Потерянный смысл жизни

      Першение в горле, боль, слабость в теле, постоянный холод, безвкусная еда, пропахшая гнилью вода, бесцельное брожение по комнате — все переставало иметь хоть какую-то долю воздействия. Ничего не могло повлиять на принятие решения, ничего кроме снов.       Они врывались в сознание, сбрасывали оковы молчаливого, тяжелого, гнетущего, душащего мыслительного процесса, возвращали к воспоминаниям о счастливых моментах: «Распростертая небесная бездна, усыпанная дорожками звезд, складывающихся в причудливые узоры, словно бы это прекрасное сари, раскинутое самой Богиней для него и для нее. Для такого родного, любимого, желанного, нежного Арнава и безумно счастливой Кхуши. Теплые объятья, скользящие мимолетные поцелуи, перемежающиеся с немногочисленными репликами». Они внушали картины, заставляющие улыбаться с закрытыми глазами ненавистному мужчине, приходящему подглядывать за спящей Кхуши.       Вторжение на территорию чужого знаменовалось сменой снов. Несуществующая липкая субстанция одержимости и вожделения оплетала ее тело, а потом швыряла в ее грезы предостерегающие образы: «Счастливое Счастье» разглядывающее звезды в бездонном пространстве космоса со своим дорогим мужем. Растворялась, возвращаясь к тому самому тесному сплетению душ Арнава и Кхуши, и к убивающей его боли… Она снова стояла возле него, смотрела на мучения любимого мужчины и ничего не могла сделать кроме как, удалиться. Позади нее почему-то светило солнце…» А потом? Она не помнила конец сна, словно бы его своровали, с жадностью отняв слова, произнесенные самым дорогим человеком, и заставив бежать без оглядки, проливая слезы, одаривая пробуждением под аккомпанемент громкого хлопанья двери.       Привычно отбрасывая на мгновенье сон, Кхуши подскакивала, приседая на кровати, в непонимании смотрела по сторонам. Укладывалась в бессилии снова, ощущая сырость подушки, осознавая всю бредовость ситуации: «Кто-то наблюдает за тем, как она спит…». Не сложно было угадать имя этой личности, другой вопрос был в целях таких низких действий. Третью ночь подряд он являлся в ее комнату, менял поднос с едой, и ничего не трогая уходил, оставляя лишь это пугающее ощущение рождение кошмара под его маниакальным взглядом.       И все начиналось снова. Кашель рвался по раздраженному горлу, холод окутывал тело уже давно переставшее замечать дрожь, еда снова окидывалась презрительным взглядом, а вода… Хотя сегодняшнее утро отличалось от прочих трех. Настолько привыкнув к неизменному однообразию Кхуши не сразу заметила, пустоту принесённого подноса. Сегодня было нечего окидывать презрительным взглядом, разве что стакан, от которого впервые исходил пар. Девушка отвернулась к стене, накрываясь пледом, желая согреться, но вместо тепла ее посещали раздумья…       «Стук сердца казалось, заглушающий даже сбитое от безостановочного бега дыхание. Он крепко сжимающий ладонь и заставляющий двигаться как можно быстрее. А в голове только одно желание выбраться из этого ужасного места, понять, наконец, что он вернется домой живым». — Липкая субстанция леденящих душу мыслей приправленных воспоминаний обволакивала ее, она проникала в самую суть и естество, ломая изнутри все принципы и заставляя раз за разом возвращаться к простому выводу: «Мне придется это сделать, если я хочу, чтобы он жил».       Кхуши перевернулась, продолжая лежать на кровати, и пыталась восстановить образ Арнава, чуть прикрывая веки. Она желала увидеть улыбку на его лице, счастье в его глазах, теплую греющую нежность, но вредное сознание почему-то опять и опять подсовывало ужасающие картинки из тех времен, когда его похитили. — «Бывшая когда-то белоснежной майка прилипала к его вспотевшему от бега телу, точно повторяя движение его грудной клетки. Горячий вырывающийся воздух отдаляется. Его глаза, ищущие ответ на какой-то только ему понятный вопрос, ускользают, и он пытается чуть отклониться, крепко держась за плечи, замирая и делая резкий рывок. Взгляд его возвращается… и он пытается задавать вопросы, сказать о том насколько этот поступок глуп и опасен. Ему явно не нравятся, что он не может защитить того, кто ему дорог, но он одновременно и безумно счастлив, видеть ее». — Нет, нет, — Кхуши замотала головой зажмуривая глаза пытаясь прогнать из головы все мысли, но в ответ воспоминание лишь подсовывало собственные слова, пропитанные не простым беспокойством, а ужасающим страхом и осознанием, того в какой он опасности был и сейчас находится: «Арнав Джи, ваши руки…».       