Потерянный смысл жизни

      Аарав не стал слушать врача уже после слов: «Сейчас его перевели в реанимацию». Было и так понятно, что ничего интересного не будет, его никто не допустит до палаты, где лежит сейчас его отец. Поэтому пришедшая в голову мысль была по-детски проста и гениальна: «Зачем ждать, когда тебя кто-то отведет, если можно сходить самому?!» Быстро юркнув за дверь, из которой вышел врач, Аарав попал коридор реанимационного отделения. И пока он был почти пустым, нужно было просто найти нужную палату.       Идеально белые, чистые стены, кафельный до блеска натертый пол и яркое освещение — все и, в первую очередь, воздух здесь был пропитан медикаментами. Это была уже пятая или шестая дверь, все они были похожи одна на другую, как и то, что за ними скрывалось, и Ассеру младшему начинало казаться, что он мог пропустить нужную, не узнать того, кого искал, из-за маски, скрывающей часть лица. Это было немыслимо, абсурдно.       «Но ведь могло же быть? Может, я не слишком внимателен?» — Спросил у себя Аарав, когда он увидел очередного пациента в маске. — «Нужно посмотреть на него поближе». Однако тот, кто лежал на больничной койке не был его отцом. Ребенку пришлось вернуться обратно в коридор, предварительно выглянув и убедившись, что там пусто. Встретиться с кем-то из медперсонала сейчас ему не хотелось, он понимал: сейчас нельзя дать себя разоблачить.       Здесь, как и в пустыне все казалось одинаковым бескрайним, безжизненным. Ноги сами вели вперед, пока Ассер младший пытался вспомнить: откуда он пришел. «Очередная дверь, в какую сторону я вообще шел? Какие двери уже проверил? Где мой папа?!» — Аарав уже запутался и никак не мог решить, куда идти дальше. Было как-то одиноко, почему-то эти ощущения брошенности, никому ненужности не покидали его. Особенно сильными они казались из-за слов той пожилой женщины, которую Манорама назвала «ба- бабушкой». Ассера младшего буквально бесило воспоминание о ней, он злился из-за тех слов, что были сказаны про его маму, и про него самого. «Если бы только папа слышал все это…» — вздыхал сын Арнава, тут же понимая, сколько всего лишнего он сказал, и ловя себя на мысли, что не жалеет об этом. Ребенок не понимал, почему с ним так обращались, почему никто не попытался встать на защиту, так же яростно как он сам.       За поворотом в конце коридора послышались голоса, и Ассер младший кинулся к ближайшей двери уже, не задумываясь, кто за ней и сколько придется прятаться. На секунду ему показалось, что больше не нужно никуда идти и можно остаться здесь потому, как здесь ждали именно его. Прикрывая дверь, Аарав слышал мерное спокойное дыхание, тихое жужжание приборов. Медленно обернувшись, он узнал в бледных чертах лица больного, того самого человека, с которым так сильно хотел увидеться. — Папа, — прозрачным голосом, не чувствуя себя, позвал Аарав, рассматривая порезы и синяки отца. Внешний вид Арнава, пугал ребенка. Ассер младший только сейчас осознал тот простой факт, что вся его жизнь могла закончиться, вчера ночью и то, что этого не случилось, было чистой воды везение. Все воспоминания о новоприбывшем родственнике сразу стерлись из сознания. Все стало таким не важным и несущественным, кроме одного клокочущего ощущения зыбкости и эфемерности мгновения. — Папочка… — Малыш сорвался с места, подлетая к больничной койке. Тихая работа приборов почти неслышное дыхание, сейчас пугали маленькую детскую душу, заставляя вцепиться в холодную отцовскую тяжелую руку, попытаться поднять ее поднести к собственной щеке. — Папа… Папочка… — Казалось, все слова просто стерлись. Маленькое сердце набирало обороты, судорожно бухая и оглушая своим грохотанием, там глубоко в сознании просыпались ужасающие: «А что, если он больше не…» — Папа, пожалуйста, проснись, открой глаза, — молил детский голос.       