***
Пока Кристина спит крепким сном под действием внушительной дозы морфина, Эрик бесшумно покидает свое подземелье, чтобы запастись продуктами на неделю вперед. Яркое, заходящее солнце слепит едва оказавшегося на улице Призрака. Он щурится, невольно улыбаясь лучам, приятно греющим его не укрытое маской лицо. С удивлением для себя он понимает, что его стали радовать совершенно обыденные вещи, которым раньше он не придавал ровным счетом никакого значения. Сейчас же он чувствует себя… Счастливым? Несмотря на собственную глупость, приведшую к его травме, на ублюдка де Шаньи и даже на болезнь Кристины. Отчего-то у него нет сомнений — они преодолеют все на своем пути и пересилят все невзгоды. Пока еще совсем далекие мечты Эрика обрываются, когда он слышит пронзительный крик. Мольба о помощи доносится откуда-то из переулка совсем неподалеку от него, и он тотчас кидается на помощь. Оказавшись в переулке, он становится свидетелем пугающей картины: грузный мужчина мертвой хваткой удерживает за шею женщину, пригвождая ее к стене. Ее ноги даже не могут коснуться земли и потому она повисает безвольной куклой в грязных руках бандита. Она не может больше кричать и лишь жадно хватает ртом воздух, из последних сил колотя его по груди. Не колеблясь ни секунды, Призрак вынимает из-под плаща пенджабскую удавку и ловким движением набрасывает ее на шею мужчины. Тот теряется и пытается сбросить ее с себя, однако не успевает — Эрик резко затягивает узел и тончайшие струны рассекают его толстую кожу, заставляя кровь стремительно стекать по всему его телу. Отбросив задыхающегося и захлебывающегося в собственной крови мужчину от себя, Эрик плавно опускается перед прижавшейся к стене женщиной на колени. — Не бойтесь, — говорит он вполголоса, пытаясь вглядеться в ее испуганное лицо, — я не обижу Вас. Спустя несколько кажущихся ей вечностью минут, она, наконец, поднимет глаза на своего спасителя. Она не видит его лица, сокрытого тяжелым капюшоном, но, готова поклясться, что чувствует на себе его взволнованный взгляд. — Я… знаю, — отвечает она, делая рваные вдохи, — спасибо Вам огромное, месье. Он только кивает и встает на ноги, протягивая ей свою костлявую руку, чтобы помочь подняться следом. Дама благодарно улыбается, поправляя свое помятое и ужасно перепачканное платье. — Что здесь произошло? — вскользь спрашивает Эрик, одергивая сползающий с лица капюшон. — Боюсь, — хрипло отвечает она, оглядывая свою окольцованную безумно дорогим кольцом подрагивающую руку, — что все дело в этой безделушке… Призрак качает головой. Такие нападения не редкость в Париже в последнее время. Он невольно задумывается о Кристине, точно так же оказавшейся в безысходном положении чуть больше пары недель назад. Вот только она была совсем беззащитна: никто не мог ее услышать, никто не мог ее спасти. Даже сам Эрик. — Как я могу отблагодарить Вас? — спрашивает тихо женщина, неумолимо вглядываясь в укрытое тканью лицо. — Не стоит благодарности, мадам, — откликается мужчина, делая несколько шагов назад, — но Вы и сами понимаете, лучше, чтобы никто не узнал об этом. Женщина рассеяно кивает, а затем вдруг осекается и на негнущихся от пережитого страха ногах догоняет Призрака, чтобы добавить, легонько дотронувшись до его плеча: — Если что-то понадобится, обязательно приходите в Шартр-Мэнор и просите меня, Элизабет Шартр. Мужчина жестом дает понять, что он ее услышал и, быстро развернувшись, удаляется вниз по улице к небольшому, но очень популярному у парижан рынку. Мадам так и остается в одиночестве посреди этого переулка, гадая, что за необычный человек помог ей избежать страшной участи, кто он такой и что же все-таки им двигало.Глава 12
16 февраля 2020 г. в 10:22
Следователь битый час опрашивает совершенно растерянных и перепуганных слуг, каждый из которых отчаянно страшится попасть под подозрение и оказаться приговоренным к смертной казни. Однако в глубине души многие из них ликуют скоропостижной кончине ставшего вдруг совсем другим в последнее время Рауля. После расставания с возлюбленной он совсем потерял лицо: хамил без разбору всем, от уборщиц до собственных родителей, домогался до юных служанок, бесцеремонно навязывая им свою компанию, кидался с кулаками на дворецких, тотчас как что-то шло не по его воле. С того момента особняк де Шаньи из уютного и гостеприимного для действительно нуждающихся особняка превратился в настоящий ад.