Образ длинных наклонных широких бордово-фиолетовых ссадин на предплечьях любимого человека вставал перед ее глазами, продолжаясь беглым осмотром всего его измученного тела. А после резко сменяясь картинкой того, как это же тело, ставшее безвольным, тащат на себе несколько мужчин в неизвестную машину; как небрежно его заталкивают и увозят, оставив на земле лишь черный обрывок плотной ткани, которым были завязаны его глаза… — Нет, нет, нет, — бередила Кхуши, срываясь с места, соскакивая с кровати, подбегая к окну, вглядываясь в небо, обволоченное холодными серыми облаками. — Богиня, прошу тебя: спаси его, он ведь ни в чем не виноват… — Шептала она, — сиплым, но по-прежнему тонким голосом, а потом охваченная сильным порывом ветра отступала…       Шаг, еще один. Назад, под покров тени ее каменной тюрьмы. Выход, из которой будет завершаться пыточной. Сильный кашель поднимался из ее лёгких, охватывая грудную клетку и весь ее организм спазмами, которые еще долго потом отдавались где-то глубоко, сдавливая мышцы пресса. Першение в горле не прекращалось, ни на секунду, и его не могли остановить не вода, ни встающие поперек кусочки припасенной с самого первого дня лепешки, последние в прочем делали только хуже, заставляя давиться и снова вызывать этот кашель. «Мне нравится, когда ты сопротивляешься!» — По-змеиному шипела память, не стесняясь, напоминая горячие прикосновения Шьяма, и его дыхание на коже… — Нет, этого не случится, ты никогда не получишь того, что принадлежит моему Арнаву! — с особой злостью говорила Кхуши подбирая из-под двери папку, брошенную Шьямом вот уже три с лишним дня назад. До этого момента она ни разу не прикоснулась к ней, изредка поглядывая на нее испепеляющим взглядом. Документы, находящиеся в ее руках, жгли ладони, и сердце. «Подписать документы на развод, навсегда отказаться от Арнава… А он отказался бы?» — Как-то не смело спросила у себя девушка, пробегаясь по строчкам взглядом, — «Он никогда и не за что… Но сейчас важно не это! Арнав может быть в опасности…»       Внезапно подавшаяся вперед со скрипом дверь заставила Кхуши буквально отпрыгнуть в сторону, предоставляя ей полный обзор на улыбающегося гостя. — Здравствуй моя дорогая, ты так сильно скучала по мне, что встречаешь меня возле порога, — елейным и подобострастным тоном спрашивал Шьям, протягивая руку, будто бы она не знала о том, что этот демон посещает ее чаще, чем старается показать.       Кхуши видела сейчас в пришедшем ненавистном человеке, что-то чужеродное, раньше это тоже было в нем, но возможно не так отчетливо проявлялось, однако время видимо оголило его сущность до предела, пропитав каждую его клеточку какими-то маниакальными грехопадением и похотью. От него словно бы смердело вожделением, жаждой, ненавистью, злобой, завистью, и непоколебимой уверенностью в победе.       Пленница подалась назад, избегая его ладони, тянущейся к ее щеке и, не смотря на неудавшееся физическое прикосновение, ощутила, как он мысленно разрывает на ней одежду расшвыривая ее по разным сторонам… Внутренности ее скрутились в один тугой узел, а тело вздрогнуло от звука громко захлопнувшейся двери, совсем как несколько часов назад, когда он разрушил очередной ее сон, поняв, что она знает о его присутствии.       «Шурин, что с тобой случилось?» — Почти таким же тоном повторялось в ее сознании, рисуя перед ее глазами Арнава, только что вошедшего в Шантиван. На нем, казалось, не было живого места, даже глаза блуждали по предметам, людям так, словно его вернули из плена, а душу забыли где-то там в одном из заброшенных домов, и она до сих пор привязана к стулу, и ссадины цвета кадмия проступают из-под тонкой кожи предплечий. «Арнав» — мысленно воззвала Кхуши к своему мужу. — О, Кхуши, неужели ты и правда так сильно торопишься отдать мне эти документы, — Шьям обратил внимание на то, как сильно ее руки прижимают к себе папку, — не думал, что это будет так, быстро… Но я знал, что ты сделаешь правильный выбор — с какой-то лаской проговорил Шьям, опустив руку.       «Правильный выбор» — эти слова во всей фразе обладали особым тоном, произнесённые в ударной позиции они источали угрозу. Глаза Кхуши чуть прикрываются, и перед ними встает новый образ: «Четыре грузных и мощных верзилы кружат над только что упавшем обессилившем телом Арнава. Дорожная пыль оседает на его кожу, и в этот миг сердце застывает от осознания того, что он может больше никогда не открыть глаза… Веревки чуть подаются, ослабевая на ноющих от боли запястьях, а душа буквально рассыпается в длинном мгновении, произношении столь любимого имени… Ни ужели он мог оставить после себя только эти чертовы воспоминания и собственное имя… Арнав! Его веки медленно поднимаются, давая понять: «Он меня не оставит! Не сегодня… Не сейчас… Никогда!» А в следующий момент его руки отталкиваются от земли, и он, пошатываясь, поднимается на ноги, готовый к новой борьбе».       Распахнувшиеся веки пленницы высвободили, наполненный яростью и уверенностью взгляд, голова ее чуть наклонилась в сторону, словно она хотела рассмотреть какую-то черту в Шьяме. И через мгновенье, горделиво поднятый подбородок и расправленные плечи, стали продолжением засевшей внутри Кхуши мысли: «Мой Арнав не даст себя в обиду! Мой Арнав не сдастся! И я не должна!» Смелый шаг навстречу заставил Шьяма победно улыбнуться. — Я всегда видел в тебе эту королевскую стать, несгибаемость. Я любил их больше, чем твою покорность, но никогда не думал насколько мне будет приятен твой смелый шаг в мои объя… — Он расправлял руки в тот самый момент, как ее бледные пальчики распахивали папку с документами о разводе, безжалостно и нетерпеливо выдергивая их чуть сминая, от резкости, движений, однако вопреки его ожиданьям он буквально подавился своими словами.       Белая бумага, с черными буквами, оказавшись на воле, заметалась, издавая звучное рвущееся шуршание, становящееся тише с каждым мгновением, увеличивая толщину стопки и уменьшаясь в размерах. Воздуха в легких казалось Шьяму мало, а глаза его наливались кровью. В лицо ударило движение воздуха и его буквально осыпало мелкими ошметками документов. Гордый молчаливый обдающий холодом и вызовом взгляд Кхуши как будто кричал: «Я Кхуши Кумари Гупта Сингх Райзада и мой муж Арнав Сингх Райзада. Он сотрет тебя в порошок…». Никакие громкие воспоминания о моменте похищения не могли заглушить в ней ту уверенность в любимом человеке, которая так прочно вцепилась в сознание. Никакой холод и страх не могли заставить ее дрожать и пресмыкаться.       «Это тебе за обращение с моей женой!» — Наполненный ненавистью взгляд бывшего шурина, направленный на Шьяма, вырвался из глубин подсознания похитителя огорошивая вспыхнувшем жжением на щеке от хлесткого удара многолетней давности.       «Унижение, принятое от рук брата королевы в тот день и потом… все это я сполна тебе, верну, моя дорогая Кхуши… И ты ответишь за все бывший шшшшурин!» — С каким-то упоением прошипели мысли мужчины, отразившиеся в глазах вспыхивающим огнем бредового величия, уверенности в получении всего, что он пожелает. — «Я отберу у тебя все, начиная с этой девки, которая в тебя влюблена как сука… И заканчивая твоей жизнью…»       Сейчас, когда он смотрел в эти гордые, непокорные глаза Кхуши мысль об Арнаве, не вызывала в нем брезгливость скорее наоборот, Шьям хотел дотронуться до женщины ему не принадлежащей и заставить ее принести ему небольшую долю упоения. А потом бросить ее на кровать и, зажав, отрезать любые пути отступления, насильно сорвав поцелуй с ее губ. После чего ощутить тепло ее оголенной нежной кожи, высвобождая желание и самого себя, проникая в самые глубины физического наслаждения. Там в ее озлобленных, бессильных, возбужденных, таящих стонах, он хотел выжечь воспоминанье супружеских ночах, выкрасив их пепел предательством, болью и кровью.       