Аарав всегда знал, что значит быть сиротой, что значит остаться одному в огромном мире, но еще никогда он так не страдал. Детская слезинка набрала все силы и, как только веки мальчика опустились, торопливо заскользила по щеке, ударяясь о холодные, безвольные, грубые мужские пальцы. — Папа, папочка, — голос слабел, уводя малыша в бессвязный бред.       Рука Арнава дернулась, ощутив обжигающее влажное прикосновение, после открылись и глаза, в которых все еще казалось мутным, расплывающимся и непонятным. Сознание нехотя возвращалось, а ладонь непроизвольно подалась привычному движению, давая детской щеке, не просто возможность прикасаться, но и почувствовать отдачу. — Аарав, — слетело с пересохших губ, отца, которому было больно смотреть, как его ребенок плачет, — Аарав, все в порядке, слышишь? — Не нужно было быть великим брахманом и прорицателем чтобы понять почему катятся по щекам детские слезы, с тяжестью подняв вторую руку он попытался дотянуться ей до головы сына, но для этого нужно было привстать, и потому она упала на детское плечо, заставляя малыша поверить в то, что тот кого он считает частью своего мира, не собирается покинуть его… Не прямо сейчас. — Папа, — открывая глаза и не веря во все происходящее, он быстро наклонился, обхватывая шею Арнава. Сердце до сих пор бешено билось. — Папа… — Эй, тише, тише, задушишь, — несколько шутливо, но с трудом выговорил Арнав, и его тут же выпустили из давящих объятий, заставляющих чуть приподниматься и ощущать агонию в грудной клетке, из-за того, что ребра, казалось, были не на своих местах. Хотя находящийся на больничной койке Райзада не мог не признать две вещи: ему нравятся эти нежности со стороны сына и само присутствие Ассера старшего тоже. — Аарав, а почему ты здесь один? — Оглядывая помещение, спрашивал больной, пытаясь в общих чертах определить, где это самое здесь, и вспомнить, как сюда попал. — Он сказал, что все плохо, и я понял, что меня не пустят к тебе, но я должен был тебя найти, потому что… — Так значит, тебя сейчас ищут! — Перебил Арнав своего сына, почему-то улыбаясь. — Все волнуются за тебя, ты должен вернуться. — Но папа, все волнуются и за вас с мамой! — Тут же не растерявшись, ответил ему ребенок. — Нас с мамой? — С каким-то сомнением повторил Ассер старший, пытаясь что-то припомнить…       «Нас с мамой?» — Мысленно уже у себя переспросил мужчина, пытаясь воспроизвести образ матери собственного сына. — «Не уже ли можно было забыть девушку, с которой ты зачал ребенка?» — Мыслительный процесс проходил несколько быстрей, чем ленивая память решала какие факты стоит выдавать. Предсказанные врачом провалы в памяти давали о себе знать: сознание легко достраивало самостоятельно недостающие мелкие факты, оставляя огромные лакуныꜜ там, где должно было звучать имя Кхуши. — Да она пропала, еще вчера, как и ты не вернулась домой, и никто не знает где она, все думали, что ты знаешь, точнее все кроме одного человека. — Детская речь звучала очень быстро, было заметно, что он понял этот вопрос по-своему, не задумываясь о том, что его отец, может забыть про человека, о котором шла речь. — И кто же так не думал? — Спросил Арнав, цепляясь за последнюю часть фразы, которая была сказана с некоторым отвращением, и даже негодованием. Он четко помнил, что его сын был не из тех, кого можно задеть какой-то мелочью или тех в чьем разговоре можно было уловить неприязнь к кому-либо. Ассер старший четко осознавал: если Аарав позволяет так себя вести — значит, его эмоции слишком сильные, чтобы он мог их скрыть. Отцовское сердце чувствовало обиду, и ему было важно знать, кто посмел обидеть сына.       