Отзвуки загадочного лета

Ее легонько подтолкнули в распахнувшуюся дверь, и Слава снова ахнула. Мамочки, да что они с залом-то сделали! И когда успели?! Откуда-то появились вдоль стен колонны, украшенные резьбой, и картины, изображающие зимний сад там, где и окон-то не было, не говоря уж о внутреннем дворике или оранжерее. Появились якобы фонтаны и скамеечки с изящными спинками. А еще – статуи, лепнина на стенах, шикарные подсвечники и многое другое. Из кабинета музыки в актовый зал перекочевал рояль. Если не знать, по декорациям можно подумать, что попал в самый настоящий дворец, в настоящую бальную залу! Да и гости собирались под стать интерьеру. Хозяйкой вечера назначили «губернаторшу», чью роль исполняла Анна Ивановна в вечернем туалете, который только подчеркивал ее красоту и делал похожей на Натали Гончарову. Среди «литераторов» можно было опознать Скарлетт ОХара, Эсмеральду, графа Монте-Кристо, мушкетеров, Владимира Дубровского и многих других. «Географы» тоже приоделись. Вон испанская сеньорита о чем-то разговаривает с завсегдатаем американского салуна, бравым ковбоем, а там играют в шахматы персидский шах и английский колониальный офицер. Индийская рани и гречанка в красивом хитоне сидят за роялем. Слава начала искать глазами сокурсников. А вот и они! Офицеры – гвардейцы, гусары, кавалергарды, артиллеристы, моряки, пехота, придворные щеголи, барышни, купчихи, институтки… В глазах начинало рябить. Надо же! И учителя тут! Франты в мундирах еще екатерининской эпохи, усеянных наградами. Генералы и адмиралы в отставке. Дородные купчихи и почтенные матери семейства… Как и положено на званом вечере, дело нашлось всем. Кто-то играл в вист, кто-то музицировал. Молодежь танцевала, играла в фанты и живые картины, флиртовала и пикировалась в шутливой перебранке. Анна Ивановна, как подобает хозяйке, была, казалось, везде. Например, гасила ссоры, едва они начинали зарождаться. Она оказывалась рядом и если два кавалера не могли определиться с тем, чья очередь танцевать с дамой, и если кто-то кому-то наступил на ногу или испачкал подол платья, и если разговор переходил на повышенные тона, а расхождение во взглядах грозило перейти в серьезную ссору. Хозяйка вечера не давала заскучать, а потому знакомила гостей и подсказывала, где и что можно найти, распоряжалась насчет блюд и программы. Была ведущей концертной части званого вечера. Скучать, а тем более хандрить, оказалось решительно некогда, и Слава уже почти забыла о своем рисунке. Предчувствие ее уже не тревожило. Ну, посмотрели, и ладно. Ну, проболталась – и ничего. Все уже забыли, наверное. Уж слишком здесь было хорошо, легко и интересно. Потому она и совершила еще одну большую ошибку. Слишком расслабилась и вовремя не ушла с вечера, когда стало ясно, что концертная часть окончена, и гости, не собиравшиеся танцевать, начали расходиться. Ведь знала же, что ей уже пора в общежитие! Знала, и все же пошла танцевать с незнакомцем. Подумала, что ничего плохого с ней здесь, в наполненном людьми зале, не случится. А ведь там, в деревне, ей уже рассказывали про подобный случай… Незнакомец совсем не казался преступником. Напротив, он был очень хорош собой, и многие девчата, наверное, завидовали ей. Да, танцор он великолепный, этого не отнимешь. И собой очень хорош, только красота эта какая-то хищная. Ему на вид было лет сорок пять, может – пятьдесят. Черные волосы с проседью, точеные черты лица, фигура, осанка – все в нем напоминало дворянина со старинных портретов. И говорил он безупречно, учтиво, красиво – как по писаному. Но было в его глазах что-то, отчего Славка чувствовала себя, как мышь перед змеей. - Скажите, милая барышня, кто учил вас рисовать? – с милой улыбкой начал он разговор, и девушка невольно вздрогнула. Она никак не ожидала, что и здесь разговор пойдет о ее способностях. - У нас в школе был хороший учитель рисования, – ответила она с запинкой, вопросительно взглянула в карие глаза напротив. – А какое это имеет значение? - Как, вы не оканчивали художественную школу? – ответил незнакомец, вернувшись к ней после очередного пируэта. - Не ожидал. Тогда у вас талант, милочка. Вы так похоже изобразили и этого мальчишку, который сует нос, куда не просят, и мою… впрочем, это неважно. Скажите, где вы их встречали? Я щедро заплачу, не сомневайтесь. И снова нужно было поворачиваться, меняться партнерами, затем выстраиваться дамам отдельно, кавалерам отдельно. Сердце бешено стучало, и Слава едва сдерживала себя, сохраняя