***
Когда он открыл глаза, то обнаружил себя лежащим в ванной с уже холодной водой. На полу рядом валялось бритвенное лезвие, а правая нога пульсировала острой болью, истекая мутной человеческой кровью. Парень шикнул, оперся на края ванной локтями и привстал, вытягивая порезанную ногу к стене. Ступня и пятка были порезаны беспорядочным образом, а из свежих царапин сочилась кровь, хотя должна была уже остановиться. Или нет. Гюнтер очень осторожно выбрался на мягкий коврик, допрыгал до коридора и уселся голышом на пол. Сама перевязка заняла у него не так много времени, но возвращаться в ванную немец уже не решился. Лезвие уберет потом. Потом Гюнтер доковылял до комнаты, где рухнул на кровать без сил и прикрыл глаза. Он не торопился вытираться, одеваться и причесывать мокрые волосы. Старый фен сломался, голова ощущала привычную после таблеток легкость. Одним словом — хорошо. Как-то ненароком немец вспомнил, что пора бы и на прием к врачу сходить. Но так лень подниматься с кровати, звонить и записываться, потом копаться по всей квартире в поисках документов и справок, чтобы они в итоге пригодились только для вида. С другой стороны, если он не пойдет, а лекарство закончится, будет ломка как у наркомана. Он станет похож на зомби, наверняка прекратит следить за собой. И Саша будет волноваться. Почему-то эта мысль острой иглой впилась в виски и заставила Гюнтера виновато прикусить нижнюю губу. Это было страшнее любого наказания, любой пытки. Если Брагинский вдруг отвернется и скажет, что потерял интерес к их общению. Или, что его воротит от наркоманов. Повернувшись на постели, Гюнтер открыл глаза и взглянул в потолок. Внезапно захотелось позвонить соседу: позвать его на чай или просмотр старого сериала про гангстеров и русскую девушку. На ее месте немец непременно бы увидел Брагинского и сравнил «вслух». А потом получил бы по затылку легонько. Взгляд сам скользнул к телефону на тумбочке. Байльшмидт потянулся рукой к аппарату, набрал номер и приложил сотовый к уху. Пара гудков и голос Саши, почему-то немного сонный. Гюнтер молчал несколько секунд, а потом из трубки раздалось: — Понял. Скоро буду. И пиши уже сообщения…***
— Так и не пришел на прошлой неделе. Андрэ перевернул лист в своей тетради, повертел ручку в пальцах другой руки и поднял взгляд на напряженное лицо Гюнтера. Он сидел на мягком офисном стуле и держал обе руки на коленях. Ему было стыдно и в то же время совершенно нет. Дело в том, что буквально после пробуждения он позвал Сашу позавтракать у него, на что тот молча согласился. И притащил целую миску блинов. Когда Гюнтер понял, что опаздывает, блины были почти съедены, а Саша рассказывал о каких-то прошлогодних отборочных по хоккею. Немцу хоккей никогда интересен не был, но хрипловатый голос Брагинского он слушал с замиранием сердца и недоеденной выпечкой во рту. Сейчас же он понимал, что лучше бы не пускал русского на порог своей квартиры. Пятка противно заныла и зачесалась. Гюнтер прикусил нижнюю губу, повел ступней и ткнулся подошвой кроссовка в единственную ножку стула. Жутко захотелось снять обувь и прямо на глазах у Бонфуа дотронуться до ранки ногтями. Чтобы разодрать ее до крови и долго слушать причитания доктора, пока тот обрабатывает свежую ранку спиртом. Ничего другого у него нет, Гюнтер узнавал. В шкафу у мужчины и правда стояли бутылки со спиртосодержащим раствором, куча каких-то измятых документов, папок в полупрозрачных обложках и статуэтка миниатюрной Эйфелевой башни. Как-то Байльшмидт спросил, для чего она тут, на что Бонфуа махнул рукой молча и продолжил черкать в карточке Гюнтера. Сейчас же Андрэ как всегда сидел на своем старом скрипучем стуле, пробегался взглядом по собственному почерку. Ничего интересного не нашел, отложил карточку в сторону и уставился на бледное лицо немца. Парень повел плечами, отвел свой взгляд, устремив его в стену с кучей черно-белых фотографий, и шевельнул губами в немом вопросе. Бонфуа его не услышал, но понял без слов. — Я даю тебе последний пузырек. После этого перейдешь на более легкие препараты, и даже не думай просить у меня продлить срок принятия этих. Мужчина кашлянул в кулак и потер большим пальцем область у рта: слишком много курит, отчего и появляется неприятный осадок в легких. Супруга сколько лет ругается, только что толку с этого? Он же не ребенок, сам понимает, к чему это всё ведет, да остановиться не в силах. — И не хмурься, — Гюнтер вопросительно вскинул брови и обернулся на доктора. Он и правда только что хмурился, причем очень сильно. — Я прекрасно знаю, что от этих таблеток со временем появляется побочный эффект в виде галлюцинаций. Если продолжишь их пить, станет хуже. Поэтому я переведу тебя на другие. Француз закрыл карточку, отложил на угол стола. Затем отъехал от него на стуле, потянул ручку одного из ящиков и выудил из него сразу два пузырька: один был темно-красным с белой наклейкой, а другой всё тот же «старый добрый» белый с красными таблетками внутри. Доктор встряхивает оба и протягивает Гюнтеру. — Постепенно переходи на желтые. Только постепенно, слышишь? Парень кивнул и запихнул оба пузырька в карманы джинсов. Андрэ не особо поверил в искренность пациента, но ничего поделать все равно не мог, поэтому просто вздохнул и указал одной рукой на дверь. Гюнтеру больше и не надо было. Он как ужаленный вскочил со стула и, хромая, быстро вышел прочь. Бонфуа оставалось лишь смотреть на распахнутую дверь кабинета и догадываться, где этот парень уже мог пораниться.