Аарав отвел глаза, понимая, что возможно не стоило говорить этого, и нужно было промолчать, потому что дальше последует еще больше вопросов, а отступать уже поздно. — Отец, прости… — Взмолился он, хватаясь за руку больного. — Я знаю, что недолжен был так говорить твоей бабушке, но разве я мог промолчать, когда она… — Постой! Что ты сказал?! — Мужчина резко оборвал ребенка, не давая ему закончить, потому, как ему было непонятно: с каких пор «любимая Нани» стала «твоей бабушкой». Что означало: Аарав отказывается принимать одного из членов семьи, которого раньше очень уважал. — Ты сказал «твоей бабушки», но разве она и не твоя тоже?! — Холод засквозил в голосе, и от того ребенок на какое-то время растерялся. — Нет! Она твоя, я впервые ее вижу! И мне не нравится, что она так говорит про… — То есть, мне нужно было попасть в больницу, чтоб она, наконец, явилась сюда лично?! — Не сдержавшись от понимания, о ком идет речь, и от злости спрашивал Арнав у самого себя лишь, через секунду осознавая, что он сказал все это вслух и не дал закончить Аараву свою речь. — Субхандра! Что она сказала тебе? — Она сказала… — Начал Ассер младший, пытаясь понять: будет ли он после этих слов под покровительством отца или попадет в немилость. — Она сказала… — Голос его задрожал, от осознания того, что он и так чуть не потерял отца из-за этого ужасного случая, а теперь вот может потерять его, потому что посмел дерзить. — Отец, я не мог не ответить, когда… — Аарав никак не мог решиться, и потому Арнав подтолкнул его, легко накрыв его руки своей ладонью, и на секунду прикрыв глаза, в знак того, что он может говорить, чтобы не случилось. — Она сказала, будто бы мама обманщица, которая бросила нас…       «Бросила нас… Бросила нас…» — Эти слова, сказанные ребенком, заметались в голове Арнава приумножаясь и звуча на разный манер, все громче и громче, дышать стало тяжело, в голове появилось гудение, кровь в жилах казалось за стыла, а ребенок все не унимался: — Отец, я сказал, что это не правда, что она никогда бы так не поступила потому, что она не такая… Ты же знаешь, что она другая, заносчивая как ребенок, и странная, но не способная на предательство… Папа, ведь так?! — Почему-то сейчас Аарав, как никогда, нуждался в подтверждении той самой правды, которую уже давно знал и в которой никогда не сомневался, — Папа, скажи, что ты знаешь, где наша мама! Она же… — Внезапно он умолк, посмотрев ну руку отца, которая снова обрела вес безвольности, переводя глаза на неподвижное лицо.       Первая мысль, пришедшая в голову, была одна из самых верных: «Отцу не хорошо, и нужно что-то делать». Уже в следующее мгновение эта мысль стала панически повторяться, обзаводясь вопросом: «Что делать?!»       Арнав был без сознания, и аппаратура внезапно стала сходить с ума, выдавая писклявые пронзительные звуки. Отходя назад, Ассер младший испуганно качал головой, видя, как тело отца начинает буквально подкидывать на месте. — Нет, нет, — в панике громко заголосил ребенок, хватая отца за руку. — Папа, папочка, пожалуйста, папа…       Детский голос, разносившийся по помещению, просачивался в пустой коридор, по которому неспешно делала свой обход медсестра, быстро и уверенно заглянув в комнату, женщина окинула взглядом приборы. Спешно приблизившись к больному, она провела своей тонкой рукой по нижней части койки, нажимая экстренную кнопку и, не обращая внимания, на ребенка кинулась к небольшой тумбе возле стенки. Она распахнула ящик моментально, выкладывая на столешницу какие-то приборы, инструменты лекарства.       Группа, состоявшая из пары молодых дежурных врачей и еще одной медсестры, ворвалась в реанимационную палату, оживляя ее четкими командами указаний и действий: «Увести ребенка! 