Все это время виконт почти неподвижно стоит у окна, наблюдая за допросом со стороны и пытаясь понять, есть ли среди их прислуги преступник, свершивший столь страшную кару над его братом. Эти люди ни один год отдали службе их семье. В какой-то мере они даже породнились за столь долгое время. Особенно близки они были с графиней де Шаньи. Мать Филиппа всегда отличалась особым милосердием и добротой, этим она покорила не одно сердце. Виконт уверен, только лишь из-за нее одной никто не решился бы на убийства Рауля, никто не захотел бы причинить ей столь сильную боль.
Наконец, Жан Гаскон, пожилой следователь с проницательным холодным взглядом, отступает от скучковавшихся в главном холле взволнованных придворных и неторопливо подходит к Филиппу де Шаньи.
— Среди них нет убийцы, — опережает его виконт, — но видели ли они хоть что-то подозрительное в тот день?
— Боюсь, что нет, месье, — тяжело вздохнув, отзывается следователь, — убийца действовал крайне осторожно и продумано. У меня есть одна теория… Надеюсь, что Вы не сочтете ее неуместной.
— Я готов выслушать любые предположения, месье Гаскон, — серьезно отвечает Филипп, — сейчас любая, даже самая бредовая теория, будет уместна.
— Что ж, — начинает Жан, — история, произошедшая не так давно в Гранд-Опере известна каждому уважающему себя французу. Мне, скажем так, было любопытно изучить случившиеся события и копнуть поглубже в историю так называемого Призрака. Я узнал много интересных деталей о нем, о его… злодеяниях. И, знаете, в убийстве виконта де Шаньи так и читается его почерк. Кроме того, его мотивы достаточно убедительны, месье, согласитесь.
— Говоря о… Почерке Призрака, — запнувшись, уточняет Филипп, — что Вы имеете в виду?
— Безусловно, у виконта немыслимое количество увечий, нанесенных преступником, но есть и одно особенно примечательное — отметина на его шее. Уверен, это след от знаменитой пенджабской удавки Призрака, который можно было ранее увидеть на коже других его жертв.
Старший де Шаньи всерьез задумывается. Слова следователя звучат убедительно, однако он никак не может уловить в этом смысла. Насколько он мог судить, Призраку не было никакого дела до чего-либо, не связанного с Кристиной, он делал все во имя нее, в знак своей любви к ней.
«Он заполучил свой единственно желанный приз в ее лице, так что же еще могло подтолкнуть его к убийству? Он ведь собственноручно отпустил Рауля на свободу!» — не понимает Филипп, хмурясь от собственных мыслей.
— Это же какая-то бессмыслица, — говорит, наконец, виконт, поднимая глаза на следователя.
— Мое внимание сейчас приковано главным образом к надписи, вырезанной на его груди, — продолжает свою мысль следователь, — весьма возможно, что месть за нечто, совершенное Вашим братом, и есть главный мотив.
— Вы же не думаете, что Рауль мог… — Филипп сглатывает подступивший к горлу ком, — изнасиловать Кристину?
Месье Гаскон только разводит руками. Он понимает, что виконту тяжело и больно слышать такие слова, но не может ими пренебречь. Все, сотворенное с Раулем, так и кричит о совершенном им бесчестии, о его вопиющем поступке, повлекшим за собой страшную, но справедливую, по скромному мнению Жана, кару.
