Персия с нефритовыми глазами

Два дня совершенно без еды и почти без питья. Уже два дня... Алиша раньше прочла где-то, что трех дней хватит молодому здоровому организму, чтобы умереть от недостатка влаги. И она была готова умереть - о, она жаждала этого!.. Позор, пережитый в Комнате-Подушек-И-Покрывал, не давал Алише спать уже вторую ночь подряд. Едва она закрывала глаза, как сейчас же видела перед собой два горящих яростной страстью темных глаза, улыбку, полную насмешки; ее тело запомнило причиненную ему боль и жгучие следы рук на ее коже, - рук, которые она хотела бы выкинуть из памяти больше всего... Но нет же, оставалось и еще то нечто, что так беспощадно проникло в нее, что стремилось разорвать ее плоть изнутри. Второй день она наблюдала кровь, сочащуюся из утробы - и радовалась возможности, что эта жидкость покинет ее тело полностью. Теперь единственная мысль, в которой она находила отдушину и которая приносила ей успокоение, была мысль об Эрике. Думал ли он о ней? Наверное, нет: она знала, что он, скорее всего, работал сейчас. Это было обидно, - ведь у нее не осталось никого, кроме него, даже страшнее - кроме воспоминаний о нем. Единственный родной ей человек, Надир-Хан - и тот предал ее. А Эрик не пошел разыскивать ее, когда она исчезла из его комнаты; возможно, он действительно был обижен на ее уход?.. Пусть так. Она сама виновата в своем сегодняшнем положении. Ей не следовало покидать границы его комнаты... Она была на волоске от несчастья, когда он спас ее - на волоске от того несчастья, которое она вкусила в полной мере теперь. Ей не за что было обижаться на него. Она вздохнула и в изнеможении прислонилась спиной к каменной стене, поморщившись от боли в исхлестанных плечах. Мысли о том, отчего Эрик не может спасти ее теперь, измотали все ее существо. И пусть сейчас ей будут снова сниться кошмары - плевать, она хотела спать. Но вместо сна ей на ум вдруг пришли иного рода мысли, мысли, которые не приходили до этого. Как бы это случилось, если бы произошло с Эриком? Было бы это так же больно? Снял бы он свою маску? И что она увидела бы за нею?.. Он наверняка был бы нежен. Он бы не позволил ей бояться неизвестности. И его поцелуи (при этой мысли девушка почему-то залилась мучительным румянцем) были бы совсем другими - вот такими... Она вдруг вздрогнула, открыла глаза, чтобы вглядеться в едва светлеющий прямоугольник неба в верхней части стены. Аллах, зачем она думает о нем так?! Это ужасно. Она должна прекратить. Она действительно хочет, чтобы этот архитектор, чьего лица она даже не видела, сделал с ней, фактически, то же самое, что и Шах?! Алина сжала зубы. И в животе, как раз где-то там, где ее периодически настигали приступы боли, что-то словно скрутилось, как-то сладко сжалось. О, Аллах... Что происходит с нею? Она шумно выдохнула и огляделась по сторонам. На полу, в соседнем углу, лежал черный платок, уже не блещущий новизной. И наверняка из него успел улетучиться этот странный запах чего-то острого, смешанного с цитрусами. Алиша протянула руку и взяла с пола смятый и пыльный лоскут ткани. Он успел стать ей таким родным... С ним гораздо легче верилось, что он все-таки вернется за ней и вытащит из этого жуткого плена. Она не знает, как это - любить. Но знает, что значит влюбляться. И она, пожалуй, уже влюблена в эти плавные, хищные движения, в этот глубокий голос, в натянутую струной линию спины и пальцы в перчатках, которые он никогда не снимал. Ну, а этот взгляд, полный затаенной печали и даже какой-то скорби, она будет, будет помнить... Еще долго. Всю жизнь. Алиша, не обращая внимания на мучительный голод, свернулась калачиком на полу, прижимая платок к лицу. "И все-таки, какое у него нескладное, но милое имя", - подумала она, расплываясь в грустной улыбке.