабле!       Скайлер, разумеется, ничего не поняла, но отступила в сторону, освобождая ему путь. Видок у него, должно быть, был жуткий: очки слегка съехали на бок и запотели, а непослушные волосы растрепались и торчали во все стороны. У лифта он уже был готов посмеяться над собой, над Скай и всей этой ситуацией, но причина, по которой он так резко сорвался с места, решила сама ему о себе напомнить.       — Хэй, Лесли! — с притворной радостью прокричал Адам, прижав микрофон гарнитуры прямо к губам. — Как погодка в Сакраменто?       — Не притворяйся, что не знаешь, где я на самом деле, — донёсся до него весёлый мелодичный голос Лесли Картрайт, который в следующую минуту стал на пару тонов тише и мрачнее. — Мне нужно тебе кое-что передать. Келли…       — Я буду дома с минуты на минуту, — грубо перебил её Адам. — Тогда и передашь.       — Нет, мне нужно передать тебе это прямо сейчас, — настояла Лесли. — Келли не хочет тебя видеть. По крайней мере, не сегодня. Она говорит, что тебе есть где ночевать и во что переодеться. Завтра она будет готова к переговорам.       — К каким, к черту, переговорам?! — он почувствовал, что вновь начинает закипать.       — Не кричи на меня. Я всего лишь посредник.       — Извини, — одёрнул себя Адам. — Почему она не может позвонить и сказать мне это лично?       — Потому что сегодня она к переговорам не готова, — просто сказала Лесли. — Не беспокойся. Я смогу о ней позаботиться.       — Ты? — Адам рассмеялся нервно и громко. — Ты?! Интересно, когда она это решила, а?       — Адам, успокойся.       — Ну, давай, Лэс, расскажи мне, когда она тебе позвонила и попросила приехать, а? — он уже не мог остановиться. — Вчера? Пару дней назад? Пару недель назад? Когда, Лесли?! Отвечай, чёрт тебя дери!       — Это неважно, — голос Лесли дрогнул, но она мужественно не сдавала позиций. — Тебе действительно лучше сегодня не приезжать. Для твоего же блага.       — Не говори мне, что ты это делаешь ради моего же блага! Не смей мне это говорить, ясно?! — рявкнул Адам и намного спокойнее продолжил: — Так вот, Лесли, не переживай. Я не приеду сегодня. Ни сегодня, ни завтра, ни вообще. На днях пришлю кого-нибудь за вещами. А переговоры мы проведём, только когда я буду к ним готов. Так ей передай. Ладненько?       — Я… передам.       По голосу было ясно, что Лесли никак не ожидала такой реакции, и это злило его ещё сильнее. Закончив разговор, он быстрыми размашистыми шагами вернулся к своему кабинету и сурово посмотрел на Скайлер, которая снова сжимала в руке карандаш для глаз и смотрела на него чуть ли не с большим испугом, чем раньше.       — Могу я чем-то помочь? — с искренним участием спросила девушка.       — Да, можешь. Ты очень поможешь мне, если уберёшь в сторону этот чёртов карандаш и наконец займёшься своей работой!       С этими словами Адам от неё отвернулся, зашёл в кабинет и с треском хлопнул тяжёлой дверью.