— Так или иначе, я считаю, нам необходимо найти мадемуазель Даае, — говорит размеренно следователь, — вероятнее всего, лишь она сможет пролить нам свет на произошедшее. Быть может, Вы знаете с чего стоит начать ее поиски, месье де Шаньи?
Филипп качает головой — он понятия не имеет о местонахождении этой несчастной простолюдинки. К собственному сожалению, он очень мало времени уделял младшему брату перед его кончиной, а потому и мало что знал о произошедшем в роковой вечер премьеры «Триумфа Дон Жуана» и обо всех вытекающих из него последствиях.
— Совсем ничего не могу вспомнить, — вздыхает Филипп, запуская вспотевшую от волнения руку в растрепанные волосы, — но… Кажется мадемуазель и мадам Жири были ей очень близки в театре. Вероятно, им что-то известно?
— Думаю, с этого стоит начать, — соглашается Жан, — благодарю за содействие и ценную информацию. Я свяжусь с Вами тотчас, как мне что-то станет известно. До свидания, месье!
Едва следователь покидает особняк де Шаньи, прислуга разбредается по всему дому, а Филипп устало валится в кресло, накрывая лицо ладонями. Все это слишком тяжело для него, но он не может передать расследование в руки родителей — они слишком стары, чтобы справиться со столь сильной душевной болью.
— Прошу прощения, господин, — окликает виконта молодая служанка, взволновано оглядывая его, — Вам что-нибудь нужно?
— Да, прошу, принесите бокал бурбона, — вежливо отвечает он, бросая быстрый взгляд на ее бледное личико, покрытое легким румянцем, и зачем-то добавляет: — Мне определенно нужно немного расслабиться…
Девушка тут же скрывается за дверью кухни, оставляя Филиппа совсем одного в просторном холле. Оглядывая помещение, он невольно вспоминает, как в детстве они с Раулем вместе бегали здесь, играя в какую-то глупую, выдуманную ими игру. Брат тогда был еще совсем мальчишкой-сорванцом, но Филипп все равно очень любил проводить с ним время. Да и вообще в юности они были очень близки и почти все время проводили вместе.
Он не заметил того, как девушка вернулась в холл. Она тихонько подошла к замершему в кресле виконту и опустила поднос на небольшой кованый столик, расположенный рядом с обитым бархатом креслом.
— Ваш бурбон, мой господин, — лепечет она, поправляя выбившуюся из-под платочка прядь русых волос, — что-нибудь еще?
Виконт только качает головой, а затем медленно переводит взгляд на стоящую со скромной улыбкой девушку, ожидающую любых его приказов. Он никогда ранее не замечал того, как она мила. Да и в принципе не замечал ни ее, ни кого-либо другого из прислуги.
— Как Вас зовут, мадемуазель? — зачем-то интересуется он у девушки и та смущенно опускает взгляд в пол. — И как давно Вы при дворе?
— Люси, мой господин. Рада служить здесь уже третий год кряду.
— Поразительно, — отвечает Филипп, легонько разбалтывая алкоголь в бокале, и внимательно оглядывает юную прелестницу, — я и не обращал внимания раньше.
Он отчетливо видит, как ее охватывает смущение: ее дыхание резко сбивается, тонкие, истертые многочисленными уборками руки подрагивают от волнения, а с губ срывается удивленный выдох. Сам не веря в происходящее, виконт вдруг задает вопрос:
— Могу я, — спотыкается он на полуслове, тщательно обдумывая последующие слова, — пригласить Вас на прогулку по вечернему саду? Не поймите меня неправильно, я лишь хотел бы узнать Вас немного поближе.
— Это очень лестное предложение, мой господин, — быстро тараторит она и от Филиппа не укрывается дрожь в ее голосе, — буду счастлива составить Вам компанию этим вечером, но пока я должна закончить с поручениями достопочтенного графа де Шаньи.
Какое-то незнакомое доселе чувство заставляет его впервые за последние пару недель искренне улыбнуться вслед торопливо уходящей девушке. Что-то совершенно неуловимое в ней заставляет его сердце биться чаще и ему хочется продлить это необычайное ощущение, позволившее ему хотя бы на мгновенье оставить весь мрак последних дней позади.