безмятежно-спокойное выражение лица. Нет-нет, она, наверное, что-то перепутала! Что страшного в том, что незнакомый человек знает про рисунок, который у нее забрала Нина? Зная неугомонную однокурсницу, можно предположить, что его видело уже пол института, если не две трети. Да и гостям она могла случайно показать. Это как раз не настораживало. А вот почему он так хочет знать, откуда Славе знакомы изображенные там люди, уже интересно. Он ведь явно знал обоих, и явно к обоим относился весьма неприязненно. - Что же ты молчишь, девочка? Цену набиваешь? – вернувшийся на очередной фигуре танца красивый, но вызывающий какой-то безотчетный ужас человек вроде как приветливо улыбнулся, а у Славы как-то сразу ослабли ноги. – Не играй в партизанку, это не поможет. Все равно ведь расскажешь! - Но я ничего не знаю! – она пыталась быть искренней, но, увы, страх в голосе звучал слишком отчетливо. – Я не видела этих людей! - Да что ты говоришь, - мужчина как-то странно перехватил ее руку, и Слава отстраненно подумала, что точно появится синяк. Больно-то как! А со стороны кажется, будто ее просто бережно поддерживают, ведут в танце. И голос такой вкрадчивый, словно он комплименты на ушко шепчет. – Не надо врать, куколка! Или ты правда думаешь, я тебе поверю? Да тебя с этим молокососом вся деревня видела! Или может, надеешься, что он прибежит тебя спасать? Да я же все равно до него доберусь! Или не до него. Твои родители ведь часто задерживаются на работе? Время нынче неспокойное. Тебе будет жаль, если они не вернутся домой? Ну мало ли что. Пьяный водитель за рулем, сбежавший бандит с оружием, или даже просто грабитель в темной подворотне. И все. Ах да! У вас ведь в общежитии так давно не меняли проводку, и стены деревянные. Одно короткое замыкание, одна искра – и ах, какая беда! Такие юные, такие красивые, такие многообещающие студентки – и кто в ожоговом, кто инвалидом, а кто и вовсе на тот свет. Ты этого хочешь, девочка? Стоит твой ухажер такой жертвы? - Замолчите! – Слава дернулась, вырывая руку, изо всех сил прикусила губу, чтобы не расплакаться. Надо держать лицо! Не показать, насколько ей больно! Только не показать! – Я ничего не знаю! - Зря ты так, - собеседник смерил ее взглядом. – Еще не поняла, что со мной шутки плохи? И не вздумай поднимать шум, хуже будет. Ты ведь не хочешь, чтобы пострадали те, кому просто не повезло оказаться рядом? Кивни, если поняла. Ну то-то же. - Да не видела я этих людей! Не видела! Только если на фотографии, или мельком! Не знаю, не помню, откуда взялись эти лица! – Слава чуть не плакала. Страшно. Мамочки, как же страшно! Нет-нет, он блефует! Он ведь не может угрожать всерьез? - Не веришь? Думаешь, он спасать побежит? Детонька, да никто же ничего не узнает! Ты хочешь потерять родителей, подруг, здоровье, жизнь, наконец? А чего ради? Для него ты все равно уже предательница. Он уже не подаст тебе руки и не захочет слушать оправданий! Он же принципиальный, глупышка! Для него ты уже умерла в тот момент, когда рассказала мне, где его искать. А я ведь все равно узнаю. С тобой или без тебя, днем раньше или позже – я найду его. И он будет знать, что предала его именно ты. Думаешь, он способен такое простить? Да ты для него уже не существуешь, даже если и существовала когда-то. Ты вспомни его! Разве с такой смазливой внешностью вспоминают о девчонке через месяц после разлуки? Да у него таких как ты уже столько – считать устал! Уж поверь моему опыту. Ты ему не нужна. Так зачем эти жертвы? Просто скажи, и все. Где он? Ну? – незнакомец снова сжал пальцы. К счастью, в это время музыка прекратилась, а шантажист сделал вид, будто вовсе и не удерживает Славу. Именно поэтому она успела вырваться и убежать. Погони не было, и девушка заскочила в первую же пустующую аудиторию, заперлась изнутри и только тогда перевела дыхание, прислушавшись к тому, что происходит за стенкой. Шаги с характерным звяканьем шпор протопали мимо. Не заметил… Она тихо сползла по стенке, вцепилась зубами в кулак, чтобы не закричать, и беззвучно заплакала. Потом, когда немного полегчало, девушка дождалась, пока танцы продолжатся и тот человек вернется в зал, тихонько выскользнула из аудитории, прошмыгнула в костюмерную, переоделась обратно, оставив сказочно-красивое платье, чтобы уже другая студентка, уже на другом празднике хоть ненадолго почувствовала себя Золушкой на балу. Для нее сказка уже закончилась. По пожарной лестнице Слава спустилась на первый этаж. Бал продолжался, почти