Рука его потянулась по направлению к девушке, и стоило ей только отступить, как он весь превратился в хищника. Его похотливый взгляд вперился в ее растерянный, делясь всем жаром, который только был в нем. Кхуши чувствовала на себе это вызывающее отвращение вожделение, липкими противными сырыми слоями окутывающее ее тело. Словно сомнамбула услышавшая зов она вырывалась из его хватки, отдаляясь и мчась, не думая к окну, надеясь там найти свое спасенье. Медленно и не торопясь Шьям вымерял своими короткими шагами новое расстояние от себя до нее. Темнота его имени заполоняла его сознание, короткими фантазиями, в которых ее горячее непокорное тело билось под ним, на глазах умирающего Арнава. — Ты даже не представляешь, что я хочу сделать с вами обоими, — злобно шипел он, выступая на свет и надвигаясь на нее… — Нет. Ты не посмеешь… — Сама, не понимая, как она выговаривает это, Кхуши, улавливая его помешательство, и мысленно содрогаясь от новой волны безумия, нахлынувшей на нее с его приближением. — О-о-о — с каким-то наслаждением выдыхает Шьям, нависая над ней, — мое Счастье знает, что может меня остановить… — Его губы снова становятся слишком близкими, и ей начинает казаться, что она чувствует короткое расстояние, словно тонкую дупату. Дыхание его скользит вниз по шее, заставляя ее замирать, жмуриться, и буквально вжиматься в стенку возле окна, мысленно произнося: «Богиня, Богиня, пожалуйста…».Словно ответом на эти мольбы Шьям чуть отдаляется, с некоторым сожалением. Кхуши по-прежнему льнет к стене, будто в ней может найти свою защиту и боится не только открыть глаза, но и сделать вдох… — Знаешь… Я не тороплю тебя с ответом, конечно, теперь у тебя меньше возможности прочитать документы снова, но думаю моим охранникам не составит труда принести тебе новый экземпляр вместе с ужином, моя будущая жена должна хорошо питаться… Кхуши резко открыла глаза, осознавая все сказанное, и снова взвиваясь от нового притока ярости. — Я никогда, слышишь, никогда не стану твоей! — Кричит она, в то время как ее указательный пальчик упирается в грудь Шьяма, и он с новым нахальством начинает улыбаться, ловя непокорные нотки в ее голосе. — С каждой секундой борьбы за твое сердце я люблю тебя еще сильнее. И потому мне особенно будет приятно подарить тебе этот подарок. Он поможет мне завоевать мою Кхуши… — Только сейчас она поймала себя на мысли, что все это время левая рука Шьяма была заведена за спину словно он, что-то прятал. — Я дарю тебе его от всей души, Кхуши. Протянутая золотистая невысокая коробочка с красной лентой и пышным бантиком, была встречена холодным презрительным взглядом девушки. Она напоминала небольшой футляр для набора драгоценностей, но при этом была выполнена из картона. — Ни своими дешёвками, ни, даже, богатствами всего мира тебе не купить мою любовь… — Рыкнула с раздражением непокорная пленница, больно ударяя по руке и выбивая коробку.       Подарок Шьяма оказался почти невесомым, он отлетел в угол, слишком сильно ударяясь и шмякаясь небрежно на пол, сбрасывая с себя крышку выпуская наружу все свое содержимое. Миссис Райзада даже не взглянула в ту сторону, ей было совершенно не интересно, что за хлам притащил ей Шьям. Единственное, что Кхуши хотелось это, чтоб он поскорее ушел. — Пошел вон! — Процедила она, буравя его взглядом, и он ухмыляясь отступил в тень, подавшись ее приказу, но не считая себя побежденным. -Мое счастье, моя милая Кхуши, я уверен: следующий мой подарок ты примешь куда более ласково. — Жар в пальцах от ее хлесткого удара охладила металлическая ручка… — Я прикажу подать тебе ужин, пора бы прекратить этот пост в мою честь, моя дорогая будущая жена.       