Потерянный смысл жизни

      Едва касаясь, мужская рука, украшенная серебряным браслетом с лазурным камнем, скользила по черной нежной и воздушной хлопчатобумажной ткани. Редкие крапления шелковых нитей-основ дарили материалу необычное мерцание, которое сейчас усиливалось от игры света отраженного металлом на запястье. Пальцы обводили вертикальные складки одежды, спускаясь к нижней части подола, прямо к широкой в две ладони оторочке выполненной из лоснящегося креп-сатинового отреза, украшенного по верху орнаментальной вышивкой. «Я хранил это в своем сердце очень долго» — гнетущей истомой пронеслись в голове воспоминанием собственные речи, увлекая сознание в глубину жажды чувств, сдерживая себя, мужчина остановился на бедренной части лехенги. — Годы, месяцы и дни, проведенные вдали от тебя, будут казаться мне вечностью, — зазвучал спокойный и уверенный мужской голос, и часть его силы поглотилась каменными глухими стенами. — Но знаешь, они перестали иметь хоть какой-то вес после того, как ты произнесла мое имя в нашу первую встречу, после долгой разлуки… «Шьям?!» — Попытка изобразить женское трепещущее волнение, испытанное от неожиданности, перемешанное с какой-то еще неостывшей радостью была неуклюжей и преувеличенной. — Ты произнесла это, и я сразу понял: все, что мне пришлось вытерпеть для возвращения, было не напрасно. Я расскажу тебе. — Недвусмысленная улыбка появилась на лице мужчины, и от бедренной линии лехенги его рука направилась вниз, увлекая за собой все его существо. — Сначала я просто присматривался ко всем тем людям, которые стали моим новым окружением, изучал их повадки, ценности, характер, чтобы втереться в доверие заслужить свое место, и понять, как можно вернуться к тебе. Меня пытались бить, унижать… Но в один прекрасный день я стал в этом кругу уважаемым человеком, чьи слова, просьбы и приказы выполняются беспрекословно. Ты ведь понимаешь, как это бывает? Ты не хуже меня знаешь, что сердца можно отпереть, если быть достаточно старательным.       Начатый рассказ Шьяма, нисколько не мешал ему изучать игру света на ткани лехенги глазами, и осторожно почти невесомыми движениями прикасаться к складкам гладкого материала. «Только Богу известно, что еще мне придется сделать ради тебя, Кхуши» — эхом проносились по затмевающему от разгорающегося огня похоти и желания сознанию Шьяма. Черная ткань прильнула уже не только к пальцам, но и ладони. Рука мужчины еще увереннее направилась к низу подола. — Там было неуютно без тебя, моя Кхуши. Я безумно скучал, и жаждал встречи. Долго искать способ не пришлось, мои сокамерники готовили побег, для которого нужно было снять с поста несколько охранников. Я думал, мне будет противно руками, которыми я сворачивал шею одному из них, касаться тебя, твоих одежд, но нет! Теперь, зная цену этим прикосновениям, я жажду растянуть это удовольствие, хочу, чтоб ты была моей навсегда, и я не собираюсь тебя делить ни с кем!       Край верхней части лехенги осторожно приподнялся, обнажая под собой нижнюю, открывая взору тонкий прозрачный подклад. Искривившиеся горизонтальные складки одежды приняли форму волны, от чего золотая оторочка сузилась и собралась. Цепь браслета прильнула уже не только коже запястья, но и к тонкой ткани внутренней части юбки. «Кришна, ты не можешь отобрать у меня Кхуши. Она будет моей! Любой ценой!» — Вспомнилась молитва, произнесенная на первое Кришна Джанмаштами после знакомства с ней. Теперь, когда подушечки пальцев скользнули по краю невесомой и прозрачной ткани нижней части юбки, Шьям был готов возносить почести и хвалу любым богам за это счастье прикосновений. Ткань натянулась и резко высвободилась из хватки, а внимание полностью перескочило с лехенги на легкие босоножки с тонким каблучком средней высоты. — Проникнуть из медблока в помойный сток и несколько часов блуждать по его лабиринтам, бежать сквозь джунгли от лающих собак, идти против брода реки, ночевать на голой земле, голодать несколько дней подряд, дрожать от холода у тлеющих углей костра… — Перечисление всех этапов побега сопровождалось, осторожными невесомыми движениями руки вверх. — Все это стоило того, чтобы услышать сказанные тобой слова ненависти брату королевы, Арнав заслуживает только их. После всех попыток сломать наше счастье, он, наконец, проиграл. Я сделал его проигрыш, громким и триумфальным!       «Кхуши стала частью моей жизни, моей страстью, моим безумием — Всем!» — собственные слова, сказанные когда-то и вынесенные теперь на поверхность сознания, тонкой искрой помешанности обожгли размышления. Филигранный узор колодки, словно выкованный из золота и инкрустированный мелкими огранёнными черными драгоценными камнями, переплетался с тонким шнурком цвета солнца, на котором болтались маленькие бубенцы, в точности, как и на паялях с широкими основаниями. Сплетенные из почти невидимых цепей соединяющихся с цветочными пучками, от которых полукругами провисали нити, свивающие в себе вязь темных бусинок и бисеринок, они были изумительным дополнением в ансамбле украшений, собранных для церемонии помолвки. — Ты даже не представляешь, сколько людей пыталось помешать нам, быть вместе! Ты даже подумать не можешь, скольких мне пришлось убрать со своего пути ради тебя. И мой побег из тюрьмы, убийство трех охранников, и подкуп пары полицейских, это лишь мелкий шаг. Он был не первым и не будет последним, моя дорогая Кхуши. — говорил Шьям с какой-то наигранной болью в голосе.       Взгляд его цеплялся то за маленький бантик на босоножках, то за плетение паялей. Он осторожно растревожил бубенцы, на ножных браслетах заставляя их переливисто запеть. «Кхуши, я люблю тебя и всегда любил! — Мысленно признался он, вспоминая о том, как впервые открыл ей свои чувства, ожидая взаимности. — Я люблю тебя с тех самых пор как мы встретились в Локхнау. Я приехал в Дели ради тебя, Кхуши. Я стал снимать комнату в доме твоей тети. Я нашел тебе работу…». Перезвон прекратился и Шьям высвободил из своей ладони ткань лехенги. «Все шло так хорошо…» — с каким-то отчаяньем выдало сознание еще одну фразу из воспоминаний, в то время как ненасытные пальцы снова легли на креп-сатиновую оторочку и стали скользить по орнаментальной полоске, — «Мы даже обвенчались…». — Кхуши, — тихо выдыхает мужчина. Внезапно плавные движения руки прерываются, и она резко устремляется вверх к бархатному чоли, расшитому в зоне декольте узором, помещенным в равнобедренный треугольник, основание которого обвело срез горловины, распуская в нижний угол цветы и вьющиеся грозди листьев. — Совсем скоро ты станешь моей. Я подарю тебе новое имя, тебя будут называть Кхуши Кумари Гупта Шьям Манохар Джа. — Желание коснуться тонкой ткани рукава в три четверти расписанного филигранным сетчатым орнаментом с большими цветочными ромбовидными модулями становилось почти не преодолимым, но он сдерживался.       Мысли мужчины внезапно охватились одним из воспоминаний далекого прошлого, в котором он восседал на кровати больного отца своей невесты Шаши Гупта и обещал, клялся, в вечности своих чувств. «Так меня воспитали если до смерти, то до смерти. Я и с Кхуши буду вести себя также. Я клянусь быть с ней всегда. И я выполню клятву!» — Проносятся собственные речи, сказанные настолько давно, что, кажется, это было в какой-то другой жизни. Клетки кожи отправили импульсы, сигнализирующие о соприкосновении с тончайшей паутинкой нити выплетающей цветочные узоры на черном бархате короткой и откровенной чоли. И страстное желание разгорелось искрящимся пиротехническим огнем. — Кхуши, ты даже не представляешь сквозь, что мне пришлось пройти, чтобы дождаться этого момента. — Наполненный маниакальным вожделением шепчет Шьям, останавливая свой взгляд узенькой полоске золотого узора, завершающего блузу прямо под грудью. — Пальцы беспардонно скользили вверх по левой стороне треугольного орнамента, осторожно обводя мелкие изгибы узора. — Знаешь, моим первым шагом на пути к нашему счастью было привести тебя в Дели, я старался дать тебе все, что ты только пожелаешь. Я хотел, чтоб ты ни в чем не нуждалась, я любил тебя нежно с самой первой встречи, я оберегал тебя от всего, утешал после каждой обиды нанесенной этим монстром твоим мужем… Бывшим Мужем! Арнав даже не догадывался о нашей связи с тобой. Но ты постоянно рвалась в этот дом, и мне пришлось привести твоих родителей. Все шло по моему плану кроме твоего отца, Кхуши…       Кончик одного из пальцев вышел за границу чоли, и за ним вся рука устремилась к прозрачной дупатте такого же черного цвета, как и весь наряд. Переливающаяся ткань органзы оттенка