все гости были наверху, но продолжать праздновать она не могла – была слишком взвинчена. Какой там бал, когда ей угрожали расправой! Да ладно бы только ей… Она чувствовала, что главная опасность грозит как раз людям с портретов. А самое неприятное, что вспомнился не к месту разговор Володи и Анны Ивановны тем летом. Он ведь просил уехать и детей увезти в безопасное место! Говорил, что его ищут и что могут попытаться влиять на него через Анну и детей. Слава очень хорошо помнила то, как относилась к Володе Анна. Как они сидели вечерами рядом на крылечке, наблюдая за игравшими у дома детьми. Оба тогда выглядели такими расслабленными, такими счастливыми… Обычно такой строгий, так держащий дистанцию Володя несмело улыбался, словно уже забыл, как это делается. Анне улыбался. Позволял ей шутливо взъерошить ему волосы, или сделать вид, что ворчит, или даже обнять. Ни от кого, кроме Анны и ее детей, Володя прикосновений не терпел. Даже руку жал далеко не всем, а уж дружеский тычок и вовсе мог воспринять как угрозу. Кажется, кому-то за такую шутку – не то подзатыльник, не то толчок в плечо – чуть руку не сломал. Вечером дело было, целая компания возвращалась из клуба в сумерках. Решили пугнуть и заодно реакцию проверить. Потом разозлились, хотели проучить. Ну, у Володи ни синяка, а в компании всем досталось. С тех пор деревенские и порешили: «Да ну его! Контуженный, что ли? С ним лучше не связываться!». Голос на себя повышать или в лицо гадости говорить – тоже не давал. Ставил на место одним взглядом или несколькими словами, сказанными тихим и очень спокойным голосом. Связываться с ним не рисковал никто. Кстати, девушки удивлялись – ни за кем красавец Володя даже не попытался приударить. Поспрашивали Анну, может у него где зазноба осталась. Так вроде нет. В общем, «контуженный», что с него возьмешь! Посплетничали, да и забыли. А тут сидят бок-о-бок, он что-то рассказывает, оживленно жестикулируя, но так тихо, что слов не слышно. Ни с кем так не откровенничает! И смотрят друг на друга так, словно и так без слов понимают. Она его иногда почти по-матерински обнимала, словно пыталась успокоить, прогнать не то дурной сон, не то тени прошлого. А он... Иногда Славе казалось, что Анна ему была Володе не столько сестрой, сколько мамой, которая так нужна любому ребенку. А ведь сколько у них лет разницы? Володе, кажется, недавно исполнилось девятнадцать. Да полно, родственники ли они вообще? Ведь и не похожи-то почти, если не считать загара да осанки! Володя выше на целую голову, у него плечи широченные, и Анна рядом с ним кажется еще более хрупкой. И волосы у нее – темно-русые, пышные, но тяжелые, лежат ровненько, волосок к волоску, а у него – светлые, такие же густые, коротко остриженные, но все равно как будто взлохмаченные. У Володи лицо какое-то худое, почти осунувшееся, у Анны – ближе к круглому. И так можно до бесконечности. Разве что характер… Не только Володя тот еще искатель приключений! Про Анчутку Истокову, профессорскую дочку, тоже ходил много историй. И что из них правда, а что ложь – никто уже толком не помнил. Одно было ясно: она куда сильнее, чем кажется. И кому как не братишке об этом знать? И раз он так себя вел, значит, было чего и кого бояться? И вот тогда Слава совершила третью очень большую ошибку, ставшую, пожалуй, роковой. Она не подошла к Анне Ивановне, хотя та явно хотела ей что-то сказать. Просто ушла, ни сказав ни слова. Ах да, и решила срезать дорогу до общежития, пройдя через пустырь. Что тут можно сказать? Потом Слава кляла себя за это последними словами, но ничего уже было не исправить. Когда рядом резко затормозила машина, еще можно было сигануть во двор и заскочить в подъезд, или закричать на худой конец, но у нее словно в горле пересохло, голос пропал. И когда девушку, словно мешок с картошкой, закинули на заднее сидение машины с тонированными стеклами, она еще пыталась вырываться, но в душе уже понимала: все, это конец. Хотя похитители вели себя почти сносно. Тот, к кому ее в машине толкнули, сразу, конечно, заткнул ей рот, и перехватил так, что не шелохнешься, но при этом нарочно боли причинять не собирался, и даже отпустил потом, предупредив, чтоб не кричала. Везли в город, а не на пустырь. Значит, убивать не будут? Не пытались ничего вколоть или усыпить. Не били, даже не издевались. Дали понять, что ее кто-то хочет видеть. И что если она скажет то, что нужно тому человеку, ее отпустят. Правду ли говорят – непонятно, но хоть надежда есть…