Открытая им дверь вызвала сильный холодный сквозной ветер. По-хозяйски ворвавшись в помещение поток воздуха, прошелся по всем углам, натыкаясь отброшенную Кхуши коробку и с особым интересом вцепившись в рассыпавшиеся карточки, а чуть позже возмущенный небрежным хлопком двери устремился снова к окну, швыряя к ее ногам все, что до этого подхватил. Тонкая картонка больно врезалась уголком в нежную кожу, привлекая внимание. Взгляд Кхуши растерянно упал на раздражённую ногу и встретился с одной из множества частей подарка Шьяма.       Фотография девять на двенадцать, изображала покорёженную после аварии машину, слетевшую с дороги. Место происшествия было огорожено лентой и подсвечено огнями мигалок, и фарами проезжавших в тот момент мимо машин. Качество оставляло желать лучшего, а из-за полумрака, царившего здесь, становилось и вовсе плохим. Кхуши подошла ближе к окну, всматриваясь в тонкую карточку: «Что это значит?». Понимание происходящего не торопилось приблизиться или хоть чем-то ознаменовать свое присутствие, кроме зарождающегося внутри маленьким комочком страха. Он растревожил кашель, опять заставив мышцы содрогаться в спазмах, а потом и вовсе перерос в странную необъяснимую дрожь, с которой Кхуши торопливо подбирала все просыпавшиеся фотографии и вынимала оставшиеся из коробки.       Окно, единственный оставшийся на четвертые сутки источник света. В прочем, правильнее будет сказать: свечи погасли еще в первый вечер, — но так было даже лучше. В полумраке, казалось, что кутаться в тонкий плед и тревожные мысли было нормой, а сейчас нужно было света как можно больше, потому как окружающая тьма сгущалась с каждой пролистываемой фотографией. Уже второе изображение давало веское основание считать машину, попавшую в аварию не просто глупым намеком, а приговором. Не узнать ее было невозможно, ведь почти четверо суток назад она садилась в нее вместе со своим мужем и сыном, а теперь она смотрела на ее искореженные останки… — Арнав… — Испуганно сорвалось с губ, и руки быстро начали перебирать предоставленные так любезно Шьямом фото, ища с каким-то помутнением рассудка доказательство того, что его не было в машине. — Нет… Нет… Этого не может быть… Арнав не мо… — все внутри Кхуши оборвалось когда на одном из фото она увидела его, набранный на полувдохе воздух свернулся в тугой узел, застревая в раздраженном горле.       Разбитое лобовое стекло осыпало припавшую к рулю повернутую на бок голову водителя, глаза его были закрыты, а из пол челки струилась кровь, хотя правильнее будет сказать, что весь он был в красных тоненьких ручейках от впившихся в кожу осколков. Руки его безвольно повисли, а тело и вовсе держалось на одном только ремне. Все что осталось от родного, любимого человека было так небрежно предоставлено в виде подарка с чуть заметной надписью на фотографии: «Следующая стопка может оказаться посмертной». — Арнав… — Растерянно прошептала она, чувствуя, как слезы застилали ее глаза, обволакивая пеленой.       Сердце сжалось маленьким камнем, прозвякав по организму устремляясь поближе к полу. А в душе проснулось неуемное желание кричать, кричать так, чтоб сотрясались стены этой проклятой комнаты, этого здания, этого города, мира…       Все вокруг не просто потеряло свой цвет, он кануло в бездонную тьму, пропитавшись одним единственным воспоминанием так не вовремя поднятым со дна души: «Ты не понимаешь, шурину придется заплатить за твои ошибки». Даже там, в воспоминаниях, Шьям ей казался воплощением всех существующих демонов, и даже там она чувствовала его силу, зная: в какой опасности находится Арнав.       Воздух заледенел в легких, покрывшись остроконечными кристалликами инея, застрял в органах. Ступор охватывал Кхуши, подсовывая ей новые кадры из прошедшей казалось, вечность назад реальности: «Я убил нашу принцессу своими собственными руками! Я плохой! Я очень плохой! Арнав, ты-то понимаешь все это, тебе повезло, что ты убежал, а то бы я давно убил тебя…». Его крик, возбуждённый маниакальным опьянением голос, демонический смех, пролистываемые фотографии, в ослабевающих руках, утаскивали сознание Кхуши куда-то далеко-далеко на край вселенной.