Персия с нефритовыми глазами

Этим утром он встал с жуткой головной болью - то ли последствиями слез, то ли смеси морфия и кальяна. Во всяком случае, боль была тем, что отвлекало - а больше ему ничего не было надо. У Эрика довольно часто случались депрессии; он полагал, в его случае это нормально. Тем более, что депрессии не означали самоуничижения, они, напротив, отвлекали его от ненавистного внешнего мира. И теперь Эрик также, как и всегда, ушел с головой в долгожданную, увлекательную работу. Он строил камеру пыток. Чертежи, до последней детали построенные архитектором, в который раз находились в его руках, любовно гладящих бумагу; Эрик сверял построения между собой, делал вычисления и все больше убеждался в безупречности своего творения. Он больше не задумывался, для чего будет использоваться его детище, ибо это было его произведение искусства. На краткие моменты своей жизни он оказывался словно бы счастлив. Это было лучше, чем жизнь любого человека на земле, а в жизнь на небе он не верил. Когда чертежи были отработаны до состояния совершенства, Эрик свернул их и отправился к маленькой султанше. Ему нужен был материал, и да, он собирался построить камеру сам. Ему не хотелось выдать разом все тайны Зеркальной комнаты посторонним людям, совершив глупость и наняв рабочих, в которых он не нуждался. При виде его на лице маленькой султанши появилась улыбка узнавания; Эрик же остался холоден, зная, что улыбка не несла в себе и толики дружелюбия. - Ты вернулся, - поговорила она, - Ты уже выполнил работу? Эрик молча развернул чертежи и передал их в руки девочке. Он сомневался, что султанша разобралась в них - отчасти из-за его корявого почерка, отчасти оттого, что она ничего не понимала в чертежах, - но в рассматривании линий и чисел она, очевидно, нашла особенное развлечение. - Как скоро оно будет готово? - спросила она, наконец, не задав ни единого вопроса о принципах работы сооружения. - Мне понадобится два дня и ночь, - коротко ответил архитектор. - Естественно, если вы найдете мне материалы. - В этом может разобраться Короуш, - царственно кивнула девочка. Она приподнялась с подушек и обратилась к визирю, что всегда стоял за дверью. Она была такая увлеченная, такая заинтересованная, хотя и не растеряла степенности и медлительности. И она, десятилетняя девочка, с такой легкостью и обыденностью говорила о жутким сооружении Эрика, словно бы речь шла об игрушке. Хотя, для нее это и так и было; это и была игрушка, правда, игрушка, стоящая человеческих жизней. Отчего-то это вызвало в нем горьковатую усмешку. Визирь, лицо которого молодой архитектор, кажется, успел запомнить, поспешил на зов. - Чего желает моя госпожа? - Короуш, этот человек напишет тебе список нужных вещей, а ты позаботься о том, чтобы они были в его распоряжении. Эрик, не глядя, извлек из кармана сюртука сложенный вдвое пергамент и молча передал его в руки смуглого мужчины, избегая случайного соприкосновения своих пальцев с чужими. - Я думаю наградить тебя, - с надменным выражением лица султанша обратилась к архитектору. - Ты хорошо работаешь, Эрик. Тот не отозвался; он наблюдал за визирем, пообещавшим ему материалы сегодня после обеда, едва взглянув в длинный список. * Таким образом, в то время как рабочие уже без надзора Эрика оканчивали Розовый дворец для Карим-Шаха, сам архитектор прилежно трудился над жестокой игрушкой для маленькой госпожи. Он был поглощен работой и лишь раз за два дня уходил в свою комнату, чтобы отоспаться и поесть. Работа не оставляла Эрику ни малейшего шанса на воспоминания. И он был счастлив в те моменты. Но ненадолго. Впрочем, как и ожидал.