5 кубиков эпинефрина, и готовьте дефибриллятор! Пульс, давление?! Да, уведите вы уже этого ребенка… Неужели так сложно справиться с мальчишкой…». С Ассером младшим, действительно, было невозможно совладать, и медсестра, пытавшаяся его отцепить от руки пациента и выпроводить, несколько раз выпускала, его из своей хватки, но, наконец, вытолкав его в коридор и, закрыв за собой дверь, вцепилась в плечи, присаживаясь и заглядываясь в его глаза. Прежде чем Аарав перестал вырываться, пришлось пару раз встряхнуть его. — Послушай, меня внимательно! — Убедительно и быстро говорила медсестра. — С твоим отцом все будет хорошо. Он в надежных руках, но, если ты будешь нам мешать, мы не сможем ничего сделать. Сейчас ты пойдешь в ту сторону. — Женщина развернула ребенка. — И выйдешь, в ту дверь, и дождешься меня там. Я приду, как только твой отец будет в порядке, хорошо?!       Последние слова, сказанные ей, были уже просто для убедительности, он и так знала: ребенок выполнит все указания, — и без обещания о сообщении, но ей хотелось хоть немного успокоить малыша. Аарав стоя, к ней спиной глядя на дверь ничего не ответил просто молча, будто завороженный он медленно побрел в указанном направлении.       «Я виноват… Это я во всем виноват, я не должен был, … Если бы только мама была… Это я виноват…» — С каждым его шагом слова о вине все явственней отпечатывались в его сознании, и когда Ассер младший вышел из реанимационного отделения, он повторял словно в бреду: «Это я виноват… Но я не хотел, … Я не хотел!»       Первая его увидела любимая Нани, она в силу своего возраста не кинулась бегать по коридорам просто оставшись ждать на том месте, где обнаружили его пропажу. Бабушка увидела своего любимого правнука белым, словно полотно и бессвязно бормочущим какие-то непонятные, бессмысленные фразы. — Аарав, — с испугом кидаясь к нему и, присаживаясь, хватая за плечи, громко окрикивала она его, не осознавая простого факта, что он ее итак бы услышал. — Аарав, где ты был? Что случилось, мой мальчик?       Ребенок же смотрел на бабушку словно, не видя ее, а на глазах его наворачивались слезы. На бабушкин голос первое всех отозвалась Анжели которая как раз возвращалась с вестями от врача, прибавив шаг она старалась как можно быстрее преодолеть это расстояние, понимая, что просто так Девьяни не стала бы так громко разговаривать с кем бы то ни было. «Что произошло?» — Обеспокоено спрашивала себя старшая сестра Арнава, уже слыша позади приближающегося бегущего человека, это была Паяль, которая в спешке даже не обратила на нее внимания, моментально оказываясь рядом с этой парой и громко возмущаясь: — Аарав, ты хоть знаешь, как ты нас напугал?! Ну, куда ты ходил?! — Вопрошая все это, в эмоциях она укрыла своей ладонью щеку малыша пытаясь взглянуть ему в глаза… — Аарав, …- Начала было она и, тут же, утихла. — Я… Бабушка, тетя, это я во всем виноват, но я не хотел! Я правда не думал, что папа… — У малыша не было слов, он не знал, как объяснить все произошедшее в реанимации, — все было хорошо, он пришел в себя, мы говорили, а потом… Это я во всем виноват! — Нет, не говори так, — просила Девьяни и обнимает Аарава. — Ты ни в чем не виноват, слышишь… — Но, бабушка, — Вырываясь осторожно из ее объятий говорит он, я просто хотел спросить у отца: где… Где наша мама, и он… Ему стало плохо… А я… Это я во всем виноват… — Причитал мальчишка, утирая свои детские слезы. — Вы со своей мамашей, просто сговорились, чтобы убить моего внука! Чего вы хотите? Хотите получить все его деньги?! — Сверху донесся голос холодный второй бабушки, которая была готова от услышанного еще и не такое говорить, однако лицо ее не выражало ничего кроме каменного спокойствия. — Субхандра, что ты такое говоришь?! — Вспылила Сингх Райзада старшая, выпрямляясь и поворачиваясь к своей бывшей сватье. — Это же ребенок, и он всего лишь хотел побыть с отцом! Хотел знать, что происходит, ведь никто… ни один… — Она уже говорила это всем возвращающимся членам семьи, и смотрела на подошедшую только что Манораму, — ни один из нас, даже не удосужился ему объяснить ситуацию! — И пока в глазах Нани сверкала злость, никто из присутствующих, не смел ей возразить, повинно опуская глаза и помогая, пришедшей после ее слов тишине окрепнуть и распространиться серой мглой над их головами.       