оникса также была окантована золотистыми нитями, распускающими по самому краю тонкие цветущие вьюнки растительного орнамента. «А о Кхуши не беспокойтесь, я никогда ее не оставлю в покое». — Мысль из прошлого снова вернулась в сознание, и заставила сжать тонкую ткань, предназначенную для того, чтоб нежно укрывать шею, некоторые оголённые участки тела, прятать волосы. Воспоминание о том, как ему впервые пришла мысль убрать с дороги нарушителя спокойствия, не давала ему сейчас полностью раствориться в собственной жажде. Рука Шьяма увлекала материал за собой, чтоб мгновенье спустя, мужчина жадно вдохнул бесцветный пока еще пустой аромат новой вещи. Перед закрытыми глазами всплыл образ обездвиженного инсультом Шаши лежащего на больничной кровати. Память возбуждала страх и ощущения зыбкости дыхания победы. — Твой отец, Кхуши, стал первой моей жертвой. Он заподозрил меня, и начал всячески пытаться вывести меня на чистую воду. Кхуши, поверь, этого бы не случилось, если бы он успокоился, но как бы сильно я не старался его убедить в этом, у меня ничего не выходило. И в тот день, когда он узнал об Анжели, я решил его убить… Но господь сделал все иначе, он спас твоего отца обручив тебя со мной. — Ткань дупатты выскользнула из руки Шьяма и парящим движением опала на кровать. — Я должен был быть на месте Арнава! Он украл мое место. Но я надел кольцо на твой безымянный палец, я сделал тебя своей до того как он…       Яркие отсветы солнечных зайчиков, привлекли взгляд к оконному проему, туда, где заходящее солнце окрашивало небо в оранжевые оттенки. «Моя слабость — видеть, как твои глаза наполняются злостью. Я точно знаю, что на Арнава таким взглядом ты не смотришь…» — Память не унималась, подсовывая то образ глаз возлюбленной наполненных страстью ярости, то кадры очередной попытки расправиться с врагом. Шьям до сих пор перебирал с наслаждением все те объятья со своей бывшей женой после очередного проигрыша ее брата, осознавая, что в этот момент он представлял себе ту самую девушку, с которой сегодня снова состоится помолвка. Какой-то шум послышался за окном, и мужчина поспешил к нему, чтоб убедиться в том, что все идет по плану. — Он! Арнав! — Произнесенное имя, снова заставляло сжимать кулаки, — Он пытался перекрыть мне воздух. Вместе с королевой они хотели связать меня по рукам и ногам. Они думали, что мои чувства к тебе можно раздавить. Но они не понимали, что я готов на все ради тебя. — Глаза наливались кровью. — На все, слышишь?! — Голос резко сорвался на крик. — Ты даже не представляешь, с каким удовольствием я смотрел на его мучения. — С новой одержимостью заговорил мужчина. — Да! Мне нравилось смотреть, как Арнава избивают по моему приказу. Его беспомощность делала меня счастливым. А четные попытки сопротивляться только возбуждали во мне страсть к следующим действиям. Кровь, что ты нашла тогда на моей туфле и правда принадлежала ему. Я с нетерпением ждал дня его смерти… Я хотел наблюдать за тем как это пройдет… Но…- Речь Шьяма оборвалась.       Руки мужчины сжались в кулаки так сильно, что короткие ногти впились в ладонь, а костяшки побелели. «Кхуши, почему ты не понимаешь, что я люблю тебя?! День или ночь… Со мной Анжали или нет… Я думаю только о тебе!» — Кричала душа там, в прошлом, и также с болью вторила и в настоящем. Внутренняя ярость по необъяснимым причинам приходила в содрогание. Страх крушения плана становился непоколебимым настолько, что стоило только прикрыть глаза, как перед ними возникал образ Арнава, держащего за руку Кхуши, свадебные гирлянды на их шеях и этот его взгляд полный надменности уверенности в победе. «Ты заставил ее сделать это!» — Злобно прошипело в сознании, разлетаясь во тьме разума также как много времени назад разносилось в ночи. Прогоняя эти воспоминания и эмоции, мужчина отвернулся от зарешеченного оконного проема и с особым вниманием посмотрел на мангтикуꜜ. — Ты спасла его! — Злобно шипел Шьям, пытаясь успокоиться и вернуть себя в прежнее состояние, отбросив подальше въедающиеся в мысли слова Арнава: «Сегодня я женился на ней, и ты ничего с этим не сможешь поделать! Она моя!» — Нет… — Вслух ответил своим воспоминаниям мужчина, буквально протявкав отрицание. — Ты не знаешь, что, на самом деле, это был лишь шах в нашей партии.       «Я бы мог снова стать твоим возлюбленным как раньше… Помнишь?» — Мольбой возникли слова из прошлого, и принесли с собой снова те ощущения. Наспех обтертая полотенцем кожа, еще держала влажность, и только это не давало взгляду Кхуши «обжечь» обнажённый торс Шьяма. «Но вмешалась моя королева, если бы не она, мы были бы уже женаты…» — Собственные слова, сказанные однажды Кхуши на миг вернули его в прошлое, заставляя все существо содрогнуться от осознания того, какой силы любовь к другому уже тогда он видел в ее глазах. Попытка отвлечься от собственных мыслей вернула его к разглядыванию наряда и речи. — Я убил его племянницу, свою дочь, и я сделал это ради того, чтоб быть с тобой, Кхуши. Арнав думал, что ему удастся избавиться от меня, упрятав за решетку, но он и представить не может, что таким образом он лишь подтолкнул меня к очередному шагу… И пусть я не могу подарить тебе как он украшения из настоящего золота, и дорогих камней, пусть моя любовь не похожа на его, ты станешь моей навсегда.       И тогда и сейчас ему хотелось, чтоб руки возлюбленной коснулись тела, чтобы нежными и трепещущими движениями она раскидала в нем искорки своей страсти. Но все, что Шьям мог сейчас, это смотреть на мангтику, представляя, как под ней появится ярко-красное продольное пятно от синдура. Смолянистая россыпь кристаллов капельками расположилась в маленьких колокольчиках бессчётным количеством прикрепленных к, предназначенным для оттенения лица по обе стороны, крыльям украшения. Широкое замысловатое плетение, включающее в себя мелкие черные бусины, соединялось и пересекалось с тонкой цепью и перерастало в небольшой аккуратный цветок с семью лепесткам. Маленькие камни самоцвета «черная шпинель»ꜜꜜ, оправленные в золотистый метал, мерцали и были похожи на дорогостоящий алмаз. «Я первый нанесу краску на твое лицо, Кхуши» — думал Шьям в свой первый холи после знакомства с ней, и вспоминал сейчас, мечтая о том, как осторожно сдвинет сердцевину украшения, как маленькие камешки, свисающие с нижних лепесточков, изменят свое положение, и пробор девушки станет алым от его прикосновения. — Я увезу тебя из этой страны, сделав своей, я подарю тебе целый мир, если ты только пожелаешь…       Запах жасминового масла ударил в лицо и Шьям не отказал себе в желании представить, как будет после свадьбы вынимать лепестки, из волос запутавшиеся во время церемонии. Тонкие гирлянды мелких белесых цветов заполняли сознание жениха пополам с ненавистью. Отведя свои глаза от цветочных гирлянд, Шьям вперился взглядом в карн пхулꜜꜜꜜ. Кристаллы черной шпинели в свадебных серьгах складывались в круговую россыпь, свисающую от нити окаймления ушной раковины инкрустированной теми же минералами, и нитью вплетающейся в волосы. Гвоздик тоже имел форму огранённого цветка, от которого волной расходились усики, завершенные такими же крохотными колокольчиками. — Просто признайся себе в своих желаниях, ты ведь и сама не знаешь, что твое сердце бьется только потому, что предназначено судьбой мне. — Говорил Шьям, еле сдерживая себя от крика, пытаясь расслабить свои мышцы снять хотя бы часть возбуждения.       Глаза мужчины заскользили, вниз скатываясь к хааруꜜꜜꜜꜜ, который был буквально усыпан черной шпинелью, и его смолянистые цветы распускались по шее, охватывая и прикрывая часть ключицы филигранным кружевом, переплетающимся с мелкими бубенцами. «Вы играете в такую грязную игру! Вы всех предали!» — Упреками зазвучало в памяти, устремляясь в глубь сознания снова и снова напоминая о проигрыше и о том, что Арнав умудрился дважды женится на его любимой женщине. Шьям вдруг вспомнил о том, как она ждала своего жениха у священного огня, и верила в то, что он придет. «Теперь он не придет, тебе больше некого ждать…» — мысленно говорил он Кхуши, в тот момент, когда его глаза разглядывали черные украшения. Наряд был идеально подобран, не хватало лишь множества браслетов, что лежали до сих пор в футляре, и камербандаꜜꜜꜜꜜꜜ, за которым мужчина неторопливо направился… — Я брошу горы, дикие реки и звезды в них отражающиеся к твоим ногам. Я подарю тебе все, на фоне чего Шантиван станет лишь бесполезной безделушкой… — Шьям уже не мог контролировать себя, и потому не хотел больше касаться руками ткани, взяв с прикроватной тумбочки камербанд, он снова продолжил свои манипуляции уже им.       