Паяль укрыла мальчика в своих объятьях, найдя в этом простом деле утешенье и для себя самой. Ей тоже было сейчас безумно тяжело и больно, она боялась за сестру, и ничего не могла сделать, но утишая своего племянника, она думала только о нем, и ей становилось чуточку легче, от осознания того, что она хоть куда-то прикладывает усилия. Аарав прижимался к сестре своей матери все сильнее, беззвучно рыдая, не замечая того сколько в миг нашел покровителей. — Малыш, — медсестра, выглянувшая из-за двери реанимационного отделения, быстро нашла глазами мальчика, которого выпроваживала из палаты отца. Посмотрела на Паяль, качая головой. — Впредь лучше следите за своим сыном. С вашим мужем уже все в порядке…       Ее слова заставили Аарава выпустить тетю из своих объятий и повернуться к медсестре, непонимающе взглянув на нее. — Это мой племянник, но я учту ваши пожелания. — Соскакивая с места, заговорила Паяль, кладя свои руки на плечи Ассера младшего. — Простите, — ответила женщина, и обратилась к ребенку снова. — С твоим отцом все в порядке, мы проведем анализы, понаблюдаем за ним сегодня, и если все будет также, то уже завтра ты сможешь с ним поговорить, хорошо?!       Аарав молча кивнул, давая медсестре понять, что он ей очень благодарен, хоть и не может ничего толком сказать. Медсестра покачала головой, улыбаясь, и снова скрылась за дверями реанимационного отделения. Весть, принесенная такой милой женщиной, быстро стерла все неприятные ощущения, навеянные конфликтом двух старейших членов семьи, и, теперь, часть жителей Шантивана спешно засобиралась домой. Можно было заниматься насущными делами, с нетерпением ожидая завтрашнего дня и встречи с Арнавом. Атмосфера в доме была непривычная и весь вечер, казалось, был погружен в заботы. Девьяни и Анжали собрались в одной комнате, обсуждая очень долго все происходящее, и пытаясь понять, что такого могло произойти у Арнава и Кхуши, что одна из них просто исчезла, а второй так болезненно реагировал на вопросы, связанные с ней.       Аарав, переступив порог дома, избрал своим новым местом укрытия комнату Паяль и Акаша, быстро догадавшись, что любые новости, придут именно сюда самостоятельно, что ни тетя, ни дядя его не посмеют ни о чем спрашивать и не скажут ему ни одного слова. Мальчик справедливо решил, что и новая гостья этого дома не посмеет сюда прийти потому, как на дух не переносит все, что связано с его матерью, и ее сестра была первая в этом списке. Забота, обрушившаяся на Ассера младшего со стороны Паяль, стала для нее единственно важным делом, которому она бездумно отдавалась, пытаясь сбежать от мыслей о Кхуши и ее месте нахождения. Акаш быстро покинул их общество, объясняя тем, что дела, начатые его братом, остались без присмотра.       Была уже поздняя ночь, когда Субхандра собрала всех в гостиной и начала свою речь: — Как самая старшая в доме, оценив всю обстановку и состояние Арнава, я приняла решение собрать вас всех здесь, чтоб сказать одну единственную неоспоримую вещь: Арнаву опасно напоминать о Кхуши, говорить об ее поступке. И раз она сбежала от ответственности в такой момент, значит, и мы в свою очередь должны отступиться от этой женщины. Она больше ни часть нашей семьи и ни один из вас не посмеет произнести ее имя…       Слова Деви буквально ввели всех в ступор и семь пар глаз прожигали ее фигуру. Все, кто сейчас находились в гостиной, тихо закипали от разных переполнявших эмоций, и теперь стоило только одному сказать хоть слово вслух, чтоб в доме произошёл взрыв.