Кожаный ремешок основа, украшенный прозрачно-белыми камешками в золотистой оправе единственный выбивался из общего контекста черноты. От большой бляшки в форме капли, острие которой было направлено вверх, по разные стороны полукругами разных радиусов провисали нити мелких жемчужных бусен молочного оттенка. Красная сердцевина, была опоясана пятью рядами увеличивающихся огранённых минералов, и от центра округлой части свисал небольшой хвостик, с крупным колокольчиком инкрустированный также камнями не только по своей форме, но и по цепочке соединяющей его с основанием. Это изящное украшение в руках Шьяма больше напоминало удавку, чем красивый аксессуар. В его мыслях же оно и вовсе затягивалось на шее Арнава. — Сегодня ты скажешь, да! Навсегда станешь моей… И тогда я точно покончу с ним, больше не будет ошибок как с той аварией… — Не обращая внимание на скрипнувшую тихонько позади дверь говорил Шьям, касаясь тонкого рукава чоли камербандом, стараясь не зацепить неаккуратными движениями ткань. — Ты покинешь порт, а твой бывший муж этот мир. Кхуши, я сделаю тебя частью своей жизни, а Арнав навсегда… — Даже не смейте произносить его имя своим грязным языком! — Также смело и яростно, как и много лет назад крикнула Кхуши с угрозой в голосе.       Стоя за спиной Шьяма, и, не видя его лицо, она чувствовала, что все внутри него содрогнулось от ее настроя. И как только он обернулся к ней, оставляя в покое манекен, облаченный в ее наряд для церемонии помолвки, она убедилась в этом. Прикрывая свои глаза, мужчина видел, как она прикасается руками к чужой белой рубахе с розовым от краски оттенком, там под ее ладонью билось сердце, которое Шьям навсегда желал остановить. С жадностью взгляд мужчины встретился с ее глазами наполненными злостью.       «Ты смотришь так только на меня, и поэтому ты заняла особое место в моем сердце, Кхуши» — приговором в сознании девушки прозвучали слова из воспоминания, приводя ее в некоторую оторопь. Ярость, отразившаяся в девушке, была во много раз сильнее, чем в тот день, когда она разорвала свою помолвку с ним, разоблачив его.       Шьям помнил до сих пор, как лежал, свернувшись в комок под одеялом, и молил богов, чтоб Кхуши не стала проверять состояние мужа ее хозяйки Анжали. Его до сих пор трясло от иногда пробуждающего в ночи удушья: хватка тетушки Мадхумати при попытке выкинуть его из дома, словно гниющая под кожей заноза угрожала большой гангреной и ампутацией, будучи такой мелкой и никчемной. Хлесткие пощечины Арнава и Анжали нагоняли леденящего ветра. Ужас облеплял его все больше, он въедался в самую глубь черной души, воспоминаниями о разоблачении. — Иначе что?! — Принимая ее вызов, он не отдавал себе отчета в том, что все его мышцы напряглись, а одержимость требует выхода, — Кхуши, ты уже моя, и тебе никуда не деться… — Желание, схватить ее за руку сорвать с нее одежду, было уже непреодолимым — Арнав… — Я сказала! — Зашипела предупредительно Кхуши, словно бы она кобра защищающая свое гнездо. — Не смейте даже имени его произносить своим поганым языком. Вы никогда не получите то, что хотите… Вы… — Слова ее прервались тонким перезвоном камешков и золотистых цепей, взгляд ее сразу упал на дрогнувшую руку Шьяма. — Я бы на твоем месте молилась о том, чтоб не попасться после всего этого Арнаву Сингх Райзада, потому что…       Рука, в которой был камербанд, взметнулась вверх, заставляя Кхуши окончить свою речь вскриком неожиданности. Голос девушки слился с перезвоном камешков и цепей, украшавших ремешок, и хлестом кожи. Ее холодные пальчики, легли на глаза, а ладони прикрыли лицо.       Огонь в душе Манохар Джа не стихал, а только разгорался, преодолевая свое желание закончить начатое, он посмотрел на ее дрожащее тело с каким-то восхищением и предвкушением. Жажда буквально душила его, глаза начинали дергаться, наливаясь кровью.       Осознание случившегося громыхнуло в разуме, и рука резко ослабла. Украшение упало к ее ногам, проведя тонкую кривую черту между Кхуши скованной страхом и озлобленным Шьямом. Одержимость заставляла остаться, и лишь инстинкты приказывали бежать.       Хлопнувшая за мужчиной дверь, словно взрыв высвободила женский плач. Бессилие обрушило девушку на колени, не давая открыть лицо этому миру.